Софья (Обманутые иллюзии) ИЛР

Малинка:

Юля, спасибо!!!
Я прочитала сразу две главы!!!!! Класс!!!
Адам все таки оказался подлецом, воспользуйся слабостью женщины... Очень жалко Софи!!! Надеюсь с малышом ничего не случится, хоть какая-то отдушина и надежда для нее!!!
Похоже Александр поверил в смерть Софи... Печально!!!
А Мари... он ее в дверь, она в окно... в любви конечно все средства хороши, но так себя навязывать...
Может хоть у Кити с Сашко что-то получится!!!
Жду продолжения, с ОГРОМНЫМ нетерпением!!!!!!!

...

Ma-DL-eN:

А я все думаю о гадании Мари. Гадалка так оптимистично расписала ее жизнь. Но при этом что-то утаила, и почему? Может та действительно проживет с ним всю жизнь. Только эта жизнь будет очень не долгой. Тогда понятно зачем та промолчала... Зачем той знать о скором окончании жизни и омрачать ее этим, если та будет такой о которой Мари мечтала... Это как версия.

...

Епистинья:

Юленька, девушки привет!

Я закончила читать главу с такими же мыслями. А потом подумала, ведь Мари считает, что Софи умерла, так почему она не может побороться за свою любовь? Не каждая женщина решиться следовать за любимым, наплевав на войну, страх, мнение окружающих .
Честно скажу я на стороне Софи, но и судить Мари не берусь. А вот от Раневского жду верности жене.
Рада за Сашко))) Хотя автор удивила и заинтересовала таким поворотом событий.
Юля, спасибо за продолжение. С нетерпением жду следующую главу.
Интересная версия !!!

...

Соечка:

А у меня сразу мысль возникла вдруг она тоже будет ждать ребенка и умрет при родах? Отсюда и вроде как жизнь с любимым, но не долгая. Вон куда меня понесло.

...

-Алиса-:

Всем доброго дня!


Ну, вот и определились с тем, кого я для Кити придумала. Беда только, что наша девочка в Сашко не влюблена.
Очень трудно отказаться от своего чувства, а тут еще весть о том, что Софья погибла и вроде и препятствий никаких больше нет.

Да. Так вот было задумано))))

Вряд ли он страстью к ней воспылает, но пожалеть вполне может.



Пожалуйста )))

Ну надобно же было объяснить как-то и манеры его вполне пристойные , и способности к языкам, да и вообще далеко не глупый молодой человек, явно не из простолюдинов, читать и писать умеет. Явно заслуга маменьки.

Само собой, что Мари не место на передовой, будет в арьергарде вслед за армией ехать.

Борется девушка за свое счастье, как умеет. Конечно, она его не оставит.

Здравствуйте, Анна. Очень рада новому читателю. Приятно знать, что Вам понравился роман.

С малышом ничего не случится. Я не настолько кровожадная. А Адам, уступил минутной слабости, но отъявленным злодеем он явно не станет.

Может и не поверил, только найдется немало желающих его в этом убедить.

Может и получится, только не сразу.

Версия вполне жизнеспособная.

Вот и я осуждать ее не берусь. Коли предмет любви оказался свободен, почему бы счастья не попытать. В душе-то, конечно, но обстоятельства различные бывают.

О, как я рада, что смогла удивить. А то стала подумывать, что читателю весь сюжет наперед известен.


Девочки, какие еще будут варианты? Делаем ставки?

...

-Алиса-:

 » Глава 31

Глава 31




Мари казалось, что воздух звенит от напряжения. «Отчего он молчит? И взгляд такой чужой, тяжёлый, холодный», - нарастала в ней паника. Рука её медленно, как в полусне, коснулась мягких, отливающих золотом в свете свечи, кудрей. Александр поймал тонкое запястье и, глядя ей в глаза, отрицательно покачал головой.

- Не надобно, Мари…

Сердце замерло, сладко заныло от того хриплого шёпота, от тепла ладони, сжимающей её руку. Пальцы Раневского разжались, отпуская её. Мария, подавив тяжёлый вздох, подняла со скамьи свой салоп и попыталась надеть, не попадая в рукава.

- Простите…

- Куда вы пойдёте, Мари? Ночь на дворе, - устало вздохнул Раневский. – Тимошка! – окликнул он денщика.

