натаниэлла:
» 2.25. Путь наверх

25. Путь наверх.
Во сне они замерзли и потому инстинктивно придвинулись друг к другу. Когда Иван открыл глаза, то обнаружил Аманду в своих объятиях. Ее голова мирно покоилась на сгибе его правого локтя, волосы в беспорядке разметались и щекотали ему нос, а его левая рука все это время уютно размещалась у нее под грудью
Как только он сделал данное открытие, то почувствовал жгучее желание коснуться ее груди, проверить, насколько мягкой она окажется и хорошо ли поместится в его ладони. Но Иван лишь нахмурился, понимая неуместность подобных экспериментов.
Вот оно, настоящее наваждение![
И все же он не мог отказать себе в удовольствии еще хоть немного насладиться теплом ее тела.
***
С этого ракурса ему был виден только ее затылок, поэтому Иван чуть приподнялся, чтобы рассмотреть ее в призрачном свете дежурной лампы, едва пробивающейся сквозь затемненный купол. Аманда вздохнула, но не пошевелилась, оставаясь во власти сна. Спящей, она выглядела до невозможности трогательно. Несмотря на густые тени, Иван заприметил изогнувшиеся в улыбке губы и подумал, что сейчас ей хорошо. Словно и не было сумасшедшего разговора с полковником Карповым, и лежала она не на жестком матрасе в дебрях Нижней Уитаки, а в собственной постели.
Ей явно снится что-то приятное.
Рука затекла, и Иван стал осторожно вытягивать ее вверх. От этого движения Аманда проснулась.
Ее ресницы дрогнули, а потом стремительно взлетели, она повернулась к нему, и Иван встретил ее лучистый взгляд, все еще полный расслабленной неги. И было в этом взгляде что-то такое, отчего его сердце замерло, а потом забилось с удвоенной силой.
Вместо того, чтобы отстраниться, как он намеревался, Иван сильнее сжал ее в объятиях. То ли не совсем еще очнувшись, то ли повинуясь инстинктам древним, как сама жизнь, но и Аманда в свою очередь теснее приникла к нему. Ее губы приоткрылись, с них слетел полувздох-полустон….
В следующую секунду Иван понял, что целует эти губы, а Аманда отвечает на его поцелуй.
Все ушло на задний план: переживания, тревоги, страхи. Исчезли звуки капели, барабанящей по силовому куполу, и шелест слабого ветерка в водорослях трав. Были только двое: мужчина и женщина. А вокруг них играла жаркими волнами бесконечная и бездонная страсть.
Очнулся Иван не сразу.
В какой-то момент здравый смысл, вытесненный на самый край сознания, все же вернулся и окатил холодом.
Что я творю, безумец? Щербин резко отпрянул в сторону.
– Прости, – хрипло пробормотал он, готовясь услышать в ответ заслуженную отповедь.
Но Аманда ничего не сказала и даже не пошевелилась. Просто смотрела на него, и в ее глазах, к облегчению Ивана, не было ни гнева, ни осуждения. Напротив даже: спокойная нежность, ровная, как гладь окрашенного в закатные цвета озера, изливалась на него со дна ее приоткрывшейся души.
Подняв руку, Аманда коснулась его щеки, огрубевшей из-за отросшей за ночь щетины. В расширенных зрачках отражался искорками свет тусклой лампы, и потому казалось, что они сияют как два черных бесценных бриллианта.
Иван, отбросив прочь свой занудный здравый смысл, всецело отдастся этой ласке. Он наслаждался ощущением от ее пальцев, скользящих по скуле, виску, по коротким волосам; с восторгом следил, как она обводит мочку уха и касается напряженной шеи, как ее рука мягкой тяжестью ложится ему на плечо.
Со всей ясностью он понял, что именно этого и желал – с самого первого дня их встречи. Он всегда хотел, чтобы эта женщина с медовыми глазами улыбалась только ему и только ему дарила бы свою нежность.
Он наклонился и вновь поцеловал ее. И Аманда вновь не возразила.
Иван покрывал поцелуями ее лицо, веки, шею, скользил руками по изгибам ее тела, а Аманда запрокидывала голову, подаваясь навстречу.
Он поймал ее ладонь и приник к запястью, ловя губами слабое биение пульса. Впервые она оказала ему легкое сопротивление, попытавшись отнять руку, но он не разрешил. Удерживая ладонь перед глазами, он заметил, что кое-где на ней была содрана кожа, ногти обломаны, а под ними появилась тонкая траурная каемка.
