михайловна:
Мария Жибер
ФЕЯ СЧАСТЬЯ
На пестром ковре ароматных цветов,
При трепетном свете луны,
Уснул он под лепет немолчный листов,
Под говор хрустальной волны.
Но вдруг притаился шумливый ручей,
Замолк очарованный лес.
Он видит... качели из лунных лучей
Спускаются тихо с небес.
Он видит... с улыбкой на ясном лице,
В одежде воздушной, как дым,
Вся светлая, в дивно-блестящем венце,
Склонилася фея над ним.
«Мой мальчик! садись на качели ко мне,
Нам весело будет вдвоем...
Вздымаясь все выше к сребристой луне -
Мы в лунное царство порхнем!
Земную печаль и невзгоды забудь, -
Страданье неведомо мне.
Головкой кудрявой склонись мне на грудь
И счастью отдайся вполне...
Ты слышишь ли шепот, лобзанья и смех,
Аккорды невидимых лир?
То к нам приближается царство утех,
Мой лунный, серебряный мир!»
Хотел он проснуться, но чудного сна
Он чары рассеять не мог.
А фея звала его, страсти полна,
В свой тайный волшебный чертог.
И долго качалась и пела над ним,
Когда ж заалелся восток,
Она унеслась к небесам голубым,
На грудь его бросив цветок.
михайловна:
Мария Жибер
ЛИОНЕЛЬ
Лионель, певец луны,
Видит призрачные сны,
Зыбь болотного огня,
Трепет листьев и — меня.
Кроют мысли торжество
Строфы легкие его,
Нежат слух, и дышит в них
Запах лилий водяных.
Лионель, мой милый брат,
Любит меркнущий закат,
Ловит бледные следы
Пролетающей звезды.
Жадно пьет его душа
Тихий шорох камыша,
Крики чаек, плеск волны,
Вздохи «вольной тишины».
Лионель, любимец мой,
Днем бесстрастный и немой,
Оживает в мгле ночной
С лунным светом и — со мной.
И когда я запою,
Он забудет грусть свою,
И прижмет к устам свирель
Мой певец, мой Лионель.
Nadin-ka:
Самуил Маршак
ПОРОСЯТА
Весной поросята ходили гулять.
Счастливей не знал я семьи.
"Хрю-хрю", - говорила довольная мать,
А детки визжали: "И-и!"
Но самый визгливый из всех поросят
Сказал им: "О, братья мои!
Все взрослые свиньи "хрю-хрю" говорят,
Довольно визжать вам "и-и"!
Послушайте, братья, как я говорю.
Чем хуже я взрослой свиньи?"
Бедняжка! Он думал, что скажет "хрю-хрю",
Но жалобно взвизгнул: "И-и!"
С тех пор перестали малютки играть,
Не рылись в грязи и в пыли.
И все оттого, что не смели визжать,
А хрюкать они не могли!
---
Мой мальчик! Тебе эту песню дарю.
Рассчитывай силы свои.
И, если сказать не умеешь "хрю-хрю", -
Визжи, не стесняясь: "И-и!"
михайловна:
Михаил Ломоносов
Лишь только дневной шум замолк,
Надел пастушье платье волк
И взял пастушей посох в лапу,
Привесил к поясу рожок,
На уши вздел широку шляпу
И крался тихо сквозь лесок
На ужин для добычи к стаду.
Увидев там, что Жучко спит,
Обняв пастушку, Фирс храпит,
И овцы все лежали сряду,
Он мог из них любую взять;
Но, не довольствуясь убором,
Хотел прикрасить разговором
И именем овец назвать.
Однако чуть лишь пасть разинул,
Раздался в роще волчий вой.
Пастух свой сладкой сон покинул,
И Жучко с ним бросился в бой;
Один дубиной гостя встретил,
Другой за горло ухватил;
Тут поздно бедной волк приметил,
Что чересчур перемудрил,
В полах и в рукавах связался
И волчьим голосом сказался.
Но Фирс недолго размышлял,
Убор с него и кожу снял.
Я притчу всю коротким толком
Могу вам, господа, сказать:
Кто в свете сем родился волком,
Тому лисицой не бывать.
1747
Nadin-ka:
Иван Никитин
Уж как был молодец...