В двери просунулась вихрастая голова.

- Устрой Марию Фёдоровну. Утром буду, - поднимаясь со скамьи, распорядился Александр.

Накинув на плечи шинель, Раневский вышел на крыльцо. Ясная морозная ночь глядела на него сотнями мерцающих глаз с тёмно-синего бархата неба. Снег поскрипывал под его неровной поступью.

В избе, где остановился поручик Истомин, свечей ещё не гасили, впрочем, там до самого рассвета будут играть в карты и пить вино. Раневский остановился в раздумьях под окнами: «Чёрт возьми! Но не бродить же всю ночь по улице!» - решившись, он поднялся на крыльцо и вошёл в сени. Денщик Истомина вытянулся во фрунт:

- Ваше высокоблагородие…

Ещё в Вильно Раневский получил чин полковника прямо из рук Государя и эскадрон под своё начало.

- Чего горло дерёшь? – кинул на него сердитый взгляд Раневский.

Отворив дверь в горницу, Александр слегка пригнулся, чтобы не стукнуться головой о низкую притолоку. В избе было накурено так, что сквозь клубы сизого дыма с трудом можно было различить то, что творилось в противоположном углу. Притихшие гвардейцы собрались вокруг стола.

- Ну, как дети малые, - усмехнулся Раневский. – Не с инспекцией чай пожаловал.

Тотчас на столе вновь появились карты. Махнув рукой, мол, не обращайте внимания, Александр устроился на лавке около печи, вытянув ноющую ногу. Кто-то передал ему кружку с тёмно-красным вином.

- Александр Сергеевич, - озорно сверкнул глазами Истомин, - может партию в бостон?

- Поручик, вам не терпится расстаться с годовым жалованьем? – отшутился Раневский.

Офицеры вернулись к игре. Поначалу игра шла вяло, но вскоре, перестав обращать внимание на присутствие полковника, кавалергарды всё более входили в раж, всё азартнее делались ставки, всё громче и непристойней становились шутки. «Завтра поеду в Калиш и найму квартиру», - проваливаясь в дрёму, решил Раневский. Голоса товарищей слились в сплошной неясный гул, веки отяжелели и, казалось, никакая в мире сила не заставит его открыть глаза. Александр проснулся, будто от толчка. Всё тело затекло от сидения в неудобной позе. В слюдяное оконце пробивался серый рассвет. За столом осталось только трое: Истомин, Салтыков и Крыжановский.

Поднявшись со своего места, Раневский покачнулся, ухватился за стол, тотчас вскочил Крыжановский, намереваясь поддержать его.

- Оставьте, - осадил его Александр. – Я сам. Господа, пожалуй, и я вас покину.

Поднявшись из-за стола, офицеры поспешно простились с ним, Истомин проводил его до крыльца и вернулся за стол.

- Слышал я, к полковнику madame приехала, - усаживаясь на своё место, усмехнулся Истомин. – Говорят, даже очень недурна собой.

- Брешут, - отмахнулся Салтыков. – Коли бы так было, сидел бы он с нами вместо того, чтобы ночь в постели с красивой женщиной провести.

- У Александра Сергеевича жена погибла, сгорела вместе с усадьбой три месяца назад, - тихо заметил Крыжановский, - хотя тела так и не нашли. И вообще вся эта история довольна тёмная.

- Быстро он ей замену нашёл, - не унимался Истомин.

- Может всё вовсе и не так, - вспыхнул Крыжановский.

- Остыньте юноша, - осадил его Салтыков. – Так или не так, не нашего ума дело. А вообще, господа, нехорошо завидовать. Любит, стало быть, коль приехала, - вздохнул поручик.

После спёртого и прокуренного воздуха в избе Истомина Раневский с наслаждением глубоко вдохнул. Нежным румянцем, будто стыдливая барышня, занялся Восток. В отдалении синел еловый лес, ровными столбиками вился дым из печных труб. Звонкая морозная тишина царила в округе: «Рано, - вздохнул Раневский. – Непозволительно рано в такой час являться в дом».

Взгляд его остановился на пологом холме, возвышающемся над деревней. Странное желание овладело им, захотелось взойти на вершину, туда к бескрайнему небу, взглянуть в сияющую высь.

