Лоретта Чейз "Последний негодник"

Спасибо за новую главку!!!! УРА-АААААААА!!!!!
_________________

Невероятно переживательно. Это ранение... ну просто из колеи меня вынесло.

Ничего, за три главы выздоровеет.
_________________

Да я за это время испереживаюсь вся...
Нет, ведь подумать, совсем недавно я потешалась над бабушкой, сходящей с ума от неизвестности: Что же там в следующей серии сделает Мариелена...
И вот, пожалуйста, впору самой пить капли
От апельсинки не родятся мандаринки

Спасибо за новую главу.
Одни сплошные переживания. Как теперь дождаться продолжения

Кэт, это мудрость стучит в нашу дверь!
_________________

Я это другим словом называю.

 » Глава 18

Глава 18  
 
Фрэнсис Боумонт стоял в толпе зевак у «Колокола и Якоря», наблюдая, как герцог Эйнсвуд несет свою неподвижную жену в карету. За считанные минуты по всей округе поднялся гвалт, все обсуждали новость, что сводня с Друри-Лейн убила герцогиню.
Горевал он не по герцогине, а по себе, родимому. Очевидно, Корали Бриз повесят, и, вне всякого сомнения, она про то знала, а сие означало, что она, конечно же, непременно будет болтаться на виселице в большой компании. И она поведает свою историю, у нее есть что порассказать: прекрасное и длинное повествование, где главным героем выступает он,  Фрэнсис Боумонт.
Он пожалел, что не прикончил ее прошлой весной в Париже, вместо того, чтобы помочь удрать. Но тогда он не очень хорошо соображал. Наряду со всем у него в семье было не все в порядке, и к тому же его мучил приступ  неудовлетворенной похоти.
Боумонт вознамерился убить Корали, как только услышал в Устричном баре Пикерса, что натворила эта глупая сука. У него не заняло много времени догадаться, где ее отыскать, потому что некий художник из «Полицейской газеты» рассказал ему о старухе, которую зарезали гарротой. По описанию художника Боумонту не составило труда догадаться, кем была та женщина, и кто ее убил.
Увы, герцогиня Эйнсвуд выследила сводню раньше него. Он был в двадцати ярдах от дома, когда все полетело к черту. Как только он услышал, что герцогиня заявила Корри о численном превосходстве, он отступил. Все, что потребуется Корри, это указать на него и назвать его имя, и его причислят к преступникам. Осознай он, что вся армия герцогини состояла из трио костлявых парнишек и парочки беззубых исхудавших проституток, он бы действовал менее осторожно.
Но в тумане и неразберихе не было возможности что-то разобрать.
Сейчас уже ничего не поделаешь. Через несколько минут вслед за герцогом Эйнсвудом и его людьми появились констебли. Весь разгром, от начала и до финала, занял не более четверти часа. В очень короткий срок Корри заперли, и она продолжала выкрикивать все, что думала, всем и каждому, кто ее слышал – а это была большая часть прихода.
Боумонту бы следовало смыться. Прямо сейчас. Он не осмеливался вернуться домой за сменой одежды или деньгами. Все знали, где живет Фрэнсис Боумонт. Его жена была знаменитой художницей.
Она-то по нему скучать не будет. Существует очередь длиной в милю из мужчин, жаждущих занять его место. И возглавляет  эту очередь некий  белокурый французский граф.
Это зрелище почти так же тягостно, как виселица.
Но мучительно или нет, а Фрэнсису Боумонту придется вынести его.
У него достаточно денег, чтобы нанять дорожный экипаж, и если он отправится немедленно, то достигнет берега, прежде чем кто-нибудь поймет, что он сбежал.
Он уже прокладывал путь сквозь толпу, из осторожности показывая, что не спешит ни в малейшей степени, когда приблизились констебли, таща на самодельных носилках Корали.
- Надеюсь, что сука сдохла, - выкрикнула стоявшая рядом с ним шлюха.
- Да нет же, - крикнул кто-то. – Жалость-то какая. Герцогиня только сломала ей челюсть.
Эти новости, подтвержденные констеблем, принесли почти вселенское разочарование.
Тогда до Боумонта дошло, что у Гренвилл из «Аргуса» куда больше доброжелателей, чем врагов в этом околотке. Ведь те две проститутки, сами чуть живые, постарались помочь спасти подопечных Эйнсвуда. Он огляделся вокруг себя, увидел матерых проституток, всхлипывающих и проклинающих Корали Бриз.
Даже уличные мальчишки плакали.
У него заняло всего лишь минуту оценить обстановку, а еще минуту, как использовать ее. Он знал, как воспользоваться горем, как отравить умы, как взволновать простодушные сердца горечью и яростью. И посему позволил себе бросить ненароком несколько замечаний, пока пробирался сквозь толпу.
И в считанные минуты толпа моряков, шлюх, сутенеров, попрошаек и других портовых отбросов общества превратилась в смертоносное сборище.
Их рев затопил полицейские трещотки, угрозы и громкие крики, предупреждающие  толпу о необходимости разойтись
В мгновение ока это сборище перевернуло повозку, в которой собирались увезти Корали Бриз в Шедуэлльский магистрат, отшвырнуло прочь констеблей и напало на тюремщиков.
Чуть позже Корали Бриз, избитая до неузнаваемости и мертвая, лежала на булыжной мостовой. Мик истек кровью до смерти спустя короткое время.
К тому времени толпа  растаяла… а Фрэнсис Боумонт уже преспокойно направлялся домой.

