Джулия Куин. "Потерянный герцог Уиндхэм"

Ветти, а ты своим имейлчиком поделиться не хочешь? Кому 6 главу буду посылать?

Еще один роман Куин! Ура, ура, ура! Ветти, большое тебе человеческое спасибо!!!

ай-ай-ай Джул, шли на vetter2007@ya.ru

Веттер, огромное спасибо за перевод. Читаю с большим удовольствием.
_________________

 » Глава 6

редактор: Джулиана
Огромное тебе спасибо, твои правки просто ОЧЕНЬ существенны.

А также СПАСИБО всем тем, кто следит за работой и не дает расслабляться
****************************************************************
Глава шестая

Джек всегда гордился тем, что был способен найти иронию в любой ситуации, но стоя здесь в Белгрейве, в одной из множества гостиных Белгрейва, он видел только голую холодную реальность.
Шесть лет он был офицером в армии Его Величества, и если он и изучил что-либо за эти годы на поле битвы, так это то, что жизнь могла, а часто и делала крутой поворот в какой-то определенный момент. Один неправильный поворот, одна пропущенная подсказка, и он мог проиграть всю компанию. Но как только он возвратился в Великобританию, он, так или иначе, упустил это из виду. Его жизнь стала рядом мелких решений и незначительных столкновений. Верно, что он жил жизнью преступника, которая означала, что он всегда находился в нескольких шагах от петли палача. Зато ничья жизнь не зависела от его действий. И ничьи средства к существованию.
Он никогда серьезно не относился к ограблению экипажей. Это была игра, в которую играл мужчина слишком образованный и никем не руководимый. Кто бы подумал, что одно из его пустяковых решений - выйти на дорогу Линкольна на севере вместо юга, приведет к этому? Одно было ясно наверняка: его беззаботная жизнь на дороге закончилась. Он подозревал, что Уиндхэм будет более чем счастлив, если он без слов уедет как можно дальше отсюда, но только не вдова. То, что сказала о ней мисс Эверсли, не в счет, он был совершенно уверен, старая летучая мышь пойдет на все, чтобы удержать его на привязи. Возможно, она и не передала бы его властям, но она, конечно же, могла рассказать всем о том, что ее давно потерянный внук разъезжает по сельским дорогам и грабит экипажи. Если бы она это сделала, было бы затруднительно продолжать заниматься выбранной профессией.
А если он действительно герцог Уиндхэм...
Да поможет им всем Господь.
Он начинал надеяться, что его тетя лгала. Потому что никто не желал ему такой власти, и меньше всех он сам.
- Пожалуйста, может кто-нибудь объяснить... - Он вздохнул и остановился, сжав пальцами виски. Было ощущение, словно целый батальон промаршировал через его голову. - Кто-нибудь может объяснить генеалогическое древо? - Кто-то же должен знать, был ли его отец наследником герцогства? Его тетя? Его мать? Он сам?
- У меня было три сына, - решительно начала вдовствующая герцогиня. - Чарльз был самым старшим, Джон - средним, и Реджинальд - младшим. Ваш отец уехал в Ирландию только после того, как Реджинальд женился, - на ее лице отразилось отвращение, и она кивнула головой в сторону Виндхэма, - на его матери.
- Она была из семьи Ситов, - сказал Уиндхэм без всякого выражения. - Ее отец владел фабриками. Множеством фабрик. - Одна его бровь поднялась. Совсем чуть-чуть. - Теперь они принадлежат нам.
Губы вдовы напряглись, но она не прервала его.
- Мы были уведомлены относительно смерти Вашего отца в июле 1790.
Джек кивнул. Ему сказали то же самое.
- Спустя год после этого, мой муж и мой старший сын умерли от лихорадки. Я не болела. Мой младший сын больше не жил в Белгрейве, таким образом, он тоже избежал ее. Чарльз еще не был женат, и мы полагали, что и Джон умер, не оставив потомства. Поэтому герцогом стал Реджинальд. - Она сделала паузу, но ничто не выдавало ее эмоций. - Это было неожиданно.
Все посмотрели на Уиндхэма. Он ничего не сказал.
- Я останусь, - сказал Джек спокойно, потому что видел, у него не было другого выбора. И, возможно, ему не повредило бы лучше узнать своего отца. Человек должен знать, от кого он произошел. Именно это всегда говорил его дядя. Джек начал задаваться вопросом, не просил ли он прощения, заранее. На тот случай, если однажды он решит, что хочет быть Кэвендишем.
Конечно, дядя Уильям не встречал этих Кэвендишей. А если бы встретил, то пересмотрел свое утверждение полностью.
- Это самое разумное, - сказала вдова, хлопая в ладоши. - Теперь мы...
- Но сначала, - вмешался Джек, - я должен вернуться в гостиницу собрать свои вещи. - Он оглядел гостиную, почти смеясь над окружающим его богатством. - Хотя их и не так много.
- Ерунда, - сказала вдова оживленно. - Ваши вещи будут заменены. - Она оглядела его костюм для путешествий. - И могу добавить, что вещами гораздо лучшего качества.
- Я не спрашивал Вашего разрешения, - сказал Джек беспечно. Ему не нравилось, если голос выдавал его гнев. Это ставило собеседника в неудобное положение.
- Но...
- Кроме того, - добавил Джек, так как действительно больше не желал слышать ее голос, - я должен дать разъяснения своим партнерам. - При этом он посмотрел на Уиндхэма. - Ничего близкого к правде, - добавил он сухо, чтобы герцог не подумал, что он намеревается распространить по всему графству какие-либо слухи.
- Не исчезайте, - приказала вдова. - Уверяю Вас, Вы об этом пожалеете.
- Не стоит беспокоиться, - сказал Уиндхэм вежливо. - Кто же исчезнет, если ему обещано герцогство?
Челюсть Джека напряглась, но он заставил себя расслабиться. Для этого дня одной драки было достаточно.
И тогда, черт бы его побрал, герцог резко добавил:
- Я буду сопровождать Вас.
О, мой Бог. Это было последнее, в чем он нуждался. Джек развернулся вокруг себя, чтобы оказаться лицом к нему, в сомнении приподняв одну бровь.
- А что, есть необходимость волноваться о моей безопасности?
Уиндхэм явно напрягся, и Джек, научившийся замечать даже мельчайшие детали, увидел, как сжались его кулаки. Итак, он оскорбил герцога. С этой точки зрения и принимая во внимание синяки, которые он, наверняка, обнаружит на своем горле, он явно не был осторожен.
Он повернулся к мисс Эверсли со своей самой скромной улыбкой.
- Я - угроза его титулу. Конечно, любой разумный человек подверг бы сомнению свою безопасность.
- Нет, Вы неправы! - выкрикнула она. - Вы недооцениваете его. Герцог...
Она бросила испуганный взгляд на Уиндхэма, и они все ощутили ее неловкость, когда она поняла то, что сказала. Но она была решительной девушкой и справилась.
- Он - один из самых благородных людей, которых я когда-либо встречала, - продолжала она голосом низким и пылким. - Вы никогда не приехали бы, чтобы навредить ему.
Ее щеки вспыхнули от страсти, и Джек был неприятно поражен мыслью, было ли что-нибудь между мисс Эверсли и герцогом. Они проживали в одном доме или, вернее, замке, в компании всего лишь озлобленной старой леди. И хотя вдова была совсем не стара, Джек не мог предположить, что существовала нехватка возможностей участвовать в развлечениях у нее под носом.
Он наблюдал за мисс Эверсли совсем близко, его глаза не отрывались от ее губ. Он удивил себя, когда поцеловал ее прошлой ночью. Он не хотел этого, и он, конечно, никогда не делал этого прежде, грабя экипажи. Но это казалось самой естественной вещью в мире - касаться ее подбородка, наклонить ее лицо к своему и захватить ее губы своими.
Мгновение было ласковым, но мимолетным, и только сейчас он по-настоящему понял, что хотел намного больше.
Он посмотрел на Уиндхэма, и его ревность, должно быть, отразилась на его лице, потому что его недавно обретенный кузен выглядел несколько удивленным, когда произнес:
- Уверяю Вас, что не буду прибегать к тем средствам, которые у меня имеются.
- Вы сказали ужасную вещь, - ответила мисс Эверсли.
- Зато честно, - признал Джек с поклоном. Ему не нравился этот человек, этот герцог, который рассматривал мир как свои частные владения. Но он ценил честность независимо от источника.
И пока Джек смотрел ему в глаза, казалось, между ними родилось невысказанное соглашение. Они не должны быть друзьями. Они не должны быть даже дружелюбны. Но они будут честны друг с другом.
Это Джека вполне устраивало.