– От вчерашних работ, – шепнула Фонбаум.
Кажется, она смущена. И ей это идет.
– Ты почему не надела перчатки?
– Я собиралась, но выронила их, когда сползала на крыло.
Иван вспомнил, как ударно она расчищала завал, ворочая толстенные сучья, каждый из которых был обхватом вдвое шире, чем она сама. И все это без слова жалобы или брезгливой мины.
– Я бы отдал тебе свои.
– Ничего, я справилась.
Ты совсем другая. Светка, сломав ухоженный ноготок, всякий раз устраивала шумную истерику. Руки у нее всегда были гладкие, благоухающие особыми кремами. Его жена следила за собой, и Иван полагал, что ему это нравится. Света не была белоручкой в полном смысле этого слова, но подавала себя словно бесценную фарфоровую статуэтку, утонченную и хрупкую. Уж она точно не стала бы наравне с мужчинами пилить деревья – переждала бы неприятность в пассажирском салоне, приободряя работников красивыми улыбками и жестами через иллюминатор.
Однако сейчас, тихонечко , чтобы не причинить боль, целуя каждый натруженный пальчик Аманды, Иван осознал, что ему открылась истинная красота, которой могут обладать женщины. Эта красота не нуждалась в духах и экзотических помадах. Она не имела отношения ни к одежде, ни к залакированной прическе, ни к телу вообще. Красота жила глубоко внутри, но ее солнечное сияние неизменно проникало в мир и расцвечивало его яркими красками.
И ты мне доступна.
Мысль, что красота Аманды может всецело ему принадлежать, наполнила сердце восторгом и преклонением перед этим чудом. Но Иван взял себя в руки и отодвинулся подальше.
Не здесь и не так. Аманда, по его разумению, заслуживала лучшей доли, чем лихорадочный секс без обязательств между двумя смертниками на приговоренной планете.
И снова она ему не возразила. Улыбнувшись, села и, нашарив слетевшие во сне заколки, попыталась убрать в пучок растрепанные волосы.
Иван кашлянул:
– Я…
Аманда стремительно прижала указательный палец к его губам, гася нерожденные слова.
– Спасибо, Ваня, – тихо произнесла она.
И он тоже все понял, как если бы они отныне умели читать мысли друг друга.
Ты благодарна, вновь почувствовав себя желанной. Но для меня все, что происходит между нами, это нечто большее.
Иван не успел ей об этом сказать. Аманда выскользнула из палатки, оставив его в задумчивом одиночестве.
Щербин вылез наружу и вернулся на расчищенную ими площадку, когда все прожектора снова горели, а его спутница перебирала вещи, оставленные Кейтом Морли. На ней был гермокостюм и пластиковый шлем, и вся она выглядела до жути деловой и сосредоточенной.
На звук погасшего силового купола, который Иван свернул, чтобы упаковать, Аманда обернулась.
– Не считая отложенного на завтрак, у нас осталось три банки тушенки, две бутылки питьевой воды, четыре плитки горького шоколада и так, по мелочи – хлеб, сыр, соль, - отчиталась она. - Пока мы с голоду не умрем, но если наше пребывание в лесу затянется, придется искать пропитание.
– Надо идти на Базу, – промолвил Иван. – Понимаю, долго и далеко, но, по-моему, нет смысла сидеть и ждать у моря погоды.
– Я думала об этом и соглашусь, что оставаться у хижины бессмысленно. Но я предлагаю передвигаться не по нижнему ярусу, а по одному из верхних. Так у нас будет широкий обзор, да и проще разжиться чем-то съедобным. И по секрету, я ненавижу дождь, а здесь он льет не переставая.
Щербин признал ее предложение вполне разумным.
– Есть только одна небольшая проблема, – сказала Аманда, – я не умею лазать по деревьям.
Иван задрал голову и окинул взглядом плотное переплетение ветвей, начинающееся примерно в десяти метрах над уровнем почвы.
– Кажется, в списке оборудования мне попадалась на глаза альпинистская веревка.
– Да, две бухты троса лежат в контейнере, – подтвердила Аманда. – Я включила ее в перечень на всякий случай. Вдруг, понадобилось бы что-то вытягивать из ямы.
Запасливая ты наша. Иван улыбнулся:
– Мы будем вытягивать тебя.
– Но там только веревка, нет ни карабинов, ни зажимов.
– Это мелочи, навяжем узлов.