Несколько часов спустя Вир все так же сидел, как делал это уже много раз прежде  - с дядей, Чарли, Робином – держа хладную руку.
Руку своей жены.
- Я никогда не прощу тебя, Гренвилл, - выговаривал он сдавленным голосом. – Тебе полагалось торчать дома и отдавать распоряжения. Так нет же, ты отправилась к черту на куличики, чтобы развлекаться самой. С тебя ни на минуту нельзя спускать глаз. Клянусь, я, должно быть, умер несколько месяцев назад и угодил прямо в ад -  вот почему я не повесился, потому что это было бы уже излишне.
- Боженьки, ну и суматоху ты устраиваешь. -  Гренвилл обратилась к нему с одной из своих скупых насмешливых улыбок.  – Да она наградила меня самым простым  порезом.
- Какой там «самый простой порез». Ежели бы не слои нижнего белья, да прочный корсет, и еще карманные часы дяди Сти в придачу, герцогиня Эйнсвуд не осталась бы в живых. Часы отклонили нож, который порезал скорее вскользь, чем смертельно.
Врач, который обработал рану и перевязал ее светлость, вместе с лордом Дейном оставил комнату секунду назад.
- Как только ты поправишься, - пообещал Вир. – Я тебя хорошенько отшлепаю.
- Ты не бьешь женщин.
- Для тебя сделаю исключение. – Он сердито воззрился на руку, которую держал. – У тебя рука, холодная как лед.
- Это потому что ты перекрыл кровь.
Он ослабил смертельную хватку.
- Вот так-то  лучше, - пробормотала она.
- Прости.
Он попытался уйти.
- Нет, не уходи, - попросила его жена. – У тебя такая большая теплая ладонь. Я люблю твои грешные руки, Эйнсвуд.
- Мы посмотрим, как ты их любишь, когда я перекину тебя через колено и отшлепаю так, как ты того заслуживаешь.
Лидия  улыбнулась.
- Я прежде ничему не радовалась так, как твоему появлению тем вечером. Корали сражалась грязно, как, впрочем, и я. Трудно было сосредоточиться, потому что я смерть как беспокоилась за девочек. Я совсем не была убеждена, что буду в состоянии им помочь, когда расправлюсь с ней. Гнев. Безумие. Когда они воистину одолевают человека, такие люди становятся не по-человечески сильными. Мне  это хорошо известно. Я не хотела связываться с ней. Знала, что ничего хорошего не жди. Но у меня не было выбора. Я не могла дать ей уйти.
- Я знаю.
- Я позаботилась послать мальчишку из «Колокола и Бутылки» за помощью, - продолжила она. – Но не могла рисковать, ожидая, когда она явится. Как это было…
- Лиззи и Эм умерли бы, если бы ты стала ждать, - прервал он Лидию. – Она ведь отправилась убивать их. – И он рассказал о крысе, которую девочки бросили в Корали.
- Однако этой уловкой они выиграли несколько минут, - продолжил он. – Им повезло, что за эти несколько минут появилась ты. Ты спасла им жизни, Гренвилл. Ты и твоя армия оборванцев.
Он наклонился и поцеловал ее руку.
- Не смеши, - возразила Лидия. – Нам никогда бы не добиться успеха без подкрепления. Даже если бы я скрутила Корали – а я скажу тебе прямо: битва была нелегкой – мне все еще предстояло бороться с Миком. К тому времени, как подоспела его очередь, он мог бы уже причинить твоим подопечным значительный вред.
- Я знаю. Том угодил страшилищу камнем в голову. А этот скот даже не почувствовал. Хотя для Сьюзен он не представлял хлопот. – Вир нахмурился. – Боже, я же, черт возьми, ничего не делал. Позволил собаке заняться Миком. А сам смотрел, как ты сражаешься со сводней, словно это были призовые бои.