Сойдя с утоптанной сотнями ног тропинки, Раневский, глядя прямо перед собой, зашагал к холму, утопая по колено в сугробах. И ежели выйдя на улицу из натопленной избы, он зябко ёжился от ядрёного морозца, то с каждым шагом ему становилось всё жарче, лоб и виски покрылись испариной. Александр распахнул шинель. Только на первый взгляд, холм укрытый толстым снежным покровом, казался пологим. Тяжёлое дыхание с шумом вырывалось из груди, лёгкие горели огнём. Ещё немного, ещё чуть-чуть, совсем уж близка раздвоенная вершина. Раневский оступился. Болью прострелило бедро. Выдернув ногу из снежного плена, он с трудом одолел несколько последних саженей. Остановившись наверху, закинул голову вверх, всматриваясь в небеса.

Что надеялся увидеть там? «Что, ежели она там? – мелькнула мысль, больно уколовшая в самое сердце. – Нет, ты не можешь быть так несправедлив. Зачем оставил жизнь мне, коли её забрал? Где твоя высшая справедливость?»

- Не богохульствуй, - прошептал сам себе.

Внезапно налетевший порыв ветра, остудил голову, забрался под шинель. Александр зябко повёл плечами. Окинув взглядом маленькую деревеньку, Раневский повернул обратно. Спускаться было куда быстрее. К тому времени, когда он вернулся и остановился у большой избы, где квартировался, маленькая деревенька уже проснулась. Скрипел под чьими-то торопливыми шагами снег, где-то всхрапнула лошадь, мимо, хмуро косясь на офицера, на маленьких дрожках проехал мужик, по воду к прорубленной во льду реки проруби, скользя по утоптанному, местами обледеневшему склону, спускалась баба с пустыми вёдрами. Хромая сильнее обыкновенного, Александр поднялся на низенькое крылечко и ступил в полутёмные сени. Нога нестерпимо ныла. Поморщившись от неприятных ощущений, Раневский всмотрелся в полутьму.

- Вернулись, барин, - оглянулся возившийся с самоваром денщик.

- Мария Фёдоровна не вставали ещё? – отряхивая шинель от налипшего снега, поинтересовался Александр.

- Проснулись. Вот чаю просили подать, - проворчал Тимофей.

- Освободишься, подай мне воды умыться и смену белья, - вздохнул Раневский, присаживаясь на перевёрнутую кадку. – После завтрака оседлай лошадь, в Калиш съездить надобно.

Робко постучавшись в двери, Тимофей коротко шёпотом переговорил с камеристкой барыни и прошмыгнул в горницу. Вернувшись с саквояжем хозяина, ругаясь себе под нос, зажёг свечи и принялся готовить всё к туалету барина.

- Свалилась на нашу голову, - ворчал Тимошка.

- Замолчи, - оборвал его Раневский, переменив рубаху.

Приведя себя в порядок, Александр постучал в двери.

- Entrez! – отозвалась Мари.

- Bonjour, Мария Фёдоровна, - ступив в горницу, поприветствовал её Раневский. – Как спалось?

- Благодарю, хорошо.

Сделав камеристке знак удалиться, Мари обратилась к Александру:

- Александр Сергеевич, мне право неловко. Вы ведь из-за меня вчера ушли?

- Не стоит беспокоиться, - отозвался Раневский, присаживаясь за стол.

На пороге пыхтя от натуги, появился Тимофей с самоваром. Осведомившись, не угодно ли господам ещё чего-нибудь и получив отрицательный ответ, денщик поспешно покинул горницу, вновь недобро зыркнув глазами в сторону madame Домбровской. Мари аккуратно разлила по чашкам чай и подвинула Раневскому изящную чайную пару, взятую, очевидно, из её багажа.

- Я нынче в Калиш поеду, - заговорил Александр, - постараюсь снять вам жильё. Негоже вам, Мария Фёдоровна, в расположении эскадрона оставаться.

Мари опустила голову:

До Калиша вёрст сорок будет?

- Может и более, - кивнул Раневский.

- Так далеко, - вздохнула Мари.

Александр оторвался от созерцания своей чашки и, подняв голову, встретился с зелёными глазами madame Домбровской.

