Аквамарин (часть 2): по моим правилам (СЛР, 18+)

 » Глава 30

Глава 30
Несколько дней жизнь Лив была до одурения спокойной, как в доме для престарелых, только ни один из посетителей не догадывался принести с собой «Унесенных ветром» и шашки. Она вставала по расписанию, ела по расписанию, принимала успокоительные и подвергала свою рану тщательному осмотру в ровно отведенное для этого время, и единственное, что выбивалось из графика подражания жизни животного в зоопарке, были посещения гостей, которым разрешено было заходить в «клетку».
Именно это приносило Лив наибольшее количество боли, даже считая тот день, когда у нее разошелся шов на спине из-за слишком интенсивных попыток дотянуться до остатков шоколадного пудинга на тумбочке, которые кто-то «заботливый» отодвинул туда с благородной целью спасти ее фигуру.
К ней каждый день приходил Макс, по-прежнему заигрывая с ней и выводя из равновесия пикающий датчик измерения ударов сердца. Он развлекал ее рассказами из жизни на Сицилии, игриво и притягательно снова просил уехать с ним, приносил ей вещи, которые она просила… В общем, сама галантность и намек на идеального мужчину… И Лив считала его таким… Но…
Приходил отец, неизменно огорчая ее известиями о том, что они «пока еще не приколотили к столбу то, что останется после задохлика, когда они его схватят и начнут вытрясать все дерьмо», пару раз заходила Аврора… Но Лив показалось, что ее больше интересовало, не сидит ли в ее палате Макс, чем то, какими темпами она поправляется… Даже Трейси О-Коннел снова приходила: напомнить о том, чтобы Лив не смела тянуть свои порочные ручонки к ее чистейшему, как горный ручей, ненаглядному сыну, которого она в ближайшее время «познакомит с отличной партией», но ее вовремя утащил из комнаты Оливер, извинившись за жену и пожелав Лив скорейшего восстановления…
Приходили все, кроме него.
Лив ждала Джонни каждую минуту. Каждую секунду. Каждый шаг за дверью заставлял ее в надежде замереть, ожидая его, но… Он так и не приходил. Не смотря на требования Калеба не перенапрягать сердце, каждую ночь Лив плакала, вызывая в голове его образ и то, как он смеялся здесь, в этой палате в тот день, когда она очнулась после операции… Вспоминая тот момент, когда его глаза и губы были так близко, что хотелось закричать… Она плакала и злилась, утопая в ненависти к себе и злобной обреченности, которая, как насмешливая черная маска, нависала над ней, заставляя опустить руки и больше не искать пути к его прощению, потому что это бессмысленно… А когда приходил Брайан, Лив использовала его в качестве плакательного плеча и старшего брата, который слушал, понимал, сопереживал и давал дельные, поднимающие дух, советы.
Из состояния глубокого одиночества и отчаяния ее выводил только тот факт, что скоро она встретится с Эрнесто лицом к лицу. Лив часто думала о нем, перебирая пальцами его фенечку, и, в какой-то момент, взглянув на все, что происходит, как бы со стороны, в ее голове многие причины и следствия нашли свои места в перепутанном паззле. Она поняла все. Поняла, почему не хочет его смерти, несмотря ни на что. Поняла, что движет им, когда он втягивает ее то в одну, то в другую страшную ситуацию. Поняла, что будет делать, когда встретит его. И это был единственный правильный вариант.
Она готовилась к этому дню.
Несмотря на категорический запрет Калеба подниматься с кровати, Лив все-таки тайком вставала, заново пытаясь привыкнуть к вертикальному положению и справиться со всеми последствиями ранения самой себя в легкое.
Сначала была жуткая слабость, кошмарная боль и головокружение в совокупности с тяжелым, неровным дыханием.
Из этого прекрасного квартета Лив постепенно, упорными тренировками и через преодоление себя, выдавливала каждого его члена по одному.
Сначала она справилась с головокружением и вскоре научилась прекрасно, как и раньше, ходить по палате, не собирая при этом предметы собственным телом и не встречаясь головой с чисто вымытым кафельным полом.
Затем постепенно сдалась жуткая слабость, потому что бороться с потреблением высококалорийной пищи по десять раз на дню, а иногда и ночью, просто было бессмысленным занятием. Силы возвращались, давление поднималось парой-тройкой чашечек двойного эспрессо, а желудок работал на полную мощность, переводя пиццу и стейки в энергетическую ценность.
Тяжелое, неровное дыхание тоже отползало в мир иной с каждым днем, и связано это было с возвращением всех внутренних органов на свои места, а не на те, которые им пришлось занять после схлопывания одного легкого, разбухания второго и начавшихся изменений грудной клетки, так что в этом процессе изрядное участие принимало обыкновенное время.
А вот кошмарная боль оказалась сильнейшим из всех четырех недругов. Бороться с ним могли только обезболивающие и несокрушимое «никакими дурацкими дырками в легких» желание добраться до Эрнесто раньше, чем это сделает господин разъяренный лев Эйден Мартинес. Это единственное неудобство, с которым Лив пришлось найти компромисс.
Но, как оказалось, был и пятый фактор, препятствующий этой фееричной встрече.
Лив от скуки снова играла в игру «Город мечты» на телефоне, пытаясь создать комфортабельный пентхауз на самом приятном для проживания тысяча сто восемьдесят шестом этаже, где, возможно, самолеты могли бы врезаться в окна, а дышать можно было бы только с кислородной маской… как вдруг за дверью послышались голоса.
Лив отчетливо распознала, что говорят отец и Макс, но сначала просто не придала их шушуканью никакого значения, пока до нее не донесся обрывок фразы отца:
- …через полтора часа, твои люди должны быть на месте…
Ощутив невероятную тревогу в сердце, Лив отцепила датчики от своей руки и, быстрее пули, босиком подлетела к двери, взволнованно прислушавшись.
- Мои люди будут там, Эйден. Я сообщу им прямо сейчас. Так это квартира в многоэтажном доме? Как насчет проблем с соседями? Думаешь, им понравится толпа вооруженных мужчин, несущихся по лестнице с автоматами наперевес?
- Все будет в порядке, я договорился с полицейским управлением, предупредил их о возможных звонках… На эти деньги они смогут купить другое полицейское управление, городка Хейгерстаун, скажем…
- Хорошо, но как насчет Лив? – тихо и взволнованно проговорил Макс. Лив навострила уши, затаив дыхание. – Ты обещал сказать ей.
- Макс! – шепотом громыхнул Эйден, сокрушая своим гневом и холодом даже через дверь. – Ты разве не понимаешь? Она еще слишком слаба! Если сказать ей, она через секунду уже будет давить педали «Кадиллака» в больничной пижаме Калеба, проскакивая на красный сигнал светофора! Он сказал, что ей нужен покой на три недели! Она не должна вставать с кровати, это слишком опасно и может открыться внутреннее кровотечение… Она ничего не должна знать, Макс! Ты меня понял???
Лив сжала кулаки, окунувшись в пучину гнева и дикой злобы. Ну, отец… Вот как, значит? Обещания не держим?? Придется как всегда действовать своими силами. Нет, каков старпер, а?? Надуть ее вздумал… Погоди, папаша!!
- Эйден. Я понимаю твои мотивы, но ты представляешь себе, что начнется, когда она узнает о том, что ты ее обманул? О том, что он мертв, а она даже не…
- Макс, слушай внимательно. – гневно зашипел Эйден, еле сдерживая порывы бесконтрольной ярости. – Это уже будет моя проблема, и когда-нибудь она поймет, что так было лучше для нее, поэтому сейчас ты пойдешь туда и проследишь, чтобы она оставалась в палате, пока мы не закончим наше маленькое дельце и не отправим мелкого мозгляка к праотцам! Тебе ясно? Ты должен мне помочь!
Лив сделала шаг от двери, стиснув кулаки и гипнотизируя белую фанерную обшивку бешеным взглядом.
- Ладно. Но, Эйден… это неправильно. – холодно и осуждающе произнес Макс, и Лив увидела, как ручка двери начала проворачиваться.
Девушка за долю секунды подлетела к своей кровати и, плюхнувшись на нее и чуть не заверещав от ужасной боли в груди, все же накинула на себя одеяло и прикинулась спящей, как раз в тот момент, когда Макс вошел в палату.
Она услышала его шаги позади, ощутила его сильную, уверенную и горячую энергетику, почувствовала его взгляд на своей спине и волосах, такой заботливый и нежный, что…
Ага, сейчас, растает она от его синих моргал после того, как он согласился помочь овцебыку-папаше обвести ее вокруг пальца!!! Гнусный, подлый поедатель ее пиццы и десертов! А еще смеет заигрывать с ней, игуана длиннохвостая!! Ладно, ладно, Макс-любовь до гроба, узнаешь ты, каково обманывать бедную Оливию!
Под одеялом и так было невыносимо жарко, лоб девушки быстро покрылся испариной, но и изнутри она горела хищным огнем праведного гнева и злости, даже боль куда-то ушла, видимо, не выдержав конкуренцию с яростью.
Лив попыталась перевести дух, глубоко вдохнув и выдохнув, и услышала, как Макс уселся на скамейку позади нее, по-прежнему не сводя с нее взгляда. Она медленно вдохнула и повернулась на спину, сделав вид, что только что проснулась.
Макс выглядел прекрасно в темно-синей толстовке с капюшоном, бордовой футболке, джинсах и модных кедах. Он игриво и притягательно улыбнулся, заставив гнев Лив встретиться с холодным водопадом, и с укоризной покачал головой:
- Ай-яй-яй, белоснежка, как же тебе не стыдно!
Лив вздрогнула и, вытаращив удивленные глаза, торопливо села в постели. Как этот поганец догадался о том, что она их подслушала?? Неужели успел увидеть тот момент, когда она накидывала на себя одеяло, торопясь прикинуться спящей?
- А ты что, франкенштейн, новый голос моей совести? – язвительно и нервно проговорила Лив, судорожно соображая, что же ей теперь делать дальше. – Знаешь, старый голос, звучавший как божественная музыка Эннио Морриконе, мне нравился больше.
Макс рассмеялся и огненно посмотрел на девушку, сложив руки на груди.
- Ну не надо, не надо, белоснежка! Не пытайся скрывать от самой себя, что мой голос нравится тебе куда больше! И давай-ка вернемся к твоей провинности.
Лив тяжело вздохнула и затараторила, ощущая в себе очередной прилив идиотизма:
- Слушай, ну я же не виновата, что иногда двигаюсь и хожу во сне, даже говорить во сне умею, даже на кровати прыгать, так что если ты думаешь, что мои активные действия, связанные с беготней по палате, в желании сделать вид, что я ничего…
Макс вдруг весело захохотал, изумленно глядя на Лив. Девушка недоуменно нахмурилась… Чего это он веселится? Сердиться на нее должен за то, что она подслушала их с отцом дурацкий разговор… И вообще, могли бы и потише говорить…
- Погоди, постой-ка, Лив… - хохотал в приступе безудержного веселья Макс. – Ты хочешь сказать, что сняла с руки датчики во время очередного приступа… лунатизма, связанного с… желанием попрыгать по кровати??? – и он взял в руку провода с присосками и, помахав ими перед лицом ошарашенной и густо покрасневшей Лив, снова захохотал. – Малышка, если у тебя есть еще какие-то секреты, например, ты пьешь кровь белых пушистых кроликов в половину первого ночи, или любишь пересматривать «Санта-Барбару», когда тебе грустно, предупреди, пожалуйста, заранее, договорились??
Лив гневно вырвала у него из руки свои датчики и, сгорая со стыда, раздраженно воскликнула:
- Заткнись ты, месторождение дебилизма! Сам-то, небось, по ночам любишь по холодильникам в голом виде ползать и чужую еду воровать, это, кстати, на тебя очень похоже, но я же не ржу, как коняга, которой копчик почесали! Если ты о датчиках, горилла, то они мне спать на левом боку мешают, да и легкое подозрение у меня, что не сдохну, как бы ни хотелось, в ближайшие лет тридцать, так что отвали, гнусавое дребезжание совести, куда подальше!
Макс продолжал громко хохотать, сводя на «нет» все раздражение и тягучую злобу, которые бушевали внутри девушки от осознания того, что они с папашей собрались провернуть за ее спиной, пока она лежит раненным морским котиком в этой палате, так что через пару минут ей даже сделалось немного стыдно от того, что она собралась предпринять.
- Ладно, ладно, белоснежка, не ругайся, а то твое милое личико покроют преждевременные морщинки… - он снова просмеялся, заметив, какой бабой-Ягой зыркнула на него Лив, и примирительно улыбнулся, проговорив:
- А твой отец глубоко заблуждается насчет тебя… На месте маленькой, но чертовски пренебрежительной ко всем физическим недугам девочки он видит ту же маленькую, но очень слабенькую и хрупкую малышку, которой нужно длительное санаторно-курортное лечение, ибо без селезенки, да с дыркой в легком человек очень уязвим ко всякого рода… видам смерти.
Лив потянулась и зевнула, соображая всеми своими извилинами, как незаметно свалить из этой пропахшей спиртом и таблетками белоснежной тюрьмы в ближайшие пять минут и куда деть при этом не на шутку разговорившегося стража в синей толстовке.
- Ты так умно рассуждаешь, павлинья морда, а не бросить ли тебе карьеру страшного итальянского мафиози – черного плаща, и не заделаться ли великим философом? Напишешь десятитомник высказываний, что-то вроде «стакан наполовину пуст или наполовину полон» или «поспешай, не торопясь» и кучу прочей ерунды для заблудших душ, которым только твоих глубокомысленных изречений и не хватало… как тебе мысль?
Макс пожал плечами и с веселой улыбкой ответил:
- Думаю, из нас двоих, белоснежка, скорее, ты выпустишь сборник обзывательств, почерпнутых из названий представителей флоры и фауны, описанных в детской энциклопедии. Но если ты и правда считаешь меня великим мудрецом, моя девочка, то просто докажи это, подарив мне волшебный поцелуй и согласие уехать со мной в Италию! В качестве признания моей особенности этого будет вполне достаточно. – самодовольно и нагло заявил он, обаятельно наклонившись к девушке и очаровывая ее огненным взглядом синих глаз, нежно и ласково пройдя по чертам ее несколько помятого от лежания на подушке, чуть порозовевшего лица.
Спасибо Всевышнему, хоть датчики треклятые молчали! А то триумфу этого черноволосого, обаятельного красавчика не было бы предела. Оливия снова почувствовала себя пришитой к месту и не имеющей сил пошевелиться под его чарующим, нежным, но сильным и мужественным взглядом, он невыносимо околдовывал ее, и она ничего не могла с собой поделать, не могла сопротивляться тому, что все внутри нее сжималось и подрагивало от его близости… И виной тому были, конечно, ее воспоминания и чувства, которые, как бы она ни хотела, ей не удавалось заглушить в себе…
С трудом удерживая себя от невыносимого желания посмотреть на его губы и прикоснуться хоть кониками пальцев к его груди, Лив тихо, по-прежнему не двигаясь, с трудом проговорила:
- Смешная шутка, Макс, особенно насчет того, чтобы я собрала свой нехитрый скарб и бросила Джонни и отца, вместе с его тупорогим бизнесом, а также Брайана, который как-то странно спокойно терпит меня, и суповой наборчик, пользующийся дешевой краской для волос, на произвол судьбы и улетела на пожизненные каникулы на Сицилию. Ну а то, что ты – великий мудрец и мудришь всякую идиотскую хрень – я давно знала, так что считай это моим признанием. И хватит уже пялиться, чертов франкенштейн, как же ты заколебал своим умением дергать мои нервы и чувства по отношению к тебе! Закрывай зеркала души, ложись на скамеечку и притихни… - Лив, наконец, пришла в себя, зачитывая вслух этот монолог, но все еще желая убить Макса за то, что он продолжал огненно и страстно оглядывать ее лицо, губы, шею, зону декольте, будто не просто имел на это право, но был единственным хозяином сего «богатства». – А хотя, нет, обворожительнейший из навязчивейших, сгоняй-ка лучше за кофе.
Макс притворно вздохнул и еще ближе пододвинулся к Лив, заставив ее перестать дышать и замереть на этой чертовой больничной койке… А время-то шло, часики тикали… пора что-то делать с бывшим парнем…
- Ради тебя – все, что угодно, моя королева… - огненно шепнул он практически ей в губы, неотрывно глядя в ее аквамариновые глаза своими обжигающими и такими мужественными, синими, как лед, глазами. – Только скажи волшебное слово, ну же, будь умницей… - гипнотически жарко произнес он, и тело Лив пробило электрическим током… Нет, он точно издевается, скотина бессовестная!
Лив тихонько вздохнула, выдерживая напряженный зрительный контакт, поднявший температуру ее тела на несколько градусов, но ее рука все же скользнула под подушку и нащупала толстенный, не менее, чем из трех тысяч страниц, сборник сочинений европейских авторов ХХ века и, сжав его ладонью, виновато прошептала:
- Извини, Макс… Я не хотела снова делать это, но…
И ровно через секунду ошарашенные глаза Макса уже следили за тем, как на них опускается огромная, тяжелющая книга в кожаном переплете с железными вставками, которую, по иронии судьбы, сам же он и принес девушке почитать, забрав ее у одного из умирающих пациентов Калеба (точнее, к тому моменту уже умершего).
Он ничего не успел сделать или сказать. Сокрушительный удар, искры салюта во все стороны, дьявольская боль и кромешная тьма… На второй секунде его глаза благополучно закрылись.
Лив с огромным сожалением проследила за тем, как безжизненное тело Макса валится на пол, безвольно распластавшись на белом кафеле в странной, неуклюжей позе. И она снова его вырубила. Уже второй раз за всю историю их отношений. С огромным сожалением и жгучим чувством вины Лив немножко постояла над ним, затем, подумав, схватила подушку и подложила ему под голову, с огромным усилием развернув его на спину и сложив руки ему на грудь.
Еще несколько секунд ушло на то, чтобы написать Максу извинение пальцем на остатках шоколадного торта, где ранее сверху красовалось очередное нежное послание от шеф-повара Эндрю, после чего Лив кинулась одеваться.
Скинув с себя больничную сорочку, Оливия со скоростью супергероя из комиксов принялась натягивать на себя джинсы с излюбленными дырками на коленках, желтый свободный топ с закрытой грудью и спиной, прикрывающий бинты на месте ранения, и в тон ему лакированные, такого же цыплячьего оттенка, туфли на высоком каблуке. Этот наряд она попросила когда-то привезти своих телохранителей на тот прекрасный день, когда доктор Калеб, наконец, позволит ей выйти из его волшебной лечебницы.
Бросив последний виноватый взгляд на Макса и тяжело вздохнув, ощущая, как накатывает волна боли и усталости (все-таки сил после операции она накопила немного), девушка тихонько выскочила за дверь.
Благодаря лишь какой-то счастливой звезде, в коридоре, да и в самой лавке над подпольной клиникой никто ей не попался, а ее «Кадиллак» стоял буквально в двадцати метрах от входа, сверкая своей черной чистотой и лакированным металлом.
Вопреки надеждам девушки, на улице было чертовки холодно: она совсем забыла, что на дворе уже глубокая осень. Но возвращаться за курткой не было времени. Поежившись, она бросилась к машине и запрыгнула внутрь, поспешно включив двигатель и ожидая, когда, наконец, заработает подогрев сиденья. Выехав на одну из прилегающих улиц, Лив холодной рукой вытащила из джинсов телефон и быстро набрала номер Люка, поеживаясь и ощущая свежий прилив боли, который, к тому же, усугублялся напряжением замерзших мышц всего тела.
Со второго гудка в трубке послышался взволнованный голос:
- Оливия?? Что… что случилось? Как твое здоровье? – спохватился компьютерный гений, от радости забывший не только о том, что предмет его восхищений должен быть в больнице, но и собственное имя.
Лив поморщилась, чувствуя, как нагревается под ней сиденье, даря ее замерзшим косточкам долгожданную порцию тепла.
- Я, как всегда, в порядке, гений, лучше ты скажи – твой железный друг, снизу доверху напичканный разными приложениями и программами, рядом с тобой?
- Разумеется. – быстро и деловито ответил парень. – Что я должен сделать?
Лив услышала спешный стук его пальцев по клавиатуре и улыбнулась, снова порадовавшись знакомству с ним.
- Мне нужно, чтобы ты выследил сигнал мобильника моего отца. – выпалила Лив и продиктовала ему номер.
Люк записал номер, и Лив услышала щелканье мышью и новую клавиатурную дробь, которая, однако, была прервана вопросом:
- А разве сейчас ты не должна быть в… ну… в больнице?
Лив затормозила на светофоре и включила обогреватель, облегченно вздохнув от ощущения теплого дуновения в свою сторону:
- Слава Богу, а то чуть кишки к скелету не примерзли… - неожиданно, вслух тихо пробормотала она, получив в ухо удивленное:
- Что?
Девушка недоуменно хмыкнула, обнаружив, что говорит мысли вслух, и ответила милому, волнующемуся за ее здоровье, компьютерщику:
- Что «что»? Я ничего не говорила. А насчет моего пребывания в больнице… - Лив беспечно отмахнулась, тут же поморщившись от резкой боли в груди. – Я чудесным образом быстро исцеляюсь. Доктор Калеб просто не нарадуется на такую прилежную пациентку… А когда он перестанет радоваться и обнаружит, что вместо меня в палате отдыхает красавчик-сицилийский босс в отключке, будет уже поздно что-либо менять. Так что там с папашей, Люк? Мне срочно нужно узнать, где он!
- А-а-а… э-э-э… - шокировано протянул в трубку Люк, совершенно не представляя, как реагировать на подобного рода изречения, но, взяв себя в руки, он все-таки принял решение перейти к делу. – Сейчас, Оливия, еще минутку… Угу… Есть. Эйден Мартинес сейчас в Бруклине, перекресток Беркли-плейс и Седьмой авеню… Минут двадцать езды от тебя.
Лив кивнула и, включив навигационную карту, мило протараторила:
- Пора поднимать тебе зарплату, хакер. Мой папандр вообще платит тебе?
Люк робко и неуверенно хмыкнул в трубку.
- Ну… Да… в некотором роде.
Лив вырулила на оживленное шоссе, следуя указаниям строгого женского голоса из навигатора, и удивленно переспросила:
- Это что еще за некоторый род? Он что, тебе вместо денег банки с консервами шлет? Или выдает заработок талонами из игрушечной «Монополии»?
Люк скромно рассмеялся.
- Нет, он просто… пообещал не выдавать информацию о том, что я проник на сайт Министерства обороны… кому надо.
Лив недовольно поморщилась.
- Мистер Скрудж в своем репертуаре. Ладно, дружок, не переживай. Я исправлю эту ситуацию. Хватит твоему талантливому мозгу ютиться в сараюшке, где ревнивая и скандальная подружка начищает полы воском. Спасибо за помощь, гений, я в долгу не останусь! Пока!
И она хотела повесить трубку, как Люк вдруг поспешно окликнул ее дрожащим от волнения голосом:
- Лив, постой!
- Чего тебе?
- А ты… м-м-м… - он замялся и замолчал. Лив хмуро посмотрела на дисплей, затем недоуменно проговорила в трубку:
- Люк? Ты там в порядке?
Вздох, затем снова слабый, дрожащий голос:
- Я хотел спросить… ты… ты… встречаешься с кем-нибудь? – с огромным трудом выдавил гений и в ужасе замолчал, а Лив от удивления чуть не врезалась в идущий перед ней автомобиль. Ее губы растянулись в довольной улыбке, и она чуть не захихикала, как маленькая глупышка. Ну надо же! Неужели этот парнишка в нее влюбился? Вот так дела…
Лив вздохнула. Расстраивать и обижать Люка ей не хотелось, он правда был невероятно мил с ней, но…
- Прости, Люк, но… да, есть тут парочка гамадрилов, которые вытрепали мне все нервы… Ах да! – вспомнила вдруг Лив и чуть не захохотала. –За одной из этих обезьян я еще и замужем! Так что, да… В моей ситуации одним экстрактом валерианы не отделаешься, прости. – грустно добавила девушка, которой второй раз в жизни пришлось дать отворот-поворот хорошему, симпатичному парню, и ей правда было искренне жаль.
Люк вздохнул и быстро, но с невероятной грустью, произнес:
- А… да? Ну, ладно… Извини за вопрос, я просто… Не бери в голову. – он вдруг собрался и уже более спокойно произнес:
- Удачи тебе с отцом, Оливия, если понадоблюсь – звони.
И отключился.
Лив, все еще пребывая в легком шоке от того, что каким-то непостижимым образом очаровала компьютерную голову, бросила телефон на соседнее сиденье, попытавшись сосредоточиться на своей миссии.
Но, судя по всему, счастливая звезда решила перейти на соседнее полушарие земли или вообще упала с неба и сгорела в атмосфере, потому что Лив стало казаться, что какие-то темные силы (исходящие наверняка от насекомыша с туманным взглядом, от кого же еще?) специально препятствуют тому, чтобы она успела добраться до Эрнесто раньше, чем отец сделает из него люля-кебаб.
На перекрестке Президент и Сеттет-стрит «Кадиллак» уже готов был сорваться на только что загоревшийся зеленый, как, откуда ни возьмись, на проезжей части появилась бабуля, тяжело хромая с палочкой на другую сторону дороги, и, кажется, пребывая в мире, где слабым, немощным старичкам на любой дороге горит вечный зеленый свет.
Треклятые секунды бежали прочь одна за другой, пока бабуля медленно, но верно ползла в своих чистеньких, беленьких кроссовках (странный выбор обуви для пожилой женщины, но тем не менее), коричневой вязаной юбке и синем, утепленном пальто, переставляя свою палочку дрожащей, почти прозрачной, сухой рукой.
Лив с нетерпением барабанила пальцами по рулю, дрыгая ногой и наблюдая, как порывы ветра заставляют старушку прикрыть глаза и двигаться еще медленнее, чем здоровенная черепаха со светлыми полосками на толстом панцире… Лив не могла вспомнить ее название.
Машины позади нее сигналили ей, равно, как и нетерпеливые, вечно спешащие автомобили на встречной полосе, из которых уже начали выглядывать водители, ругая бесстрашную старушонку на чем свет стоит.
Лив со злостью посмотрела на орущих мужчин, ставших похожими на свиней, страдающих запором, и, недолго думая, вылетела из теплого «Кадиллака» и, подбежав к бабульке, которая ошарашено уставилась на маленькую блондинку в летнем топике, схватила ее руку и, перекинув через свою шею, поволокла ее практически на себе, морщась от дикой боли при каждом вдохе.
- Дочка, дочка, потише… Куда ты так спешишь? – медленно прошамкала бабуля, неотрывно глядя белесыми, выцветшими глазами на Лив.
- Да как куда, бабуля? На светофоре – красный, на дороге – нетерпеливые психи, на улице – пять градусов тепла! Вы же не хотите стать жертвой автокатастрофы, брошенной на месте преступления и замерзающей без руки помощи? – протараторила Лив ошеломленной бабке, и, сделав последний рывок, поставила старушку на безопасный клочок тротуара, выдохнув. – Запомните, пожилая мисс: зеленый свет – ползи вперед, красный – с места меня никто не сдерет… Как-то так.
И Лив побежала обратно к машине, сопровождаемая аплодисментами свиней с расстройствами желудочно-кишечного тракта и нервной системы и удивленным, но благодарным взглядом старушки на тротуаре.
Девушка резко стартанула, торопясь нагнать утерянное время, но на дороге, как на зло, на каждом перекрестке горел запрещающий сигнал, задерживая ее секунд на тридцать и все больше сокращая расстояние между нею и тем отрезком ближайшего будущего, в котором спешащая девушка находит мертвое тело сводного братца с вырванными жизненно важными внутренними органами.
На одном из подобных перекрестков, где красный свет был особенно мучительно долог, Лив нервно покусывала губу, глядя то на электронный циферблат перед собой, то на окружающие ее дома и прохожих, практически не замечая их. Ее телефон без устали жужжал на соседнем кресле, но девушка не предпринимала никаких попыток поговорить о собственных отклонениях по фазе хоть с кем-нибудь из тех, кому срочно захотелось найти ее.
Красный все горел и горел, пропуская оживленное четырех-полосное движение по перекрестному шоссе, и Лив волновалась все больше и больше… как тут ее внимание привлекли двое молодых людей, стоящих на углу дома. Один из них был белым, а другой – чернокожим, с короткой, еле заметной стрижкой черных, жестких волос и неизменным широким, приплюснутым носом – характерным признаком особенного лицевого строения темнокожих людей.
Белый парень был блондином в черной кожанке, под которой виднелась черная толстовка с капюшоном, джинсах и кедах, а лицо его… Лив не могла сказать, что это был обычный парень из тех, что учатся в колледже или работают официантами в закусочных. Криминальное прошлое этого блондинчика оставило свой след на перебитом, кривоватом носе, парочке шрамов: один украшал бровь, разделяя ее на две причудливые части, а другой – щеку, и выражении глаз – они цепко оглядывали прохожих, а точнее, их сумки, карманы, прикид, перепрыгивая на подъезжающие к светофору автомобили, пристально осматривая каждую деталь, замечая любую мелочь, которая могла бы дать информацию о состоятельности владельца или о возможностях перепродажи тачки, либо ее комплектующих.
Его друг афроамериканец выглядел подобным ему образом, но, в общем-то, не изменяя стилю афроамериканской молодежи: объемная темная футболка, массивная куртка с капюшоном, который был накинут на его голову, несколько передних золотых коронок, блестевших в те моменты, когда он цедил речитативом свою реакцию на слова товарища, джинсы, кеды… Он держал руки в карманах, и Лив могла поклясться, что в одном из его кулаков было зажато оружие.
Лив понимала, что они готовятся что-то совершить, но даже и во сне не могла представить, что жадные и внимательные взгляды этой разномастой парочки вдруг остановятся на тонированном, потрясающем «Кадиллаке Эскалэйд», внутри которого она же сама и сидела.
Со все более нарастающим беспокойством, нервно поглядывая то на светофор, то на часы, то на засиявшую неподдельным интересом группу из двух людей, разглядывающих ее автомобиль слева направо и о чем-то переговаривающихся, Лив упрашивала любые силы природы или хотя бы дорожное управление Нью-Йорка о том, чтобы она могла выжать газ и рвануть от этого места куда подальше… Но красный все горел и горел, заставляя ее проникнуться сильной нелюбовью к этому цвету.
И в этот момент худшие опасения Лив подтвердились: черный и белый о чем-то быстро договорились и резвой походкой и с устрашающими, как им казалось, выражениями лиц двинулись к «Кадиллаку».
Лив ошеломленно смотрела на них, не зная, плакать или смеяться от такой подножки со стороны судьбы.
- Не… может… быть. – выдохнула она, глядя, как двое бандитов подходят к водительской дверце и дергают за ручку, но натыкаются на неожиданное препятствие в виде блокировки. – Нет, серьезно???
А время шло.
- Эй. – жестко крикнул белый, постучав по стеклу костяшками пальцев. – Открывай. Немедленно! Или тебе же будет хуже! Давай, кретин!
Великолепно. У нее хотят угнать машину посреди бела дня двое отморозков, забывших о межрасовой войне ради достижения общей цели и приставших именно тогда, когда она так чертовски спешит спасти жизнь другому человеку! Нет, ну это издевательство какое-то!
Лив не на шутку рассердилась и, открыв бардачок, вытащила оттуда пистолет. Эту сладкую парочку она не боялась, и отдавать им свою любимую машинку и чесать пешедралом восемь кварталов как-то не входило в ее планы.
Белый начал разъяряться, видя, что водитель авто не реагирует. Конечно, если бы эти двое сразу узнали о том, что «Кадиллак» защищен толстенной броней и пуленепробиваемыми стеклами, то отказались бы от этой затеи сразу, а не торчали бы посреди дороги, привлекая ненужное внимание пешеходов и тех, кому пришлось пристроиться следом за Лив в очередь на проезд через перекресток. В результате, паренек как-то важно и многозначительно кивнул своему черному другу, и тот, подойдя вплотную к двери, показал рукоять револьвера, слегка высунув его из кармана.
- А ну вылезай из тачки, дерьмо собачье, живо!!! – заорал белый, брызнув слюной, а может, остатками самообладания, на стекло, и Лив брезгливо поморщилась. – Или тебе будет ой как плохо, слышишь, гнида?!?
Лив, проклиная все на свете, глянула на светофор, на несколько машин перед ней, на психованного парня за окном и мощно газанула, заставив обоих горе-преступников отпрыгнуть от неожиданности.
Негр вытащил пушку и навел ее на стекло, целясь прямо в голову девушке, которую он не видел.
- Ну все! Ты конкретно попал, урод! Вылезай живо, козлодой!! Считаю до трех: раз… два… - негр взвел курок, и Лив, закатив глаза и потеряв всякое терпение, тем более, видя впереди спасительный зеленый, слегка опустила стекло и вытащила свой пистолет, направив его на негра.
- Три. Стреляй, мечта стоматолога, пиф-паф. – гневно процедила она, испепеляя сияющим злобой взглядом двоих, так не вовремя приставших к ней, угонщиков.
Белый и черный обомлели, увидев белокурые волосы и большие, аквамариновые глаза, горящие, однако, недобрым огоньком, но все равно принадлежавшие женщине, а когда, через секунду, до их крошечных мозжечков дошло, они наперебой заорали:
- Кертис, это же телка!
- Слышь, да тут, по ходу, баба за рулем! Вот так свезло!! – захохотал негр, шлепнув белого по плечу и, наклонившись к окошку и выдерживая пристальный взгляд Лив, с дебильной усмешкой проговорил:
- Эй, куколка! Если выйдешь без всякого базара и уберешь ствол, мы, так и быть, ничего тебе не сделаем, так что давай-ка по-хорошему, детка!
Лив нетерпеливо покосилась на часы и гневно ухмыльнулась:
- У меня другое предложение, крутые парни: вы сейчас убираете свои трусливые задницы от моей машины, и, так и быть, я не найду вас и не завяжу в крепкий, дружеский узелок ваши ловкие, шаловливые ручонки, идет? Повторяю, быстро отвалили от моей тачки!!! Я спешу.
Негр и белый переглянулись и расхохотались злобным смехом.
- А ты, малышка, очень веселая… - хмыкнул белый, тоже наклонившись к окну. – Думаешь, если с тобой твой малокалиберный дружок, то ты уже крутая девочка? А если мой братан тебе мозги вынесет прямо сейчас?.. Еще раз говорю: открывай тачку, шлюшка! Слышишь?
Лив злобно топнула ногой и, ощущая, как гнев и дикое, горячее, как печь, раздражение захлестнули ее окончательно и бесповоротно, изловчилась и грубо, изо всей силы врезала пистолетом по руке белому, наставив его на агрессивно дернувшегося афроамериканца, желающего защитить друга от телесных повреждений, яростно прошипев:
- Ладно, ублюдки, только из-за того, что мне чертовски срочно надо быть сейчас в другом месте, я воспользуюсь положением и открою вам секрет, что эта машина принадлежит Эйдену Мартинесу, моему чудесному и очень доброму папочке… У вас есть хоть малейшее представление, кто он такой? – задала риторический вопрос Лив, потому что при звуке имени ее отца, оба парня испугались до того, что белый потемнел, а черный побледнел. Они одновременно отступили на шаг назад, и даже их пистолет как-то горестно повесил нос, услышав столь шокирующую новость.
- Да ну… Ты брешешь… - сипло проговорил негр, а Лив закатила глаза.
- Хочешь проверить? Стреляй по тачке! Она бронированная, кретин! Так что если вы двое не хотите всю жизнь принимать пищу через трубочку, то вы сейчас же оставите меня в покое и пойдете к чертям собачьим, в противном случае папочка узнает подробное описание ваших рож, а память у меня хорошая. – гневно, с угрозой в голосе проговорила Лив, которая никогда обычно не прикрывалась отцом в собственных проблемах: это было не в ее духе.
Парни даже как-то странно задергали глазами, впечатленные ужасающей новостью о том, что они чуть было не покусились на машину и здоровье дочери мафиозного барона, и, отступая назад, подняв руки в знак капитуляции, одновременно бормотали:
- П-простите, мисс Мартинес, мы это…
- Мы же не… не специально… мы просто…
Лив прищурилась и нахмурилась, вдруг заметив у чернокожего на руке зеленый платок… Она знала, кто носит такие платки, но почему тогда этот парень напал на ее машину?..
- Эй, ты, в капюшоне! – вдруг окликнула негра Лив, указав дулом пистолета на его запястье. – Это платок «Острых ножей»? Ты – человек Трейшоуна?
Негр замер, напугавшись, кажется, еще больше.
- Я… да… Не говори ему! – вдруг взмолился он, и его глаза сделались такими жалкими и беззащитными, что Лив мигом остыла. – Он убьет меня!!!
- Так ты знал, что у него распоряжение – не трогать машины моего отца?!? Почему тогда полез ко мне??? – возмущенно воскликнула Лив, ничего не понимая. Или Трейшоун решил повоевать с ней, отомстить за смерть своих людей, или этот паренек глуп, как чихуахуа…
Черный паренек расширил наполненные ужасом темные глаза и замотал головой:
- Нет, я не знал, клянусь! Мне ничего об этом…
Лив бросила взгляд на часы, и ее сердце сжалось: еще несколько минут впустую… Проклятье!!! Только бы папаша решил растянуть удовольствие…
- Ладно, проваливайте. – махнула рукой Лив, и афроамериканец вскинул к ней руки:
- Стой! А как же я?..
- А что –ты? – нетерпеливо протараторила девушка. – Я даже твоего имени не знаю, так что прекрати мочить штанишки и иди, поменяй подгузник! С Трейшоуном я сама разберусь. Пошли к черту!!! – гневно бросила Лив и даванула педаль газа, не боясь отломить ее своими резкими действиями.
Восемь кварталов пронеслись быстрее, чем комета Хейла-Боппа в 1997 году, и Лив, бросив «Кадиллак» поперек улицы и не потрудившись убрать с проезжей части его мощный, увесистый зад, быстрым взглядом окинула жилой, восьмиэтажный дом, в котором, судя по наводке Люка, и был сейчас отец.
Тяжело вздохнув, чувствуя, как в голове шумит ветер и стучит дятел, грозя выдолбить из коры головного мозга последние извилины, девушка собрала остатки сил и, поежившись от холода, бросилась в подъезд.
Серые, нагнетающие тягостное настроение, гладкие стены, три одинаковые двери на каждом этаже – вот и все, что она увидела, посмотрев наверх, в просвет между перилами.
- Ну, если отец уже здесь, значит из квартиры в любом случае будет раздаваться его карканье, крики и дурацкая стрельба. – заявила сама себе Лив, тяжело дыша, и бросилась вверх по лестнице.
Иногда из дверей, в ответ на цоканье ее каблуков, высовывались озадаченные и испуганные головы, правда, после секундного созерцания бегущей вверх блондинки, одетой, как на пляж, в ноябре-месяце, они отчего-то шустро исчезали, сопровождая это звуком громко захлопывающихся дверей, разносящимся на несколько этажей эхом по подъезду.
Оливия понимала, почему у них такая странная реакция: видимо, папаша со своим выводком грозно протопал по этой же лестнице некоторое время назад, и, скорее всего, жителей немного напрягло оружие в их руках и сумрачные лица, поэтому…
Ее мысль оборвалась на полуслове.
Между четвертым и пятым этажом прямо на ступеньках лежал мужчина. Судя по грязной, в пятнах от еды, майке и рваных, отдувавшихся на коленках, спортивных штанах, он явно жил в одной из этих квартир, а валяющаяся рядом догорающая сигарета свидетельствовала о цели его выхода на площадку…
Лив замерла, в ужасе глядя на то, как хрипел незнакомый ей мужик, держась за сердце и вытаращив подернутые болью глаза на девушку, кажется, пытаясь попросить о помощи.
Сердце Лив дернулось, и она в раздражении посмотрела наверх, туда, где, по ее мнению, располагалась обитель Господа.
- Да ты издеваешься?!? – топнула она ногой, проклиная чертовы обстоятельства за то, что каждая секунда во спасение этого курильщика может стать роковой для супергениального, но больного на всю головушку, малорослика Эрнесто, но, не мешкая ни секунды, она пересекла несколько оставшихся ступеней вверх и забарабанила по всем трем дверям, заголосив, что есть мочи:
- Эй!!! Э-э-эй!!! Кто-нибудь!!! Откройте! Тут мужчине плохо!! Откройте же, ну!!! – гневно прошипела Лив, снова обрушившись с кулаками на хлипкие двери, которые сотрясались от ее ударов.
И, наконец, хвала Всевышнему, из квартиры с левой стороны послышался щелчок отпираемого замка, и Лив увидела два больших карих глаза, обрамленных густыми ресницами и темными бровями, взметнувшимися наверх от удивления и испуга. Лив требовательно посмотрела на девушку, в ужасе таращившую на нее свои глазищи, и яростно протараторила:
- Наконец-то, давай скорее, звони в скорую, видишь, ему плохо, приступ или что там у него еще в груди защемить может… А курить-то меньше надо, так ему и передай, если оклемается, а пока, может, побудешь с ним, а то я спешу, мне еще кое-кого спасти надо… - на одном дыхании импульсивно выдала Лив, указывая рукой на хрипящего соседа девушки, все еще пучившего глаза в потолок и явно страдающего от ужасной боли.
Девушка, наконец, очнулась и, распахнув дверь, вылетела на площадку, достав из кармана мобильный и набирая номер службы спасения.
- Мистер Киндел!! Мистер Киндел!!! Что с вами?? – в ужасе затараторила темноволосая, немного полноватая девчонка, которой на вид казалось не больше пятнадцати лет. – О, Господи! Сейчас… скорую вызову…
Она набрала номер и, приложив мобильник к уху, посмотрела на Лив расширенными от растерянности и испуга глазами.
- Спасибо… - шепнула она, как-то странно посмотрев на девушку, и Лив кивнула:
- Не за что. Теперь скажи: не видела ли ты тут толпу дядек в строгих костюмах с лицами носорогов и огнестрельным оружием в руках, возглавляемых пыхтящим, как паровоз, седеющим важным шкафчиком с голосом, как из громкоговорителя?
Девушка ошарашено открыла рот и медленно кивнула.
- Они побежали… на седьмой… - шепотом, наполненным несказанным ужасом, проговорила она.
Лив снова кивнула и улыбнулась ей из последних сил.
- Слава Богу! А то тишина такая – думала, что домом ошиблась! Эти-то красавцы мне и нужны! Ну, счастливо тебе и… мистеру Кинделу.
И Лив бросилась наверх, чувствуя на себе взволнованный и ничего не понимающий взгляд больших карих глаз.
Седьмой этаж и правда ознаменовал окончание гонки Лив за собственным папашей: дверь в квартиру напротив лестницы была распахнута настежь, а в бедно обставленной, старомодной прихожей лежало несколько человек с пулевыми отверстиями в разных частях тела, напустив на старый, протершийся ковер уже целую лужу крови.
Лив замерла, с болью и отвращением глядя на них, но в этот момент из глубины квартиры раздались крики, звуки борьбы и ломающейся мебели, и Лив, спешно перешагнув через мертвые тела, рванула на крик, борясь с собственным ужасом от того, что она все-таки могла опоздать.
В гостиной, кроме все тех же нескольких мертвых тел, никого не было, а новый крик раздался из спальни. Не мешкая ни секунды, держась за стены и чувствуя, как гудит в ее голове, Лив кинулась за угол и увидела толпу людей ее отца, включая Марти и Эдди, с грозными лицами нацеливших пистолеты внутрь комнаты.
- А ну расступитесь, остолопы, живо! – скомандовала Лив, расталкивая массивные спины в дорогих костюмах и пробиваясь в спальню.
- Мисс Оливия?!? – завопил ошарашенный Марти, но Лив только махнула на него рукой и влетела в комнату.
Спальня была пустой, если не считать огромной кровати посередине, на которой «отдыхал» мертвый человек Эрнесто лицом в подушку, а возле нее на полу, один на другом, лежали еще двое бедолаг, но Лив не замечала их.
Ее внимание было приковано к высокой, крепкой фигуре в невероятно дорогом черном костюме и туфлях и с до жути знакомым седеющим затылком, стоящей около открытого окна и с явным напряжением держащей по тонкой, костлявой щиколотке в каждой руке, которые завершались очень уж бросающимися в глаза лакированными голубыми ботинками небольшого размера.
- …этот полет ты навсегда запомнишь, задохлик!!! – громыхал отец, и Лив, чувствуя, как в груди все больно сжалось, а в глазах потемнело, вскинула руки и закричала:
- Отец!!! Нет!!! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ???
Эйден вздрогнул и чуть случайно не отпустил Эрнесто в бездну, который как-то болезненно захохотал.
- Оливия?!? Что ты здесь делаешь??? – встревоженно и гневно воскликнул отец, обернув голову и ошарашено уставившись на дочь. – Ты должна быть в больнице у Калеба!!!
- А ты должен был сказать мне, что собираешься к этому таракану! – крикнула в ответ Лив. – Немедленно верни его внутрь!!! Немедленно, отец!!!
Эйден раздраженно рыкнул и с огромным трудом втащил Эрнесто обратно в квартиру, грубо установив рядом с собой.
Лив нахмурилась, посмотрев на своего, некогда важного, представительного и самоуверенного, а теперь просто жалкого, сводного брата.
Эрнесто скалился, как-то болезненно подрагивая и держась одной рукой за ребра. Его лицо было фиолетовым от множественных синяков, бровь и лоб были рассечены, и капли крови размазались по его щекам, рваная губа окрашивала ровный ряд зубов в алый цвет, а волосы спутались, и на их белесом оттенке тоже играли багряные пятна крови. Тот самый зеленый кардиган, в котором болтался «жучок», прыгая под шелковой подкладкой, был снова изорван и испачкан в крови, это же касалось и темно-синих, некогда выглаженных до совершенства, брюк. В общем и целом, выглядел Эрнесто ужасно.
Лив вдруг очнулась, как будто всю дорогу до этой квартиры пребывала в чужом теле. Она так спешила спасти шкуру этого несчастного, запутавшегося в себе и собственных эмоциях, типа, что напрочь забыла о собственном самочувствии. Боль обрушилась на нее, как снежная лавина с горного хребта – резко и отчаянно придавив ее своим весом. Она обнаружила, что ее голова просто разрывается изнутри чудовищной пульсацией, грозящей выкинуть мозги из всех возможных отверстий в черепе, безумная боль разрывала ей грудь и правую сторону туловища, особенно в том месте, где была рана, вдобавок, она ощущала сбивающую дыхание сердечную аритмию и невероятную, жгучую усталость: кажется, организм отозвался на поспешное исчезновение из больницы и скоростной подъем на седьмой этаж.
Лив с трудом выдохнула и с укоризной посмотрела на отца, тревожно, но в то же время разозленно изучающего ее пристальным взглядом.
- Я же тебе говорила, что должна увидеть его прежде, чем ты реализуешь на его тщедушном теле свои мстительные идеи!! – недовольно воскликнула Лив, очень сильно желая присесть, а лучше – прилечь где-нибудь: так сильно подкашивались от слабости ее ноги. – А ты решил все сделать по-своему, да еще часового ко мне приставил! Да ты хоть представляешь, папочка, в каком ужасном состоянии мне пришлось его оставить??? А все из-за твоего идиотского плана по ограждению такой хрупкой меня от нервных переживаний… И как же тебе не стыдно, взрослый человек, седеющие виски, бритва с тремя уровнями лезвий?!? Ай-яй-яй. – язвительно проговорила девушка, ввергая своего отца в замешательство, правда, судя по бешено вращающимся глазам, чувством вины, на которое уповал этот монолог, там так и не запахло.
- Оливия… Какой неожиданный сюрприз… - проскрежетал Эрнесто, отплевывая кровь из разбитой губы, но Эйден тут же ткнул дулом пистолета ему в щеку и раздраженно прошипел:
- Заткнись. Ни слова, пока я не разрешу. – он снова посмотрел на дочь и громыхнул:
- Лив, что ты сделала с Максом?? Надеюсь, он жив? Тебе не следовало приезжать, дочка, ты еще слишком слаба, да ты только посмотри на себя!! – обеспокоенно воскликнул он, махнув на Лив свободной от пистолета ладонью. – Давай так. – успокаивая самого себя, выдохнул отец. – Я здесь все закончу сам, а ты пока посидишь в машине…
- Отец, да что за проклятье седых отроков!!! – вскричала в бешенстве Лив. – Ты что, вздумал играть со мной в игру: «Мы говорим на одном языке, но я все равно тебя не понимаю»??? Значит, поступаем следующим образом: ты, - она ткнула пальцем в нахмуренного и жутко недовольного Эйдена, - и вы все, - она указала на толпу вооруженных мужчин, держащих Эрнесто на мушке, - сейчас выйдите отсюда и оставите меня и этого побитого насекомыша наедине!!! Все ясно, или вам в Гугл-переводчике набрать на португальском, чтобы дошло??
- Что-о-о?? – взревел вконец взвинченный и порядком выведенный из себя всей этой ситуацией Эйден. – Наедине?? Да ни за что на свете! Чтобы я оставил тебя одну с этим маньяком??? Да не бывать этому!!! Так что, либо говори все, что ты хочешь сказать, при мне, либо отвернись, потому что я собираюсь вынести ему мозги вон на ту стену прямо сейчас! – рыкнул он, снова грубо и, наверное, чертовски больно ткнув Эрнесто пистолетом в лицо.
Лив тяжело вздохнула и яростно прошипела:
- Папаша, да очнись ты! Он еле дышит после вашей проработки его на звание боксерской груши для тренажерного зала! Что он может мне сделать? Выйдите, еще раз повторяю!! Наш разговор должен состояться наедине. Ну, ну, вперед! Огурец, командуй эвакуацией! – заторопила их Лив, активно размахавшись руками, и Эйден вздохнул.
- Ладно. Но если что – кричи. – жестко посоветовал он и грозно, с вызовом посмотрел на все еще подрагивающего и жующего собственную кровь главу Чикагского синдиката.
- Непременно. – язвительно ответила Лив, и Эйден махнул своим людям, чтобы они вышли из комнаты. Проходя мимо дочери, он окинул ее взволнованным взглядом в последний раз и вдруг удивленно буркнул:
- Кстати, почему это ты так странно одета?
- Я перепутала времена года. Что здесь странного?? – отрешенно и не задумываясь, ответила Лив, глядя только на Эрнесто. Ей предстояло объяснить ему кое-что… Сумеет ли она убедить, достучаться до его сердца?.. Ее внутренности обеспокоенно сжались.
Эйден покачал головой и неохотно вышел, прикрыв за собой дверь.
Лив и Эрнесто остались вдвоем. Тишину и тонкие волокна напряжения первым нарушил парень:
- Так ты сбежала из больницы, чтобы поговорить со мной??? Оливия… - его глаза подернулись уже знакомой дымкой, и он медленно проковылял к кровати, тяжело и осторожно опустившись на нее. – Стоило ли рисковать своим здоровьем ради какой-то предсмертной болтовни? Или речь пойдет о том, кому будут переданы материалы по тебе и твоей семье после моей смерти?? Я прав?? – он мягко ухмыльнулся и облизал кровоточащую губу.
Лив тяжело вздохнула и села рядом с ним, отодвинув ногу возлежащего на кровати мертвеца как можно дальше от себя.
- Да плевать мне на все твои видео, аудио и другие компроматы. Можешь передать эти файлы хоть Папе Римскому, мне все равно. И кстати, если ты еще не понял, господин «Лютая месть» не убьет тебя. Я ему не позволю, будь уверен.
Эрнесто удивленно, но все так же спокойно и мягко посмотрел на Лив.
- Не позволишь? Но… почему??? Это было бы логичным завершением моей неудавшейся игры… Я столько сделал на пути к уничтожению вашей семьи, что ты должна ненавидеть меня и хотеть убить!
Он мягко и болезненно рассмеялся. Лив промолчала, глядя на него и не испытывая никакой злобы, презрения или ненависти. Только щемящую жалость и желание все изменить…
Эрнесто тоже смотрел на нее. Его серые глаза прояснились, он внимательно и проницательно разглядывал девушку с ног до головы, впечатываясь взглядом в ее глаза, желая понять, что же движет ею сейчас… Какие мотивы и противоречия борются в ее голове?..
- У тебя кровотечение открылось. – спокойно заметил он, глянув на ее желтый топ, и Лив с раздражением на себя и на свое, так не вовремя продемонстрировавшее свою слабость, тело, опустила глаза и увидела большое кроваво-красное пятно на шелковой ткани, расплывающееся в районе пулевого отверстия. Она недовольно посмотрела на Эрнесто и нахмурилась:
- А у тебя ребра сломаны. Может, на этом закончим обсуждать наши болячки, как две старые клячи, или желаешь начать делиться опытом самолечения в домашних условиях? – она вздохнула и, сложив руки в замок на коленях, задумчиво, но импульсивно проговорила:
- Я действительно ненавижу тебя и даже не собираюсь скрывать это. Ты следил за мной, вызнал мои секреты, шантажировал нас, успешно начал топить наш бизнес, сунул отца в консервную банку и заставил бороздить дно Гудзона, чуть не убил двоих самых близких мне людей… Так что да. Я чертовски сильно, безудержно, до одурения и повышения артериального давления ненавижу тебя!!! – в сердцах и с чувством проговорила Лив, но вдруг резко остыла и внимательно заглянула ему в глаза. – Но я никогда не хотела тебя убить.
Эрнесто слегка нахмурился. В его сером взгляде светилось непонимание и удивление.
- Это нелогично. По всем законам этого мира ты должна была первая наброситься на меня сегодня и растерзать за всю боль, что я причинил тебе… а ты…
Лив всплеснула руками.
- Вот именно! Ты не понимаешь. Проблема не в том, какие козни ты мне строил, а в том, почему ты это делал! И чертов ответ кроется именно в твоем понимании законов жизни. – она вздохнула и тихо, с огромным внутренним сиянием, проговорила:
- Я понимаю тебя. Ты разорван на клочки, ты сломлен и переломлен на тысячу раз, в тебе нет целостности, нет света, нет огня. Ты одинок, и считаешь это и своей силой, и своим наказанием одновременно. Ты винишь в своем одиночестве моего отца и мою семью. Да, Эйден виноват… отчасти. Но твой папаша, черт бы тебя побрал, начал первым! – снова разъяренно воскликнула Лив, не сдержавшись. – И он был не прав, потому что не имел оснований обвинять моего отца в отношениях с его женой, которых, на тот момент, и в помине не было!
- Да брось, Оливия, ты сейчас… - злобно начал было спорить Эрнесто, но Лив его жестко перебила:
- Я говорю тебе это, не потому, что хочу подчеркнуть бессмысленность твоих затей, а просто как факт, который, между прочим, был проверен моим отцом. От нескольких, оставшихся вживых, членов твоей семьи он получил подтверждение того, что Алиса и Рико начали встречаться только по прошествии месяца с того момента, как она родила меня и отдала в семью Мартинес. Да это сейчас и не важно, кузнечик. – тяжело вздохнула Лив, вспомнив о своей настоящей маме и ощутив прилив неимоверной тоски. – В любом случае, результат не порадовал никого: мой отец получил длинноволосую и голубоглазую куклу вместо долгожданного рыцаря, а твой папаша – повод для бешеной ревности, в результате чего погибла моя мама, а меня было решено запереть в пансионат на другом континенте.
Эрнесто вздохнул, взявшись за бок, и сухо рассмеялся, устало проговорив:
- К чему вся эта заезженная история, сестрица? Лучше позови своего папочку, и пусть он уже доводит дело до конца…
Лив гневно посмотрела на него и вспыхнула:
- Идиот! Я пытаюсь сказать тебе, что после тех событий, не только ты потерял смысл и желание жить, но и я! Я была также одинока и озлоблена на всех вокруг, потому что думала, что жизнь несправедливо обошлась с такой маленькой и нежной звездочкой, как я, и как же я ненавидела отца!!! Буквально картинки в голове рисовала, как я буду выкручивать ему кости и слушать, как он кричит от боли в унисон с криком отчаяния и злости у меня в голове!!! А потом… Потом я вернулась. И именно из-за своей агрессии и отстраненности я стала причиной гибели сестры… Мною овладела жажда мести. – Лив развернулась к нему, глядя на него горящими глазами и держась ладонями за пылающие щеки. Как же много она хотела сказать этой худосочной фигурке с ужасающе насмешливым и скептически настроенным взглядом уставившейся на нее!.. – Я думала, что, наконец, обрела цель своего пустого и никчемного существования! Думала, что поняла, для чего дышу и копчу воздух на этой земле! Мстить, мстить, мстить за смерть сестры и, заодно, выплеснуть всю свою накопившуюся злобу на удачно попавшегося под руку уродца Блейка Уолша! Да!!
Она рассмеялась и горько покачала головой.
- Но я ошибалась. Все изменилось. – она встала и зашагала перед ним по комнате. – У меня появился Джонни… и Макс… И я оказалась не одна! И что самое потрясающее – я поняла, что одиночество не делает нас сильными, оно разрушает нас изнутри, не дает частичкам сердца склеиться в единый орган! Я всю жизнь строила стены между собой и другими людьми, вместо того, чтобы возводить мосты, и теперь жалею об этом! Не будь дураком, Эрнесто! – она снова возбужденно села около него и схватила за запястье. – Не месть дарит нам смысл, а любовь! Любовь и умение прощать! Мы живем не ради того, чтобы «восстанавливать справедливость», а ради того, чтобы научиться понимать людей вокруг нас, научиться прощать ошибки! Я также, как ты, верила, что семья – это слабое место, это болезненная яма, которая тянет тебя вниз и портит нервы своим существованием! Но после того, как я стала работать с отцом, после того, как у меня появился Джонни, я поняла, что человек без семьи – никто. Семья – это наша сила, это наш внутренний столп, наша крепость. – Лив вздохнула, вспомнив о том, что она потеряла Джонни, но сейчас ей некогда было думать об этом. – Я готова на все, лишь бы защитить их, понимаешь? Мне есть, кого защищать! – она засмеялась, а в ее глазах блеснули слезы. – И я не хочу твоей смерти, кузнечик. Ты, как никак, мой сводный брат. И ты просто… запутался. Тебе не нужно мстить мне, мы можем…
Эрнесто резко рассмеялся, болезненно поморщившись и глядя на наивно светящееся лицо разгоряченной своим откровенным монологом Лив. Он смотрел все так же насмешливо, недоверчиво, презрительно, но Лив все же разглядела в его глазах затаенные осколки боли.
- Ты серьезно, сестра?!? Что за детский лепет??? Любовь… Семья… - презрительно проговорил он, выплюнув на пол сгусток крови. – Ты правда хочешь сказать, что всегда мечтала рискнуть своей жизнью ради парня, который бросил тебя, ради отца, который предпочел избавиться от тебя тогда, когда он был тебе так нужен, и который сейчас пытается манипулировать тобой, заставляя делать то, что он хочет?? Какое прощение, глупая девчонка?? Прощение – для слабаков, которые боятся ударить своего обидчика как можно больнее! Целью всей моей жизни было желание отомстить твоему отцу за то, что лишил меня родителей, твоей пресловутой любви, нормального дома! Меня готовили к этому, ломая шаг за шагом врожденные стереотипы, страхи, комплексы… - он презрительно посмотрел на Лив, сердце которой разрывалось от каждого его слова, и вдруг снял левую перчатку. Лив с ужасом увидела, что вся его ладонь и тыльная сторона руки были покрыты ужасным шрамом от ожога, и ее руки сами потянулись, чтобы прижаться ко рту в порыве боли. – Вот это, - он указал на жуткий шрам, - оставил мне мой отчим, когда я отказывался продавать наркотики несовершеннолетним подросткам. Он держал мою руку в огне камина и с дикими, жесткими глазами слушал, как я кричу… Мне было шестнадцать. – Он горько ухмыльнулся и стащил вторую перчатку, обнажив такой же отвратительный шрам, и Лив в мгновение стало дурно, тошнота подкатила к горлу, а по щеке побежала слеза. – А вот этот я получил в подарок, когда не захотел убивать должника своей семьи… Уж и не помню, что он там задолжал, и много ли… Помню только боль, уничтожающую душу и необходимость сопротивления… Огонь пожирал мою кожу, он пожирал все хорошее, что было внутри меня, оставляя только озлобленное отчаяние и желание мстить, крушить, убивать… И после того, как я посвятил мести всю свою жизнь, огромное количество сил и энергии, ты хочешь сказать, что это было напрасно??? – он снова болезненно засмеялся и одел перчатки. – Прости, Оливия, но такой слишком жалкой попыткой ты не сможешь изменить то, что после моей смерти файлы с тобой и твоим отцом попадут в руки ФБР. Это даже смешно!
Лив с болью посмотрела на него и вдруг вспылила:
- Да о чем ты вообще говоришь, дурень? Мне жаль, что из тебя вышибал дерьмо отчим, делая из мальчика комок грязи и коврик для своих ботинок, мне жаль, что ты потерял отца и мать, но я говорю правду! Ты не умрешь! Можешь не верить в то, что я сказала тебе о прощении, любви и семье, можешь после нашего разговора гнать на всех парусах в ФБР и выложить им мою голову на блюдечке с голубой каемочкой, но я вела весь этот нервный и очень волнительный для меня треп только к тому, что хотела предложить тебе начать наши отношения с начала! Я не злюсь на тебя за то, что ты сотворил с моей семьей, я понимаю, почему ты это делал! И поэтому я хотела предложить тебе новую игру под названием: «стань моей семьей». – Лив вздохнула и успокоилась, увидев, как удивленно и внимательно Эрнесто слушает ее, как горят его серые глаза, не веря в то, что слышат его уши… - Я хочу протянуть тебе руку и показать, что ты не один. Что у тебя может быть семья. – тихо сказала Лив. – Каждый человек заслуживает хоть малюсенький кусочек любви и окрыляющего душу чувства, что он небезразличен кому-то, что его кто-то ждет, что есть человек, который соберет тебя воедино, почувствует то, в чем ты нуждаешься в данную минуту, подберет осколки твоего разбитого сердца и поможет тебе постепенно, через боль, через мучения, собрать их заново… Тот, с кем можно поговорить, кому можно позвонить… Тот, кто всегда будет рядом, не зависимо от глубины ямы, в которую ты с таким шумом и свистом грохнулся… Мы совсем не знаем друг друга, - сказала девушка, отчаянно заглядывая в его глаза, - но я чувствую связь между нами. У нас есть кровное родство, и я… понимаю, что творится у тебя внутри.
Эрнесто приоткрыл рот, излучая бешеное противоборство, отчаяние, желание поверить и боязнь, что это ловушка… Его серые глаза сияли страхами, витающими, как призраки, над молодым парнем, по душе которого когда-то прошли паровым катком, чтобы сделать из него бездушную машину для устрашающей вендетты, жесткого и безумного главу мощного синдиката Чикаго… Его серые глаза ужасно страдали от того, что он мечтал поверить, мечтал… но не мог сломаться обратно, после всего, через что он прошел…
- Ты… пытаешься запутать меня? Обмануть? Это твой план спасения близких? – прошептал он, а Лив взяла его за руку и с горящими глазами отчаянно проговорила:
- Посмотри на меня внимательно, Эрнесто. Ты видишь, что я вру? – она вдруг полезла в карман и достала его браслет, который везде носила с собой, который возвращал ее на правильный путь, сбивая негативные эмоции, который служил напоминанием о его истинной сущности, о его родстве с ней, о его подавленности.
Эрнесто ошарашено уставился на свою фенечку в ее руках. Его глаза не мигали, были круглыми и ошеломленными, и все его тело вдруг дрогнуло…
- Откуда он у тебя?.. – тяжело шевеля губами, шепнул он, с благоговейным страхом коснувшись кончиками пальцев своей фенечки, будто не веря, что он видит ее.
Лив развернула его ладонь и вложила туда браслет, вздохнув:
- Я нашла его около твоей сгоревшей машины там, на причале. И сохранила его для тебя. Мне кажется, этот браслет очень много для тебя значит…
Эрнесто с силой сжал его в ладони и вдруг, дрожа всем телом, поцеловал кулак с зажатой в нем фенечкой. Его глаза болезненно заблестели, и он прошептал сухим, взволнованным голосом:
- Я думал, что навсегда потерял его… Этот браслет принадлежал маме. Она всегда носила его и говорила мне, что он приносит ей удачу… Но она умерла… И я забрал его себе как единственное напоминание о ней… Иногда я чувствую, как меня что-то словно засасывает в сверхмассивную черную дыру… Там только боль, пустота, гнев и ненависть… И темно. Ни лучика солнца или надежды… да это одно и то же. Тогда я смотрю на него, держу в руках и вспоминаю ее, как говорил с ней, как смотрел в ее глаза, как она носила его на своем красивом запястье… Самом красивом запястье в мире! И он возвращает меня в реальность. Я становлюсь собой и могу мыслить здраво. Ты… ты…
Его глаза засветились благодарностью и новой болью от того, что все нерушимые принципы его жизни вдруг сильно пошатнулись… Он почти поверил ей… Почти поверил в существование добра и в возможность создания… новой… семьи…
Ее сердце разрывалось от боли. Глядя на него, она так отчаянно желала, чтобы он поверил ей, чтобы дал им шанс на любое возможное будущее! Лив понимала всю ценность семьи, и она невыносимо, до безумного крика желала, чтобы он стал хоть маленькой ее частичкой… Она хотела помочь ему стать собой, настоящим собой, а не ужасной тенью, пародией на самого себя, кривой и насмешливой маской…
- Я просто хочу сказать тебе, - глухо, со слезами на глазах произнесла она, - что через несколько минут я встану и выйду из этой комнаты, прихватив за собой всю ту агрессивную толпу за дверью. А что ты будешь делать дальше – тебе решать. Но даже если ты побежишь сдавать нас ФБР-овцам за то, что я так грубо прервала твою садистскую игру, я не стану тебя ненавидеть и не захочу убить. Не знаю, как тебе, а вот мне лишний родственник не помешает… Я думала, что мы могли бы начать просто с вежливых звонков, а потом, возможно, сходили бы куда-нибудь вместе, и… тогда бы ты понял, что это стоит всех твоих отмщений и ненавистей, вместе взятых. Возможно, у нас не получится стать настолько близкими людьми чтобы делиться секретами и шушукаться, склонив головы над столиком в любом убогом кафе или шикарном ресторане… Но я бы очень хотела узнать, какой ты на самом деле, и доказать тебе, что любовь и прощение все-таки существуют и стоят того, чтобы ради них переломать себя на тысячу миллионов раз обратно.
Она устало вздохнула, посмотрев на замершего в болезненной, скорченной позе Эрнесто, глаза которого, не мигая, смотрели в пол и были подернуты не пеленой тумана, как обычно, а прозрачной пленкой слез, отражая болезненный раздрай в его душе и даже чьи-то пятна крови на полу, будто блестя и белым, и серым, и красным одновременно, и поднялась на ноги.
- Слишком поздно. – вдруг прошептал Эрнесто и медленно поднял на нее глаза… Они будто подрагивали в такт бешеным ударам его сердца, и теперь Лив видела в их отражении свое искаженное в бессильном отчаянии лицо… Или это было его отчаяние?.. – Уже ничего не исправишь. Всю жизнь мне внушали, что месть – это великое оружие великих людей, призванное нести в мир справедливость и восстанавливать равновесие… Я испорчен изнутри… Меня нельзя разобрать, починить и собрать заново. Я – рудиментарный орган этого мира и никогда, никогда по природе своей не смогу стать чем-то большим, лучшим… Во мне ничего не было и нет, кроме злости и хитроумных планов… Нельзя просто появиться в моей жизни и исправить двадцать лет насилия над моей душой… Слишком поздно, Лив.
Лив с огромным, рвущимся наружу, горем, слушала его. Слезы бежали по ее щекам, да она уже и забыла, как когда-то давно стеснялась плакать в присутствии других, расценивая проявление чувственности за слабость… Как же много не понимала она тогда, и как же безумно ей хотелось донести это до него сейчас!.. Но… Он отказывается от нее. Значит, она была недостаточно убедительна, значит, не нашла нужных слов и не спасла его… Не смогла протянуть руку помощи…