- А что, черт тебя подери, ты еще должен был делать? – возмутилась она, приподнявшись с подушки. – Никто хоть с крупицей здравого смысла не будет вмешиваться в таком положении. Ты в точности поступал так, как следовало. Ты и представления не имеешь, как звук твоего голоса взбодрил и поддержал меня. Я все сильнее уставала и падала духом, и даже немного тревожилась, признаюсь. Но ты сказал мне прекратить играть и покончить с ней, и твоя речь подействовала на меня, как глоток бодрящего крепкого бренди. Во всяком случае, я не могла вынести, если проиграю у тебя на виду. Слишком унизительно после таких слов.  –Она сплела свои пальцы с его. – Знаешь, ты не можешь сделать всего. Иногда ты должен удовлетвориться лишь тем, что  поддерживаешь дух. Не надо делать из меня неженку и сдувать пылинки. Мне не нужно, чтобы все мои битвы выигрывали за меня. Мне требуется лишь, чтобы в меня верили.
- Верить в тебя, - повторил Вир, качая головой. – Это все, что тебе нужно?
- Для меня это много значит, - призналась Лидия. – То есть твоя вера. Учитывая, сколь презираешь ты мой пол, я должна рассматривать твое уважение к моему уму и способностям, как самое драгоценное благо.
- Самое драгоценное? - он высвободил руку. Затем встал и подошел к окну. И уставился на сад за окном. Потом вернулся к постели. Встал в ногах, обхватив рукой столбик кровати. – А как насчет любви, Гренвилл?  Как ты думаешь, со временем ты могла бы стать столь же благосклонно снисходительной, чтобы вытерпеть мою любовь? Или любовь – удел простых смертных? Возможно, богоподобные Баллистеры  нуждаются в ней не более, чем  Олимпийские боги нуждаются в каррикле, чтобы доставить их в Дельфи или в суденышке, чтобы приплыть на нем к Трое.
Она долго и пристально вглядывалась в  него, потом вздохнула.
- Эйнсвуд, позволь мне кое-что объяснить тебе, - начала Лидия. – Если ты желаешь заявить о любви к своей жене, общепринятой формой является просто сказать «Я люблю тебя». Не принято бросать вызов и устрашать, и приступать к этому в своей обычной воинственной манере. Считается, что это момент нежности, а ты портишь его тем, что заставляешь меня пожелать кинуть в тебя ведерко с углем.
Он сузил глаза и выставил подбородок.
- Я люблю тебя, - угрюмо заявил он.
Она прижала ладонь к груди и закрыла глаза.
- Мной овладело… овладело нечто. Кажется, я сейчас грохнусь в обморок.
Вир вернулся на свое место  у кровати, схватил ее за руки и крепко сжал.
- Я люблю тебя, Гренвилл, - начал он более нежно. – Я начал влюбляться в тебя, когда ты бросила меня на задницу на Винегар Ярде. Но я не понимал этого, не хотел понимать вплоть до нашей брачной ночи. А потом я не мог осмелиться признаться тебе, потому что ты не была влюблена в меня. Совершеннейшая глупость. Тебя могли убить сегодня, а я не осмеливался даже на это маленькое неудобство: сказать тебе, как ты мне дорога.
- Ты сказал мне уже, - заверила она, - сотнями способов. Мне не нужны эти три волшебных слова, хотя, признаюсь, я и рада услышать их.
- Рада, - повторил Вир. – Ну, полагаю, это уже лучше. Ты рада владеть моим сердцем. – Он отпустил ее ладони. - Возможно, когда ты почувствуешь себя здоровее, ты сможешь найти в себе силы выразить больший восторг. В любом случае, как только ты полностью оправишься, я начну завоевывать тебя. Возможно, лет эдак через десять или двадцать, ты сможешь в достаточной мере смягчиться и вернешь мне в ответ мои чувства.
- Со всей определенностью я не стану этого делать, - произнесла Лидия, когда он отступил и стал раздеваться.
Он замер, уставившись на нее.
- С какой такой дьявольской стати мне их возвращать? – продолжила она. – Я собираюсь хранить их. В своем сердце. – Она показала, где. – Где храню свои собственные. Где они начертаны словами: «Я люблю тебя», запятая, со всеми твоими именами и титулами.
Он почувствовал, как улыбка растягивает ему рот, и странную боль в сердце, которое она украла у него.
- Должно быть, ты слеп, - продолжила жена, - не увидеть эту давным-давно начертанную надпись.
Улыбка превратилась в плутоватую ухмылку.
- Ну, дай мне раздеться, любимая, - произнес Вир. – Тогда я приду в постель к тебе и поближе рассмотрю.
 