- Мари, вы осознаете, в какое положение ставите меня? Что будет с вами? Неужели вас совершенно не пугает утрата доброго имени, репутации?

- Рядом с вами я ничего не боюсь, - робко улыбнулась Мари. – Вы не позволите мне остаться подле вас? - вздохнула она.

- Исключено, - нахмурился Раневский.

- Что ж, покамест вы не требуете от меня вернуться в Россию, я согласна и на это, - без видимой охоты согласилась она.

Завтрак продолжился в полном молчании. Александр не мог найти в себе сил вести светскую беседу. Его раздражение, вызванное присутствием Мари, росло с каждой минутой, проведённой подле неё. Может, то сказалась бессонная ночь, а может, безрадостные мысли, посетившие его поутру.

В конце концов он поймал себя на том, что испытал едва ли не облегчение, покинув её и отправившись в город. Дорога до Калиша заняла почти два часа. Объехав все мало-мальски приличные гостиницы и не найдя ни одной свободной комнаты, Раневский впал в уныние. Ему посоветовали обратиться в пансион, где сдавала комнаты одна весьма порядочная еврейская семья, но пообщавшись с хозяином и удостоверившись, что там уже проживают три офицера, Александр не решился отправить Мари сюда. Вернувшись в деревню не солоно хлебавши, он вынужден был сообщить Марии, что ей придётся остаться в деревне, либо вернуться в Россию.

Мари с трудом смогла скрыть радость, охватившую её при этом известии. Впрочем, полковник предпочел её компании общество своих товарищей и вернулся лишь поздним вечером. Раневский намеревался устроиться на ночлег в сенях, вместе с Тимофеем и Прохором возницей madame Домбровской.

Ещё сидя за столом в избе Истомина и играя в бостон, Александр почувствовал недомогание. Голова его пылала и кружилась, яркий лихорадочный румянец окрасил щёки, проиграв одну за другой несколько партий, он поднялся из-за стола.

- Прошу меня извинить, господа, - улыбнулся Раневский, - фортуна нынче изменила мне, потому не вижу смысла пытаться сегодня поймать удачу за хвост.

- Доброй ночи, Александр Сергеевич, - иронично улыбнулся в ответ Истомин, вставая из-за стола и провожая его до двери.

Как в тумане Раневский дошёл до конца улицы и долго стоял, привалившись спиной к забору, пытаясь выровнять дыхание. Горло нещадно саднило, взор застилала пелена, в которой терялись очертания предметов. Тяжело ввалившись в сени, он опустился на ту самую кадку, где сидел утром. Подскочивший Тимофей, кинулся помогать ему раздеваться.

- Да, вы весь горите, барин, - растерялся Тимофей.

- Пустяки, - прохрипел Раневский. – К утру пройдёт.

Александр прилёг на соломенный тюфяк и, накрывшись одеялом, попытался устроиться поудобнее. Всё тело сотрясалось в ознобе, при котором зуб на зуб не попадал. В сенях было довольно прохладно и ему никак не удавалось согреться. Вздыхая и ворочаясь с боку на бок, он, наконец, впал в какое-то забытье. Путаные сновидения, более походившие на бред, тревожили его сознание. Он что-то бормотал во сне то по-русски, то по-французски. Встревоженный Тимофей, поднялся и беспокойно забегал по пристройке, не зная, чем помочь. Решившись, он тихо поскрёбся в двери, ведущую в горницу. Недовольная, заспанная камеристка барыни высунулась из-за двери.

- Чего тебе надобно, окаянный, посреди ночи? – пробурчала Настёна.

- Барину худо совсем. Никак огневица (лихорадка) привязалась, - шёпотом сообщил он.

- Ах ты, беда! - всплеснула руками Настёна. – В хату его надобно, холодно же в сенях.

- А кто виноват, что в хате места не нашлось? – сердито буркнул Тимошка.

Прикрыв двери, Настёна бросилась будить хозяйку:

- Барыня, - тихонько потрясла она за плечо спавшую, - барыня, там полковнику худо совсем сделалось.

Мари подскочила с постели:

- Что с ним? Где он?

- Так в сенях, - развела руками Настена.

