Aminaomar:
» 18 глава
Джуд Деверо
Возвращение в летний домик
Глава 18
Перевод: Aminaomar
Редактура: codeburger
– Доброе утро, – приветствовала Фэйт Уильяма, когда он наконец проснулся. Больной проспал около восемнадцати часов. Наверное, поза, в которой он отдыхал, озадачила его. Он лежал на животе, ночная рубашка задрана до самой шеи так, что вся спина была обнажена. Фэйт протирала раны целительной травяной мазью, пока пациент был в забытьи.
Солнечный свет струился через остекление над головой, так что помещение приятно нагрелось. Накануне, пока Уильям дремал, Фэйт собрала необходимые ингредиенты и нарезала лечебные растения, а затем всю ночь готовила снадобья для Уильяма. Томас соорудил на полу лежбище для себя и тихонько похрапывал, пока она работала. Фэйт улеглась, когда стемнело настолько, что уже было не разглядеть, что она делает.
При первых лучах солнца, она продолжила свои занятия, и к середине утра уже имела, чем обрабатывать раны на теле Уильяма. Томас отправился в главный дом и вернулся оттуда с коробом еды и множеством вещей, которые, по мнению Фэйт, могли понадобиться. Добытчик с торжественной улыбкой предъявил ящичек апельсинов. В нем была записка от Эми, написанная на неровной бумаге, должно быть, гусиным пером. Еще одно предназначение гусей, подумала Фэйт.
Тристан отправился вчера в Саутгемптон так быстро, как только мог. Он мчался всю ночь, купил апельсины и сразу же вернулся. Бессонная ночь. Я же говорила, что Уильям очень любим. Что бы тебе не потребовалось, скажи Томасу. Если это возможно достать, мы сделаем это.
Фэйт прочитала записку Томасу, и слуга улыбнулся.
– Ага, он очень любим.
Она хотела воскликнуть «Тогда какого черта ему позволили гнить в постели?». Но она промолчала и, сев за стол, доставленный вместе с Уильямом, позавтракала.
Фэйт не могла не восхититься переменам, происшедшими в старой оранжерее. Предметы обихода на взгляд Фэйт были просто изумительны. Никакой пластмассы, никакой штамповки, только уникальные изделия, кропотливо изготовленные вручную. Травы, которые она разместила по всей комнате, божественно пахли. Она не забыла развесить веточки полыни по дверным проемам, чтобы отпугнуть насекомых.
Вчера она хотела попросить мужчин срубить засохшую виноградную лозу, но, повинуясь импульсу, полила ее. Виноград рос из умно сконструированного вазона, в котором, если полить с одного конца, вода растекалась по всей корневой системе. Время покажет, сохранилась ли жизнь в растении. Комната была заполнена паром от отвара в котелке, который она вскипятила на костре, разведенном для нее снаружи Томасом. На полке шкафа толпились объемистые мраморные ступки с пестиками.
Закончив совместный с Томасом завтрак, она попросила мужчину перевернуть Уильяма на живот, чтобы обработать раны.
Фэйт осторожно подняла ночную рубашку спящего Уильяма и начала обрабатывать изъязвленную спину мазью из черноголовки[1] и мыльнянки[2]. Такой же смесью она обрабатывала Эдди, когда бандажи оставляли на его теле пролежни.
Уильям ничуть не смутился своей наготы и прикосновений Фэйт.
– Ах, наконец-то, – он проснулся, почувствовав теплые руки на своей коже. Солнечный свет освещал помещение через листву деревьев. – Наконец-то я умер и попал на небеса.
Томас расхохотался.
– Дражайший Томас, – ухмыльнулся Уильям. – Он всегда смеется над моими шутками.
– Не думаю, что ваша смерть подходящий повод для смеха, – нахмурилась Фэйт.
– Я никогда не хотел умирать, – признался пациент. – Просто мне казалось, что таков божественный план.
– Ладно, – смягчилась Фэйт, – ваша взяла. Извините... – Он вздрогнул, когда она тронула наиболее болезненную рану. Теперь, когда вымытый Уильям был распростерт под солнечным светом, целительница разглядела повреждения в полном объеме. Она не знала, с чего началась эта болезнь, и без современного доктора и оборудования никогда не узнает. Но совершенно точно, что теперешняя проблема прежде всего в недостатке ухода и неправильном питании.
Покрыв спину мазью, она опустила обратно его ночную рубашку. Уильям попросил Томаса вытащить его на воздух, и Фэйт обрадовалась. Наконец-то у страдальца появилась энергия, чтобы пожелать покинуть кровать.
Оставшись одна, Фэйт взглянула на себя в зеркало, присланное Эми, и привела в порядок волосы. Она стянула их назад, но не слишком туго. Эми не забыла и чистое платье. Прошлой ночью Фейт смогла обтереться влажной губкой, а сегодня надеялась испробовать шампунь Бет на своих волосах.
– Голодны? – спросила Фэйт, когда Томас вернул больного в комнату.
– Да, – недоверчиво протянул Уильям, словно это было самое странное чувство, из испытанных им. Он вздрогнул когда, Томас укладывал его в постель, затем с утомленным видом откинулся на подушку. Но на истощенном лице появились краски.
Во-первых, свежевыжатый апельсиновый сок, приготовленный утром. Фэйт заставила Уильяма выпить все до капли. Из настоящего поильника для лежачих больных. Ручная ковка и ручная гравировка, восемнадцатый век, думала поклонница антиквариата, разглядывая прелестную вещицу.
Томас вышел наружу с небольшой кастрюлькой с маленькой ручкой и с кусочком вручную сбитого масла и приготовил яйцо, снесенное этим же утром. Фэйт порезала хлеб, все еще хранящий тепло печи и размяла его в яйце для Уильяма, щадя его слабые зубы. Он пока не мог разжевать пищу, но мог разжижать ее во рту.
С каждой ложкой он закрывал глаза и предавался вкусовому восприятию. Наблюдать, как он ест, стало для нее новым почти чувственным опытом. Уильям выглядел худым и изможденным, но она разглядела в нем мужчину, каким он когда-то был.