По своему обыкновению великое волнение в лондонском обществе  вызывало излияние негодования и некоего рода панику в ожидании получения известий об иностранном вторжении.
Это же самое возбуждение общественного порядка, вызванное всеми утренними газетами, в Рэтклиффе едва заметили. Поскольку здесь произошло более катастрофическое событие.
Миранда, героиня «Розы Фив», как и предсказывал Берти Трент, все-таки заточила ложку о камни в темнице. Однако же, как с огромным потрясением в четверг утром открыл Берти, когда, наконец, добрался до чтения вчерашнего выпуска «Аргуса», Миранда ею вовсе не вырыла туннель. Вместо этого она воткнула свое самодельное оружие в Диабло и упорхнула.
В заключительном абзаце главы лихой злодей этой истории «уставился в дверной проем, через который исчезла девушка, пока тень Смерти не затуманила его зрение. И даже после этого он не отводил глаз от двери, слушая, как драгоценная влага капает из его мощной груди на холодные камни. И в этом звуке ему слышалось, как его жизнь медленно вытекает из него капля за каплей… потерянная, тщетная, бесполезная».
Весь Лондон был потрясен.
Сие вымышленное событие очутилось на первых полосах нескольких утренних газет. Только самые степенные издания, наподобие «Таймс», предпочли отнестись к нему равнодушно, просто упомянув  в неприметном уголке газеты  о «беспорядках, случившихся перед конторой издательства «Аргус» в среду, в разгар дня».
Беспорядки учинились большим скоплением возмущенных читателей. Некоторые даже угрожали поджечь здание. Другие предлагали порвать редактора на кусочки.
Перед полуднем в четверг в Эйнсвуд-Хаузе появился Макгоуэн и принес весть, что на Странд повесили чучело С.Е. Сент-Беллара.
Сам Макгоуэн пребывал в восторге.
Он объявил герцогиню Эйнсвуд гениальной.
Эйнсвуд принес Лидию в гостиную и устроил на диване. Вокруг нее собрался кружок. Следовательно, заявление Макгоуэна отчетливо слышали Эмили, Элизабет, Джейнз и Тамсин, и в равной мере и слуги, столпившиеся в дверях. Не обратив внимания на хмурый вид Лидии, редактор стал рассыпаться в хвалебных речах и, как следствие, не оставил ни единого человека в неведении, кем на самом деле является С.Е. Сент-Беллар.
Забывшись в волнении, до него постепенно стало доходить, какой промах он совершил. И в тот момент, когда он окончательно прозрел, он пришлепнул ладонью рот. И поверх ладони с зардевшегося лица его встревоженный взгляд встретился с взглядом Лидии.
Та безнадежно махнула рукой.
- Неважно. Этот свет уже знает остальные мои секреты. Одной тайной больше, одной меньше. – Она помотала головой. – Повесили чучело. Боже, как же серьезно эти люди воспринимают свои романтические бредни. Что ж. – Она обвела взглядом зрителей, чьи выражения лиц выстроились от недоверчивых до испуганных… до ничего не выражающей вежливости. – Может быть, это и сентиментальные помои, но помои знаменитые, как оказывается, и они моих рук дело.
- О, но какое разочарование, - произнесла Эмили. – Диабло был моим любимчиком.
- И моим, - присоединилась ее сестра.
- И моим, - добавил Берти.
Тамсин попридержала язык. Она дала слово Лидии.
Эйнсвуд стоял в углу гостиной у окна, наблюдая за гостями, его лицо было одним из тех, с «ничего не выражающей вежливостью», но в глазах плясали чертики.
- Думаю, выбор оружия был отличным штрихом, Гренвилл, - заметил он. – Я могу вспомнить несколько более постыдных способов найти свой конец, чем быть заколотым ложкой.
Она признала сомнительный комплимент и сопроводила его грациозным кивком.
