procterr:
ГЕНРИХ ГЕЙНЕ
КОГДА ТЕБЯ ЖЕНЩИНА БРОСИТ, — ЗАБУДЬ...
Когда тебя женщина бросит, — забудь,
Что верил её постоянству.
В другую влюбись или трогайся в путь.
Котомку на плечи — и странствуй.
Увидишь ты озеро в мирной тени
Плакучей ивовой рощи.
Над маленьким горем немного всплакни,
И дело покажется проще.
Вздыхая, дойдёшь до синеющих гор.
Когда же достигнешь вершины,
Ты вздрогнешь, окинув глазами простор
И клёкот услышав орлиный.
Ты станешь свободен, как эти орлы.
И, жить начиная сначала,
Увидишь с крутой и высокой скалы,
Что в прошлом потеряно мало!
Перевод С.Маршака
WANDERE!
Wenn dich ein Weib verraten hat,
So liebe flink eine Andre;
Noch besser wär es, du ließest die Stadt –
Schnüre den Ranzen und wandre!
Du findest bald einen blauen See,
Umringt von Trauerweiden;
Hier weinst du aus dein kleines Weh
Und deine engen Leiden.
Wenn du den steilen Berg ersteigst,
Wirst du beträchtlich ächzen;
Doch wenn du den felsigen Gipfel erreichst,
Hörst du die Adler krächzen.
Dort wirst du selbst ein Adler fast,
Du bist wie neugeboren,
Du fühlst dich frei, du fühlst: du hast
Dort unten nicht viel verloren.
<1852>
Svetass S:
ЭМИЛЬ ШЕНАЙХ-КАРОЛАТ
РАЗЛУКА
Когда полюбишь, а она
Женой другого станет,
Скорее в путь! Пока весна
Нас манит.
Так много женщин, - мир широк! -
Светлы, темноволосы;
Там розы мая, ветерок
И росы.
Так исцелялся не один!
Но часто безнадежней,
Вгоняет глубже новый клин
Тот, прежний.
Все хуже боль? Монахом стань,
Молись благоговейно.
Не лечит исповедь? Достань
Рейнвейна.
Продуйся в кости, в драку лезь
Из-за любых объятий.
Ножом пырнули в сердце здесь!
Вот было б кстати.
А жив, так выпей, все равно!
Но торгашей за фразу
"Любовь пройдет" - бросай в окно
Всех сразу.
Когда полюбишь, а она
Женой другого станет, -
Хоть мир широк, а смерть одна
Нас манит.
(пер. Ивана Тхоржевского)
Peony Rose:
Бертольт Брехт
К потомкам
1
Право, я живу в мрачные времена.
Беззлобное слово – это свидетельство
глупости.
Лоб без морщин
Говорит о бесчувствии. Тот, кто
смеется,
Еще не настигнут
Страшной вестью.
Что же это за времена, когда
Разговор о деревьях кажется
преступленьем,
Ибо в нем заключено молчанье о
зверствах!
Тот, кто шагает спокойно по улице,
По–видимому, глух к страданьям и горю
Друзей своих?
Правда, я еще могу заработать себе на
хлеб,
Но верьте мне: это случайность. Ничто
Из того, что я делаю, не дает мне права
Есть досыта.
Я уцелел случайно.
(Если заметят мою удачу, я погиб.)
Мне говорят: «Ешь и пей! Радуйся, что у
тебя есть пища!»
Но как я могу есть и пить, если
Я отнимаю у голодающего то, что съедаю,
если
Стакан воды, выпитый мною, нужен
жаждущему?
И все же я ем и пью.
Я хотел бы быть мудрецом.
В древних книгах написано, что такое
мудрость.
Отстраняться от мирских битв и провести
свой краткий век,
Не зная страха.
Обойтись без насилья.
За зло платить добром.
Не воплотить желанья свои, но о них
позабыть.
Вот что считается мудрым.
На все это я неспособен.
Право, я живу в мрачные времена.
2
В города приходил я в годину смуты,
Когда там царил голод.
К людям приходил я в годину возмущений.
И я восставал вместе с ними.
Так проходили мои годы,
Данные мне на земле.
Я ел в перерыве между боями.
Я ложился спать среди убийц.
Я не благоговел перед любовью
И не созерцал терпеливо природу.
Так проходили мои годы,
Данные мне на земле.
В мое время дороги вели в трясину.
Моя речь выдавала меня палачу.
Мне нужно было не так много. Но сильные
мира сего
Все же чувствовали бы себя увереннее
без меня.
Так проходили мои годы,
Данные мне на земле.
Силы были ограничены,
А цель – столь отдаленной.