– Томас может вас побрить? – поинтересовалась она.
– Может ему заодно обрить и мою голову, – выдохнул гурман, когда Фэйт скармливала ему очередной кусочек хлеба.
Фэйт догадалась, что это из-за вшей.
– У меня есть семена петрушки, – предложила она. – Я могла бы обработать вашу голову их настоем, но, если вы предпочтете, чтобы Томас вас побрил, я не возражаю.
– Томас или прекрасная дама? – протянул он. – Над этим труднейшим выбором необходимо как следует поразмыслить.
Фэйт рассмеялась.
– Может мне не следует вас лечить. Вы можете оказаться опасным.
– И с каких пор женщинам не по вкусу опасные мужчины?
– Похоже, мистер Уильям, вы собираетесь стать настоящей проблемой, – улыбнулась Фейт, относя пустую тарелку к шкафу, где у нее стояла наготове большая фарфоровая чаша с теплой водой.
Пока она мыла посуду, Томас взял посудину, переданную Фэйт, прямое лезвие и брусочек мыла Бет. На мгновение Фэйт затаила дыхание, но навык, с которым Томас обращался с лезвием, и то, как Уильям с готовностью крутил головой, свидетельствовало, что они проделывали опасное действо многократно.
Томас осторожно стер с чисто выбритого лица остатки мыла.
– Надеюсь, что…
Уильям не докончил, услышав приближающийся лошадиный топот. Фэйт выглянула наружу и увидела высокого темного мужчину, сидящего верхом на коне так, словно был рожден в седле. Она сразу опознала во всаднике Тристана. Хотя она провела в его поместье уже несколько дней, прежде она видела хозяина только издалека.
– А вот и ваш племянник, – сообщила Фэйт, повернувшись к Уильяму.
Он внимательно смотрел на нее.
– Тристан, – пробормотал он и попытался сесть прямо, Фэйт подбежала помочь немощному. – Чертовски красив, не так ли? – пробурчал Уильям, когда Фэйт приблизилась к нему.
Возможно, это игра воображения, но ей послышались нотки ревности в дрогнувшем голосе.
– Только если нравятся мальчишки, – выдохнула она.
Уильям издал звук, похожий на смешок, и сел чуть прямее.
Войдя в оранжерею, Тристан Хоуторн, казалось, заполнил собой всю комнату, все шестьдесят футов в длину. Когда Фэйт впервые увидела рисунок Зои, ей почудилось, что он похож на Тайлера, но сейчас она убедилась, что ничего подобного. Тайлер был всего лишь миловидным городским парнишкой и совсем не из этой породы мужчин.
– Тристан, – прошептал Уильям и поднял руки. Фэйт заметила, как дрожат его пальцы от усталости, но больной не сдавался, приветствуя племянника.
Тристан сжал дядины ладони в своих, затем нагнулся и поцеловал его в щеку.
– Ты выглядишь,.. – он не смог продолжить, а просто смотрел на воскресшего, впиваясь глазами.
– Меня спас ангел, – улыбнулся Уильям. – Я молил о смерти, когда этот ангел явился и спас меня.
Фэйт почувствовала, как краснеет всем телом.
– Я сделала только то, что и любой на моем месте, – выдавила она.
Тристан повернулся, чтобы изучить ее внимательным взглядом, из-за которого она почувствовала себя не в своей тарелке. В этот момент она еще больше восхитилась Эми. Боже, как подруга осмеливается противостоять этому мужчине? Фэйт знала, что у нее никогда не хватило бы отваги выстоять под этим пристальным взглядом.
– Нет, – отрезал он, – вы содеяли больше, чем все мы. Я надеялся, что доктор…
Тристан опять захлебнулся словами. Но Фэйт не могла позволить ему взвалить на себя всю вину. Она знала, какого это – верить, что если бы что-то осуществить иначе, то худшее могло бы и не случиться.
– Вы совершили лучшее, что было в ваших силах. С вашей стороны очень похвально и опрометчиво доверить мне, незнакомой женщине, заботу о дяде. Ведь я могла оказаться шарлатанкой.
– Нет, – возразил Тристан. – Я доверяю Эми. – Я доверился ей с самого начала.
И любишь ее, подумала Фэйт. Такой любви, какую Тристан испытывал к Эми, она еще не встречала. Эми, Эми, Эми. Что же ты делаешь с этим несчастным человеком? Его обожаемая жена умерла, и теперь он полюбил Эми… а она собирается покинуть его через три недели.
Фэйт скромно улыбнулась и отошла, чтобы дать мужчинам побыть вдвоем. Она не разобралась, в чем проблема Уильяма. Она могла его мыть и умащать как угодно, но если причина болезни кроется внутри, он не поправится. Остается только ждать и наблюдать.
Фэйт покинула огороженный сад и направилась к старому дому. Передняя часть была вытоптана и загажена скотом, но можно представить, каким красивым было здание когда-то. Но жилище покинули, когда Тристан возвел новый дом для своей покойной жены.
Расхаживая вокруг строения и иногда заглядывая в окна, Фэйт удивлялась, что этим чудесным домом пренебрегают, ее современники, несомненно, дорожили бы им.
Она нарвала полевых цветов и по возвращению в оранжерею обнаружила, что Тристан уже ушел, а Уильям заснул. Но он проснулся спустя час и заявил, что «слегка проголодался». Фэйт обрадовалась этому голоду.
Три дня спустя рот Уильяма исцелился достаточно, чтобы можно было жевать, и с помощью Фэйт больной сделал несколько шагов. Сначала Томас попытался помогать господину, но Уильям обозвал его громадным олухом и потребовал костыль.
– Думаю, я подхожу по размеру, – вызвалась Фэйт.
– Самый подходящий размер, – подтвердил Уильям, обнял слабой рукой ее плечи и совершил первые неуклюжие шаги. Его ноги бездействовали почти год, и мышцы на них почти атрофировались. После первой попытки ходьбы, Фэйт пришлось массировать сведенные ноги, чтобы облегчить муки от судорог.
