Пламенный лед (СЛР, спорт, 18+)

Танюша, спасибо за продолжение! Продолжение- просто нет слов. Так чувственно, так трогательно, так эмоционально.

Ура! Воскресенье, жду эпилог

Привет всем!
Таня! Большое спасибо за продолжение! С победой нас! Рада, что Сергей и Макс поняли друг друга. Лиза помирила их. Нужна она для Макса. Жду от него признания!
В ожидании эпилога!
___________________________________

Привет всем!


Я всех их люблю!
Да она не то что приревновала... Скорее все это от того, что она еще не чувствует в Максе абсолютной уверенности. И это нормально после всего случившегося. Думаю, если бы такая сцена произошла лет через пять, можно было бы ее упрекать, а пока что у нее есть причины.

Ну так хватит ему уже психов! Пора взрослеть, брать себя в руки. Если он, конечно, не хочет окончательно все испортить.


Думаю, доля независимости в любом случае нужна. В любых отношениях, и это нормально. Просто чтобы не потерять себя и свое "я". Иначе есть риск стать неинтересной даже тому, с кем ты в отношениях.


Об этом, думаю, мы узнаем уже в эпилоге.


Ой, спасибо большущее!!!!


Макс - персонаж очень неоднозначный.. К нему можно по-разному относиться, и это хорошо, что он вызывает у всех разные эмоции! Так и должно быть! Спасибо огромное! Главное, что нет к нему равнодушия - вот это было бы неправильно, это бы означало, что он не получился таким, каким должен был получиться.


Спасибо огромное!
Ой, я сама с ними сроднилась за то время, что писала роман! Если честно, очень трудно было отпускать их в "самостоятельную жизнь", но рано или поздно сделать это было нужно.


Макс - человек действия. Со словами он не очень дружит.
А эпилог уже на подходе, так что посмотрим, как оно у Макса сложится, с признаниями-то)


От этого никто не застрахован!


История и так получилась очень объемная. Наверное, можно было покороче, но... У меня не вышло)))


В глубине души он это уже признал. Думаю, даже намного раньше, чем ему самому хотелось бы. Осталось правильно сформулировать, желательно даже вслух.


Спасибо огромное!


Макс - человек действия. А вот с признаниями у него проблема. Для него одно "ты мне нужна" вмещает больше, чем все остальные слова. Он бы просто не сказал этого женщине, к которой ничего не чувствует. Но все же впереди у нас эпилог, так что посмотрим, что и как будет.


Конечно! Но Макс не романтический принц. Поэтому рассуждения его большей степенью тоже не столь романтические. Она для него единственная уже только потому, что с другой он не был бы таким, какой он с ней. Лиза открывает в нем эту чувствительную, романтическую сторону даже для него самого. Ему никто кроме нее не нужен, и уже в этом ее уникальность для него!

Девушки, ну что, подобрались мы с вами к самой концовочке. Для меня эта история стала особенной, в нее я вложила и силы, и душу. Надеюсь, что и в ваших сердцах она нашла отклик, оставила пусть и маленький, но все же след.
Спасибо вам за поддержку, за теплые слова! Обнимаю всех.
Вот он, эпилог...

 » Эпилог

Республика Корея, Пхёнчхан, Февраль 2018 года
 
Лиза чувствовала, как Макс сжимает ее руку, и натянуто улыбалась в камеру. Он был зол, волны исходившей от него тихой, мрачной, медленной ярости проникали под кожу, пробирали до самого сердца. Ей хотелось спрятаться, укрыться с головой одеялом, сказать что-нибудь, но сказать было нечего. Вряд ли ее «прости» пойдет им на пользу и уж тем более повлияет на оценки. Ей хотелось закрыть лицо руками и застонать. Вот тут, на этом диванчике, не думая ни о камерах, ни о болельщиках, ни о самой себе. Все ломалось, сыпалось, и Лиза знала, что это только начало. Он еще не знал, а она знала. Мир рушится не с треском и звоном, нет. Мир бесшумно осыпается к ногам пеплом несбывшихся надежд, разочарований, осознанием, что точка необратимости уже пройдена, а ты все еще остаешься в счастливом неведении.
Макс сдавил ее пальцы так, что ей стало больно. Прошлогодний чемпионат мира, где они взяли бронзу, World Team Trophy того же сезона, потом мелкие турниры, серия этапов Гран-при, финал, чемпионат России, первенство Старого света на домашнем льду всего какой-то месяц назад… Он всегда держал ее за руку, и всегда она чувствовала, что не одна, чувствовала уверенность, незнакомую ей прежде. А теперь… Теперь ничего не было, только страх и смятение, потому что Макс, в отличие от нее, все еще пребывал в том самом неведении, которое для нее кончилось три дня назад. Она помахала в камеру, чуть пошевелила пальцами, и Макс, поняв, что позволил эмоциям закоротить мозг, ослабил хватку. Посмотрел на Лизу все еще мрачно, с колкими льдинками во взгляде, но обнял, прижал к себе, и от этого ей стало еще тяжелее. Она вдохнула жаркий запах его тела, жадно, как будто и не дышала раньше, глотала пропитанный им воздух, как голодная, а у самой сердце колотилось в горле.
Если бы это было просто падение…
- Ничего, Лиз, - угрюмо сказал он, услышав оценки.
А ей захотелось истерически, до слез, до озноба расхохотаться. Это его «ничего» было столь же пустым, как и ее не сказанное «прости». Она бы, наверное, могла вцепиться в него, заорать в лицо, что вот именно ничего! Ничего уже не будет нормально, ничего! Некуда им больше идти, и мечта о личном олимпийском золоте так и останется мечтой. Все эти разговоры о следующем олимпийском цикле… Не будет больше ничего. Она ненавидела Макса за то, что он еще не знал этого, а она знала и перемалывала в одном большом треснутом корыте собственные чувства вместе с разумом, приправляя эту отвратительную массу страхом. И, что хуже всего, какая-то часть ее, дурная, наивная, преданная, еще верила в то, что все будет хорошо.
Спрятавшись от Миронова, Ксюши и камер, Лиза все-таки не выдержала. Опустила голову, прижалась к стене. Блестящее фиолетово-черное платье прикрывало бедра, накинутая на плечи олимпийка с логотипом российской сборной не грела, и она куталась в нее скорее по инерции. Месяц назад, в Москве, они откатали эту короткую программу на одном дыхании. Как вышли на лед – вдохнули, а выдохнули, только когда затихла музыка. И Лиза смеялась, сидя на точно таком же диванчике, и приветы передавала всем знакомым, и потом, в раздевалке, целовала Макса так, что башню срывало обоим. А сегодня она чувствовала себя потерянной. Словно ее привели куда-то, ослепшую и немую, и оставили, а людям вокруг не было до нее никакого дела, они говорили на непонятном языке и просто шли мимо.
Легкое недомогание она чувствовала с самого утра, еле отодрала себя от постели, а потом долго стояла под теплыми струями воды, пытаясь прогнать сонливость. Она замазывала темные круги под глазами и старалась не думать о том, что будет после. А что будет? Что?!
В командных соревнованиях они выступили достойно, откатали обе программы так, что мурашки по коже бегали. Теперь уже никто не сомневался, что на Олимпийские игры они приехали биться за золото. Первая пара российской сборной, двукратные чемпионы России и Европы, победители серии Гран-при. Борьба обещала быть жесткой и интересной, ведь среди пар, претендующих на наивысшую спортивную награду, были французский, американский и российский дуэты. В интернете шли ожесточенные споры, сами фигуристы отказывались давать комментарии. Никто и не помнил, когда такое было в последний раз: бывшие партнер и партнерша, ставшие соперниками, брат и сестра, выступающие в разных парах, за разные страны, и только одно золото.
- Ничего не хочешь мне сказать? – Макс остановился возле Лизы и уперся ладонью в стену рядом с ее головой. Прищурился, разглядывая ее бледное лицо.
- Нет. - Она подняла глаза.
Самойлов чувствовал, что она подавлена. Он и сам пребывал не в лучшем расположении духа, злился на нее за это странное падение, но все равно хотел приободрить. Это с Алисой после неудачных прокатов они разбегались по углам как кошка с собакой, а с Лизой все из одной миски хлебали. И грусть, и радость, и победы с разочарованиями. Макс вообще иногда не мог понять, где заканчивается он сам и начинается она, не воспринимал себя отдельно. Вот есть Лиза, и есть он, а просто Лизы отдельно от него не было, так же как и его. Простое сложение, где сумма какая-то неправильная – как ни складывай, а один плюс один все равно одним остается. А может, правильная наоборот, может, как раз так и надо.
- Ладно тебе. Сейчас уже ничего не поделаешь. Теперь надо за произвольную бороться.
- Надо, - понуро ответила она, вяло, без всякого энтузиазма.
- Да что с тобой?! – разозлился он.
Не на падение ее разозлился, идиотское падение, с выброса, который они делали десятки, сотни раз. А тут выкрутила все что нужно, почти выехала и вдруг рухнула, как пьяная. И потом, в поддержке, он чувствовал, что не так что-то. Вроде и как всегда, но что-то не так. То ли кожа влажная, то ли еще что, не понял, а может и показалось.
- Ничего.
Она подняла голову, встретилась с Максом взглядом. Он совсем близко, глаза, губы, скулы… Захотелось провести пальцами. По подбородку поцелуями, по щекам, жесткую линию рта попробовать языком, захлебываясь собственной любовью. Он беспокоился, и Лиза это видела. Понял что-то? Вот кончится Олимпиада, тогда можно будет поговорить. Потому что сейчас все равно смысла нет, какой толк, если оба они будут на взводе? Не имеет она права бросать все так, бороться должна. За прыжки, за элементы, за золото это, которого уже точно не будет. И он должен понимать, что она борется. Да она себе не простит, если бросит все. И ему не простит. Пусть даже не золото, но на пьедестал она встанет. Рядом с ним встанет. А потом… Об этом она еще успеет подумать, но не сейчас.
 
