Унтерменшен (ИЛР, 18+)

Алеся что-то совсем страх потеряла. Что ей вообще нужно от Хельмута?

Темная история, но раз Алеся так рискует, возможно, неспроста. По крайней мере она так думает. Леонхард в тихом ужасе, что от нее ждать.
Галина, очень рада снова Вас видеть! Спасибо!
_________________

 » 18. Унтерменш

3

Что сказать...
С одной стороны случилось вполне закономерное. Нордический дух не может не восхищать. Чистая германская кровь подобно яркому священному огню неотвратимо влечет даже серую мошкару.
Другой вопрос, что среди моего окружения были более достойные представители арийской расы.
Барон фон Клесгейм, Алекс — титулованный автогонщик с замком, виноградниками, сыроварней и бриллиантовыми жеребцами в конюшнях.
Интеллектуал Кристиан Кройц. Чистая кожа, тонкие черты, большие синие глаза и темные кудри, — сестра посвятила целый альбом рисунков и стихотворных приношений его «одухотворенной античной красоте». Это помимо недурных мозгов. "Илиаду" он знал наизусть в подлиннике.
Фриц Расп — племянник коменданта Дахау, спортсмен, любитель походить под парусом.
Да много кто еще.
Но Хессе?
Служебная квартира возле железнодорожной станции. Ни титула, ни счета в банке, ни талантов. Разве талант выпутываться из очередного венерического приключения.
Внешность вполне заурядная. Светлые волосы, серые глаза, козлиный нос. Одного со мной ростом, такой же комплекции, может шире в плечах и крепче костью, как полагает чистокровному "мясному" баварцу.
Военная выправка? Так из нашего выпуска я был старше всех в звании, наград имел больше. В отличие от Хессе, за мной не водилось темных историй, требующих разрешения на Суде Чести.
И с такой обоймой "достоинств" Хессе умудрялся очаровывать дам, осаждать самые неприступные крепости.
Лет пять назад Хессе увлекся одной художницей. Добивался упорно, отчаянно, но с успехом. Дело шло к свадьбе, пока однажды на пороге не возникла девица, чтобы отомстить "жалкому червяку" за... уведенную любовницу.
Еще месяц спустя уже сама художница вцепилась в волосы бывшей пассии, потому что застала ее в одной постели с возлюбленным.
Не сразу, но примирить разъяренных валькирий удалось. После этого Хессе получил прозвище "танк с яйцами", а анекдот о прелестях и подвохах "игры в две колоды" еще долго гулял по части.
И все же я не думал, что русский Эренфельс [7] падет.
А он пал.
Чарли проболталась — никакого брака с дорогой тканью не было. Ей понравился голос Алис, предложила попробовать. Та согласилась, но с условием: я ничего не знаю, у нее будет пригласительный на одну персону, и Чарли помогает с нарядом.
Напомню, на моей вечеринке "кузина" выглядела неброско даже по меркам скромной немецкой девушки.
***
В четверг в доме номер девять на Пауль-Лагард-штрассе было шумно, многолюдно, дорого пахло кожей и померанцем, много аплодировали.
О самом дефиле я получил смутное представление.
Хотя бы потому, что понятия не имел, чем для женщины веянья этой весны или осени могут отличаться от предыдущей, если каждую осень идет дождь, и каждую весну нужны пальто и шляпка? И почему то же пальто должно непременно менять, если старое удобно и функционально?
Вот военная форма: зимняя и летняя. Подпункты: повседневная, строевая, полевая. Четко, продуманно, по существу. Если "новенькое", то на петлицах и погонах при повышении. Но дамская мода — бермудский треугольник. Задумаешь упорядочить — свихнешься.
Куда занятнее оказалась парочка гостей. По разговору — мелкие чиновники, которых жены приволокли с собой. Их ностальгические воздыхания по старушке Веймарской республике явно требовали объяснений в стенах гестапо. Был еще набриолиненный щеголь с анархической песенкой и неосторожная фраза прыщавой студентки о "пражском палаче".
Улов мог быть богаче, если бы не Кристиан. Месяц прошел с разговора в больнице, когда я уверил, что ситуация разрешилась без него. Но Кики продолжал бегать за мной, нет-нет да заглядывая в глаза: "Все как прежде? Ты не злишься?"
На мое счастье, Кристиана отвлекал крупный мужчина в годах — научный руководитель его диссертации, литературовед с большим именем, с кучей регалий и приятелей вроде "гениального Коммереля", "грозного Лангенбухера" и кого-то еще «всесильного» из Имперской Палаты культуры.
Внешне светоч фёлькиш-национальной литературы производил впечатление неоднозначное.
Фигурой напоминал жабу или слизняка, лицом — свиное рыло, овал которого терялся в бесконечных жировых складках. Когда говорил, в уголках мясистых губ скапливалась белая слюна. От него неприятно пахло, ладони были мягкие и влажные. В то же время жирок добавлял профессору живости и присущей толстякам добродушности. Он тонко шутил, увлекательно делился впечатлениями, артистично иллюстрируя беседу жестами.
Я сразу бы забыл о новом знакомом, если бы не странная сцена, невольным свидетелем которой стал.
Незадолго до окончания показа курил с Чарли в пустом вестибюле.
Профессор ввалился важно. На фуршет он оставаться не планировал, и Кристиан его провожал. Вдруг профессор спотыкнулся о свою же трость.
Только что улыбающаяся Чарли фурией кинулась к гостю:
— Вы в прошлый раз, верно, плохо поняли, Бисвангер? Сомневаетесь, что я это сделаю? Клянусь, вы меня плохо знаете. Вон!..
Профессор спешно попрощался с Кристианом и нырнул в дверной проем, чудом не застряв боками.
— А ты... — Чарли как Немезида надвигалась на мужа.
— Я не приглашал его. Он прибыл с Келлерманами... Прошу, не здесь... Имей благоразумие, не при...
Кристиан ахнул.
— В следующий раз это будет не вода, — пригрозила Чарли и поставила на место вазу с цветами.
Судя по шуму аплодисментов и объявлению ведущего, шоу близилось к концу.
Чарли исчезла.
Кристиан, мокрый и бледный, как мел, привалился к стене. Он хотел что-то объяснить, извиниться, но я не стал слушать. Молча отдал платок.
Нет, в силу мягкости характера Кристиан вряд ли крепко держал семейный поводок. Это стало очевидным, еще когда фрау Линд после венчания оставила девичью фамилию. Но допустить унижение в присутствии посторонних и не осадить хотя бы словом? И после такого женщина будет воспринимать его как Мужчину? Уважать, вверять себя и детей, видеть защиту и надежное плечо?
Впрочем, если обоих все устраивало... Бывает.
***
С Хессе мы встретились на фуршете у столика с закусками. Он подошел не сразу, но первым:
— Тоже здесь?
— Пропустить твою последнюю попытку закрыть гештальт? — я пожал протянутую руку: — Только под угрозой расстрела, Хельмут.
— Не-е-ет. Что ты... Вопрос закрыт, ты меня знаешь, — Хессе почесал нос. — Так, подумал, вдруг обижу Алис, если не приду? Некрасиво расстраивать девушку в таком положении...
— Положении?
— Ну... Проблемы со здоровьем. Думаю, чего мне стоит? Погуляю, посмотрю...
"На что?" – усмехнулся я. Не стоило даже спрашивать. Хессе говорил, не сводя глаз с мерцающей эстрады.
Его можно было понять.
Алеся выглядела чертовски эффектно. Прическа, красные губы, длинные перчатки со сверкающим браслетом, элегантное кобальтовое платье, которое начиналось от подмышек, облизывало каждый изгиб тела и уходило в пол...
Бедный Хессе! Представляю, как ему отдавало в ширинку, когда кошечка мурлыкала, повиливая бедрами, и трепетно сжимала черной бархатной лапкой серебряную стойку микрофона.
Это он еще не слышал Чарли, что "под такие платья не надевают ничего, кроме пояса для чулок"![8]
Я не скрыл смеха:
— Ну да, ну да... Так и понял. Так и понял...