- Самой главное, - продолжил ее муж, - что ты создала шумиху. Когда просочится слух о настоящей личности автора, последующие за этим возмущения заглушат происходящее в сей момент. Все эти пребывающие во тьме души, находящиеся в неведении насчет Миранды и ее деяний, будут вынуждены возместить потерянное время.
Эйнсвуд обратил свое внимание к Макгоуэну.
- На вашем месте я бы начал выпускать отдельные тома по несколько глав каждый. Одно дешевое издание для черни, и другое - в прекрасном кожаном переплете с позолотой для высокопоставленных лиц. Наживайте капитал на поднявшейся волне, пока она не спала.
Лидия поспешила спрятать удивление. Эйнсвуд был последним человеком, от которого ожидали бы, что его заботит, не говоря уже о том, чтобы выдумать дельные предложения, возможная прибыль от ее «бумагомарательства». Но в то же время ему по нутру любая шумиха, напомнила она себе.
- Это именно то, что я и думала, - произнесла она вслух. – Хотя не касательно отдельных томов – что само по себе великолепная идея. Раз уж мы не хотим, чтобы читатели потеряли интерес к продолжению истории, то сейчас их фаворит на пути в ад. - Она на мгновение задумалась. (Затем продолжила. - Вы должны выступить с особым заявлением завтра утром, - сказала она Макгоуэну. – Вы объявите о специальном выпуске «Аргуса», который выйдет в следующую среду и будет содержать четыре главы «Розы Фив». Если Пурвис выразит недовольство, что не сможет успеть вовремя с иллюстрациями, вы должны найти кого-нибудь еще.
У Макгоуэна уже имелось две следующие главы. Лилия послала Тамсин за заключительными главами, которые лежали запертыми в столе в кабинете.
Немного погодя редактор ушел, прихватив драгоценные страницы, еще более возбужденный, чем явился сюда. Не иначе, потому что ему уже мерещился новый скачок прибыли в обозримом будущем.
После его ухода Эйнсвуд погнал всех из гостиной вон.
Он взбил подушку за спиной Лидии и поправил плед. Потом пододвинул оттоманку и уселся на ней. Уперев в колени локти и подперев подбородок костяшками пальцев, он укоризненно воззрился на жену.
- Ты дьяволица, - заявил он.
- Это в точности то, чего ты заслуживаешь, - парировала она.
- Проклятый грязный трюк, - добавил он.
Она сотворила на лице выражение чистейшей невинности:
- Что именно?
- Я не знаю в точности, что именно, - произнес он, - но понимаю, что ты провернула с этим светом трюк, потому что знаю тебя. Никто не видит в тебе дьявола. Лишь я.
- Я так полагаю: рыбак рыбака видит издалека.
Тогда он улыбнулся той смертоносной улыбкой. Там, за окнами, сквозь тяжелые тучи никак не могло пробиться солнце. Здесь же, где лежала она, золотое солнечное сияние проникло в каждую щелочку и уголок, и его теплота и душевность прокрались в ее разум и растопили его в сироп.
- Ничего не выйдет, - предупредила она, чувствуя блаженную и совершенно глупую улыбку, которой она беспомощно отвечала на его сногсшибательную. – Я не собираюсь рассказывать тебе продолжение истории. Все, чего ты достигаешь, настраиваешь меня на влюбленный лад.
Вир позволил своему взгляду повесы медленно пропутешествовать от короны волос на ее голове до кончиков пальцев на ногах, которые она тут же поджала под пледом.
- Ежели бы мне было дозволено заставить тебя задыхаться от страсти, ты бы мне все рассказала, - заметил он. – Но это идет вразрез с предписаниями врача.
- Он только предупредил, чтобы я избегала усилий и не задевала рану. – Она искоса стрельнула по нему взглядом. – Воспользуйся своим воображением.
Вир встал и пошел прочь.
- О, кажется, у тебя такового не имеется, - подначила она.
- Еще раз подумай, - не оборачиваясь, бросил он. – Я просто собрался проверить, надежно ли заперта  дверь.
 