***
На лед с произвольной программой они выходили в конце предпоследней разминки. Четыре сильнейшие пары, в числе которых были Алиса с Алексом и Сергей с Вивианой, выступали через несколько минут после их проката, и все же этот незримый разделитель действовал на нервы. Лиза злилась и упрямо поджимала губы, в ней взвивалась спортивная злость, та самая, свойственная настоящим борцам. А она была борцом. На утренней тренировке она вела себя так, словно не было этого злополучного проката короткой, не было досадного падения. Вышла на лед, гордо расправив плечи, и вложила руку в ладонь Макса. Для них это стало своеобразным ритуалом – сделать круг, держась за руки. Неважно, была ли это самая обычная тренировка или разминка перед стартом, они брались за руки и проезжали по периметру катка. Это придавало уверенность, успокаивало, позволяло настроиться друг на друга, хотя за последнее время они, казалось, научились понимать друг друга без слов, с полувзгляда.
Этим утром Макс чувствовал ее решимость, но насколько эта решимость сильна, понял, только когда началась тренировка. Лиза вышла на лед не просто кататься, она вышла убивать соперников. Морально убивать. Такой он ее еще не видел, по крайней мере, на льду. Она походила на дьявола в женском обличии – прекрасного белокурого дьявола с обольстительной улыбкой и ангельскими голубыми глазами, затягивающими, словно омут. В ее движениях сквозила отточенная грациозная страсть, а взгляд оставался холодным, твердым, и это походило на ядерный коктейль, от которого у него закипала кровь. Он усмехнулся, поймав ее улыбку, и понял, что отступать она не намерена. Что же, он был с ней согласен.
Накануне он не стал донимать ее вопросами, а сама Лиза разговор о произошедшем заводить не спешила, отмалчивалась и о чем-то думала. Вначале Макс ее не трогал, потом попытался расшевелить, заставил одеться и пойти на ужин. Нехотя, но она все-таки собралась, а за столом даже выдавила из себя несколько кислых улыбок. Женя похлопал ее по руке и подбадривающе подмигнул, Ксюша обняла и поцеловала в щеку.
Никто так и не смог понять, что произошло…
Перед сном Макс, несмотря на наличие в команде опытного массажиста, сделал Лизе легкий массаж, размял плечи, спину, руки. Он все еще немного злился, знал, что она могла выехать с этого выброса, и не понимал, почему все бросила. Потом обнял ее, прижал спиной к груди, уперся подбородком в макушку. Ее присутствие само по себе оттесняло все остальное на второй план. За прошедший год они провели порознь всего три ночи, и он не представлял, что делал бы, окажись они вдруг в разных постелях. Рядом с Лизой все становилось проще, разочарования не казались такими уж безнадежными, проблемы гнетущими.
 
Миронов взял спортсменов за руки, посмотрел вначале в глаза Максу, потом Лизе. Она показалась ему немного бледной, но он списал это на волнение. В остальном выглядела Лиза великолепно: невесомое платье изумрудного цвета с открытыми плечами и глубоким вырезом, густо подведенные черным глаза, уложенные в простую, но стильную прическу волосы. Элегантно и подчеркнуто сексуально.
- Все, ребят. - Тренер выпустил руки фигуристов. – Вы сами все знаете.
- Давайте. - Ксюша не улыбалась, мягкий, но серьезный взгляд внушал чувство спокойствия, основательности. Она как будто хотела передать им уверенность, живущую в ней самой.
Произвольную программу они катали под «The world is not enough» группы Garbage, ту самую песню, под которую они танцевали после небольшого турнира в Эстонии. Каждый раз выходя на лед под эту музыку, Макс видел в глазах Лизы отражение того самого вечера, лукавые искорки, откровенно свидетельствующие о том, что она тоже прекрасно все помнит. Он и не сомневался! У нее даже платье было точь-в-точь такое же, как тогда, разве что короче. И на кой только он согласился на эту провокацию?! Знал ведь, что это будет игра на собственных нервах. После каждого проката ему хотелось прижать Лизу к стенке, содрать с нее одежду и иметь так, чтобы она с ума сходила, чтобы ноги у нее подкашивались. Когда они уходили со льда, непонятно было, от чего сердце колотится – от того что элементы выкручивал в бешеном ритме или от близости собственной партнерши. От того и от другого, наверное… В декабре, после чемпионата России, он не выдержал, уволок ее под трибуны, зажал в какой-то подсобке. Как псих, честное слово. На него ни одна баба так не действовала, а от этой мозг плавился, сознание плыло, рассудок вообще отрубался начисто. Она тогда вяло отбивалась, отворачивалась от его хаотичных поцелуев, а потом сама к нему стала жаться, подставлять шею. Шептала что-то горячо, дышала прерывисто и стонала сдавленно, сдерживаясь, кусала губы. Миронов после на них долго смотрел, внимательно так, а Макс только потом обнаружил, что пуговица на рубашке от костюма оторвана и болтается на ниточке.
Эта программа не походила на то, что они делали в прошлом сезоне. Эта программа была не только о любви, она была о страсти, о соперничестве, о власти. О власти как таковой и о власти мужчины над женщиной, женщины над мужчиной.
После того как озвучили оценки предыдущей пары, они взялись за руки и проехали вдоль бортика несколько метров, а после застыли в разных сторонах катка. Лиза облизала губы, сделала глубокий вдох. Где-то сбоку мелькали флаги России, трибуны пестрили тысячами лиц, но она знала, что не должна думать ни о чем кроме проката. И еще немножко о Максе. Так, чтобы эмоции не шкалили бешеным потоком, а подчеркивали чувственность, придавали катанию нужную окраску. Она дозировала их, медленно выпускала на волю, отравляя все вокруг этим сладким ядом, дурманом собственной страсти и дикой любви, приоткрывая порочно дерзкую часть себя. Музыка подхватила их, обозначила оттенки. История, картинка, образы… Они держались отстраненно, кружили вокруг, присматриваясь, словно коварные хищники, знающие друг другу цену. Они смотрели друг другу в глаза, завладевая, пропитывая, проникая внутрь. Борьба двух лидеров, двух искушений. Выброс, словно Макс отталкивал ее от себя, ненужную более, словно он выиграл, а она проиграла, и тут же поддержка, ее платье на его ладони, ее горделивая поза, изящные руки. Резкий рывок, и Лиза падает в его объятья, на секунду страстно прижимается лишь затем, чтобы в следующее мгновение доказать, что проигравший тут он. Четверной тулуп уже не просто параллельный – зеркальный, овации, заглушающие музыку, восторг болельщиков. Взгляд из-под ресниц, томный, пленительный, глаза в глаза. Заученное касание чуть дольше, напористей, а в глубине мужских зрачков пламя, и ясно, что прокат не имеет к этому никакого отношения. Языком по губам, случайно, когда он касается талии, когда по телу пробегает дрожь, заметная лишь ему. Подкрутка в три оборота, параллельное вращение так близко, что можно дотронуться рукой, тодес, в переводе с немецкого - спираль смерти.
The world is not enough,
But it is such a perfect place to start, my love…
And if you’re strong enough,
Together we can take the world apart, my love…
Лиза, следуя сценарию постановки, повернулась к Максу спиной, его пальцы прошлись по ее плечам до локтей, дальше, до запястий, и она, бросив на него взгляд из-под ресниц, улизнула из его рук. Она чувствовала, что начинает выбиваться из сил, но хуже было, что вдогонку этому в голове звенел маленький противный колокольчик страха. Главное, чтобы снова не закружилась голова, остальное неважно. Лиза резко развернулась, решительно зашла на прыжок… Три оборота… еще три… два… Лезвие коснулось льда, и она мысленно заорала сама себе «стой, мать твою! Выезжай!». Трибуны снова взорвались гулом оваций, взметнулись флаги, шум окутывал, уносился под своды катка и возвращался обратно, а Лиза смотрела в глаза Максу, удерживая его между реальностью и сном, между землей и небом, там, где они, две смелые птицы, парят надо льдом, раз за разом доказывая, что нет ничего невозможного.
 
