procterr:
Хуан Рамон Хименес
Не забывай меня,
нечаянная радость!
Чему когда-то верилось - разбилось,
что долгожданным было - позабылось,
но ты, нечаянная радость,
не забывай меня!
Не позабудешь?
(Перевод А. Гелескула)
Peony Rose:
Хосе Агустин Гойтисоло
Из книги «Шаги охотника»
∗ ∗ ∗
Над дебрями ежевики —
орлица.
Над рощами и лесами —
орлица.
Над далями и холмами —
орлица.
Над скалами и над нами —
орлица.
Над высью, где снег искрится, —
орлица.
Над тучами выше снега —
орлица.
И там, где кончилось небо, —
орлица,
одна
орлица.
∗ ∗ ∗
К закату склонилось солнце:
стрелок, постучи в оконце.
Куда собралась ты к ночи?
Где к милому путь короче.
А злой язычок соседок?
Пусть судят своих наседок.
Как быть с людскою молвою?
Она порастет травою.
Не слушай молвы и сплетен —
а лишь тополиный ветер.
∗ ∗ ∗
Стрелок, уснувший в поле
на комьях глины,
взгляни, как я умею
взбивать перины.
Стрелок, уснувший в поле,
укрывшись еле,
пойдем со мной, узнаешь,
как спать в постели.
Стрелок, скитаясь в поле,
ты пьешь из лужи,
но могут эти губы
поить не хуже.
∗ ∗ ∗
Красавица девушка,
гроздь винограда,
все грозди не срезать,
да все и не надо.
Ведь лучшие
грозди
укрылись от взгляда.
Красавица девушка,
ветка и завязь,
все лучшие ягоды
птицам достались.
И знает
хозяин едва ли,
что лучшее птицы склевали.
Красавица девушка,
гроздь винограда —
ты вольная воля
и этому рада.
И, верно,
по вольным законам
любовь достается влюбленным.
∗ ∗ ∗
Слетают с веток листья,
как птицы на поля.
Взгляни на эти вишни
и тополя.
Вот красный вслед за желтым
вспорхнул, исчез.
Взгляни на сад притихший,
взгляни на лес.
Под осень эта стая
желта, красна.
Назад вернется к маю —
когда весна.
Пер. Натальи Ванханен
procterr:
Сан Хуан де ла Крус
Сколько крика надо для шепота?
Сколько горечи - для печали?
Сколько надо позднего опыта,
Чтобы жизнь была как в начале?
Сколько, сколько всего, что хочется,
Когда хочется так немного.
Сколько надо иметь одиночества,
Чтобы не было так одиноко...
Nadin-ka:
Пьер Жан Беранже БЕЗУМЦЫ
Оловянных солдатиков строем
По шнурочку равняемся мы.
Чуть из ряда выходят умы:
«Смерть безумцам!» - мы яростно воем.
Поднимаем бессмысленный рев,
Мы преследуем их, убиваем -
И статуи потом воздвигаем,
Человечества славу прозрев.
Ждет Идея, как чистая дева,
Кто возложит невесте венец.
«Прячься», - робко ей шепчет мудрец,
А глупцы уж трепещут от гнева.
Но безумец-жених к ней грядет
По полуночи, духом свободный,
И союз их - свой плод первородный -
Человечеству счастье дает.
Сен-Симон все свое достоянье
Сокровенной мечте посвятил.
Стариком он поддержки просил,
Чтобы общества дряхлое зданье
На основах иных возвести, -
И угас, одинокий, забытый,
Сознавая, что путь, им открытый,
Человечество мог бы спасти.
«Подыми свою голову смело! -
Звал к народу Фурье. - Разделись
На фаланги и дружно трудись
В общем круге для общего дела.
Обновленная вся, брачный пир
Отпирует земля с небесами, -
И та сила, что движет мирами,
Человечеству даст вечный мир».
Равноправность в общественном строе
Анфантен слабой женщине дал.
Нам смешон и его идеал.
Это были безумцы - все трое!