Она была ясно различима, хотя и вряд ли
Досягаема для меня.
Так проходили мои годы,
Данные мне на земле.
3
О вы, которые выплывете из потока,
Поглотившего нас,
Помните,
Говоря про слабости наши
И о тех мрачных временах,
Которых вы избежали.
Ведь мы шагали, меняя страны чаще, чем
башмаки,
Мы шли сквозь войну классов, и отчаянье
нас душило,
Когда мы видели только несправедливость
И не видели возмущения.
А ведь при этом мы знали:
Ненависть к подлости
Тоже искажает черты.
Гнев против несправедливости
Тоже вызывает хрипоту. Увы,
Мы, готовившие почву для всеобщей
приветливости,
Сами не могли быть приветливы.
Но вы, когда наступит такое время,
Что человек станет человеку другом,
Подумайте о нас
Снисходительно.
1938–1944 гг.
Бертольт Брехт. Избранная лирика.
Изд-во ЦК ВЛКСМ "Молодая Гвардия", 1971.
Svetass S:
ДЖОРДЖ ГЕРБЕРТ
ИСКУПЛЕНИЕ
У Бога взяв, растратил сбереженья.
Мне не везло, я был на всё готов!
Решился я подать Ему прошенье,
Чтоб Он списал хоть часть моих долгов.
На Небо я прокрался виновато...
- Он только что ушёл! — сказали мне, —
Ушёл в страну, что приобрёл когда-то —
Чтоб сделаться царём в Своей стране.
Узнав, что Он родился, без боязни
Я на земле искал Его везде:
В садах, театрах, в парках... На суде...
И там нашёл, приговорённым к казни —
Сквозь крик толпы я слышал глас Его:
«Ты больше Мне не должен ничего».
(пер. Дмитрия Якубова)
Nadin-ka:
Амадо Нерво
Не знает каштан, что он носит каштана названье,
но лишь приближается время его созреванья,
нам дарит каштан с ароматом осенним плоды.
И солнцу неведомо, как оно прозвано нами,
но свет и тепло нам дает его жаркое пламя,
и меркнет с ним рядом сиянье ярчайшей звезды.
Никто не любуется розой, расцветшей в пустыне,
но роза бутон раскрывает свой в дерзкой гордыне,
чтоб миру явить непреложный закон бытия.
Никто на дорожной обочине зёрен не сеет,
но колос и там вырастает, желтеет, и спеет,
и кормит в священном молчанье зерном воробья.
О, сколько, о, сколько стихов мной задумано было!
И сколько в них было любви и душевного пыла…
Но их, не написанных мною, увы, не прочтут!
Но, так же как дерево, солнце, и роза, и колос,
стихи не исчезли: влился их блуждающий голос
в ту Суть Несказанную, в коей они не умрут!
Перевод с испанского Инны Чежеговой
procterr:
ПОЛЬ ЭЛЮАР
МОЯ ЖИВАЯ ПОКОЙНИЦА
Моя печаль застыла неподвижно
Я жду напрасно не придёт никто
Ни днём ни ночью
И не приду я сам такой как прежде
Мои глаза разлучены с твоими
Они утратили доверие и свет
Мои уста разлучены с твоими
Мои уста разлучены с любовью
Со смыслом бытия разлучены
И руки у меня разлучены с твоими
И у меня всё валится из рук
И ноги у меня разлучены с твоими
Им больше не ходить им больше нет дорог
Им ни усталости ни отдыха не знать
Увидеть мне дано как жизнь моя уходит
С твоею вместе
Уходит жизнь подвластная тебе
Она мне представлялась бесконечной
Одна надежда впереди могила
Как и твоя в ограде безразличья
Я рядом был с тобой мне холодно с другими.
Перевод М.Ваксмахера
Svetass S:
Константы Идельфонс Галчинский
Коснешься пальцем планеты,
звезду ли тронешь рукою,
звенят они, как монеты, –
призванье твое такое.
Цветник разобьешь веселый,
и в доме из каждой щелки –
лучи, ароматы, пчелы
и солнце на каждой пчелке.
Работаю, вдруг – комета,
какая уж тут работа,
по родинкам до рассвета
учусь я на звездочета,
и сон золотой, медвяный
ложится, как тяжкий слиток,
на губы, на грудь Дианы
и волосы цвета скрипок.
(пер. Анатолия Гелескуса)
Svetass S:
ОТТО ГЕЛЬСТЕД
ПИСАТЕЛЬ
Зубами я - что делать? - не богат:
Полдюжины всего, и те щербаты.
Но широко торчат усы солдата,
И лоб высок, и горд орлиный взгляд.