Светлана смотрела на свою дочь, и ей казалось, что это и не Лиза вовсе, а какая-то другая, далекая девушка. Красивая, уверенная в себе. Эта девушка плавилась в мужских руках, дразнила, притягивала взгляды. В ее движениях сквозила страсть, и страсть эта была вовсе не постановочная, заложенная в смысл программы, это была страсть к жизни.
Аккуратные ухоженные пальцы Светы сжимали ремень сумки, лежащей на ее коленях, но она не замечала этого. Она не замирала, когда ее дочь заходила на сложнейшие элементы, не хлопала, когда та успешно их исполняла. Света просто смотрела и пыталась вспомнить что-то важное, какие-то мелочи, детали… Пыталась, но не могла. Только откуда-то издалека приходил размытый образ маленькой девочки в желтом платье. Давний день, стершийся из памяти… Один из первых турниров ее дочери. Время раздвинулось и сжалось, все стало прозрачным, словно не было этих лет, разделяющих прошлое и настоящее, словно по льду сейчас скользила та самая девочка.
 
Москва, осень 2003 года
 
- Ты опять вторая! – Света с силой сдавила тонкую руку дочери. – Почему же ты такая неуклюжая, а?!
- Мам…
- Замолчи, - прошипела Светлана и дернула девочку за руку, уводя подальше от трибун.
Больше на дочь она не смотрела, тащила за собой, не замечая ни стоящих в глазах Лизы слез, ни понуро опущенной головы. Она и не знала, почему вышла из себя, но эта серебряная медалька…
- Мам… - Лиза снова подала голос.
Света сделала вид, что не слышит этого. Потом втащила дочь в раздевалку, с раздражением достала из шкафчика сумку и бросила к ее ногам. Ее раздражали эти опущенные плечи, жалобный голосок, а еще больше раздражало ее, что ради того, чтобы поехать с Лизой на этот турнир, ей снова пришлось выворачивать наизнанку все свои планы. Из-за второго ребенка их с Николаем жизнь трещала по швам, если бы не свекровь…
- Переодевайся. Я жду тебя снаружи, - отрезала она и, так и не взглянув на Лизу, хлопнула дверью.
 
Республика Корея, Пхёнчхан, Февраль 2018 года
 
- Ты куда? – Николай ухватил подорвавшуюся жену за локоть. – Сережка скоро кататься будет.
- Я Лизу… - Светлана выглядела потерянной. Меркулов сдвинул брови, не улавливая сути ее слов, но Света нетерпеливо дернула рукой. – Мне нужно увидеть Лизу. Коль…
- Сережка откатается, и пойдем.
- Перед ним еще три пары и разминка. Коль… я хочу обнять свою дочь. Ты видел… видел, какая она красавица…
Голос у Светланы едва заметно дрогнул. Обнять дочь… Она и в самом деле хотела обнять Лизу, обнять девочку в желтом платье и сказать… что-то важное, настоящее. Зрительница, сидящая рядом, кинула на Светлану недовольный взгляд, но ее крайне мало интересовала то, что она мешает людям. Николай нахмурился еще сильнее, поджал губы, посмотрел на каток. Несколько маленьких девочек, учениц спортивных школ, собирали игрушки и цветы, брошенные на лед болельщиками. Лиза и Макс сидели на диване в уголке слез и поцелуев. Жена вела себя странно, никогда прежде он не видел ее такой. По натуре своей Николай Меркулов был человеком жестким, малоэмоциональным, порой суровым, практически ничего не могло выбить его из колеи. Только Света. Потому что Света была единственной женщиной в его жизни, которую он любил, любил, казалось, с самой первой их встречи. Сыном же Николай гордился, так же, как гордилась им его жена, а дочь… С дочерью все всегда было слишком сложно…
 
- Ты как? – шепнул Макс на ухо Лизе, когда они уселись на диванчик в уголке слез и поцелуев.
Она радостно улыбалась, глаза блестели задором, и все же ему казалось, что с ней не все в порядке. Он хотел пить, но вначале протянул бутылку воды ей, и она с удовольствием сделала несколько жадных глотков, а после поцеловала его в губы.
- Отлично, - ответила Лиза смеясь.
Макс всмотрелся в ее бледное лицо, но решил, что сам надумывает себе лишнего. После проката она буквально повисла у него на руке, словно стоять ей было тяжело. Продолжалось это, правда, всего пару секунд и, вполне возможно, ему просто показалось. По крайней мере, изнуренной она не выглядела, хотя, так же как и он сам, еще не успела отдышаться.
- Я горжусь вами. - Миронов стиснул руку Макса, посмотрел Лизе в глаза.
Она улыбнулась ему и, если бы не камеры и сидящий между ними Макс, снова бросилась бы на шею. В глазах ее стояли слезы, эмоции захлестывали, подкатывали к горлу, обесценивая любые слова, пронзали сердце неизмеримой теплой благодарностью. Она стиснула руку Макса, и он погладил ее большим пальцем по костяшкам кисти. Обнял, прижал к себе.
- А я горжусь тем, что Вы здесь, с нами, - прижимаясь к партнеру, сказала она наставнику.
Макс поцеловал ее в макушку.
Это был олимпийский прокат, чемпионский. Не возникало сомнений в том, что в произвольной никто из оставшихся четырех пар не сможет оттеснить их на второе место. Ни канадцы, весь сезон демонстрирующие чистое, красивое катание, ни техничные китайцы, ни французская пара, лидирующая после короткой программы, ни великолепные американцы, с первого же совместного проката заявившие о своих амбициях. Химия, витавшая между ними, передавалась зрителям, притягивала, предавала их катанию эфемерную легкость, сочетающуюся со сносящей все на своем пути мощью. Они приковывали взгляды, завладевали вниманием, погружали все вокруг в таинство, происходящее на льду, на несколько минут превращали реальность в декорацию к своей истории.
Чем дольше тянулось время, тем острее Лиза чувствовала, как нарастает в ней огненный шар напряжения. Ждать, когда же на табло наконец появятся оценки, было тяжело, все в ней вертелось, кружилось, волнение стучало в висках, по венам и артериям вместо крови бежал неразбавленный адреналин. Ей в лопатку бухалось сердце Макса, его горячее дыхание щекотало ее висок, уверенная ладонь сжимала дрожащие пальцы. Смутно понимая, что говорит, она посылала в камеру воздушные поцелуи, передавала приветы, улыбалась. Тайфун ощущений разрушительной воронкой закручивал сознание, чувства, мысли. Это Олимпиада! И они тут, в вихре событий, в этом мире, жестком, разбивающем мечты, а порой и жизни, не терпящим компромиссов, но таком прекрасном, интересном, ярком. Олимпиада… мечта, воплотившаяся в жизнь, обретшая цвет, запах, форму. Мечта, за которую стоило сражаться.
Она снова услышала голос Макса у себя над ухом:
- Ты самая прекрасная партнерша на свете.
Слова прокрались в душу, заставили сделать глубокий вдох и судорожно, надрывисто выдохнуть. Не будет этой золотой медали в личном старте, да и пусть. Лиза улыбнулась, тихо всхлипнула, развернулась к Максу и уткнулась носом в его шею, пряча набежавшие слезы. Что бы ни случилось, она навсегда запомнит этот день, этот миг, это чувство глубокого, выворачивающего душу восторга, нежности, любви.
- Я люблю тебя, - тихо сказала она, и Макс еще сильнее прижал ее к себе.
 