***
По подсчетам Грейс, мужчины должны вернуться в течение полутора часов, самое большее двух. Она не так много времени провела в седле, чтобы считаться лучшей судьей в оценке скорости, но она была вполне уверена, что двое мужчин верхом могли достичь почтовой гостиницы меньше чем за час. Затем мистер Одли должен собрать свои вещи, что не могло длиться долго, не так ли? И затем...
- Отойдите от окна, - приказала вдова.
Губы Грейс напряглись в раздражении, но ей удалось восстановить спокойное выражение лица прежде, чем она обернулась.
- Займитесь же чем-нибудь, - сказала вдова.
Грейс огляделась, пытаясь разгадать приказ вдовы. У нее в голове всегда было что-то определенное, и Грейс ненавидела, когда была вынуждена угадывать.
- Хотите, чтобы я Вам почитала? - спросила она. Это была самой приятной из ее обязанностей, в настоящее время они читали роман “Гордость и Предубеждение”, которым Грейс очень наслаждалась, а вдова притворялась, что он ей совершенно не нравится.
Вдова что-то проворчала. Это было не просто ворчание. Грейс научилась распознавать его значение. Она гордилась этим навыком.
- Я могу написать письмо, - предложила она. - Разве Вы не планировали ответить на недавнее официальное письмо от Вашей сестры?
- Я могу сама писать свои собственные письма, - сказала вдова резко, даже притом, что они обе знали, что ее правописание было чудовищным. Грейс всегда заканчивала тем, что переписывала всю ее корреспонденцию, прежде чем она была отправлена.
Грейс глубоко вдохнула, затем медленно выдохнула, выдох дрожью прошел по телу. У нее не хватало энергии распутывать внутреннюю работу ума вдовы. Не сегодня.
- Мне жарко, - объявила вдова.
Грейс не отвечала. Она надеялась, что в этом нет необходимости. Затем вдова подняла что-то с соседнего стола. Веер, с тревогой поняла Грейс, в то время как вдова быстро его раскрыла.
О, пожалуйста, нет. Не сейчас.
Вдова рассматривала веер, несколько праздничный, синего цвета, он был весь в китайских рисунках, написанных черными и золотыми красками. Затем она снова закрыла его, так ей было легче держать его перед собой наподобие указки.
- Вы можете обмахивать меня, - сказала она.
Грейс сделала паузу. Всего лишь на мгновение, вероятно, даже не на полную секунду, но это было ее единственным средством возмущения. Она не могла сказать нет, она даже не могла позволить себе выразить свое отвращение взглядом. Но она могла сделать паузу. Она могла считать, что ее тело в течение этих нескольких мгновений сопротивляется вдове.
А затем она, конечно, вышла вперед.
- Я нахожу воздух весьма приятным, - сказала она, как только приняла свое обычное положение возле вдовы.
- Это только потому, что Вы обмахиваете меня веером.
Грейс смотрела вниз на стянутое лицо своей хозяйки. Некоторые из линий должны были состариться, но не те, что возле ее рта, те, что вытянули ее губы в бесконечно недовольную гримасу. Что случилось с этой женщиной, что сделало ее такой ожесточенной? Были ли это смерти ее детей? Сожаление об ушедшей юности? Или она просто родилась с раздраженным выражением лица?
- Что Вы думаете о моем новом внуке? - резко спросила вдова.
Грейс замерла, затем быстро вернула себе самообладание и продолжила размахивать веером.
- Я не думала о нем достаточно для того, чтобы составить свое мнение, - ответила она, тщательно подбирая слова.
Говоря, вдова продолжала смотреть прямо перед собой:
- Ерунда. Первое впечатление – самое верное. Вы это очень хорошо знаете. Иначе Вы были бы уже замужем за тем Вашим отталкивающим маленьким кузеном, не так ли?
Грейс подумала о Майлсе, обосновавшемся в ее старом доме. Она должна была признать, что время от времени вдова говорила правильные вещи.
- Конечно, у Вас есть что сказать, мисс Эверсли.
Веер поднялся и опустился три раза, прежде чем Грейс решилась произнести:
- Кажется, у него имеется непотопляемое чувство юмора.
- Непотопляемое. – Повторила вдова с любопытством, словно пробовала это слово на языке. - Подходящее прилагательное. Я не думала об этом, но оно ему соответствует.
Это был один из тех редчайших комплиментов, которые вдова когда-либо высказывала.
- Он является практически копией своего отца, - продолжала вдова.
Грейс перенесла веер из одной руки в другую, пробормотав:
- Является копией?
- Действительно. Хотя, если бы его отец был немного более... непотопляемым, мы не оказались бы в таком положении, не так ли?
Грейс задохнулась.
- Я так сожалею, мэм. Я должна была выбирать слова более тщательно.
Герцогиня не потрудилась принять извинение.
- Его веселость очень походит на его отца. Мой Джон никогда не проходил мимо ни одного значительного повода. У него было самое язвительное остроумие.
- Я не сказала бы, что мистер Одли кого-либо уязвляет, - сказала Грейс. Его юмор был слишком хитрым.
- Его зовут не мистер Одли, и, конечно, он язвителен, - сказала вдова резко. – Он вскружил Вам голову, поэтому Вы не видите этого.
- Не вскружил, - запротестовала Грейс.
- Конечно, да. Любая девушка не устояла бы. Он очень красив. Вот только глаза подвели.
- Кто я такая, - сказала Грейс, сопротивляясь желанию сказать, что нет ничего неправильного в зеленых глазах, - чтобы возражать. Это был самый утомительный день. И ночь, - добавила она, немного подумав.
Вдова пожала плечами.
- Остроумие моего сына было легендарно, - сказала она, направляя беседу туда, куда желала. - Вы и не подумали бы, что оно обидно, просто потому, что он был слишком умен. Это был блестящий человек, который мог оскорбить так, что оскорбленный даже не понимал этого.
Грейс подумала, что это довольно грустно.
- Тогда какова цель?
- Цель? - Вдова быстро мигнула несколько раз. - Чего?