Щербин отпер контейнер, залез внутрь и принялся копаться среди всевозможных коробок и пакетов. Наконец он нашел те две бухты, о которых говорила Аманда – одна была синего цвета, другая зеленого – и выкатил их наружу.
– Статика, – констатировал он, рассмотрев этикетку, – но с горя и такая сойдет.
– Почему «с горя»? – обеспокоилась Аманда. – Меня заверили, что она очень прочная и рассчитана на интенсивные нагрузки. Сказали, ее используют даже спасатели. Или меня обманули?
– Нет, – мотнул головой Иван, – веревка хорошая, все верно. Но это спелеологическая веревка, а не альпинистская, как сказано у тебя в перечне. Она предназначена для статических нагрузок и не выдерживает рывка при падении, потому что плохо растягивается и не способна амортизировать удар. Так что, напарница, старайся не срываться, чтобы трос под твоим весом не лопнул.
– Ты серьезно?
– Все будет хорошо, – пообещал он, вскрывая упаковку и сматывая с бобины веревку на руку широкими петлями, - у нас же еще соул-комплекты есть, и у них почти полный заряд батарей.
– Пожалуй, я начинаю сомневаться, – тихо пробормотала Аманда.
– Сама предложила, – усмехнулся Щербин. – Жаль, что у нас нет того ремонтного комплекта, что мы использовали на «Беркуте». Придется резать проход в ярусах с помощью обычного ножа.
– У нас их три: обычный столовый, десантный универсальный – он тоже в контейнере – и еще один с лазерной насадкой.
– Отлично. Два обычных заберу я, а лазерный оставлю тебе. Будешь мне помогать.
Аманда вздохнула и принялась собирать продукты и вещи в чехол от палатки.
– Много не бери с собой.
Хотя, кому я это говорю? У тебя ко всему толковый подход.
– Я знаю, Вань. Только самое необходимое: воду, еду, аптечку и основу из-под тента. У нее ткань с водоотталкивающей пропиткой, легкая и прочная, может нам пригодиться.
– Значит, план такой, – сообщил Иван, выпрямляясь, – я иду первым, закрепляюсь на следующем ярусе и сбрасываю тебе канат. Ты обвязываешься им и, опираясь на соулы, карабкаешься по стволу дерева, как если бы шагала по вертикальной стене. Умеешь вязать беседочный узел?
– Меня этому не учили.
– Я тебя научу, – он подошел к ней ближе и стал показывать.
Аманда упорно пыталась повторить за ним нужные движения, но постоянно путалась.
– Кто только такое придумал! – воскликнула она в сердцах после очередной неудачи.
– Этого никто не знает, – ответил Иван, терпеливо повторяя урок, – но его вязали еще древние финикийцы за три с половиной тысячи лет до нашей эры.
Аманда сердито сдула упавшую на глаза прядь:
– Тогда и я справлюсь.
– Конечно, – подтвердил он, – в тебе я даже не сомневаюсь.
С пятой попытки у Фонбаум стало, наконец, получаться.
– Молодец, – похвалил Щербин. – Но поскольку это скользящий узел, то, чтобы он не пополз, его следует применять в паре с контрольным узлом. Или вязать двойной беседочный. Я тебе покажу, а ты выбери то, что тебе будет проще.
Аманда застонала.
В целом, ей понадобилось полчаса, чтобы освоить эту премудрость.
Они позавтракали бутербродами с сыром и отключили генератор. Площадка погрузилась в кромешную темноту. Теперь только узкие лучи от нашлемных фонариков подсвечивали пространство перед их лицами.
– Поскольку ты свои перчатки потеряла, держи мои, – сказал Щербин. – Они тебе великоваты, конечно, но без них ты сдерешь о веревку всю кожу.
Аманда беспрекословно забрала у него перчатки.
Вот и молодец, знаешь, когда спорить со мной не стоит.
Иван закрепил на спине мешок с вещами, повесил через плечо бухту каната и, вооружившись двумя ножами, начал неторопливый подъем по стволу ближайшей секвойи. Он втыкал нож на всю глубину лезвия в древесину (что было непросто, потому что секвойя по твердости не уступала земному железному дереву), подтягивался, ища опору для рук и ног, потом повторял действия. К счастью, ствол был шершавый и сплошь усеян разнообразными наростами, но все равно, подъем отнимал много времени и сил.