- Скажи, что я велела сюда нести. Поднявшись, она закуталась в бархатный капот. Прохор и Тимофей перетащили Раневского в горницу и устроили на топчане, где до того спала Мари. Коснувшись прохладной рукой его пылающего лба, Мари закусила губу. Что она знала о том, как лечить болезни? Помнила, как нянюшка поила горячим чаем с малиной, заваривала ей травы, когда мучил кашель, да где же здесь малину-то найти?

- Настёна, ты вот что, поди к хозяйке, пусть придёт, - велела она горничной.

Спустя полчаса заспанная и недовольная, явилась хозяйка. С опаской коснувшись пышущего жаром лба полковника, полька что-то быстро забормотала на смеси малорусского и польского. Настёна, внимательно слушая её, закивала головой.

- Что она говорит? Я ничего не понимаю, – дёрнула камеристку за рукав Мари.

- Говорит, что принесёт травы, поить его надобно будет, как жар спадёт, баню истопит.

- Пусть делает, как считает нужным, - вздохнула Мария.

Полька вернулась с небольшим холщовым мешочком, достала из печи горшок, подбросила поленьев, и принялась готовить своё снадобье. Мари с тревогой следила за проворно мелькавшими полными руками. Едва вода закипела, хозяйка достала горшок, всыпала в него измельченную сухую смесь, по избе поплыл пряный, дурманящий аромат. С трудом добудившись Раневского, Мари с помощью Тимофея, где уговорами, где угрозами, заставила его выпить, приготовленный настой. Откинувшись на подушку, Александр вскоре забылся тяжёлым сном. Ещё двое суток, Раневский пылал в жару, метался по постели, его непрестанно душил кашель, от которого перехватывало дыхание.

К вечеру второго дня явился поручик Истомин, но Мари не пустила его дальше порога, сказав, что полковник занемог и пока не в состоянии принимать визитёров. Потоптавшись в сенях, Истомин ушёл.

В тот же день, за игрою в карты, поручик поделился своими наблюдениями:

- Представляете, господа, эта ведьма меня дальше порога не пустила, - посмеиваясь, заявил он. – Хотя, что и сказать, хороша бестия, ох хороша. Одни очи зелёные, бесовские чего стоят, - мечтательно прищурился поручик. – Ежели бы такая мою постель согревала, я бы тоже занемог вдруг.

Салтыков сдал карты:

- С чего вы взяли, mon cher ami, что сия madame согревает полковнику постель? – лениво поинтересовался он.

- Бросьте, Салтыков, pouvez-vous expliquer cela autrement? (Вы можете объяснить это иначе?)

Крыжановский залился румянцем:

- Полно, господа. Нехорошо злословить за спиной Раневского, - пробормотал он.

- Что и сказать, у Раневского всегда был отменный вкус в том, что касаемо женского полу, - не слушая его, продолжил Истомин. – Софья Михайловна так чисто ангел была, царствие ей небесное, - перекрестился поручик.

- Но, послушайте, - перебил его пламенную речь, Крыжановский, - граф Завадский говорил, что тела так и не нашли, и Александр Сергеевич панихиду по супруге служить запретил.

- Ежели тела не нашли, стало быть либо её увезли французы, либо убили, но не в усадьбе, - мрачно заметил Салтыков. – Уж лучше второе, нежели первое, - помолчав, добавил он.

- Отчего вы так жестоки? – побледнел Крыжановский.

- Mon cher ami, - вздохнул Салтыков, - ежели её силою увезли, это одно, но ведь возможно и…, - поручик, не договорив, умолк.

Повисла неловка пауза.

- О, женщины, ваше имя – коварство! - театрально вздохнул Истомин.

- Вероломство, - со вздохом поправил его Салтыков.

Никто более ничего не произнёс вслух, но каждому было известно, о чём думают присутствующие. Каждому было что вспомнить, пожалуй, всем, кроме юного Крыжановского.

Каждый из них в своё время пытался разгадать эту загадку Создателя, имя которой - женщина.

- Ещё партию? – поинтересовался Истомин.

- Довольно, пожалуй, - поднялся из-за стола Салтыков.

Мари у постели больного проводила и дни, и ночи. Она сама поила его отварами, приготовленными полькой, отирала испарину с его лица, крепкой шеи, широкой груди, касаясь дрожащими пальцами горячей пылающей кожи. Несколько раз он ловил её руку и, шептал имя жены, покрывая неистовыми поцелуями её тонкие пальцы. Всякий раз невыносимой болью стискивало что-то в груди, тонкая игла ревности, отравленная ядом злости и гнева, впивалась в самое сердце, принося неимоверные страдания иссохшейся душе, жаждущей любви.