 » Глава 30 (окончание)

Нервно усмехнувшись, она вдруг проговорила:
- Раз ты – рудиментарный орган, можно я буду звать тебя просто Руди? А то эти два слова после первого же бокала виски с ходу-то и не произнесешь…
Эрнесто уставился на нее странным взглядом, и Лив тут же поспешила добавить, плохо скрывая горечь и разочарование:
- Не бери в голову, кузнечик, из меня, конечно, выходит не самый желанный кандидат в родственники… - она вздохнула, вытерла слезу и проговорила тихим голосом:
- Мне жаль, что ты отказываешься… Знай, что какое бы решение ты ни принял, продолжишь ли играть со мной в свою жестокую игру или просто сдашь нас властям, моя рука всегда будет протянута для тебя… И я либо буду счастлива, если ты вдруг резко передумаешь, или испытаю ужасное разочарование по поводу того, что моя наивная картина мира, в которой земля держится на плечах ближайших родственников, лопнет, как объевшаяся канарейка… - она устало направилась к двери, по дороге бесцветно проговорив:
- Ладно, мне пора обратно в больницу, а то чертова кровь всю блузку залила, пусть доктор найдет затычку для моей дырки понадежнее… - раздраженно глянув себе на грудь, сказала она. Взявшись за ручку двери, она вдруг вспомнила кое-что и остановилась, повернувшись. – Исправить можно все, кузнечик. Важно только то, какую цену придется за это заплатить. И это не мои слова, брат.
Она дернула дверь, собираясь выйти, как ее остановил отчаянный, дрожащий голос Эрнесто:
- Стой!
Лив удивленно обернулась. Эрнесто тяжело дышал, стискивая зубы и, кажется, ведя борьбу с самим собой или с каким-то невидимым врагом, по крайней мере, его глаза горели диким, сухим и жестким пламенем отчаяния. Он с болезненной гримасой поднялся и подошел, прихрамывая, к девушке, пристально вглядываясь в ее глаза. Медленно сунув руку в карман брюк, он вытащил оттуда маленькую, черную флешку. Взяв руку Лив своей окровавленной, горячей рукой, он вложил ей в ладонь карту памяти и тихо проговорил:
- Здесь вся информация о тебе и твоей семье: видео, аудиозаписи телефонных разговоров, фото, досье… Все. Ты оказалась права, Оливия. Я действительно одинок. – его глаза устремились в одну точку и снова болезненно дрогнули, рождая слезы. – Поэтому нет никакого другого человека, который мог бы передать эти данные в ФБР после моей смерти… Да и я бы никогда не доверил столь важную информацию никому, кроме себя. Так что я просто блефовал, чтобы не умереть раньше времени. – он горько ухмыльнулся и с болью посмотрел на Лив. – Это – единственный экземпляр. Все, что было в моем телефоне, погибло вместе с ним, когда твой отец решил проверить, нет ли у меня крыльев, вывесив вниз головой с седьмого этажа… Так что мобильник просто выпал из кармана. – Он печально ухмыльнулся, а Лив дрожала, тяжело переживая то, что происходило в данный момент. Ее рука почти не чувствовала флешку, так что она чуть было не обронила ее, буквально прибившись тяжестью собственного тела к тому месту, на котором стояла. Вот, значит, как… Все кончено… Но никакой радости по этому поводу она не испытывала. Ей казалось, будто он рвет тонкие нити, связывающие их в не очень здоровом и не очень счастливом тандеме, и ее сердце проваливалось в желудок с каждым мощным ударом по ребрам… Не так, все не так должно было завершиться!!!
Эрнесто долго смотрел в ее глаза своими потерянными серыми, влажными, блестящими и такими большими, что она снова видела в них себя и видела мокрые отблески на своем лице…
- Теперь уходи, Оливия. – шепотом, еле слышно, проговорил он. Лив, как в замедленной съемке, которая всегда тормозила картинку перед ее глазами, в состоянии глубокого потрясения смотрела за движением его губ… Его шепот оставил глубокий, рваный порез в ее душе, а легкий, тонкий ветерок прошелся по ее лицу, охлаждая его… Следующая фраза окончательно обрушила тот хлипкий мост, что тяжело качался между ними над огромной, смертельно глубокой пропастью взглядов, мировоззрений и жизней:
- И спасибо за браслет.
Почти незаметный шепот, но ей будто крикнули в уши эти слова.
Эрнесто медленно опустил глаза и, ссутулившись, побрел обратно к кровати. Лив с разрывающей, безнадежной болью смотрела, как он тяжело садится и снова берет в руки мамин браслет, подавленно и, как никогда, разбито глядя на него.
Она запомнила его таким – окровавленным, в порванной одежде, растерзанным этой жизнью на мелкие клочки… Запомнила его тонкие пальцы, медленно перебирающие деревянные шарики на ленте, и вышла, покинув спальню и его тонкую, согнутую фигурку на кровати…
- Лив! Наконец-то! Ты в порядке, дочь??? – как обычно громовым голосом с приказными интонациями «заворковал» обеспокоенный отец, и девушка с трудом очнулась, вырвавшись из мира последних удручающих образов в голове. Лив тяжело посмотрела на него, ощущая невероятную усталость и пустоту внутри. Она была высосана до капли. И катастрофически разбита. Эйден оглядел ее внимательным взглядом и, заметив, что дочь плакала, яростно вытаращился на дверь спальни, гневно поджав губы. – Если вы обо всем поговорили, значит, пришло время кончать мерзавца… Ребята… - и он уже было махнул рукой, делая знак толпящимся «костюмам», украшенным дулами пистолетов, ворваться в спальню, но Лив резко схватила его за локоть и воскликнула категоричным тоном:
- Отец! Мы не будем его убивать, так что не маши тут граблями понапрасну.
Эйден сделал еще один «взмах крылом», заставляя своих людей замереть в смешных позах, и недоуменно и возмущенно уставился на дочь:
- Как не будем??? Ты что, дочь??? Да ты только вспомни, сколько дерьма он нам всем сделал! И этот его компромат... Не убьем сейчас эту гниду, так завтра он побежит...
- Не побежит. – устало выдохнула девушка и, вытащив флешку, сунула ее в нагрудный карман пиджака отца. – Здесь все. Кузнечик… Эрнесто, - поправилась Лив, отчего-то понимая, что больше не может отгораживаться от него прозвищами, - больше не будет нас преследовать. Так что сможем создать коллекцию семейных фильмов и великолепный фотоальбом на тему: «Как мы с папой убивали Генри Уолша позапрошлым летом». А теперь, поехали уже?? – недовольно поморщилась она, снова посмотрев на свою грудь и вдруг в полной мере ощутив, что от дикой боли она старается почти не дышать, еле-еле двигая диафрагмой на вдохе…
Эйден целую секунду внимательно изучал ее суровым, недоверчивым взглядом, но сдался, и, обняв дочь за плечи, повел к выходу из квартиры, накинув на нее свой пиджак. На улице все-таки царствовал ноябрь…
- И как тебе это удалось? Вытащить из него все данные? У него точно нет дубликата записей? Может, все-таки стоило его прибить? – обеспокоенно засыпал вопросами дочь Эйден, взволнованно поглядывая на ее потерянный, бледный вид и рану, кровоточащую на груди.
Лив что-то ответила ему… Что-то насчет ее природных данных вести успешные переговоры… Что-то насчет мобильника Эрнесто, грохнувшегося с седьмого этажа… Что-то насчет того, куда пойти дорогому папочке со всеми своими убийствами…
Потому что она была удручена. Потеряна. Чертовски разочарована собственной неудачей с Эрнесто… Да, то, что он отдал ей флешку, она не считала за успех… Она не рассчитывала на это своим монологом, и ей правда было как-то наплевать на то, что было бы с ней дальше, пойди Эрнесто с этой флешечкой к федералам… Усталость, боль, пустота.
В кармане джинсов завибрировал мобильный. Лив с удивлением вдруг осознала, что он вибрировал почти все время с тех пор, как она приехала к этому дому на своем «Кадиллаке», но Лив была так увлечена сопутствующими событиями, что на жужжание не обращала никакого внимания.
Она уже садилась в машину к отцу, который суетливо примостился рядом с ней на заднем сиденье, дабы контролировать ее состояние здоровья и настроения, приказав неизменному Марти за рулем гнать в больницу к Калебу, чтобы дочке оказали необходимую помощь и снова уложили баеньки, когда Лив, вытащив мобильный, увидела номер Джонни на экране.
Состояние подавленности резко улетучилось, а сердце послало по ее нервным окончаниям импульс, сообщавший о глубоком, безумном гневе и всемирной обиде на этого засранца с его глазами, аки изумрудами, и ямочками, аки чертовыми магнитами, на щеках, которого она так самозабвенно, так бесповоротно и так чертовски злобно и агрессивно любила в эту минуту, и который даже не удосужился ни разу за несколько дней навестить ее в больнице, подарив ей, тем самым, новые водопады слез и скачки давления и пульса по ночам… И теперь, после всего этого, он еще смеет ей звонить!!!
Поерзав на заднем сиденье отцовского «Кадиллака» и грустно посмотрев на свой, так и продолжавший стоять поперек дороги «Эскалэйд», Лив сняла трубку и с огромным удовольствием потихоньку начала спускать Полкана, ощущая быстро растущую в ней ярость:
- Вы только посмотрите, кто звонит! Да это же сам великий экс-супруг Джонни О-Коннел снизошел до разговора с простреленным навылет смердом и челядью экс-супругой Оливией Мартинес! И что случилось, о драгоценнейший из эгоистичнейших мерзавцев этого грешного мира, что вы вдруг впервые за несколько дней соизволили набрать мой номер??? Не иначе, как миссис О-Коннел объявила бойкот разбросанным по дому рубашкам и ремням, дабы заставить своего сынулечку полюбить порядок в собственном гардеробе? А, хотя, нет, подожди, - злобно продолжала язвить Лив под предостерегающие и недоуменные взгляды отца и Марти с Эдди с передних сидений, - к нашей земле что, летит огромный астероид? Проклятье, а я даже не знала! И сколько нам всем осталось? Хоть денек-то в запасе имеется?? Я еще, между прочим, не пробовала жареных лягушек и не прыгала с тарзанкой, надо успеть исправить эту ошибочку, пока мы все не превратились в кучки пепла… Так ты ради этого мне позвонил? Предупредить о скорой, надвигающейся кончине?
На последнем слове запас кислорода в ее легких закончился, и она тяжело вдохнула воздух, чтобы на самом деле не помереть прямо на этом месте.
- Оливка… - протянул задумчивый и серьезный голос, и Лив вздрогнула… Хоть и не было привычного тепла и флирта, но все равно этот тембр, обогащенный его внутренней, ни с чем не сравнимой энергетикой, его внутренним, особенным сиянием и огнем, приводил ее сердце в исступление. – Я постоянно забываю, какие у моей розочки бывают колючие шипы… - голос его тут же посерьезнел, и, явно еле сдерживая гнев, Джонни повелительно и возмущенно проговорил:
- А теперь отвечай: куда ты опять подевалась из больницы??? Тебе же вставать нельзя, забыла, глупышка??? Где ты, Лив???
Лив стиснула зубы, чувствуя, как торнадо бешенства и неимоверной, несчастной усталости и раздражающего бессилия закручивает ее в свою воронку. Она гневно проговорила в трубку:
- Я с папочкой, так что не беспокойся, мамонтовая шкура, не помру где-нибудь за углом, да и кровь уже почти остановилась… - задумчиво и язвительно протянула Лив, посмотрев на тяжелое и холодное красное пятно на желтой ткани. – Скоро закончится, наверное. Только я чего-то не пойму, придурок, каким это боком тебя это касается??? Тебе же, кажется, было плевать, раз ты ни разу не соизволил появиться…
- Прекрати, Лив, включай мозги, девочка! – прикрикнул на нее Джонни строгим и сердитым голосом. – Только не говори мне, что ты так и не поняла, почему я не приходил! И, кстати говоря, пару лет тому назад, когда я также, как ты, валялся целый месяц в больнице, ты тоже не особо жаловала меня своими визитами!
- Так ты же знал, что я осталась из-за тебя!!! – вспылила Лив, заорав на всю машину. – К тому же, Калеб слил тебе, болтливая борода, что я приходила, пока ты спал!!! Это не одно и…
- Я не знал, почему ты осталась! – тоже вспыльчиво, на повышенных тонах проговорил Джонни. – Мне казалось, что ты сделала это из жалости, потому что без твоей помощи я бы умер! Ты же Макса любила, дурында! И любишь… - с болью добавил он, но все же переключил себя. – А о том, что ты приходила, я узнал только в день выписки, когда Калебу надоело смотреть на мою расстроенную мину! Если ты правда не понимаешь, почему я не навещал тебя, то немедленно возвращайся к Калебу! Я приеду, и мы поговорим.
Лив вздрогнула, ощутив внутри крошечный лучик надежды, но ее обуяла такая бешеная обида и злость, что она разъяренно заголосила в трубку:
- Нет, Джонни, все, хватит! Я не поеду к Калебу, Марти, вези меня домой, я здорова и обойдусь без его бракованных и прохудившихся ниток, которые вечно рвутся на мне в самый неподходящий момент! Мне нужно было поговорить с Эрнесто, но ни Макс, который решил поиграть в заботливую сиделку, ни папаша, - она злобно и угрюмо уставилась на не менее хмурого отца, который с беспокойством слушал ее разговор, - которому я ясно сказала, что должна увидеть его, ни ты, а ты наверняка был в курсе того, что они едут линчевать его, ни даже мой второй папуля Брайан… С ним я позже поговорю… Короче, никто из вас и не подумал поставить меня в курс дела, решив провернуть все за моей спиной, что же мне оставалось делать??? Как еще я могла успеть исправить возможную ошибку, если вы все – просто кучка упрямых, чокнутых, зацикленных на том, что я в любую секунду отдам Богу душу, если хоть пальчиком пошевелю, идиотов!!! Никакого Калеба…
- Оливия!!! – грозно вскричал отец, но Лив гневно махнула на него рукой, продолжая орать в трубку:
- …никакого разговора с тобой, к чертям вас всех!!! Мне очень жаль, дебил ты мой ненаглядный, что я обидела тебя, но я так дьявольски устала от бесконечных попыток доказать тебе свою любовь, вернуть тебя, снова быть счастливой, что с этого момента я посылаю тебя, Джонни, в далекую-далекую страну под названием Жопа-Лэнд!!! Ты даже представить себе не можешь своей нарисованной извилиной, как уродливо и извращенно вывернул мне душу!! Я больше не буду бегать за тобой, Джонни, слышишь?? И если ты решил, что из-за моей чертовой ошибки мы больше никогда не будем вместе – пусть будет так! Хватит играть на моих чувствах, хватит метать ножи в мое сердце, больше никогда, никогда, никогда… - она чуть не задохнулась и сделала паузу, чтобы набрать воздуха в легкие. – Никогда, никогда, никогда не звони мне, я не могу слышать твой голос, и не попадайся мне на глаза, скотина двурогая, а лучше найди себе… да кого угодно, они липнут к тебе, как волосы на блеск для губ! И создай новую семью, как хочет твоя мама, я даю тебе полный, стопроцентный, окончательный РАЗВОД!!! Пошел к черту!!! – крикнула она и, не дожидаясь оправданий или нападок Джонни, слыша его обеспокоенный, но уже не раздраженный, а обескураженный и потерянный голос, зовущий ее: «Лив, Лив, подожди, стой!..», бросила трубку, бешено швырнув телефон куда-то подальше от себя и, закрыв лицо руками, зарыдала от нестерпимой, так сильно замотавшей ее, боли.
Сквозь слезы она ощутила руки отца, которые попытались отодрать ее ладони от лица и развернули ее за плечи в свою сторону. В этот момент его голос громыхнул:
- Оливия, черт возьми, ты что, спятила??? Ты чего ему наговорила??? Да ты рехнулась, дочь!!! А ну, посмотри на меня!! – жестко и беспрекословно приказал отец. – Посмотри на меня, СЕЙЧАС ЖЕ!!!
Лив вздрогнула, чувствуя что-то новое в голосе отца, и, всхлипывая, подняла на него мокрое лицо. Его серые глаза пылали.
- Начнем с того, что ты не поедешь домой! Мы едем к Ка…
- Закончишь фразу – и я выпрыгну из этой машины на ходу! – злобно крикнула Лив. – Я еду домой – и точка!! Отец, не тяни мне жилы, хоть раз скинь с себя костюм Барашка Шона и сделай так, как хочется мне!
Эйден, кажется, снимать никакой костюм не собирался, всем своим большим и гневным лицом недовольно дыша в сторону дочери.
- Ну хорошо. – сдался он. – Но поедем в наш дом! Я сейчас позвоню Калебу, он приедет и окажет тебе помощь. К тому же, я должен подробно знать, о чем вы говорили с этим костлявым щенком и почему мы не убили его. – Лив поморщилась, но не стала сопротивляться. Слишком подавленно и разбито чувствовала она себя сейчас. Отец удовлетворительно кивнул и, с видом великого наставителя на путь истинный, продолжил:
- А теперь насчет Джонни… Ты хоть сама-то себя слышала, дочь?? Ты действительно хочешь навсегда порвать с ним?? В противном случае, я не понимаю, почему ты, девушка, которая никогда не сдается и борется за свое счастье до последнего вздоха, вдруг отказалась от него! Ты что, больше его не любишь? Мне казалось, у вас там чертовски сильная взаимная эйфория… И если ты рассчитываешь, что он пойдет тебе навстречу и захочет побегать за тобой, как собачонка, то этого может и не случится!!
Лив вздохнула и устало откинулась на спинку сиденья, пусто посмотрев в окно:
- И пускай не бегает. Может, Эрнесто был прав, а я ошибалась? Любовь – это только невыносимое бремя, или… ее нет на самом деле. Но я больше не могу это чувствовать, отец. - прошептала она. – Все вокруг твердили мне, что я смогу вернуть его… Даже мама… Она не дала мне умереть из-за этого… Да лучше бы я умерла! – со слезами крикнула Лив. – И ее объятья стали бы всем миром для меня… Я бы слушала ее голос вечно, пока моя душа не отправилась бы обратно на землю, чтобы вселиться в какой-нибудь новорожденный росток… кактуса, или чего-то в этом роде.
Отец с невероятной скорбью слушал ее, не совсем понимая, о чем она говорит, и при чем здесь ее мама, но зато чувствуя рваную и глубокую яму в душе своей дочери, совершенно не зная, можно ли помочь ей чем-нибудь в этой ситуации…
- Знаешь, дочка… Мы с твоей мамой прожили вместе десять лет… И я продолжал любить ее, как и прежде. Но она погибла. Я мог бы сказать, что это несправедливо и все такое… Я мстил за нее… Но никогда, никогда я не переставал любить ее, ни тогда, ни сейчас. И даже после ее смерти я не отказался от своей любви к ней, оставаясь ей верен и по сей день. – тихо и вдумчиво проговорил он, с затаенной болью и глубокой тоской глядя на Лив.
Девушка медленно посмотрела на него, чувствуя какой-то переворот внутри себя… Но сейчас она была настолько опустошена всеми событиями этого дня, что не могла проанализировать его слова… А ведь они были ключом ко всему… Доказательством ее суждений… Но сейчас она только закрыла глаза и покорно позволила увезти себя в фамильное поместье.
_________________

Наташа, спасибо за продолжение )
Бедный Макс, опять ему досталось от Лив, опять она его вырубила, когда он ничего не подозревал. Но у неё не было выбора, ей надо было спешить. Лив поняла причину жестокости и одержимости местью Эрнесто, которая стала смыслом жизни для него. Одиночество... всепоглощающее и убивающее, спасение, как казалось Эрнесто, от которого, найти врага и мстить, черпая жизненные силы в этом разрушительном чувстве, ошибочно считая спасительным. Лив успела (приключения на дороге были прикольные ) и поговорила, спасла брату жизнь. Эрнесто получил шанс начать новую жизнь, какой она будет и будет ли в ней Оливия, зависит от него, это ему Лив точно дала понять. Посмотрим....
Джонни.... Закончился у Лив завод, как у механической игрушки, закончился. И если Джонни что-нибудь не предпримет, то рискует её потерять. Надеюсь он не будет таким лопухом и всё исправит.
___________________________________

А по-моему, Макс очень даже предвидел нечто подобное от Лив
Каждый раз, когда вижу новую главы в теме, испытываю двоякие чувства: предвкушение и неизбежность расставания с полюбившимися героями.
Была бы моя воля, так бы и жила с ними день ото дня, радуясь их успехам, их любви, разделяя их трудности и заботы.
Испытываю щенячью нежность к героям, прямо в душе щекотно.
Вот сейчас буду подлизываться и просить бесконечного продолжения истории.
_________________

Мариночка, Ludvig, спасибо вам огромное за ваши слова!!! Каждый раз с таким удовольствием читаю ваши комментарии и понимаю, что в моей жизни все не так уж плохо!)))) Я бы и сама писала и писала продолжение, потому что тоже очень люблю этих героев, и мне самой было грустно расставаться с ними, но, как показывает практика... Продолжения - дело сложное и не всегда оправдывает ожидания, и читают их как-то меньше, хотя я сама, например, всегда читаю, если мне книга понравилась))) Ну это все разговорчики, в общем, спасибо вам огромное, девочки, за вашу поддержку, ваши эмоции для меня - самое ценное, правда!))))
_________________

 » Глава 31 - 32

Глава 31
Эйден привел пребывающую в состоянии душевного и физического болевого шока дочь в гостиную, где уже суетился Калеб, раскладывая на стеклянном столике какие-то шприцы, тампоны, инструменты, и Брайан, нервно бродивший туда-обратно, ожидая, когда приедет его босс с дочерью.
Увидев этих двоих, Лив ухмыльнулась и, пройдя вглубь гостиной, села в свое любимое кресло, поджав под себя ноги:
- Доктор Калеб! Очень рада вас видеть. – приветливо махнула она ухмыляющемуся сквозь густую бороду и внимательно разглядывающему ее доктору. – Только сегодня, пожалуйста, прошу вас, наложите мне два… нет, лучше три! Три слоя швов на эту проклятую рану! А то эти нитки от одного только глубокого зевка лопаются… Надоели уже.
- С твоим нежеланием лечиться, молодая мисс, я вообще удивляюсь, почему ты до сих пор жива?!? – усмехнулся Калеб, жестом заставляя Лив снять топ и показать ему рану. – Убежать из палаты с пулевым ранением легкого! После пневмогемоторакса… Уму не постижимо! И ты уверена, что не хочешь поехать в больницу, беглянка?
Лив устало усмехнулась:
- Нет уж, спасибо, доктор, не обижайтесь, ваше общество мне приятно, но туалет и обед по расписанию… Это просто финиш!.. – она перевела взгляд на Брайана, который о чем-то шушукался с ее папашей, бросая на нее обеспокоенные, задумчивые взгляды, и окликнула его:
- Вермишелька… А вот и ты, предатель!
Брайан посмотрел на нее, подняв брови и подойдя ближе. В его глазах искрилась грусть и озабоченность ее состоянием:
- Лив! Зачем? Зачем ты поехала туда?? Тебе же нельзя волноваться, запрещены тяжелые физические нагрузки! Ну почему ты такая непослушная?!? – укоряюще воскликнул он, и Лив даже стало его чуточку жалко.
- Это все вы с отцом виноваты, да еще сиделка Макс, чтоб ему бинт головешку не передавил!.. Если бы вы выполнили обещание и просто взяли меня с собой, мне бы не пришлось никуда бежать и принимать на себя, как ты смешно выразился, «физические нагрузки», я уж не говорю о волнении! Так что если кровь снова зальет мне легкое и сдвинет куда-нибудь к поджелудочной железе мое сердце, это будет на вашей совести! А я-то думала, что ты – единственный адекватный типчик во всем этом дремучем, дубовом лесу… - так рассуждала Лив, чувствуя, как начинает действовать местный наркоз вокруг раны и глядя, как Калеб готовится к тому, чтобы начать орудовать иголкой, подготавливая все необходимое. Брайан укоризненно смотрел на нее, качая головой и грустно усмехаясь, а отец плюхнулся на диван и, достав сигареты, закурил, пронзительно следя за манипуляциями Калеба над его дочерью.
- Прости, Оливия, но я также, как и твой отец, и Макс, хотел только того, чтобы ты скорее поправилась, а волнительные беседы с Эрнесто могли только помешать этому процессу… Вот, посмотри на себя, - Брайан мягко указал на ее рану и заплаканное лицо, - так и вышло! А теперь… может, ты расскажешь нам, что такого важного ты должна была ему сообщить, что рискнула ради этого собственной жизнью?
Эйден кивнул, нервно выдохнув дым.
- Да, дочь. Я все еще не понимаю, почему эта блоха отдала тебе флешку со всеми записями и почему мы не можем его прихлопнуть за то, что он сделал всем нам, а затем, вернув обратно наше влияние и силы, пойти войной против трижды проклятого самой Святой Марией Чикагского синдиката, вырвав его из этого мира, как больной зуб??
Лив от боли сморщила нос, когда Калеб принялся орудовать иголкой, но, с трудом вздохнув, спокойно ответила:
- Я не знаю, почему Эрнесто отдал нам записи... Может, его слегка впечатлило то, что я предложила ему стать частью нашей семьи…
Это заявление вызвало колоссальное давление на головной мозг у всех троих мужчин в комнате, потому что их глаза как-то заметно вывалились из орбит, жутковато округлившись.
- Что ты ему предложила?.. – тихо переспросил Эйден, не веря своим ушам.
Лив закатила глаза и раздраженно проговорила:
- Я так и знала, что вы превратитесь в морские фигуры, которым велено замереть в неестественной позе по ходу детской игры, если я сообщу вам. Да что в этом такого? Он одинок, отец, и все, чему его учили в детстве – это как быть успешным крестным отцом, безжалостным убийцей и жестокой машиной правосудия! Да не таращись ты так на меня, папа!! – гневно воскликнула она, глядя на непонимающего, онемевшего от шока отца.
- Тише, беглянка, не дергайся, я тут, между прочим, сшиваю два твоих кусочка кожи… - умиротворяющим и сосредоточенным тоном проговорил Калеб, не отрывая внимательных глаз от раны.
- Надо было степлером сцепить. Мороки было бы меньше. – беспечно отозвалась Лив и снова сердито посмотрела на отца и Брайана. – Ну неужели вы не понимаете??? Он потерял себя, он заблудился в собственной злобе, он не выбирал эту дорогу, за него сделали выбор! И я чувствовала это с самого начала, чувствовала нашу с ним похожесть, связь, я понимала, что творится внутри него, потому что сама до какого-то времени жила лишь жаждой мести и злобой, отталкивая от себя всех, кого боялась потерять! Он не заслуживает смерти, отец. – вздохнула она, опустив глаза. – Ему нужна помощь. И любовь.
Она замолчала, а Брайан вдруг с гордостью и нежностью улыбнулся и проговорил:
- Ты все сделала правильно, Оливия. Ты очень удивила нас… Кажется, твой отец и я просто слишком много работаем, чтобы заметить, как ты повзрослела за эти два года… И ты предложила руку помощи, не зная, как он поступит дальше со всей информацией, которая могла отправить нас всех на смертную казнь?
Лив снова горько и подавленно усмехнулась, почувствовав болезненный укол в сердце.
- Я, конечно, переживала, что он не воспримет мои слова и продолжит свою дурацкую игру… Но на тот момент мне просто хотелось донести до него мысль… идею… о семье… - она прикусила губу и зажмурилась, угрюмо пробубнив:
- Теперь это все уже не важно. Он оттолкнул меня. Сказал, что больше не будет нас мучить и… прогнал. – Лив отчаянно посмотрела на задумчивого, казалось, даже ушедшего глубоко в себя, Эйдена и ее охватила тоска и разочарование. – А я так спешила! Верила, что все получится, и черт возьми, мне пришлось по дороге через столькое…
Она вдруг вздрогнула и замерла, выпучив глаза, как и Эйден, Брайан и Калеб минуту назад. Она кое-что вспомнила, и вся ее гнетущая тоска и желание залиться слезами вмиг улетучились.
- …я вколю тебе успокоительное, так что скоро ты уснешь, Оливия. Тебе нужен полноценный, здоровый сон и отдых без всяких там стрессов и спасений чужих душ, слышишь меня, беглянка?.. – донесся до девушки, как через стену, едва слышный голос Калеба, и она очнулась, глупо глянув на него, а затем – на свою руку, куда доктор только что сделал укол какого-то транквилизатора.
- Успокоительное… - на автомате пробубнила она и резко воскликнула:
- Проклятье!!! Трейшоун!!!
- Трейшоун? – удивленно повторил за ней Эйден, а потом добавил более подозрительным и жестким тоном:
- Что такое, дочка? У тебя проблемы с этим хмырем?? Мы можем вместе разобраться…
Но Лив не слушала, неуклюже доставая из кармана мобильный, который, все-таки, прихватила из машины отца на всякий случай, и набирая номер повелителя группировки «Острые ножи».
- Успокойся, отец, мне надо кое-чего с ним закончить… - задумчиво проговорила Лив, вдруг ощутив, как члены ее тела постепенно начинают расслабляться под воздействием успокоительного, а веки становятся тяжелее.
Трейшоун ответил после пятого гудка, и Лив услышала в трубке его низкий, холодный голос, беспрекословно заявивший:
- У меня через несколько минут важная встреча, так что говори быстрее, дочка Эйдена.
Лив усмехнулась. Почему-то угнетенность и боль куда-то удрали из ее организма, оставив облегчение и расслабленное расположение духа.
- Привет, здоровяк! Не волнуйся, я и сама не смогу говорить дольше двух минут: мне только что зашили вентиляционную дырку в легком и вкололи антидепрессант! Так что сообщаю в ускоренном темпе: я нашла своего сводного брата, и он признался, что действительно подстроил те нападения в Гарлеме и остальные, на другие группировки… - Лив широко зевнула, ощущая, как тепло и тяжесть медленно, всем своим весом придавливают ее тело и голову… И глаза открытыми держать все труднее становится…
- Так. Дальше. – потребовал продолжения Трейшоун, и Лив кивнула.
- Но вот так получилось… Я его не убила и не собираюсь убивать. Так что, извини, черная гора, расквитаться за твоих людей не получится…
Эйден и Брайан шокировано переглянулись и одновременно заголосили:
- Лив, что ты делаешь???
- Что ты такое говоришь, дочь??? Ты свихнулась???
Но Оливия, поплыв по мягкому, обволакивающему течению успокоительного, только вяло махнула им рукой, нисколько не обеспокоившись их треволнением. Она напрягала слух и размякшие извилины, чтобы понять, что там отвечает Трейшоун… Или что там орет Трейшоун в трубку, разнося свое чувство превосходства и неудержимой, безумной злобы на несколько метров вперед через мобильник, и даже приезжать и стоять рядом с ним для ощущения эффекта не нужно было.
- Что ты сказала??? Что значит «не получится»??? Так ты кинуть наш договор решила, курица беложопая?!? – заорал Трейшоун так, что даже Эйден и Брайан со своих мест повскакивали, видимо, собираясь помочь в поисках барабанных перепонок Оливии, если вдруг возникнет такая необходимость. Но, к сожалению, возможности такой не представилось, потому что уши Лив завяли и завернулись от следующих непечатных слов и словечек, которые она слышала впервые и которые содержали в себе контекст расистского характера, а также глубокую неприязнь к самой Лив, ее семье, что-то даже насчет внешнего вида и формы лица проскочило…
К несчастью для распалившегося Трейшоуна, Лив сейчас воспринимала его ор через толстое, пуленепробиваемое стекло своего успокоительного, а значит, совсем не обеспокоилась агрессивно настроенным состоянием афроамериканского вожака.
- …что еще за на хрен??? – закончил, наконец, свою несколько экспрессивную речь Трейшоун, и воцарилась тишина, прервавшаяся уже через секунду другим ором: это заверещал оскорбленный до глубины души таким грубым обращением с его дочерью Эйден Мартинес, надвигаясь на мобильник Лив и глядя на него, как на заклятого врага:
- Да как он посмел сказать такое моей Оливии?!? Да я его с дерьмом так смешаю, что никто и различить не сможет, где в этой куче дерьмо, а где – Трейшоун Джонс!!! А ну-ка, дай-ка мне трубочку, дочь…
Лив только нахмурено махнула на отца рукой, призвав успокоиться и сесть на место, а сама хохотнула в трубку:
- Ты бы потише тренькал, холм, а то отец из соседней комнаты услышал и превратился в хищного кондора с крючковатым носом… Неужели тебе захотелось послушать, что он в ответ на твои «комплименты» прокаркает?? И кстати, пока ты снова не испустил все хорошее, что из тебя так и прет, у меня к тебе есть еще и другая новость. – Лив вздохнула и, не удержавшись, прикрыла глаза, положив голову на спинку кресла… Спать хотелось все сильнее и сильнее… Руке уже телефон держать стало как-то невмоготу… - Помниться мне, у нас как-то давненько был и другой договор, по которому ты обещал, что твои люди никогда не притронутся ко мне или к моей машине… То же и бизнеса нашего касалось… Припоминаешь, здоровяк?
- Что ты хочешь этим сказать, девочка?!? – прорычал злобный голос в трубку. – Я свои обещания держу…
- Правда? – Лив даже заулыбалась, ей было так тепло сейчас и невыносимо приятно выводить из себя этого черного титана с грозной кличкой «зверь». – Ой, ну тогда, значит, твою фирменную банданку, ну ту, зеленую, с красивой картинкой блестящего, испачканного в крови холодного оружия, сплагиатили себе какие-то другие темнокожие налетчики, иначе, как объяснить то, что сегодня на меня средь бела дня и запруженной Стрейтен и Хайвэй-стрит накинулись двое симпатичных мальчишек, один из которых, блестящий обладатель золотых зубов и твоей знаковой банданки, тыкал в мою, перегруженную нерадостными мыслями, голову чем-то, ужасно похожим на пистолет, и просил в не совсем корректной форме выйти из машины и передать мой «Эскалэйд» в единоличное пользование этих разноцветных дружков, дабы они могли продолжить свое путешествие с ветерком и комфортом! А я, между прочим, была не очень тепло одета, ты в окно-то сегодня смотрел?? Ветер, холод, бррр…
- Этого не может быть! – отрезал Трейшоун. – Ты врешь! Я давал четкие инструкции всем своим людям насчет тебя…
Лив даже проснулась, возмущенно проговорив:
- Я никогда не вру, громила! Забыл?? А насчет инструкций… Значит, этот малыш либо спал на твоем нудном уроке по географии разбойного промысла, либо страдает распадом постоянства памяти… Вот же дурацкая картина! И чего она мне сейчас-то припомнилась?.. – тихо проговорила сама с собой Лив, а Трейшоун замолчал, раздумывая.
Наконец, он проговорил:
- Это наверняка был кто-то из новеньких… Возможно, уличные боссы не успели ввести его в курс дела, так что…
- Так что поступим следующим образом, мистер Джонс: ты не предъявляешь мне претензий из-за моей внезапно вспыхнувшей жалости к моему мучителю Эрнесто, а я не раздуваю из мухи слона историю о нападении твоего человека на меня, которая, кстати говоря, могла закончиться очень плачевно, не будь у меня с собой пистолета, а у этого парня – худосочной, трусливой задницы. – весело закончила Лив, чуть приоткрыв глаза и посмотрев в напряженные и недовольные лица Эйдена и Брайана, обращенные со всем своим вниманием к ней.
Трейшоун недовольно зарычал и крикнул:
- Мне некогда обсуждать с тобой подобные, охренеть, какие идиотские условия по телефону, так что завтра жду тебя у себя, дочка Эйдена!! Одну и без оружия, не забывай! Клуб «Кинг», два часа. – бросил он и отключился, а Лив поморщилась и убрала телефон.
- Ну вот… Не мог он просто согласиться, что ли?.. Нет, тащись к нему завтра, будто мне охота… - зевнула Лив и устроилась на кресле калачиком, положив тяжелую и теплую голову, вокруг которой изображение немного съезжало куда-то влево, на мягкую кожаную ручку, расслабившись.
Эйден вскочил на ноги, сжимая кулаки.
- Почему ты не сказала мне, что пообещала сдать ему Эрнесто в обмен на наше перемирие??? – вскричал он, и злясь, и негодуя, и беспокоясь одновременно. – И что за история с нападением? Что с тобой приключилось, дочь??
Лив прозрачно и бессмысленно посмотрела на него, проваливаясь в пучину безмятежности и тепла, знаменующуюся долгожданным отсутствием боли и отдыхом, поэтому только медленно проговорила тяжелыми губами:
- Давай как-нибудь потом об этом поговорим, отец. У меня сегодня чертовски неудачный день, и что-то… спать охота… - она потянулась за пультом и включила телевизор, бессмысленно глядя на картинки, сменяющие друг друга на экране, и демонстрируя, что разговор окончен.
Эйден недовольно дышал, но Брайан, успокаивающе хлопнув его по плечу, проговорил:
- Идем, Эйден. Пусть отдохнет. Завтра все обсудим. – и он увлек нехотя следующего за ним грозного босса мафии-заботливого папочку вон из гостиной.
Лив не могла ни о чем думать, карусель кружилась вокруг нее и внутри нее, затягивая ее в свою пучину… На экране телевизора показывали какую-то лабораторию, ученых, пялящихся через гигантский телескоп на звездное небо, и Лив, закрыв глаза и качаясь на волнах подступающего сна, сквозь муть услышала:
- …недавно обнаруженная сверхновая звезда, по наблюдениям астрономов, в двадцать раз ярче всех, вместе взятых, звезд нашей галактики…
«Ого, везет же людям, не зря столько лет на небо таращились, зрение портили… И откуда берутся эти суперзвезды?..» - проплыла мысль в голове Лив, в ответ на которую из телевизора донеслось:
- …когда гибнет звезда, происходит взрыв, в результате которого часть энергии остается и сохраняет в себе плотную массу нейтронов, что имеет название «нейтронная звезда»…
Лив почти провалилась в сон, но беспокойно вздрогнула и снова выплыла из блаженной тишины, думая все о звездах вокруг нашей планеты и о людях…
- Нейтронная звезда, или магнетар, вращается, но со временем, ее вращение замедляется вследствие потери энергии вращения. В результате, это приводит к тому, что поток заряженного ветра ударяется о сверхновую и делает ее еще ярче…
«Ух ты… Интересно, если бы мы были наподобие звезд… Какой бы я была звездой?? Сверхновой или этой… погибшей, нейтронной? Или вообще - сверхмассивной черной дырой?.. Джонни точно был бы магнетаром… Он меня притягивает, как чертов магнит, да еще и энергия вокруг него - будь здоров! А я… я бы так хотела взорваться, как эта звезда, умереть и стереть все ошибки прошлого… чтобы избежать ссоры с Джонни-магнетаром, чтобы не давать ложных надежд Максу, да черт возьми, чтобы самой, первой найти Эрнесто и предложить ему дружбу и жвачку, пока не началась вся эта дурацкая игра… А потом, я бы закрутилась и засияла, став самой сверхновой и сверхадекватной звездой этого мира… Я бы сделала все правильно…А после такого и умирать не страшно…» - и она все-таки провалилась в сон, видя перед глазами миллионы кружащихся в хороводе энергетических звезд, образующих млечный путь, галактики, рождающихся с новой силой для долгой и светлой жизни, и умирающих, использовавших весь свой потенциал…
В ее беспокойные, спутанные сны два или три раза вплывали картинки из настоящего, но мозг девушки вживлял реалии в изображения сна, и она не просыпалась…
Первая реалия была связана с голосом отца, его рукой, погладившей ее по голове, и фразой:
- Не волнуйся, дочка, все будет хорошо. Я горжусь тобой… Брайан, что-то она бледная…
- Все в порядке, Эйден, ей просто нужен отдых. Помочь тебе отнести ее в спальню?
- Нет, спасибо, я сам. – нежно ответил отец, снова погладив ее по голове. – Иди в кабинет, я сейчас подойду…
Какой-то шорох, и Лив почувствовала, как заботливые руки подхватили ее и бережно, как какую-то драгоценность, понесли куда-то, а затем ее тело коснулось знакомого покрывала кровати.
Не просыпаясь, но понимая, что с ней сотворили что-то хорошее, Лив повернулась на бок и едва заметно улыбнулась.
Следующая реалия вплыла на один только волшебный миг… Что-то знакомое и такое близкое ворвалось в ее сон… Горящий теплом и надежностью энергетический шар, стремительно вытеснивший все, окружающие Лив, предметы из ее сознания… Он не просто горел, но обжигал, как южные солнечные лучи… Такая знакомая ладонь накрыла ее руку, нежно погладив ее пальцы, прикосновение разбудило райских птиц в ее душе, Лив показалось, что внутри нее льется песня… Сердце затрепетало, хотя она ничего не видела и не понимала, только чувствовала каждой клеточкой своего тела эту руку, впиваясь в это чувство, как голодный волк в добычу…
Волшебство… Нежность… Мгновение: и она ощутила горячее, но совсем легкое прикосновение губ к своей щеке… В груди что-то больно сжалось от невыразимой тоски и боли, от наслаждения этой секундочкой, ну пожалуйста, пусть эти губы задержаться чуть дольше!.. Огонь стал жарче, добавив к своему эффекту еле уловимый запах свежего морского бриза… Какое же счастье – видеть такой прекрасный сон! Жизнь как будто возвращается, как после взрыва сверхновой звезды… Этот момент, когда она чувствовала его близость рядом с собой, заполнил ее душу до отказа, и она глубоко вздохнула и снова улыбнулась. Засыпая, ей послышался родной шепот:
- Оливка, Оливка… Ты даже представить себе не можешь, что я с тобой сделаю, когда ты проснешься!
Пучина сна поглотила ее, такую счастливую и несчастную одновременно.