- Оскорбления кого-либо. - Грейс снова переместила веер, затем потрясла освободившейся рукой, ее пальцы были сжаты зажимом ручки веера. - Или точнее сказать, - поправилась она, так как была совершенно уверена, что вдова могла найти много серьезных оснований оскорбить любого, - оскорбления кого-либо с намерением, чтобы этого не заметили?
Вдова все еще не смотрела на нее, но Грейс видела, что она закатила глаза.
- Это - источник гордости, мисс Эверсли. Я и не ожидала, что Вы поймете.
- Нет, - мягко сказала Грейс. - Я не догадалась бы.
- Вы не знаете, что это значит, - выделиться в чем-то. - Вдова сморщила губы и слегка покрутила шеей из стороны в сторону. - Вы не можете знать.
Герцогиня также могла оскорбить любого, за исключением того, что она, казалось, совершенно не осознавала того, что делала это постоянно.
В этом была некая ирония. Должна была быть.
- Мы живем в интересные времена, мисс Эверсли, - прокомментировала вдова.
Грейс тихо кивнула, повернув свою голову в сторону так, чтобы вдова, даже если ей вздумается обернуться, не увидела слезы в ее глазах. Ее родители испытывали недостаток в средствах, чтобы путешествовать, но их сердца всегда странствовали, и дом семьи Эверсли был переполнен картами и книгами о далеких землях. Это было как вчера, Грейс вспомнила, как они все сидели перед камином, поглощенные чтением, и ее отец что-то нашел в своей книге и воскликнул: «Разве это не изумительно? В Китае, если Вы желаете оскорбить кого-то, Вы говорите «Да случится Вам жить в интересные времена».
Грейс не понимала, чем вызваны слезы в ее глазах, горем или радостью.
- Достаточно, мисс Эверсли, - внезапно сказала вдова. – Мне уже не жарко.
Грейс закрыла веер, затем решила положить его на стол у окна, таким образом, у нее будет причина пересечь комнату. В воздухе разлился легкий сумрак, поэтому дорога внизу все еще хорошо просматривалась. Она не была уверена в причине, по которой ей так не терпелось вновь увидеть этих двух мужчин, возможно, как доказательство, что за это время они не убили друг друга. Несмотря на защиту чувства чести Томаса, ей не понравилось выражение, которое она увидела в его глазах. Она, конечно, никогда не слышала, чтобы он на кого-то нападал. Но он выглядел настолько диким, когда бросился на мистера Одли. Если бы мистер Одли сам не был таким умелым борцом, она была совершенно уверена, что Томас нанес бы ему серьезные увечья.
- Вы думаете, пойдет дождь, мисс Эверсли?
Грейс повернулась.
- Нет.
- Поднимается ветер.
- Да. - Грейс ждала, когда вдова обратит свое внимание на какой-нибудь пустяк на столе рядом с нею, а затем вернулась к окну. И конечно же через мгновение услышала:
- Я надеюсь, что идет дождь.
Она задержалась еще чуть-чуть. Затем повернулась.
- Прошу прощения?
- Я надеюсь, что идет дождь. - Снова сказала герцогиня, настолько равнодушно, словно это обычное дело желать, чтобы шел дождь, в то время как два джентльмена ехали верхом.
- Они промокнут, - сказала Грейс.
- Они будут вынуждены оценить друг друга. Что должны будут сделать рано или поздно. Кроме того, мой Джон, когда выезжал верхом, никогда не брал в голову, идет ли дождь. Фактически, он скорее наслаждался им.
- Это не означает, что мистер...
- Кэвендиш, - вставила вдова.
Грейс сглотнула. Это помогло ей сохранить терпение.
- Независимо от того, как он хочет, чтобы его называли, я думаю, что мы не можем предположить, что он любит ездить под дождем только потому, что так любил делать его отец. Большинство людей этого не делают.
Казалось, что вдова не желает понимать этого. Но она все же сделала допущение:
- Правда, я ничего не знаю о его матери. Она может быть ответственной за любое число несоответствий.
- Не хотите ли чая, мэм? - спросила Грейс. - Я могу позвонить и заказать.
- Что мы знаем о ней, в конце концов? Почти наверняка ирландка, что может означать множество вещей, и все они ужасны.
- Ветер усиливается, - сказала Грейс. - Я боюсь, Вы можете простыть.
- Он же не назвал нам ее имя?
- Я так не думаю, - вздохнула Грейс, потому что прямые вопросы мешали притворяться, что она не является частью этой беседы.
- Господи. - Задрожала вдова, и ее глаза приняли выражение чрезвычайного ужаса. - Она могла быть католичкой.
- Я встречала нескольких католиков, - сказал Грейс, теперь, когда стало ясно, что ее попытки увести разговор в сторону потерпели неудачу. - И что странно, - пробормотала она, - ни у одного из них не было рогов.
- Что Вы сказали?
- Только то, что я очень немного знаю о католической вере, - быстро нашлась Грейс. Глядя на ее хозяйку, становилось ясно, почему она часто направляла свои комментарии к окну или стене.
Вдова издала звук, который Грейс не взялась бы описать. Это походило на вздох, но, скорее всего, это было фырканье, потому что следующими словами герцогини были:
- Мы должны позаботиться об этом. - Она наклонилась вперед, сжав пальцами переносицу и выглядя чрезвычайно расстроенной. - Я полагаю, что должна связаться с архиепископом.
- Это сложно? - спросила Грейс.
Голова вдовы затряслась от отвращения.
- Этот маленький, вечно покрытый испариной человечек будет командовать мной годами.
Грейс наклонилась вперед. Что это за движение там вдалеке?
- Бог знает, какого рода требования он выдвинет, - бормотала вдова. - Я предполагаю, что должна буду позволить ему спать в Государственной Спальне, тогда он сможет сказать, что спал на простынях Королевы Елизаветы.
Грейс видела, как двое мужчин, ехавших верхом, появились в поле зрения.
- Они вернулись, - сказала она, и не в первый раз за этот вечер задалась вопросом, какая же роль в этой драме предназначена ей. Она не была членом семьи, в этом вдова была права. И, несмотря на свое относительно высокое положение в доме, она не была посвящена в дела, имеющие отношение к семье или титулу. Она этого и не ждала, и совершенно не хотела. Вдова относилась к ней хуже, когда возникали дела, касающиеся династии, и Томас находился в своем худшем настроении, когда вынужден был иметь дело с вдовой.