Она готова была заложить душу, чтобы только иметь возможность ещё и ещё раз коснуться его.

Утром третьего дня сознание Раневского окончательно прояснилось. Чувствуя себя неимоверно слабым и беспомощным, Александр, приподнявшись на подушке, окинул взглядом горницу в призрачном свете раннего зимнего утра. Мари спала, сидя за столом, уронив голову на руки. Едва он предпринял попытку встать, как она тотчас проснулась.

- Саша, - кинулась она к нему, - как же ты меня напугал!

Мария удержала его за плечи, присев на край постели.

Раневский откинулся на подушку. Узкая прохладная ладонь скользнула по его небритой щеке.

- Как же я испугалась, - повторила Мари, робко улыбаясь чуть дрожащими губами.

- Простите, что причинил вам столько хлопот, - хрипло отозвался Раневский.

- Мне в радость заботиться о вас, - вздохнула она.

Взгляд его рассеяно скользнул по неприбранным волосам, густой тёмною гривою спадающими ей на спину, ворот её капота немного распахнулся, и в нём виднелся кусочек кружева, окаймлявшего вырез ночной кофты, на бледном лице светились зелёные глаза, мягкая полуулыбка застыла на полных губах, во взгляде легко читалось ожидание. «Чего она ждёт? Благодарности?» - Александр нахмурился. Улыбка Мари померкла, ожидание в глазах сменилось тревогой. Обоих охватило чувство неловкости. Поднявшись с его постели, madame Домбровская поправила распахнувшийся ворот капота, стиснув его в кулачке у самого горла. Нынче, когда взгляд его уже не туманился лихорадкой, а был ясным и чистым, внимательным и сдержанным, Мари вдруг устыдилась своего вида. То, что было приемлемо между супругами, близкими и старинными любовниками, что вносило некую уютную интимность в отношения, между ними было неуместно.

Раневский попросил позвать его денщика. Выполнив его просьбу, Мария отошла к окошку и, повернувшись к нему спиной, замерла неестественно прямая, напряжённая будто струна:

- Покамест вы не здоровы были, - заговорила она, прислушиваясь к шороху одежды за спиной, - заходил поручик Истомин, справлялся о вашем здоровье, был вестовой из ставки, Морозов, кажется.

Раневский тяжело вздохнул. Отныне присутствие Мари подле него уже не было секретом в полку. Можно было только догадываться, сколько сальных шуточек и разного рода скабрезностей он услышит ещё в свой адрес.

- Вы всё ещё желаете остаться, madame? – поинтересовался Раневский.

- Бежать ныне не имеет смысла, - глухо отозвалась Мари. – С моей репутацией всё кончено, мой отъезд ничего не изменит. Отныне в глазах света я – падшая женщина. Ежели вы человек чести, коим я вас считаю, ваше имя станет мне защитою, - обернулась она в тот момент, когда он застёгивал колет.

Раневскому хотелось возразить ей, сказать, что никто не станет осуждать её за внебрачную связь, но его возражения были бы уместны, коли они бы завели интрижку, да хоть бы и на глазах всего света, но, не покидая великосветских гостиных и салонов. Здесь же, в расположении полка, поступок Мари выглядел более чем скандальным и в том, что только его имя может отныне служить ей защитой, она совершенно права. За глаза о ней будут говорить ужасные вещи, но в глаза не посмеют, до тех пор, пока он рядом.

- Я не могу вернуться, - прошептала она, не дождавшись ответа.

- Мари, это не увеселительная прогулка, - пустил в ход последний аргумент Александр, - в конце концов, может случиться так, что я буду убит, что тогда станет с вами?

Madame Домбровская побледнела:

- Этого не случиться! – горячо воскликнула она.

- Отчего вы так уверены? – вздохнул Раневский.

- Ежели ваше сердце перестанет биться, то и моё остановится сей же час.

Тимошка, который помогал барину натягивать высокие сапоги, тихо крякнул, услышав её слова, и залился пунцовым румянцем, таким, что даже кончики его ушей приобрели алый оттенок.