Да уж, Вир едва-едва успел привести в порядок одежду жены и свою собственную после любовной интерлюдии. А все потому, что девочки – у которых явно отсутствовало чувство благоразумия – решили поднять громовой стук в дверь гостиной в точности в тот момент, когда он приступил к допросу жены о Миранде.
- Пошли вон! – приказал он.
- Что вы там делаете? С кузиной Лидией все хорошо?
- Гав! – это подала голос Сьюзен.
Вир расслышал панику в их голосах и вспомнил, как их не впускали в комнату брата, когда тот был смертельно болен.
Он подошел к двери, отставил стул, которым припер ручку, и открыл все настежь.
И уставился сверху на два бледных встревоженных личика.
- Я только шлепал свою жену, - пошутил он. – По-дружески.
Две пары глаз цвета морской волны дернулись в сторону Лидии, которая возлежала в полной достоинства позе на диване. И улыбалась.
- Как вы можете… ой! – вскрикнула Эмили, когда Элизабет двинула ее локтем под ребра.
- Он имеет в виду «ты-сама-знаешь-что», - зашептала Элизабет.
- О.
Сьюзен обнюхала его с подозрением. Затем прошла к хозяйке, чтобы понюхать ее. Затем что-то проворчала про себя и шлепнулась на брюхо рядом с диваном.
Набравшись смелости, девочки вслед за ней устремились к герцогине и устроились на ковре рядом со Сьюзен.
- Простите, - извинилась Элизабет. – Мне никогда и в голову не пришло. Тетя Дороти и дядя Джон сроду не закрывались в гостиной с этой целью.
- Или в любой другой комнате, - подхватила Эмили. – По крайней мере, я что-то не замечала.
- В спальне, - уточнила Элизабет. – Им ведь приходится заниматься этим иногда. У них же девять с тремя четвертью детей.
- Когда у вас девять с тремя четвертью, - подойдя к ним, сказал Вир, - полагаю, спальня – это единственное место, где вы можете молиться об уединении – если запрете дверь.
- Но вы можете заниматься этим, где хотите, - великодушно предложила Элизабет. – Мы вас больше не прервем. Мы просто не поняли, вот и все.
- Сейчас-то мы понимаем, - вступила в разговор Эмили, - и будем держаться подальше – и попытаемся это мысленно представить, - добавила она со смешком.
- Она еще маленькая, - пояснила ее сестра. – Просто не обращайте внимания.
- Нам нравится Сьюзен, - сообщила Эмили Лидии. Девочка стала почесывать мастиффиху за ухом. Такого малого поощрения нужно было  Сьюзен, чтобы собака уронила большую голову на колени девочке, закрыла глаза и впала в собачье блаженство.
- Когда она не охотится на злодеев, она такая милашка, - заметила Элизабет. – У нас полдюжины мастиффов в Лонглендзе.
- Я скучаю по ним, - призналась Эмили. – Но мы не могли взять даже одного в Блэксли, потому что, по словам тети Дороти, они слюнявые, а собаки суют свои языки в неположенные места. Она предпочитает собак, которые не так пачкают все слюной. Они более чистые, говорит она.
- Она убеждена, что Робин подхватил дифтерию от одной из тех собак, - присовокупила подробности Элизабет. – Мальчики ходили ловить кроликов и брали с собой собак. Никто не знает, куда лазили эти создания, но Рольф – он был только щенком – пришел весь покрытый грязью и чем-то вонючим. Однако две женщины в деревне тоже заболели, а они и близко не подходили к нашим псам.
- И никто из мальчиков не подхватил ничего, хотя они были с Робином, - сказала ее сестра. – Это просто не имеет смысла.
- Никто точно не уверен, как заражаются болезнью, - заметила Лидия. – Люди не понимают, почему иногда она опустошает целые города, а в другой раз нападает только на горстку людей. Более того, никто не может предсказать, кто переболеет легко, а для кого болезнь станет смертельной. Это ужасно несправедливо, - добавила она тихо.