Пусть руку левую мою когда-то
В сраженье ранил турок-супостат, -
Мне правая нужнее - я солдат.
Перо, как меч, моей десницей сжато.
Я воин. Пусть спина искривлена,
Но к солнцу, как всегда, пряма дорога,
И жизнь моя в борьбе со злом нужна,
И в самые глухие времена
Я следовал заветам чести строго.
Сервантес я. Мне гибель не страшна.
(пер. Дмитрия Голубкова)
procterr:
Редьярд Киплинг
Раб, который стал царем
"От трех трясется земля, четырех она не может носить:
Раба, когда он делается царем, Глупого, когда он досыта
ест хлеб, позорную женщину, когда она выходит замуж, и
служанку, когда она занимает место госпожи своей".
Книга притчей Соломоновых
Гл. 30, стихи 21-23
Три вещи в дрожь приводят нас,
Четвертой - не снести.
В великой Kниге сам Агур
Их список поместил.
Все четверо - проклятье нам,
Но все же в списке том
Агур поставил раньше всех
Раба, что стал царем.
Коль шлюха выйдет замуж, то
Родит, и грех забыт.
Дурак нажрется и заснет,
Пока он спит - молчит.
Служанка стала госпожей,
Так не ходи к ней в дом!
Но нет спасенья от раба,
Который стал царем!
Он в созиданьи бестолков,
А в разрушеньи скор,
Он глух к рассудку - криком он
Выигрывает спор.
Для власти власть ему нужна,
И силой дух поправ,
Он славит мудрецом того,
Кто лжет ему: "Ты прав!"
Он был рабом и он привык,
Что коль беда пришла,
Всегда хозяин отвечал
За все его дела.
Когда ж он глупостью теперь
В прах превратил страну,
Он снова ищет на кого
Свалить свою вину.
Он обещает так легко,
Но все забыть готов.
Он всех боится - и друзей,
И близких, и врагов.
Когда не надо - он упрям,
Когда не надо - слаб,
О раб, который стал царем,
Все раб, все тот же раб.
перевод - Лев Блуменфельд
Nadin-ka:
Гертруда Кольмар(1894–1943)
БОЛЬШОЙ ФЕЙЕРВЕРК
Большой сегодня вспыхнул фейерверк.
И сотни ярких звезд, что к небу рвались,
В силки кромешной темени попались.
А ночь долга.
Я, прислонившись к дереву, стою.
Искрится пруд. И кажется, что снова
Я вижу капли ливня золотого.
А ночь долга.
Я в легком платье. И меня знобит.
И лепестки цветов по тихой глади
Легко плывут, как розовые пряди.
А ночь долга.
Я сяду на скамью. Сожмусь в комок.
И слышно мне, как тихо прошуршала
Змея в траве и вытянула жало.
А ночь долга.
Мне рук окоченевших не согреть.
Из черноты проступят на мгновенье
Причудливые, странные растенья.
А ночь долга.
Сомкнулись веки, а на дне глазниц
Зеленый и багровый цвет таится,
И бликов солнечных мелькает колесница.
А ночь долга.
Уже давно закончен фейерверк.
Протяжный бой часов меня разбудит.
Напомнит мне, что впредь тебя не будет.
Ты не придешь.
Перевод И. Грицковой
Svetass S:
Тове Дитлевсен
Вечные Трое
В моей жизни всегда было двое -
двое нежных и сильных мужчин;
первый был очарован мною,
а второй был мною любим.
Первый вечно стоял у порога,
только я не впускала его,
и ночами просила у Бога,
чтоб кумира мне дал моего.
Первый всю свою жизнь мне доверил,
ничего не имея взамен,
а другой проходил мимо двери,
увлекая в обманчивый плен.
Первый был одинок и печален,
и во мраке терял свои сны;
мне же снилось с другим венчанье
под аккорды грядущей весны.
Вот две вечности вечные части -
первый любит, второй любим;
раз в столетье бывает счастье,
когда двое эти - один.
(пер. Марины Тюриной-Оберландер)
Svetass S:
Пабло Неруда
Любовь и долгий путь рождают
книгу,
И если нет в ней стран и поцелуев,
Нет человека с полными руками
И женщины нет в каждой капле,
Нет голода, желанья, гнева
и дорог, —
Ни колоколом, ни щитом не
станет книга,
Нет глаз у книги, рот закрыт
и мёртв,
Как предписанье Ветхого Завета.
Peony Rose:
Т. С. Элиот
БЕСПЛОДНАЯ ЗЕМЛЯ
А то еще видал я Кумскую Сивиллу в
бутылке. Дети ее спрашивали: "Сивилла, чего ты
хочешь?", а она в ответ: "Хочу умереть".