- Мне в ставку надобно, - смутился её горячности Раневский.

- Вам не следует ехать верхом, - заметила Мари. – Вы ещё не совсем оправились от недуга. Воспользуйтесь моим выездом. Прохор отвезёт вас туда и обратно.

- Благодарю, - обронил Раневский, надевая шинель. – Я вернусь к вечеру.

***

Почти две седмицы заняло путешествие до Полтавы. Всё это время Джозеф ни на минуту не спускал глаз с Софьи. Переодетый крестьянином, Зелинский старательно надвигал на глаза бесформенную шапку, сутулился и мало чем напоминал блестящего офицера, коим он являлся в своём недавнем прошлом.

Находясь в тесном пространстве плохонького маленького экипажа наедине с Адамом, Софи старалась даже не смотреть в его сторону. Чартинский несколько раз предпринимал попытки объясниться, но всякий раз натыкаясь на ледяной взгляд, полный презрения, в конце концов, оставил их.

Софья едва не разрыдалась, когда белоснежную красавицу Близард, измученную ездой в упряжи, и остальных верховых лошадей, Зелинский сменял на ближайшей почтовой станции на четвёрку гнедых. Надо отдать ему должное: казалось, что нет ничего такого, с чем бы он не справился. Он вполне достоверно подражал простонародному говору жителей Малороссии, ни у кого не вызвав подозрений. Ночевать приходилось в скверных и дешёвых постоялых дворах. Как правило, комнату ей приходилось делить с Адамом, который спал на полу. Сон Чартинского был настолько чуток, что стоило ей шевельнуться, как Адам тотчас поднимал голову. Чем дальше они удалялись от имения, тем меньше шансов оставалось у Софьи для побега. В конце ноября выпал снег. Экипаж, добавив сверху еще жемчужное ожерелье весьма тонкой и искусной работы, Адаму удалось сменять на крытый возок. Путешествовать стало куда быстрее и легче, уже не так сильно трясло на ухабах. Отчаяние Софи сменилось унынием и апатией.

Лишь раз она, поддавшись неодолимому желанию вернуться, презрев все возможные опасности, что могли ждать её на пути, попыталась сбежать. Не думая о том, что у неё совершенно нет средств, и что она даже не в состоянии объясниться с кем бы то ни было, Софья, воспользовавшись тем, что Адам и Джозеф замешкались, один укладывая багаж, а второй рассчитываясь с хозяином постоялого двора, тихо вышла за ворота и побрела в ту сторону, откуда они приехали накануне.

Первым её хватился Чартинский. Джозеф, раздражённый вынужденной задержкой, даже слышать ничего не хотел о том, чтобы отправиться на поиски сбежавшей пленницы. Возникла ссора, которая могла привлечь к себе нежелательное внимание. Не так уж часто можно лицезреть, как возница скандалит с барином по поводу того, в какую сторону ехать. Уступив настойчивому желанию Чартинского во что бы то ни стало вернуть Софи, Джозеф, выехал за ворота.

Софья не успела пройти и версты, когда услышала за спиной топот копыт и лихой посвист. Обернувшись, она сразу же признала и четвёрку гнедых, и возницу, что правил ими. В каком-то слепом отчаянии она сошла с дороги и, увязая в снегу, поспешила к небольшой почти прозрачной рощице, виднеющейся вдоль обочины, понимая при том, что она не станет ей надежным укрытием.

- София! – выкрикнул ей вслед Адам, выбираясь из возка. – София, остановись!

Спотыкаясь, он побежал за ней по заснеженному полю и настиг её на середине пути к роще.

- Бога ради, София, как можно быть настолько глупой? – задыхаясь, заговорил он, хватая её за плечи и разворачивая к себе лицом. – Ты замёрзнешь и погибнешь!

Не пролившая ни слезинки за всё время их пути, Софья разрыдалась. Чартинский опустился перед ней на колени, прямо в рыхлый мягкий снег:

- Mon ange, ne pas tourmenter moi avec son désespoir. Je deviens fou quand je vois Vos larmes. (Ангел мой, не мучайте меня своим отчаянием. Я схожу с ума, когда вижу ваши слёзы), - зашептал он, покрывая поцелуями её ледяные пальцы. – Я всё сделаю, единственно, чего не могу, так это отпустить вас.