Мы немного поболтали.
Хессе смолк на полуслове. Я проследил за взглядом — Алеся приближалась к нам. Но в шаге с улыбкой отвлеклась на кого-то и не то оступилась, не то толкнул кто-то...
Шампанское брызнуло на пол.
— Какая же я неловкая!.. Я… не хотела… Простите, Хельмут… — запричитала Алеся и протянула бокал. — Вот, возьмите мой. Я не успела сделать и глотка.
— Очень жаль. Ведь одно касание ваших губ превратило бы игристое вино, напиток смертных, в сладчайший нектар, напиток богов. Вы сегодня словно богиня, ослепительно красивы… Ваш голос – пение ангела в раю. Я очарован...
Хессе провел унтерменшен за ушком и достал крошечный цветок. Дешевый фокус, но она заулыбалась.
— И надолго богиню выпустили с небес? — поинтересовался я.
— Перерыв. Две инструментальные композиции. Минут десять, — ответила Алеся холодно.
— О, тогда непозволительно терять время. Позволите? — Хессе сделал пригласительный жест.
Мое присутствие явно "кузину" смущало, потому что, когда встречались взглядами, улыбка становилась беспокойной. Хессе это заметил:
— Алис, прошли те времена, когда старшие братья вершили судьбы сестер. Это только танец. Леонхард не возражает.
Хессе вручил мне бокал, к которому так и не притронулся, и увел унтерменшен на танец.
Она оглядывалась. Что-то вызвало в ней беспокойство. Что?
Что галантный на словах "тристан" придерживал "изольду" сильно южнее спины? Еще бы, так обтянуть задницу! У любого бы руки зачесались.
Волновалась, что я раскрою ее маленькую тайну? Открою глаза родителям на их скромную фройляйн? Или потребую что-то за молчание?

