михайловна:
Михаил Ермаков
Притча
Восточной мудрости хорошая есть притча,
Попробую стихами рассказать,
Но все же, смысл ее, по ходу спича,
Точнее, постараюсь, передать.
Так, где-то в Азии, стоял старинный город
Стенами обнесенный. У ворот,
Сидел старик, не знаю, что за повод,
Ну, скажем, отдыхал он от хлопот.
И путники шли длинной вереницей,
Из них, кто может в городе бывал,
Из града в град иной летает птицей,
А кто-то из купцов здесь торговал.
Юнец, из вереницы той подходит,
С вопросом, мол: «Скажи ка мне, старик,
Что у Вас тут по жизни происходит?
И что за люди здесь живут, мужик?»
Старик, качнув приветом головою,
Юнца в ответе также вопрошал:
«А что за люди были там, с тобою,
В том месте, где ты раньше проживал?»
-То были злые, вредные засранцы,
Способные украсть или убить,
Короче, все вокруг, ну сплошь поганцы!
Не жаль, оттуда было уходить!
Старик ответствовал: «И тут, таких же встретишь,
Когда в ворота эти попадешь,
Иди, увидишь, сам сейчас проверишь,
Ты вряд ли здесь нормально заживешь».
Юнец ушел, подходит другой путник,
И повторяет, тот же Юноши вопрос:
«Скажи мне дедушка, впервой мы здесь, мой спутник,
Просил узнать, как здесь тебе жилось?
Что здесь за люди, в этом славном граде?
В том месте, из которого пришел,
Мое осталось сердце и в досаде,
Но так сложилось, то, что я ушел.
Были добры ко мне, гостеприимны,
И многие друзьями смогли стать,
И отношения сложились, столь взаимны,
Что нелегко, то место было покидать».
Старик ответствовал: «И здесь таких же встретишь,
Когда в ворота эти попадешь,
Иди скорей, сейчас все сам проверишь,
Ты в этом городе отлично заживешь».
Купец стоял и разговоры слушал,
Спросил: «Скажи отец, один вопрос,
Ты извини, что я Вас тут подслушал,
Но озадачил ты меня всерьез!»
Старик с усмешкою: «А чем же тут задача?
Раз в сердце каждого уже построен мир,
Но если плох он, то и здесь удача,
Поможет строить, тот же лишь сортир.
А коли в сердце мир, покой и нега,
Несут его лучи другим добро,
То этот град, такого человека,
Уж точно не оставит одного.
Себе подобных сердцем он здесь встретит,
Тех, чьи сердца открыты для него,
И за добро, добром и он ответит,
Прекрасной будет здесь и жизнь его!
Всегда свое мы ищем отражение,
В глазах и душах нам чужих людей,
И часто, только наша точка зрения,
К нам делает жизнь злее иль добрей.
Настёна СПб:
ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ «РУСАЛКА»
Она, свои скрывая груди
И лоно зыбким тростником,
На мир, где колдовали люди,
Смотрела из реки тайком.
Ей был понятен их веселий
И их забот вседневный строй, —
Призыв пастушеской свирели,
Костёр рыбачий под горой.
Она любила хороводы,
И песни дев издалека.
Когда ложилась мгла на воды
И стыла тёмная река.
А в день осенних водосвятий,
Из-под воды едва видна,
Как речь таинственных заклятий
Молитвы слушала она.
Когда же рой детей, купаясь,
Шнырял по вспугнутой реке,
Она звала их, откликаясь
На непонятном языке.
Но, видя проходящих парней,
Вечеровой порой, в тиши,
Ещё нежней, ещё коварней
Смеялась, зыбля камыши.
(1907 г.)
Nadin-ka:
Александр Городницкий
УЛИСС
Скажи, Улисс, о чём поют сирены?
Чем песня их пьянящая манит,
Когда штормит и струи белой пены
Секут волну, как кварц сечёт магнит?
Когда над мачтой, наклонённой низко,
Несётся тучи сумеречный дым
И снова Понт становится Эвксинский
И негостеприимным, и седым?
В чём этих песен тягостная мука?
Когда гремит норд-ост, начав с низов,
Я слышу их неодолимый зов,
Подобный колебаньям инфразвука.
Не потому ль мы покидаем быт свой,
В желаниях и чувствах не вольны,
И гонит нас слепое любопытство
Навстречу пенью утренней волны?
Не потому ли, озарив окрестность,
В неведомую веру обратив,
Морочит душу этот неизвестный,
В тысячелетья канувший мотив?