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет -
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
По безумным блуждая дорогам,
Нам безумец открыл Новый Свет;
Нам безумец дал Новый завет -
Ибо этот безумец был богом.
Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло -
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь!
Перевод В. Курочкина
Настёна СПб:
АРТЮР РЕМБО "О СЕРДЦЕ, ЧТО НАМ КРОВЬ, КОТОРОЙ ИЗОШЕЛ..."
О сердце, что нам кровь, которой изошел
Весь мир, что нам пожар и неуемный стон,
Всесокрушающий, рыдающий шеол,
И над руинами свистящий аквилон,
И мщение? - Ничто... Однако если вновь
Возжаждем? Сгинь тогда, мир алчный и гнилой,
Цари, купцы, суды, история - долой!
Мы - вправе! Золото, огонь - и кровь! И кровь!
Стань мщенья символом, террора и пальбы,
Мой разум! Зубы сжав, постичь: назначен час
Республикам земли. Властители, рабы,
Народы, цезари - проваливайте с глаз!
Кто вихрь огней разжечь решился бы, когда
Не мы, романтики, не братский наш союз?
Смелее к нам, друзья, входите же во вкус:
Дорогу - пламени, долой ярмо труда!
Европа, Азия, Америка - к чертям!
Наш вал докатится до самых дальних стран,
И сел, и городов! - Нас предадут смертям,
Вулканы выгорят, иссохнет океан...
Решайтесь же, друзья! Сердца возвеселяя,
Сомкнувшись с черными, с чужими, - братья, в бой!
Но горе! Чувствую, как дряхлая земля,
Полна угрозою, плывет сама собой.
Ну что же! Я - с землею навсегда.
(Перевод Е.Витковского)
Антея:
Иммануил Кант (1724 –1804)
Любой из дней в заботах прожит,
А месяц день на тридцать множит –
Вполне ясна мораль.
И потому роптать негоже:
Не так уж непосильна ноша
Твоя, прекраснейший февраль.
1803
(перевод с немецкого –
Валентина Варнавская)
procterr:
Э.М. Ремарк
Солдат четвертого года
Нас было много, когда мы прибыли сюда —
Сейчас нас мало —
Я больше ничего не знаю о —
Там, где я сейчас, небо по ночам красное —
И дети гибнут, кровь —
Здесь много лет не понадобится удобрений —
Земля здесь вспахана гранатами
И много тел отдают —
Какой урожай взойдет здесь когда-то?..
Я больше ничего не знаю о деревьях и цветах
Здесь стоят только пни —
Ветер полей, — музыка колосьев —
Гудят бомбардировщики —
Я больше не знаю, что такое лес
Я больше не знаю, о чем мечтает луг —
Я знаю лишь пни и поля, усеянные трупами
И над всем тяжелый запах смерти —
Где-то еще стоят дома,
Летчики их видели, но когда мы приходим туда,
то вокруг лишь руины и пулеметные гнезда.
Я знаю, я убиваю ради какой-то далекой цели,
Может быть, ради какой-то бумаги и какой-то лжи — или нашей общей мечты
И, может быть, пока мы здесь воюем,
Где-то убивают за окошками касс, и мы вернемся
домой с пустым знаменем —
Я ничего теперь не знаю. Я могу только воевать —
Я пока еще автомат смерти. Что произойдет,
Если я снова окажусь перед рожью на поле и перед женщинами —
Nadin-ka:
ГИЛЬЕРМО ВАЛЕНСИА
Бывает, в сумраке вечернем
подступит к горлу тишина,
но напряженная округа
под стать пружине взведена.
Сосредоточенно предметы
прощальный впитывают свет,
и над часовней врезан в небо
последней птицы силуэт.
А сумрак в ожиданье мрака
сожмет в упругую спираль
печаль, пронзившую навылет
меланхолическую даль.
Как будто окоем вечерний,
готовясь встретить темноту,
в сосуд пространства нагнетает
всю боль свою и доброту.
И в эту пору приобщенья
к почти что зримой тишине
звездой проклюнется внезапно
такой же вечер и во мне.