В конце первой недели Уильям передвигался уже самостоятельно с помощью двух костылей. И таким его увидела Бет. Тристан вначале наказал сестре держаться подальше от дяди, но наконец отменил свой приказ. Бет въехала на лошади в огороженный сад и при виде дяди соскользнула на землю, не дождавшись пока кобыла остановится. Когда Томас и Фэйт увидели, как девушка бежит к дяде, словно собираясь кинуться на него своим сильным молодым телом, оба ринулись с места, чтобы перехватить ее. Но Бет добралась до выздоравливающего раньше опекунов. Уильям улыбался, вовсе не беспокоясь, что племянница повалит его.
Бет остановилась на расстоянии шага, взяла родные руки в свои и прижала их к щекам. Позади нее остановились Фэйт и Томас, тяжело дыша. Уильям весело взглянул на запыхавшихся через голову Бет.
– Вы выглядите замечательно, – выдохнула Бет. – Вы почти вдвое поправились и снова ходите.
– Не совсем вдвое, – поскромничал Уильям, кладя руку на нагретую солнцем голову девушки.
– Не от недостатка усердия, – вступила Фэйт. – Он каждый день съедает пищу почти равную ему по весу. Эми говорит, что придется нанять еще повара лично для Уильяма.
– Тристан наймет дюжину поваров, – всхлипнула Бет. – Сотню. – Она все еще удерживала тонкие руки и не могла отвести от дяди взгляд. – Идемте и расскажите, как вам это удалось, – попросила она. – Я хочу обо всем знать.
Уильям под руку с племянницей направился к скамейке. Когда Фэйт заметила, что больной забыл свои костыли, она без напоминания тихонько подобрала их.
Фэйт вернулась в оранжерею и начала прибираться за последней трапезой. Осматриваясь, она размышляла, что вскоре не будет нужды оставаться в этом замкнутом мирке с Томасом и Уильямом. Но последняя неделя оказалась для нее самой счастливой в жизни. У нее был свой дом, своя кухня и даже собственный сад. Каждый день Уильям сидел на стуле и наблюдал, как она возделывает грядки. Он предлагал поручить кому-нибудь другому эту работу, но Фэйт хотелось садовничать самой.
Ее увлечение, как и прочие занятия, не составляли секрета для жителей поместья. Трижды она находила по утрам горшки с растениями и цветами возле двери. Ночью кто-то приносил их, а утром она с радостью высаживала подарки.
– Это тебе подходит, – заметил Уильям. – Этот сад, это место, все это тебе замечательно подходит.
Фэйт понимала, что он этим хотел сказать. Она спасла его и временами Уильям, наверное, полагал, что влюблен в нее. Но она-то знала, что это совсем не так. Благодаря легкому флирту и шутливым словесным поединкам, она догадалась, почему Уильям Хоуторн никогда не был женат. Он просто не из тех мужчин, которые хранят верность единственной женщине.
– Да, это подходит мне, – кивнула она. – Я ведь не на много выше крестьянки.
Уильям ничего не возразил, и Фэйт решила, что он согласен с ее утверждением.
Сословная система, глубоко укоренившаяся в почтенном джентльмене, казалась ей нелепой.
И теперь Фэйт оставила больного с племянницей, чтобы дать им побыть вместе. Прошло два часа, когда Бет вошла в оранжерею.
– Вы сделали это убежище таким уютным, – заметила она, осматриваясь. – Неужели старый виноград растет?
– Да. Вот здесь уже розовые почки. Наверное, вода из разбитого стекла спасла лозу.
Бет мимолетно прикоснулась к растению, а затем обернулась, чтобы посмотреть на Фэйт.
– Мой брат Тристан и я не можем придумать, как отблагодарить вас за чудо, совершенное вами с нашим дядей.
– Пустяки, – отмахнулась Фэйт. – Вы приютили меня, накормили и одели. Я не прошу о большем.
– Но Тристан обеспечивает пищей и кровом сотни людей, но никто из них не спас нашего дядю. Мы хотим вознаградить вас особо.
– Нет, пожалуйста, – нахмурилась Фэйт. – Мне не нужна плата. – Она подумала, что если бы собиралась остаться здесь, то кошель с золотом мог бы пригодиться. Но она же планирует покинуть эти места менее чем через две недели. Так к чему ей золото? – На самом деле, я ничего не могу принять.
– Мы говорили с Эми, и она посоветовала предложить вам этот подарок. – Бет протянула вперед небольшой сверток, обернутый гравированной бумагой.
Фэйт догадалась, что внутри какая-то уникальная книга, но какая ей в том польза? Когда их переместили во времени, на них оказалась совершенно другая одежда. Фэйт была уверена, что все местные вещи останутся здесь.
Фэйт приняла книгу и поблагодарила Бет.
– Как мило с вашей стороны, – кивнула она. – Очень приятно.
– Не откроете? – поинтересовалась Бет.
С улыбкой, показывающей, что она предвидела содержимое, Фэйт открыла пакет и разинула рот от удивления. Это оказалась рукопись с рецептами божественного шампуня, мыла и четырех других изделий. Первой мыслью Фэйт было, что все заучит и запомнит. Она сможет захватить это в свое время.
Она удивленно уставилась на Бет.
– Это… – слова не шли с языка. – Спасибо.
– Они бесполезны.
– Прошу прощения? – не поняла Фэйт.
– Прочитайте хотя бы один рецепт.
Фэйт просмотрела рецепт крема. Он был достаточно прост: масло, вода, пчелиный воск и несколько трав. В самом конце значился ингредиент под кратким названием «бальзам»
– Что это за последнее средство, – спросила она. – Гилеадский бальзам[3]? – она заглянула в глаза Бет и уловила сомнение. – В нашей стране произрастают подобные деревья, – сказала Фэйт и хотела добавить «В нашем времени».
– Не хотите прогуляться? – позвала Бет.