Петроний "Сатирикон"
Посвящается Эзре Паунду
Il miglior fabbro {*}.
{* Мастеру выше, чем я (итал.).}
I. ПОГРЕБЕНИЕ МЕРТВОГО
Апрель, беспощадный месяц, выводит
Сирень из мертвой земли, мешает
Воспоминанья и страсть, тревожит
Сонные корни весенним дождем.
Зима дает нам тепло, покрывает
Землю снегом забвенья, лелеет
Каплю жизни в засохших клубнях.
Лето напало на нас, пронесшись над Штарнбергерзее
Внезапным ливнем; мы скрылись под колоннадой
И вышли, уже на солнечный свет, в Хофгартен
И выпили кофе, и целый час проболтали.
Bin gar keine Russin, stamm' aus Litauen, echt deutschl.
{* Я вовсе не русская, родом из Литвы, чистокровная немка (нем.).}
А когда мы в детстве ездили в гости к эрцгерцогу -
Он мой кузен - он меня усадил на санки,
А я испугалась. "Мари, - сказал он, - Мари,
Держись покрепче!" И мы понеслись.
В горах там привольно.
По ночам я читаю, зимою езжу на юг.
Что там за корни в земле, что за ветви растут
Из каменистой почвы? Этого, сын человека,
Ты не скажешь, не угадаешь, ибо узнал лишь
Груду поверженных образов там, где солнце палит,
А мертвое дерево тени не даст, ни сверчок утешенья,
Ни камни сухие журчанья воды. Лишь
Тут есть тень под этой красной скалой
(Приди же в тень под этой красной скалой),
И я покажу тебе нечто, отличное
От тени твоей, что утром идет за тобою,
И тени твоей, что вечером хочет подать тебе руку;
Я покажу тебе ужас в пригоршне праха.
Frisch weht der Wind,
Der Heimat zu
Mein Irisch Kind,
Wo weilest du? {*}
{* Свежий ветер летит
к родине, где ты сейчас,
моя ирландская дева? (нем.).}
"Ты преподнес мне гиацинты год назад,
Меня прозвали гиацинтовой невестой".
- И все же когда мы ночью вернулись из сада,
Ты - с охапкой цветов и росой в волосах, я не мог
Говорить, и в глазах потемнело, я был
Ни жив ни мертв, я не знал ничего,
Глядя в сердце света, в молчанье.
Oed' und leer das Meer {*}.
{* Уныло и пустынно море (нем.).}
Мадам Созострис, знаменитая ясновидящая,
Сильно простужена, тем не менее
С коварной колодой в руках слывет
Мудрейшей в Европе женщиной. "Вот, - говорит она,
Вот ваша карта - утопленник, финикийский моряк.
(Стали перлами глаза. Видите?)
Вот Белладонна, Владычица Скал,
Владычица обстоятельств.
Вот человек с тремя опорами, вот Колесо,
А вот одноглазый купец, эта карта -
Пустая - то, что купец несет за спиной,
От меня это скрыто. Но я не вижу
Повешенного. Ваша смерть от воды.
Я вижу толпы, шагающие по кругу.
Благодарю вас. Любезнейшей миссис Эквитон
Скажите, что я принесу гороскоп сама:
В наши дни надо быть осторожной".
Призрачный город,
Толпы в буром тумане зимней зари,
Лондонский мост на веку повидал столь многих,
Никогда не думал, что смерть унесла столь многих.
В воздухе выдохи, краткие, редкие,
Каждый под ноги смотрит, спешит
В гору и вниз по Кинг-Уильям-стрит
Туда, где Сент-Мери Вулнот часы отбивает
С мертвым звуком на девятом ударе.
Там в толпе я окликнул знакомого: "Стетсон!
Стой, ты был на моем корабле при Милах!
Мертвый, зарытый в твоем саду год назад, -
Пророс ли он? Процветет ли он в этом году -
Или, может, нежданный мороз поразил его ложе?
И да будет Пес подальше оттуда, он друг человека
И может когтями вырыть его из земли!
Ты, hypocrite lecteur! - mon semblable, - mon frere!" {*}
{* "Лицемерный читатель! - подобный мне, - брат мой!" (франц.) -
последняя строка стихотворения Ш. Бодлера "К читателю", открывающего сборник
"Цветы зла": обращение к читателю - духовному соучастнику таящихся в
обыденной городской жизни мерзостей и убийств.}
II. ИГРА В ШАХМАТЫ
Она сидела, как на троне, в кресле,
Лоснившемся на мраморе, а зеркало
С пилястрами, увитыми плющом,
Из-за которого выглядывал Эрот
(Другой крылом прикрыл глаза),
Удваивало пламя семисвечников,
Бросая блик на стол, откуда
Алмазный блеск ему навстречу шел из
Атласного обилия футляров.