Я решил вернуться к служебным наблюдениям.
Кто-то проходивший мимо вдруг звучно икнул.
— Вот ведь... Дамский лимонад!.. — фыркнул гость и наколол на шпажку оливку.
Незначительный момент. Пустяк. Но он насторожил. Как-то царапнул. Я сначала не мог уловить суть, смотрел на свой бокал, потом на бокал Хессе. В золотистом шампанском тонкой ниткой поднимались пузырьки.
Значит, только пояс для чулок...

Хессе довольный, как пес, разве не вилял хвостом. После танца он придерживал Алесю, что-то шептал на ухо.
Я вернул ему бокал, "кузине" пожелал удачно закончить вечер. За это и предложил выпить.
— Только если следующее схождение вы так же посвятите мне, — поднял бокал Хессе.
— Непременно... — Алеся пристально смотрела, как он выпивает бокал до дна.
Когда она вернулась на сцену, Хессе скинул улыбку, с отвращением высунул язык:
— Фу... Чего-то вкус какой-то... Гадость…
Я пожал плечами:
— Выдохлось, наверное…

[7] Burg Ehrenfels (нем.) – один из самых внушительных архитектурных памятников на Рейне. Замок, расположенный на склоне горы, с башнями по бокам и мощной защитной стеной.
[8] фраза, приписываемая Марлен Дитрих на вопрос журналиста о своих знаменитых "голых" платьях.

_________________

Спасибо за проду!
Меня терзают смутные сомнения... Интрига. Жду продолжения

Да, да, да... Мутновато что-то в Датском королевстве.
Хельга, спасибо за комментарий!
_________________

Похоже, Алис должна вывести Хессе из "игры". Что-то она задумала...

Да, Леонхард поторопился все на "арийское обаяние" списать.
Галина, спасибо!
_________________

Саша, спасибо за продолжение!
_________________

Полина, Вам спасибо!
_________________

 » 19. Унтерменш

4

Полчаса, как я подъехал к дому, вынул ключ зажигания и смотрел в стену садового плюща с редкими проблесками прутьев ограды.
Хотел курить, но отец каждый раз давал ключи в комплекте с предостережением: учует табак — снимет голову. Ничего, уже завтра в моем мерседесе я буду делать, что захочу. А сегодня — горячая ванна, легкий ужин и полистать журнал перед сном.
«Да, пожалуй, это то, что нужно в конце напряжённого дня», – подумал я… и снова облокотился на руль.

...Девять пятнадцать вечера. Запомнил время, потому что Шторх спросил, который час.
К тому моменту Алеся отработала программу и не отходила от Хессе ни на шаг. Даже когда все кончилось, вокруг них еще долго гоготала компания, которая позже вывалилась на улицу и разбрелась кто-куда: по авто, темной улице, к метро.
Алеся ушла с Хессе. Если бы не его плечо, переломала бы ноги.
Я не вмешивался. Зачем? Пусть развлекается. Раз такая дура, падкая на пошлость, банальности и примитивные штамповки вроде стишков жидовского недоумка Гейне. Видит Бог, я и так был слишком снисходителен, слишком добр.
Снова достал сигарету. Понюхал, покатал в пальцах.
Нет. Все же стоило затолкать новоявленную певичку в машину, а Хессе еще раз напомнить, что "кузина нездорова", намекнуть на ее ущербность. Тогда бы моя честь и совесть остались бы чисты. Иначе выходило, что я позволил рейхсдойче, боевому офицеру вермахта, да просто старому доброму другу пусть по незнанию, но осквернить себя.
Более того, пьяная блудливая кошка могла сболтнуть лишнего. Еще бы! После шампанского с коньяком.
Впрочем, ее соплеменники лакают неразбавленный спирт без закуски. Стоит ли удивляться диким манерам и безобразным выходкам? Не представляю, сколько надо было набраться, чтобы напоследок вдруг кинуться мне на шею, еще при посторонних!
Я стоял, как пес, которому щелкнули по носу. Не разобрал ни одного слова из ее нетрезвой скороговорки. Но мысли не возникло оттолкнуть ее. Наоборот... Последний раз так близко видел и чувствовал ее тело, когда получил в плечо. Теперь она давила мне шею, как на вокзале при прощании, что-то шептала, намеренно или нет, задевая ухо губами... Мне нравилось, как пахнет ее висок, волосы, она сама. Может, духи, не знаю. Такой теплый, мягкий аромат...
Сигарета переломилась.
Я открыл глаза. Мягкий аромат, и никакого запаха алкоголя.