Она должна извиниться. Не имело значения, что мистер Одли настоял на ее присутствии. Грейс знала свое положение и знала свое место, она не должна присутствовать при семейных разборках.
Но каждый раз, когда она говорила себе, что пришло время уйти, что она должна отвернуться от окна и попросить вдову отпустить ее, чтобы герцогиня смогла поговорить со своими внуками наедине, она не могла заставить себя сдвинуться с места. Она продолжала слышать - нет, чувствовать – голос мистера Одли.
Она остается.
Он нуждался в ней? Наверное. Он ничего не знал об Уиндхэмах, ничего об их истории и напряженных отношениях, которые опутывали весь дом, как липкая паутина. Можно было ожидать, что он не сможет вести свою новую жизнь самостоятельно, по крайней мере, не сразу.
Грейс дрожала, прижав руки к груди, она видела, как спешились мужчины. Как странно чувствовать себя необходимой. Томасу нравилось говорить ей, что она нужна ему, но они оба знали, что это не так. Он мог нанять любую компаньонку для своей бабушки. Томас ни в ком не нуждался. И ни в чем. Он был удивительно самодостаточен. Уверенный и гордый, все, в чем он действительно нуждался, это в случайном булавочном уколе, который разорвал бы пузырь, окружавший его. Он слишком хорошо это знал, что спасало его от того, чтобы быть совершенно невыносимым. Он никогда не говорил так, но Грейс знала, что это было как раз тем, почему они стали друзьями. Она, возможно, была единственным человеком в Линкольншире, который не склонялся и не расшаркивался перед ним, и не говорил только то, что он желал бы услышать.
Но он не нуждался в ней.
Грейс услышала шаги в холле и повернулась, нервно напрягаясь. Она ждала, что вдова прикажет ей удалиться. Она даже посмотрела на нее, слегка подняв брови, словно с вызовом, но вдова уставилась на дверь, решительно игнорируя ее.
Томас вошел первым.
- Уиндхэм, - сказала вдова оживленно. Она никогда не называла его иначе, чем его титулом.
Он кивнул в ответ.
- Я приказал отнести вещи мистера Одли в синюю шелковую спальню.
Грейс бросила осторожный взгляд на вдову, чтобы увидеть ее реакцию. Синяя шелковая спальня была одной из самых хороших спален для гостей, но она не была самой большой или самой престижной. Она находилась, однако, через холл от вдовы.
- Превосходный выбор, - ответила вдова. - Но я должна повториться. Не называйте его мистером Одли в моем присутствии. Я не знаю этих Одли и знать не хочу.
- Не знаю, хотели бы они знать Вас,- прокомментировал ее слова мистер Одли, вошедший в комнату вслед за Томасом.
Вдова подняла бровь, словно желая показать свое собственное величие.
- Мэри Одли - сестра моей покойной матери, - заявил мистер Одли. - Она и ее муж, Уильям Одли, приняли меня при моем рождении. Они воспитали меня как свое собственное дитя и по моей просьбе дали мне свое имя. Я не желаю менять его. - Он смотрел на вдову спокойно, смело ожидая ее возражений.
К немалому удивлению Грейс, герцогиня промолчала.
Затем он с изящным поклоном повернулся к ней:
- Вы можете называть меня мистер Одли, если желаете, мисс Эверсли.
Грейс присела в легком реверансе. Она не была уверена, было ли это требованием, поскольку никто не определил нынешнее его положение, но выглядело вполне вежливым. В конце концов, он же поклонился.
Она посмотрела на вдову, которая впилась в нее взглядом, затем на Томаса, которому, так или иначе, удалось выглядеть удивленным и раздраженным в одно и то же время.
- Она не может уволить Вас за то, что Вы использовали его официальное имя, - сказал Томас со своим обычным оттенком нетерпения. - А если она это сделает, то я уволю Вас с пожизненным содержанием и отправлю жить в один из наших пустующих домов.
Мистер Одли посмотрел на Томаса с удивлением и одобрением прежде, чем повернуться к Грейс и улыбнуться.
- Это заманчиво, - прошептал он. - Как далеко она может быть отправлена?
- Я полагаю куда-то в наши дальние владения, - ответил Томас. - В это время года острова Внешние Гебриды прекрасны.
- Я Вас презираю, - прошипела вдова.
- Почему я терплю ее? - громко спросил Томас. Он подошел к кабинету и налил себе выпить.
- Она Ваша бабушка, - сказала Грейс, так как кто-то же должен был быть голосом разума.
- Ах да, родная кровь, – вздохнул Томас. - мне говорят, что она гуще, чем вода. Жаль. - Он посмотрел на мистера Одли. - Скоро и Вы узнаете.
Грейс почти ожидала, мистер Одли ощетинится от снисходительного тона Томаса, но его лицо оставалось вежливо беззаботным. Любопытно. Казалось, что эти двое мужчин заключили своего рода перемирие.
- А теперь, - объявил Томас, смотря прямо на свою бабушку, - моя работа здесь окончена. Я вернул блудного сына к Вашей любящей груди, и все прекрасно в этом мире. Не в моем мире, - добавил он, - но чьем-то мире, я уверен.
- Не в моем, - сказал мистер Одли, поскольку никто больше не был склонен комментировать слова Томаса. И затем он улыбнулся, медленной, ленивой улыбкой, предназначенной показать его как беспечного жулика, которым он и был. - На тот случай, если Вам интересно.
Томас посмотрел на него, его нос сморщился в выражении неопределенного безразличия.
- Мне не интересно.
Голова Грейс слегка качнулась назад к мистеру Одли. Он все еще улыбался. Она обратилась к Томасу, ожидая, что он скажет что-либо еще.
Он наклонил к ней голову в ироническом приветствии, затем сделал отвратительно большой глоток своего ликера.
- Я уезжаю.
- Куда? - потребовала вдова.
Томас задержался в дверях.
- Я еще не решил.
Что означало, Грейс была уверена, куда-нибудь подальше отсюда.