- По крайней мере, он ушел быстро, - напомнила Элизабет. - Все кончилось за два дня. И почти все время он был в беспамятстве. Сиделка сказала, что он мало чувствовал боли, если вообще что-то ощущал. Он был слишком слаб даже, чтобы чувствовать страх.
Вир отвернулся и отошел к окну. За окном наступали сумерки. Единственное, что он мог различить сквозь затуманенное зрение.
- Я знаю, что в конце он не боялся, - услышал он голосок старшей девочки за своей спиной. – Потому что с ним был кузен Вир.
- Все ужасно испугались, - рассказала Эмили. – Врач сказал, что тетя Дороти должна держаться подальше, потому что может заболеть, и даже если она выживет, то ребеночек, которого она кормила, может заразиться и умереть. И дядя Джон должен был оставаться в стороне, поскольку мог передать ей болезнь. Они бы не позволили нам прийти к Робину.
- Они старались защитить вас, как старались уберечь всех своих детей, - объяснила Лидия.
- Я знаю, но это было очень жестоко, - посетовала Элизабет.
- А потом приехал кузен Вир, - подхватила ее сестра, - и он не боялся ничего. Никто не мог его удержать – хотя они и пытались. Он вошел и оставался с Робином, в точности, как оставался с папой. Он держал папу за руку. И не оставлял его до последнего, даже ни на минуту – и то же самое с Робином.
- Кузен Вир не расскажет вам, - заметила Элизабет. - Он всегда притворяется, что не слышит. Он так делал вид, когда мы пытались поблагодарить его.
- Я вас слышу, - подал голос Вир, проталкивая слова сквозь пересохшее горло. Он отвернулся от окна и увидел три пары подозрительно заблестевших глаз, сосредоточенно уставившихся  на него.
- Боже, ну и суету вы устроили, - проворчал он. – Я любил паренька. Что еще я мог поделать, кроме как пободрствовать у его смертного одра? Чего, черт возьми, мне было терять? – Он сердито посмотрел на молодые личики, обращенные к нему. – Что за причуда у вас такая -  делать из меня героя? Тошнит от этого, вот что. По вашей милости Гренвилл сейчас вырвет. Вот она, - добавил Вир, кивнув в ее сторону, - настоящий герой. Она помчалась спасать вас, хотя от роду вас не знала, а ей есть ради чего жить – учитывая, что она вышла за меня замуж. Она спасла ваши проклятые жизни, и вместо того, чтобы благодарить ее и обещать быть отныне хорошими девочками, вы принялись лепетать о том, что я там делал сто лет назад.
Эта грубая речь возымела желаемый эффект и встряхнула их. Проморгав и смахнув выступившие слезы, юные девы обратили взоры раскаяния к Лидии.
Послушные долгу они принялись благодарить ее за спасение своих жизней и клятвенно обещать вести себя впредь примерно.
- Оставьте этот вздор,  - решительно прервали их Лидия. – Это выражение а-ля «мисс Невинность» срабатывало с лордом и леди Марс, но меня вам так легко не обвести вокруг пальца.  
Ангельские выражения мало-помалу превращались в осторожные по мере того, как она продолжала:
- Невинные мисс не суют нос в чужие письма или не читают то, что не предназначено для их глаз. Вы сбились с пути и посмели совершить проступок. Послушным юным леди не следовало бы даже думать, как тайком сбежать от бдительных родных – не говоря уже о том, что осмеливаться сделать это в глухую полночь – не упоминая о том, что не только сбежать и не давать о себе знать, но и умудриться  не показываться более недели. Пока я восторгаюсь вашей находчивостью и понимаю ваше безрассудство, рожденное из явно слепого поклонения вашему грешному кузену… - тут надежда начала проступать на юных лицах, - и совершенно очевидно, что за вами прискорбно из рук вон плохо смотрели. Можете быть уверены, такому положению дел пришел конец.
Строгий тон Лидии привлек внимание даже Сьюзен.
- Гав! – подтвердила она.
Надежда испарилась с якобы невинных лиц.
Девочки как по команде обратили умоляющие взоры к Виру.
- Мы не собирались причинить столько хлопот, - оправдывалась Элизабет.