– Конечно, – Фэйт положила пакет с книгой в карман фартука, повязанного на талии, и последовала за девушкой. Она больше не просила Томаса приглядывать за Уильямом, когда отлучалась.
Уильям с удивлением взглянул на племянницу.
– Только не говори, что собираешься раскрыть Фэйт наследственную тайну женщин этой семьи, – его голос поддразнивал, но в нем слышались серьезные нотки. – Неужели, моя жизнь так много значит для тебя?
Бет, которая только недавно смотрела на дядю, заливаясь слезами, теперь окинула его пренебрежительным взглядом и бросила через плечо:
– Вы никогда об этом не узнаете.
Фэйт вопросительно взглянула на Уильяма.
– Не проси рассказать тебе, – крикнул он вдогонку удаляющимся женщинам. Он не только набирал вес, но и вернул крепость голоса. – Однажды я разоткровенничался, и мой отец постарался, чтобы я не смог сидеть целую неделю.
– Бет, – не выдержала Фэйт, когда они оказались вне стен. – О чем он говорит?
Они проходили мимо старого дома, но Фэйт не смотрела на здание.
– Вы помните, я рассказывала, что наша семья жила здесь очень долгое время.
– Вы сказали «С незапамятных времен».
– Да. Тот самый старинный дом, который вам так приглянулся, не отрицайте этого, ведь я наслышана, как вы прогоняли коров отсюда и гуляли здесь. – Это уже третий дом нашей фамилии на этой земле.
– Третий? – переспросила Фэйт, думая о том, как долго, должно быть, эта семья здесь обитает.
– Пойдемте, я покажу вам кое-что, что вас заинтересует.
Фэйт пришлось поспешить, чтобы не отстать от юной Бет, которая быстро миновала пастбище и ворота и вошла в лес. Узкая извилистая тропинка позволяла пройти одному человеку. Фэйт посмотрела на вершины деревьев, растущих так близко друг к другу, что не пропускали солнечный свет. Она задавалась вопросом, не девственный ли лес она видит сейчас, ни разу не порубленный со дня сотворения мира?
– Никому не позволено сюда заходить, – сообщила Бет. – Здесь попадаются волчьи следы, и я иногда беру с собой Томаса, но никогда Тристана или дядю. Моя мать ненавидела это место и отказывалась бывать здесь. Но ведь в ней не было ни капли крови Хоуторнов. Все, что я знаю, я получила от своей бабушки, а она от своей матери.
Фэйт понятия не имела, о чем толкует Бет, но волосы на затылке вставали дыбом. Лес был мрачным, окружившим со всех сторон. А слова Бет звучали так, словно они направлялись на шабаш.
– Бет, думаете нормально, что мы гуляем одни?
– Конечно. Здесь! – воскликнула она наконец. – Взгляните на это.
Перед ними открылась полянка с небольшим холмом посредине, похоже, искусственного происхождения и очень древним. На нем возвышался низкий округлый каменный замок с пустыми проемами и без крыши.
– Ради всего святого, что это за сооружение? – восхитилась Фэйт. – И насколько оно древнее?
– Крепость была здесь, когда один из моих предков отправился в Четвертый Крестовый поход, – ответила Бет.
– Крестовый поход? В тысячном году?
– Четвертый крестовый поход состоялся с 1201 по 1204 год, – поправила Бет, глядя на Фэйт с легким удивлением, словно недоумевая, а училась ли та когда-нибудь. – Замок еще старше. Бабушка рассказывала, что камни с полей складывались сюда, а затем покрывались глиной. Много камней понадобилось. Интересно могли ли это построить римляне, – размышляла Бет.
Строение не выглядело полностью заброшенным. Деревья вокруг были вырублены, и, достаточно приблизившись, Фэйт заметила, следы недавнего ремонта.
– Вы заботитесь о нем до сих пор?
– Да. Я передам его своей дочери.
У основания стен не было сорной поросли. Если это Бет радела о древности, то она проделала значительную работу. Солнечный свет освещал возвышенность и падал на верхушку башни.
Бет полезла в карман и вытащила ключ.
– Хочу показать вам, что там внутри.
Первым порывом Фэйт было сказать «нет, спасибо» и побежать обратно в оранжерею. Но что же находилось внутри, какую неведомую тайну охраняли женщины семьи, не позволяя мужчинам увидеть сокровище?
Поднимаясь по узким ступенькам, ведущим к вершине, Фейт вспоминала все сказочные истории, которые слышала. Может быть, внутри закованное чудовище. Может быть…
Она сделала глубокий вдох, когда Бет повернула тяжелый ключ и открыла дверь. Петли были хорошо смазаны, и не раздалось ни звука.
Когда дубовая дверь с железными поперечинами распахнулась, Фэйт затаила дыхание. Но, взглянув внутрь, она облегченно выдохнула. Чуть ниже верхушки стен обнаружилась прозрачная оранжерейная крыша, невидимая снаружи. Внутри получилась круглая комната диаметром около двадцати футов. В центре располагалась круглая каменная глыба, по краям которой росли кусты. В башне было жарко и сухо.
Фэйт вопросительно посмотрела на Бет. Но девушка молчала. С любопытством Фэйт подошла, чтобы рассмотреть растение. Запах был божественным и она моментально его узнала.
– Пахнет вашим шампунем и мылом.
Бет кивнула по-прежнему молча. Фэйт понимала, что ей загадана загадка, но не улавливала смысл. Она изучила листья, но очертания не были ей знакомы.
Внезапно ее осенило. Она взглянула на Бет.
– Бальзам? – спросила она. – Настоящий бальзам?
Бет кивнула.
Фэйт ошеломленно уставилась на кустарник. По преданию, Царица Савская подарила царю Соломону такое деревце. Драгоценный бальзам упоминается в Библии. Не утихают споры о том, что это было за растение. В современном мире существует растение, называемое Бальзам Гилеадский, произрастающее на Святой Земле. Но большинство историков полагают, что настоящий бальзам изготавливался из утраченного Balsamodendron opobalsamum.