Стефан выловил Лизу после короткого интервью и сдавил в объятьях. На соревнования спортивных пар он пришел лишь ради того, чтобы воочию увидеть их с Максом прокат и теперь задорно улыбался. Лиза рассмеялась, отодвинулась на несколько сантиметров и сжала руку друга.
- Спасибо, Стефан, - перестав улыбаться, произнесла она. Только глаза по-прежнему светились теплом и радостью.
- За что?
- За то, что всегда был рядом. Если бы не ты…
- А ну, прекрати. - Он вытер слезинку с ее лица. – Лиз, ну что ты…
- Я ведь действительно хотела все бросить, помнишь?
- Но ведь не бросила.
- Только потому, что рядом был ты.
- Это уже не важно. - Он качнул головой и щелкнул ее по носу.
- Важно. Для меня это всегда будет важно.
Макс стоял рядом, ждал, когда они поговорят. За прошедший год он научился терпеть общество этого недоумка, хотя делать это было не так уж и просто. Ему так же, как и раньше, хотелось оттащить Лизу от ее швейцарского дружка, намылить тому шею и… В общем, ревновал он дико. Пару раз они с Лизой серьезно поцапались из-за этого, наговорили друг другу кучу гадостей. А потом она расплакалась. Ушла в свою бывшую спальню, села на кровать и разрыдалась. Он тогда растерялся, никак не ожидал, что все закончится слезами, а Лиза долго не могла успокоиться.
- Я не вещь твоя, - всхлипывала она, отворачивая от него лицо. – Ты не понимаешь… Стефан мне семью заменил. Он меня по кусочкам собирал, Макс! Ты бесишься, что я спала с ним, все никак успокоиться не можешь. Думаешь, что все понимаешь… Если бы ты понимал, то никогда бы так не стал… Я же с тобой. Сейчас, тут… Тебе мало этого?! Мало?!
Тогда он, наверное, стал на все смотреть как-то иначе. То ли принял, то ли смирился. Ведь и в самом деле толком не знал ничего. Вернее, факты знал, что, почему и как, а тонкое, незримое не знал. Он ведь и думать о ней не думал, плевать ему на нее было. Не он слезы с ее щек вытирал, за руки держал не он, страхи не он впитывал. У него была своя трагедия, а Лиза…
- Поздравляю, - Стефан протянул Самойлову руку. Они обменялись коротким, подчеркнуто прохладным рукопожатием, и Макс сдержанно кивнул. – Отличный прокат.
- Спасибо.
- Там родители твои, Лиз.
При этих словах Лиза утратила былую оживленность, взгляд стал спокойным, немного жестким. Только что она казалась беззаботной яркой девчонкой и вдруг моментально подобралась, вздернула подбородок. Втроем они подошли к Светлане и Николаю, стоящим немного поодаль, те тоже сделали несколько шагов навстречу.
Свой прокат закончила канадская пара, вдалеке раздался голос диктора, объявившего оценки, но Лиза не вслушивалась. От них с Максом больше ничего не зависело, оставалось лишь ждать итоговых результатов, и она отпустила ситуацию. За последние три дня она слишком сильно устала от бесконечных мыслей, от клубком притихшего в душе страха и теперь ощущала некоторую апатию. На лед пригласили спортсменов, представляющих Соединенные Штаты Америки, и через несколько секунд под сводами катка вновь разлилась музыка.
Света хотела обнять дочь, но в последний момент ее что-то остановило. Взгляд… Взрослый, сдержанный, уверенный взгляд Лизы. Ей не нужно было одобрение, не нужны были слова, которые Светлана могла бы сказать, и утешение ей тоже было не нужно. Все это ее дочь уже получила, но не от нее, а от других людей. Света не знала, куда деть руки, внезапно они стали неудобными, неловкими, и она не могла пристроить их так, чтобы они ей не мешались. В Корею они с Николаем приехали несколько дней назад и уже успели встретиться и с Лизой, и с Сережей, но именно сейчас она понимала, что изменить что-либо никто из них уже не сумеет. Бывают моменты, когда что-то и без того ясное, очевидное превращается в уверенность, от которой бесполезно бежать и отворачиваться. Где-то за спиной рушатся мосты, тонкие веревочные переправы, прогнившие насквозь, ступить на которые все равно невозможно, но все же связывающие с чем-то нужным и не очень. Сейчас, глядя в глаза дочери, Света осознавала, насколько важным был для нее этот обтрепанный прогнивший мостик. Вряд ли она знала ответ на вопрос, смогла бы она ступить на него, чтобы сделать попытку что-то вернуть, но этот мостик… сам факт его существования… Только веревки уже превратились в тлен, и почерневшие от времени деревянные перекладины щепками полетели в бездонную темную пропасть.
- Сейчас Сережа кататься будет, - сказала Лиза.
- Мать хотела тебя поздравить, - проговорил Николай, как всегда суровый.
Лиза и не помнила, находились ли у отца для нее когда-нибудь улыбки, видела ли она в его глазах тепло, нежность… Она поняла, что думает об этом со странным, незнакомым ранее ей безразличием, попробовала отыскать в себе боль, обиду, досаду, надежду, и не смогла. Неважно ей… Макс обнимал ее за плечи, и она посмотрела на его профиль. Словно почувствовав ее взгляд, он повернулся к ней, чуть заметно улыбнулся и погладил по плечу. От этого простого, самого обычного жеста ей стало тепло, там, внутри, в душе.
Они прошли вперед и встали так, чтобы видеть происходящее на льду.
Фигуристы только что блестяще исполнили каскад, и трибуны не замедлили отозваться громкими аплодисментами. Одного взгляда на лед было достаточно, чтобы оценить грациозное и техничное катание Алисы и ее нового партнера. Их произвольная программа была поставлена на композицию «Cold Blood» в исполнении Dave not Dave. Темпераментная музыка с множеством акцентов, отразить которые смог бы далеко не каждый. Но находящаяся на льду пара играючи справлялась и с музыкой, и с поставленными перед ней задачами. Движения казались сильными, в какой-то мере резкими, и в то же время удивительно плавными, порывистость переплеталась с мягкостью и ленивым изяществом. На Алисе было скромное черное платье с застежкой на шее, но благодаря великолепному покрою и аккуратной отделке из страз, смотрелось оно очень стильно и дорого. Каждый ее шаг совпадал с шагом партнера, взмах руки, поворот головы… Игра взглядов, разворот. Все выглядело непринужденно и естественно, и в то же время не казалось хаотичным или неуместным. Они с Алексом смотрелись удивительно гармонично, и, казалось, получали истинное удовольствие от катания. От них исходила бешеная энергия, и энергия эта проникала в каждого, находящегося на ледовой арене, завораживала, не позволяя отвести взгляд от катка. Они заходили на очередной элемент, и зрители замирали в едином вдохе. До мурашек, до волнующей дрожи, до неровного биения сердца, до вырывающихся из груди восторженных выдохов… Все тело Алисы было похоже на струну: гибкое и сильное, полное чувственности. Движения отражали страстность музыки, и вместе с тем в катании ее было что-то томное, неспешное, позволяющее прочувствовать каждый миг, каждый порыв, каждый акцент. Страсть, грация и сила…
Это было совершенно другое катание, ничуть не похожее на катание Макса и Лизы, но не менее зрелищное и прекрасное. Мощное, яркое, запоминающееся и свободное. Катание, достойное самых высоких баллов, катание, забыть которое, увидев всего лишь раз, невозможно уже никогда. Наотмашь, без оглядки, без времени, без границ, без «вчера» и «завтра».
Музыка затихла, оставив Алису и Алекса замершими в эффектной конечной позе. И, вроде бы, никакой вычурности, ничего такого, чего не мог бы сделать кто-то другой. И все же никто другой не мог … Маленькая, красивая и женственная Алиса стояла в объятьях Алекса, голова ее была склонена на бок, руки его оплетали ее тело и лежали поверх ее рук. И снова это единение, когда партнеры кажутся продолжением друг друга, когда нарисованная ими картинка выглядит настолько правильной, правдоподобной, что невозможно представить себе другие штрихи, другие краски, другие образы.
Под громкие овации они крепко обнялись и простояли так, не двигаясь, несколько бесконечно долгих и пронесшихся неуловимо быстро секунд, после чего помахали трибунам и уехали со льда. И несмотря на то, что на официальных соревнованиях вместе они выступали только первый сезон, на лед, так же как и после проката Макса и Лизы, щедро сыпались цветы и игрушки.
Когда аплодисменты затихли, а едва научившиеся стоять на коньках маленькие фигуристки собрали все брошенные зрителями подарки, на гладь катка выехала следующая пара. Лиза посмотрела на мать, на отца, потом устремила взгляд на пару, сидящую в уголке слез и поцелуев. И хотя оценки еще не были озвучены, Алиса улыбалась, крепко и нервно сжимая руку Алекса. Лиза вновь посмотрела на каток, где ее брат и его партнерша уже дожидались своей очереди подвести итог под всем, что случилось за этот цикл, за это четырехлетие. Что же… Самое время.
Вновь зазвучал голос диктора, и привычный шум стих. Казалось, будто каждый затаил дыхание, ожидая оглашения оценок – такая всепоглощающая повисла тишина.
- За произвольную программу Алиса Решетникова и Алекс Шейдер получают сто пятьдесят шесть целых и тридцать две сотых балла. Общий результат за обе программы двести тридцать четыре целых и девяносто одна сотая балла...
Лиза вздохнула. Как бы ни откатались Сергей и Вивиана, борьба за золото была уже проиграна. Она не хотела думать об обстоятельствах, о причинах, о будущем. Она хотела просто стоять тут, рядом с Максом, и смотреть на лед, впитывать в себя его величие и понимать, что она – часть этого мира, что она принадлежит этому всему так же, как это все принадлежит ей: эта огромная ледовая арена, этот лед, эти пять олимпийских колец…
Снова зазвучала музыка, и снова фигуристы заскользили по льду. И снова зал отозвался бурными аплодисментами, когда Сергей с Вивианой сделали сложную поддержку. А Лиза стояла, прижавшись к Максу, и просто смотрела на происходящее, не чувствуя ни волнения, ни восторга. Она вроде бы видела, как катается ее брат, но это ее особо не трогало. Она находилась в каком-то коконе из собственных чувств, ощущений, в голове витали пространные мысли, и только мужчина, обнимающий ее за плечи, мужчина, к которому она прижималась, оставался живым и совершенно реальным.
Она наблюдала за тем, как, завершив прокат, брат и его партнерша уходят со льда, как они вместе с тренером направляются в уголок слез и поцелуев. Вот и все. И уже неважно, какие оценки выставят судьи, итог и так ясен.
- Мы третьи, - сказал Макс.
Лиза посмотрела на него, пытаясь отыскать во взгляде упрек или сожаление. Макс обнял ее обеими руками, прижал к груди, и она, очнувшись, порывисто прильнула к нему. Бронза Олимпийских игр в личных соревнованиях, золото в командных…
- Спасибо тебе, - сипло проговорил Самойлов, зарываясь пальцами в Лизкины волосы. Пряди были жесткими от лака, и он медленно распутывал их, совершенно не заботясь о том, что может испортить прическу.
 