Веттер и Джул!Спасибо!Читаю и наслаждаюсь!Хороший перевод-любимой Куин!

Vetter, Джулианочка, ОГРОМНОЕ СПАСИБО за перевод, очень оперативненько - так держать!!! Сейчас в обеденный перерыв и прочту.

Ветти, Джулиана, спасибо за прекрасный перевод. Оч. оперативно.
_________________

Веттер, Джулианочка, вот спасибо! Быстренько - и новая глава! Очень удачное у вас сотрудничество! Молодцы! И роман-то интересный очень!

Веттер, Джулиана!
Спасибо вам!
_________________

 » Глава 7

Не хватает слов, чтобы выразить мою благодарность Джулиане за ее героический редакторский труд!
**********************************


Глава седьмая

Джек подумал, что эта фраза вполне могла бы принадлежать и ему.
Не то чтобы он воспылал к герцогу любовью. Действительно, всего лишь за один день он увидел достаточно примеров его непостижимого высокомерия и был совершенно счастлив лицезреть его спину, выходящую из комнаты. Но остаться здесь с вдовой...
Даже восхитительная компания мисс Эверсли была недостаточным искушением, чтобы и дальше терпеть герцогиню.
- Пожалуй, я тоже отправлюсь спать, - объявил он.
- Уиндхэм пошел не спать, - зло сказала вдова. - Он просто вышел.
- А я все же отправлюсь спать, - сказал Джек. Он вежливо улыбнулся. - Это окончательное решение.
- Сейчас едва стемнело, - попыталась задержать его вдова.
- Я устал. - И это было верно. Он действительно устал.
- Мой Джон имел обыкновение оставаться почти до рассвета, - сказала она мягко.
Джек вздохнул. Он не хотел чувствовать жалость к этой женщине. Она была тверда, безжалостна и совершенно неприятна. Но она, очевидно, любила своего сына. Его отца. И она потеряла его.
Мать не должна пережить своих детей. Он знал это так же хорошо, как дышать. Это было неестественно.
Итак, вместо того, чтобы указать ей на то, что ее Джона, вероятно, никогда не похищали, не душили, не шантажировали и не лишали (хотя и несерьезно) средств к существованию, и все за один день, он подошел к ней и положил кольцо – то самое, что он почти сорвал с ее пальца – на стол рядом с нею. Его собственное было в его кармане. Он еще не был готов рассказать ей о его существовании.
- Ваше кольцо, мадам, - сказал он.
Она кивнула, затем взяла его в руки.
- Что означает буква Д? - спросил он. Всю свою жизнь он задавался этим вопросом. Может же он вынести из этой ситуации хоть какую-то пользу.
- Дебенхем. Моя девичья фамилия.
Ах. Это имело смысл. Она отдала свою семейную реликвию своему любимому сыну.
- Мой отец был герцогом Ранторпом.
- Я не удивлен, - пробормотал он. Она вполне могла принять это за комплимент. Он поклонился. - Доброй ночи, Ваша милость.
Рот вдовы напрягся в разочаровании. Но она, казалось, признала, что если события прошедшего дня приравнять к сражению, то победа осталась за нею, и она была удивительно добра, произнеся:
- Я пришлю Вам ужин.
Джек кивнул и пробормотал спасибо, затем повернулся, чтобы выйти.
- Мисс Эверсли покажет Вам Вашу комнату.
Джек насторожился, и когда он посмотрел на реакцию мисс Эверсли, то увидел, что она тоже.
Он ожидал, что его проводит лакей. Возможно, дворецкий. Это был восхитительный сюрприз.
- Это сложно, мисс Эверсли? - спросила вдова. Ее голос казался хитрым, немного ядовитым.
- Конечно, нет, - ответила мисс Эверсли. Она была удивлена. Он увидел это по тому, как взлетели ее ресницы чуть выше обычного. Она не привыкла к тому, чтобы обслуживать кого-то кроме вдовы. Ее хозяйке, решил он, не нравилось делить ее с кем-либо еще. И в то время как его глаза застыли на ее губах, он осознал, что полностью согласен с герцогиней. Если бы она принадлежала ему, если бы он имел какое-нибудь право на нее... то он также не пожелал бы делить ее с кем-то.
Он хотел поцеловать ее снова. Он хотел дотронуться до нее, всего лишь мягкое прикосновение руки к ее коже, настолько мимолетное, что его можно было бы посчитать случайным.
Но еще больше он хотел произносить ее имя.
Грейс.
Оно нравилось ему. Он его успокаивало.
- Позаботьтесь о его комфорте, мисс Эверсли.
Джек повернулся к вдове с расширившимися глазами. Она сидела как статуя, ее руки аккуратно сложены на коленях, но уголки ее рта были слегка изогнуты, и глаза ее выглядели хитрыми и довольными.
Она отдавала Грейс ему. Ясно как божий день, она позволяла ему использовать свою компаньонку, если он того пожелает.
Господи. В какую семью он попал?
- Как скажете, мэм, - ответила мисс Эверсли, и в этот момент Джек почувствовал себя вывалянным в грязи, потому что был совершенно уверен, что она понятия не имела, что ее хозяйка пыталась сделать ее его шлюхой.
Это был самый ужасный вид взятки. Останьтесь на ночь, и Вы получите эту девочку.
Это вызывало у него отвращение. Двойное, поскольку он действительно хотел эту девочку. Он только не хотел, чтобы ее дарили ему.
- Это так любезно с вашей стороны, мисс Эверсли, - сказал он, чувствуя, что должен быть предельно вежлив, чтобы успокоить вдову. Они достигли двери, и тут он кое-что вспомнил и вернулся. Он и герцог перебросились все лишь несколькими словами во время поездки в гостиницу, но по одному вопросу они пришли к согласию. - О, кстати, если кто-то спросит, я - друг Уиндхэма. С давних пор.
- С университета? - предложила Мисс Эверсли.
Джек мрачно хмыкнул.
- Нет. Я не учился в университете.
- Вы не учились! - задохнулась вдова. - Меня заставили поверить, что Вы получили образование джентльмена.
- Кто? - спросил Джек очень вежливо.
Она что-то пробормотала, затем, нахмурившись, сказала:
- Это ясно из Вашей речи.
- Судя по моему акценту. - Он посмотрел на мисс Эверсли и пожал плечами. - R - англичанина-эмигранта и H - чистокровного англичанина. Что поделать?
Но вдова не была готова отклониться от предмета разговора.
- У вас есть образование или нет?
Было заманчиво сказать, что он обучался с сельскими мальчишками, только ради того, чтобы увидеть ее реакцию. Но он многим был обязан своим тете и дяде и поэтому повернулся к вдове и сказал:
- Портора Ройал (Portora Royal School - Школа для мальчиков в Эннискиллене, Северная Ирландия) после двух месяцев в Тринити колледже в Дублине, не Кембридже, как видите, затем шесть лет на службе в армии Его Величества защищал вас от вторжения французов. - Он слегка наклонил голову. - С удовольствием приму Вашу благодарность.