– Откуда это? – спросила Фэйт, завороженно глядя на хрупкие веточки. Если это тот самый бальзам, то его масло использовалось для умащения владык. Запах благовония признавался настолько великолепным, что бытовало убеждение, будто на небесах текут реки, наполненные таинственным снадобьем.
– Мои предки были рыцарями-тамплиерами. Они принесли семена из…
– Святой Земли,– докончила Фэйт, с благоговением прикасаясь к листочкам. – И ни у кого больше нет подобного?
– Думаю, что так. Я ни у кого в саду не видела. Его необходимо оберегать от дождя, поскольку растение не выносит переувлажнения.
– Но оно любит солнце, – догадалась Фэйт, прикасаясь к нагретому солнцем камню. Замок с его каменными стенами и стеклянным потолком был накопителем солнечной энергии. Солнечные лучи падали сквозь стекло и камни аккумулировали их. Даже если шел дождь, тепло все равно исходило от камней. В общем, была организована искусственная среда обитания настолько приближенная к родной, насколько могла обеспечить Англия средиземноморскому уроженцу.
– Я впечатлена, – выдохнула Фэйт. – Это… – Она не нашла слов, чтобы описать насколько это замечательно и невероятно, что поколения семьи сохранили драгоценное растение на многие века. – То, что вы совершили поистине удивительно.
Бет подошла к стене рядом с дверью и вытащила камень. Из впадины она извлекла что-то, похожее на конверты. Она выбрала один из них и протянула Фэйт.
– Это для тебя.
Фэйт поняла, что в конверте семена. Семена легендарного растения, утраченного много веков назад. Она хотела их всей душой, но как перенести сокровище в свое время?
– Эми намекнула, что скоро уедет, – сказала Бет. – Тристан отказывается это слушать, но я знаю, что она так и поступит. Полагаю, вы с Зои отправитесь вместе с ней. Когда соберетесь в путь, возьмите с собой семена, и вы сможете культивировать их в своей стране. У вас найдутся засушливые районы?
Фэйт вспомнила Аризону и Нью Мехико.
– О, да. Очень много подходящих мест.
В 1797 году там не было англоговорящих жителей. Но они появятся. Собственнически сжимая в ладонях конверт, Фэйт не переставала горевать из-за невозможности забрать с собой семена.
– Спасибо, – от души поблагодарила травница. – Спасибо большое.
– Меня, наверное, будут преследовать призраки предков, – понурилась Бет. – Бабушка взяла с меня клятву, что я не поделюсь ни с кем семенами. Только мы можем производить священное снадобье.
– Вы никогда не подумывали заняться торговлей? – осторожно поинтересовалась Фэйт.
Взгляд Бет ответил со всей определенностью. Не просто Бет, а леди Элизабет, и, нет, она не станет производить что-либо на продажу.
Фэйт пришлось отвернуться, чтобы скрыть улыбку. Это было сотни веков назад, но ей-то известно, что близки времена, когда все слои общества займутся бизнесом. Она оглядывала замок и задавалась вопросом, что с ним станется. Если случится сбой в наследовании по материнской линии, то никто не будет знать, что это за растения и как за ними ухаживать. Возможно, землю продадут и будут построены дюжины уродливых коттеджей на том месте, где сейчас высится лес.
– Что-то не так? – встрепенулась Бет.
– Нет, конечно, нет, – успокоила Фэйт, прижимая семена к груди. – Просто я ошеломлена всем этим. Это удивительно. Невероятно. И прекрасно. То, что вы смогли сохранить их так долго, это по-настоящему…, – она не смогла подобрать нужные слова. – Обещаю сделать все, чтобы растение выжило.
– Думаю, пора вернуться к дяде, – предложила Бет и шагнула к двери, но внезапно запнулась и уставилась на пол. Нагнувшись, она подобрала что-то синее.
– Что это? – спросила Фэйт.
– Обрывок ленты, – нахмурилась Бет. – Похоже, кто-то побывал здесь.
– Но каким образом? – размышляла Фэйт торопливо. – Дверь массивная и была заперта. Никто не смог бы ее взломать. Наверное, ленточку занесло ветром оттуда, – она указала наверх на стекло с двухдюймовым отверстием.
Хмурое выражение покинуло лицо Бет.
– Уверена, что так и есть. Велю Томасу заменить стекло.
– Хорошая мысль, – кивнула Фэйт, придерживая дверь для Бет.
Фэйт вытянула ногу вперед и растерла подошвой кусочек розового мела на полу. Вчера она заметила на Зои ленточку, похожую на ту, что Бет нашла в башне. И совокупность улик свидетельствовала о том, что Зои побывала здесь. Но каким образом, удивлялась Фэйт. Она не представляла, как художник, который постоянно на виду у Зои, умудрился украсть ключ Бет и воспользоваться им. И чем сладкая парочка занималась внутри? Вариантов не так уж много.
Следуя за Бет вниз по ступенькам, Фэйт дала себе обещание поговорить с Зои, как только они вернутся, и попросить подругу держаться подальше от того, что ее не касается.
Она запрятала конверт с семенами в передник и следовала по тропинке за Бет. На этот раз лес представлялся ей самым красивым местом из прежде виденных. Она другими глазами смотрела на пышную растительность. Найдется ли здесь что-нибудь, что может ей пригодится?
Они почти вышли, когда Фэйт остановилась.
– Бет, подождите минутку.
Фэйт заметила нечто в зарослях. Подняв юбку выше лодыжек, она стала пробираться через сырой подлесок. Там виднелись красные проблески.
Фэйт остановилась рядом с большим дубом и посмотрела на Бет, следующую позади. Она указала на кучку красношляпых грибов.
– Они смертельно ядовиты, – пояснила она. – И сильные галлюциногены.
– Галлюци…?
Фэйт не собиралась объяснять про наркотические вещества девушке далекой эпохи. Кто знает, что она учинит?
– Считаю, их необходимо уничтожить.
– Никому не позволено бывать здесь, но давай. Не имеет значения.