Так, изогнувшись хищно и горбато,
Фафор атоллов, акварель лагун
Крушит волна, рождённая когда-то
На противоположном берегу.
Глухая ночь. Предельный угол крена.
Куда плывём погоде вопреки?
Скажи, Улисс, о чём поют сирены?
Хотя бы смысл, хотя бы часть строки!
михайловна:
Андрей Усачев
Хозяйка медной горы
Богата хозяйка Медной горы:
В покоях её золотые ковры,
Хрустальные люстры, алмазные арки…
Какие, представьте, нужны ей подарки,
Если у этой хозяйки гора
Полна малахита и серебра?!
Всё было богатой хозяйке не мило.
Но в гости пришёл бедный мастер Данила:
С поклоном явившись в роскошный чертог,
Вручил малахитовый скромный цветок.
Был встречен по-царски юноша бедный,
Хотя он принёс не алмазный букет.
История эта стала легендой…
Такие творит чудеса этикет.
Nadin-ka:
Борис Поплавский
Мальчик думает а я остался...
Мальчик думает а я остался
Снова не увижу Южный крест
Далеко в раю над ним смеялся
Чей-то голос посредине звезд
Милый милый от земли до рая
Простираются миры зари
Острова заката где играют
С ангелами мёртвые цари
В океане там двойные зори
В облаках закаты-города
А когда приходит вечер — в море
Розовая синяя вода
Улетаем мы грустить на звёзды
Закрываем в дирижабле шторы
А кругом идёт блестящий дождик
Из промытых синих метеоров
михайловна:
Людмила Филиппова
Богиня Веста-берегиня
В лесной глуши под белой шубкой
Спала красавица Весна.
Ее коснулся теплый лучик,
И пробудилась ото сна.
Как нежный маленький подснежник,
И белолица, и светла,
И на щеках румянец вешний,
В глазах вся неба синева.
Моя прекрасная богиня
Весенних ласковых деньков,
Богиня Веста – берегиня
Всех женщин из покон веков.
Своим дыханием ты будишь
От зимних беспробудных снов
И приласкаешь, приголубишь,
Одаришь нежностью цветов.
Peony Rose:
Поуп А.
Из юных нимф ее дочь Тамеса, Лодона...
(отрывок из "Виндзорского леса")
Из юных нимф ее дочь Тамеса, Лодона,
Была славнее всех; и взор Эндимиона
Лишь потому ее с Дианой различал,
Что месяц золотой богиню украшал.
Но, смертных и богов пленяя, не пленялась:
Одна свобода ей с невинностью мила,
И ловля птиц, зверей - утехою была.
Одежда легкая на нимфе развевалась,
Зефир играл в ее струистых волосах,
Резной колчан звенел с стрелами на плечах,
И меткое копье* за серною свистало.
Однажды Пан ее увидел, полюбил,
И сердце у него желаньем воспылало.
Она бежит... В любви предмет бегущий мил,
И нимфа робкая стыдливостью своею
Для дерзкого еще прелестнее была.
Как горлица летит от хищного орла,
Как яростный орел стремится вслед за нею,
Так нимфа от него, так он за нимфой вслед -
И ближе, ближе к ней... Она изнемогает,
Слаба, бледна... В глазах ее темнеет свет.
Уже тень Панова Лодону настигает,
И нимфа слышит стук ног бога за собой,
Дыхание его, как ветер, развевает
Ей волосы... Тогда, оставлена судьбой,
В отчаяньи своем несчастная, к богине
Душою обратись, так мыслила: «Спаси,
О Цинтия! меня; в дубравы пренеси,
На родину мою! Ах! Пусть я там отныне
Стенаю горестно и слезы лью ручьем!»
Исполнилось... И вдруг, как будто бы слезами
Излив тоску свою, она течет струями,
Стеная жалобно в журчании своем.
Поток сей и теперь Лодоной называем,
Чист, хладен, как она; тот лес им орошаем,
Где нимфа некогда гуляла и жила.
Диана моется в его воде кристальной,
И память нимфина доныне ей мила:
Когда вообразит ее конец печальный,
Струи сливаются с богининой слезой.
Пастух, задумавшись, журчанью их внимает,
Сидя под тению, в них часто созерцает
Луну у ног своих и горы вниз главой,
Плывущий ряд дерев, над берегом висящих
И воду светлую собою зеленящих.
Среди прекрасных мест излучистым путем
Лодона тихая едва едва струится,
Но вдруг, быстрее став в течении своем,
Спешит с отцом ее навек соединиться.**
* Легкие копья, с которыми изображаются Дианины нимфы, были бросаемы в зверей.