Губы вдовы оскорбленно приоткрылись.
- Нет? - Он поднял брови. - Забавно, что никто, кажется, не задумывается о том, что все здесь все еще говорят на английском языке и кланяются доброму королю Георгу.
- Я задумываюсь, - сказала мисс Эверсли. И когда он посмотрел на нее, она мигнула и добавила: - э-э... спасибо.
- Пожалуйста, - сказал он, и ему пришло в голову, что первый раз за все время у него появилась причина сказать это. К сожалению, вдова не была уникальна в этом смысле. Солдат иногда чествовали, и было верно, что форма весьма эффективно привлекала леди, но никто и никогда не подумал сказать им спасибо. Ни ему и, особенно, ни тем мужчинам, которые получили увечья или были обезображены.
- Скажите всем, что мы вместе брали уроки фехтования, - сказал Джек мисс Эверсли, игнорируя вдову, поскольку не мог сделать ничего лучше. - Это - столь же хорошая отговорка, как любая другая. Уиндхэм ведь хорошо владеет шпагой?
- Я не знаю, - сказала она.
Конечно, она и не могла знать. Но независимо от этого, если Уиндхэм сказал, что владеет шпагой удовлетворительно, то он почти наверняка был мастером. Они бы неплохо пофехтовали, если бы когда-нибудь вынуждены были встретиться на дуэли. Фехтование было его любимым предметом в школе. Что, вероятно, стало единственной причиной, по которой его держали в школе до восемнадцати лет.
- Мы идем? - пробормотал он, кивнув головой на дверь.
- Синяя шелковая спальня, - мрачно напомнила вдова.
- Ей не нравится быть исключенной из беседы, не так ли? - прошептал Джек тихо, чтобы услышать могла только мисс Эверсли.
Он знал, что она не могла ответить, не тогда, когда ее хозяйка была так близко, но он видел, что ее глаза метнулись в сторону, словно пытаясь скрыть веселье.
- Вы можете удалиться на ночь, мисс Эверсли, - распорядилась вдова.
Грейс повернулась в удивлении.
- Вы не желаете, чтобы я оставалась с Вами? Еще так рано.
- Нэнси может позаботиться обо мне, - ответила герцогиня сквозь сжатые губы. - Она вполне приемлемая служанка и, что еще лучше, не говорит ни слова. Я нахожу, что в слуге это исключительно хорошая черта.
Поскольку Грейс придерживала свой язычок чаще, чем высказывалась, она решила посчитать это высказывание герцогини за комплимент, а не за язвительное оскорбление, каковым оно должно было стать.
- Конечно, мэм, - сказала она, присев в легком реверансе. - Я приду к Вам утром с Вашим шоколадом и газетой.
Мистер Одли был уже в дверях и махнул рукой, показывая, чтобы она шла впереди, повинуясь, она вышла в холл. Она понятия не имела, с чего это вдова отпустила ее, разрешив ей отдохнуть сегодня вечером, но она больше не собиралась спорить.
- Нэнси - ее горничная, - объяснила она к мистеру Одли, как только он поравнялся с ней.
- Я так и подумал.
- Это очень странно. - Она покачала головой. - Она...
Мистер Одли терпеливо ждал, когда она закончит предложение, но Грейс не знала, как это лучше сделать. Она собиралась сказать, что вдова ненавидела Нэнси. Фактически, вдова едко и мучительно долго жаловалась каждый раз, когда у Грейс выпадал выходной день, и Нэнси служила заменой.
- Вы хотели что-то сказать, мисс Эверсли? - напомнил он.
Она почти ответила ему. Это было странно, потому что она только что узнала его, и, кроме того, его, вероятно, не интересовали мелочи домашнего хозяйства Белгрейва. Даже если он действительно станет герцогом - мысль об этом все еще отзывалась спазмами в животе - хорошо, допустим, то, наверное, не таким, как Томас, который не мог отличить одну горничную от другой. И если его спрашивали, которую из них не любила его бабушка, он отвечал - всех.
Это, подумала Грейс с кривой улыбкой, было вероятнее всего.
- Вы улыбаетесь, мисс Эверсли, - заметил мистер Одли, смотря на нее так, как если бы он единственный обладал неким секретом. - Скажите почему.
- О, так, ничего, - сказала она. - Ничего такого, что представляло бы для Вас интерес. - Она направилась к лестнице в конце холла. - Сюда, эта лестница ведет к спальням.
- Вы улыбались, - повторил он снова, остановившись в шаге от нее.
Что-то заставило ее улыбнуться снова.
- Я не говорила, что нет.
- Леди, которая не притворяется, - сказал он одобрительно. - С каждой минутой Вы нравитесь мне все больше.
Грейс поджала губы, следя за ним через плечо.
- Вы не очень высокого мнения о женщинах.
- Прошу прощения. Я должен был сказать человек, который не притворяется. - Его лицо осветилось улыбкой, которая потрясла ее всю до кончиков пальцев. - Я никогда не буду утверждать, что мужчины и женщины взаимозаменяемы, и благодарю небеса за это, но что касается правдушки, ни один из полов не получит высокой оценки.
Она смотрела на него с удивлением.
- Я не думаю, что есть такое слово - правдушки. Точнее, я совершенно уверена, что нет.
- Нет? - Его глаза метнулись в сторону. В течение секунды - даже не секунды, но достаточно долго для нее, чтобы задуматься, не смутила ли она его. Этого не могло быть. Он не лез за словом в карман и чувствовал себя совершенно уверенно. Достаточно было дня знакомства, чтобы понять это. И действительно, его улыбка стала беспечной и насмешливой, а глаза явно сияли, когда он сказал: - Что ж, должно быть нет.
- Вы часто составляете слова?
Он скромно пожал плечами.
- Я пытаюсь сдерживать себя.
Она посмотрела на него с большой долей сомнения.
- Да, - возразил он. Затем прижал руку к сердцу, словно был ранен, но его глаза смеялись. - Почему никто не верит мне, когда я говорю, что я - высоконравственный и честный джентльмен, имеющий намерение следовать каждому правилу на этой земле.
- Возможно, потому, что большинство людей знакомится с Вами, когда Вы приказываете им выйти из кареты с оружием в руках?
- Так и есть, - признал он. - Вы считаете, что это влияет на отношение?
Она взглянула на него, в его изумрудные глаза, в которых затаилась улыбка, и она почувствовала, что ее губы задрожали. Она хотела смеяться. Она хотела хохотать так, как она хохотала, когда ее родители были живы, когда у нее была свобода выискивать в жизни различные нелепости и время, чтобы смеяться над ними.