В нем аромат цветов нездешних
струит потусторонний сад
и пахнет детством и весною,
стоявшей жизнь тому назад
Перевод С. Гончаренко
procterr:
Луис де Камоэнс
Меняются и время, и мечты...
Меняются и время, и мечты;
Меняются, как время, представления.
Изменчивы под солнцем все явления,
И мир всечасно видишь новым ты.
Во всем и всюду новые черты,
Но для надежды нет осуществления.
От счастья остаются сожаления,
От горя — только чувство пустоты.
Уйдет зима, уйдут снега и холод,
И мир весной, как прежде, станет молод,
Но есть закон: все обратится в тлен.
Само веселье слез не уничтожит,
И страшно то, что час пробьет, быть может,
Когда не станет в мире перемен.
Таков закон, его не изменить:
Стабильно состояние покоя.
Воде, что начинается рекою,
Трясиной предначертано застыть.
Не тронет ветер тёмной глубины
В пучине мирового океана;
Стихает рябь на зеркале лимана:
Движения её предрешены.
Лишь капля, что сумеет воспарить
Над безмятежно стынущей водою,
Расколет небо яростной грозою -
Таков закон, его не изменить.
Nadin-ka:
Джордж Гордон Байрон МУЗЕ ВЫМЫСЛА
Царица снов и детской сказки,
Ребяческих веселий мать,
Привыкшая в воздушной пляске
Детей послушных увлекать!
Я чужд твоих очарований,
Я цепи юности разбил,
Страну волшебную мечтаний
На царство Истины сменил!
Проститься нелегко со снами,
Где жил я девственной душой,
Где нимфы мнятся божествами,
А взгляды их - как луч святой!
Где властвует Воображенье,
Все в краски дивные одев.
В улыбках женщин - нет уменья
И пустоты - в тщеславье дев!
Но знаю: ты лишь имя! Надо
Сойти из облачных дворцов,
Не верить в друга, как в Пилада,
Не видеть в женщинах богов!
Признать, что чужд мне луч небесный,
Где эльфы водят легкий круг,
Что девы лживы, как прелестны,
Что занят лишь собой наш друг.
Стыжусь, с раскаяньем правдивым,
Что прежде чтил твой скиптр из роз.
Я ныне глух к твоим призывам
И не парю на крыльях грез!
Глупец! Любил я взор блестящий
И думал: правда скрыта там!
Ловил я вздох мимолетящий
И верил деланным слезам.
Наскучив этой ложью черствой,
Твой пышный покидаю трон.
В твоем дворце царит Притворство,
И в нем Чувствительность - закон!
Она способна вылить море -
Над вымыслами - слез пустых,
Забыв действительное горе,
Рыдать у алтарей твоих!
Сочувствие, в одежде черной
И кипарисом убрано,
С тобой пусть плачет непритворно,
За всех кровь сердца льет оно!
Зови поплакать над утратой
Дриад: их пастушок ушел.
Как вы, и он пылал когда-то,
Теперь же презрел твой престол.
О нимфы! вы без затрудненья
Готовы плакать обо всем,
Гореть в порывах исступленья
Воображаемым огнем!
Оплачете ль меня печально,
Покинувшего милый круг?
Не вправе ль песни ждать прощальной
Я, юный бард, ваш бывший друг?
Чу! близятся мгновенья рока...
Прощай, прощай, беспечный род!
Я вижу пропасть недалеко,
В которой вас погибель ждет.
Вас властно гонит вихрь унылый,
Шумит забвения вода,
И вы с царицей легкокрылой
Должны погибнуть навсегда.
Перквод Валерия Брюсова
procterr:
Э.М. Ремарк
Летят вниз листья, с неба дождь летит...
Летят вниз листья, с неба дождь летит,
Летят, срываясь, в море облака.
Летят вдаль грезы, с ними грусть летит,
И только смерть, что в сердце, все растет.
Любовь. Дальние грезы.
Близкое — вдали. И лишь
Горизонт проходит твой сквозь сердце.
Руки твои так далеки,
Забыт твой рот. Твое дыханье —
Лишь ветер вокруг.