Хрустальные или слоновой кости
Флаконы - все без пробок - источали
Тягучий, сложный, странный аромат,
Тревожащий, дурманящий, а воздух,
Вливаясь в приоткрытое окно,
Продлял и оживлял свечное пламя
И возносил дымы под потолок,
Чуть шевеля орнаменты кессонов.
Аквариум без рыб
Горел травой и медью на цветных каменьях,
В их грустном свете плыл резной дельфин.
А над доской старинного камина,
Как бы в окне, ведущем в сад, виднелись
Метаморфозы Филомелы, грубо
Осиленной царем фракийским; все же
Сквозь плач ее непобедимым пеньем
Пустыню заполнявший соловей
Ушам нечистым щелкал: "Щелк, щелк, щелк".
И прочие обломки времени
Со стен смотрели, висли, обвивали
И замыкали тишину.
На лестнице послышались шаги.
Под гребнем пламенные языки
Ее волос в мерцании камина,
Словами вспыхнув, дико обрывались.
"Все действует на нервы. Все. Останься.
Скажи мне что-нибудь. Ты все молчишь.
О чем ты думаешь? О чем ты? А?
Я никогда не знаю. Впрочем, думай".
Думаю я, что мы на крысиной тропинке,
Куда мертвецы накидали костей.
"Что там за стук?"
Ветер хлопает дверью.
"Какой ужасный шум. Что ветру надо?"
Ничего ему не надо.
"Послушай,
Ты ничего не знаешь? Ничего не видишь? Ничего
Не помнишь?"
Я помню
Были перлами глаза.
"Ты жив еще? Ты можешь мне ответить?"
Но
О О О О Шехекеспировские шутки -
Так элегантно
Так интеллигентно
"А что мне делать? Что мне делать?
С распущенными волосами выбежать
На улицу? А что нам делать завтра?
Что делать вообще?"
С утра горячий душ,
Днем, если дождь, машина. А теперь
Мы будем в шахматы играть с тобой,
Терзая сонные глаза и ожидая стука в дверь.
Когда мужа Лил демобилизовали,
Я ей сказала сама, прямо, без никаких:
ПРОШУ ЗАКАНЧИВАТЬ: ПОРА
Альберт скоро вернется, приведи себя в порядок.
Он спросит, куда ты девала деньги, что он тебе
Оставил на зубы. Да-да. Я сама же слыхала.
Не дури. Лил, выдери все и сделай вставные.
Он же сказал: смотреть на тебя не могу.
И я не могу, говорю, подумай об Альберте,
Он угробил три года в окопах, он хочет пожить,
Не с тобой, так другие найдутся, - сказала я.
- Вот как? - сказала она. - Еше бы, - сказала я",
Ну так спасибо, - сказала она, - договаривай до конца.
ПРОШУ ЗАКАНЧИВАТЬ: ПОРА
Не хочешь, делай что хочешь, - сказала я.
Раз ты не сумеешь, другие сумеют.
Но, если он тебя бросит, так не без причины.
Стыдись, говорю я, ты стала развалиной.
(А ей всего тридцать один.)
- А что я могу, - говорит она и мрачнеет, -
Это все от таблеток, тех самых, ну, чтобы...
(У нее уже пятеро, чуть не загнулась от Джорджа.)
Аптекарь сказал, все пройдет, а оно не прошло.
- Ну и дура же ты, - сказала я.
Скажем, Альберт тебя не оставит, - сказала я, -
Так на черта ж ты замужем, если не хочешь рожать?
ПРОШУ ЗАКАНЧИВАТЬ: ПОРА
В воскресенье Альберт вернулся, у них был
горячий окорок,
И меня позвали к обеду, пока горячий...
ПРОШУ ЗАКАНЧИВАТЬ: ПОРА
ПРОШУ ЗАКАНЧИВАТЬ: ПОРА
Добрночи, Билл. Добрночи, Лу. Добрночи, Мей,
Добрночи. Угу. Добрночи.
Доброй ночи, леди, доброй ночи, прекрасные
леди, доброй вам ночи.
III. ОГНЕННАЯ ПРОПОВЕДЬ
Речной шатер опал; последние пальцы листьев
Цепляются за мокрый берег. Ветер
Пробегает неслышно по бурой земле. Нимфы ушли.
Милая Темза, тише, не кончил я песнь мою.