Было такое чувство, словно что-то проснулось в ней. Это было замечательное ощущение. Очень приятное. Ей хотелось поблагодарить его за это, но она выглядела бы самой настоящей дурой. И тогда она поступила еще лучше.
Она извинилась.
- Простите, - сказала она, приостановившись в начале лестницы.
Казалось, это удивило его.
- За что?
- За... сегодня.
- За то, что похитили меня. - То ли удивленно, то ли снисходительно произнес он.
- Нет, я не это имела в виду, - возразила она.
- Вы были в карете, - напомнил он. - Я уверен, что любой суд, действующий по нормам общего права, признал бы Вас сообщницей.
О, это было больше, чем она могла вынести.
- Я полагаю, это был бы тот же самый суд, действующий по нормам общего права, который послал бы Вас на виселицу этим же утром, но чуть раньше, чтобы наказать за то, что Вы угрожали герцогине пистолетом.
- Ну-ну. Я же говорил Вам, что за это нарушение не положена виселица.
- Нет? - усомнилась она, в точности повторяя его более раннюю интонацию. - А должна бы.
- Вы так думаете?
- Если принять правдушку за слово, то обращение к герцогине с оружием в руках - достаточная причина для получения приговора о повешении.
- Вы сообразительны, - сказал он восхищенно.
- Спасибо, - сказала она и затем добавила, - у меня не было практики.
- Да. - Он мельком взглянул через холл в гостиную, где вдова, по-видимому, все еще восседала на своем диване. - Она требует от Вас молчаливости, не так ли?
- Слуге не полагается быть разговорчивым.
- Это - то, как Вы себя видите? - Его глаза поймали ее взгляд, несмотря на то, что она отошла уже достаточно далеко. - Слуга?
Теперь она действительно ушла далеко вперед. Если он и хотел узнать что-то о ней, то она не была уверена, что она хочет, чтобы он это сделал.
- Не отставайте, - сказала она, предлагая ему следовать за ней вверх по лестнице. - Синяя шелковая спальня превосходна. Очень удобна, утром прекрасно освещена. В ней замечательные художественные работы. Я думаю, что она Вам понравится.
Она говорила и говорила без умолку, но он был достаточно любезен, чтобы не делать ей замечаний. Вместо этого он произнес:
- Я уверен, что это будет лучшим из моих последних апартаментов.
Она посмотрела на него с удивлением.
- О, я полагала... - Она не закончила, слишком смущенная, чтобы сказать, что она думала о нем, как о бездомном кочевнике.
- Жизнь на почтовых станциях, либо в чистом поле, - сказал он с притворным вздохом. - Такова судьба разбойника.
- Вы наслаждаетесь этим? - Она сама удивилась, спросив об этом, и еще больше была удивлена тем, что с любопытством ждала ответ.
Он усмехнулся.
- Грабя экипажи?
Она кивнула.
- Это зависит от того, кто находится в экипаже, - сказал он мягко. – Я очень счастлив, что не грабил Вас.
- Не грабили меня? - Она обернулась, и лед, который до этого слегка потрескивал, был сломан окончательно.
- Я не взял ни одной вещи, не так ли? - ответил он, на лице - святая невиновность.
- Вы украли поцелуй.
- Ах, это, - развязно сказал он, наклоняясь к ней, - Вы его мне сами подарили.
- Мистер Одли...
- Я действительно хочу, чтобы Вы звали меня Джеком, - вздохнул он.
- Мистер Одли, - сказала она снова. - Я не дарила... - Она быстро осмотрелась, затем понизила голос до еле слышимого шепота. - Я не дарила... дарю... что Вы сказали, что я сделала.
Он лениво улыбнулся.
- Слово «поцелуй» так опасно?
Она сжала губы, поскольку, на самом деле, не было никакого способа получить превосходство в этой беседе.
- Очень хорошо, - сказал он. - Я не буду Вас мучить.
Это было бы доброе и щедрое обещание, если бы за этим не последовало:
- Сегодня.
Но даже после этого она улыбнулась. Было трудно не улыбаться в его присутствии.
Они были уже в холле второго этажа, и Грейс повернула к семейным апартаментам, где он должен остановиться. Они шли молча, и у нее было достаточно времени, чтобы рассмотреть джентльмена, шагавшего рядом. Ей было не важно, что, по его словам, он не завершил учебу в университете. Несмотря на это, он был чрезвычайно умен и начитан. И было невозможно не признать, что он обладал обаянием, перед которым нельзя было устоять. Таким образом, не было ни одной причины, чтобы не составить о нем благоприятного мнения. Однако она не могла спросить его, почему он грабил экипажи. Это выглядело бы слишком бесцеремонно для их краткого знакомства.
И все-таки это нелепо. Кто бы мог подумать, что она будет волноваться по поводу манер и уместности вопросов, задаваемых грабителю?
- Сюда, - сказала она, показывая рукой, чтобы он следовал за ней налево.
- Кто спит там? - Спросил Мистер Одли, глядя в противоположном направлении.
- Его милость.
- А, - сказал он мрачно. - Его милость.
- Он хороший человек, - сказала Грейс, чувствуя, что должна высказаться в его защиту. Почему Томас вел себя не так, как должен бы, было совершенно понятно. Со дня его рождения он был воспитан, чтобы стать герцогом Уиндхэмом. И вдруг, по необъяснимой иронии судьбы, ему сообщают, что он может быть не кто иной, как просто мистер Кэвендиш.
Если у мистера Одли был тяжелый день, то у Томаса, безусловно, день был еще хуже.
- Вы восхищаетесь герцогом, - заявил мистер Одли.
Грейс не вполне поняла, было ли это вопросом, но решила, что нет. В любом случае, его голос был сух, словно он думал, что она была настолько наивна, чтобы воспринимать герцога именно так.
- Он хороший человек, - повторила она твердо. - Однажды Вы согласитесь со мной, продолжив Ваше знакомство.
Мистер Одли хмыкнул с легким удивлением.
- Теперь Вы в точности тот самый слуга - застывший и чопорный, и должным образом лояльный.
Она сердито на него взглянула, но он явно не придал этому значения, потому что в следующее мгновение он уже усмехался и говорил:
- Теперь Вы собираетесь защищать вдову? Хотел бы услышать, как Вы это сделаете. Право, мне очень любопытно, в каких словах можно было бы попытаться совершить такой подвиг.
Грейс не могла себе представить, что он на самом деле ожидал, что она ответит. Тем не менее, она отвернулась, чтобы он не смог увидеть ее улыбку.
- Не могу судить об этом сам, - продолжал он, - но мне говорят, что я очень красноречив. - Он наклонился к ней, словно раскрывая важную тайну. - Это во мне говорит ирландец.
- Вы - Кэвендиш, - напомнила она.