Пока шла подготовка к цветочной церемонии, Лиза и Макс принимали поздравления от членов Федерации, других спортсменов и тех, кого они, казалось, вовсе не знали. Все вокруг было пропитано атмосферой праздника, гул голосов затихал и нарастал снова, вокруг сновали люди, то и дело слышались веселые окрики и смех. И все же для кого-то этот день стал крушением надежд…
Лиза проводила взором канадскую пару и, почувствовав взгляд Макса, обернулась к нему. На губах ее невольно заиграла улыбка. Она ощущала легкое сожаление, но ни разочарования, ни глубокой тоски не было, не было и желания отмотать время назад, чтобы получить шанс что-то исправить. Бронза…
Она посмотрела левее, туда, где еще раньше заметила Вивиану, но не увидела ее. Оглянулась, пытаясь вновь отыскать ее среди окружающих их людей, но партнерши брата нигде не было, только Алиса в накинутой на плечи толстовке стояла возле Миронова и, улыбаясь, что-то ему говорила. Их разделяло всего несколько метров, и Лиза отчетливо видела выражение ее лица, влажный блеск глаз, а, прислушавшись, могла различить среди шума ее голос, расслышать обрывки слов. Делать этого, впрочем, она не собиралась. Сказав еще что-то, Алиса всхлипнула, и Женя, улыбнувшись, обнял ее, твердо, по-отечески, прижимая к себе. Локон волос, выбившийся из сложной прически, падал на ее шею, толстовка соскользнула с одного плеча. Вот она – олимпийская чемпионка Пхёнчхана. Еще несколько месяцев назад никто не мог с точностью сказать, смогут ли они с партнером вообще принять участие в этих играх, а вот теперь…
Лиза подумала о том, как Алиса и Алекс, напряженные и сосредоточенные, сидели в комнате ожидания, видео из которой транслировалось на больших мониторах, расположенных над катком. Перед мысленным взором вспыхнул момент, когда ее брат при выезде с прыжка заметно покачнулся и подставил вторую ногу, и как сама она в ту же секунду поняла, что теперь точно все. Но Алиса по-прежнему сидела недвижимая, словно застывшая с этим своим взглядом, и неотрывно следила за катанием соперников. И потом, когда Сергей и Вивиана ждали оглашения результата, она все еще казалась отстраненной, напряженной. Алекс обнимал ее за плечи и тоже ждал. А когда на всю ледовую арену прогремело имя новых олимпийских чемпионов, она вдруг накрыла лицо ладонями и крупно затряслась. Все ее напряжение, все то нервное, ожидающее, что накопилось в ней, вырвалось вместе с этими слезами. На один лишь миг Алекс замешкался. Выражение его глаз за этот ничтожный промежуток времени сменило миллиард выражений, а когда осознание в полной мере овладело им, он вскочил и потянул Алису за собой. Поднял ее, прижимая к себе, а по лицу ее продолжали бежать слезы.
- Ты все равно лучшая, - тихо сказал Стефан, перехватив взгляд Лизы, и вручил ей непонятно откуда взявшийся у него маленький букетик цветов.
- Они победили достойно, - со вздохом ответила она, улыбаясь другу.
Ладонь Макса все еще лежала на ее плечах, но общее настроение захватило и его, сделав ненужным и неважным все окружающее. Он тоже видел Алису, видел выражение ее лица, понимал, что через считаные минуты окажется на одном подиуме с ней и Сергеем, но чувства были смешанными, трудными для восприятия. Возможно, он подумает об этом после, не сейчас. Сейчас же он чувствовал рядом Лизу, и этого было достаточно как минимум для того, чтобы быть частью этого праздника.
Стефан встал рядом с ними и тоже посмотрел на Алису. Возле нее находилось несколько человек, но она показалась ему какой-то замкнутой, словно отгородившейся ото всех. Только Алекс, как и прежде, легко приобнимал ее, будто защищал от всего, что может обидеть или потревожить. Он отвечал на сыпавшиеся со всех сторон вопросы и принимал поздравления за них двоих, смеялся и пожимал руки, тогда как Алиса пыталась справиться с собственными эмоциями.
 