Бог озяб — время мертво. Лишь
Смерть растет в тебе тихо —
Все растет.
Все больше умираешь ты —
И твои руки с каждым днем все более пусты.
Надежд нет. Знаешь ты все.
Жизнь — не гранит.
Все в разор летит.
И лишь смерть в твоем сердце растет и растет
Ты словно пламя — и ветер вокруг
Как много ушло до нас в вечность, друг
Антея:
Генрих Гейне (1797–1856)
Письмо
Прощальное посланье
Меня не ввергло в страх:
Угроза расставанья –
В двенадцати листах!
Изящный, мелкий почерк –
Едва ли не трактат!
Не пишут столько строчек,
Коль дать отказ хотят.
Heinrich Heine (1797–1856)
* * *
Der Brief, den du geschrieben,
er macht mich gar nicht bang;
du willst mich nicht mehr lieben,
aber dein Brief ist lang.
Zwölf Seiten, eng und zierlich!
Ein kleines Manuskript!
Man schreibt nicht so ausführlich,
wenn man den Abschied gibt.
Перевод с немецкого Валентины Варнавской
procterr:
Луис де Камоэнс
Дожди с небес, потоки с гор мутят...
Дожди с небес, потоки с гор мутят
Речную глубь. В волнах не стало брода,
В лесах не стало лиственного свода,
Лишь ветры оголтелые свистят.
Сменил весну и лето зимний хлад,
Всё унеслось в круговращенье года.
Сама на грани хаоса природа,
И умертвил гармонию разлад.
Лишь время точно свой блюдёт порядок.
А мир… а в мире столько неполадок,
Как будто нас отверг всевышний сам.
Всё ясное, обычное, простое,
Всё спуталось, и рухнули устои.
А жизни нет. Жизнь только снится нам.
Перевод В. Левика
Nadin-ka:
Райнер Мария Рильке ЗА КНИГОЙ
Я зачитался. Я читал давно.
С тех пор, как дождь пошел хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
Не слышал я дождя.
Я вглядывался в строки, как в морщины
Задумчивости, и часы подряд
Стояло время или шло назад.
Как вдруг я вижу — краскою карминной
В них набрано: закат, закат, закат.
Как нитки ожерелья, строки рвутся,
И буквы катятся, куда хотят.
Я знаю, солнце, покидая сад,
Должно еще раз было оглянуться
Из-за охваченных зарей оград.
А вот как будто ночь, по всем приметам,
Деревья жмутся по краям дорог,
И люди собираются в кружок
И тихо рассуждают, каждый слог
Дороже золота ценя при этом.
И если я от книги подыму
Глаза и за окно уставлюсь взглядом,
Как будет близко все, как станет рядом,
Сродни и впору сердцу моему!
Но надо глубже вжиться в полутьму,
И глаз приноровить к ночным громадам,
И я увижу, что земле мала
Околица, она переросла
Себя и стала больше небосвода,
А крайняя звезда в конце села —
Как свет в последнем домике прихода.
Перевод Б. Пастернака
procterr:
Джон Китс (John Keats)
Прекрасное пленяет навсегда...
Прекрасное пленяет навсегда.
К нему не остываешь. Никогда
Не впасть ему в ничтожество. Все снова
Нас будет влечь к испытанному крову
С готовым ложем и здоровым сном.
И мы затем цветы в гирлянды вьем,
Чтоб привязаться больше к чернозему
Наперекор томленью и надлому
Высоких душ, унынью вопреки
И дикости, загнавшей в тупики
Исканья наши. Да, назло пороку,
Луч красоты в одно мгновенье ока
Сгоняет с сердца тучи. Таковы
Луна и солнце, шелесты листвы,
Гурты овечьи, таковы нарциссы
В густой траве, где под прикрытьем мыса
Ручьи защиты ищут от жары,
И точно так рассыпаны дары
Лесной гвоздики на лесной поляне.
И таковы великие преданья
О славных мертвых первых дней земли,
Что мы детьми слыхали иль прочли.
Перевод Б.Л. Пастернака