- Только наполовину. - И затем добавил, - Слава Богу.
- Они не настолько плохи.
Он усмехнулся.
- Они не настолько плохи? Такова Ваша защитная реакция?
Да помогут ей небеса, она не вспомнила ничего хорошего и поэтому сказала:
- Вдова отдаст свою жизнь за семью.
- Жалко, что она этого уже не сделала.
Грейс бросила на него испуганный взгляд.
- Вы говорите в точности, как герцог.
- Да, я заметил, у них теплые, нежные отношения.
- Мы пришли, - сказал Грейс, открывая дверь в его спальню. Затем она отошла. Было бы неприлично сопровождать его в его комнату. За пять лет, которые она провела в Белгрейве, она ни разу не переступала порога спальни Томаса. В этом мире ей принадлежало очень немногое, но чувство собственного достоинства она сохранила, и свою репутацию, и планировала и дальше держать оба их при себе.
Мистер Одли заглянул внутрь.
- Очень много синего, - заметил он.
Она не могла не улыбнуться.
- И шелковистого.
- Действительно. - Он переступил порог. - Вы не собираетесь присоединиться ко мне?
- О, нет.
- Я и не надеялся. Жаль. Я собираюсь нежиться на своей собственности, купаясь в этом синем шелковом великолепии.
- Вдова была права, - сказала Грейс, тряхнув головой. - Вы никогда не бываете серьезны.
- Не правда. Я довольно часто серьезен. Вам решать - когда. - Он пожал плечами, без всякой цели подошел к письменному столу, его пальцы лениво прошлись вдоль лежащей на столе бумаги, пока не соскользнули с кромки и вернулись назад. - Мне нравится иметь дело с людьми догадливыми.
Грейс ничего не говорила, только наблюдала, пока он осматривал свою комнату. Она должна уйти. Она даже думала, что точно хочет уйти, весь день она стремилась добраться до кровати и уснуть. Но она осталась. Стояла и наблюдала, пытаясь вообразить, какие чувства он испытывает, видя все это впервые.
Когда-то она впервые вошла в замок Белгрейв в качестве слуги. Он же, весьма вероятно, был его хозяином.
Это должно быть странно. Это должно подавлять. Она не решалась сказать ему, что это не самая модная и не самая выдающаяся спальня. Она даже не предназначалась для исключительных гостей.
- Превосходная картина, - прокомментировал он, наклонив голову, чтобы оценить живопись на стене.
Она кивнула, приоткрыв губы, затем снова их закрыла.
- Вы собирались мне сказать, что это - Рембрандт.
Она снова приоткрыла рот, на сей раз от удивления. Он даже не смотрел на нее.
- Да, - признала она.
- А это? - спросил он, обращая свое внимание к одной из картин чуть ниже. - Караваджо?
Она мигнула.
- Я не знаю.
- Я знаю,- сказал он тоном, который был в одно и то же время убедителен и мрачен. - Это - Караваджо.
- Вы знаток живописи? - спросила она и заметила, что носки ее ног так или иначе пересекли порог комнаты. Ее пятки все еще были в безопасности и следовали приличиям, стоя на полу коридора, но пальцы ее ног...
Они зудели в ее домашних тапочках.
Они жаждали приключений.
Она жаждала приключений.
Мистер Одли перешел к другой картине - восточная стена вся была увешана ими - и пробормотал:
- Я не сказал бы, что я знаток, но да, мне действительно нравится живопись. Она легко читается.
- Легко читается? - Грейс вышла вперед. Какое странное утверждение.
Он кивнул.
- Да. Смотрите сюда. - Он показал на женщину на картине, похоже, относящейся ко времени после эпохи Возрождения. Она сидела на богатом стуле, обитом темным бархатом, обрамленном толстым, крученым золотом. Возможно, это трон? - Смотрите, куда направлен ее взгляд, - сказал он. - Она наблюдает за той, другой, женщиной. Но она не смотрит на ее лицо. Она ревнует.
- Нет. - Грейс двинулась в его сторону. - Она сердится.
- Да, конечно. Но она сердится, потому что она ревнует.
- К ней? - спросила Грейс, указывая на "другую" женщину в углу. Ее волосы были цвета пшеницы, и она была одета в тонкую греческую тунику. Она выглядела скандально, одна ее грудь, казалось, в любой момент готова была вырваться наружу. - Я так не думаю. Посмотрите на нее. - Она подошла к первой женщине, той, что на троне. - У нее есть все.
- Все материальное, да. Но эта женщина - он перешел к той, что была в греческой одежде - имеет ее мужа.
- Откуда Вы знаете, что она замужем? - Грейс смотрела сбоку, наклонясь к картине, всматриваясь в ее кольца на пальцах, но живописная манера не была достаточно хороша, чтобы разобрать такие мелкие детали.
- Конечно, она замужем. Посмотрите на ее выражение.
- Я не вижу ничего, что выдавало бы в ней супружницу.
Он поднял бровь.
- Супружницу?
- Я совершенно уверена, что такое слово есть. В любом случае, оно более вероятно, чем правдушка. - Она нахмурилась. - И если она замужем, где же муж?
- Тут же, - сказал он, касаясь замысловатого позолоченного сооружения сразу за женщиной в греческой одежде.
- Почему Вы так думаете? Это же за краем холста.
- Вам необходимо все лишь взглянуть в ее лицо. В ее глаза. Она пристально смотрит на человека, который любит ее.
Грейс нашла это интригующим.
- Не на человека, которого она любит?
- Я не знаю, - сказал он, его голова слегка наклонилась.
Мгновение они стояли молча, затем он сказал:
- На этой картине написана вся история. Необходимо только немного времени, чтобы прочесть ее.
Грейс вдруг осознала, что он был прав, и это было тревожно, потому что он, как предполагалось, не должен быть настолько проницателен. Только не он. Не беззаботный, лихой разбойник, который не побеспокоился найти себе достойную профессию.
- Вы находитесь в моей комнате, - сказал он.
Она отшатнулась. Резко.
- Не упадите. - Его рука метнулась и нашла ее локоть.
Она не стала ругать его, она и в самом деле могла упасть.
- Спасибо, - сказала она мягко.
Он не отпускал.
Она восстановила равновесие. Она стояла прямо.
Но он не отпускал.
И она не вырывалась.

Я уже прочитала и я в восторге! Роман жутко интересный!
Веттер, Джулианочка, прекрасный перевод , текст читается как по маслу и очень литературно! Спасибо большое! Очень приятно читать такие качественные переводы.

Бальзам на нашу душу спасибо, Беаточка!!!!

Ветти, это ты меня безмерно радуешь.

Я от реплик главгера тащусь. ЖжОт парень!

Ветерок ты молодчага. Кстати, я уже начала переводить вторую книгу )))
___________________________________