Уж как был молодец —
Илья Муромец,
Сидел сиднем Илья
Ровно тридцать лет,
На тугой лук стрелы
Не накладывал,
Богатырской руки
Не показывал.
Как проведал он тут,
Долго сидючи,
О лихом Соловье,
О разбойнике,
Снарядил в путь коня:
Его первый скок —
Был пять вёрст, а другой —
Пропал из виду.
По коню был седок, —
К князю в Киев-град
Он привёз Соловья
В тороках живьём.
Вот таков-то народ
Руси-матушки!
Он без нужды не вдруг
С места тронется;
Не привык богатырь
Силой хвастаться,
Щеголять удальством,
Умом-разумом.
Уж зато кто на брань
Сам напросится,
За живое его
Тронет не в пору, —
Прочь раздумье и лень!
После отдыха
Он, как буря, встаёт
Против недруга!
И поднимется клич
С отголосками,
Словно гром загремит
С перекатами.
И за тысячи вёрст
Люд откликнется,
И пойдет по Руси
Гул без умолку.
Тогда всё трын-трава
Бойцу смелому:
На куски его режь, —
Не поморщится.
Эх, родимая мать,
Русь-кормилица!
Не пришлось тебе знать
Неги-роскоши!
Под грозой ты росла
Да под вьюгами,
Буйный ветер тебя
Убаюкивал,
Умывал белый снег
Лицо полное,
Холод щёки твои
Подрумянивал.
Много видела ты
Нужды смолоду,
Часто с злыми людьми
На смерть билася.
То не служба была,
Только службишка;
Вот теперь сослужи
Службу крепкую.
Видишь: тучи несут
Гром и молнию,
При морях города
Загораются.
Все друзья твои врозь
Порассыпались,
Ты одна под грозой…
Стой, Русь-матушка!
Не дадут тебе пасть
Дети-соколы.
Встань, послушай их клич
Да порадуйся…
«Для тебя — всё добро,
Платье ценное
Наших жён, кровь и жизнь —
Всё для матери».
Пронесёт Бог грозу,
Взглянет солнышко,
Шире прежнего, Русь,
Ты раздвинешься!
Будет имя твоё
Людям памятно,
Пока миру стоять
Богом сужено.
И уж много могил
Наших недругов
Порастёт на Руси
Травой дикою!
8 декабря 1854
михайловна:
Мария Жибер
ЦАРИЦА СНОВ
Говорят, в царстве гномов есть чудо-дворец,
Весь из золота слит и порфира,
Там рубиновый трон и алмазный венец
Ждут царицу подземного мира.
Есть на дне океана коралловый грот,
Где блестят жемчуга дорогие,
Там усердно служили б владычице вод
Шаловливые рыбки морские.
Но в подземные недра меня не манит
Обещанье заманчивой сказки,
Я люблю, когда солнце мне душу живит,
Когда ярко мне косы оно золотит,
Рассыпая горячие ласки.
И хрустальная глубь не прельщает мой взор,
Не сулит мне желанной свободы,
Мне милее лазурного неба шатер
И полей, и лугов необъятный простор,
Красота беспредельной природы.
Нет, царить я б хотела над миром теней,
Миром грез и чудес вдохновенья,
Чтобы сны покорялися воле моей,
Чтоб послушны мне были виденья!
Я послала бы детям веселые сны,
Чтоб смеялись они, засыпая,
И приснились бы птичкам проказы весны,
Наслажденья цветущего мая.
А сама я, надев серебристый покров
Из тумана и лунного света,
Полетела б на землю царицею снов,
Чтоб припасть к изголовью поэта...
Он проснется... Он вспомнит о радужных снах,
Позабудет заботы земные —
И в каких вдохновенных могучих стихах
Перескажет виденья ночные!..
Nadin-ka:
Перси Биши Шелли
МИМОЗА
Отрывок
В волшебном саду, чуждом горя и зла,
Богиня, как Ева в Эдеме, была,
И так же цветы устремляли к ней взоры,
Как смотрят на Бога все звездные хоры.
В лице ее дивном была разлита
Небесных таинственных дум красота;
Сравниться не мог с ней изяществом стана
Цветок, что раскрылся на дне океана.
Все утро, весь день и весь вечер она
Цветы оживляла, ясна и нежна;
А в сумерках падали к ней метеоры,
Сплетая блестящие искры в узоры.