На реке ни пустых бутылок, ни пестрых оберток,
Ни носовых платков, ни коробков, ни окурков,
Ни прочего реквизита летних ночей. Нимфы ушли.
И их друзья, шалопаи, наследники директоров Сити,
Тоже ушли и адресов не оставили.
У вод леманских сидел я и плакал...
Милая Темза, тише, не кончил я песнь мою,
Милая Темза, тише, ибо негромко я и недолго пою.
Ибо в холодном ветре не слышу иных вестей,
Кроме хихиканья смерти и лязга костей.
Сквозь травы тихо кравшаяся крыса
Тащилась скользким брюхом по земле,
А я удил над выцветшим каналом
За газовым заводом в зимний вечер
И думал о царе, погибшем брате,
И о царе отце, погибшем прежде.
В сырой низине белые тела,
С сухой мансарды от пробежки крысьей
Порою донесется стук костей.
А за спиною, вместо новостей,
Гудки машин: весной в такой машине
К девицам миссис Портер ездит Суини.
Ах, льет сиянье месяц золотой
На миссис Портер с дочкой молодой
Что моют ноги содовой водой
Et О ces voix d'enfants, chantant dans la coupole! {*}
{* "И о эти голоса детей, под куполом поющих!" (франц.) - последняя
строка сонета П. Вершена "Парсифаль", написанного под впечатлением
одноименной оперы Вагнера. Хор детей поет у Вагнера во время церемонии
омовения ног, предшествующей завершению поисков Грааля.}
Щелк щелк щелк.
Упрек упрек упрек
Осиленной так грубо.
Терей
Призрачный город
В буром тумане зимнего полудня
Мистер Евгенидис, купец из Смирны, -
Небритость, полный карман коринки,
Стоимость-страхование-фрахт, Лондон, -
Пригласил на вульгарном французском
Отобедать в отеле "Кеннон-стрит",
После - уик-энд в "Метрополе".
В лиловый час, когда глаза и спины
Из-за конторок поднимаются, когда людская
Машина в ожидании дрожит, как таксомотор, -
Я, Тиресий, пророк, дрожащий меж полами,
Слепой старик со сморщенною женской грудью.
В лиловый час я вижу, как с делами
Разделавшись, к домам влекутся люди,
Плывет моряк, уже вернулась машинистка,
Объедки прибраны, консервы на столе.
Белье рискует за окно удрать,
Но все же сушится, пока лучи заката не потухли,
А на диване (по ночам кровать) -
Чулки, подвязки, лифчики и туфли.
Я, старикашка с дряблой женской грудью,
Все видя, не предвижу новостей -
Я сам имел намеченных гостей.
Вот гость, прыщавый страховой агент,
Мальчишка с фанаберией в манере,
Что о плебействе говорит верней, чем
Цилиндр - о брэдфордском миллионере.
Найдя, что время действовать настало,
Он сонную от ужина ласкает,
Будя в ней страсть, чего она нимало
Не отвергает и не привлекает.
Взвинтясь, он переходит в наступленье,
Ползущим пальцам нет сопротивленья,
Тщеславие не видит ущемленья
В объятиях без взаимного влеченья.
(А я, Тиресий, знаю наперед
Все, что бывает при таком визите -
Я у фиванских восседал ворот
И брел среди отверженных в Аиде.)
Отеческий прощальный поцелуй,
И он впотьмах на лестницу выходит...
Едва ли зная об его уходе,
Она у зеркала стоит мгновенье;
В мозгу полувозникло что-то, вроде
"Ну, вот и все", - и выдох облегченья,
Когда в грехе красавица, она,
По комнате бредя, как бы спросонья,
Рукой поправит прядь, уже одна,
И что-то заведет на граммофоне.
"Музыка подкралась по воде"
По Стрэнду, вверх по Куин-Виктория-стрит.
О Город, город, я порою слышу
Перед пивной на Лоуэр-Темз-стрит
Приятное похныкиванье мандолины,
А за стеной кричат, стучат мужчины -
То заседают в полдень рыбаки; а за другой стеной
Великомученика своды блещут несказанно
По-ионийски золотом и белизной.
Дегтем и нефтью
Потеет река
Баржи дрейфуют
В зыби прилива
Красные паруса
Терпеливо
Ждут облегчающего ветерка.
Бревна плывут
Возле бортов
К Гринвичу
Мимо Острова Псов.
Вейалала лейа
Валлала лейалала
Елизавета и Лестер
В ладье с кормой
В виде раззолоченной
Раковины морской
Красный и золотой
Играет прилив
Линией береговой
Юго-западный ветер
Несет по теченью
Колокольный звон
Белые башни
Вейалала лейа
Валлала лейалала
"Место рожденья - Хайбери. Место растленья
Ричмонд. Трамваи, пыльные парки,
В Ричмонде я задрала колени
В узкой байдарке".