***

Казалось, прошла целая вечность. Я колотил в дверь, потому что на упорный звонок никто не открыл. Свет в окнах горел, так что либо не слышали — по ту сторону гремела музыка, либо не хотели слышать, либо…
Ожидание рисовало картины одна тревожнее другой. Злился на себя. Дьявол! Ведь мог догадаться, что что-то не так в этой шекспировской истории. Был уверен, если опоздал — пристрелю грязную суку на месте. Без объяснений. И плевать на все и всех.
— Харди?.. — уставился Хессе.
— Сонная скотина, оглох? — сказал я. Его раскрасневшаяся подпухшая физиономия давно не была так приятна.
— Да, задремал... Ты бежал что ли?
— Можно и так сказать. Ладно, извини, что без звонка, и так поздно... Я зайду?
Хессе моему визиту не обрадовался, но посторонился, приглашающе махнул рукой.
Первую комнату, по обстановке гостиную, слабо освещал зеленоватый свет абажура. Подушки на диване лежали небрежно, словно их побросали наспех. Возле стоял столик с картами, полупустой бутылкой вина и бокалом, на кромке которого читались едва заметные прожилки помады.
Окна были распахнуты, на подоконнике играл патефон.
Хессе снял иглу с пластинки. Он был крепок на алкоголь, но теперь прихрамывал и при случае опирался на стену.
— Проходи, присаживайся. Херес-де-ла-Фронтера, тринадцатый год. Глотнешь?
— Тринадцатый? Ровесник… Нет, благодарю. Я на минуту.
Как бы невзначай я заглянул в приоткрытую дверь, примыкающую к гостиной. Спальня со скошенным потолком, куда чудом впихнули-таки панцирную кровать, тумбочку, полку с книгами и на полинялые обойные розочки вбили распятие; здесь негде было спрятаться. Я прикрыл дверь, прикинул, куда бы еще заглянуть в этой кроличьей норе. Надо было забрать унтерменшен во что бы то ни стало.
— Хельмут, мы договорились с Алис, что она приедет сама. Но, я подумал, заберу. Мне так спокойнее. К тому же, она... забыла принять лекарство. Кстати, где она?
Хессе хмыкнул:
— А-а-а... Вот чего ты прискакал. Извелся, бедняжка?
— Пойми меня правильно. Алис моя кузина, девушка. А приличные немецкие девушки ночуют дома.
— Конечно, понимаю. Приличные девушки по ночам спят в своих кроватках, а в чужих трахаются днем. Ха-ха-ха!..
Послышался шум. Стоило взглянуть на крашеную белую дверь, как Хессе подпер ее собой, скрестил руки.
— Кажется, там что-то упало? — сказал я. В кроличьих глазах заметил тревогу.
— Показалось. Там ничего нет. Грязное белье и стирка.
— Хельмут, у меня нет времени. Если Алис там...
— У меня времени того меньше. Завтра поезд. А я хочу успеть еще чемодан сегодня собрать, выспаться... Так что... Ничего личного, Харди. Тебя проводить?
Пришла моя очередь скрестить руки и подпереть стену.
— Боже, что ты за осел, Харди, — Хессе устало потер лицо. — Нет у меня твоей кузины. Сбежала по дороге. Выбежала из автобуса на Людвигштрассе, у старой аптеки. Может, как раз за лекарствами, не уточнял. Да, я бросил девушку одну ночью. Поступок так себе, согласен. Но сейчас я один. Пришел, выпил, заснул. Удовлетворен?
— Конечно. А пластинку бутцеман[9] менял? — Я подошел к буфету и поднял с пола горжетку. Такой серебряный зверек лежал на плече Алеси. Духи тоже узнал сразу. — Тоже, скажешь, твое? Под цвет глаз. Ну-ну. Не забудь в чемодан бросить. В России холодно. Кстати, пил из бокала, который в помаде? О, какие пикантные детали частной жизни офицера вермахта!
Хессе рассмеялся как-то болезненно, с прищуром.
— Шефферлинг, она потеряла ее, когда бежала. Я потом хотел передать. А бокал, бокал... Старая курица Хей плохо промыла, наверное. А что вообще за допрос? Вынюхиваешь тут что-то, в двери заглядываешь. Алис - взрослая, тебе ничем не обязана. Я у тебя тоже не в долгу. Даже если она у меня. Тебе какая беда? А-а-а... Зацепило, что выбрала меня, а не офицера Эс-Эс? Не элиту, собранную по деревням и выдрессированную для парадов и расстрелов? Оставь ее в покое. Девчонка в лице меняется при одном твоем имени.
Мне стало не до смеха. Серебряная шкурка в самом деле была испачкана, будто ее обронили. Но кровью. Между лопаток пробежал холодок.
Я подошел к Хессе вплотную:
— Хватит ломать комедию. Если ты сейчас не отойдешь, я выбью эту сраную дверь вместе с тобой.
— О-хо-хо!.. Да-а, Шефферлинг. Бад-Тельц тебя все-таки испортил. Так выбивай. По-другому ведь девочки из гестапо не умеют, да? Давай, выбивай! Либо проваливай к чертям из моего дома!
Решать по сути пустяковый вопрос силой — крайняя мера, так учил отец. Наверное, надо было поступить по-другому, но этого "другого" я не увидел и ответил в челюсть.
Веселость Хессе испарилась. Пошатываясь, он смотрел, как бык с пикой в боку:
— Рехнулся?..
Время потерялось, мысли тоже. Так обычно бывает в драке. Только пульс бьет вспышками в ушах и горле, как красная сигнальная лампа. Смешалось все: хрипы, выкрики, пол, потолок, стиснутые зубы Хессе, кровавая слюна. Что-то упало, что-то разбилось…
Не знаю, как далеко бы все зашло, если бы не женский визг. Боковым зрением уловил замотанную в полотенце фигурку с копной рыжих волос.
— Эй, мальчики, мальчики!.. Лео, пусти его! Хельмут!.. Да перестаньте же!..