Из смертных не знала она никого,
Не знала, что́ значит греха торжество,
Но утром, под ласкою теплой рассвета
Она трепетала, любовью согрета;
Как будто бы ласковый Дух неземной
Слетал к ней под кровом прохлады ночной,
И днем еще медлил, и к ней наклонялся,
Хоть в свете дневном от нее он скрывался.
Она проходила — к ней льнула трава,
К которой она прикасалась едва;
И шла она тихо, и тихо дышала,
И страсть, и восторг за собой оставляла.
Как шепот волны средь морских тростников,
Чуть слышен был звук ее легких шагов,
И тенью волос она тотчас стирала
Тот след, что, идя, за собой оставляла.
В волшебном саду преклонялись цветы
При виде такой неземной красоты
И нежно следили влюбленной толпою
За этой прелестной, воздушной стопою.
Она орошала их светлой водой,
В них яркие искры блистали звездой;
И в их лепестках — с мимолетной красою
Прозрачные капли сверкали росою.
Заботливо-нежной рукою своей
Она расправляла цветы меж ветвей,
Ей не были б дети родные милее,
Она не могла бы любить их нежнее.
Всех вредных, грызущих листки, червяков,
Всех хищных, тревожащих зелень, жучков
Она своей быстрой рукою ловила
И в лес далеко-далеко уносила;
Для них она диких цветов нарвала,
В корзинку насыпала, где их несла:
Хоть вред они жизнью своей приносили,
Но жизнь они чисто, невинно любили.
А пчел, однодневок и всех мотыльков,
Прильнувших к душистым устам лепестков,
Она оставляла, чтоб нежно любили,
Чтоб в этом раю серафимами были.
И к кедру душистому шла на заре,
Там куколки бабочек — в темной коре,
Меж трещин продольных — она оставляла:
В них жизнь молодая тихонько дрожала.
Была ее матерью нежной — весна,
Все лето цветы оживляла она,
И прежде чем хмурая осень пришла
С листвой золотою, — она умерла!
Перевод Бальмонта
михайловна:
Мария Жибер
СКАЗКИ И ЖИЗНЬ
Реют голуби лесные, тихо крыльями звеня,
Гулко по лесу несется топот белого коня.
Вьется грива, хвост клубится, блещет золото удил.
Поперек седла девицу королевич посадил:
Ту, что мачеха-злодейка Сандрильоной прозвала,
Ту, что в рубище ходила без призора и угла,
Ту, что в танцах потеряла свой хрустальный башмачок…
Мчатся Принц и Сандрильона. Разгорается восток.
Реют голуби лесные. Нежным звоном полон лес…
Это – сказка, только сказка, – в нашем мире нет чудес.
Ярко, пышно сыплют розы разноцветный свой наряд.
Тихо дрогнули ресницы. Очи сонные глядят.
Смотрит Спящая Принцесса: – Принц склоняется над ней.
Позади пажи толпятся. Слышно ржание коней.
– «Роза спящая, проснитесь!» – шепчет милый горячо,
И красавица головку клонит Принцу на плечо.
Оживает замок старый, всюду смех и суета:
От запрета злой колдуньи пробудилась красота.
Ярко, пышно сыплют розы разноцветный свой покров…
Это – сказка, только – сказка, непробуден сон веков.
Ропщут флейты и гитары, бубен весело гремит.
Принц танцует с Белоснежкой, – пышет жар ее ланит.
Косы черные, как змеи разметались по плечам.
Бродит ясная улыбка по малиновым устам.
Семь кобольдов в серых куртках бойко пляшут тут как тут,
Плавно бороды седые плиты мрамора метут.
Сам король уснул над кубком. Одолел дружину хмель.
Златокудрые служанки стелят брачную постель.
Ропщут флейты. Молодая блещет свадебным венцом.
Это – сказка, только – сказка, с вечно-радостным концом.
Nadin-ka:
ЕГИШЕ ЧАРЕНЦ (1897-1937)
СКИТАЛЬЦЫ НА МЛЕЧНОМ ПУТИ
И так мы живем, что нельзя нам не жить.
А. Фет
Два бездомных скитальца на Млечном Пути,
Два скитальца в изодранной ветхой одежде,
Бремя наших скорбей мы привыкли нести,
Доверяясь неясной мечте и надежде.