Софи запрокинула голову, глядя в серое низкое небо, предвещавшее скорый снегопад. Хотелось завыть во весь голос, закричать, - но с губ не сорвалось ни единого звука.

- Адам, поторопитесь, - окликнул его с дороги Джозеф. – Тащите её сюда. Ещё одна подобная выходка и я свяжу её по рукам и ногам.

С ненавистью глядя на высокого рыжего поляка, Софья, игнорируя предложенную Чартинским руку, спотыкаясь и путаясь в подоле слишком длинного для неё салопа, позаимствованного из старого гардероба Надин, побрела обратно. Забравшись в возок, она откинулась на спинку сидения и закрыла глаза. Тёплая ладонь Адама сжала её заледеневшие пальцы. Она хотела было отнять у него руку, но ощущая, как тысячи иголочек впиваются в замёрзшую кожу, позволила ему согревать свои озябшие руки.

Отрешившись от мыслей о настоящем, Софи попыталась думать о будущем. Что ей сулит это путешествие с Адамом? Когда оно закончится? Что она будет делать? Как попытаться хотя бы дать знать о себе? Она уже не надеялась, что он отпустит её, когда окажется в безопасности. Всю дорогу Чартинский только и говорил о том, какая райская жизнь их ожидает, когда они доберутся до Парижа.

По её подсчетам до Севастополя оставалась всего седмица пути. Зелинский не зря стремился к незамерзающему Чёрному морю, ибо морской путь был самым безопасным для него и для Адама, и совершенно неподходящим для Софи, поскольку и думать было нечего о том, чтобы попытаться сбежать, покинув борт корабля.




/

...

Соечка:

Юля, спасибо, опять порадовал!
Вот Мари, с..а такая, не мытьем, так катаньем своего добивается. Сама спровоцировала сплетни, теперь даже если Александр и не поддастся на ее чары, в глазах всех он уже побывал в ее постели. А она соблазнит, кто бы сомневался. Такая настырная вряд ли сама уедет. Видимо убивать придется ее, все таки война - это я на полном серьезе. А то иначе как от нее избавляться в дальнейшем.

...

Конкордия:

Большое спасибо за новенькое.

...

-ANGEL A-:

Спасибо за продолжение!

...

sveta-voskhod:

Спасибо!

...

Panina:

Спасибо за новую главу.
А знаете, честно говоря, мне жалко Мари. К чему это все приведет, не знаю. Ведет она себя как молоденькая девушка, которая вот любит и все, этого достаточно. А как к этому относится объект любви - это не главное.
Софья, я думаю, выдержит все несчастья, которые свалились на ее голову. Она должна быть мужественной - ждет ребенка от любимого человека.

...

Lerochka:

Спасибо за главу))))

...

uuchka:

Юленька, спасибо за продолжение!!! Мне тоже в некоторой степени жаль Мари, но она вызывает негатив своей ненавистью к Софи. Жду следующую главу с нетерпением!

...

Глафирка:

Спасибо за продолжение

...

-Алиса-:

Всем доброго дня!


Леночка, привет. Надеюсь, порадовал Раневский?

Что и сказать. Ситуация, когда говорят: без меня меня женили. Я Мари не в коем случае не оправдываю, но очень хорошо ее понимаю. Невольно сравнивая их с Софьей, насколько я сама понимаю характер своих героинь, я пришла к выводу, что Мари любит Раневского куда больше, чем Софья. Вот Софи за ним бы не поехала. Да страдала бы, ждала вестей, но на войну... Под пули? Нет, не решилась бы.

Любаша, добро пожаловать. Рада новому читателю.

Мне ее поступки тоже понятны. Она давно с самой своей юности была влюблена в Александра. Потом недолгий и несчастливый брак, но ее любовь к Раневскому никуда не делась. Она осталась, все такая же романтичная, как в юности, а самое главное, она верит, что ее любви хватит на двоих, о чем прямо говорит Александру.
Софи, конечно, же выдержит все испытания, что ей судьба в лице автора уготовила.

Юля, привет. Мало найдется женщин, готовых возлюбить соперницу.
Надя, Lerochka, sveta, Ася, спасибо Вам девочки, что читаете.

...