С каждым словом я убеждался больше и больше: все вокруг сегодня сошли с ума или договорились разыгрывать из себя кретинов.
Хессе. Я думал, вобью нос в череп лучшему другу.
Что ему мешало, пусть без имен, но рассказать историю полностью?
Алис в самом деле выбежала из автобуса у старой аптеки. Что на нее нашло, Хессе не понял, но кинулся вслед и едва не угодил под колеса бежевого Адлера "Автобана". Скорость после поворота была низкой, однако перепуганная владелица настояла отвести Хессе в больницу, затем домой.
Чарли… Она удивила не меньше выходки Алеси с объятьями.
Я считал ее хорошей любовницей. С какой стороны ни взять: замужем, при деньгах, без предрассудков. Но особенно ценил то, что никогда не лезла в мою жизнь. Я — в ее.
Потому теперь в голове не укладывалось, зачем она увидела в окно мой мерседес и запаниковала. Впрочем, судя по "акценту" и осоловелым глазам, трезво оценивать ситуацию она вряд ли могла. Думал за Херес-де-ла-Фронтера. Да и за Хессе тоже.
В спешке убрал не тот бокал. Не заметил, как Чарли обронила горжетку, когда бегала по комнате, заметая следы.
Да, память не подвела. Серебряный зверек был на Алис. Она попросила чем-то прикрыть голые плечи на время выступления, после вернула. Кровь тоже принадлежала Чарли: от волнения, что кого-то могла убить, "потек нос", как она выразилась. В доказательство показала платье и платок с теми же бурыми пятнышками.
Несмотря на то, что часть вопросов разрешилась, я очень хотел услышать объяснения «кузины». Дрянь должна была ответить за все. В том числе за последствия.
Вот только, оказалось, что домой унтерменшен так и не вернулась.

[9] Der Butzemann (нем.) — домовой
_________________

Саша, привет! С возвращением.
"Фантомас" разбушевался. Готов лучшему другу в нос дать, лишь бы узнать, где Алеся. Так где же она?..