Фэйт ногой повалила огромные грибы, затем растоптала их. В своем времени она бы не стала этого делать, но в этом веке, судя по ее впечатлениям, люди ели все, что растет. Она видела, как готовили дождевики, считающиеся в современном мире ядовитыми.
– Все в порядке? – спросила Бет.
Фэйт кивнула, и они продолжили свой путь, но внезапно Бет остановилась.
– Я хочу кое-что спросить у вас, – начала Бет.
– Это хотят решительно все, – улыбнулась Фэйт.
– Вы знаете больше врача!
Фэйт еле удержалась от саркастического замечания. Эми прислала ей записку, в которой говорилось, что Тристан позаботится о докторе, который не станет ей мешать.
– Я просто обладаю кой-какими навыками, вот и все, – ответила она скромно.
– Мне хотелось бы обучаться у вас, – сказала Бет. – Научите меня всему что знаете. Пока что у меня нет настоящего опыта. Но я ухаживала за замком с двенадцати лет. Единственное, чем я занимаюсь сейчас, это позирую мистеру Джонсу для портрета, а он…
– Наставляет Зои, – дипломатично докончила за нее Фэйт.
– Так же формулирует и Тристан, – они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Конечно, вы можете приходить ко мне, – смягчилась Фэйт. – Оставайтесь хоть весь день и всю ночь. Я научу вас той малости, которую знаю и умею. И мне будет приятна ваша компания.
– Я так рада, что вы приехали, – возликовала Бет. – Очень, очень рада.
– И я, – Фэйт сжала ладошку Бет, и женщины вошли в оранжерею.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Черноголовка (лат. Prunélla) — род травянистых растений семейства Яснотковые. Препараты из черноголовки имеют антисептическое и антибактериальное действие, используются при пищевых отравлениях. Племена индейцев, жившие на северо-западном побережье Северной Америки, использовали её сок для лечения нарывов, порезов и воспалений.
[2] Мыльня́нка лека́рственная (лат. Saponária officinális, от лат. sapo — мыло, что указывает на свойство отвара растения пениться) — травянистое растение, типовой вид рода Мыльнянка семейства Гвоздичные.
Водные извлечения из корней и надземной части широко используются в качестве сильного отхаркивающего и противокашлевого при лёгочных заболеваниях (бронхит, пневмония, коклюш, мучительный кашель), желчегонного (при желтухе), мочегонного (водянка, отеки почечного и печеночного происхождения), потогонного и слабительного средства.
Водный настой из корней и листьев назначают внутрь при нарушениях обмена веществ — подагре, экземе, экссудативном диатезе, фурункулёзе, чешуйчатом лишае, дерматозах. Настой корневищ с корнями применяются при ревматизме, подагре, болях в суставах, желтухе, хронических гепатитах, холециститах, болезнях желудка и кишечника (особенно при метеоризме), тошноте, болезнях селезенки, изжоге.
Местно (в виде ванн, примочек, кашицы из порошка, мази) лечит чесотку, экзему, чешуйчатый лишай, гнойные раны, фурункулёз, золотуху, различные кожные сыпи, дерматиты. Замечено, что очень эффективен отвар мыльнянки против чешуйчатого лишая. Кашицу (измельчённые корни с небольшим количеством горячей кипячёной воды) местно используют для лечения гнойных ран, рожистых воспалений, экзем.
Корень мыльнянки жуют при зубной боли. Отваром корня полощут горло при ангине.
[3] Гилеадский бальзам (commiphora opobalsamum) — легендарное благовоние, изготавливавшееся из бальзамового дерева (кустарник opobalsamum). Гилеадским бальзам назван в честь горы Гилеад в Израиле, где его разводили в древности. Гилеадскйй бальзам упоминается в Библии – в Книге бытия и Книге Иеремии. Царица Савская, по преданию, преподнесла такое деревце в подарок царю Соломону. Свежая смола этого кустарника густая, беловатая и обладает сильным запахом. На воздухе она затвердевает, в спирте – растворяется, в воде – тонет. В отличие от современных ароматических веществ, основанных на спирту, древнее благовоние основывалось на маслах.
Современные аналоги бальзама производятся из северо-американских деревьев populus candicans или P.balsamifera. Эти деревья, входящие в семейство Тополиных, получили свое название благодаря клейкой, сильно пахнущей смоле, покрывающей молодые почки.
...
codeburger:
Леди, не могу удержаться и не поделиться кой-какими сведениями о Гилеадском (Иудейском) бальзаме:
Иудейский бальзам - это своеобразная историко-ботаническая загадка. Данного растения, скорее всего, уже не существует в природе и до конца не ясно, что оно собой представляло. Рецептура самого благовония также неизвестна. Но
Гилеадский бальзам легендарен, как грааль, и гораздо древнее. До нас дошли многочисленные свидетельства античных и средневековых авторов о бальзаме. Вот некоторые из них:
Диоскорид:
Бальзам: дерево, по величине такое же, как крушина или огненный аканф, с листьями, походящими на листья руты, но более светлыми, чем они, и вечнозелеными. Оно растет только в Иудее, в одной из долин...
Помпей Трог:
Есть там долина, со всех сторон окруженная, словно крепостною стеной, сплошными горами... и в ней - лес, исключительно плодородный и красивый; весь он состоит из пальмовых и бальзамовых рощ. Деревья опобальзама похожи на хвойные, только они гораздо ниже, и выращивают их так же, как виноград. В определенное время года они источают бальзам.
Иосиф Флавий:
Земля Иерихонская - самая плодородная в Иудее‚ производящая в огромном изобилии пальмовые деревья и бальзамовые кустарники. Нижние части стволов этих кустов надрезывают заостренными камнями и капающие из надрезов слёзы собирают‚ как бальзам.
Солин:
В этой местности растет бальзам, заросли которого до нашей победы [над Иудеей] занимали площадь не больше двадцати югеров. А когда мы стали хозяевами Иудеи, рощи эти так разрослись, что теперь уже широкие склоны холмов источают для нас бальзамовый сок. Бальзам похож на виноград: его разводят саженцами, он расцветает, если рыхлить землю, любит воду, нуждается в обрезке, его неопадающие листья круглый год дают тень. От прикосновения железа древесина ствола тот час гибнет: поэтому при помощи стекла или костяного ножичка искусным ударом только на коре делают надрезы, из которых сочатся капли небывалой сладости. После "слез" у бальзама особо ценятся плоды, затем - кора, и последнее место занимает древесина.