Глава 32
Проснулась Лив уже после полудня и от очень странного ощущения, что позади нее кто-то определенно есть, подпирая ее спину своим теплым боком.
Расчистив свое лицо от спутавшихся, кудрявых волос, Лив зевнула и медленно стала поворачиваться к источнику тепла, но, не успев еще и глаза как следует открыть, она уже услышала самодовольный и до жути обаятельный и горячий голос Макса:
- Привет, белоснежка! И как твоя совесть позволяет тебе так сладко спать после всего-то, а? Ума не приложу!
Лив резко обернулась, возмущенно уставившись на развалившегося в развязной позе поверх одеяла Макса, с самым вольготным видом сунувшего одну руку под голову и огненно, с азартом и притяжением глядящего на Лив с триумфальной, нахальной улыбкой. И ведь лежит с таким видом, будто ему тут самое место, ввергая ее в ужасное смущение и шок, не боясь даже помять свой потрясающий костюм и белую рубашку, подчеркивающие его потрясающие темные волосы и синие глаза…
Ее же мысль была прервана ее же возмущенным криком:
- Ты что, совсем память потерял, ленивец лысый??? Это же не твоя спальня, франкенштейн!!! Ты куда свои перья бросил, павлин?!?
Макс продолжал безмятежно и игриво улыбаться, огненно пройдя взглядом по лицу девушки и ее шее, вспыхнув на уровне зоны декольте и оставшись там, казалось, навсегда. Ли бросила беглый взгляд туда же и обнаружила, что на ней, вместо вчерашней кровавой одежды, в которой она, помнится, и заснула, слушая какие-то заумные истории из жизни небесных светил, одета ее черная, шелковая, с нежными узорами, полупрозрачная комбинация, под которой, к огромному ее облегчению, все-таки было нижнее белье.
Ее щеки вспыхнули, она поспешила натянуть на себя одеяло и чуть-чуть отодвинуться от Макса, взгляд которого по-детски разочарованно вернулся на ее лицо. Она гневно прошипела:
- Откуда на мне эта одежда, Макс??? Если это ты меня переодел, то я сейчас так врежу тебе…
Макс расхохотался и огненно подмигнул Лив, резко охлаждая ее взбесившиеся чувства и возвращая к состоянию взволнованного смущения:
- К огромному моему несчастью и вселенской скорби, нет, это был не я. Думаешь, моя девочка, я бы подобрал тебе такой депрессивный цвет?? Будь я на месте того, кому посчастливилось раздевать тебя, то ты бы сейчас лежала в чем-нибудь голубом или розовом… Тебе очень идут эти цвета. – издевался над чувствами покрасневшей, как помидор, Оливии Макс, которой ужасно тяжело и волнительно давались воспоминания о том, что, когда-то, он видел ее и в голубом, и в розовом, и в черном, а еще о том, как горячо его руки стягивали с нее все ее самые любимые сорочки, заставляя ее жутко гореть и злиться на этого самодовольного красавчика, который с огромной нежностью смотрел на нее, снова выводя из равновесия. – Но ты не переживай, в черной комбинации ты тоже очень сексуальна и желанна.
Лив гневно уставилась на него, потеряв дар речи от его наглости. Но, к счастью, уж этот-то дар ее надолго никогда не покидал, так что через секунду она уже заголосила:
- Тебе чего надо, верблюд одногорбый?? Придумал очередную сонату для фортепьяно моих нервов???
Макс таинственно и игриво улыбнулся и вздохнул с заметной фальшивой грустью:
- Я готов принимать извинения. Вчера ты устроила мне незапланированный аут после свидания со сборником произведений великих европейских авторов ХХ века… Плохая, плохая привычка бить людей по голове! – шутливо пожурил он ее с самым важным, профессорским видом, который портили только сияющие синие глаза.
Лив импульсивно сложила руки на груди, делая обиженное лицо… Хотя на самом деле ей хотелось смеяться.
- А ты не готов случайно прикинуться болидом Формулы-1 и, включив сто пятнадцатую скорость, усвистать из моей спальни как можно быстрее, пока я тебе еще свидание со своей настольной лампой не устроила, а, франкенштейн?? – язвительно проговорила она, и секунду они молча смотрели друг на друга…
А потом расхохотались.
Просмеявшись и глядя в его горячие синие глаза, будто прикоснувшись к тому времени, когда они частенько так смеялись, оставаясь вдвоем в ее спальне, но определенно чувствуя, что все это не более, чем отголоски прошлого и счастливых, но кратковременных, отношений, Лив проговорила:
- Извини, Макс, я ужасно не хотела тебя бить, но… Ты не оставил мне выбора! Ты же был заодно с моим отцом, я все слышала! А мне нужно было поговорить с ним, очень… - Лив вмиг погрустнела, вспомнив о том, что ей так и не удалось расположить к себе Эрнесто.
Макс ободряюще похлопал ее по одеялу, под которым виднелись очертания ее колена, явно не вкладывая в этот жест ничего, кроме сопереживания и поддержки, и проговорил:
- Значит, ты стала наглядным примером Стокгольмского синдрома? Я знаю, о чем ты говорила с Эрнесто. Мне в двух словах поведал твой отец.
Лив немного удивленно посмотрела на него и задумалась.
- Нет… Да… Не знаю. Если так подумать, то я и правда классика жанра… Пожалела своего мучителя, оправдала по всем пунктам, прониклась пониманием, забыв о том, что он чуть не убил отца, тебя и Джонни, и что я сама чуть не убила себя из-за него, и, в конце концов, встала на его защиту… Это кажется чем-то ненормальным… - Лив с грустной насмешкой посмотрела на Макса. – Пока не прочувствуешь на себе.
Макс улыбнулся и покачал головой.
- Нет. Это вполне нормально – прощать кого-то и давать второй шанс. Особенно, если ты понимаешь, что человеку действительно нужна помощь… Я имею ввиду, если его еще можно спасти. Так что, мне кажется, ты поступила правильно. – спокойно сказал он, пожав плечами.
Лив с благодарностью посмотрела на него:
- Спасибо.
- А поцелуйчик? – горячо протянул Макс, наклонившись к ее обнаженному плечу так близко, что Лив ощутила его жаркое дыхание на своей коже, вызвавшее немедленные, волнительные мурашки.
- А нос из затылка не хочешь заполучить?? – вспылила тут же девушка. – Будешь еще каким красавчиком, приставала!
Макс огненно расхохотался, и его обжигающее дыхание переместилось на ее шею, заставляя вспыхнуть чему-то в ее животе.
- Ну ми-и-илая… Я же люблю тебя…И между прочим, если бы ты…
В этот момент дверь спальни отворилась, и глазам Лив предстал не удосужившийся постучать Джонни, в великолепной синей футболке, черной толстовке с капюшоном, джинсах и модных синих, «найковских» кроссовках, огненными зелеными глазами посмотревший на нее… А вот глазам Джонни предстала не совсем понятная картина, в которой Макс лежал рядом с Лив на кровати, и их лица были очень близко друг от друга, правда, Джонни не мог не отметить, что Лив была раздета и под одеялом, в то время, как Макс – полностью одет и на одеяле, что позволяло сделать обнадеживающий вывод, что между ними, все-таки, ничего не было.
- Что ты опять здесь делаешь? – недовольно, с вызовом проговорил Джонни, прожигая холодным взглядом безмятежно улыбающегося Макса, сложив руки на груди. – По-моему, я еще в прошлый раз дал тебе подробные инструкции насчет этой комнаты.
Лив вспыхнула, ощутив укол вины перед Джонни за эту картину, но, при этом, продолжая злиться на него и недоумевать, зачем он зашел… А ведь под толстым слоем гнева все-таки жила надежда, что он придет, что между ними не окончательно все разрушено, что он еще испытывает к ней то же самое, что и она к нему сейчас… бешеное сердцебиение… тоска… боль…
Макс беспечно пожал плечами и нагло заявил:
- Прости, Джонни, но что-то я не заметил, что между вами все наладилось. А это всего лишь означает, что она по-прежнему свободна, и твои инструкции по поводу ее спальни не имеют законной силы.
- Она – все еще моя жена. – жестко сказал Джонни, и Лив закатила глаза, почувствовав новый уровень обиды на него и безнадежной усталости.
- Значит, так. – решительно и гневно сказала она, заставляя обоих, пилящих друг друга вызывающими взглядами, парней посмотреть на нее. – Слушайте оба внимательно мои для вас инструкции. Джонни. – она гневно посмотрела на него. – Я вчера тебе все сказала, какое из слов «катись к черту» тебе не понятно??? Макс. – она быстро перевела взгляд с зеленых, вспыхнувших отчаянным, сносящим с ног гневом, глаз на синие, светящиеся ликованием и триумфом. – Никаких поцелуев!! Никаких «уедешь-не уедешь со мной на Сицилию»!! Никаких выборов между тобой и им!!! Все, хватит! Я завязала с вами, как с безумной смесью алкоголя и антидепрессантов!!! И вам обоим!! Слышите?? – она показала на того и на другого, глядящих на нее с обидой и недовольством. – Обоим!!! Запрещено даже близко подходить к моей спальне!!! А теперь можете оба отправляться к дьяволу. – закончила Лив свою нерадостную, но эмоциональную и злую речь, чувствуя, как возвращается к ней то вчерашнее состояние подавленности и опустошенности, не говоря уже об усталости от всех душевных переживаний.
- Мы еще об этом поговорим, Лив. – строго сказал Джонни, и Макс кивнул:
- Да, я с ним согласен. Не может быть такого, чтобы ты больше никого из нас не любила! – шутливо проговорил он, улыбнувшись, и Лив, через неописуемое бешенство, все же заметила, как странно после всей этой ситуации они поменялись ролями: вечно веселый, игривый и неосязаемо легкий, как ветерок, Джонни, стал жестким и серьезным, а вот Макс, напротив, из брутального, решительного парня вдруг превратился в игривого, но обаятельного, вечно отшучивающегося от всего придурка, скрывающего за беззаботной улыбкой свои истинные переживания.
- Да хватит уже… - начала было Лив свою гневную тираду, как в дверном проеме появилось еще одно действующее лицо, а именно: тонкая и миловидная, но по всем параметрам стервозная, мордочка женщины-кошки, с прямыми черными волосами до плеч, ярко-красными губами и голубыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами. Аврора сунула свой чуть вздернутый носик в спальню и, увидев Макса, да еще в такой опасной близости от своей главной конкурентки Оливии, не постеснялась того, что «люди разговаривают», а незамедлительно прошла внутрь, обратив внимание мужчин на свой стройный, тонкий силуэт, обрамленный нежно-розового цвета платьем, сидящим четко по фигуре и открывающим ее тонкие плечи и длинные, просто примагничивающие глаза к себе, стройные ноги в белоснежных туфельках на шпильке.
- Вот ты где, Макс? А что ты у нее на кровати делаешь? – недовольно спросила она, не сумев скрыть ревность, как это подобает женщине-охотнице, независимой тигрице. Правда, чтобы исправить ошибку, она тут же беспечно проговорила:
- Эйден ждет тебя в кабинете, говорит, что пора обсудить возвращение его кандидата на пост мэра… - она перевела глаза на Лив и насмешливо скривила полные губки. – Ну что, деревенская девочка, любительница экстремальных выходок, выспалась? И кстати, не благодари меня за то, что я сжалилась над тобой, не позволив тебе спать в ужасной, окровавленной, негигиеничной одежде, и переодела тебя в сорочку, пока ты была в отключке… М-да, с нижним бельем у тебя тоже на редкость плохие отношения… Можно было бы выбирать что-то посексу…
- Так это была ты!!! – воскликнула Лив и захохотала от облегчения. – А я уж испугалась, что это он… - ткнула она в Джонни пальцем, смеясь.
Джонни нахмурился, с укором посмотрев на нее:
- И чего ты испугалась, мне интересно? Что, я тебя раньше, что ли, голой не…
- Так ты за этим??? – будто о какой-то коробке с туфлями, выразилась Лив, небрежно подтолкнув рукой Макса в плечо. – Сделай одолжение – и второго прихвати, а то от их обвислых рож, ну точь-в-точь, как у собак бассетов, у меня цветы вянут на подоконнике.
Все трое одновременно посмотрели на абсолютно пустой подоконник в спальне Лив, и Макс с укором произнес:
- У тебя же нет цветов, белоснежка.
- Так завяли. Пришлось выбросить. – язвительно ответила Лив, а Аврора вдруг, якобы «только что вспомнив», недовольно заявила:
- Кстати, Эйден и тебя ждет, всклокоченная курочка, сказал, что будет говорить об Эрнесто и что-то там о Трейшоуне… Джонсоне? Джонсе, да, Джонсе. – вспомнила Аврора, и Лив подпрыгнула, в бешеном волнении и ужасе воскликнув:
- Трейшоун!!! Проклятье!!!
Она соскочила с постели, не задумываясь о том, что ее комбинация служит лишь тонкой полоской ткани между телом и постелью, но никак не способствует прикрытию тех зон, которые следовало бы прикрывать в мужском обществе, и, схватив часы с тумбочки, сфокусировала время: 13:37. Вихрем развернувшись вокруг себя и посмотрев на Аврору, насмешливо наблюдающую за ней, и на Джонни с Максом, наблюдающими больше за ее комбинацией и всем содержимым, чем за ней, и спешно проверещала:
- Так, быстро вон, все вон!!! Мне нужно за три минуты одеться и за двадцать минут оказаться в Гарлеме, так что ты, цапля, скажешь папашке, что у меня неотложные дела, а вы двое – просто своняете отсюда как можно скорее, ну!!! Вы еще здесь??? – раздраженно закончила Лив, махая руками всем троим, будто надеясь, что от образовывающегося от ее движений сквозняка их вынесет из ее спальни, как мух.
- В Гарлеме?? – хмуро спросил Джонни. – Тебя подвезти?
Лив уже практически забыла об их присутствии, подлетев к шкафу и выгребая оттуда вещи, сбрасывая их на кровать и, частично, на Макса, все еще возлежавшего на ней с видом султана и продолжающего откровенно смотреть на Лив, чем вызывал все более и более гневный взгляд Авроры, прикованный к его персоне.
- Да, да. Конечно. – язвительно ответила Лив Джонни, внутренне вздрогнув от перспективы остаться с ним наедине в одной машине. Все ее картинные образцы гнева могут просто погибнуть в его зеленых глазах… И что тогда? Она снова будет унижаться, умолять его вернуться к ней? Ну уж нет!!! Нет, нет, нет, нет… - А, хотя, подожди… - Лив изобразила задумчивость жгуче злобным, сияющим взглядом и добавила:
- Я же сама умею водить машину! Вот так удача!!! Но… - она бросила на Джонни снисходительный взгляд из-под длинных ресниц. – Если тебе так хочется… Можешь подвезти меня обратно… Точнее, мое тело с вырванными зубами, выдавленными глазами и десятком пуль в одном только сердце за то, что я пообещала ему сдать насекомыша, а сама дала задний ход… Ну и за опоздание мне наверняка что-нибудь приятное обломится… например, вырезанные гланды. Думаю, кто-то же должен будет перевезти меня в могильный склеп Мартинесов, а твой катафалк, Джонни, подойдет для этого лучше всего. – весело и бодро закончила она, натягивая джинсы и глядя на сердитого мужа, который с тревогой смотрел на нее своими ясными и такими притягательными зелеными глазами.
- Не смешно. – серьезно заявил он, и Лив кивнула:
- А я и не смеюсь. Все, прекращаем трепаться, мне ехать надо, вы без карты дорогу из моей комнаты найти сможете???
Макс со вздохом встал и, бросив последний нежный взгляд на спину девушки, вышел, приобняв Аврору за плечи, которая от его прикосновения превратилась из фыркающей лошади в сладкое желе, с обожанием глядя на своего принца. Джонни еще какое-то время постоял, но затем, не получив от одевающейся в скоростном режиме Лив ни слова, ни взгляда, гневно вздохнул и вихрем вылетел из спальни, оставив только шлейф тонкого, морского аромата, острый нож в ее сердце и эхо от слишком сильно хлопнувшей двери.
Стараясь не думать о Джонни, Максе и о том, что с ними действительно нужно будет поговорить честно, искренне и открыто, а также о том, как же ей хотелось догнать Джонни, дотронуться до его плеча и крикнуть, как сильно она тоскует по нему и как безумно любит, что даже во сне ей снятся его прикосновения, Лив, наконец, оделась в нежно-голубой тонкий и просторный джемпер, черную, утепленную кожаную куртку, те самые джинсы и бархатные сапожки до середины икры на тонкой, высокой шпильке, и, причесавшись и накрасившись как можно приличнее, выскочила из дома до того, как отец полетит на крыльях беспокойства перехватывать ее и начнет зачитывать лекцию о вреде общения со всякими безумными неграми с не менее безумными кличками.
Описывать упрямые, перемежающиеся ругательствами, разговоры миниатюрной блондинки и высокого, накачанного, крепкого чернокожего парня, происходящие в пыльном обществе коробок, плюшевой мебели, устрашающего пистолета, а иногда даже в компании с не менее устрашающим братцем-близнецом в темнокожих руках, лэптопа, подмигивающего красным глазом, и двух древесных жуков, восседающих с не менее важным, чем у Трейшоуна, видом на ручке одного из кресел, не имеет особого смысла.
Через полтора часа усталая, но довольная и, невероятно почему, но еще живая Лив выползла из пустующего в дневной час клуба «Кинг» на улицу, к своему «Эскалэйду». Трейшоун и его характер железобетонной трубы, которую не согнешь никакими адскими усилиями, порядком утомили ее, но она смогла одержать над ним маленькую победу, договорившись, что найдет ему шестерых новеньких, без малейших царапинок, чернокожих мальчиков на побегушках взамен тех, что погибли из-за дебильной выходки Эрнесто, а он, в свою очередь, пообещал не начинать громить отцовские заведения без разбора и не поджигать фамильное поместье Мартинес, хотя именно этот пункт стоял в его списке отмщения на первом месте. А еще Трейшоун раздобрился и под афроамериканский сленговый фон пообещал найти того «нехорошего» парня, который попытался забрать у Лив «Кадиллак», так что долгие переговоры с каменной стеной прошли более чем успешно.
Усевшись в машину и увидев на экране восемнадцать пропущенных вызовов от отца, Лив поспешила в Кэнди-вилладж, пока в Гарлем не нагрянуло не менее тридцати единиц вооруженной техники и военно-воздушных сил, возглавляемых несущимся впереди воинственным мафиозным властелином Эйденом Мартинесом, заставляющим воздух вокруг себя плавиться от источаемого им сокрушительного гнева…
Да и с Джонни и Максом не мешало бы выяснить все раз и навсегда, а то эти двое продолжают околачиваться вокруг нее, превращая ее сердце в болезненный, мучительный сгусток крови и мышц.
Ощутив неимоверную усталость от всего, что подпирало ее со всех сторон, Лив поморщилась и поехала в сторону отцовского дома, стараясь пока не думать о Джонни, Максе, Трейшоуне и отце, а также не вспоминать фиаско с Эрнесто, сводящее ее с ума.
Марти и Эдди терлись на крыльце, дымя сигаретами и переступая с ноги на ногу, чтобы согреться. Увидев Лив, они обрадовались, как дети, и бросились к ней:
- Мисс Оливия!!! Слава Богу! Все в порядке?? – взволованно спросил Эдди, а Марти, чье лицо выглядело уж слишком бледным на фоне зеленых волос, наивно и восторженно заверещал:
- Наконец-то, мисс Оливия, чего вы так долго?!? Мы уже здесь все себе отморозили, а ведь нам эти органы, может, еще в жизни пригодятся! Теперь-то мы можем зайти в дом?? И есть охота чертовски, я бы целого кабана съел, честное слово!!!
- Прекрати, тупица! – одернул его Эдди, чьи губы еле шевелились от холода, и Лив рассмеялась:
- Так я вам, вроде бы, не давала указаний получить обморожение семидесяти процентов кожного покрова, супчики! Или какая-то невидимая преграда мешает вам зайти в дом??
- Это все мистер Мартинес!! – вновь принялся жаловаться с обиженно выпяченной губой здоровенный сорокалетний мужчина, потирая закоченевшие руки. – Он сначала хотел пристрелить нас за то, что мы не поехали с вами в Гарлем… А мы вообще не знали, что вы туда едете, мисс Оливия! – расстроенно воскликнул он, всплеснув руками. – А потом он решил, что разберется с нами позже, а до тех пор нам надлежит торчать здесь, пока вы не приедете, и даже в туалет нельзя отлучиться! Мисс Оливия… А когда мы уже позавтракаем?.. – с новой силой загудел Марти, не обращая внимания на тычки со стороны двоюродного брата.
Лив рассмеялась и махнула рукой:
- Идем-те, овощи! Мне только разноцветных снеговиков около мифологического фонтана не хватало!
Вспомнив о том, что она и сама не ела ничего с самого утра… ну, точнее, с того момента, как проснулась, Лив вместе с Марти и Эдди прошла в столовую, и через несколько минут прислуга закрыла поверхность круглого, дубового стола многочисленными тарелками с закусками, горячими блюдами и напитками, приведя в совершеннейший, мальчишеский восторг обоих телохранителей и заставив завистливо поглядывать всю остальную охрану в доме, лишенную привилегий обедать с членами семьи, да еще и есть блюда, приготовленные для них лично.
Наевшись до отвала запеченной курицы с овощами гриль, Лив великодушно (с точки зрения, опять же, коллег Марти и Эдди по работе) разрешила своим оригинальным валунам остаться и доесть все, что влезет в их желудки, а сама, подхватив бутылку столового вина и бокал, с немного приподнявшимся из пыльной, засохшей грязи настроением, двинулась в кабинет к отцу.
Как это обычно и бывает, Эйден и Брайан находились не в одиночестве, а в окружении трех уличных боссов, которых Лив ехидно называла кривыми во всех смыслах этого слова, раздавая им яростные указания, перемежающиеся с замечаниями по поводу их работы.
- …больше никакого неоправданного изуверства, Дэйв! И плевать мне на то, что они там тебе сказали и как оскорбили твою маму!! Как мы можем вести покровительственный рэкет над теми, кто не МОЖЕТ НАМ ЗАПЛАТИТЬ, ПОТОМУ ЧТО ЕГО ГОЛОВА ПРИБИТА ГВОЗДЯМИ К КАССОВОМУ АППАРАТУ У ВХОДА В ЛАВКУ??? – громыхал разъяренный отец, испепеляя жестким, яростным взглядом потупившегося мужчину в кожаной куртке, черной толстовке, капюшон которой бы накинут на его голову, скрывая половину лица, потертых джинсах и высоких ботинках, потрясая перед его лицом кулаками.
Брайан спокойно и хмуро слушал, зная, что когда Эйден устраивает разнос, лучше не быть его консильери, а прикинуться предметом мебели, чтобы случайно не переключить эту бешеную атаку на себя. Двое других боссов, Лив знала, что это Нэйтан и Коул, которые контролировали Бруклин и Страттен-айленд соответственно, командуя солдатами семьи и регулируя бизнес и взаимодействие с подельниками, выполняя роль половых тряпок (в том смысле, что им приходилось подчищать всю грязь, чтобы не попасться на нелегальных делишках, хотя иногда мелкий и крупный сор после них все-таки оставался), так вот, эти двое тоже натянули грустные, виноватые маски на лица, но Лив заметила, что они еле сдерживались от того, чтобы не расхохотаться над своим напарником.
Лив приветливо махнула отцу и Брайану, и, не смущаясь тем, что у отца ведется какой-то серьезный разговор, прошла к кожаному креслу и плюхнулась в него, попытавшись зубами вытащить пробку из бутылки с вином, так как оставлять бокал, занимающий другую ее руку, ей нигде не хотелось.
- Привет, папуля! Привет, вермишель! Ничего, если я тут посижу? – спокойно и весело спросила она, когда Эйден прекратил вопить и сделал паузу, очевидно, собирая в голове новый букетик лестных выражений и выразительных эпитетов для своих подопечных.
Отец слегка очнулся, оторвав гневный взгляд от трио потупившихся капореджиме, и более мягко, но не менее грозно, посмотрел на дочь:
- Оливия… - он покачал головой. – Какого дьявола ты без охраны уехала в Гарлем и не отвечала на мои звонки?!? Ты меня до сердечного приступа довести решила??? Нет, ну что за день, Брайан?!? – вспыльчиво вздохнул Эйден, устало плюхнувшись в свое кресло за столом. – С самого утра приходится на всех орать…
Лив, наконец, удалось раскупорить вино и, глотнув темно-красной жидкости, она ухмыльнулась:
- Тебе давно уже пора понять, папуля, что твой звериный рык никого не пугает… Другое дело - это то, что ты хотел заморозить в настоящий фруктовый лед моих телохранителей, не дав им даже поесть вдоволь перед смертью… Ай-яй-яй, папочка, зачем ты так с ними? Разве не знаешь, как они мне дороги? А эти твои капо, - продолжала как ни в чем не бывало девушка, махнув рукой на тройку мужчин, молча и угрюмо слушавших ее беспечное щебетание, - да они же только делают вид, что боятся тебя, ты только посмотри в эти хитрые, кривые рожи! Зачем тебе вообще столько капо, ума не приложу?? Пару-тройку из этих двуличных мерзавцев можно с чистой совестью сдать в утиль.
- Что??? – вскричал Эйден, гневно блеснув глазами на мужчин перед собой, которые, кажется, даже как-то уменьшились и усохли под его, уничтожающим все живое, взглядом, сделавшись еще виноватее и угрюмее, чем были. – Что значит «делают вид»??? Да я вам МОРДЫ УТЮГОМ ПОГЛАЖУ, СЛИЗНИ, ЧТОБЫ ВЫ ВООБЩЕ НИКОГДА БОЛЬШЕ НИКАКОЙ ВИД НЕ МОГЛИ СДЕЛАТЬ, КРОМЕ ПЕРЕКОШЕННОГО ОТ БОЛИ, СЛЫШИТЕ??? – снова заорал он, а троица мужчин наперебой принялась бубнить оправдания и размахивать руками, чем очень насмешила Оливию.
В конце концов, Эйден махнул им рукой, приказав убраться куда подальше, и, когда они вышли, бросив злобные взгляды на игриво подмигнувшую им в ответ Лив, тяжело вздохнул и сел за стол, проведя рукой по волосам.
- И после этого ты говоришь, что я не страшный? – с внутренней гордостью заявил Эйден, намекая на лепет его капореджиме перед ним. Оливия пожала плечами и невозмутимо заявила:
- Ну-у-у… Не очень, папочка.
- Да Бог с ними, с этими капо, лучше поговорим о Трейшоуне Джонсе. – вернул отца и дочь к конструктивному диалогу Брайан.
Лив поморщилась.
- Не о чем говорить, все нормально. Его люди не воткнут нам ножи в глаза, когда мы будем спать. Лучше скажите, где Макс и… Джонни? Мне поговорить с ними нужно.
Эйден и Брайан многозначительно переглянулись, и отец ухмыльнулся:
- Наконец-то одумалась, дочь? Я рад за тебя. Поговоришь с ними после того, как мы подробно узнаем детали твоей поездки к…
К кому Лив, к огромному счастью, не удалось услышать, потому что от такого частого звука имени Трейшоуна в ней просыпался рвотный рефлекс. Затрещала рация на письменном столе, и отец нехотя взял трубку:
- Да, Энрико?
- Мистер Мартинес, тут колумбийский наркоделец с подельниками пожаловал, говорит, у него к вам разговор серьезный есть… Впустить его, сир?
Лив удивленно и заинтересованно посмотрела на рацию отца, а Брайан резко нахмурился:
_________________

 » Глава 32 (окончание)