Полюбили мы сердца случайный порыв
И видения в пору вседневных скитаний
И, в бессонных глазах навсегда сохранив
Многозвездное небо в блаженном тумане,
Мы проходим теперь по дорогам Земли,
Сны покинувших Землю приняв как наследство,
И растаяло облачком серым вдали
Наше смутное и безотрадное детство.
Расточилось, растаяло детство, как бред,
Мы домой не вернемся, мы долго блуждали,
И попятной дороги на свете нам нет,
Потому что нам грезятся дальние дали,
И теперь нам единственный свет бытия –
Беспрерывные, вечные поиски цели,
Многоцветные мы исходили края,
И сердца наши страстью, как жертва, горели.
Но глаза не увидели солнц золотых,
И сердца наши светлой не встретили дали,
И глаза неотступно в глазах у других
Златотканое звездное небо искали,
Млечный Путь, беспредельную даль – и светил
Торжество, и пространства сиянье благое.
Взор безжизненных глаз наши души студил,
Пламя сердца гасил равнодушной золою,
Преисполнилось сердце мое, и хвалу
Небесам вознести я желал, и не знаю,
Почему я пою про докучную мглу
Дней моих, заплутавших в томленье без края.
Опочило сказанье на дне моих глаз
О блаженстве в кругу синевы без предела,
О взаимовлияниях звездных рассказ,
И бесплодное сердце мое затвердело.
Нас не понял никто, и смешило людей
Наших пристальных глаз голубое свеченье,
И глумились над пламенем наших страстей,
Уходили, душе не даря утешенья.
И со смехом от нас отвернулась родня,
С нами только блудницы делили печали,
И разумные нас обходили, браня,
Лишь безумцы вполголоса нас привечали.
Не беда, что в безумье мы дни провели
И что мы задыхаемся, будто в дурмане.
Озаренные светом высоких мечтаний,
Мы покинем – счастливые – лоно Земли.
перевод — А.Тарковский
михайловна:
Мария Жибер
СОН ВЕСТАЛКИ
На покатые плечи упала волна
Золотисто каштановых кос…
Тихо зыблется грудь, и играет луна
На лице и на глянце волос.
Упоительный сон и горяч, и глубок,
Чуть алеет румянец ланит…
Белых лилий ее позабытый венок
Увядает на мраморе плит.
Но какая мечта взволновала ей грудь,
Отчего улыбнулась она?
Или запах цветов не дает ей уснуть,
В светлых грезах покойного сна?
Снится ей, – весь зеленым плющом обвитой,
В колеснице на тиграх ручных
Едет Вакх, едет радости бог молодой
Средь вакханок и фавнов своих
Беззаботные речи, и пенье, и смех.
Опьяняющий роз аромат –
Ей неведомый мир незнакомых утех,
Наслажденья и счастья сулят.
Снится ей: чернокудрый красавец встает,
Пестрой шкурой окутав плечо,
К ней склоняется … смотрит… смеется… и вот –
Он целует ее горячо!
Поцелуй этот страстью ей душу прожег,
В упоенье проснулась она…
Но исчез, как в тумане, смеющийся бог,
Бог веселья, любви и вина...
Лишь откуда-то к ней доносились во храм
Звуки чуждые флейт и кимвал,
Да в кадильницах Весты потух фимиам...
И священный огонь угасал.
Nadin-ka:
Григорий Кружков
БАБУШКА ПОГОДА И ПЕС ПРОГНОЗ
На крою земли и небосвода .
Где гуляет стадо белых коз
Жили-были бабушка Погода
И ее любимый пес Прогноз
Если пес с утра бывал не в духе,
Если хмуро он глядел вокруг,
Значит у расстроенной старухи
В этот день все падало из рук
Ну, а если пес Прогноз был весел
И Погода радовалась с ним,
Теплый ветер в травах куралесил,
Небо становилось голубым
Речка словно зеркало блестела
И на небе радуга висела
Чтоб всегда была погода
Яркой, солнечной для вас,
Вы в любое время года
Улыбкой, добрым словом
Встречайте каждый час
Людей, зверей любите
Не ссорьтесь, дети , никогда
И превосходная погода
Для вас наладится тогда!
михайловна:
Алексей Волков
Купидон и бабочка
Однажды показался
Малютка Купидон;
За бабочкой гонялся,
В саду летая, он.