Галина, взаимно, очень рада видеть!
Да, Герой сам запутался, чего от кого ждать, кого от кого защищать, и что хочет он сам. В добавок Алеся," такая-сякая, сбежала из дворца". Какие ж неВры нужны!
Спасибо еще раз!
_________________

 » 20. Унтерменш

5

Бегать по ночному Мюнхену я не собирался. Хватит. Без того наломал дров. Но — факт вещь упрямая — зачем-то Алеся разыграла спектакль с пьяной выходкой?
Концы логично смыкались на востоке, ведь "глушь под Минском с лесами по периметру", о которой Хессе так много рассказывал, — это тот же рейхскомиссариат Остланд, откуда в начале года прибыла Соболева Алеся. Возможно, в обстоятельствах этого пересечения и скрывалась разгадка.
Но почему сбежала на полпути? Передумала? Помешали?
Словом, развернуть машину в сторону дома оказалось легче, чем выкинуть историю из головы.

Луна била в стекла столовой, как прожектор. Я распахнул окно, свет включать не стал — потолок без того кишел комарами. В духоте пахло яблоками и цветами. То и другое сдвинул с обеденного стола, чтобы свет падал на содержимое аптечки. Следовало обработать содранные костяшки.
Ночная тишина усиливала звуки, как стакан, приставленный к стенке. Часы, казалось, шли громче, скрипел стул, иногда из крана капала вода.
Как зашуршал гравий в саду, сложно было не услышать. Чуть отодвинув занавеску, я заметил тонкую фигуру, ровно бредущую вдоль кустов шиповника. Еще через минуту щелкнул замок, по плитке холла застучали каблуки.
— Нагулялась? — громко спросил я.
Цокот приблизился. Унтерменшен нарисовалась в портале двери, как призрак. Бледная, с темными глазницами, кобальтовое платье растворялось в синем полумраке.
— Что вы делаете в темноте?
— Пытаюсь найти йод... Ты не бойся, садись поболтаем.
Я наконец нашел нужный флакончик, смочил ватный тампон и промокнул ссадины. Защипало.
— Йодом обрабатывают только края, а не саму рану, — заметила унтерменшен.
— Разве? Хм... Любопытно. Но мне интереснее было бы услышать о твоих темных делишках с Хельмутом. Тебе же есть, что рассказать?
Алеся сидела в лунной полосе. Я заметил, как задрожали руки, и она убрала их со стола. Поежилась, осмотрелась, словно на стенах искала подсказку.
Я убрал всякие миндальничания:
— Только не вздумай упрямиться или вешать лапшу про забытые припуски на швы. Иначе правильный навык использования йода пригодится тебе самой. Ясно?
Она кивнула.