- Вряд ли он пришел, чтобы угостить нас бесплатными пробниками своих новинок…
Эйден пристально посмотрел на Брайана, затем – на Лив, безмятежно покачивающую пальцами бокал с вином, и недовольно проговорил в рацию:
- Впускай, Энрико. Проводите ко мне в кабинет.
- Да, сир.
Эйден вздохнул и, бросив рацию на стол, проговорил:
- Чертов бизнес! Даже и пяти минут не дает на разговор с собственной дочерью… Ну и за каким хреном он притопал, Брайан?
- Сейчас узнаем. – пожал плечами консильери, бросив грозный взгляд на Оливию, которая, как и он, прекрасно догадывалась о цели его визита.
Через две минуты тот самый гордый колумбиец с черными угольками глаз, смуглой кожей и агрессивно настроенным лицом, сопровождаемый неизменными охранниками или подельниками (Лив не очень разбиралась в инфраструктуре наркокартелей) уже важно входил в кабинет, стуча каблуками толстых, кожаных ботинок по паркетному полу.
- Добрый вечер, мистер Мартинес! – неизменным омерзительным, гнусавым голосом с акцентом проговорил он, но его взгляд тут же упал на мило улыбающуюся из кресла блондинку, которая не преминула сама заявить о своем присутствии, весело воскликнув:
- Привет, Питон! Как поживает самый лучший героин в мире??? Или ты приплыл к нам, чтобы продемонстрировать очередной килограмм усовершенствованного белого дерьма, дополненного ароматизатором лаванды или зеленого яблока?
- Оливия. – осадил дочь Эйден строгим голосом и посмотрел на гостя. – Чем я могу вам… - но он не успел договорить, потому что Питон резко метнулся к Лив и, ткнув в нее кривоватым смуглым пальцем, гневно заверещал:
- Ты!!! Ты надула меня!!! Ты должна мне двенадцать тысяч!!!
Лив усмехнулась и наивно подняла брови:
- Ты о чем вообще, змея-тяжеловес? Я выполнила все условия нашей договоренности, тебе что, какие-то бонусы и подарки подавай? Извини, это не ко мне, а в сетевой маркетинг. – беспечно отозвалась девушка и налила себе еще вина.
Эйден нахмурился и вышел вперед, встав между дочерью и Питоном, который и правда смотрел на нее глазами злой и голодной рептилии.
- Что здесь происходит? Что за обвинения в адрес моей дочери? – недовольно и холодно проговорил он, и Питон, переведя на него хищный взгляд, заорал, брызгая слюной:
- Твоя дочь обманула меня!!! Она должна мне деньги!!! Была договоренность, что если мой героин будут хорошо покупать, то она станет платить мне по полторы штуки за грамм, как и должно было быть изначально!! А вместо этого, мой товар исчезает в твоих точках, как мыльные пузыри, а эта… - он еле удержался от ругательства, видя, как медленно начинает звереть папочка, - эта… твоя дочь… Продолжает платить по восемьсот баксов за грамм!!! Так что, ты мне должна, девка, плати, или я…
- Или что ты??? – насмешливо прогрохотал Эйден, пылая огнем бешенства и еле держа себя в руках. – Не забывай, колумбиец, ты сейчас в моем доме!! И если еще услышу хоть одно нелестное слово о моей дочери, будешь у меня ползти обратно до своей тачки на животе, подтаскивая за собой два окровавленных обрубка, бывших ранее твоими ногами! Оливия, объясни. – жестко потребовал отец, повелительно посмотрев на дочь, буквально источая взглядом важность и влияние.
Лив вздохнула и рассерженно посмотрела на Питона, сжимающего кулаки и округлившего глаза от злости:
- Сколько ты уже в Америке, рептилия? Месяц? Два? Больше? Пора бы тебе уже выучить список неправильных глаголов, наркодиллер. Мы с тобой четко и ясно, на великолепном английском языке, обговорили, что я заплачу тебе полную сумму только в том случае, если общество потребителей этой отшибающей мозги пыли сочтет этот «товар» продуктом высшего качества. А то, что его хорошо покупают… - Лив пожала плечами. – У них не особо много выбора в этом городе, где заполучить наркоту. Так вот. – с видом ученого-философа продолжила разглагольствовать девушка прямо в пышущие гневом и желанием задушить ее голыми руками на этом самом месте глаза Питона, злобно щурившиеся на нее. – Я провела соцопрос среди наиболее… м-м-м… так сказать, нуждающихся торчков отцовских клубов. И ты не поверишь, змейка, но все они в один голос сказали, что наркота от предыдущего дельца была куда лучше… Так что получай свои заслуженные восемьсот, автозагар, и скажи «спасибо», что не пятьсот, в отместку за твое вранье.
Питон вышел из себя и резко шагнул вперед. На мгновение Лив почудилось, что он и правда набросится на нее на глазах у отца, но мужчина с огромным трудом сдержался и только прошипел:
- Ты все врешь, глупая дрянь, это неправда, неправда!!! Ты – лживая, дешевая, грязная…
Закончить фразу ему было не суждено: раздался выстрел, за ним – второй и третий, и Питон, с так и оставшимися широко и разъяренно вылезшими погулять из орбит глазами, и оба его друга грузно упали на пол, получив по небольшой, но от этого не менее смертельной, дырочке во лбу.
Лив вскочила на ноги, ошарашено и возмущенно глядя на трех, теперь уже бывших, наркодельцов, лежащих в безжизненных позах перед ее креслом, а затем перевела взгляд на отца, сжимающего дымящийся пистолет рукой и с мстительным хладнокровием глядящего на притихшего Питона и его собратьев по несчастью.
- Эйден!!! – первым опомнился Брайан, выскочив вперед и наклонившись над покойниками с самым обеспокоенным видом, будто желая провести им реинкарнацию. – Что ты наделал?!? Она же… Она же… - он задохнулся, схватившись за голову, но теперь уже Лив снова получила возможность кричать, очнувшись от первичного шока, и в полный голос завопила:
- Черт!!! Зачем ты это сделал, отец??? У тебя что, разум ударился в глубокий загул?!? Поверить не могу!!! Поверить не могу!!!
Эйден гордо поднял голову и спрятал пистолет, спокойно заявив:
- Он обманул тебя и оскорблял. Никто не смеет так обращаться с моей дочерью! Никто!! – грозно добавил он, для устрашения повращав глазами и ударив кулаком по спинке кресла, в котором минуту назад рассуждала Оливия.
Лив тоже, как и Брайан, склонилась над испустившими дух колумбийцами и, вцепившись в свои волосы, закричала, испытывая невероятный шок:
- Эх ты, страшила с мозгами из отрубей, булавок и прочего сора!!! Ну неужели ты не понял, что я разводила его? Это был развод, отец!!
Эйден замер, недоверчиво и изумленно глядя на дочь.
- То есть как – развод?
- Да вот так! Самый, что ни на есть, шикарный, блестящий, крутой развод, призванный обеспечить нам дополнительную сохранность нашего бюджета!!! – Лив выдохнула и обессиленно и возмущенно упала обратно в кресло. – Ох, папаша… Из каменного века ты, что ли, вылез??? Нормальный у него героин был, я действительно проверяла в клубах, качество – на пять звезд из пяти, но ты действительно думал, что я соглашусь платить этому удаву полторы штуки за грамм какой-то муки, когда могу соврать с честным лицом и продолжить платить восемьсот??? Теперь ты долго будешь искать другого такого дурака-наркобарыгу, который попадется на эту удочку…
Лив закрыла глаза, пытаясь прийти в себя и успокоиться, но картинка тройного убийства, совершенного две минуты назад, все стояла у нее перед глазами, будто она видела их наяву. Ее мучила совесть за смерть этих людей, но… в то же время, он уже начал соображать, что его, похоже, всерьез обводят вокруг пальца, так что отец, можно сказать, услугу оказал, убрав этого крикуна…
Эйден раздраженно бросил пистолет на стол и хмуро уставился на дочь, сложив руки на груди:
- Не могла ты меня, что ли, заранее предупредить, Лив??? Я, между прочим, их убил! Оливия, Оливия… - покачал он головой и закурил, вдруг подойдя к дочери и потрепав ее за волосы. – А ты здорово все это придумала… Еще раз доказывает то, что ты будешь замечательным боссом. – улыбнулся вдруг отец, и Лив даже как-то кричать на него расхотелось… Он же ее защищал, все-таки… - Ладно. – махнул рукой Эйден, глядя на мертвые тела. – Будем считать, что я казнил их за грубые слова в отношении тебя. Брайан, нам нужен новый наркодиллер. Что-то они у нас не задерживаются…
- Издержки профессии. – ехидно проговорил Брайан и переглянулся с Лив. В этот момент дверь в кабинет отворилась, и вошли Макс и Аврора.
Увидев три трупа на полу, Макс нахмурился и наклонил голову, разглядывая колумбийцев, затем на его красивом лице вдруг мелькнуло понимание, и он, подняв брови, присвистнул, посмотрев на всех присутствующих:
- Это же тот самый дилер, Питон, если мне не изменяет память?!? А почему я вижу кровь, которая должна сейчас циркулировать вокруг его головного мозга в черепе?? И чем бедняга, которому и так жизнь подставила чудовищную подножку, сведя с белоснежкой, заслужил такой неожиданный конец??? – и он посмотрел на Лив недоуменным, несколько веселым, но строгим взглядом.
Девушка вытаращила на него глаза и возмущенно воскликнула:
- Эй! А чего ты на меня-то смотришь???? В мои планы входило лишь использование господина Питона в своих целях, а грохнул его мой весьма сообразительный, уровень развития аж за облака зашкаливает, самый страшный в мире папуля! Ты разве не слышал, как его называют? Эйден, великий и ужасный! Вот, теперь сгоняй в гараж за лопатой, будешь помогать закапывать результаты бескрайних просторов его ума!!! – протараторила Лив, отпивая вино прямо из бутылки, потому что не смогла найти в поле зрения свой бокал, а тем более, вспомнить, где его оставила.
Макс перевел удивленный, но ухмыляющийся взгляд на Эйдена, который потряс кулаком в воздухе в сторону дочери и гневно прогремел:
- Только попробуй в следующий раз мне что-нибудь не рассказать!!! Оливия… Что за дочь у меня?!? – в пустоту посетовал Эйден и посмотрел на Брайана. – Брайан, распорядись, чтобы вынесли этих… Сколько они лежать-то здесь будут???
- Пока время, в сочетании с кислородом, светом и червями-некрофилами не превратит их тела в жалкие остовы, а затем и в прах. – весело проговорил еще один появившийся в дверном проеме голос, и Лив вздрогнула, подняв голову и увидев Джонни, смотрящего одновременно и скорбными, и веселыми глазами на мертвецов, и невозмутимо что-то жующего, не стесняясь ни омерзительной кровавой лужи, ни самих, коченеющих колумбийцев.
Все в этом мире вдруг отлетело на задний план: она видела только его, только его одного… Злясь и любя одновременно… Лив пристально, блестящими, больными глазами оглядела его потрясающую, такую любимую, мускулистую фигуру, сильные руки, широкие плечи… Ее взгляд нежно переместился на его лицо, пройдясь по мужественному подбородку, правильному носу, любимым, горячим губам, а затем переключился на темные ресницы, брови и слегка волнистые, мягкие волосы, небрежно спадающие прядками на его лоб и затылок…
Она могла бы смотреть вечно, если бы его зеленые глаза, будто почувствовав ее внимание, резко не поднялись на нее, и Лив замерла, утопая в его взгляде… Она ощущала их сияние… Не такое, как раньше, черт возьми!!! Как она мечтала вернуть тот энергетический теплый импульс, что достает ее до самых сокровенных глубин ее сердца… Увидеть любовь и игривую страсть в смотрящих на нее глазах… А вместо этого – холодное отчаяние, боль, тоска, невыносимое желание поверить ей и… невозможность осуществления этого на практике… Нет, как же он злил ее сейчас, с ума сойти можно!!!
Лив чуть не зарычала от охватившего ее безумного гнева и еле слышала то, что происходило вокруг, только смотря и смотря дальше в эти зеленые, такие нужные ей глаза, бесясь все больше и больше…
- Фу, Джонни!! – воскликнула, поморщившись, Аврора. – И ты еще можешь есть в присутствии… мертвых???
Джонни безразлично пожал плечами, продолжая смотреть на Лив.
- Ну, работники морга ведь могут, милая Аврора, так чем же я хуже?!?
- Идиот… - шепнула еле слышно Лив и могла поклясться, что уголки его губ дрогнули в улыбке…
- Никогда не могла спокойно смотреть на убитых. – жалобно протянула Аврора, с надеждой и мягкой, но игривой, детской улыбкой посмотрев на Макса снизу-вверх, как послушная собачка на своего хозяина. Макс вдруг, к удивлению Лив, бережно развернул ее к себе и очень нежно погладил по щеке, оглядев ласковым взглядом черты ее лица… Он усмехнулся и успокаивающе проговорил, глядя на брюнетку:
- Это нормально, Аврора. Кто сказал, что к смерти нужно относиться, как к перестановке мебели? Безразличное отношение к покойникам – плохая привычка и результат поломанного, ненормального детства.
Аврора восхищенно улыбнулась, преданно глядя в его синие глаза, и Лив даже испытала укол ревности, так и уставившись в удивлении на эту парочку… Она так привыкла к тому, что Макс принадлежал только ей, что… «Вот же глупая курица! Ты же сама его оттолкнула, так что теперь? Хочешь и правда пожить шведской семьей? А тебе не слишком будет?!?» - так, отругав саму себя, подумала Лив и, дождавшись, когда трупы, наконец, вынесут, жестко проговорила, глядя на Джонни и Макса, занятого созерцанием Авроры:
- Нам с вами нужно поговорить.
Эйден и Брайан переглянулись, и отец, кашлянув в кулак, поднялся, направившись к двери:
- Идем, Брайан, пообедаем. Заодно обсудим, с каких это пор я стал таким нестрашным, как утверждает мое чадо…
Брайан усмехнулся, ободряюще подмигнув Лив, сердце которой колошматилось сильнее отбойника, и вышел из кабинета вслед за отцом.
Аврора язвительно усмехнулась и сложила руки на груди, пренебрежительно посмотрев на Лив:
- Неужели?!? И что, ты правда сама до этого додумалась, или подсказал кто? А по мне, так тебе просто нравится держать в своих руках вожжи сразу от двух лошадок… Ты же упиваешься собственной значимостью, малышка!
Лив фыркнула и встала, пройдя и захлопнув входную дверь.
- Да уж… У тебя в прилизанной головке явно поломался центр, отвечающий за умение шутить… Ну ладно, каланча, за то, что назвала этих двоих… - Лив указала на Джонни, сложившего руки на груди с самым серьезным и брутальным видом, прожигая Лив зеленым взглядом, и Макса, отошедшего к окну и тоже самодовольно ухмылявшегося, правда, в его синих глазах сквозило какое-то болезненное, отчаянное ощущение, едва заметное за маской уверенного, сильного мужчины, но Лив слишком хорошо его знала… - конягами, я разрешаю тебе остаться и послушать, потому что мне и тебе есть, что сказать.
Аврора хмыкнула и грациозно, словно черная, изящная пантера, уселась в кресло, закинув ногу на ногу и с гордым, независимым видом проговорив:
- Я и сама не собиралась уходить. Не думай, что мне нужно твое разрешение, блондинка.
Лив бросила на нее ледяной взгляд и подошла к Максу, заглядывая ему в глаза. На секунду она снова ощутила его горячую, мужественную энергию, обратила внимание на его великолепную фигуру, красивое лицо, черные волосы… Их взгляды встретились… Она, как и раньше, чувствовала, что не может двинуться с места. Как и раньше, тонула в этих, горящих адским пламенем и неудержимой страстью, синих глазах, обаятельно и так нежно смотрящих на нее с тем самым чувством, которое она так стремилась найти в них раньше, в те времена, когда они были вместе, а Джонни оставался ей только другом… А теперь в них было и отчаяние, и боль, и грусть…
- Что-то у меня нехорошее предчувствие, белоснежка… - тихо и невероятно горько произнес он так, что Лив вздрогнула. – Может, ты лучше не будешь ничего говорить, а…
- Ну уж нет. – жестко отчеканил голос Джонни позади, заставив Оливию прийти в себя и вернуться, все-таки, мыслями к тому, что необходимо было сделать сейчас. – Она должна расставить все по своим местам.
Лив мельком оглянулась на него, чувствуя, как бушует грозный океан внутри нее: с одной стороны, она так хотела броситься к нему в объятия, вернуть того, прежнего Джонни-весельчака и игривого, обаятельного хулигана, который любил ее, как никто другой, а с другой стороны, она невозможно сильно злилась на него за то, что он все еще не верил ей, мучал ее, заставлял умирать ее сердце каждый вечер, когда она оставалась в своей спальне одна… А после сокрушительного, трагичного поражения с Эрнесто, в ее сердце появилась и бешеная усталость от всех этих переживаний и бессмысленной муки.
Она вздохнула и снова посмотрела на Макса.
- Макс. Я люблю тебя. И это нельзя изменить, нельзя выключить, нельзя остановить, как какой-то идиотский бразильский сериал… - она выдохнула, чувствуя, как горят ее щеки, как в груди все сжимается от боли, от того, как он отчаянно и обреченно смотрит на нее, все еще сохраняя маленький, трепещущий лучик надежды, что может быть, все-таки, он сможет быть счастливым… Этот лучик уничтожал ее прямо сейчас, Лив сходила с ума от ужаса того, что испытывает… Будто часть сердца грубо вырывают из груди и куда-то отбрасывают, не задумываясь о том, сможет ли она жить только с половиной сердца… - И ты знаешь это, знаешь, как ты на меня действуешь, понимаешь, что я чувствую, когда ты смотришь на меня или прикасаешься ко мне… И я наверняка была бы с тобой столько, сколько позволила бы мне моя жизнь, и была бы безумно счастлива, но… - она с трудом глотнула воздух и посмотрела на свои дрожащие ладони, чувствуя, что в любую секунду может разрыдаться. – Но я не могу без него… Понимаешь? Я не могу без него спать, не могу есть, не могу дышать, я будто умираю с каждым днем, и все во мне меняется, от бешеной ненависти к себе до полного безразличия, и… - она опустила глаза и обхватила себя руками. – И мне не важно, простит он меня или нет. Если я не буду с ним, значит, не буду ни с кем. Мне… ужасно… жаль… - шепотом выдохнула она, наконец, посмотрев в его глаза и ощущая первые слезы на своих щеках, понимая, какую боль причиняет ему, понимая, что ему теперь придется переживать, пытаясь жить дальше после того, как он снова потерял ее, пытаясь найти смысл в чем-то другом, а может, в ком-то другом… Но Лив и сама понимала, что никто никогда не может сравниться с тем, кого ты действительно любишь, никто никогда не заменит волшебство прикосновения к тому, чье сердце бьется в унисон с твоим, к тому, о котором ты думаешь каждую секунду, каждый миг на этой земле, который делает тебя и твое существование особенным… Счастливым. Она видела все это сейчас, в его глазах, наполняющихся болью с каждой секундой понимания того, что произошло, будто уносящихся от нее в мир своего страдания, но, по-мужски, не желающих показать свою разбитость, свою подавленность и безрассудное отчаяние, а вместо этого, героически стойко продолжающих сдержанно смотреть на нее, после чего он кивнул и тихо, с огромной горечью произнес:
- Я знал это, белоснежка. Знал еще в прошлый раз. И… - он тяжело вздохнул, но нашел в себе силы продолжить. – И я уважаю твой выбор. – он подавленно отвернулся к окну, пытаясь перенести внутри себя повторный отказ любимой женщины, той, что изменила все внутри него и все его представления о жизни и людях, которые он имел до встречи с ней.
Лив тяжело выдохнула и, вытирая слезы ладонями, посмотрела на Аврору, в глазах которой веселилось не просто бешеное ликование, а еле сдерживаемый крик восторга и радости. Будь ее воля, подумалось Оливии, она бы станцевала кадриль прямо на этом, залитом кровью колумбийских наркодельцов, полу. Ее взгляд немного остудил разгоряченные нервы Лив, и та, усмехнувшись, жестко проговорила:
- Теперь ты, надоедливая цапля. – ею завладело возмущение. – Ты же любишь Макса! Какого черта тогда ты лезешь к этому индюку с мордой Терминатора?!? – вскричала она, указав на Джонни, который вдруг почти совсем, как раньше, тепло ухмыльнулся. – Ты думаешь, что сможешь заставить его ревновать тебя? Так сперва ты должна хотя бы нравиться ему, брюнетка! Стань уже нормальной девчонкой, в конце концов! Я же тебе говорила, что пока ты будешь играть популярную у всяких падких на тонкие, костлявые мощи тигров, дикую кошку, он ни разу не посмотрит на тебя! Снимай уже маски, дурында, и становись самой собой! И кстати, - подумав, вдруг вспомнила Лив, глядя на недовольно вспыхнувшую, хмурую Аврору, - что ты делала в его машине в ту ночь, когда мы поссорились?? Если ты утешала его привычным для себя способом…
Аврора насмешливо расхохоталась, а Джонни вдруг спокойно заявил:
- Успокойся, Лив, ничего не было. Я подвез ее до бара, после чего поехал по своим делам, вот и все.
Лив резко обернулась к нему, пылая яростью и жаждой исколотить его прямо здесь и сейчас, чтобы этот пес-барбос умолял ее остановиться со слезами на глазах… Она не замечала, что он совсем иначе смотрит на нее, внимательно, проницательно, с нежностью и жадностью изучая ее лицо и слушая с невероятным восторгом каждое ее слово… Не видела огонь зеленых глаз, ласково и с глубокой болью, запрятанной под спокойствие и безразличие, под уверенность и мужество, оглядывающих ее всю целиком, неотрывно, жадно, с ужасной тоской…
Ах, как она злилась на него!!! Просто бешеный вихрь в ее голове, огненный котел с кипящей яростью, проливной дождь зла и боли… Убила бы, убила бы прямо здесь за то, что любила, за то, что не верил, за то, что не приходил в больницу, за ослиное, тупое упрямство!!!
- Ну и, наконец, ты, тапир безмозглый… - прошипела Лив, подлетев к Джонни и, сияя огнем разрушительного гнева, ткнула его пальцем в грудь. – Если твоему скудному, треугольному, потерянному в пустоте черепной коробки, умишку не дано понять, как сильно я люблю тебя, то тебе надлежит навсегда убрать свою самодовольную, Казанова-образную, отвратительную улыбку и пойти в задницу, потому что я чертовски устала доказывать тебе, что и тогда, и сейчас, я выбрала и всегда выбираю тупого прилипалу со сквозняком в голове и болтающимся на веревочке крошечным шариком, именуемым головным мозгом, вместо потрясающего, мужественного, красивого и сильного мужчины, который, правда, тоже умеет изрядно потрепать нервы и как следует взбесить… - она бросила беглый взгляд на Макса и снова обрушилась волной безумия на Джонни, который, мягко говоря, был в веселом изумлении. – Я вечно спасаю тебя, думаю о тебе, рискую своей жизнью ради твоего дыхания и готова на все, даже на унизительную беготню к твоему дому и выслушивание лестных комментариев твоей мамочки в мой адрес… Но ты не поверишь, дубина, как я чертовски устала от боли, ну просто сил моих больше нет! Особенно после того, как я попыталась сделать хоть что-то в этой жизни, ради чего могла назвать свое теперешнее существование не бессмысленным, но не смогла сделать ничего для этого человека, для которого могла стать чем-то новым, изменить его жизнь, да и мою, к лучшему, доказать ему правильность собственной веры в любовь и семью… Он не поверил мне, да и я, признаюсь, сама не очень-то теперь верю во все эти красивые слова, а посему, и ты, Джонни, катись к дьяволу и забудь дорогу в мою квартиру, потому что на этом моя беготня и бессмысленные телодвижения, направленные на хоть малейшее исправление ситуации, закончились!!! Больше не могу, не могу! Черта с два, придурок!!! И, между прочим, - гневно добавила она, испепеляя мужа грозовым, но от этого, не менее уставшим, взглядом, - ты тоже целовал меня, когда я встречалась с Максом, так что вы квиты!
Лив перевела дух, оставшись довольной своей речью, а Макс резко развернулся и уставился на Джонни ошарашенным и возмущенным взглядом, говорившим только о том, что когда его голова закончит обрабатывать полученную информацию, тело двинется на бывшего друга и убьет его одним точным ударом в висок.
- Что??? Что она сказала?!? Ты… ты целовал ее, когда мы были вместе?!? Целовал мою женщину?!? Поверить не могу!.. – прогрохотал он, медленно, грозно двинувшись на Джонни и излучая сумасшедшую злость.
В глазах ни на йоту не испугавшегося Джонни мелькнуло чувство вины, скрывшись за широкую спину игривого огонька, и он примирительно поднял руки, расслабленно глядя на того, кто хотел самым эффектным образом приложить свой кулак к одному из двух сияющих зеленых глаз:
- Эй, Максик, расслабься, это был дружеский поцелуй! Дружеский!! И мы с Лив тысячу раз это…
Оливия, которая в это время устало устраивалась на диване рядом с креслом Авроры и с большим старанием пыталась дотянуться до своей начатой бутылки вина, вдруг фыркнула, громко заявив:
- Ой, да брось заливать, Джонни! Мы оба прекрасно знаем, что это был за поцелуй! Никакой дружбой там даже не пахло…
Аврора с неподдельным интересом следила за развитием событий, удивленно поглядывая на угрюмую, мечтающую утопиться в бутылке с вином Лив и двух, распушивших перья, петухов, готовых заклевать друг друга до полусмерти, ну или, на крайний случай, выжечь позорное клеймо друг у дружки на лицах пристальными, немигающими взглядами разъяренных глаз.
Лив уже отключилась от происходящего, улетев в тоннель своих черно-серых, невеселых мыслей, и до нее долетали только обрывки фраз:
- …проклятье, зачем ты это сделал?!? Я же предупреждал тебя насчет нее…
- Да там и поцелуя-то практически не было никакого!.. Так, полсекундочки, и она сразу уснула…
- Что?!? Так если бы она не уснула, ты бы…
- Да успокойся ты, ничего бы я с ней не сделал! Мы были друзьями, ты что, забыл??? И кстати, наш невинный и едва заметный поцелуй ни в какое сравнение не идет с тем, как ты целовал ее тогда ночью!!!
- Черт возьми, да если бы я знал, что ты натворил тогда, то сделал бы с ней кое-что более прекрасное, чем просто поцелуй!
- Ну значит, тебе повезло, что ты о нем не знал, иначе до этого момента времени ты бы не дожил, Макс, гарантирую…
Спор становился все горячее, неизбежно, как и все споры, вставая на ступеньку бесконечно вращающегося замкнутого круга, но Лив уже ничего не слышала, опустившись в собственную вакуумную комнату пустоты и подавленности. Аврора скептически покачала головой и с насмешкой проговорила:
- Ставлю пять баксов на то, что они сейчас устроят тут пластилиновые бои.
Лив на секунду вынырнула из себя и ухмыльнулась, поглядев на продолжающих орать друг на друга Джонни и Макса.
- Десятка на то, что они сейчас потащатся в столовую или гостиную, чтобы прихлопнуть на пару какую-нибудь симпатичную бутылочку виски.
Аврора недоверчиво посмотрела на Лив, но в этот момент парни и правда выдохлись, молча замерев друг напротив друга с грозными лицами и пытаясь пересмотреть друг друга взглядом «попробуй угадать, кто из нас самый крутой». Воздух вокруг них был будто наэлектризован, грозясь взорваться огнем при малейшей искорке, но Макс вдруг выдохнул и недовольно проговорил:
- Срочно. Нужно выпить.
- Согласен. – тоже выдохнул Джонни и невозмутимо прошествовал к бару желающего быть очень страшным, как Фредди Крюгер для маленьких детей, влиятельного мафиозного босса Эйдена Мартинеса и, нисколько не стесняясь, изъял оттуда на свет две бутылки элитного коньяка. Сунув одну из них Максу, он первым вышел из кабинета с самым сумрачным видом, даже не взглянув на Лив.
Когда оба красавчика, наконец, исчезли из виду, Аврора недоуменно посмотрела на Лив и с любопытством спросила:
- Как ты узнала?! Ну, что они не будут бить друг друга…
Лив безразлично пожала плечами, желая остаться одной в своей собственной, пустой и тягостной раковине, в обнимку с прекрасным, вгоняющим мысли в соревновательную эстафету винцом, но все-таки пробубнила:
- Во-первых, как я уже говорила, они в расчете. Ну а во-вторых… Я не особо разбираюсь в мужских взаимоотношениях, но мне кажется, что бывшие друзья все равно не смогут стать настоящими врагами друг другу. Они понимают друг друга изнутри, знают друг друга… А враг – это всегда чужой человек.
Аврора недоверчиво приподняла брови и вздохнула:
- А ты не перестаешь меня удивлять, детсадовская малышка Лив. – она встала и вдруг, сквозь зубы, тихо проговорила:
- И спасибо, что выпустила вожжи моей лошадки.
Секунда – хлопнула входная дверь, и Лив наконец-то осталась одна.
Час шел за часом… Лив сидела, не вставая, на диване, медленно совершая глоток за глотком из бокала и все больше и больше отправляя свое тело в невесомость собственного Космоса. Никто не приходил, за окном темнело, темнело в кабинете, темнело в ее глазах…
Она думала о Джонни, о своей злости и любви к нему, о том, что никогда не сможет быть ни с кем, кроме него, ужасно скучая по нему, но, в то же время, не желая его больше видеть… Как было бы просто, если бы он перестал маячить перед ее глазами, как чертово темное пятно на сетчатке, исчез и никогда… Нет. Она не могла так думать. Это было бы совсем непросто. А главное – ее жизнь действительно потеряла бы смысл.
Она думала об Эрнесто, и внутри нее все рвалось. Ей ужасно хотелось найти его и попробовать объяснить снова, найти другие слова, привести более весомые аргументы… Она все время вспоминала его, такого сгорбленного и окровавленного, прижимающего руку к животу и искаженного собственной физической болью, столкновением с чем-то большим, чем его личная реалия, потерянного в себе и своих убеждениях, но не желающего признавать собственное поражение… Она чувствовала, что он хотел и мог быть другим… И именно поэтому он отдал ей флешку и прекратил издевательства… Но она не смогла помочь ему, вытащить из его собственного стеклянного шара, из собственных комплексов и противоречий, ведь ему так хотелось быть хищником! Он ощущал себя выше других, сильнее других, могущественнее и значимее, чем кто бы то ни было… Ну почему? Ну почему, почему он терзал ее душу своим образом то затуманенных легкой дымкой, то ясных и холодных серых глаз??? Почему она просто не забудет о нем, как о каком-то грустном и неприятном эпизоде из жизни?
Лив не шевелилась, пребывая будто внутри собственного тела. Это было странно и даже немного страшновато… Она почему-то видела его таким огромным и тяжелым над собой, что ей было трудно дышать, видела свою руку с бокалом, безвольно лежащую на диване, видела светлые пряди струящихся вдоль ее тела волос, но все это отмечалось ее мозгом как бы боковым зрением, потому что глаза ее смотрели в окно… или на окно, в одну точку… Там было грязное пятнышко на жалюзи… На него-то она и пялилась, не в силах сдвинуть глазные яблоки в другое место, не в силах пошевелить ни единым мускулом, потому что ее тело будто отделилось, и она утратила возможность управлять им.
Ее тело, или, в данном случае – живой саркофаг для ее души, глядящей сейчас на мир изнутри, слегка гудело от воздействия вина, но мозг работал очень ясно: она не была пьяна. Девушка понимала все, что происходит вокруг, понимала свою обреченность и причины собственной боли… Она видела в темноте кабинета тонкие, незримые обычному глазу, нити, светящиеся бело-голубым светом и тянущиеся к отцу (крепкая, прочная нить, самая толстая из всех), Брайану (тонкая, но не менее прочная), Эрнесто (тонкая, мерцающая и обрывающаяся где-то здесь, в пределах этой комнаты), Максу (все еще толстая, все еще прочная и очень яркая, как ни крути), и, наконец, Джонни (толстая, но делающаяся все тоньше и тоньше, по мере удаления от тела Лив, становясь хрупкой и едва заметной, но еще не оборванной на том конце). Лив старалась не дышать, ощущая, что если ее дыхание, или мысль, или слово заденут нить, то что-то больно резанет ее сердце, тот самый орган, из которого они берут свое начало… Мы не можем оставить тех, с кем нас связали бело-голубые нити. Мы всегда будем с ними, насколько это возможно, даже если придется наслаждаться их образами издалека, сохраняя вечную, тугую, как карамель, дистанцию…
Свет включился, и мир кабинета наполнился гулом голосов. Глаза Лив потеряли из виду нити, но зато уловили боковым зрением какое-то движение вокруг, однако, сил выбраться из глубин собственного тела и соединиться с ним, взять в руки центр управления движением глаз и всех остальных органов, у девушки не было.
- Лив… Лив? Ты… черт. – услышала она зов отца и его обеспокоенное восклицание. – Зачем ты столько выпила, дочь?
«Столько выпила??? Одна бутылка – и то, не прикончила до конца! Плохо же ты обо мне думаешь, папаша!» - пробежала в темноте головы бегущая строка зелеными буквами, и как объяснить отцу, что она, отчего-то, не может пошевелиться, угнетенная своими мыслями и настроением, подавленная собственной глупостью и бесполезностью?
Бутылка выскользнула из ее рук, и глухой стук ознаменовал, что ее донышко успешно столкнулось с паркетным полом кабинета.
- Что с ней, Эйден? Пьяна? – тихо и встревоженно спросил голос Брайана, и Лив испытала новую досаду.
- Похоже на то. – проговорил озабоченный голос Эйдена, а затем, через паузу и уже на отдалении:
- Ладно. Пусть пока посидит здесь. У меня переговоры с моим банкиром, она не помешает… Джулиан! Пригласи Белгрема.
- Оливия… Ты меня слышишь? – тихо, около уха прошептал Брайан, а затем, перед порядком раздраженной, но все еще запертой внутри себя девушкой пару раз помахали двумя пальцами, сложенными в букву «V».
«Клянусь, Брайан, если ты не прекратишь, я сломаю тебе эти пальцы в символ Макдональдса!»
К счастью для Брайана, этой милой угрозы он не слышал, так как, к всеобщему негодованию, телепатом, все же, как ни крути, не был. Еще секунду левое ухо Лив слышало его встревоженное дыхание, а затем вокруг стало явно пусто: все голоса переместились ближе к отцовскому столу.
Прошло еще около получаса, бубнеж на какие-то темно-денежные темы вперемешку с резкой критикой всех банковских систем все продолжался, совершенно не мешая Лив тонуть в своей депрессии дальше, но в какой-то момент все просто изменилось.
Дверь в кабинет снова отворилась, и в темноте внутри девушки будто зажегся теплый свет, пробивая тонкими, но сильными лучами мрак, согревая ее и заставляя подниматься куда-то выше и выше…
Знакомые быстрые шаги… Темнота вокруг Лив тоже резко рассеялась, даже пятно на жалюзи куда-то исчезло… Ей вдруг стало невообразимо спокойно, а по темному саркофагу прошел блестящий, слепящий разряд электрического тока…
Тонкий аромат свежего бриза вскружил карусель в ее голове, а тихий, обеспокоенный голос заставил сердце ожить и застучать с тем давно забытым стуком, будто старую плотину вновь затопили живительной водой… Так произошло перерождение души, и все благодаря обычной, но необыкновенной, старой доброй, но приносящей столько боли и мучений, любви.
- Что с ней?
- Пьяна… или спит… Наверное. – угрюмо пробурчал отец.
- Все будет в порядке, Эйден, я разберусь. Поехали домой, Оливка. – вдруг шепнул он ей на ухо… Вспышка! Как волшебство прозвучало ее милое прозвище из его уст, как огненный вихрь закружилась Лив внутри себя, всем существом реагируя на его нежный шепот… И она… Вернулась. Выскочила. Резко, болезненно… Но тело и душа снова стали единым целым, не обременяя друг друга своим присутствием.
Лив моргнула и пошевелилась, медленно подняв голову и, повернувшись, посмотрев на Джонни.
Опять он рядом с ней, что же ему надо-то?? Хочет ее до смерти замучить, прилипала чертов???
Джонни слегка хмурился, внимательно и обеспокоенно вглядываясь в ее лицо, и она видела даже движение его длинных, темных ресниц, даже милые крапинки на радужной оболочке зеленых глаз, когда эти глаза медленно и пронзительно впивались в ее лицо, облачную дымку густых, светлых волос, шею и плечи, спускаясь по руке до запястья и поднимаясь обратно к плечу.
Как же ей было приятно просто чувствовать его присутствие, его энергетику, хоть и не такую, как раньше, да какая разница? Главное, вот он, здесь, рядом с ней, смотрит… Вот же чертов индюк!!! Ударить, ударить, избить диванной подушкой, выплеснуть боль и гнев, чтобы он знал, чтобы понял, наконец, что она не может без него, как телега без колеса…
- Опять ты нарисовалась, каракуля? – гневно прошипела Лив, разминая вялым движением затекшие от сидения в одной позе ноги. – Я же тебе два раза уже сказала, мне что, с трибуны прокричать, чтобы ты по…
- Да, да, я на память не жалуюсь, Оливка. – тихо и раздраженно отмахнулся он и снова с нажимом сказал:
- Поехали. Я отвезу тебя домой.
Лив фыркнула, покосившись на отца, Брайана и какого-то седого мужичка в сером костюме, у которого борода заканчивалась где-то на уровне груди. Они притихли, все втроем с недоумением уставившись на Лив с Джонни, и, видимо, очень хотели посмотреть развязку. Девушка торопливо махнула им, поморщив нос:
- Мы вам мешаем? Извините, продолжайте свои треньканья… В смысле, переговоры, так правильнее, папаша? – и, отвернувшись от них, она снова в гневе уставилась на Джонни, который нетерпеливо постукивал кроссовком, ожидая, когда она соизволит встать и пойти с ним, но теперь уже ее захлестнула волна сопротивления, и Лив, сложив руки на груди, шепотом ядовито проговорила:
- Мне не нужен личный водитель, дубина, особенно такой, как ты! Сама доеду, без глупых бесплатных приложений!!! Тем более, у меня уже есть охрана.
Джонни пожал плечами.
- Если ты о Марти с Эдди, то их здесь нет, я отпустил их домой, а насчет твоей самостоятельности… - Джонни ухмыльнулся и поднял с пола почти пустую бутылку вина, вопросительно посмотрев на девушку. – Остальная часть в твоем желудке, если я не ошибаюсь?
Лив разозленно выхватила у него бутылку и гневно потрясла ею в воздухе около его лица:
- Не лезь ко мне, Джонни, отстань, сгинь, уйди, испарись, катись колбасой, проваливай, отчаливай, мотай, изыди, сделай радугу и плыви как можно дальше от меня!!! Никуда я с тобой не поеду, дырка ты от бублика, так что…
Терпение Джонни, кажется, помахало ему ручкой. Он легко подскочил на ноги и, схватив Лив за запястья, поднял ее на ноги, устроив ей вихрь изображений перед глазами и новый тайфун злости, и, крепко схватив за руку, с силой потащил упирающуюся девушку к двери, тихо и яростно прошептав:
- Поедешь и прекрати ругаться, тебе это не поможет!
- Нет, ни за что, ни за что…
- Все, это не обсуждается!
- Нет, нет, нет, нет!..
Под удивленные взгляды отца, Брайана и бородатого дедка, Джонни все же удалось, не прилагая слишком больших усилий, вытащить буксующую девушку из кабинета, даже махнув им на прощание рукой.
Кипящая в лаве противоречивых чувств Лив, назло своему муженьку, который довольно отстраненно и задумчиво притащил ее к своему «Линкольну Навигатору», уселась на заднее сиденье, подальше от него, и, гордо отвернувшись, уставилась в окно.
Джонни лишь ухмыльнулся над этой ее выходкой и невозмутимо прыгнул за руль, направив автомобиль в сторону Нью-Йорка.
Пылая в собственном костре обиды и гнева, Лив целых пятнадцать минут смотрела только в окно, но непреодолимое притяжение выкручивало ее наизнанку, поглощая в нестерпимом, жадном желании посмотреть на него…
И она не выдержала.
Впервые за все эти долгие, мучительные дни, недели, а казалось, целые века и тысячелетия, они были вдвоем, окруженные мягким светом приборной панели автомобиля и бескрайним, темнеющим миром вокруг, пожиравшим с помощью надвигающейся ночи высоковольтные столбы, деревья, прохожих и дорогу вдали.
Лив могла видеть его глаза, сосредоточенно смотрящие на трассу, задумчивые, но светящиеся каким-то внутренним, мощным светом… Она видела их через зеркало заднего вида.
Она видела и его сильную руку, лежащую на кожаном руле «Навигатора», сильное плечо, на котором так любила засыпать и… ей так отчаянно, до боли в руках, вдруг захотелось коснуться его запястья… легко, нежно, хоть на секундочку, чтобы почувствовать силу его мышц, его горячую кровь, увидеть свою маленькую ладошку на его широком, мужском плече… Увидеть его реакцию на ее прикосновение…
Лив вдруг заметила, что больно прикусывает губу, почти до крови разрывая ее своими зубками, лишь бы заглушить страдание внутри себя и тоску, тоску, тоску… Она заставила себя сделать вдох и выдох, и повернула практически не слушающуюся ее шею, снова пусто и подавленно уставившись в окно.
Джонни не знал, что она смотрела на него, а если и знал, то не показал виду, оставаясь отстраненным и серьезным. Они не проронили ни слова по дороге в Даун-Таун, ни слова, пока поднимались в квартиру, и Лив, входя в свой любимый, но ставший для нее таким болезненным букетом воспоминаний, дом, не ощутила на себе его взгляда… Ну абсолютно никакого…
Войдя в квартиру, Лив устало вздохнула и, пребывая в собственном, замкнувшимся в спираль, раздрае, скинула куртку и прошла в свою комнату.
Она не знала, что делал Джонни, но, пребывая у себя в спальне, стянув сапоги и устало сев на такую большую и такую гнетущую холодом и пустотой кровать, Лив не замечала, как ее слух болезненно напрягался, впиваясь туда, в гостиную, за стены, пытаясь услышать, что он делает…
Какой-то странный звук… Оливии почудилось, будто хлопнула входная дверь… Ее сердце бешено провалилось куда-то глубоко, а дыхание остановилось… Она открыла рот, пытаясь вдохнуть, но не могла, ее уши не слышали больше его движений, только пустота, только тишина…
Мозг закричал так громко, что ее голова тут же заболела, а перед глазами поплыла пелена…
Нет, нет!!! Он ушел! Он ушел!!! Ушел!!!
Паника, Лив задыхалась, из глаз брызнули слезы, и она неуклюже подскочила с кровати, на негнущихся ногах выбежав из комнаты… Нет, нет, он не мог ее оставить, он не должен был уйти, все, что угодно, только не эта смертельная пустота… В гостиной никого… Она догонит, догонит его и скажет ему, скажет, как сильно любит, он поверит ей на этот раз, поверит и останется, она сделает все для этого!!
Ноги еле-еле шевелились, какая же она медленная, да еще этот туман перед глазами, хоть бы он не мешал ей сейчас!
Лив пробежала в коридор, судорожно бросившись к ящику с обувью и вытащив какие-то туфли, спешно, дрожа всем телом, принялась всовывать в них ноги, пытаясь на ходу сообразить, что она будет делать, если он уедет на машине… Ее-то «Кадиллак» остался на лужайке перед домом отца…
Шорох из кухни заставил ее замереть, а сердце – пропустить парочку ударов. Лив на секунду замерла в коридоре, не двигая ни единой мышцей и до боли прислушиваясь, моля Бога, чтобы ей не показалось…
Нет, шорох повторился, и сердце, сердце включило бешеный режим, долбя по груди, по голове, даже в кончиках пальцев… Дрожа всем телом, Лив понеслась на кухню и в дверях столкнулась с Джонни, врезавшись в него на полном ходу…
Вздох облегчения. Он здесь. Он здесь. Он здесь.
Она взглянула в его недоуменные зеленые глаза, и слезы рванули лавиной по ее щекам, она со всей силы врезала своими маленькими кулачками по его груди и, отпихнув от себя, закричала, сорвавшись в облегчении и ярости:
- Джонни, черт бы тебя побрал, дубина!!! Я думала, ты ушел!!! Я… я… - она задохнулась в бесконечном гневе, а Джонни вдруг тепло улыбнулся…
Его зеленые глаза загорелись игривой, притягательной искоркой, а замерзшее тело Лив будто ощутило тот самый пузырь тепла, тепла и защищенности, согревавший ее душу, заставляющий ее стремительно терять силы перед ним…
А эти чертовы ямочки на щеках?!? Как давно она их не видела…
- И что? – с веселым любопытством спросил Джонни. – Ты собиралась бежать за мной… на, черт знает, скольки-сантиметровых каблуках?? – его притягательный взгляд упал на ее туфли, а Лив хотелось и смеяться, и плакать, и кое-кого убить одновременно.
Она медленно скинула с дрожащих ног сначала одну, затем – вторую туфлю, и, наклонившись, взяла их в руки, тяжело дыша. Джонни внимательно наблюдал за ней, глядя своими зелеными, озаренными беспокойством, глазами, и тут ее прорвало.
- Бежать за тобой??? – закричала она в безумном бешенстве и швырнула в него одну туфлю. – Да зачем ты мне нужен, идиот проклятый?!?
Джонни с хохотом увернулся от летящего снаряда с тонкой, опасной для жизни, шпилькой и спрятался за стол.
- Оливка, стой, прекрати!!! – воскликнул он, видя, что вторая туфля уже у девушки за головой. – Перестань сейчас же! Ты же меня убьешь!
- Убью!! Убью!! – дико закричала Оливия, заливаясь слезами и швырнув в него вторую туфлю, от которой Джонни тоже ловко увернулся. – Ненавижу!!! Как же я от тебя устала, придурок, кто бы знал?!? Бежать за тобой??? – она дико расхохоталась. – Да никогда, никогда, даже не надейся, никогда!!!
Новый поток слез, и ее руки задрожали… Она подняла на него глаза… Он огненно всматривался в ее лицо. Нет. Нет, не может быть… Она ощущала его, снова чувствовала его энергию… И… он сделал к ней… шаг…
Сорвавшись с места, они подлетели друг к другу, встретившись губами… Как же долго она ждала этого… его поцелуя… Лив заливалась слезами, умирая от внутреннего взрыва и бешеных прыжков ее сердца, вцепившись до боли в пальцах в его толстовку, сжав кулаки так, что костяшки побелели… Он прижимал ее к себе, неистово, жадно, со всей, испытанной им тоской и болью, отчаянием и разочарованием, сомнениями и тревогами целуя ее, его рука нежно и горячо ласкала ее шею, впиваясь в волосы и потягивая их, заставляя Лив задыхаться от страсти… Она не могла насладиться вкусом этих родных губ, яростно и жадно ласкающих ее губы, с болью и любовью, сокрушающей изнутри… Горячее, горячее становится его тело, какая обжигающая рука на пояснице, как огненно обволакивает его бешеная энергетика, заставляя ее терять контроль все больше с каждой минутой…
Она тянула и тянула его к себе, боясь выпустить из рук его кофту, боясь, что этот волшебный миг растворится в сером, тоскливом дне, что этот шар вокруг них лопнет… Тогда она умрет, умрет…
Вспышка… Вспышка… Джонни целовал ее все настойчивее, все грубее становились его ласки, все горячее и тяжелее его дыхание, а Лив ничего больше не чувствовала, кроме этих медленных и, отчего-то, таких длинных вспышек в собственной голове, сворачивающих все ее внутренности в обжигающий узел, ничего, кроме огня, бегущего по ее жилам, кроме его мощных рук, с силой прижимающих ее к своему телу…
Его руки вдруг переместились на ее запястья, и он нежно попытался оторвать их от своей толстовки, не прекращая долгожданного, ненасытного поцелуя, но Лив, задрожав всем телом от безграничного ужаса, замотала головой, вцепившись в него еще сильнее, используя все, оставшиеся в ее ладонях силы, чтобы не отпускать, ни за что на свете… Джонни перестал целовать ее и, тяжело дыша, открыл глаза, посмотрев на нее…
- Нет, нет, Джонни, я не могу… не могу… - с отчаянием прошептала она, в ужасе от того, что он больше не целует ее, от того, что он зачем-то пытается снять с себя ее руки, она уже ничего не понимала, только то, что если он скажет, что все закончилось, что это было что-то типа прощального поцелуя, тогда ни один больше вздох не выйдет из ее грудной клетки, ни один удар не сделает сердце…
Лив тоже поспешно открыла испуганные глаза, боясь того, что может увидеть в его взгляде, но… Вспышка… Вспышка… Она ошибалась, ошибалась… Лив с трудом выдохнула, пылая от этого черного, до сумасшествия желающего ее взгляда, жадно и неистово глядящего на ее губы, переходя в глаза, и снова возвращаясь к губам…
- Тише, Лив, Лив… - с трудом, тяжело вдыхая, зашептал он, и Лив вздрогнула, услышав эту интонацию… Трепетную, любовную, нежную… Огненный вулкан еще больше опалил ее внутренности, желание стало причинять почти боль, и боль причиняли пара сантиметров, отделяющих их губы от нового поцелуя… Ей так нужен был его поцелуй, она не хотела отрываться от него ни на секунду, как же ей был нужен этот поцелуй!.. Джонни неотрывно смотрел на ее губы, она ощущала его горячее дыхание на них, и его взгляд, взгляд… Еще мгновение – и он сойдет с ума… - Оливка… - со всеми чувствами этого мира шепнул он, и Лив застонала, умирая в его руках, умирая от того, как звучало ее имя из его уст… Она резко ощутила, как все тело Джонни отреагировало на ее стон, вспыхнув, как факел, с новой силой, сжигая ее в своей, едва удерживаемой, страсти…
Новый мучительный поцелуй, Лив жадно отвечала ему, притягивая к себе за толстовку с непреодолимой силой, растворяясь в чудесном моменте без остатка и чувствуя, как слезы снова побежали по ее щекам, такие холодные, по сравнению с кожей ее пылающего лица… Но он снова отстранился от нее и, вздохнув, пытаясь выровнять пульс, нахмурился, увидев свежие дорожки слез на ее лице. Нежно проведя ладонью по ее щеке, стирая все новые и новые слезы, он тихим, неровным и невероятно взволнованным голосом проговорил:
- Прости меня, Лив, прости, прости за то, что заставил тебя так долго ждать, прости, что не приходил в больницу, прости за то, что не мог поверить раньше, прости за каждую минуту, что мы были не вместе, за каждую чертову слезинку, что ты пролила из-за меня… Я клянусь тебе, когда я видел, как ты плачешь, как ты страдаешь, я готов был убить себя, но… - его глаза светились болью, а Лив больше ничего не слышала, кроме этих волшебных слов, и сейчас ей даже не нужно было знать, почему ему понадобилось столько времени, чтобы поверить, это все было неважно…
Важно только то, что он здесь, с ней, что он не собирается никуда уходить, что он смотрит на нее тем самым взглядом, от которого мурашки галопом бежали по ее коже, и она знала, что это такое, она всей своей душой ощущала эту невидимую силу, этот инстинкт, это притяжение… Любовь. Только вот не он должен был извиняться перед ней. А она. Она была виновата во всем, она предала его, утонув в собственных смешанных, противоречивых чувствах к Максу, она была несвободна, но все равно подарила Максу лучик надежды, разрушив все то прекрасное естество, что существовало между нею и Джонни. Только она должна была извиняться за все эти бессмысленные, мучительные для них обоих дни.
Лив открыла было рот, чтобы сказать ему, сказать все, что она думала и чувствовала, сказать то, как сильно она любила его, что даже готова была умереть за то, чтобы его сердце билось также сильно и быстро, как сейчас, ну… может, не так быстро… Но он не дал ей ни единого шанса, снова нежно и мимолетно поцеловав ее в губы, затем еще раз, и еще, дразня все больше и, видимо, желая свести с ума, потому что она и так не видела ничего вокруг, кроме его глаз, не ощущала ничего, кроме его тела, и не желала ничего, кроме безумного желания подарить ему всю свою любовь…
- Я люблю тебя, Лив, люблю тебя, я всегда любил тебя. Не важно, кого из нас ты бы выбрала, я не смог бы никогда разлюбить тебя. – тихо и горячо проговорил он ей в губы, неотрывно глядя на нее расширенными зелеными, нет, почти черными, глазами, и, вздохнув, снова поцеловал ее так нежно, что она прикусила губу, с силой притягивая его к себе и уже желая убить за то, что они все еще стоят здесь, на этой кухне, вместо того, чтобы… Он вдруг слегка ухмыльнулся. – Так, погоди-ка… Ты что, серьезно? Ты бы никогда, никогда… как ты там сказала? Не побежала бы за мной? Оливка? М-м? – требовательно и так тепло и весело спросил он, что на мгновение Лив снова стала собой, вдруг полностью ощутив, что все вернулось, будто он снова отворил для нее свою дверь, впуская в такую родную, веселую и, зачастую, идиотскую, но такую теплую и надежную ауру, самую лучшую на всей земле…
Снова поцелуй, да она была бы не против, если бы эти поцелуи вообще никогда не прекращались, Лив закрыла глаза, умирая от его слов и губ, умирая и… Нет. Не умирая. А возрождаясь. Начиная заново жить. Дышать. Любить… Как же она мечтала об этом моменте, и как была счастлива…
С удовольствием приняв приглашение и войдя в эту незримую дверь его атмосферы, Лив с огромным мстительным наслаждением, светясь от счастья, прошептала:
- Ни за что в жизни!!!
Бешеный поцелуй, и у нее перехватило дыхание… Вспышки, вспышки все быстрее, мозг, мозг, прощай рассудок, все рубильники успешно опущены вниз. Джонни с силой оторвал ее руки от своей толстовки и, закинув их к себе на плечи, подхватил ее на руки, сжимая в горящих, яростных объятьях… Вспышка! Лив обхватила его ногами, вцепившись руками в его шею и потягивая за такие любимые, слегка волнистые волосы, утопая в его близости и страсти, исчезая на этих горячих губах, так грубо и жадно ласкающих ее губы…
Джонни вихрем занес ее в спальню и, уложив на кровать, с неистовым желанием и любовью стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи… Вспышки убивали ее, она не могла насладиться его прикосновениями к ней, сходя с ума от бешеного ритма его сердца, от его тяжелого дыхания, от его реакции на нее… Губы, губы, Лив мгновенно стянула с себя джемпер, снова с силой притянув его к себе, и сгорая от его ласк, его рук на своей коже, его дыхания… Она отключилась, превратившись в сплошной бешеный огонь и чувство эйфории и выгибаясь навстречу ему, хватаясь за его спину, впиваясь в нее ноготками, пропадая в урагане сокрушительных эмоций, все еще боясь того, что момент исчезнет, что это все просто прекрасный сон, что этого не было на самом деле… Его рука на ее бедре, вспышка, вспышка! О, Боже, она не могла сдерживаться, тихо постанывая, приводя его в еще больший восторг и окончательно срывая крышу…
Она мимоходом увидела его жадные, горящие зеленые глаза, с мальчишеским восторгом, но в то же время с мужским огнем оглядывающих ее изгибы, ее кожу, целуя ее так, будто он живет только ради этого, будто она специально создана для того, чтобы именно он целовал ее, наслаждаясь ею, как невероятным, непостижимым счастьем, и вдруг она вспомнила, что это она, она должна убедить его в своей любви, а не он ее…
Резко перевернув его на спину и оказавшись верхом, увидев, как горячо и жадно блеснули его игривые глаза, Лив наклонилась и обрушила на него свою ласку, целуя его губы, такие любимые, сводящие ее с ума за один миг, его шею, покусывая за плечо, и нежно и неистово, ощущая дрожь в его теле и невероятное жжение в своем сердце, еле слышно прошептала ему на ушко:
- Я люблю тебя, Джонни, люблю, люблю, люблю больше жизни… - проскользнув губами по его щеке, она снова поцеловала его в губы, посмотрев в его темные, огненные, восторженные глаза и ощутив, как его руки, ласкающие ее спину и ноги, резко затормозили на ее бедрах, с силой сжав их… Она видела, как он тяжело вздохнул и, подняв голову, поцеловал ее в шею, затем снова и снова, заставив ее снова нетерпеливо застонать, прошептав:
- Я тоже люблю тебя, моя малышка, и прекрати пожалуйста, а то все может закончиться, не успев начаться…
Лив счастливо улыбнулась в ответ на его игривую улыбку, умирая от эффекта, который производила на своего любимого мужа, ее мужа, и снова нежно прошептала, впившись ноготками в его плечо:
- Ты должен знать, что только ты, ты, ты…
Она не успела договорить. Джонни не выдержал и, перевернув ее на спину и снова перехватив инициативу, обжигающе поцеловал ее, горячо проводя руками по ее телу и заставляя ее кожу покрываться мурашками, а живот – снова скручивать огненной петлей до боли:
- Это все уже не важно. Ничто не имеет значения кроме того, что ты – моя.
Лив больше не могла реагировать. Она лишь с силой и нетерпением притянула его за шею к себе, желая ощутить на себе вес его тела и жар, а затем просто растворилась в этом огне, превратившись в самый страстный поцелуй на этом земном шаре.
_________________