- Мы только хотели быть с вами, - вторила Эмили.
- Да, но сейчас мы, как видите, единодушны, - заявил Вир. – Мы мыслим одинаково, Гренвилл и я, и идеи эти скорее ее, учитывая, что я мужчина, а значит, мыслей у меня не водится.
Его подопечные обменялись обеспокоенными взглядами.
Затем Элизабет сказала:
- Неважно. Мы хотим быть с вами. И не важно, сколь взыскательна кузина Лидия, по крайней мере, она смелая и с ней не скучно.
- Может, она научит нас, как сражаться, - просияв, заявила Эмили.
- Вот уж только не это, - застонал Вир.
- И как курить сигары, чтобы не тошнило при этом, - добавила Элизабет.
- Ни в коем случае! – воскликнул Вир. – Не могу представить более отталкивающее зрелище, чем курящие особы женского пола.
- Тогда почему вы подарили ей одну из своих сигар? – с невинным видом спросила Элизабет.
- Потому что… потому что она не такая, как все. Она просто сумасшедшая. – Он воззрился на девочек. – И я хотел бы знать, откуда вам это известно.
- Из «Сплетника», - ответила Эмили.
- Скандальная газетенка, - ответила Лидия на его непонимающий взгляд. -  Ты – вечная тема на ее страницах. Однако у них работают превосходные репортеры. Их сведения обычно точны. Я и сама  частенько использую их ссылки  время от времени. – Ее задумчивый взгляд обратился к подопечным герцога. – Я не верю в то, что можно оградить молодых женщин от подлинной сущности мира. Что читаю я, могут прочесть и они… но это будет происходить в семейном окружении и обсуждаться. Что касается умения драться…
- Проклятье, Гренвилл.
- Даже юным леди следует познакомиться с основами мастерства, как защитить себя. С приличным сопровождением оно им не требуется  - в этом лучшем из возможных миров. Но мир непредсказуем.
Девочки тут же повскакивали с мест и принялись обнимать и целовать герцогиню.
Вир увидел, каким теплом засветились ее глаза.
С ними хлопот не оберешься, и она знала это и не могла быть счастливее.
Смерть отобрала у его жены материнскую и сестринскую любовь, но она сохранила свое сердце открытым. Она создавала семью для женщин, которые нуждались в ней, молодые и старые. Она построит семью для  Элизабет и Эмили и с безграничной теплотой полюбит их, как любит его.
Он не был столь мудр. Потеряв тех, кого любил, он бежал прочь от оставшихся,  тех,  кого мог бы полюбить. Его обуревала ярость – он понял это несколько дней назад после ночных кошмаров о Робине. Мальчик предал его, умерев, как и Чарли в свое время. И Вир закрылся от него и от всего и всех, кто был с Робином связан.
Впрочем, безумный гнев скорби не единственная тому причина.
Вир понимал, что был трусом.  В отличие от его жены, он боялся снова рискнуть. Страшился любви.
Она заставала его врасплох, как ей это свойственно, раз за разом. Подло, исподволь, отказываясь играть по правилам – вот  какова ее, любви, работа.
И он, черт возьми, рад тому.
Он ухитрился сотворить обиженное выражение  на лице и горестно заявил:
- Ох, как это на тебя похоже, Гренвилл, прибирать к рукам все привязанности вокруг. Мне что-нибудь достанется или это только удел чумных особ женского пола?
- Иди-ка сюда, - позвала она. – Мы поделимся.

Йеееееес! ПРОДА!
Карменн, огромейнейшее спасибо!
Метнулась читать

Карменн, огромное спасибо за продолжение!
_________________

Спасибо! Спасибо! Спасибо!

Карменн, Фиби, спасибо, порадовали!



Всегда стопроцентное авторское попадание - слишком шустрые дитенки.
_________________

Ну, дитенки уже почти взрослые - 17 и 15 лет.
_________________

А как изменился сам Вир.
Ещё в первой главе (да, я в который раз всё перечитала) он отзывался о женщинах не иначе как:

А сейчас:

Так что Вир влюблён до безумия и, в связи с этим, пересмотрел свою точку зрение на интелект полов

Спасибо!
_________________