"Ногами я в Мургейте, а под ногами
Сердце. Я не кричала.
После он плакал. Знаете сами.
Клялся начать жить сначала".
"В Маргейте возле пляжа.
Я связь ничего
С ничем.
Обломки грязных ногтей не пропажа.
Мои старики, они уж не ждут совсем
Ничего".
ла ла
Я путь направил в Карфаген
Горящий горящий горящий
О Господи Ты выхватишь меня
О Господи Ты выхватишь
горящий
IV. СМЕРТЬ ОТ ВОДЫ
Флеб, финикиец, две недели как мертвый,
Крики чаек забыл и бегущие волны,
И убытки и прибыль.
Морские теченья,
Шепча, ощипали кости, когда он, безвольный
После бури, вздымаясь и погружаясь,
Возвращался от зрелости к юности.
Ты,
Иудей или эллин под парусом у кормила,
Вспомни о Флебе: и он был исполнен силы
и красоты.
V. ЧТО СКАЗАЛ ГРОМ
После факельных бликов на потных лицах
После холодных молчаний в садах
После терзаний на пустошах каменистых
Слез и криков на улицах и площадях
Тюрьмы и дворца и землетрясенья
Грома весны над горами вдали
Он что жил ныне мертв
Мы что жили теперь умираем
Набравшись терпенья
Нет здесь воды всюду камень
Камень и нет воды и в песках дорога
Дорога которая вьется все выше в горы
Горы эти из камня и нет в них воды
Была бы вода мы могли бы напиться
На камне мысль не может остановиться
Пот пересох и ноги уходят в песок
О если бы только была вода средь камней
Горы гнилозубая пасть не умеет плевать
Здесь нельзя ни лежать ни сидеть ни стоять
И не найдешь тишины в этих горах
Но сухой бесплодный гром без дождя
И не найдешь уединенья в этих горах
Но красные мрачные лица с ухмылкой усмешкой
Из дверей глинобитных домов
О если бы тут вода
А не камни
О если бы камни
И также вода
И вода
Ручей
Колодец в горах
О если бы звон воды
А не пенье цикад
И сухой травы
Но звон капели на камне
Словно дрозд-отшельник поет на сосне
Чок-чок дроп-дроп кап-кап-кап
Но нет здесь воды
Кто он, третий, вечно идущий рядом с тобой?
Когда я считаю, нас двое, лишь ты да я,
Но, когда я гляжу вперед на белеющую дорогу,
Знаю, всегда кто-то третий рядом с тобой,
Неслышный, в плаще, и лицо закутал,
И я не знаю, мужчина то или женщина,
- Но кто он, шагающий рядом с тобой?
Что за звук высоко в небе
Материнское тихое причитанье
Что за орды лица закутав роятся
По бескрайним степям спотыкаясь о трещины почвы
В окружении разве что плоского горизонта
Что за город там над горами
Разваливается в лиловом небе
Рушатся башни
Иерусалим Афины Александрия
Вена Лондон
Призрачный
С ее волос распущенных струится
Скрипичный шорох колыбельный звук
Нетопырей младенческие лица
В лиловый час под сводом крыльев стук
Нетопыри свисают книзу головами
И с башен опрокинутых несется
Курантов бой покинутое время
И полнят голоса пустоты и иссякшие колодцы.
В этой гнилостной впадине меж горами
Трава поет при слабом свете луны
Поникшим могилам возле часовни -
Это пустая часовня, жилище ветра,
Окна разбиты, качается дверь.
Сухие кости кому во вред?
Лишь петушок на флюгере
Ку-ка-реку ку-ка-реку
При блеске молний. И влажный порыв,
Приносящий дождь.
Ганг обмелел, и безвольные листья
Ждали дождя, а черные тучи
Над Гимавантом {*} сгущались вдали.
{* Гимавант - священная гора в Гималаях.}
Замерли джунгли, сгорбясь в молчанье.
И тогда сказал гром
ДА
Датта: что же мы дали?
Друг мой, кровь задрожавшего сердца,
Дикую смелость гибельного мгновенья
Чего не искупишь и веком благоразумия
Этим, лишь этим существовали
Чего не найдут в некрологах наших
В эпитафиях, затканных пауками
Под печатями, взломанными адвокатом
В опустевших комнатах наших
ДА
Даядхвам: я слышал, как ключ
Однажды в замке повернулся однажды
Каждый в тюрьме своей думает о ключе
Каждый тюрьму себе строит думами о ключе
Лишь ночью на миг эфирное колыханье
Что-то будит в поверженном Кориолане.