Ах, как же это феерично, колоритно, захватывающе, невероятный накал страстей и неподражаем искромётный юмор! Наконец-то, они всё выяснили, расставили точки над ,,и", они две половинки целого, им друг без друга никак) Спасибо, Наташа )
___________________________________

Спасибо, Мариночка, как всегда за твои ободряющие слова, спасибо за поддержку, и спасибо большое всем, кто читает, все старания только ради вас, мои дорогие!)))) Ну вот и все, кидаю последние главки, вторая часть Аквамарина тоже завершена, очень надеюсь, что вы не зря потратили свое драгоценное время на нее, да и признаюсь, также надеюсь, что и я не зря его писала))) благодарю всех, кто был со мной, огромное вам, человеческое спасибо!!!
_________________

 » Глава 33 - Глава 34

Глава 33
Стук, стук, стук, стук…
Оливия не шевелилась, прислушиваясь к самому любимому, самому прекрасному звуку на свете: стуку его сердца. Она сидела в его объятьях, прижимаясь к нему как можно сильнее и обнимая за шею, положив голову ему на плечо и глядя на то, как его рука нежно поглаживает ее колено… Сейчас она ощущала себя целой. Живой. Спокойной и счастливой. Джонни довольно улыбался, поглядывая на Лив восторженным, полным любви и нежности, но, по-прежнему, игривым зеленым взглядом, окутывая ее своим сиянием, таким теплым и надежным, таким мужественным и страстным, согревая самые сокровенные уголки ее сердца… Она неотрывно смотрела на его прекрасную, обаятельную, такую невозможно притягательную улыбку, ощущала его радость, его трепет, его огонь от ее присутствия, и тоже улыбалась, продолжая слушать равномерный, но все же немного ускоренный, стук его сердца в красивой, мускулистой груди.
Встречаться с ним взглядом, ничего не говорить, но ощущать единение с ним, сидеть на его руках бесконечно – вот предел ее мечтаний, самый прекрасный миг всей ее жизни… И она не верила, все еще не верила, что страшный сон прошел, что черная, ледяная ночь закончилась и наступило теплое, по-настоящему, весеннее утро в ее сбивчивой жизни… Она держалась за него, все еще боясь отпустить, боясь услышать, что он уйдет, что она снова останется одна…
И, кстати, об одиночестве…
- Так какого черта ты не приходил, пока я валялась в коматозном состоянии с иголкой в локте, дубина Джонни??? Развод оформлял?? – возмущенно воскликнула она, жадно заглядывая в его глаза и все равно продолжая улыбаться.
Джонни тепло и игриво подмигнул ей, нежно взяв ее ладонь и поцеловав внутреннюю сторону, как он часто делал, и что очень любила Лив.
- Ну Оливка… Ты же была немножко не в форме, чтобы вытворять разные штуки наподобие тех, что были сегодня ночью… Да и так громко кричать мое имя ты бы не смогла, так что я не видел смысла в том, чтобы…
- Ах ты, кретин!!! – разозлилась Лив, стукнув его кулаком по плечу, но Джонни только обаятельно рассмеялся и поспешил проговорить:
- Шучу, шучу, малышка Лив, ты чего? Это все Макс. – вдруг хмуро проговорил он, и Лив заметила, как в его глазах блеснула еще не зажившая, не до конца исчезнувшая, боль. – Я не знал, что ты чувствуешь по отношению к нему и ко мне. Я боялся того, что видел в твоих глазах, когда ты смотрела на него, боялся, что ты выберешь его, и черт возьми, я просто не представлял себе, как смогу справиться с этим! – Джонни внимательно заглянул в ее глаза, а Лив сжала зубы, почувствовав, как ее сердце сдавило от глубокой вины перед ним. – Да ты бы сама видела себя, когда он рядом с тобой! У меня ощущение, что он оказывает на тебя какое-то волшебное воздействие, отчего на твоем милом личике появляется желание немедленно броситься ему на шею… Мне казалось, что тебе все еще нужно время, и я не хотел рвать тебя на части своими визитами… К тому же, это все чертова ревность, я никак не мог справиться с желанием прибить его, больно так, знаешь, приколотив гвоздями к потолку и одним хорошеньким ударом…
- Все, все! – Лив расхохоталась и, повернув к себе кровожадное и ревнивое, но по-прежнему потрясающе красивое лицо Джонни, нежно поцеловала его в губы, замерев на несколько секунд в этом восхитительном моменте. Посмотрев в его горящие зеленые глаза, внимательно и жадно вглядывающиеся в ее аквамариновые, она вдруг резко и эмоционально прошипела:
- Проклятый ты моллюск, Джонни, только попробуй меня еще раз оставить, я из тебя каждую жилку вытяну, ослиная шкура, каждую капельку крови выдавлю, массаж сердца тебе голыми руками сделаю, клянусь, если ты снова оставишь меня хоть когда-нибудь одну, в этой квартире, на этой дебильной планете, индюк ты мой ненаглядный!
Джонни снова горячо расхохотался и провел рукой по ее щеке, нежно спустившись к шее и заглянув в ее возмущенные и до предела испуганные большие бирюзовые глаза.
- Ми-и-илая моя девочка… Ты такая ласковая! Как же мне не хватало этих твоих сюсюканий в… м-м-м… несколько… оригинальной форме! Если ты обещаешь, что больше не будешь целовать всяких там черноволосых, брутальных красавчиков и признаваться в любви кому-то еще, кроме меня, то я никогда, никогда, никогда от тебя не отстану, гарантирую! – горячо прошептал он ей на ушко, и Лив счастливо улыбнулась, но коварно проговорила:
- Ну-у-у… Не знаю даже… Столько условий… И это после того, как ты хотел меня окончательно бросить, заставив на коленях умолять вернуться…
- Эй! – возмущенно прервал ее Джонни. – Ты ни разу меня на коленях не поумоляла, Оливка, а насчет развода… Ты что, действительно думаешь, что я бы смог это сделать? Я не могу без тебя, моя девочка, совсем никак, разве ты не знаешь? Один твой взгляд – и я готов, как чертова собака, лежать у твоих прекрасных ножек, одно твое слово – и я побегу хоть на край земли, да хоть десять тысяч раз земной шар оббегу! Только попроси… - он огненно посмотрел на ее губы, заставляя дыхание девушки сбиться, а ее саму ощутить головокружение и подступающие маленькие салюты в животе, грозящие перерасти в огромные, вулканические извержения… Лив не могла насытиться этими словами, срывающими ей крышу и уносящими в прекрасное бездонное море, под названием любовь… Она закусила губу, утопая в его откровенном, любящем и уже снова начинающим уводить ее мысли не в ту степь, горящем взгляде, а он вдруг проследил за этим ее действием, тоже посмотрев на ее губу с жадным, притягательным интересом, и Лив заметила, как его зеленые глаза стремительно потемнели… - Потому что я зациклен на тебе, повернут, связан тобой по рукам и ногам, Лив… - он вздохнул, приблизившись к ее губам с нестерпимым желанием, девушка замерла, боясь упустить хоть одно прекрасное слово, сказанное им сейчас… Она жила этими словами, они приносили ей невероятное счастье… - Как ты не понимаешь, глупышка, младшая дочка Эйдена, что только ты владеешь моей душой и сердцем, ради тебя я живу на этом свете, только ты нужна мне… Если бы ты умерла, ты думаешь, я бы смог перешагнуть это и жить дальше? Мое сердце перестало биться ровно в тот момент, когда остановилось твое. И оно заработало вновь, когда ты вернулась… Я бы не смог жить без тебя, Лив. Ни одного дня. Ни секунды. – закончил он совершенно серьезно, все-таки взорвав внутренности Лив обжигающим пламенем и окончательно отключив работу мозга страстным, настойчивым поцелуем, нежно, но все крепче и крепче прижимая ее к себе…
Неизвестно, чем это все могло закончиться (нет, конечно, известно и очень даже нетривиально), но Джонни вдруг странно посмотрел на Лив и требовательно и нетерпеливо проговорил:
- Ну-ка, постой-ка, Оливка… Что там за история, о которой говорил этот клещ Эрнесто?? Насчет того, что ему известна истинная причина, по которой ты не взяла мою фамилию… Ты же говорила, что это только для того, чтобы тебе было проще представляться в бизнесе отца, ведь его фамилию якобы знают все и трясутся перед вами, как осиновые листы… - недовольно проговорил Джонни, и Лив нехотя выплыла из состояния головокружительной эйфории и взволнованно потупила глаза, злобно проговорив:
- Проклятый Эрнесто… Ну и почему бы ему было не попридержать язык, умнику чертовому?!? И как он вообще об этом прознал…
- Ты закончила рассуждать на отвлеченные темы? Я жду. – нетерпеливо поторопил ее Джонни, пристально и проницательно вглядываясь в ее глаза.
Понимая, что теперь от этого разговора ей не отвертеться, Лив недовольно поморщилась и, помявшись, сбивчиво начала:
- Ну… В общем, перед свадьбой… Между мной и твоей мамой состоялся небольшой разговорчик… - она замолчала, хмуро подбирая слова в голове.
- И-и-и??? – тоже нахмурившись, поторопил ее Джонни.
- И она мне немножко… намекнула, что я несколько… м-м-м… недостойна носить вашу фамилию, потому что, по ее словам, украла это место, ну, место твоей невесты, у другой, не знаю какой, просто любой другой, милой, воспитанной и богатой девушки, на которой ты должен был жениться…
Джонни жутко рассердился. Лив видела, как заблестел сталью и гневом его обледеневший взгляд, ощутила, как напряглись его мышцы, и ей стало неловко… Она терпеть не могла Трейси О-Коннел, но ни за что не хотела вставать между ней и ее любимым сыном, становиться камнем раздора в их семье, быть причиной их ссор… Она развернула его лицо к себе и ласково посмотрела на него, успокаивающе проговорив:
- Ничего страшного, Джонни. Она же не запретила тебе вообще жениться на мне, а фамилия… Ну, с этим можно смириться, ведь так?
Джонни усмехнулся и, чуть прищурившись, спросил:
- А ты бы хотела?
- Взять твою фамилию?
- Да.
- Конечно! – Лив улыбнулась, нежно прижавшись к нему и ласково потеревшись об него, словно кошечка. – Мне нравится быть твоей. А без фамилии я… будто сама по себе.
Джонни счастливо просиял и, улыбнувшись, поцеловал ее, строго проговорив:
- Значит, ты будешь носить мою фамилию. И это не обсуждается. Ты же моя маленькая малышка…
Снова огненный поцелуй, Джонни бережно опустил ее на кровать, продолжая осыпать ее своими ласками и прикосновениями, заставляя забыть обо всем вокруг…
- А можно еще маленький вопросик? – шепнул он ей на ушко, обжигающими губами целуя ее шею. Лив на секунду очнулась, вынырнув из кипящего и плавящего ее кожу и внутренности блаженства, и недовольно посмотрела на него:
- Ну и чего ты сегодня раскудахтался, МакДак? Закрой уже рот и продолжай…
- Что за секрет? Что у тебя за секрет, я должен знать, Оливка, какие от мужа могут быть секреты, ты должна мне сказать!!! – горячо и быстро затараторил Джонни, и Лив вздрогнула…
- Потом, потом, идиотина, все потом! Или ты продолжаешь, или я иду…
Звонок мобильного. Лив недовольно посмотрела на раздосадованное, но веселое лицо Джонни, игриво упавшего рядом с ней и, сложив руки под голову, с самым расслабленным и скучающим видом приготовившегося ждать, когда девушка поговорит.
- Это ты во всем виноват, пингвин! – выпалила Лив и, увидев на дисплее номер отца, с ужасным разочарованием (она все-таки в глубине души надеялась, что Эрнесто одумается и позвонит) и раздражением ответила:
- Говори, чего хочешь, папуля, только быстро, у тебя тридцать секунд.
- Лив? Оливия. Как у тебя дела, дочь. – требовательно, без какой-либо, намекающей на вежливое беспокойство, вопросительной интонации повелительно громыхнул Эйден, нетерпеливо запыхтев в трубку, ожидая ответа.
Лив легла рядом с Джонни и уставилась в потолок, натянув на себя одеяло.
- Джонни не обижает тебя? – добавил отец немного смягчившимся тоном, видимо сообразив, что как-то не так проявляет свои отеческие чувства.
Девушка хмыкнула и бросила быстрый, игривый взгляд на Джонни, с самым счастливым видом таращившегося в потолок.
- Ну… Как тебе сказать… Он обзывается, папочка, может, поговоришь с ним? – шутливо наябедничала Лив, а Джонни приподнялся на локте и, удостоив ее своим фирменным обаятельным и горячим взглядом, покачал головой и вздохнул:
- Дурында.
Пауза в трубке, и Эйден серьезно проговорил:
- Оливия, ты… пошутила, да? Дочь, так вы помирились? – и, не дожидаясь ответа, он в деловом порядке загрохотал, включив все свое влияние и мощь:
- Я очень рад, что у тебя все наладилось, Лив, значит, через час жду тебя в «Иль чьело стелато», нужно обговорить детали организации перевыборов нашего кандидата и, как можно скорее, запустить процесс, а то проклятый Джулиан, возомнивший себя настоящим мэром, как крот, подрывается ко мне и к моему бизнесу со всех сторон… А после этого еще нужно будет съездить прижать кое-кого, так что…
Лив так и подпрыгнула в кровати, резко сев и просто трясясь от негодования и желания настучать папашке по седой шапке как можно сильнее…
- Отец!!! Да ты в своем уме вообще??? Ты что, не понимаешь?!? Я занята!!! Мы с Джонни… - она замялась и посмотрела на парня, который с хитрой, притягательной улыбкой смотрел на нее снизу-вверх. – Мы с Джонни еще не все обсудили…
На заднем фоне у отца в трубке Лив услышала возмущенный голос Брайана:
- Эйден?!? Ты что делаешь??? Оставь их в покое, что, ни дня без дочери прожить не сможешь, что ли? Или со своими делами ты совсем понимать что-либо перестал?..
Лив улыбнулась и весело проговорила:
- Слышал, бараний рог? Передай папашке под номером два, что я люблю его, а сам запиши себе где-нибудь на лбу, что у меня сегодня выходной от тебя и твоих идиотских дел, ясно, папуля??
- Что значит «выходной»? – как-то потерянно и совсем запутавшись, спросил Эйден, а Лив вздохнула, вдруг пожалев собственного отца и проникнувшись к нему чувством нежности.
- Выходной, господин босс, - это когда люди целых двадцать четыре часа не прессингуют всяких глупцов, забывших вовремя вернуть долги опасным и влиятельным дядькам, не проводят денежных махинаций, связанных с отмыванием бабок и перераспределением их на тысячи и тысячи серых счетов, не торгуют наркотиками, не встречаются с другими, тоже считающими себя ужасно крутыми, дядьками, не убивают, не подкупают, не организуют разные преступления по заказу… Дальше можно не продолжать, или ты все еще далек от сути?
Эйден задумчиво помолчал, а потом совершенно обычным, приказным и строгим тоном требовательно спросил:
- Так я что-то не расслышал, во сколько ты приедешь, Лив?
Лив зарычала от негодования, но в трубке послышался шум борьбы и голос Брайана:
- Эйден, успокойся, я возьму все на себя… - затем его голос стал громким и четким, обусловив то, что он, все-таки, отобрал у своего недогадливого босса телефон и спокойным тоном умиротворяюще проговорил:
- Все в порядке, Лив, тебе не нужно никуда ехать, я постараюсь ему объяснить…
- Дай, дай телефон, Брайан, сейчас же!!! – кричал на заднем фоне Эйден, и Лив обреченно вздохнула, глянув на часы: половина одиннадцатого утра.
- Спасибо, Брайан, ты настоящий второй папочка, передай папуле номер один, чтобы перестал бить хрусталь звуком своего противного голоса и что я приеду вечером, часов в семь.
- Да, Оливия… - вздохнул Брайан. – Все-таки, вы – настоящая семейка, как ни крути.
Лив рассмеялась и, попрощавшись, положила трубку. Джонни повернулся к ней и шутливо, с обиженным видом протянул:
- Значит, моя любимая девочка задумала сама оставить меня в ближайшем будущем, собравшись ехать решать какие-то дурацкие проблемы? Ай-яй-яй, Оливка, а кто-то говорил, что не сможет без…
- Так ты со мной поедешь, древол. – невозмутимо, с довольной улыбкой заявила Лив, выбросив телефон и устроившись к нему в объятья, впитывая, впитывая каждой клеточкой его тепло, растворяясь в его живой, стремительной и такой мощной энергетике, наслаждаясь его присутствием. – Ну, или если не хочешь, можешь подождать меня здесь или в баре: когда мы с отцом и Максом все уладим, я к тебе вернусь. – хитро проговорила она, погладив его по татуировке кобры на плече, такой же точно, как и у нее.
- Что-о-о??? – возмущенно вскричал Джонни и с силой, огненно прижал ее к себе, заглядывая в ее большие, счастливые глаза своими горящими ревностью и любовью зелеными. – Никаких «потом вернусь», никакого Макса, черта с два я тебя туда одну отправлю, даже не рассчитывай, Оливка! Едем вместе и точка.
Он горячо и стремительно поцеловал ее, пытаясь успокоить свое чувство собственничества над ней, а Лив чувствовала его напор и понимала, что в этом виновато ее упоминание о сопернике… Счастливо улыбнувшись ему в губы, она шепнула:
- Ну ты и дурачина, Джонни…
Он мимоходом посмотрел в ее глаза, продолжая свои настойчивые, грубые ласки, и ухмыльнулся:
- Думаю, это твоя заслуга, малышка Лив. И ближайшие… - он посмотрел на часы «Ролекс» на своем запястье, - восемь часов – никаких упоминаний о всяких там Максах, Брайанах и других представителях мужского пола, которым ты тут в любви признавалась, понятно, Оливка?
- Ладно, ладно, балаболка, не испытывай мое терпение! – засмеялась Лив и сама поцеловала его, сосредоточив всю свою любовь на своих губах. Джонни прижал ее к себе и действительно заставил забыть не только о Максе, Брайане и отце, но и вообще о целом мире, живущим вокруг них и плывущем вперед во времени… Она больше не замечала времени. Она растворилась в нем.