Тацит:
...Дожди редки, почва плодородна; на ней растет то же, что у нас, а кроме этого пальмы и бальзамовое дерево. Пальмы высоки и красивы, бальзамовое дерево невзрачно. Когда ветка его набухнет соком, если прибегнуть к железу, то сосуды от страха сжимаются, а открываются они осколком камня или черепком; сок используют врачи.
Плиний Старший:
...Все запахи уступают благоуханию бальзама, который дарован из всех земель одной Иудее; некогда он произрастал лишь в двух садах, и оба они принадлежали царю: площадь одного не превышала двадцати югеров, а другой был и того меньше...
Теперь бальзам - римский подданый и платит дань вместе со своим народом. Природа его совершенно отлична от той, что описана нашими и чужеземными писателями. Ведь он похож скорее на лозу, чем на мирт. Лишь недавно он приучился к рассаживанию черенками, подвязываемыми наподобие виноградной лозы, и покрывает холмы, подобно виноградникам. Бальзам держится сам, без подпорок, и, когда он дает побеги, его, как лозу, подрезают. Обработанный мотыгами, он наливается силой и спешит разрастись, принося плоды на третий год. Его вечнозеленые листья напоминают боярышник.
Иудеи решили истребить его так же, как и самих себя; римляне же защищали его, и шли бои за кустарник. Теперь его возделывает императорская казна, и никогда прежде он не произрастал в таком изобилии. Высота его не превышает двух локтей...
Плоды его по вкусу напоминают вино, они красного цвета и маслянистые... Ветки его толще миртовых. Бальзам надрезают стеклом, камнем или костяными ножиками: он не выносит, когда его жизненно важные части повреждает железо, и тотчас от этого погибает, однако терпит, если ножом у него удаляют лишние ветки...
Из надреза вытекает сок, называемый опобальзамом. Он чрезвычайно сладок на вкус, но сочится маленькими каплями; пучками шерсти его собирают в небольшие рога, а из них переливают для хранения в свежевылепленный глиняный сосуд; этот сок похож на густое оливковое масло и до брожения имеет белый цвет...
Есть три вида этого деревца: один тонкий, с ворсистой листвой, называемый "евтеристон" (т.е. удобный для сбора); второй - шершавый на вид, искривленный и более ароматный: его называют "трахи" (т.е. шероховатый); третий называется "евмекс" (высокий), поскольку он выше остальных, с гладкой корой. По качеству он на втором месте, а на первом - евтеристон.
Плоды его по вкусу напоминают вино, они красного цвета и маслянистые. Хуже те, что покрыты оболочкой: они легче и зеленоватого цвета. Ветки его толще миртовых.
Во времена, когда в тех местах вел войну Александр Великий, считалось, что за целый летний день можно набрать одну конху [сока], и весь большой сад приносил ежедневно шесть конгиев, а малый - один конгий. Тогда за сок давали два его веса серебром
(серебро во времена Александра ценилось выше золота -- прим.); ныне же и одно-единственное дерево источает больше сока. Надрез делают трижды в каждое лето, после чего куст подрезают.
Торгуют и ветками; в течение пяти лет после покорения Иудеи эти обрезки и побеги шли по восемьсот тысяч сестерциев. Они называются ксилобальзамом (т.е. древесиной бальзама); их кипятят в благовониях, и в мастерских (благовоний) ксилобальзамом заменили сам сок. Даже кора ценна для изготовления лекарств. Но больше всего ценится сок, затем - семена, на третьем месте стоит кора, а на последнем - древесина.
Из древесины наилучшая та, что похожа на самшитовую, и она же самая пахучая; из семян - самое большое и тяжелое, пряное по вкусу и обжигающее рот. Иногда за бальзам выдают петрейский зверобой, но его можно отличить по величине, полому стеблю, а также по длине, дурманящему запаху и перечному вкусу.
Сок тоже можно проверить: он должен быть тягучим, красноватого цвета и сильно пахнуть, если его растереть. Сок второго сорта - белого цвета, сок похуже - зеленый и густой, а худший - черный, потому что он горкнет, как оливковое масло. Лучше всего бывает сок, собранный до образования семян...
Из других источников мы знаем, где именно в Иудее рос бальзам. Это Иерихон и Эйн-Геди.
Рощи бальзамовых деревьев (или кустарников?) сохранились в период разрушительных римско-иудейских войн I-II вв., но, скорее всего, не смогли пережить византийско-персидские войны и/или нашествие арабов VII в.
В эпоху крестоносных государств бальзамовых деревьев, увы, в Иудее уже не было. Правда, есть сведения, что одним из восточных товаров, которые провозились через франкское королевство Акры (XIII век) в Европу, было "небольшое количество" бальзама из Египта, который как-будто был подобен иудейскому, а также менее ценный opobalsamum из Аравии.
Бальзам прочно врос в легенды крестоносцев, но они называли Гилеадским Меккский бальзам, изготавливаемый из opobalsamum, привезенный под Каир из Аравии:
Яков де Витри в "Иерусалимской, или Восточной, истории":
Прежде во всем мире нигде не рос бальзам, кроме как в Святой Земле, в месте Иерихон. С течением времени он был перенесен египтянами в долину египетского города под названием Вавилон и выращивался христианами, находящимися под властью сарацин. Египтяне утверждают, и это было подтверждено на деле, что если за ним ухаживают сарацины, то в этот год он остается бесплодным, ибо недостоин плодоносить. на вышеупомянутой равнине расположены шесть источников, в одном из которых - как говорят - Святая Дева Мария купала Младенца Иисуса. И посему определено и доказано, что немного бальзама, жидкость которого физики называют опобальзамом, - перенесенного в другое место, ни лозы, ни побега там дать не сможет.