ДА
Дамьята: {*} лодка весело
{* Датта, даядхвам, дамьята - дай, сочувствуй, владей (санскр.).}
Искусной руке моряка отвечала
В море спокойно, и сердце весело
Могло бы ответить на зов и послушно забиться
Под властной рукой
Я сидел у канала
И удил, за спиною - безводная пустошь
Наведу ли я в землях моих порядок?
Лондонский мост рушится рушится рушится
Poi s'ascose nel foco che gli affirm {*}
Quando fiam uti chelidon {**} - О ласточка ласточка
Le Prince d'Aquitaine a la tour abolie {***}
Обрывками этими я укрепил свои камни
Так я вам это устрою.
Иеронимо снова безумен.
Датта. Даядхвам. Дамьята.
Шанти шанти шанти {****}
{* "И скрылся там, где скверну жжет пучина" (Данте, "Чистилище", XXVI,
с. 148) - повествовательное заключение монолога Арнальда Даньеля (см. прим.
к "Пепельной Среде").
** Обрывок строки из заключительной строфы в анонимной латинской поэме
II или III в. н. э. "Канун Венериного дня". После описания готовящихся
торжеств весеннего праздника любви поэт вопрошает: "Когда же придет моя
весна? Когда же я стану ласточкой, голос обретшей?".
*** "Аквитанский принц у разрушенной башни" - вторая строка сонета
французского поэта Жерара де Нерваля "Рыцарь, лишенный наследства" (сборник
"Химеры"). Нерваль отождествляет себя с изгнанным принцем, потомком
трубадуров. Разрушенная башня (карта из колоды таро) в сонете - символ
несчастной судьбы.
**** "Мир, который превыше всякого ума" (санскр.) - рефрен
"Упанишад", также слова из послания ап. Павла к филиппийцам.}
Перевод А. Сергеева
Svetass S:
Десанка Максимович
Счастье
Я время по часам не отмечаю,
по ходу солнца не считаю срока,
заря встает - когда его встречаю,
и снова ночь, когда он вновь далеко.
И смех не мера счастья. Не хочу я
знать, чье сильней и тягостней томленье.
Есть счастье в грусти: вместе с ним молчу я,
и слышно двух сердец одно биенье.
И мне не жаль ветвей моих весенних,
что будут смыты жизни водопадом.
Пусть молодость уходит легкой тенью:
он, зачарованный, со мною рядом!
Перевод А.Ахматовой
Nadin-ka:
Отокар Бржезина МИЛОСТЬ
Из триумфальных, торжественных арок лазури чистейшей
по окончаньи трудов днём таинственным вспыхнет, воскресным;
в пурпур одежд королевских, в багрянец оденет беднейших -
братьям земным не приметен, он ангелам виден небесным.
Будет для пленников звёзд, озарённых сияньем когда-то,
блеском твоих берегов и страдающих жизнью земною,
словно лекарство, что в солнце созрело, сродни аромату,
чьё дуновенье меж каплями мглы предрассветной и тьмою.
С топотом диким и гривой, искрящейся россыпью звёздной,
к мёртвым озёрам несётся в безумии страсть, изнывая:
молнией бурю она рассечёт, и табун остановится грозный,
великолепье любви разгорится в душе, как порою бывает
светлой улыбка меж слёз...И в согласном движеньи
звонких серпов и в источнике с голосом нежным, сердечным,
в трепете избранных губ, то - она со святым откровеньем,
к неподготовленным душам с посланьем от истины вечной.
Близятся к робким, пугливым, охоты успех ожидая,
завоеватели в чащах глубоких, где сумрак деревьям привычен,
и опускается строй закружившихся слов - поднебесная стая -
призван сцеплением рук, с облаков, соколиной добычей.
Маем твоих опьяняет певцов и весной бесконечной,
временем ярким, когда в поцелуе Вселенная вся растворится,
в лёгком дыханье воздушных садов, что взлетают беспечно,
будто качели, где кружит в туманностях душ вереница;
станет внезапно земля заколдованной, словно иная,
и перед взглядами всех, унесённая ветром, исчезнет,
ночи ворота раскроются тысячам настежь, от края до края,
будут на них, как святые знамения, гвозди созвездий.
Славы обитель, простор отзовётся торжественным хором,
скрытым сияньем теней, высочайшей гармонией муки,
жизни и смерти объятьями, сладким любви разговором,
и донесутся из бури гремящей нездешнего пиршества звуки.
Перевод с чешского Оксаны Лихачёвой