Глава 34
Три недели спустя.
- Джонни, подъем, подъем, ну же, дубина!!! Ты что, костьми к кровати прирос??? Через полтора часа мы уже должны быть в избе моего отца!! – недовольно и возмущенно кричала Лив, носясь по комнате в разных направлениях и пытаясь, как можно скорее, собраться и собрать своего упертого муженька, который с видом размазанной по бутерброду начинки лежал на кровати, сверкая великолепным, подтянутым телом и подушкой, покоящейся не где-нибудь, а на самом его лице.
- Ну Оливка! Почему это обязательно мы должны ехать провожать этого… - пауза, успокаивающий себя вздох, - Макса, когда можно соорудить им с красоткой Авророй целый парад официальных представителей семьи, с несколько одинаковыми, круглыми и не очень высокоинтеллектуальными лицами, но зато в хороших смокингах! Твой Максик будет чувствовать себя, как кинозвезда на голливудской дорожке! Будь уверена.
Лив нетерпеливо и раздраженно выдохнула, засунув полтуловища в шкаф и роясь в своих вещах и вещах Джонни. Вытащив одну из его немногочисленных чистых и выглаженных рубашек, она кинула ее поверх подушки, закрывающей его упрямое, капризное лицо и заглушавшей голос обиженного мальчишки, которого всей семьей принуждают съесть манную кашу, только вот он-то сам категорически против этой затеи.
- Перестань бубнить, Джонни, и одевайся! Ты же прекрасно знаешь, что отец и Брайан Вермишелькинс не могут поехать: завтра начнется предвыборная гонка кандидатов в мэры на перевыборы, так что им придется остаться и все проконтролировать лично… Как результат, остаемся только мы… Персиковое? М-м-м… нет, черное… - задумчиво проговорила сама с собой Лив, вытащив из гардероба два самых приличных и достаточно дорогих платья, которые были приобретены по случаю необходимости торчания на каком-то важном политическом рауте и на выставке мастеров в духе Импрессионизма, которые, конечно, служили господину Эйдену Мартинесу, далекому от искусства и светских, политических тусовок, прикрытием для очередных темных делишек.
Последняя фраза заставила Джонни откинуть подушку с лица вместе с покоящейся на ней рубашкой и резко сесть, уставившись на Лив внимательным и ревнивым взглядом:
- Эй, ты что, ПЛАТЬЕ собралась надеть??? Конечно, я понимаю, Оливка, отъезд Макса – это праздник, но, может быть, ты лучше не будешь надевать его в аэропорт, а принарядишься вечером, когда этот тип и милая Аврора уже будут рассекать бескрайние небесные просторы в салоне белоснежного самолета «Аэроатлантик»? Мы могли бы сходить в твой любимый японский ресторан и как следует отметить это знаменательное событие. – весело протараторил он, нехотя разыскивая ту самую рубашку, которую достала для него Лив и которая улетела вместе с подушкой куда-то за кровать.
Лив скептическим взглядом окинула себя в зеркале и, посмотрев на черное платье, кивнула ему, будто заключив с ним негласное соглашение на использование сегодняшним днем. Отложив его на кровать, Лив подхватила уже не совсем выглаженную и чистую рубашку, прекрасным свертком скомкавшуюся под кроватью, и снова кинула ее Джонни, на этот раз попав ему точно в руки. Стаскивая с себя пижаму и оставаясь в одном белье, Лив бросилась к комоду в поисках чулок и на ходу проговорила:
- Джонни, ты зудишь хуже болезнетворной бактерии, попавшей на ободок унитаза и заметившей надвигающуюся гибель в виде «Мистера Униблеска», за километр источающего устрашающий хлорный аромат… Чего ты так волнуешься? Черное платье прекрасно подойдет к моей бежевой куртке на пуху, ты погоду хоть за окном видел? Что же мне, дворником или горнолыжником нарядиться нужно, чтобы не замерзнуть??
Джонни пожал плечами, застегивая рубашку и огненно разглядывая спину Лив, игривым и нежным зеленым взглядом пробежав от ее волос до талии, бедер, и, пройдя по ножкам, страстно и восхищенно уставился на то, как она натягивает свои черные чулочки с ажурной резинкой.
- А что? Я бы согласился на горнолыжника. И тепло, и не так… привлекательно для чужих глаз, и под низ можно ничего не одевать… - горячо закончил он, подсев к Лив и наклонившись к ее плечу, нежно коснувшись его губами.
Лив на секунду замерла, ощутив его жаркое дыхание, его ласковое касание до ее кожи, и по ее телу прошли колонны мурашек… Но сейчас не время. Она легонько отпихнула его и, подхватив платье, быстро начала залезать в него через голову, глухо пробурчав:
- Ты бы лучше взял себя и свои глаза в руки, гуманоид… То есть я хочу сказать – прекрати пялиться, как корова, и надевай скорее свои шаровары и бульдозеры, и не забудь удавку на шее затянуть, будешь выглядеть более-менее…
- …шикарно, совсем как божественная звезда! – самодовольно закончил за нее Джонни с широченной улыбкой и сияющими зелеными глазами, только что перестав хохотать над лестными словами своей невозможно милой жены о его костюме и туфлях за несколько десятков тысяч долларов.
Лив наконец-то натянула платье на нужное место, а точнее – на тело, и, покрутившись у зеркала, пришла к выводу, что выглядит неплохо: платье облегало ее стройный силуэт, тонкие, нежные руки, и открывало ровные ноги, на которых, по плану, должны будут шикарно смотреться замшевые обтягивающие черные сапожки на высоком каблуке.
- Давай, звезда, смотри не рухни с небосклона, а то превратишься в обыкновенный, раскаленный до бела, стремительно несущийся вниз, чтобы упасть где-нибудь в квакающем болоте, булыжник. – захохотала Лив и плюхнулась перед зеркалом, чтобы довершить образ прической и макияжем.
Наконец, когда все предметы необходимого гардероба были нанизаны на соответствующие части тела, волосы причесаны, а тушь и блеск для губ намазаны туда, куда нужно, Лив забежала на кухню, чтобы перед отъездом сунуть в свой ужасно тоскливо пустой, прилипший к спине, желудок что-нибудь из еды. Открыв холодильник, Лив скептически оглядела полки, на которых все съестное делилось на вредное (то, что они заказывали из «Аквамарина» горами) и безвредное (то, что им по доброте душевной готовила миссис Портер), и обнаружила остатки ризотто, созданного бережными руками старушки соседки.
Недолго думая, она вытащила его из холодильника и поставила на стол, как всегда, по своей любимой привычке наклонившись и вдохнув его аромат… Она резко отстранилась, зажимая рот рукой, а желудок скрутило, выталкивая содержимое желчного пузыря все выше и выше к горлу…
- О, ризотто! А я думал, ты вчера с ним до конца разобралась, малышка Лив! – весело и радостно проговорил Джонни, развязно входя на кухню уже полностью готовым, как и Лив, к поездке. Он подошел к еде и, не раздумывая ни секунды, сунул приличную порцию ледяного, застывшего кушанья себе в рот, невозмутимо, с довольным видом жуя. Лив с ужасом посмотрела на него, пытаясь побороть приступ тошноты.
- У тебя что, все рецепторы отключились, балбес? – все еще закрывая ладонью рот, глухо проговорила она. – Оно же пропало, стухло, умерло!! Ты разве не чувствуешь??? Как ты это ешь???
Джонни удивленно вытаращился на нее и с набитым ртом недоуменно проговорил:
- Оливка, ты чего? Оно абсолютно свежо и благоухает, как утро в сосновом бору! Что с тобой, милая? Вчера ты обвинила котлеты в странном, отдающем гнилью, привкусе, а сегодня бедное ризотто… Видимо, твой желудок устал от твоей прожорливости и решил сам навести внутри тебя порядок. – он тепло улыбнулся и нежно приобнял теряющуюся в противоречиях Лив. – Поехали. По дороге куплю тебе шоколадный пудинг. Согласна, малышка?
Лив прислушалась к себе, и от упоминания о любимом лакомстве внутри нее вновь все встало на свои места. Она благодарно посмотрела на Джонни и, приподнявшись на цыпочках, поцеловала его в щеку, мило и тепло улыбнувшись:
- Согласна. Ну, тогда погнали!
«Кадиллак» с неизменным зеленоволосым Марти за рулем и его красноволосым братцем Эдди, нейтрализовывающим все глупости и чрезмерную веселость водителя своим сумрачным видом и вежливыми извинениями, а также с тонкой, изящной (в кои-то веки) Оливией в черном, закрытом платье, бежевой пуховой курточке и сапожках на каблучках, с самым умиротворенным и счастливым видом прижимавшейся к сексуальному красавчику в потрясающем, темно-синем костюме, белой рубашке, расстегнутой на верхние пуговицы, ослабленном галстуке и модных туфлях, сияющему невероятным внутренним огнем, силой, мощью и брутальностью, наряду с легким, почти невесомым, обаянием и игривым, азартным огоньком его глаз, сияющих зеленым, притягивающим к себе, светом, который обнимал эту самую голубоглазую блондинку, с неистовой любовью и нежностью заглядывая в ее глаза и бросая огненные взгляды на ее ножки, талию и светлые локоны непослушных волос, обрамлявших прекрасное, женственное личико…
Так вот, пропав в описании пассажиров, возвращаемся к сути дела: «Кадиллак» вез эту оригинальную четверку изредка переговаривающихся, спорящих и постоянно хохочущих людей, именуемых представителями хладнокровных и кровожадных мафиозных семей, но ни одним жестом, видом или словом их нисколько не напоминавших, в дом остальных, еще более могущественных и жестоких представителей этих же семей, тоже из кожи вон вылезавшими ради того, чтобы о них так думали не только они сами, рассекая холодный зимний воздух покрытого тонким слоем снега Нью-Йорка.
Макс и Аврора уже ждали их на крыльце, провожаемые самолично вышедшими Эйденом и Брайаном, невероятным образом оторвавшихся ради этого от своих чудовищно важных дел. Лив взглянула на красивого и стройного Макса в черной толстовке с капюшоном, джинсах и кроссовках, притягивающего взгляд своей игривой улыбкой и сияющими синими глазами, но внутри нее, задавленное тяжеловесной виной, лишь слегка трепыхнулось какое-то нежное чувство и замерло где-то в районе живота… Ей было все так же приятно то, как его взгляд восторженно, с огоньком скользнул по ее фигурке, как замер на лице, обжигающе полыхнув огнем по ее губам, но теперь она не разрывалась на части. Лив прекрасно знала, что любит его, но это была любовь к близкому ей человеку, основанная на приятных воспоминаниях… И оставшаяся в прошлом. Не более того. Джонни не о чем было беспокоиться, его беспечная и веселая натура победила в этой битве окончательно и бесповоротно… В то же время, не одеться покрасивее сегодня, в день его отъезда, и не ощутить еще разочек его восхищение ею она просто не могла… Идиотская женская сущность! Так хочется, чтобы весь мир восторгался тобой, даже те, кто просто мимолетно появляются и также мимолетно исчезают, почти не оставив следа или оставив существенный отпечаток на сердце…
Аврора съежилась на холоде, кутаясь в тонкое, элегантное синее пальто и перестукивая каблучками черных бархатных туфель по деревянному, лакированному покрытию крыльца. Она беспрестанно оглядывалась на Макса и, завидев, как он оценивающе смотрит на Лив, нахмурилась, блеснув ревнивым и недовольным взглядом на девушку.
- Ты чего так вырядилась, блондинка? – хмуро проговорила Аврора, закуривая тонкие сигареты. – На вечеринку собралась? Так в аэропорту не устраивают.
Лив ухмыльнулась и пожала плечами.
- У меня сегодня замечательный день: одна надоедливая цапля, наконец, улетает в свое гнездо. Не могу не отметить это событие!
Аврора хотела ответить что-то колкое, но в этот момент Макс, который прощался с Брайаном и Эйденом, повернулся к ней и нежно взял за руку. Ее глаза мигом заискрились счастливым сиянием, а губы расползлись в самой нежной улыбке, на какую она только была способна, так что Лив благополучно избежала продолжения неприятного разговора.
- Поехали, а то опоздаем. – сказал Макс, и все четверо загрузились в «Кадиллак»: Джонни – за руль, Оливия – рядом, а Макс с Авророй – на заднее сиденье, помахав оставшимся на крыльце Эйдену и Брайану, которые, секунду постояв и посмотрев им вслед, скрылись в доме.
Вытесненным Марти и Эдди пришлось сесть в другую машину и, по настойчивым и жестким указаниям отца Лив, ехать следом и не спускать с дочери глаз, мало ли что может случиться в аду под названием «аэропорт Кеннеди».
Всю дорогу до аэропорта Лив ощущала взгляд Макса на себе, на своих волосах, стройной ножке и тонком запястье, чувствуя, как он внимательно и задумчиво, но не менее ласково оглядывает профиль ее лица, однако внутри ее сердца, кроме тягостного чувства вины и неясного, сложного ощущения того, что какому-то этапу в ее жизни наступает конец, все было спокойно. Три недели они общались на обыкновенные, деловые темы касательно бизнеса, она ловила его ласковые взгляды, горячую улыбку, но… Возникало чувство, что он далеко, будто какая-то дверь закрылась, будто что-то отключилось в их связи, которая существовала до того, как она объявила во второй раз о своем выборе… Он больше не переступал черту. Его комплименты были искренними и отстраненными, он не заигрывал с ней, не приближался слишком близко, не позволял себе лишнего в разговорах. Лив понимала, что Максу было очень непросто пережить отказ по второму кругу, но он вел себя мужественно и уверенно, ни на одну секунду не позволив себе стать тем, кого хотелось пожалеть. Изредка наблюдая за ним, ощущая боль в сердце от того, что он несчастен из-за нее, Лив замечала в его глазах то, как он изо всех сил пытается принять то место, которое указала ему девушка в своем сердце, пытается смириться с этим, тем более, он видел, как она была счастлива, вновь помирившись с Джонни… Зато Аврора с каждым днем все больше и больше выигрывала битву за его симпатии к себе, и Лив с пониманием, но, все-таки, с небольшой, сбивающей с толку, занозой ревности видела, как таяла жесткая брюнетка от любого его взгляда в ее сторону, от каждого, даже мимолетного прикосновения и звука его голоса, как рядом с ним она превращалась в маленького, пушистого котенка, готового дарить и дарить свою ласку, если он позволит ей это.
Вот и сейчас, в машине, Аврора счастливо щебетала на тему того, как она соскучилась по родной Сицилии, все время впиваясь в ладонь Макса и всеми силами пытаясь переключить его глаза с Оливии на себя. Лив слышала едва сдерживаемый восторг в ее голосе… Еще бы! Она увозит Макса от той, которая вечно занимает его мысли одним своим появлением перед его горячим, брутальным взглядом!
Да и Джонни, мягко говоря, не был спокоен, по-видимому, тоже замечая взгляд Макса на своей женщине и с трудом заглушая в себе бешеную ревность, скрывая ее под маску веселости и теплого сияния, исходившего от него. Лив украдкой улыбалась, видя, как он, как бы невзначай, нежно берет ее за руку и гладит по коленке с самым, что ни на есть, хозяйским видом, как бросает на нее обжигающие, игривые взгляды и всячески старается продемонстрировать, что она принадлежит ему и больше никому, но девушка, зная его, как облупленного, чувствовала его напряжение, получая истинное удовольствие от его ревности.

Минута расставания наступила. Металлический женский голос из динамиков объявил посадку на рейс до Кальтаджироне, с трудом перекрывая шум огромного, наполненного сотнями и сотнями людей, зала регистрации, посередине которого и стояли Макс с Авророй и чемоданами, Джонни с Лив, державшиеся за руки, и, поодаль, Марти и Эдди, зорко обводя зал внимательными, настороженными глазами.
Услышав объявление, Лив и Макс одновременно посмотрели друг на друга. На секунду девушка утонула в его синих глазах, лишь на один миг забыв о пропасти в два года, что разделила их навсегда, забыв о том, что между ними все закончилось, и только мимолетно и трепетно погрузившись в свое старое чувство к нему, рожденное воспоминаниями, но неспособное больше ничего изменить. Один воздушный момент, его синие, сияющие болью и любовью глаза, и… Все вернулось. Вокруг – аэропорт, ее рука держит руку Джонни, а Макс снова улетает… Мгновение было задавлено тяжелым, как ядерная подстанция, сожалением, чувством вины и бешеным желанием исчезнуть, чтобы только не видеть того самого жадного, запоминающего ее образ, пристального и нежного выражения его глаз, чтобы не чувствовать, как ее сердце удушливо и больно сжалось в груди, заставляя защипать глаза и подпихивая к горлу тугой комок, мешающий нормально дышать. От грустного волнения и тягостного ощущения близкой потери чего-то важного в ее жизни, она закусила губу и ее пальцы задрожали, но Макс вдруг тепло улыбнулся и, не обращая внимания на недовольные взгляды Джонни и Авроры, протянул руку и мягко забрал маленькую, хрупкую Лив к себе, прижав горячо и нежно к своему бешено бьющемуся сердцу. Ощутив его энергетику, такую решительную, сильную, мужественную и горячую, словно открытый огонь, Лив невольно вдохнула запах его одеколона от толстовки и, под невыносимой тяжестью груза на сердце и печали, прижалась к нему сильнее, в последний раз, пытаясь запомнить это ощущение навсегда… Слезы не удержать, первые капли покатились по ее щекам, она прерывисто вздохнула.
Макс слегка наклонил к ней голову и тоже вздохнул, погладив ее по волосам и шепнув на ушко:
- Не грусти, белоснежка. У твоей сказки счастливый конец.
Лив сжала зубы, снова пропадая под тяжестью вины и горечи, и шепнула сквозь слезы в ответ:
- Это все равно больно… Прости за то, что не сделала счастливой твою сказку.
Она услышала, как он грустно усмехнулся и почувствовала, как его руки чуть крепче сжали ее в объятьях.
- Значит, она, возможно, еще не окончена. Не плачь, Лив. Ты должна улыбаться, тебе так идет твоя улыбка.
Развязка близко, черта, разделяющая прошлое и настоящее, приближается с каждой секундой, заставляя ее душу скручиваться в болезненный узел… Сердце рвалось и рвалось все сильнее, но нужно сохранить целостность, она должна быть сильной ради Джонни, ради его спокойствия, ради него и ради себя… Лив тяжело вздохнула, и, собрав волю в кулак, перестала плакать, чуть приподняв к Максу свое мокрое, порозовевшее лицо и тихо проговорив:
- Мы еще увидимся?
Его синие глаза встретились с ее аквамариновыми, блеснула боль, но он надежно запер ее под видимость собственного самоконтроля и выдержки… Она увидела его улыбку…
- Обязательно, белоснежка. Благодаря твоему отцу, который выполнил свою часть сделки, я теперь могу свободно летать в Нью-Йорк, когда пожелаю. Меня больше не будут преследовать. Ну, а поскольку у меня здесь много дел, то, думаю, ничто не помешает…
- Спасибо за предупреждение, Максик, только пожалуйста, сообщай о своих визитах заранее, - весело проговорил Джонни, настойчиво выскребая свою жену из его объятий и, поймав ее за руку, крепко сжал ее в своей ладони, глядя на Макса жестким, холодным взглядом, никак не сочетавшимся с милой улыбкой и веселым голосом, - чтобы я успел найти бункер и посадить туда мою Оливку со всеми необходимыми запасами еды и питья на все время твоего пребывания в Штатах. И кстати, совсем забыл, - тут же добавил он более серьезно, - спасибо, что помог разобраться со всеми проблемами… Жаль, что грандиозной заварушки с пальбой и горкой трупов не получилось, Эрнесто вовремя соскользнул с крючка, зато мы даже в плену побывать успели, хоть какое-то разнообразие серых мафиозных будней…
_________________

 » Глава 34 (окончание)