***
Лиза прошла вглубь номера и, остановившись возле дивана, потянулась. Яркая вспышка Олимпийских игр осталась позади, и, хотя до официальной церемонии закрытия было еще несколько дней, для них с Максом все уже закончилось. Умом она понимала это, но принять до конца все еще не получалось. Мгновение, к которому они шли всю жизнь… Когда-то Олимпиада казалась ей чем-то недосягаемым, волшебным. Она, так же как и другие маленькие фигуристы, мечтала просто прикоснуться, посмотреть. Высшая цель любого спортсмена. Попасть на Олимпийские игры – уже честь, стоять на пьедестале… Лиза подошла к своей тумбочке и вытащила деревянную коробочку. Открыла. Бронзовая медаль лежала на черном бархате, поблескивая в слабом свете, струящимся из окна гостиничного номера. Вся ее жизнь уместилась в этой коробочке, все слезы, боль, падения… Лиза сжала кулак, чувствуя, как дыхание комкается в горле, а глаза начинает жечь. В этом круглом куске бронзы восемнадцать лет ее жизни. Стоило ли оно того? Да. Да, чёрт подери!
Только что закончились показательные выступления, и она знала, что теперь точно все. Все. Потому что никакого чемпионата мира для них уже не будет. Она понимала, что должна сказать Максу, но не знала, как. Смотрела на него сегодня перед выходом на лед и осознавала, что все зашло слишком далеко. Им придется завершить карьеру, но Макс не тот человек, который сможет спокойно это принять. Она дала себе отсрочку до возвращения в Москву. Малодушная, бесполезная попытка потянуть время, столь же пустая, как и ее надежды на то, что он простит. И все же лучше дома, в городе, где у нее есть хотя бы своя крошечная норка, где она сможет забиться в угол и подумать о том, как жить дальше.
Лиза хотела положить футляр с медалью обратно в ящик, но коробочка выпала из рук. Наклонившись, она подняла ее с пола, сжала ленточку в кулаке и выпрямилась. Голова закружилась, перед глазами разбежались темные точки. Лиза пошатнулась и, пытаясь сохранить равновесие, вцепилась в тумбочку. Медаль с тихим стуком ударилась о дерево, ладони вспотели, запульсировала венка на виске. Она сделала глубокий вдох, стараясь выровнять дыхание, и с осторожностью отпустила тумбочку. На груди, шее и лбу выступила испарина, в горле пересохло. В эти несколько месяцев они работали с неистовством, выкладывались так, что даже на секс порой не оставалось сил, а нервное напряжение последних двух недель довело Лизу до полного изнеможения. Именно это напряжение сильнее всего сказывалось на ее состоянии. Она чувствовала, что ей нужен отдых. Сон, много сна и возможность ни о чем не думать, не переживать. Вот только если первый пункт воплотить в жизнь было хоть сколько-то реально, со вторым дела обстояли куда хуже. Меркулова положила медаль на тумбочку, повернула голову и наткнулась на тяжелый, пронизывающий взгляд Макса. Он стоял в дверном проеме, подпирая косяк плечом, и смотрел на нее в упор. Надеяться, что он ничего не видел, было бы верхом дурости, да и выглядела она сейчас наверняка не лучшим образом. Надо было хоть что-то сказать, но у Лизы даже дышать получалось с трудом. От его взгляда мурашки бежали по коже, сердце превратилось в мелкий трусливый комок, отчаянно подпрыгивающий в предчувствии неминуемой бури. Она не сможет врать… не сможет…
- Что происходит, Лиз? – Он не спрашивал, он требовал. Глаза потемнели, стали почти черными, в отзвуке спокойного, бархатного голоса слышались ледяные нотки.
Лиза молчала. Она чувствовала, что стоит ей сказать несколько слов, как бархат этот облезет клочьями, оголяя твердые, холодные камни. Из ее груди вырвалось судорожное дыхание, губы дрогнули в попытке хоть что-то ответить, но с них так и не слетело ни единого слова.
- Что происходит? – с куда большим нажимом произнес Макс и сделал несколько шагов к ней.
Внезапно она вспомнила отца, его холодные глаза, рот, сжатый в тонкую упрямую полоску. Что бы он сделал, скажи она тогда? Что бы он… Лиза вздрогнула и инстинктивно, пытаясь защититься, прикрыла рукой живот. Макс прищурился.
- Что, черт подери, с тобой?! – гаркнул он, видя расширенные глаза Лизы, ее бледное лицо. – Или ты думаешь, я не видел, как ты после проката едва не грохнулась?! И этот проклятый выброс… Что произошло?! Сколько можно молчать?! Лиза… объясни мне! Из-за тебя мы третьи. Полтора балла… Что с тобой, мать твою!
- Не ори! – Она сделала шаг назад, уперлась бедрами в тумбочку.
- Если ты мне сейчас же не скажешь, что с тобой происходит, я не орать буду, - глаза окончательно потемнели, голос понизился до угрожающего рыка, - я тебе просто сверну шею.
- Я… - Она заставила себя дышать ровнее, нервно облизала губы. – Я беременна. Это…
- Ты - что? – тихо, вкрадчиво переспросил он, а взгляд наполнился такой яростью, что Лизе стало ясно: он не просто не простит - он убьет ее. Здесь и сейчас убьет.
Ей казалось, что она никогда не видела его таким злым: поджатые губы, холодный взгляд…  Отступать было некуда. Она втиснулась в тумбочку, а когда Самойлов сделал к ней шаг, метнулась в угол комнаты. Выставила вперед руку, пряча лицо, второй защищала живот.
- Ты же… Ты с ума сошла?! – рявкнул он, видя, как она жмется к стене.
А Лиза словно с катушек слетела. Она ринулась прочь, надеясь добраться до двери. А когда почувствовала стальную хватку Макса на своем теле, истошно заорала:
- Не трогай меня!!! – Ее тело выгнулось так, что Макс с трудом удержал. – Я не буду делать аборт! Не буду! Не-е-ет!
- Какой, к чёрту, аборт?!
Макса трясло похлеще Лизы, изворачивающейся у него в руках. Он пытался прижать ее к себе, поймать ее руки, но в нее словно бес вселился. Она царапалась, кусалась, норовила ударить его и при этом надрывно рыдала, совершенно не воспринимая его слова. Он боялся, что навредит ей, если сожмет хоть чуточку сильнее, но выпустить тоже не решался.
- Лиза… Лиза! Мать твою!
- Ты не заберешь… Не отдам… никому…
Постепенно она начинала выдыхаться, голос срывался, с губ слетали стоны. Она скулила, жалобно, выворачивала Максу душу. Напряжение, копившееся две недели, страх, сомнения и усталость выползли наружу, окутали разум. Лиза не понимала, что она делает, ей казалось, что он ненавидит… Он предупреждал, что ему не нужно… не нужно…
- Я не буду делать аборт. Не буду…
- Конечно, не будешь. - В какой-то момент ему все-таки удалось перехватить ее руки и прижать Лизу спиной к своей груди. Она все еще сопротивлялась, но вяло, только сердце колотилось, и он чувствовал эти удары, бьющие в его запястья и отдающиеся в голове собственным пульсом. - Конечно, не будешь…
- Не буду…
Обессилев, она перестала вырываться, и Макс ослабил хватку. Выпустить ее он все еще не осмеливался, боялся, что, либо она рухнет на пол, либо вытворит что-нибудь идиотское. Ее истерика потрясла его, даже злость поубавилась. Пожалуй, в таком невменяемом состоянии он ее еще не видел. Да, бывали слезы, да и истерики случались, особенно в самом начале, но до такой степени…
Лиза больше не кричала, не дергалась, но слезы так и не прекратились. Несколько капель обожгло Максу кожу, оставив невидимые шрамы на душе. Он не выносил ее слез, внутри все выворачивалось. Стоило ему увидеть ее мокрые глаза, как сердце начинало выкручивать. Он ни разу не говорил ей об этом, хотя, как правило, старался успокоить, утешить. Чувствуя, что ноги у нее подгибаются, и она потихоньку сползает на пол, он перехватил ее и развернул к себе лицом. Прижал ее голову к своей груди, погладил по волосам. Она, кажется, пришла в себя и больше не собиралась бежать от него без оглядки, как будто он мог здесь и сейчас разорвать ее на части. Неприятные мысли отозвались внутренней усмешкой, уголок губ дернулся. Неужели она его боится? Он никогда не поднимал на Лизу руку, хотя временами она становилась просто невыносимой. Но он знал – ударит ее, и все кончится, да и сам себе этого не простит. Только единственный раз, давно, в злополучной Братиславе… Самойлов прижался губами к Лизкиному виску, чувствуя, как от глухих рыданий вздрагивает все ее худенькое тело, укутал в свое тепло.
- Когда ты узнала? – спросил он, хотя Лиза все еще не успокоилась.
Она вздрогнула, несколько раз надрывисто всхлипнула, стараясь взять себя в руки, шмыгнула носом.
- За… за три дня до… до короткой, - с трудом ответила она, давясь слезами.
Макс сильно сжал волосы на ее затылке, сдавил плечо.
- Какая же ты идиотка, - в сердцах произнес он. - Ты почему сразу не сказала? Какого лешего на лед поперлась?
- Я боялась, что ты…
Ее плечи затряслись сильнее, а Макс едва сдержал звериный рык. Мрачно пялился в стену, машинально перебирая ее волосы. Она боялась сказать ему. Она, чёрт дери, боялась сказать ему, что беременна! Он шумно втянул носом воздух, ярость клокотала в груди огненной лавой. Вот сейчас, наверное, он бы действительно мог ее ударить. И даже угрызения совести бы потом не мучили. Подведя Лизу к постели, он усадил ее на край, а сам отошел на несколько шагов. От греха подальше, чтобы ненароком не прибить.
- Ты таблетки пьешь? – Макс стоял напротив и смотрел на нее. Она зажала ладони между коленями, опустила плечи. – Как это вообще получилось?
- Я пропустила несколько, - хрипло, чуть слышно, сказала она. Подняла голову, встретилась с его мрачным взглядом и, чувствуя, что не может смотреть ему в глаза, отвернулась. – Когда к Европе готовились. Думала только о тренировках. Когда поняла, что пропустила… Надеялась, что обойдется.
- Понятно…
Он взял с тумбочки ее медаль, повертел в руках и зажал ленточку в кулаке. Подошел к окну, остановился напротив, спиной к Лизе. Она смотрела на него, чувствуя одновременно и дикое облегчение от того, что этот разговор остался позади, и тяжесть, ибо будущее по-прежнему представлялось размытым. Если он ее прогонит… Она не знала, как будет жить, если он выставит ее за порог своей жизни. Стоило представить это, как душу, разум, сердце, окутывал первородный страх. Ей бы, наверное, проще было отрезать себе руку. Оторвать себя от него… Это казалось диким. Она думала, что сможет, почти убедила себя в этом, убедила, что будет воспитывать своего ребенка, что сумеет, а теперь поняла, что совсем в этом не уверена.
- Макс…
- Лучше молчи.
Спокойный голос ударил в Лизкино сознание, отзываясь внутри ее пустоты. Пустота разрасталась в ней все сильнее, захватывала чувства, эмоции, вызывало странное отупение. Она закрыла глаза, сжала ладони в кулаки. Голова ныла, особенно правый висок, а Макс все так же стоял у окна. Он молчал несколько минут, а потом заговорил, негромко, без агрессии, но так, что Лиза снова не сдержалась, по щекам покатились крупные горячие слезы:
- Ты понимаешь, что могла навредить себе? Что ребенку могла навредить? – Он обернулся. Ей достаточно было мимолетного взгляда на него, чтобы понять, что он все так же зол. - Или ты думаешь, что для меня вот это… - Самойлов поднял зажатую в кулаке медаль, еще сильнее, до белизны в костяшках пальцев, стиснул голубую ленточку, а потом в бессильной злобе швырнул медаль в Лизу. Металл угодил ей в плечо, но Лиза не издала ни звука, только вздрогнула и посмотрела на олимпийскую бронзу. – Думаешь, этот кусок дороже тебя и нашего ребенка?