* * С Темзою, которая в поэзии называется богом Тамесом.
пер Н. Карамзина
1790
михайловна:
Василий Жуковский
Дивная роза без шипов
О дивной розе без шипов
Давно твердят в стихах и прозе;
Издревле молим мы богов
Открыть нам путь к чудесной розе:
Ее в далекой стороне
Цветущею воображаем;
На грозной мыслим вышине,
К которой доступ охраняем
Толпой драконов и духов,
Средь ужасов уединенья —
Таится роза без шипов;
Не то обман воображенья —
Очаровательный цветок
К нам близко! В райский уголок,
Где он в тиши благоухает,
Дракон путей не заграждает
Его святилище хранит:
Богиня-благость с ясным взором,
Приветливость сестра Харит —
С приятным сладким разговором,
С обворожающим лицом —
И скромное Благотворенье
С тем очарованным жезлом,
Которого прикосновенье
Велит сквозь слез сиять очам
И сжатым горестью устам
Улыбку счастья возвращает.
Там невидимкой расцветает
Созданье лучшее богов —
Святая роза без шипов.
Nadin-ka:
Василий Фёдоров
ЕЛЕНА ПРЕКРСНАЯ
Не верили,
Отмахивались:
Миф!
Но по дворцам,
По стенам, взятым с бою,
Давно доказано,
Что был правдив
Старик Гомер,
Воспевший гибель Трои.
Над нею, павшей,
Вечность потекла,
Землёй укрыла
Виновных нет.
И все-таки была
Всему виной
Прекрасная Елена.
Неоспоримы
Слёзы,
Муки,
Беды,
Неоспорим
И бога Зевса пыл,
Когда торжественно
В купальню Леды
Он, женолюбец,
Лебедем приплыл.
И родилась Елена всеблагая
Затмившая
Эгейскую зарю,
Доставшаяся в жёны Менелаю,
Суровому спартанскому царю.
Где красота,
Там правота каприза,
А где любовь,
Там бой идёт не зря.
Неоспорима
Молодость Париса,
Отнявшего Елену у царя.
Неоспоримо
Минелая сердце,
Стучавшее тараном у ворот.
Неоспоримо
Мужество ахейцев,
Поклявшихся
Не постригать бород.
А годы мимо...
Годы мимо,
Мимо...
В крушении Приамовых дворцов
Неоспоримо всё,
Но оспорима
Житейская
Забывчивость бойцов.
Пал Минелай
В печали и тоске.
Изъела корабли
Морская пена.
Состарилась
Прекрасная Елена.
Скорбела Пенелопа
Вдалеке.
За девять лет,
Приученные драться,
Копьем и дротиком
Вести бои,
Уже ахейцы
Стали оступаться
О клятвенные бороды свои.
В крови,
В скорбях,
В осаднойсуете
Они,
Вослед приплывшие под Трою,
За юною,
За дивной красотою
Успели позабыть о красоте.
И мы в бою,
Так мы твердыни рушим!
Но, увлекаясь
Праведной борьбой,
Лишь одного хочу,
Чтоб наши души
Не отросли
Ахейской бородой.
Nadin-ka:
Александр Иванович Тиняков
РЕВНОСТЬ ЛЕШЕГО
Ужален я злою змеею,
Змеею любовной тревоги,
И вою, и вою, и вою
В своей одинокой берлоге.
Замолкну, замру на мгновение:
В лесу помертвелом все тихо,
Но где-то в глуши, в отдаленьи
Смеется с другим лешачиха.
С другим лешачиха смеется,
С другим забавляется милым,
И кровь моя синяя льется,
Как адское пламя по жилам.
И снова ужален тоскою,
Завидую сладким утехам,
Я вою, я вою, я вою -
И лес откликается эхом!
29 января 1910 года
михайловна:
Михаил Ломаносов
Послушайте, прошу, что старому случилось,
Когда ему гулять за благо рассудилось.
Он ехал на осле, а следом парень шёл;
И только лишь с горы они спустились в дол,
Прохожий осудил тотчас его на встрече:
«Ах, как ты малому даёшь бресть толь далече?»
Старик сошёл с осла и сына посадил,
И только лишь за ним десяток раз ступил,
То люди начали указывать перстами:
«Такими вот весь свет наполнен дураками:
Не можно ль на осле им ехать обоим?»
Старик к ребёнку сел и едет вместе с ним.
Однако, чуть минул местечка половину,
Весь рынок закричал: «Что мучишь так скотину?»