Они оба рассмеялись и пожали друг другу руки. Не как друзья. Не как враги. Просто из вежливости, сжав ладони чуть ли не до хруста, и не забыв даже в таком обычном, прощальном жесте показать друг другу, как они оба невероятно круты.
Лив посмотрела на Аврору, но в этот момент вдруг ощутила, как дрожь отчего-то захватывает ее тело, и волна то ли жара, то ли холода прошлась под ее кожей с ног до головы, утаскивая в темнеющую пучину слабости…
Она покачнулась, и сильные руки Джонни легко подхватили ее, впрочем, от слабости уже не осталось и следа: Лив глубоко вздохнула и заметила, как грозящая уплыть, дрейфующая перед глазами картинка вернулась на свое место, вызвав из темноты встревоженные глаза Джонни и Макса и недоуменные – Авроры.
- Оливка! Оливка, ты чего? Ты в порядке?? – взволнованно спросил Джонни, проницательно заглядывая в ее глаза, и Лив, недоуменно прислушиваясь к себе, слегка сжала его плечо и вздохнула, проведя рукой по лбу, чувствуя, как горят ее щеки.
- Лив, Лив, ты как?!? – с другой стороны встревоженный вопрос Макса, и Лив ухмыльнулась, спокойно проговорив:
- Да нормально все, чего это вы??? Уж и оступиться нельзя, я же, между прочим, на каблуках! И вообще, почему здесь так душно? - поворчала в конце Лив, оглядываясь, но в эту минуту Аврора привлекла внимание всех троих на себя:
- Не хочу отвлекать вас от ощупывания вашей королевы, ребята, но, Макс, - у нас самолет через пятнадцать минут улетит, и я очень бы хотела находиться не в этом дурацком зале, рядом с зазнобой ваших сердец, а на его прохладном и комфортном борту, потому что блондинка права – тут чертовски душно!
Макс нахмурился и кивнул, подобрав чемоданы и бросая последний долгий, запоминающий ее, светящийся жадной болью и сильнейшей печалью взгляд на Лив. Та с трудом проглотила слезы, снова, как по заказу, пытающиеся опустить все мышцы ее лица вниз, искривить рот и, сделав квадратную челюсть, заставить ее заплакать по-ребячески в голос, проговорив:
- Ну, пока, Макс… И спасибо… за все. За то, что прилетел, помог моему отцу, и… - нет, нет, ну не могла она преодолеть тяжесть в груди (линия, черта, не важно что, быстро и устрашающе приблизилась к ним вплотную, пугая девушку все больше), не могла говорить прощальные речи, тем более тому, кто будет страдать от разрыва с ней еще неизвестное количество времени после отлета…
- Я помогал не твоему отцу, Оливия, а тебе. Неужели ты этого не знала?!? – с улыбкой и некоторой горечью произнес Макс, и от окончательного прорыва слезной соленой плотины девушку спас только веселый голос Джонни, решивший поторопить парочку на посадку:
- Ну все, Максик, пора, пора, самолет не ждет, скатертью дорожка, мягкой посадки и прилетай к нам как можно реже, желательно уже после того, как мы с Оливией состаримся, умрем, и наши сморщенные тела положат в двухместный гроб чьего-нибудь фамильного склепа! – мило протараторил Джонни, улыбнувшись и игриво подмигнув Авроре, получив в ответ мягкую и призывную улыбку кошечки, и настойчиво посмотрел на Макса. Лив чувствовала каждой клеточкой своего тела, что ее муж чертовски нервничал, желая скорее перешагнуть ту самую черту, что устрашающе для самой Лив так быстро подкралась к ним вплотную. Макс беспечно пожал плечами и рассмеялся:
- Не дождешься, Джонни. – он перевел игривый взгляд на Лив и с улыбкой проговорил:
- Ты уверена, белоснежка, что не хочешь улететь со мной? Ты же понимаешь, что тебе придется навсегда остаться с этим идиотом, который, не ровен час, вот так, шутя, променяет тебя на какую-нибудь…
Лив усмехнулась, а Джонни перебил Макса, снова собственническим жестом подтянув девушку к себе поближе:
- Не волнуйся, дружище, не променяю. Оливка моя, моя и только моя, а это означает, что если я и решу ее променять, то только на нее же саму, в случае возникновения более усовершенствованных модификаций, если такие планируются, да, малышка Лив? – огненно посмотрел он на свою жену, сияя, как витраж на солнце, и с необыкновенной, огненной любовью нежно оглядывая ее лицо своими игривыми зелеными глазами. В ответ Лив захохотала и показала ему две фиги, проговорив:
- Размечтался, Джонни, я – уже совершенство!
- Ну конечно, милая. – с легкой, доброй усмешкой проговорил Джонни, быстро поцеловав ее в лоб и, посмотрев на Макса, скептически наблюдающего за ними. – Десять минут, Макс.
Макс вздохнул и напоследок бросил горящий болью и обреченностью взгляд на Лив, тепло улыбнувшись:
- Если он тебе надоест, белоснежка, только скажи…
- И ты прилетишь быстрее ветра на немного запыленных и проеденных молью крыльях амура спасать ее из омута глубочайшей тоски? – опять встрял Джонни и покачал головой. – В этом я даже не сомневаюсь, но боюсь, тебе лет пятьдесят ждать придется… Восемь минут.
- Болтушка, и когда же у тебя язык устанет и отвалится?? – язвительно и раздраженно спросила мужа Лив, а Макс только ухмыльнулся и, взяв ее руку, нежно поцеловал, проговорив:
- Будь счастлива, моя девочка. – он строго посмотрел на Джонни, не спускающего сияющих глаз со своей Оливки, и жестко проговорил:
- Береги ее.
Бросив последний взгляд на Лив, как бы, ставя точку на этом моменте, окончательно набросив платок на клетку их прошлых отношений, а также заставляя новые слезы все же предательски побежать по ее щекам, Макс подхватил сумки в одну руку и Аврору – в другую, развернувшись и уверенной походкой сильного, властного мужчины двинувшись прочь, к зоне посадки.
Лив смотрела ему вслед, всхлипывая и пребывая в прострации собственных мыслей, медленно обволакивающих ее сознание, как теплое одеяло. Глядя на его красивую, ровную, но все больше удаляющуюся спину, Лив ощущала, что черта была пересечена, ощущала окончание какой-то собственной маленькой эпохи, будто, наконец, перелистнула последнюю страницу не закрытой в прошлый раз книги. Сейчас все произошло правильно, хотя и также болезненно, что и тогда, два года назад. Просто в тот раз у нее не было возможности объяснить ему, почему она остается с Джонни, почему выбирает другого мужчину, и как такое возможно, что ее сердце любило и любит сразу двоих. А теперь… прощальные слова сказаны, точки расставлены. Макс прекрасно знает всю правду, хоть она и не облегчает его боли… Но Оливия не могла поступить иначе. Вся ее душа бледнеет и падает духом, когда Джонни нет рядом, ее жизнь зависит от того, придет ли он в их маленькую, теплую квартирку в Даун-тауне, или нет… И сейчас его рука, сжимающая ее маленькую ладошку с особенным напряжением, передающая его волнение, его ревность, понимание ее чувств и его бесконечную любовь всего лишь через такое простое прикосновение, была для нее целым миром, новой эпохой, связывающей ее с ним на всю оставшуюся жизнь…
Из раздумий о Максе и Джонни, Лив постепенно снова вывел ее организм, который несколько дней назад почему-то начал барахлить, подсовывая девушке то внезапные приступы слабости, то фальшивые впечатления о еде и запахах, то неприятие микроклимата помещений. Лив снова почувствовала удушающий приступ прилившей к ее щекам, да и как будто ко всей остальной коже, горячей крови, и, дождавшись, пока Макс с Авророй совсем не исчезнут в терминале В, торопливо обернулась вокруг себя, выискивая глазами женский туалет.
- Мне нужно кое-куда, жди меня здесь и не смей потеряться, Джонни, твоя мама мне этого не простит! – чуть дрожащим от своего странного состояния голосом проговорила Лив, глядя на мужа, с беспечной улыбкой и притягательными огоньками в глазах таращившегося на прохожих, уделяя особое внимание женскому полу и тем частям тела, что не были прикрыты длинными юбками или запахнутыми наглухо пальто и куртками.
Услышав про уборную, Джонни резко посмотрел на Лив, сжав ее ладонь в своей руке, и проницательными, взволнованными глазами заглянув в ее глаза, настроившись на свое фирменное считывание ее мыслей и эмоций.
- Что случилось, Лив? Тебе нехорошо?? Может, мне отвезти тебя к Калебу? Зачем тебе уборная??
Лив прыснула, осторожно вытаскивая подрагивающую руку из его ладони, и, сделав абсолютно невозмутимый и даже раздраженный его опекой вид, она ответила:
- Ты чего, Джонни, плохо позавтракал сегодня? Поэтому ты решил выесть мне мозги дурацкими вопросами??? Все со мной нормально, жуколица, «зачем тебе уборная»… Что за вопросы?? – передразнила его Лив с усмешкой и строго погрозила пальцем. – Говорю тебе, жди здесь и никуда не уходи! Я не собираюсь мотаться в этой чертовой толкучке, выискивая заблудшего на чьи-нибудь длинные ноги шелудивого пса!
Джонни покачал головой и расхохотался, смерив Лив нежным взглядом:
- Не волнуйся, Оливка, я не потеряюсь… Ну, в крайнем случае, за небольшие деньги у стойки администрации можно подать объявление о пропаже, и какая-нибудь милая работница аэропорта огласит твое послание на сотни квадратных километров вокруг!
Лив махнула рукой на своего болтливого не в меру и через чур уж веселого мужа, обрадованного отъездом конкурента, и быстрым шагом двинулась в сторону туалета, опасаясь лишь того, что ее дрожащие колени со стороны могут быть замечены внимательным, зеленоглазым парнем, привлекающим на себя все женские взгляды вокруг.
Оставшись одна, наедине с собой, Лив затормозила около пожелтевшего от времени умывальника и посмотрела на себя через заляпанное стекло: бледное лицо, нижняя губа чуть подрагивает, под глазами круги… Что же с ней такое?!?
Она умылась прохладной водой, стараясь сохранить макияж, и, зависнув над раковиной, набирая в ладони прозрачную, ободряющую ее воду, возвращающую ей нормальное самочувствие, Лив обратилась внутрь себя с особым беспокойством… Такие странные проявления с ней впервые… Отравление? Нет, живот не болит, расстройства нет… Передозировка лекарствами после лечения? Опять же нет, прошло уже около двух недель с того момента, как она перестала пить обезболивающие, плечо благополучно заживало… Странные последствия ранения? Не может быть, раньше эти симптомы не возникали…
Ее руки вдруг дрогнули, а в ушах зашумело от внезапной догадки… Она медленно, почти не чувствуя онемевших мышц, подняла голову и посмотрела на себя в зеркало… ее глаза были расширены и странно сияли, она видела, как бешено бьется жилка на ее шее, чувствовала всем телом удары собственного сердца… Резко выплеснув воду из рук, Лив облокотилась обеими руками на раковину, пытаясь сдержать дикую дрожь… Неужели?!? Неужели правда это случилось?!? Какое-то… невероятное… чудо… волшебство…
- Не… может… быть… - еле слышно прошептала Лив и рванула, что есть мочи, к двери, заставив других посетительниц отхожего места удивленно посмотреть ей вслед.
За дверью одиноко топтались Марти и Эдди, внимательно следя взглядами за выходом из туалета, чтобы не пропустить свою Оливию. Джонни, конечно, как она и предполагала, благополучно куда-то свинтил, но ей сейчас было не до него. С гулко бьющимся, как бешеный коршун в золотой клетке, сердцем, не замечая ничего вокруг и почти врезаясь в прохожих, Лив подлетела к своим разноцветноволосым и быстро выпалила:
- Эй, супчики, где моя дубина??
Марти удивленно зачесал в затылке, вытаращив свои большие, как у десятилетнего ребенка, наивные глаза и проговорил:
- Ваша дубина, мисс Оливия? А вы с собой какую-то дубинку брали? Ну вот, - расстроенно протянул он и мельком недовольно глянул на Эдди, - вы бы хоть предупредили, а то я и не следил ни за какими дубинками-то! Вы ее в аэропорт из машины брали? Во дела… - сокрушался он, а Лив нервно рассмеялась, переведя взгляд на Эдди. Тот раздраженно пихнул локтем зеленоволосого и пробурчал:
- Ты совсем тупой, что ли, Марти? Мисс Оливия, мистер О-Коннел ушел вон туда. – Эдди показал в сторону киосков со сладостями, и Лив почувствовала прилив нежности к своему мужу, зная, или, вернее, догадываясь, зачем он туда пошел. – Сказал, что скоро вернется…
Лив резко схватила Эдди за рукав и напряженно зашептала:
- Эдди, вы должны прикрыть меня! Я сейчас сбегаю до аптечного пункта и вернусь в туалет, не смейте говорить Джонни, что я выходила, поняли, овощи???
Эдди и Марти недоуменно переглянулись, но прелесть их работы заключалась в том, что они обязаны были выполнять любой каприз девушки, даже самый, на первый взгляд, абсурдный и нелепый. Они одновременно кивнули.
- Сделаем, мисс Оливия.
- Отлично! – радостно улыбнулась Лив и, не теряя больше ни секунды, бросилась со всех ног к аптечному пункту, гонимая собственным гулом в голове и деревенеющими мышцами в руках и ногах, молясь на десяти языках и тысячей голосов, чтобы ее догадка подтвердилась…
Через пять минут Лив уже сидела в одинокой, обшарпанной, покрашенной синей краской, кабинке туалета, до боли сжимая в потеющей ладони тест на беременность, стуча обеими ногами по кафельному полу и беспрестанно, с трудом разжимая руку, чтобы бросить полный болезненной надежды взгляд на маленькое окошечко, которое и должно было показать ей заветные две полоски.
Ее сердце трепыхалось в груди, а в ушах застыл только ее собственный отчаянный шепот: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…» Разжав стенающую от боли в мышцах руку, Лив увидела, что одна полоска уже проявилась… Невидимый крючок надежды в животе подвесил ее высоко-высоко над пропастью, и она знала, что падать с него будет ой, как больно… В невероятном отчаянии, она вскочила на ободок унитаза и поднесла тест к тусклой, иногда помигивающей, лампе под потолком, напрягая глаза так, что они заболели, пытаясь… увидеть… не проявляется ли там… долгожданная вторая полоска…
Нет… кажется, нет… Ее тело задрожало с такой силой, что она поспешно спустилась с унитаза и, усевшись на крышку, безвольно повисла, чувствуя, как все ее внутренности летят, летят, летят куда-то вниз, а душа просто кричит от невыносимой муки… Она закрыла лицо свободной рукой, зарыдав со всей силы, но не в голос, чтобы не привлекать постороннего внимания… А так хотелось кричать!!! Ну почему??? Что с ней не так?? Почему, почему, почему…
Это и был ее секрет. Целый год Оливия, тайком от Джонни, пыталась забеременеть от него, бросив пить противозачаточные таблетки. Ей так отчаянно хотелось завести ребенка, что она не сказала об этом даже Джонни, испугавшись, что он решит, будто еще не время, или скажет, что не готов… Она не вынесла бы его отказа. Ей до невыносимых колик в сердце хотелось стать матерью, чтобы никогда, никогда, никогда не оставлять своего малыша, чтобы дарить ему бесконечную поддержку и любовь, чтобы дать ему все, чего не было у нее самой столько мучительных, долгих лет… Лив ужасно хотела настоящую семью, крепкую, дружную, связавшую ее и Джонни еще теснее, хотела видеть у своего ребенка его глаза… Эта мысль с каждым днем все острее впивалась в ее мозг, она бредила этой мечтой, этим прекрасным, возможным будущим, наполненным смыслом для нее и него, этим шансом, привнести в мир что-то хорошее, а не агрессию, не разочарование, не злость… Но… месяц шел за месяцем, и… ничего. Боль, боль, отчаяние, непонимание, страх… Почему?! Почему?! Кричала душа Лив, но ответа не было… А потом появился Эрнесто, затеявший свою ненормальную игру, растрещавший всем о том, что у нее был секрет, этот секрет… Как он узнал? Лив догадывалась, что он мог выследить то, что она перестала покупать таблетки… А еще она узнала о Джессике… Джонни никогда бы не догадался, почему Лив так убивалась, услышав, что у них мог быть ребенок… Ребенок, которого она отчаянно молила для себя сейчас, ребенок, маленькая жизнь, возможно уже имевшая в своем генетическом наборе глаза Джонни или его теплоту и веселость… Она понимала цену этого дара и долго еще вспоминала об этом, умирая в слезах боли… Джесс забеременела и умерла… А она, Лив, жила своей пустой, идиотской жизнью и не могла создать что-то по-настоящему светлое, хорошее, продлить его род, стать настоящей матерью, потерявшей себя в заботе о крошечном, самом прекрасном на свете чуде…
Закрутившись в проблемах с Эрнесто, с которым Лив потерпела очередную болезненную неудачу, и пытаясь исправить ошибки, вернуть назад Джонни, Лив немного отвлеклась от своей навязчивой идеи…
Слабо пошевелившись, еле-еле чувствуя свое подрагивающее тело, Оливия открыла глаза… Все внутри нее пульсировало, изображение синей кабинки подпрыгивало в такт ударам сердца…
Тест был еще в руках. Она тяжело вздохнула и, придерживаясь за стену, поднялась на слабых коленях. Нужно было срочно привести себя в порядок, чтобы зоркий глаз Джонни не заподозрил о ее внутренних переживаниях, и скорее возвращаться к нему. Она подняла тяжелую руку с тестом, собираясь выбросить его, как вдруг…
Сердце стукнуло и зависло.
Вторая.
Там была вторая полоска.
Лив с трудом сглотнула и заставила себя вдохнуть воздух, тряхнув головой… Показалось?.. Она еле сфокусировала зрение, как специально, именно в этот момент начавшее ее подводить… Но это не было галлюцинацией: в окошке явно удобно уместились две синие полоски… Лив судорожно поднесла тест к самым глазам, чуть не ткнувшись в него носом, впиваясь в него руками и чувствуя совершающийся внутри нее переворот…
- Да… да… да!!! – она вдруг истерично захохотала, снова плюхнувшись на унитаз и утирая бешеные слезы дрожащими руками… Это невероятно!!! Счастье, счастье, спасибо, спасибо, спасибо… - Спасибо, спасибо… - зашептала в исступлении Лив, всхлипывая и сжимая бесценный тест руками. – Спасибо, Господи, я тебя не подведу, не подведу, я буду самой лучшей матерью за всю историю Соединенных Штатов, я никогда, никогда, никогда его не оставлю, я не посмею умереть, я не посмею быть с ним плохой, жестокой, холодной, я не позволю ему чувствовать себя одиноким или ненужным ни на одну минуту… Спасибо тебе, я не верю… Как же я нуждалась в этом!
Лив хохотала и плакала, осторожно положив руки на живот, ощущая тепло своих ладоней и мечтая, чтобы и он чувствовал это тепло. Всегда. Она не замечала и не слышала оклики женщин, с беспокойством реагирующих снаружи кабинки на ее хохот через плач или плач через хохот, пытавшихся понять, не нужна ли ей какая-либо помощь… Волшебство!!! Чудо! И именно сейчас, это случилось сейчас, когда все тревожные дни остались позади, когда с проблемами было покончено, и остались обыкновенные повседневные дела… Малыш, внутри нее малыш!!! Малыш!!!
Очень громко хлопнула входная дверь, и Лив притихла, перестав хохотать, потому что сначала услышала недовольные женские вскрики, а затем самый любимый на свете, взволнованный голос:
- Оливка!!! Лив, ты где?? Да отстаньте, леди! – отмахнулся он от какой-то женщины, требовавшей немедленно убраться из женского туалета куда подальше. – Оливка, ты в порядке??? Лив! Лив!!!
Это он, он. Он подарил ей все счастье в ее жизни, он спас ее от одиночества, он спасал ее каждый день, просто находясь рядом с ней… ее муж. Джонни. Ее рыцарь, герой. Бросив тест и умирая от счастья, Лив быстро вытерла слезы и мигом вылетела из кабинки, нацепив на лицо укоряющий вид. Джонни был у входа, тревожно осматривая помещение своими зелеными глазами, и Лив любила его еще больше сейчас, если это вообще было возможно…
Увидев друг друга, они бросились навстречу.
- Лив!
- Джонни, идиотина! – воскликнула Лив, не сдерживая улыбки, и схватив его за предплечья. – Ты чего сюда влез??? Думал, я тут полеживаю без сознания, воткнувшись лицом в грязную плитку??? Ну и фантазия, придурок!
Джонни тревожно заглянул в ее глаза, и на его лице вспыхнуло еще большее беспокойство. Он нежно провел рукой по щеке девушки, зарывшись в ее волосы, не зная, что она сейчас летает от бесконечной радости, не зная, что она чувствует внутри себя нечто особенное, необыкновенное, заставляющее ее дышать все глубже, наполняя маленькую, целиком зависящую только от нее, клеточку кислородом, заполняющую ее жизнь смыслом на долгие десятилетия вперед.
- Оливка. – выдохнул он требовательным тоном и нахмурился. – Пятнадцать минут! Что я еще должен был подумать?!? Скажи мне, что с тобой, прошу!! Ты плакала?? Я вижу, ты плакала… Пожалуйста, я должен знать, я помогу тебе, малышка Лив, я все исправлю, только скажи…
Лив не могла наглядеться в его сияющие тревогой и любовью зеленые глаза, не могла насытиться этим стремительным теплым шаром, окутавшим ее с ног до головы, а от его слов ее захлестнула удивительная волна благодарности…
Она нежно улыбнулась и, обхватив нетерпеливо ожидающего ее ответа Джонни за шею, поднялась на цыпочки и поцеловала, попытавшись вложить в этот поцелуй всю свою бесконечную любовь к нему, которая горячим следом жгла ее сердце, то счастливое сияние, что разрывало ее изнутри…
Она благодарила его, не знающего пока ничего о ее состоянии, за то, что теперь у нее есть все, все, все… Есть он. Без него она не могла существовать. Есть маленькая, крошечная жизнь, совместившая в себе переплетение его и ее генов, есть семья, о которой она всегда мечтала…
Как же нежно она любила его в эту самую минуту, как упоенно, самозабвенно целовала его губы, не имея сил оторваться от них, получая такую же бешеную порцию ласки в ответ, чувствуя, что он как будто все понял…
Одна ее рука впилась в его мягкие, чуть волнистые волосы на затылке, а другая опустилась к сердцу, слушая, как ускоряется с каждой секундой его ритм…
Джонни с трудом вздохнул, и Лив ощутила, как его горячие руки скользнули под ее куртку, ласково и игриво пройдясь по бокам к талии и, переместившись на поясницу, обжигая шлейфом страсти, также нежно и любовно поднялись обратно, остановившись в миллиметре от ее груди… Вспышка, вспышка… Лив обожала его руки, прижавшись к нему теснее, чувствуя усиливающийся жар его тела, она обожала его силу, его страсть, и губы, ласкавшие ее губы с жадной, ненасытной любовью, которой никогда не будет достаточно, которая всегда нужна, как воздух… Подразнивая ее и дыша все тяжелее, Джонни снова провел руками по ее спине, разжигая чертовски горячий огонь внутри ее груди и живота, и снова, будто не желая отрываться от этого места, вернулся наверх, к груди, в этот раз нежно, едва заметно проведя пальцами по ее нижней части так, будто это было бесценное сокровище для него…
Вспышка… Жар заставлял Лив задыхаться от его прикосновений, она крепче вцепилась в его шею и волосы и еле слышно застонала ему в губы, ощутив, как с новой силой вспыхнуло его тело и как неистово он прижал ее к себе, сходя с ума от ее реакции...
- Оливка… - шепнул он ей тихим, неровным шепотом, с трудом вдыхая воздух… Лив открыла глаза, очнувшись от бешеных вспышек внутри нее, от невероятного, обжигающего ей все внутренности, пламени и встретилась с его страстным, безумно, до черна потемневшим взглядом. – Лив… Что ты со мной делаешь?.. – задал он риторический вопрос шепотом, снова жадно глядя на ее губы, и Лив точно знала, что не было в ее зигзагообразной, черно-серой, с белыми крапинками, жизни момента, в котором она была бы счастливее, чем сейчас.
Лив улыбнулась и, преодолевая невероятное искушение целовать и целовать его до тех пор, пока за окном не стемнеет, пока не улетят и не прилетят все самолеты, пока она не станет совсем слабой и немощной от голода или пока не захочет спать так сильно, что рухнет и уснет на этом самом месте, просто нежно, мимолетно, но так мучительно для них обоих, легко поцеловала его в губы, задержавшись ровно на несколько секунд, чтобы ощутить волшебство момента (совсем как это обычно делает Джонни), и тихо проговорила:
- Я просто люблю тебя, Джонни. Вот и все. Идем. – она подмигнула недоумевающе уставившемуся на нее с неописуемым восторгом парню и потянула его к выходу, но он все стоял и смотрел на нее изучающим взглядом, в котором на место желанию приходила тревога.
Лив вздохнула, более настойчиво проговорив:
- Идем же скорее, пенек! Если ты не заметил, тут вообще-то женский туалет!
- Нет, Оливка. – уперся с самым упрямым лицом, на какое только был способен, Джонни, возвращая ее к себе. – Мы никуда не пойдем, пока ты мне все не объяснишь. Я должен знать, Лив! Что с тобой, что с тобой??? Ты больна? Ты смертельно больна?? Или это все последствия твоего самострела?? Или у тебя депрессия… м-м-м… по поводу Макса? – с явным недовольством произнес Джонни его имя. – Или это из-за событий с Эрнесто?.. Скажи мне, скажи мне, я должен…
Лив с улыбкой слушала его, разрываясь от желания сказать ему правду, но как-то общественный туалет не очень подходил для таких личных сообщений… А Джонни весь сияет ужасом, в глаза ей заглядывает, переживает… Но ведь уперся, как бамбук, в это место и шага сделать не хочет, бык-тупогуб, тупогубенький бычок!
- Молодые люди! Может, вы, наконец, выйдите отсюда в зал? – недовольно проговорила какая-то пожилая женщина, недобро поглядывая на Джонни. – Здесь, вообще-то, ЖЕНСКАЯ уборная, разве вы не видите???
Вопреки своему обыкновению очаровывать любых женщин, вне зависимости от красоты или возраста, Джонни и бровью не повел, да и даже не посмотрел в ее сторону, не сводя горящих волнением глаз со своей жены.
- Извините, бабуля, но вы сами разве не видите?! Мы разговариваем! – жестко и грубо ответил он, отчего старушка в негодовании вытаращила глаза и открыла рот, резко бросив ему:
- Хам! А еще импозантно так оделся… Хамскую натуру никакими костюмами не скроешь…
Лив прыснула и с огромным трудом вытащила упирающегося Джонни из туалета, весело проговорив:
- Пойдем уже, импозантная хамская натура!
Джонни на минутку стал самим собой, весело подмигнув бабульке, и, догнав Лив и обняв ее за талию, наклонился к ее волосам и шепнул на ушко так горячо и игриво, как мог только он:
- Мое волнение от твоего поцелуя тоже никакими костюмами не скроешь, моя малышка…
Лив вспыхнула, залившись румянцем, но сияла при этом ярче солнца, даже когда отпихнула Джонни от себя и шепнула:
- Вот же идиот!
В сопровождении Марти и Эдди, которые тоже бросали на Лив тревожные, но любопытные взгляды, они направились к «Кадиллаку», оставшемуся на стоянке без своего похожего «дружка»: второй «Кадиллак» забрали, по просьбе Джонни, люди его отца, потому что вчетвером не было смысла ехать на двух машинах.
Всю дорогу до «Эскалэйда» Джонни дергал Лив за руку и канючил:
- Скажи мне, скажи мне, скажи мне… Я должен знать, Оливка, ты хоть представляешь, как я волнуюсь??? Почему ты там плакала??? Почему ты себя плохо чувствуешь??? Оливка, Оливка, Оливка…
- Да все со мной в порядке, отвяжись, прилипала! – раздраженно отмахиваясь от него, восклицала Лив, предвкушая, в каком невероятном шоке он окажется, когда она, все-таки, признается ему в своем самом счастливом счастье в мире.
- Ты не можешь скрывать это, я же вижу, что что-то не так! Прошу, прекрати издеваться, малышка, скажи, скажи, скажи…
- Да отстань ты, мозгоклюй! Потом, все потом.
- Скажи, скажи… Это же как-то связано с твоим секретом, да? – зашел с другой стороны Джонни, а Лив закатила глаза.
- Ну вот! Ты еще и мозгами раскидывать начал! Остановись, Джонни, пока все остатки не раскидал, говорю же – обсудим позже…
- Когда? Когда позже? Нет, сейчас! Говори сейчас! – вновь завел свою шарманку зеленоглазый, вежливо отперев перед Лив дверцу машины и в то же время впериваясь в нее сияющим, пристальным взглядом.
- Вот же дурень! – покачала головой Лив, увидев, как он садится рядом с ней, с самым обиженным видом сложив руки на груди и уставившись в окно.
В негодующем молчании «Кадиллак» вырулил с парковки, управляемый неизменным зеленоволосым за рулем, которому без конца приходили ценные советы от красноволосого братца, спешащие сообщить, как быстрее выехать из аэропорта и по какой дороге.
Лив закусила губу и бросила взгляд на мужа, обиженно дующегося и игнорирующего ее взгляды. Внутри нее все светилось, все горело и сияло, как звезда на макушке елки на Тайм-сквер… Облизав губы и выдохнув, с трудом скрывая ликование и волнение, Лив тихо, стараясь быть спокойной, проговорила:
- Я жду ребенка.
Джонни, Марти и Эдди одновременно развернулись к ней, уставившись круглыми, как у испуганных сов, глазами, чуть не скрипнув шеями от своих резких движений.
Лив захохотала, глядя на эти выпученные шесть глаз, пытающиеся обработать полученную секунду назад информацию.
- Что-о-о??? – заорали они хором, и Лив весело покачала головой.
- Ты – смотри на дорогу! Ты – смотри за ним! – приказала она по очереди Марти и Эдди, глядящим то на ее лицо, то на живот, будто пытаясь представить, где в этой маленькой, тонкой блондинке может прятаться целый ребенок, но, все же, с неохотой отвернувшись, и посмотрела на Джонни в неописуемом волнении.
Он секунду пялился на нее расширенным, обалдевшим взглядом, в котором вдруг, к невероятному ликованию Лив, мелькнул бешеный, недоверчивый восторг, а затем стремительно придвинулся к ней вплотную, схватив ее за плечи и требовательно, жестко воскликнув:
- Повтори: что ты сказала?!?
Лив счастливо улыбнулась и снова произнесла эту волшебную для любого уха фразу:
- Я беременна, Джонни, у меня будет ребенок!
Джонни так и осел, восхищенно и все еще ошарашенно глядя на нее, но в ту секунду, когда до его сознания, наконец, дошло, его глаза так заблестели, так засияли, что Лив поняла… Она будет абсолютно точно счастлива.
- Ты уверена?.. Это… правда??? И… и кто отец?? – задал сразу три идиотских вопроса подряд Джонни, так что Лив мгновенно вспылила:
- Да… После таких вопросов я еще подумаю, будет ли у моего ребенка вообще отец… Ты что, с дебильного облака по ниточке спустился, Джонни??? – она раздраженно отвернулась от все еще оторванного от реальности парня, с невероятным восхищением и бешеной радостью таращившегося на нее своими ясными зелеными глазами, глуповато улыбаясь. Посмотрев на Эдди и наклонившись к нему, Лив насмешливо спросила:
- Эй, помидор! Не хочешь стать отцом моего ребенка? Ты серьезный, деловой, неплохо зарабатываешь… А то, судя по всему, в этой машине претендентов больше нет… Как тебе идейка?
Эдди закашлялся, но вдруг глухо и неожиданно заявил в сторону чуть не упавшей, если бы было куда падать, Оливии:
- Если вам это нужно, мисс Оливия, я почту за честь…
- Эй! Эй! – очнулся, наконец, Джонни, дернув Лив к себе и прижав в свои горячие-горячие, крепкие объятия, зарывшись рукой в ее волосы и вспыльчиво, но невероятно восторженно проговорил:
- А ну не смей предлагать моего ребенка никому, Оливка, слышишь??? Ты и он – вы оба мои, навсегда, навеки, пожизненно, понятно тебе, глупышка? Оли-и-ивка… - нежно протянул он и с невероятным счастливым порывом нашел ее губы и поцеловал… Лив почувствовала комок в горле, но сдержала слезы: от счастья не нужно плакать. Бог подарил ей самый лучший подарок, и она сделает все, чтобы ее семья была счастлива…
- Так, стоп. – вдруг неожиданно снова проговорил Джонни, прекратив свой нежный и такой чувственный поцелуй, требовательно уставившись на разомлевшую от его губ и теплых рук девушку. – Это и был твой секрет? Оливка!
Лив со вздохом кивнула.
- Да. Я уже год пытаюсь заполучить от тебя ребенка, но…
- Что-о-о??? – шокировано воскликнул Джонни, обхватив ее лицо ладонями и развернув к себе. – Год?!? Поверить не могу!!! Глупышка, почему ты не сказала мне??? Вроде бы как, я не последний человек в этом процессе!
Лив успокаивающе взяла его руки в свои и виновато улыбнулась:
- Прости. Я просто… боялась, что ты попробуешь меня остановить, станешь отговаривать… А я не хочу ждать, Джонни, ты даже не представляешь, как сильно я хотела этого ребенка, тем более… - она слегка покраснела и замялась, - от тебя.
Джонни посмотрел на нее одновременно и укоряющим, и невозможно любящим взглядом и снова прижал к себе, вздохнув:
- Какая же ты дурында, моя маленькая самостоятельная девочка! Отговаривать тебя?!? Ты что, думаешь, я захотел бы подождать до того момента, когда из меня начнет песок сыпаться или до следующей экспедиции НАСА в сторону Марса??? Мне почти тридцать, Лив!!! И я люблю тебя, черт возьми. Очень. Сильно. – тихо шепнул он ей на ушко, заставив ее снова порозоветь, теперь уже от удовольствия.
- Э-э, мисс Оливия, так же нечестно!! – завопил вдруг пребывавший до этого в угрюмом раздумье Марти. – А почему вы мне не предложили стать отцом вашего спиногрыза?? Я был бы классным папочкой, покупал бы ему жвачку и всякое такое…
Лив расхохоталась и проговорила:
- Не переживай, огурец, если бы Джонни не выплыл из летаргического сна, ты бы стал следующим в очереди, кто получил бы это специальное предложение!
Джонни нежно погладил Лив по голове, не спуская с нее восхищенных, счастливых глаз, а Марти расслабился, снова по-детски улыбнувшись:
- Да? А, ну тогда ладно… Куда едем-то?
- В Бургер-Кинг. – махнула рукой Лив, и в этот момент почувствовала, как завибрировал в кармане ее телефон, спасая от лекции заботливого муженька о вреде фаст-фуда, которую она успела прочитать на его лице прежде, чем он открыл рот.
Увидев на экране незнакомый номер, Лив недовольно поморщилась и не очень-то вежливо ответила, нажав кнопку приема вызова:
- Что за черт??
- Я хочу знать. – вдруг произнес голос, заставивший Лив подпрыгнуть чуть ли не до потолка и уставиться в пространство с ощущением абсолютной нереальности происходящего… Эти вкрадчивые интонации, тихий, гипнотический тембр она бы узнала из тысячи, потому что несколько недель отчаянно надеялась, что он, все-таки, позвонит, пыталась даже пару раз поискать его по тому самому «жучку», который был вшит в подклад его кардигана, но сигнал терялся на подступах к Детройту…
Она посмотрела на Джонни ошеломленным, но полным невероятной радости, взглядом, не веря, что все это происходит на самом деле и в один день, тогда, когда она меньше всего этого ожидала… Что за чудесный миг! Ей безумно захотелось рассмеяться, но она сдержалась и, посмотрев на озадаченное лицо Джонни, одними губами проговорила: «Эрнесто».
Джонни шокировано и весело поднял брови и ухмыльнулся, а Лив, желая выпрыгнуть из окна и станцевать на обочине все танцы, какие только знала, летая на крыльях новой любви, любви к жизни, взяла себя в руки и совершенно невозмутимо ответила:
- Думаю, это была пицца с креветками.
Пауза, затем тихое:
- Что?..
- Пицца с креветками. – погромче и поувереннее заявила Лив в трубку, на полном серьезе разыгрывая своего долгожданного собеседника. – Ну, это то блюдо, которым я отравилась в двенадцать лет и из-за которого мне сделали промывание желудка… Ты же об этом хотел узнать, кузнечик?
Джонни еле сдержал душащий его хохот, а Марти и Эдди настороженно прислушались, услышав хорошо знакомое «кузнечик» и прекрасно припоминая, сколько бед принес этот человек их любимому боссу.
В трубке раздался обреченный вздох, и Эрнесто тихо, но раздраженно проговорил:
- Оливия… Знаешь, твои шутки… Они, как бы помягче выразиться… Несколько…
- Тупые? – весело пришла ему на помощь Лив, а Эрнесто сказал:
- Плоские… Но, в общем-то, это то же самое… Ты говорила, что твое предложение останется в силе… Пожалуй… Я бы хотел… - он вздохнул, и его голос неуверенно дрогнул, что было совсем не похоже на того молодого, влиятельного босса Чикагской мафии, который придумал и почти реализовал хитроумный план мести боссу Нью-Йоркской семьи. – Я хочу знать… Ты обещала… - он замолчал.
Лив понимала, как ему было сложно признаваться в этом, как сложно пойти против собственных принципов, отступить от идеалов и того смысла, которым он наполнял свою жизнь весь период своего существования… Лив не верила своим ушам. Она много дней думала, почему же ей не удалось убедить его? Что она сказала не так? Что еще должна была сделать ради того, чтобы вытащить его из глухой, темной ямы, в которую он упал еще в детстве и где таяли в темноте все лучики любой, пробивающейся к его душе, надежды?.. Она вспоминала то, сколько препятствий преграждали ей путь к нему в тот день, когда она самоотверженно сбежала из-под крыла Калеба, пытаясь предотвратить его убийство, и пришла к выводу, что ей просто не нужно было ехать, раз она ничего не смогла сделать для него. Судьба мигала ей красным сигналом светофора, но она не разгадала ее тайный намек…
А теперь Лив поняла. Знак судьбы был истолкован ею неверно. Судьба всего лишь проверяла, на что девушка может пойти ради спасения того, кто вошел в ее жизнь с четкой и планомерной целью разрушить ее. Сможет ли она понять и простить того, кто оступился? Станет ли бороться ради того, чтобы помочь ему найти себя и встать на иную дорогу, сложенную не из трупов ее семьи, а из обычного камня, освещенного брезжащим вдали солнцем? И она не отступилась от него, решив бороться за его душу. Она предложила руку помощи после всего, что он сделал ей и ее родным… Она прошла испытание. Звонок Эрнесто окончательно убедил ее в этом. Нельзя прекращать бороться за того, кого еще можно спасти.
- Я своих слов назад не беру, Руди, так что если тебе вдруг стало интересно мое предложение, то я с удовольствием сделаю шаг к тебе навстречу. – заявила Лив беспечным тоном, но тут же строго добавила:
- Но учти, братик, теперь играть будем по моим правилам! Усек, синяя борода?
- Оливия, а в твоих правилах есть пункт о том, при каких условиях ты перестаешь обзываться? – недовольно прошелестел Эрнесто в трубку. – Если ты до сих пор не поняла, то окружающим не очень приятно, когда ты зовешь их названиями разных млекопитающих, населяющих нашу планету… И что означает это «по твоим правилам»?
Лив вздохнула и счастливо улыбнулась. Ну не день, а сказка… Внутри нее пели соловьи и звенели переливом колокольчики.
- Это означает, что в субботу я жду тебя в час дня у входа в парк аттракционов, естественно, здесь, в Нью-Йорке. Мы пойдем туда, только ты и я, и запустим первый этап новой игры под названием: «расскажи немного о себе, послушай такой же идиотский рассказ собеседника и начинай проникаться симпатией, мы, как-никак, семья». Устраивает такой расклад, мистер Центр Чикагской вселенной? А насчет обзывательств… Ладно, буду звать тебя только Эрнесто или кузнечик… Уговорил. – согласилась на уступки по такому случаю Лив, а Эрнесто тихо произнес:
- Сомневаюсь, что взаимное изливание душ поспособствует укреплению родственных связей, но если никакого другого плана нет, то…
- Какой же ты смешной, Эрнесто! – хмыкнула Лив. – Ты даже себе не представляешь, сколько радости приносит нам, простым человеческим существам, подверженным влиянию собственных эмоций, мысль о том, что ты можешь слить на кого-то свои помои, и этот кто-то не просто поймет и похлопает тебя по плечу, а проявит жуткий интерес к твоим проблемам и поможет даже разгрести их, в меру своих возможностей… Так ты придешь?
- Я не верю тому, что сам лично говорю это, но… - Эрнесто ухмыльнулся. – Ты меня заинтриговала. И знаешь, что... Ты говоришь искренне, сестра. За это я попробую примириться с «кузнечиком» и не сжигать твой «Кадиллак», пока ты будешь сладко спать дома, в своей постельке, а также соглашусь на свидание ради пустого трепа в парке аттракционов… Так что да, я приду. Посмотрим, что из этого всего выйдет.
- Думаю, ты не разочаруешься. До встречи в субботу, кло… Эрнесто. – вовремя поправилась Лив и, вне себя от восторга, посмотрела на Джонни, когда звонок отключился. – Нет, это что, правда все происходит на самом деле?!? Или я снова умерла и попала в рай? Я просто не верю, что в моей чертовски отвратной жизни вдруг появляется все это…
Джонни, который продолжал тепло и ласково обнимать Лив, не сводя с нее горячих глаз, строго пригрозил:
- Я тебе умру! И почему ты думаешь, что не заслужила чего-то хорошего для себя? Ты ведь не хуже, а намного лучше многих остальных людей… - он наклонился и, огненно оглядев ее лицо, притягательно проговорил:
- А для меня ты – самая лучшая… - он нежно погладил ее по щеке и, глядя на нее разгорающимся зеленым взглядом сияющих глаз, игриво добавил:
- Оливка… Ты знаешь, ты такая красивая, я бы смотрел на тебя всю жизнь, не отрываясь ни на одну проклятую секундочку! Можно я тебя поцелую?
Лив со смехом отпихнулась от него, покосившись на Марти и Эдди и прекрасно понимая, чем всегда заканчиваются эти поцелуи, и посмотрела на своего не в меру улыбчивого, сияющего, как небоскреб Эмпайер-стейт-билдинг в ночи, и абсолютно растворяющегося в бездонной нежности и страсти к ней, мужа, осчастливленного новостью о ее беременности.
- Отвянь, котяра, лучше закрой глазки и поспи, а то мне и без тебя нужно еще переварить все то, что сегодня произошло…
- Ну не будь такой жестокой, милая! А, может, тогда сядешь ко мне на колени? – с надеждой быстро сообразил Джонни, притягивая Лив к себе, а она, проклиная своего настойчивого, но такого любимого ею муженька, ощущая, как огонь снова согревает ее тело откуда-то из области желудка, шлепнула его по тянущим ее все ближе к себе сильным, горячим рукам и проговорила:
- Ну ты, Кинг-Конг Джонни, веди себя прилично, иначе в Бургер-Кинге куплю тебе детский сундучок, чтобы ты, наконец, отвлекся от меня, все запомнил, горилла?
Джонни вздохнул и вроде бы успокоился, развязно развалившись на сиденье, но все-таки крепко держа свою Лив за руку, не желая выпускать ее ни при каких обстоятельствах, никогда, никогда, никогда…
- Назовем его Элрондом. – невозмутимо и мечтательно произнес Джонни, на что Лив тут же вспылила:
- Иди ты к черту из машины, вместе со своим Элрондом!!! Только через мой окончательно убитый и не подлежащий возвращению в мир живых труп! – она, правда, тут же смягчилась и расхохоталась вместе с Джонни, понимая, что он ее дразнит.
- Ладно, ладно, уж и пошутить нельзя! – хохотал Джонни. – Назовем Оливером, в честь моего отца…
- Ага, или Агамемноном, в честь моего папаши… Кстати, надо бы ему сообщить, а то со своей работой он о внуке узнает, только когда тот начнет претендовать на его наследство…
- А, может быть, там девочка?
- Очередной сомнительный, в плане пола, претендент на руководство бизнесом? Тогда папашке – молчок, боюсь, его сердечко этого не вынесет…
Они снова рассмеялись, глядя друг на друга, а затем:
- Может, лучше подумаем над названиями бургеров, которые будем сейчас есть? Это как-то ближе к реальности… Я буду все номера по списку или каждый второй, но тогда в двойном экземпляре! – весело, с предвкушением сказала Лив, а Джонни прижал ее к себе и поцеловал в макушку, с веселой улыбкой проговорив:
- А ты уверена, Оливка, что та разновидность еды, которая еще совсем недавно бегала, мяукала или лаяла, грозно вычесывая собственных блох, или даже сама могла тебя съесть при большом желании и неудачном стечении обстоятельств, будет полезна нашему ребеночку? – осторожно подступился он к этому вопросу, и Лив с ухмылкой покачала головой, дав своему чрезмерно заботливому Джонни дельный совет:
- Ой, схлопни-ка свое звуковое отверстие, тромбон, и не открывай, пока не увидишь в непосредственной близости от своего лица восхитительный, ни с чем не сравнимый по вкусу и аромату, свеженький чикенбургер!
Джонни рассмеялся, окутывая ее своей невероятной теплой энергетикой, и Лив с улыбкой сжала его руку, посмотрев вперед, через лобовое стекло, на дорогу, уходящую темной, неровной лентой туда, где удобно расположился величественный, сияющий неоном и стеклом, сжимающий легкие своим могуществом Нью-Йорк, с каждым метром приближающий к ней жизнь, в которой больше не было места ненависти, одиночеству или злости.
_________________

Спасибо за потрясающие эмоции, которые вы дарили нам, вашим благодарным читателям на протяжении всей истории. Так много всего хочется написать, а слова не поспевают за неудержимым стремлением к выражению восторга вашим творчеством. А юмор, он вообще бесподобен. Буду читать и перечитывать Аквамарин каждый раз, когда мне будет грустно, когда захочется положительных эмоций, и когда будет казаться, что ничего нельзя изменить.
_________________

Наташа, спасибо, мне так понравилось, с удовольствием читала)
Макс опять уехал, надеюсь Аврора о нем позаботится) Всё-таки Макс не герой её (Лив) романа. Но они друзья и это прекрасно.
У Джонни и Лив будет малыш, вот теперь их счастье можно считать полным))))
И о чудо, Эрнесто .... теперь у Лив есть брат, они разные, почти не знают друг друга, но... они чувствуют друг друга, тянутся друг к другу, не знаю, зов крови, или что-то ещё, но теперь они вместе, теперь они семья, путь в самом начале понимая, узнавания, но первый шаг сделан. Лив необыкновенная, к ней тянутся люди, она хороший человек, она достойна счастья))))
Спасибо, буду ждать новых историй, удачи)))
___________________________________

Спасибо огромное, мои любимые читательницы, за ваши вдохновляющие комментарии, за такие приятные и искренние слова!!!))) Очень важно, как мне кажется, оказывать такую поддержку, какую оказываете вы, и думаю, не только для меня, но и для всех тех, кто пишет с душой и для своих читателей, это очень-очень немаловажно!!))) Знайте, что вы делаете доброе дело своими отзывами)))) Спасибо вам огромное еще раз!!!))) Всех очень люблю и целую!!!))))
_________________

В читателях.
_________________