С кусточка на кусточек,
С цветочка на цветок,
Как майский ветерочек
Порхал за ней божок!
Туда, сюда, и в лозах
Меж мирт за ней летел,
И вдруг, в цветущих розах,
Совсем поймать хотел,
Как, ручку протянувши,
Свой пальчик уколи,
И бабочка, вспорхнувши,
Уж зыблется вдали!
Ни с чем божок остался,
Лишь ручкой замахал,
Боль чувствовать казался
И в пальчик подувал.
Не так ли мы стремимся
За резвой красотой?
И часто наградимся
Сердечною тоской!
1802
Nadin-ka:
Рената Муха
КНИЖКИНА КОЛЫБЕЛЬНАЯ
За окошком ночь настала,
Где-то вспыхнули зарницы,
Книжка за день так устала,
Что слипаются страницы.
Засыпают понемножку
Предложенья и слова,
И на твердую обложку
Опускается глава.
Восклицательные знаки
Что-то шепчут в тишине,
И кавычки по привычке
Раскрываются во сне.
А в углу, в конце страницы,
Перенос повесил нос -
Он разлуку с третьим слогом
Очень плохо перенес.
Недосказаны рассказы,
Недоеден пир горой.
Не дойдя до этой фразы,
На ходу заснул герой.
Перестало даже пламя
Полыхать в полночном мраке,
Где дракон с одной драконшей
Состоит в законной драке.
Никого теперь не встретишь
На страницах спящей книги,
Только медленно плетутся
Полусонные интриги.
Дремлет юная невеста
По дороге под венец,
И заснули середина,
И начало
и
КОНЕЦ
михайловна:
Яков Полонский
Влюбленный месяц
Моя барышня по садику гуляла,
По дорожке поздно вечером ходила -
С бриллиантиком колечко потеряла,
С белой ручки его, видно, обронила.
Как ложилась на кроватку, спохватилась;
Спохватившись, по коврам его искала...
Не нашла она колечка - обозлилась,-
Меня, бедную, воровкой обозвала.
И не знала я с тоски, куда деваться;
Хоть бы матушка воскресла - заступилась!..
Вышла в садик я тихонько прогуляться,
Увидала ясный месяц - застыдилась.
Слышу, месяц говорит мне - сам сияет:
"Не пугайся меня, красная девица!
Бедный месяц, как и ты, всю ночь блуждает,
И ему под темным пологом не спится.
И недаром в эту ночь я вышел - светел:
Много горя, много девушек видал я,
А как барышню твою вечор заметил,
О каком-то тихом счастье возмечтал я.
Как вечор она по садику гуляла -
Плечи белые, грудь белую раскрыла...-
Ты скажи мне, не по мне ль она скучала,
На сырой песок слезинку уронила?.."
Встрепенулось во мне сердце ретивое...
Наклонилась я к дорожке - увидала
Не слезинку, а колечко дорогое,
И обмолвилась я - месяцу сказала:
"Мою барышню любовь не беспокоит,
Ни по ком она, красавица, не плачет,
Много денег ей колечко это стоит,
Имя ж честное мое не много значит...
И свети ты хоть над целою землею -
Не дождешься ты любви от белоручки!.."-
И закапали серебряной росою
Слезы месяца, и спрятался он в тучки.
С той поры, когда я, бедная, горюя,
Выхожу одна поплакать на крылечко,-
Бедный месяц! бедный месяц!- говорю я,-
Хоть с тобой мне перекинуть дай словечко...
Nadin-ka:
Дмитрий Мережковский
СМЕХ БОГОВ
Легок, светел, как блаженный
Олимпийский смех богов,
Многошумный, неизменный
Смех бесчисленных валов!
Страшен был их гимн победный
В бурной тьме, когда по ним
Одиссей, скиталец бедный,
Мчался, ужасом томим.
И покрытый черной тиной,
Как обломок корабля,
Царь был выброшен пучиной,
Нелюдимая земля,-
На пески твоей пустыни,
И среди холодных скал
С благодарностью Афине
Он молитвы воссылал…
В Провиденье веры полный,
Ты не видишь, Одиссей,
Как смеются эти волны
Над молитвою твоей.
Многошумный, неизменный,
Смех бесчисленных валов —
Легок, светел, как блаженный
Олимпийский смех богов.