Счастливчик Бенно, светлая ему память, однажды горько пошутил: "Сдается, против нас здесь воюет лес, стены и герань в горшках".
Не знаю, что до стен с геранью, но лес после России я возненавидел. Если Ксеркс когда-то приказал высечь море, я бы пустил на дрова лес. Весь, до последнего пня, вместе с теми, кто в нем скрывался.
Меня трясло только при упоминании слова "партизан": поджоги складов, подрывы рельс, кража почты, как из воздуха возникающие листовки с призывами к борьбе. Среди этих дьяволов попадались даже девушки, подростки, дети. Вдобавок, местное население покрывало бандитские вылазки, помогало едой, одеждой, медикаментами. И ничего не помогало, ни щедрая награда за информацию, ни карательные акции за укрывательство. Ничего.
Так что мне сложно было "проникнуться" той бравадой, с которой Алеся говорила об «очень близком человеке». Диверсант, за которого назначили аж три тысячи рейхсмарок и земельный надел в двадцать пять гектар.
— Олега поймали в ноябре, раненого, без сознания... Пытали четверо суток. Хотели, чтобы он сказал, где скрываются остальные из отряда. Назначали день казни, в последний момент отменяли и снова издевались… Он издевался, комендант обер-лейтенант Хельмут Хессе.
Она выплюнула это имя.
— И как, удачно? — я щелкнул комара, притаившегося под посудной полкой — на светлой стене остался темный след.
Алеся посмотрела волчицей, улыбнулась и покачала головой. Вспомнились слова Хессе о "ковырянии в кишках". Стоило усилий, чтобы не стереть эту дерзкую ухмылку вручную.
Я продолжил:
— Хельмут был частым гостем в нашем доме. Ты сама приглашала его. Что мешало поквитаться раньше?
— Откуда вы знаете?
— Твой интерес к востоку вызвал у Хельмута опасения.
— Мой интерес... Да он врал в каждом слове! — вспылила Алеся. Грозы в выпаде было побольше, чем когда за завтраком назвала меня лжецом и оккупантом. — Храбрый портняжка, убивший семерых одним ударом!.. Подлец, мучитель и трус. Прятался за спинами автоматчиков. Без верзил носа не высовывал из своей "комендантской резиденции". Трус!.. — она взяла паузу. Отдышавшись, продолжила: — Когда Олега... повесили, выставили караульного. Чтобы не сняли. На утро этот караульный сам висел. Как же бравый германец-ариец бе-егал!.. Визжал, как поросенок! Там еще ваше начальство какое-то штабное прибыло... – Алеся почти рассмеялась. Опять вздохнула. Закрыла лицо руками, умывшись пустотой.
Говорить ей становилось сложнее, голос срывался, дрожал. Но не позволила слез. Держала голые плечи расправленными, подбородок высоко.
— Почему не раньше?.. Я хотела. Купила стрихнин. Он коричневого цвета, как шоколадная крошка. Однажды видела, как долго и мучительно от него умирают. Я успела бы освежить память этому... чтобы он знал, за что подыхает. Но он не притронулся к пирожным. Спросил, есть ли кто дома, стал приставать... Мерзость... Но на этот раз я учла ошибку - не оставаться наедине, пока он не будет... безопасен.
Я в который раз оглядел унтерменшен. Что ж, расчет оказался верен. Дразнить, держать на поводке и подпаивать... Очень по-женски. Хессе непременно бы клюнул на заманчивую полуголость, яркие пухлые губки и хорошую задницу. Оставалось прикинуться легкой добычей. Нетрезвая красотка. Кто откажется?
Только как она думала справиться с двухметровым лосем, по самую глотку накаченным шампанским с коньяком? Пьяные медлительнее, неповоротливей, но сильнее и, как правило, агрессивнее. Да и что потом? Десяток человек видели, с кем и когда Хессе уехал. Убийцу вычислили бы и разговорили бы в два счета.
Впрочем, это было уже неважно. Что случилось, выяснил. Оставалось решить, что дальше.
Я встал к окну и достал сигареты.

За попытку убить офицера вермахта - боевую единицу, в то время, когда Германия нуждается в солдатах, — следовало прострелить череп.
В то же время я не испытывал должной неприязни. Скорее наоборот, странное удовлетворение, будто нечто неправильное наконец-то встало на место, вроде вправленного сустава. Никакой романтической подоплеки не было и не могло быть. Платье, жесты, улыбки, нежные взгляды, — это была постановка, фальшь, игра. "Медовая ловушка", не больше.

— Чему вы ухмыляетесь? Придумали, как кровожаднее представить все вашему отцу? — спросила Алеся.
Часы в холле пробили час. В саду закричала какая-то птица. Я затянулся в полные легкие, выдохнул. Дым распадался на белесые волокна и таял. Как и мысли. День измотал, усталость давила.
— И расписаться в собственной глупости?.. — ответил я. — Кто позволил тебе пойти на вечеринку, даже когда узнал, что соврала? Кто отпустил с Хессе, хоть нутром чувствовал, что темнишь. С ним из-за тебя сцепился тоже... Да, отец оценит.
— Вы подрались?.. Из-за меня?
— Ты глухая? Или, по-твоему, я тоже трус и хвастун? Мне нет нужды красоваться, тем более перед тобой. Говорю, что есть. К сожалению... Только не обольщайся. Отец обещал уступить мерседес в треть цены, если за три дня с тобой ничего не случится.
Алеся долго молчала, потом подошла ближе и тоже прислонилась к подоконнику. Неподвижно смотрела перед собой.
— Папа учил отдавать должное людям, несмотря ни на что... — тихо сказала она, голос потерял враждебность и показную дерзость. — В том, что вы не трус, я убедилась в прошлый раз, на кладбище.
— Следуя словам твоего отца, и тебе нужно отдать должное. Шнырять ночью по кладбищу и драть волосы душительнице вдвое крупнее себя, тоже, знаешь...
Она повернулась и заглянула мне в глаза, прошептала, как страшный секрет:
— Тогда почему я испугалась теперь?.. Почему я испугалась, что что-то опять помешает, он начнет приставать... Эта месть, она меня измучила… Я жила тем, что станет легче. А теперь? Теперь он снова уедет в Россию, и все, кого он погубит, будут на моей совести... На моей, понимаете?..
Взгляд скатывался с блестящих глаз на чуть приоткрытые губы, как с вышки нырял в затемнение декольте.
Не знаю, что творилось у Алеси в мозгах — она положила голову мне на грудь и, прижавшись, заплакала.