Наконец Щербин достиг первой поперечной ветки. Ее нельзя было назвать «веткой» в полном смысле слова. Было бы точнее сказать, что на определенной высоте ствол раздваивался, и его меньшая по обхвату часть уходила вверх под крутым углом. В месте соединения образовалась небольшая площадка диаметром в пару метров, покрытая вездесущим мхом, и Щербин устроился на ней, чтобы перевести дух.
– Манди! – крикнул он вниз. – Соулы уже на тебе?
– Да! – донесся до него ее звонкий голос.
– Готова ловить веревку?
– Кидай!
Он закрепил один конец троса вокруг толстого и показавшегося ему крепким отростка и начал стравливать другой конец вниз.
Хоть бы она ничего не напутала с узлами.
– Вань, я закрепилась! Начинаю подъем!
– Понял! – он уперся спиной и ногами в расходящиеся стволы и потихоньку стал тянуть веревку. – Получается?
– Да, все в порядке!
Поскольку Иван остался без перчаток, работал он очень аккуратно. Пропустив веревку по плечу, он осторожно выбирал ее, укладывая подле себя широкими кольцами.
Интересно, сколько она весит? Скоро Щербин увидел пятно света от ее фонаря, а потом различил и полусогнутый силуэт. Аманда Фонбаум держалась руками за канат и, ставя ноги на ребро антигравитационных «подошв», шагала по стволу довольно бойко.
– Давай руку!
Он поймал протянутую ладонь и рывком вытянул Аманду на площадку. Она перевалилась через край и замерла, лежа на животе. Ноги в соулах остались свисать с края вниз.
– Ну, ты как, жива?
Она подтянула колени и встала на четвереньки. Ее лицо, обращенное к нему, сияло восторженной улыбкой:
– Мне даже понравилось!
Иван с облегчением рассмеялся:
– Хорошо, потому что это еще не конец.
Трудней всего было прорубаться сквозь ярусы. Нижние еще были не такими плотными, тем более, в районе, прилегающем к стволу секвойи. Но чем выше они поднимались, тем толще становилась прослойка, состоящая из корней и перегноя, превратившаяся за долгие годы в плотную слежавшуюся массу. На головы им постоянно сыпалась земля, листья, ветки, и если бы не прочные шлемы, последствия были бы, мягко выражаясь, неприятными. Но их искренне радовало, что с каждым пройденным метром становилось все светлее и суше.
Преодолев четвертый снизу ярус, они выключили фонарики и сделали привал.
– Сколько нам еще осталось? – спросила Аманда.
Даже в лесных сумерках были заметны пятна грязи, размазанные на ее щеках.
В этих касках мы как два шахтера, отработавшие смену в забое.
– Половину точно прошли, – Иван развязал мешок с запасами и, достав бутылку с водой, протянул Фонбаум: – Есть хочешь?
– Нет, – она отпила воды и вернула бутылку.
– Пока лез, я все думал, почему твой проект называется «Рагана - один», – произнес он, делая глоток в свою очередь. – Кто автор – ты?
– Не я, – после секундного колебания откликнулась Фонбаум. – Название в некотором роде перешло ко мне по наследству. «Рагана» – это было то самое внутренне расследование БОТех по делу Потемкина. Помнишь, я его тебе переслала на «Серебряном»?
Иван кивнул.
– А мой, смежный с ним проект, соответственно, получил имя «Рагана – один».
– Почему не «Рагана-два»? Это было бы логичнее.
– Потому что первая «Рагана» официально как бы и не существует.
Щербин помолчал немного, а потом спросил:
– А ты знаешь, кто такая Рагана?
– Ведьма?
– Ведьма-оборотень, персонаж литовских сказок. То ли человек – то ли зверь. То ли умеет превращаться в животных, то ли наводит иллюзию. Очень меткое название для дела, в котором замешан феномен Рагнарока. То ли есть этот феномен, то ли его нет. То ли жив Потемкин, то ли давно умер. А те, кто подверглись воздействию, то ли остались людьми, то ли превратились в кого-то еще. Тебе не кажется, что человек, придумавший кодовое словечко, словно в воду глядел?
Аманда шумно вздохнула.
– Может быть. Я не размышляла в подобном ключе.
– А еще я думаю, – продолжил Щербин, – что Ромео Рудольфо тоже хорошо вписывается в ассоциативный ряд. Он пытается создать идеального посредника: то ли живое существо, то ли машину. Ты знакома с его трудами?
– Весьма поверхностно. В недрах Института ИИ в системе Алгениба тоже зреет проект универсального переводчика, но в том случае ученые обращаются к возможностям техносферы. А Рудольфо, как мне кажется, предполагает вообще обойтись без кибертонных костылей, включив в работу незадействованные участки человеческого мозга. Каким-то образом, я не вникала, он надеется создать естественный – не иначе телепатический – интерфейс между землянами и чужим разумом.