- А разве нет? – Она подняла на Макса глаза. В груди у него засаднило, такой загнанной она казалась. Утром она смеялась, держала его за руку, улыбалась задорно и светло, а сейчас смотрела так, что у него башка разрывалась. – Ты сам говорил…
- Что я говорил? – Он не сводил с нее глаз.
- Что тебе ребенок не нужен. Тем более от меня.
Она не пыталась скрыть боль, и та буквально сквозила в тихом голосе. Он опять молчал, и выдерживать это становилось невыносимо. Как бы это ни банально звучало, но лучше бы он бесился, кричал, только не эта убийственная тишина. Нервы натянулись и, не выдержав напряжения, ослабли, словно где-то внутри раскрутили колки. На Лизу накатила слабость, мучительно болела голова, хотелось пить. Что-то лопнуло, заполняя ее существо равнодушием. Она устала. Устала не за эти несколько дней, а вообще. От сомнений, от постоянного страха, от неопределенности. Думала, что справилась с этим, но оказалось, что ничего у нее не вышло, и все это время она ждала конца.
- Я не знаю, кто я для тебя, Макс. Не знаю, что будет завтра. Сейчас тебе удобно со мной, а если…
Самойлов дышал медленно и размеренно. Вернее, он очень старался дышать именно так. Вдох - выдох… медленный вдох – неспешный выдох… Опасался, что все-таки придушит эту дуру. Она что-то говорила, шуршала, скребла по психике своим мягким голосом, а он смотрел на нее и не мог взять в толк, серьезно она все это или идиота из него делает. Бред какой-то. Не знает она… Да он порвать за нее готов. Даже представить страшно, что бы он сделал, если бы Лизу кто-то посмел обидеть. Она падала, а он после, вечером, целовал ее синяки, смотрел в эти небесного цвета глаза и самого себя терял. Приручила, как бобика какого. Не знает она… Цветы ей таскал, порой не ища для этого даже повода. Белые, красные, розовые розы. И чайные. Чайные – чаще всего, потому что наконец понял, что чайные розы ассоциируются у него с чем-то теплым, близким, родным. Мог утром, пока она спит, сгонять в цветочный магазин только ради того, чтобы увидеть нежный румянец на ее щеках. А она не знает. Она, чтоб ее, не знает!
- Лиз, ты совсем дура? – Он не выдержал. Психанул.
Меркулова тут же подобралась, полоснула его взглядом, словно собрала последние капли ярости. В глазах стояли злые слезы.
- Перестань называть меня дурой!
- А как мне тебя называть?! – Подлетев к постели, он ухватил ее за плечи, рывком поднял на ноги и тряхнул, как куклу. Видел, как раскрылись ее глаза, как волосы упали на лицо, и продолжал сжимать тоненькое тело. – Как?! Дура самая настоящая! Не знаешь ты… Я люблю тебя как ненормальный, а ты не знаешь! Да случись с тобой что…
Макс замолчал. Похоже, он ее напугал, потому что по щекам Лизы снова покатились слезы. Чертыхнувшись, он привлек ее к себе, поглаживая по спине. Неконтролируемая злость на эту бестолочь смешалась с необъятной нежностью. Ему хотелось орать на нее, трясти так, чтобы наконец пришла в себя, но не выходило. Плечи под пальцами подрагивали, и от этого становилось больно дышать. Хватит на сегодня разборок. Он чувствовал, что в Лизе не осталось сил, эмоционально она была вымотана, да и у него самого ум за разум заходил. Он ласково погладил ее по голове и прижался губами к шраму, скрытому льняными волосами. Вздохнул.
- Ты никогда… - она сделала рваный глоток воздуха, - никогда не говорил, что любишь меня. Макс… почему ты никогда не говорил?..
Он был озадачен. Машинально перебирал волосы Лизы, зная, что это успокаивает ее, и пытался сообразить, неужели и правда не говорил? Цветы дарил… Целовал ее, забывая про все на свете, каждую родинку на теле, пальчики ног, живот, коленки, растворялся в ней. Увяз в ней по уши, уже и не понимая, как раньше мог обходиться без нее. Вот есть воздух, вода, пища. Без воздуха он задохнется, без воды сдохнет от жажды, без пищи – от голода. А есть Лизка. Без Лизки он просто сдохнет. Не почему-то, а просто, потому что она пробралась в него, в легкие, под кожу, стала его плотью и кровью.
- Как это не говорил? – Поцелуй во вздувшуюся венку на виске.
Надо было уложить ее в постель. Он знал, что зачастую, когда эта венка надувается, у Лизы болит голова. И сейчас наверняка болит. У нее все еще случались приступы головной боли, хотя и не столь частые, как два года назад, сразу после травмы.
- Не говорил, - она помотала головой. – Я думала, что ты… что тебе…
Самойлов закрыл глаза. Нет, это не она дура, это он скотина. Какой скотиной был, такой и остался. Не хочет, а все равно делает ей больно. Неужели и правда ни разу не говорил? Он пытался вспомнить, но никак не мог. А она… неужели так и не поняла? Глупышка… Все, что есть в нем живого, настоящего, теплого – она.
- Я люблю тебя, Лиз. Очень сильно люблю. Прекращай плакать, вредно тебе. – Но вместо того, чтобы успокоиться, она задрожала еще сильнее. Стиснула зубы, вцепилась в рубашку Макса, сжимая ткань в кулаках, уткнулась носом ему в грудь и сдавленно рыдала. – Ну все-все… - Макс гладил ее по плечам. – Тихо, Лиз. Все. Все хорошо.
Вскоре она совсем выбилась из сил, и ему удалось уложить ее в постель. Она порывалась сходить в душ, но Макс позволил ей только умыться, ополоснуть лицо прохладной водой. Лиза, вроде бы, пришла в себя, и все-таки он не был уверен, что, закрывшись в ванной, она снова не разревется. Мало ли, что там у нее в голове…
Он налил в высокий стакан прохладной минералки и добавил немного яблочного сока. Протянул Лизе. Кончик носа у нее покраснел, веки припухли, волосы намокли, когда она умывалась, и теперь липли к коже. Макс присел на край кровати рядом с ней и смотрел за тем, как она пьет. Медаль так и валялась в ногах, словно ненужная безделушка. Он взял ее, положил на ладонь, вгляделся и убрал в футляр. Отдал Лизе.
- Надеюсь, что это того стоило.
- Я не знала, как сказать тебе, - сжимая в руках стакан, негромко отозвалась она. – Хотела, чтобы ты спокойно катался. Я столько всего за эти дни передумала…
- И когда ты собиралась мне сказать?
- В Москве. – Пить уже не хотелось, но Лизе нужно было куда-то деть руки, и она продолжала сжимать стекло. В воздухе витал сладковатый запах яблок, она чувствовала его острее, чем обычно. – Я боялась, Макс. Эта Олимпиада… Я боялась, что больше уже ничего не будет, что все у нас закончится. А мне хотелось помнить только хорошее.
- Хорошее тебе хотелось помнить… - Он покачал головой, забрал у нее стакан и допил минералку.
Лиза старалась на него не смотреть, теребила уголок одеяла и покусывала нижнюю губу. Выглядела она потерянной, и Макс мысленно махнул рукой. Что толку отчитывать ее, словно неразумного ребенка? Сам виноват. Надо было сразу, как только решил. А он тоже с этой Олимпиадой…
- Ну что опять, Лиз? - поймав ее грустный взгляд, спросил он.
- Как-то… Мы столько всего не сделали. Эти два года… Я никогда не каталась с таким удовольствием. Не думала, что будет так тяжело уходить. Особенно сейчас. Как подумаю, что все…
- Нас никто не заставляет уходить. - На лице Лизы отразилось недоумение. Макс погладил ее ноги, накрытые одеялом, а потом взял за руку. - Пропустим сезон, а там видно будет.
- Ты думаешь… - Она так и замолчала на полуслове, ища подтверждение своим мыслям.
Их пальцы сплелись, спокойный взгляд Макса внушал уверенность, а у Лизы снова ком встал в горле. Слишком много эмоций. Если она сможет восстановить форму после родов… Макс, похоже, в этом не сомневался. Она встала на колени и обняла его за шею. Она, наверное, действительно не была готова оставить позади огромный кусок своей жизни, распрощаться со спортом. Не сейчас. Каждый раз, выходя на лед с ним, она летала. Неведомое ранее чувство эйфории захлестывало, окутывало, проникало в легкие вместе с воздухом. Она прежде не знала, что лед может дарить ощущение полнейшей свободы, что она способна испытывать столь острое наслаждение от проката. Нет, она не жалела, что в ее теле зародилась новая жизнь. При мысли о том, что она носит под сердцем ребенка, на глаза наворачивались слезы. За этого малыша она готова была кому угодно перегрызть горло, она бы не позволила забрать его. И все же расстаться с фигурным катанием, со льдом…
- Нам решать, - в который раз Самойлов обнял Лизу. Полное осознание еще не пришло. Он задержал руку на ее талии, погладил под майкой. У них будет ребенок… - Если захочешь кататься дальше, значит, будем кататься.
- Спасибо, - прошептала Лиза ему на ухо и прижалась мягкими губами.
Она сама не знала, за что его благодарит. Может, за уверенность, может, за слова, которые, оказывается, ей так надо было услышать, а может, за сильные надежные руки, ласково касающиеся ее тела. На сердце у нее стало тепло и спокойно, вместе со слезами ушло напряжение. Ей казалось, что она покачивается на теплых волнах, а в лицо дует приятный южный ветер. Макс поймал ее кисть и поцеловал в запястье, в раскрытую ладонь. Посмотрел в глаза. Лиза несмело улыбнулась ему, и уголки его губ тоже дрогнули. Ничего не говоря, он встал и подошел к шкафу, раскрыл дверцы. Взвизгнула молния чемодана. Лиза наблюдала за ним, поджав под себя ноги. Странно все… Она ждала совсем другого. Конца. Надеялась на что-то, но не верила. А теперь… Ей снова хотелось разреветься. Она кусала губы, пытаясь унять чувства. Страх отступил, сжатая пружина натянутых нервов расправилась, выпуская наружу все забитое, загнанное вглубь, на сердце стало свободно, оно, кажется, даже билось легче.
Максимилиан, серьезный, немного суровый, вернулся к постели и снова уселся рядом. Взял Лизу за правую руку. Она даже понять толком ничего не успела, только ощутила прикосновение теплого металла, а потом увидела кольцо на безымянном пальце. Макс сжал ее руку в кулачок и спрятал в свои ладони, посмотрел в глаза. Она, ошеломленная, не сводила с него взгляда, зрачки ее расширились, руки похолодели.
- Я уже два месяца его с собой таскаю, - сиплым голосом проговорил он. Усмехнулся, пытаясь скрыть волнение. - Не хотел отвлекать тебя от подготовки. Думал, когда вернемся…
Лиза высвободила руку, распрямила пальцы. На безымянном тонкой полоской выделялось кольцо из белого золота с тремя переливающимися камушками. Рука дрогнула, Лиза с трудом вытолкнула из легких воздух, сглотнула комок, вставший в горле, сделала рваный вдох и резко подняла взгляд на Макса. Они смотрели друг другу в глаза. Он не умел красиво говорить, все эти извороты, признания… Но он знал, что чувствует и знал, что уже не проживет без этой девчонки. Совсем не проживет. И в этот самый миг Лиза тоже все поняла. Слезы покатились по щекам. Она всхлипнула, прижала ладонь к губам и тут же очутилась в мужских руках. Губы на губах. Иногда у слез бывает сладкий вкус…