Филипп Брузерий (1261-1340) в "Описании Святой Земли, или Книге паломничества":
В шести милях оттуда расположен Эн-Гадди, некое великое иудейское поселение в колене Иудином, рядом с Мертвым морем - там, где когда-то рос бальзам, - поэтому-то оно и называется виноградники Эн-Гадди, - который позднее был перенесен Клеопатрой, царицей Египта, в Вавилон.
Напомню, что "Вавилоном" крестоносцы называли Каир. Об этих деревьях в те времена знали и на востоке исламского мира.
Отрывок из "Канона врачебной науки" Авиценны (взято из Сети):
Сущность.
[Это] египетское дерево, растущее только в месте, называемом Айн. Шамс. Листьями и запахом оно напоминает руту, но белее; высота его такая же, как высота дерева худад. Масло бальзамного дерева лучше, чем его зерна, а зерна во всех отношениях сильнее его древесины.
[Бальзамовое] масло добывают, надрезывая [дерево] железкой после появления [на небе] (266) Сириуса, и куском хлопка собирают выступившие [капли; сбор] не превышает нескольких ритлов в год.
Выбор.
[Лучшие] зерна бальзама черные и твердые, [лучшее] бальзамовое масло — свежее, а [лучшая] древесина — красная.
Ирландский
монах Симеон, сын Симеона (паломничество 1322 г.) в неполном описании своего путешествия, сохранившемся в единственной рукописи середины XIV в. :
К северу от этого города находится некое место, называемое Материя, и там растут знаменитые кусты, которые, говорят, прежде росли в Эн-Гадди, и из этих кустов выцеживают бальзам. Их тщательно охраняют тридцать человек, ибо кусты, ничем не похожие на другие виды виноградной лозы, составляют большую часть сокровищ султана. Так вот, это деревца небольшие и пахучие, низкие и приземленные, своей высотой и корой напоминающие орешник, а листвой некую траву, называемую водная настурция. К ним примыкает неиссякающий источник, несущий пресную воду, который Господь Иисус ногой сотворил для матери своей, ибо Она страдала от сильной жажды, когда, находясь какое то время в этих местах, скрывалась вместе со своим Сыном от преследований Ирода.
Дадим заключительное
слово БСЭ:
Меккский бальзам, желтая густая жидкость с приятным запахом и горьким вкусом; содержится в коре бальзамного дерева (Commiphora opobalsamum) родом из Юго-Западной Аравии и Сомали. Меккский бальзам получают вывариванием молодых ветвей в воде. Бальзам содержит эфирные масла и смолы, растворимые и нерастворимые в спирте. Используется в парфюмерии; прежде применялся в религиозных обрядах и в медицине как ранозаживляющее средство.
Таким образом:
Куст Иудейского бальзама давней поры не похож на дерево Иудейского бальзама, которое нам знакомо, и раритет полностью исчез из региона. Загадка кустов, их внешний вид и точное местоположение занимают многих исследователей, в том числе археологов, историков и ботаников.
Иудейский бальзам древности определяется как Соммiphora opobalsamum (она же Commiphora gileadensis), но современная Commiphora gileadensis не похожа на древнюю. Поэтому современную Commiphora gileadensis нельзя назвать Иудейским бальзамом. Древняя Соммiphora opobalsamum до крестоносцев не дожила и Фейт быть подарена не может. Увы.
Но
останемся оптимистами:
К северо-западу от древней деревни Эйн-Геди было обнаружено место, получившее название “застава Аругот”. Судя по всему, это сооружение было связан с производством бальзама. Оно являет собой здание толстыми стенами, вход в который закрывал камень, подобный тем, которые использовались в качестве двери в могильных склепах. Внутри располагалось необычное сооружение: большой, глубокий бассейн с отверстием, которое посредством узкого канала соединяло его с наружным бассейном. Можно предположить, что крестьяне Эйн-Геди выливали концентрированный бальзам во внешний бассейн, а оттуда он поступал по каналу в бассейн, находящийся внутри надежно защищенного здания. Там его разливали по кувшинам, которые ожидали отправки. Образцы покрытия внешнего и внутреннего бассейнов были отправлены на химическую экспертизу в надеждах найти остатки ботанических веществ, связанных с древним “opobalsamum”. Эта проверка еще не была осуществлена, однако в прошлом был сделан химический анализ другой археологической находки. возможно, связанной с производством бальзама, и результаты оказались воистину удивительными.
Зимой 1998 г. археологическая экспедиция Еврейского университета во главе с д-ром Йосефом Патриком, сотрудничавшим с Еврейско-Христианским исследовательским центром, возглавляемым археологом Уэнделлом Джонсоном (как известно, он послужил прототипом образа
Индианы Джонса, исполняемого Харрисоном Фордом) обнаружила несколько пещер. В одной из них был найден глиняный кувшин, завернутый в пальмовые волокна. Кувшин находился в каменном углублении на дне пещеры. Археологи предположили, что владелец кувшина спрятал его там во время Великого восстания против римлян (67-70 гг.). В кувшине было 50 грамм вязкого масла. Быть может, это и есть загадочный “opobalsamum”?
Химический анализ в лабораториях Еврейского университета, показал, что то было не оливковое и не финиковое масло; в сущности, его невозможно было ботанически проидентифицировать. Но во время простой проверки, когда масло капнули в стакан с теплой водой, капля опустилась на дно стакана – в отличие от большинства иных масел и в точном соответствии с описанием свойств бальзама Плинием Старшим.
В отсутствие четкой ботанической идентификации исследователи воздержались от заявления, что кувшин содержит в себе бальзам “opobalsamum”. Но, если анализ покрытия внутреннего и внешнего бассейнов заставы Аругот укажет на те же химические компоненты, что и у масла в кумранском сосуде, это станет прорывом в поиске разгадки тайны “opobalsamum”. Возможно, исследователи сумеют установить химические компоненты, раскрыть секрет их соединения и воссоздать знаменитый бальзам.
...