Приятно иметь дело с осведомленным человеком.
– И в качестве такого интерфейса он предлагает неидеальную плазму, так?
Аманда кивнула:
– Я слышала, что некоторые исследователи не раз заявляли, что та же шаровая молния ведет себя разумно. Да и о том, что Вселенная может быть чем-то одушевленным, высказывались не последние люди. Так что сама по себе гипотеза меня лично не шокирует. Почему бы в звездном веществе не вычленить процессы, схожие с теми, что протекают в коре головного мозга? Но честно говоря, я плохо себе представляю, как человек может без вреда для здоровья вступать в прямой контакт с плазмой.
Она пошевелилась, принимая более удобное положение. Иван заметил, что при этом она поморщилась, простое движение явно причинило ей боль.
– Устала? – спросил он сочувственно.
– Нет, просто корень какой-то в бок впился.
И вдвойне приятно иметь дело с тем, кто не ноет.
– Западная религия говорит, что человек создан по образу бога, а наука – что киберсистемы созданы по образу человека, – продолжила развивать мысль Фонбаум. – Если так, пишет Рудольфо, то наладить мосты между, на первый взгляд, различными сферами жизни, вполне возможно. У человечества есть два пути для дальнейшей эволюции: сращиваться с киберсистемами, устанавливая импланты и протезы – или возвращаться к своему исходному, божественному состоянию.
– Заметь, – сказал Иван, – Рудольфо посвятил этому вопросу почти всю сознательную жизнь, у него были печатные работы, успех и приглашения от заинтересованных сторон. Но он почему-то конечную стадию эксперимента перенес на Рагнарок, где вынужден заниматься рутиной, а дело своей жизни выполнять только в перерывах между починкой садовников и программированию рейнджеров. Зачем ему эти сложности? Разве что он знал о проекте «Рагана» - причем, гораздо больше, чем мы с тобой.
– Или он сам оборотень, – с полной серьезностью заявила Аманда.
– Ладно, напарница, ты отдохнула? – Щербин накинул лямки мешка на плечи и подобрал веревку.
Аманда без слов потянулась к соулам, чтобы включить нужный режим.
Они продолжили восхождение.
***
Справка.
Отрывок из работы Ромео Рудольфо «Экспансия интеллекта»
Глава 8.2 «Вверх или вниз?»
Эпиграф: «Социология, антропология и кибернетика суть одно и то же». Норберт Винер
\...\
В каждой программе есть подпрограмма, а в них в свою очередь дополнительные варианты частного порядка.
Программы задаются извне, и потому кибертонный интеллект не в состоянии влиять на них, при условии, что направление вариаций не заложено в нем изначально.
Теперь – о человечестве.
Оно функционирует по схожему принципу.
Биологический вид Hommo sapiens sapiens детерминирует тип высшей нервной деятельности, набор органов, инстинктов и рефлексов.
Место обитания (Земля и планеты землеподобного типа) устанавливает ритм существования: смену дня и ночи, погодные и климатические условия, напряженность магнитного и гравитационного полей. И надо отметить, что человек может существовать в весьма узком диапазоне.
Время существования (конкретная эпоха) задает мораль, цели, перспективы, моду и ограничивает место приложения таланта.
Наконец, при всем индивидуализме, человек ощущает себя частью общего «мы».
Чем не алгоритм?
Таким образом, свобода человека – это неудачная выдумка философов. Освободиться - означает перестать быть человеком и стать кем-то еще.
Кем? В каком направлении ожидать дальнейшее развитие эволюции?
Два варианта: либо это движение вниз, либо движение вверх.
Движение вниз, к человекоподобию и техносфере, призванной обеспечить новые возможности индивидуума, приведет к окончательному сращиванию человека и машины. Это будет погружением в плотные слои материи. Возможно, в конечном итоге это приведет к рождению машинной цивилизации и поставит земного человека в положение обслуги.
Движение вверх – это работа с тонкой субстанцией, опирающаяся на естественные материалы и феномены. По сути, это будет приближением к нашим создателям, к нашим истокам, а значит, в перспективе, и к нашим возможным двоюродным братьям и сестрам по эволюционному процессу, обитающими по ту сторону звезд.
Не стану скрывать, меня привлекает именно второе направление.
(конец отрывка) ...