Конец.


Спасибо всем, кто помогал мне в написании этой книги, всем, кто поддерживал меня.
Спасибо моей подруге, моему редактору Борисковой Оле. Уже много раз говорила и скажу снова: Олечка, если бы не ты, "Пламенного льда" точно бы не случилось. Спасибо тебе за великолепное оформление, за помощь, за корректировку и вообще за все!
Спасибо моей музе, замечательной, храброй и сильной девушке, прекрасной фигуристке Ксюше Столбовой.
Спасибо Галине Егоровой за кропотливую работу с текстом, за правки и терпеливые объяснения.
Спасибо Кристине Кузнецовой за краткий экскурс в область нейрохирургии.
Спасибо Ломову Алексею Евгеньевичу, Федерации Фигурного катания на коньках России и в особенности Ольге Викторовне за возможность проникнуться соревновательной атмосферой и запастись необходимым вдохновением.
Спасибо Миронову Владимиру Владимировичу за техническое обеспечение моего пребывания в дворце спорта «Мегаспорт».
И спасибо вам, мои дорогие читатели, за интерес, за внимание к этой книге!

Какой чудесный конец, чудесной книги, спасибо! Это было прекрасно)
Лиза заслужила своё счастье и надеюсь с родителями отношения станут лучше. Максим молодец, пусть все у них будет волшебно

Замечательно!!! Спасибо большущее за эту историю Эпилог очень чувственный, переживательный, но такой правильной Таня, удачи Вам и Вашему Музу! Жду новых историй

Таня, это не эпилог, а тяжёлая артиллерия! Просто полнейшая сатисфакция
Спасибо тебе за тот путь, который ты прошла, чтобы это материализовалось, выкристаллизовалось И спасибо тем, кто был рядом, помогал, участвовал Правда, это очень красиво)) И... сложно сформулировать, назову это точностью - точность высокая
Таня,

Великолепный эпилог. Великолепное произведение. Великолепный автор.
Я так привыкла к роману и героям, что даже не знаю как быть дальше без них. Грустненько...
Татьяна низкий поклон Вам! Очень профессионально взялись за произведение.
Ну все пошла я скучать по Лизе и Максу...
_________________

Спасибо! Эпилог просто ух!
И олимпийская медаль, и признание в любви (с кольцом, как положено) , и самое главное- ребенок.
Надеюсь, что в новом романе мы еще увидим ребят.

Замечательная история!!! Большое пребольшое спасибо за неё!!! С удовольствием буду читать и другие ваши истории. Побольше вам интереснейших идей и море вдохновения!

Шикарно! Моё сердце грохоло о ребра! Было ощущение присутствия на Олимпиаде.
Желаю дальнейшего вдохновения!
Очень рада, что познакомилась с таким автором!

Спасибо за такой захватывающий и невероятный по эмоциональному настрою и накалу страстей роман!
С нетерпением жду новые истории!

Жду продолжения в "Осколки разбитого неба"!
Обязательно буду читать "Обратная сторона медали"!

Удачи и вдохновения!
_________________

Таня, огромное спасибо за такую чудесную историю ))))
Отношения героев были такими сложными, что хеппи-энд казался маловероятным. Лично я в него слабо верила. Безумно рада, что они все-таки остались вместе. Их чувства и отношения это нечто.
Макс правильно сказал, что кусок метала - это ничто по сравнению с жизнью и здоровьем Лизы и малыша. Думаю, узнай он о беременности раньше низа что не выпустил бы Лизу на лед. С тех пор как он перестал бороться с собственными чувствами с ним произошли разительные перемены. Очень трепетно он относится к Лизе, с такой заботой и нежностью
Неприятный осадок остался от отношений Лизы с родителями. Но это закономерно. Мама нужна была Лизе в детстве и в юности, а теперь она просто научилась жить без родительской любви и поддержки. Всему свое время... Удивил эпизод, когда Лиза ждала удара от Макса. Я так понимаю, это все идет с детства. Ведь отец как мы помним часто позволял себе поднимать на нее руку. Печально, что этому родителю, в отличии от матери, так ничего и не дошло...
Таня, еще раз спасибо!!! Вы очень талантливо и интересно пишите С нетерпением жду следующих работ !!!

Очень за них рада! И за бронзу, и за новую жизнь, и за кольцо с заветными словами! Пусть в такой последовательности, но, главное, итог.
Спасибо за прекрасный роман! Говорите, получился большой, а мне бы хотелось еще больше. Надеюсь, в истории об Алисе мы не раз ещё увидим их, Мироновых, Колесовых, Сергея с Вивианой и Стефана.
Вот сейчас мама осознала, что дочь потеряла. Грустно. В первую очередь за Лизу. Этот итог -не ее решение, а родителей. Может, они хотя бы бабушкой и дедушкой будут нормальными? Или не стоит надеяться?