В синем полумраке особенно остро чувствовал, что холодные пальцы сжимают рубашку, скребут живот, чувствовал судорожное рваное дыхание, запах волос и кожи.
Алеся вдруг показалась такой хрупкой, слабой, и в то же время волнующей. Вдруг…
Черт возьми! Я потешался над Хессе, что он ведом исключительно тем, что за ширинкой. А теперь сам поглаживал унтерменшен затылок, плечи, лопатки, скользя все ниже по спине.
С другой стороны, девушку нужно было успокоить, мне самому не помешала бы разрядка. А если нам обоим это было нужно, почему бы и нет?.. Эта мысль показалась не такой уж неприемлемой, как прежде.
Всхлипы прекратились, когда коснулся губами её шеи. На вкус оказалась такая же сладкая, как и по запаху.
Алеся отшатнулась, как капризный ребенок быстро замотала головой из стороны в сторону, но с места не двинулась.
Не сопротивлялась, и когда усадил на стол.
Платье с разрезом задралось легко. Замешкался с собственной пряжкой. Зарычал. Опасался, что унтерменшен вот-вот одумается, убежит. Она же сидела, как под гипнозом. Сжимала мои плечи, вроде ластящейся кошки, потом запустила пальцы под подтяжки. Двинув плечами, помог их спустить. Алеся хотела что-то сказать, но слова потерялись в шуме дыхания. Моём. Её. Какая к чертям разница?..

В жизни надо встречать неприятности... За последние четыре месяца они окружили плотным кольцом. Кто-то словно в насмешку раз за разом толкал унтерменшен ко мне. Шутка ли, столько раз наблюдать женщину в соблазнительных образах — от ночной сорочки с кимоно до "голого" платья, трогать, желать, почти взять однажды...
Алеся вскрикнула, когда развел колени. Еще громче, когда, толкнув на лопатки, придавил собой и взял без особых ласк и предысторий.
Неприятности... С каждым движением, на которое отвечала телом и стоном, я понимал, что потерялся в этих гадостных неприятностях...
Замедлившись, стянул верх платья. Хотел видеть ее грудь. Было не до аккуратности — хрустнула молния, на белой коже проступили полосы. Вздёрнутые соски легли в ладони. Алеся зажмурившись, глубоко вдохнула. Руки с моих плеч сползли на предплечья.
...Я дышал ей в лицо, чуть придавливая шею. Вбивал в стол и смотрел, как закусывает губы, ловит ртом воздух, сглатывает, постанывает, но не отрывает от меня взгляда. Закрыла глаза только, когда вся натянулась, ее бёдра сильнее сжали мои, и выстонав что-то, обмякла.
Расовая гигиена? Триппер? Неудобные женские последствия? Мысли не мелькнуло себя ограничить. Не припомню, когда последний раз я настолько хотел женщину. До шума в ушах...

***
Пульс приходил в норму. Застегивал ширинку. В лужицах воды блестели осколки и яблоки.
Алеся выглядела жалко. Одной рукой прикрывала грудь, другой держалась за стол, словно ноги ее не держали. Ждала что-то от меня. А я впервые не знал, что сказать.
— В порядок себя приведи... — бросил хрипло. Мне не терпелось уйти. — И тут тоже... На этом будем считать, что сегодняшние грехи ты искупила... Спокойной ночи.
Из кухни вылетел. Поднявшись к себе, сразу отправился в ванную.
Уродливое послевкусие вечера не сбилось ни сигаретой, ни коньяком.

_________________

Саша, привет! Наконец-то муза тебя посетила.
Что-то Леонхард не побрезговал Алесей. Видно, что-то притягивает его, несмотря на то, что она из стана врагов, которых он ненавидит вместе с лесами и партизанами. Хотя не удержался от презрительной и унижающей фразы о том, что она заплатила ему, как проститутка. Сам попался в "медовую ловушку" и не желает из неё выбираться.
Сплошные противоречия у главных героев: и ненависть, и притяжение.

Галина, очень рада видеть тебя! Моя муза - дама такая, капризная

Да, Леонхард некрасиво поступил. Девушка в стрессе, может, в коем-то веке выговорилась, увидела в нем кого-то, кто, несмотря на грубость, в нужный момент заступится, спасет. А он мало, что воспользовался, так еще и унизил.
Спасибо, что читаешь!
_________________