Тогда старик осла домой поворотил
И, скуки не стерпя, себе проговорил:
«Как стану я смотреть на все людские речи,
То будет и осла взвалить к себе на плечи».
михайловна:
Виталий Молчанов
С победой шли домой богатыри,
воздав врагу сполна в кровавой сече.
Как верный пёс лизало солнце плечи,
чтоб раны чудотворно заросли,
зарубцевавшись в памяти навечно.
И расстилалась степь рекою млечной,
и тучи мимо киселём текли.
С победой шли домой богатыри.
Седой Баян резные гладил гусли —
звенели струны. Cтруги жались в устье,
на пир горой купцы дары везли.
Котлы дымились, предлагая снеди.
И, на плетень закинув руки-плети,
глядела мать на пыльный столб вдали.
С победой шли домой богатыри.
К хлебам солонки ладили невесты,
а на пригорке, что лежит одесно
у стен детинца, дети-снегири,
разгладив кумачовые рубашки,
толпились тесно. Пенные баклажки
отцы из погребов на свет несли.
С победой шли домой богатыри.
Бренчали брони, заглушая топот.
«Ты жив ли, милый?» — уст горячий шёпот.
Баян завёл протяжно: «Гой-еси…»
… Раздался посвист ханский, соловьиный.
Разбойная взлетела в небо сила
и пала игом на хребет Руси…
С победой шли домой богатыри
в свои степные дымные улусы,
мир покорив, где храбрецы и трусы
влачили гнёт века под свист камчи.
Но пел Баян — слепой и вдохновенный,
вскрывая словом подневольных вены,
и Муромцы вставали в бой с печи!
Nadin-ka:
Зельвин Горн
НОЧЕНЬКА...
Спят измученные земляне,
Кто жену, кто мечту обняв...
Вышла ноченька на гулянье,
Украшеньями чуть звеня.
И, ступая как можно тише
По расстеленному ковру,
Охлаждает дыханьем крыши,
Нянчит спящую детвору.
Где поправила одеяло
Заменила плохие сны,
Где колясочку покачала,
Отодвинула от стены.
Я уже засыпал, но все же
Похвалил её из окна:
"Из тебя получится может
Замечательная жена!
И красива ты, и богата,
Любишь, как погляжу, детей.
Посылай же кому-то сватов,
Свою молодость пожалей!"
Но на это, сверкнув глазами,
Так ответила мне она:
"Я давно уже вышла замуж,
Только с мужем разлучена.
Любим мы горячо друг друга,
Я брюнетка, а он блондин.
День зовут моего супруга,
И на свете такой один.
Только в солнечное затмение
Нам встречаться разрешено.
Встреча длится всего мгновенье,
Но я счастлива всё равно"
И ушла, повернувшись круто,
Платьем бахатным зашуршав,
И была она в ту минуту
Удивительно хороша.
михайловна:
Василий Жуковский
СТАРЫЙ РЫЦАРЬ
Он был весной своей
В земле обетованной
И много славных дней
Провел в тревоге бранной.
Там ветку от святой
Оливы оторвал он,
На шлем железный свой
Ту ветку навязал он.
С неверным он врагом,
Нося ту ветку, бился
И с нею в отчий дом
Прославлен возвратился.
Ту ветку посадил
Сам в землю он родную
И часто приносил
Ей воду ключевую.
Он стал старик седой,
И сила мышц пропала,
Из ветки молодой
Олива древом стала.
Под нею часто он
Сидит, уединенный,
В невыразимый сон
Душою погруженный.
Над ним, как друг, стоит,
Обняв его седины,
И ветвями шумит
Олива Палестины,
И, внемля ей во сне,
Вздыхает он глубоко
О славной старине
И о земле далекой.
Nadin-ka:
Лев Мей
ПСАЛОМ ДАВИДА НА ЕДИНОБОРСТВО С ГОЛИАФОМ
Я меньше братьев был, о боже,
И всех в дому отца моложе,
И пас отцовские стада;
Но руки отрока тогда
Псалтирь священную сложили,
Персты настроили ее
И имя присное твое
На вещих струнах восхвалили.
И кто о мне тебе вещал?
Ты сам услышать соизволил,
И сам мне ангела послал,
И сам от стад отцовских взял,
И на главу младую пролил
Елей помазанья святой...
Велики братья и красивы,
Но неугодны пред тобой...
Когда ж Израиля на бой
Иноплеменник горделивый
Позвал — и я на злую речь
Пошел к врагу стопою верной,
Меня он проклял всею скверной,
Но я исторгнул вражий меч
И исполина обезглавил,
И имя господа прославил.