Peony Rose:
ГЕНРИХ ГЕЙНЕ
ЗЕМЛЮ ГУБИТ ЗЛОЙ НЕДУГ...
Землю губит злой недуг.
Расцветёт - и вянет вдруг
Всё, что свежестью влекло,
Что прекрасно и светло.
Видно, стал над миром косным
Самый воздух смертоносным
От миазмов ядовитых
Предрассудков неизжитых.
Налетев слепою силой,
Розы женственности милой
От весны, тепла и света
Смерть уносит в день расцвета.
Гордо мчащийся герой
В спину поражён стрелой.
И, забрызганные ядом,
Лавры достаются гадам.
Чуть созревшему вчера -
Завтра гнить придёт пора,
И, послав проклятье миру,
Гений разбивает лиру.
О, недаром от земли
Звёзды держатся вдали,
Чтоб земное наше зло
Заразить их не могло.
Нет у мудрых звёзд желанья
Разделить с людьми страданья,
Позабыть, как род людской,
Свет и счастье, жизнь, покой.
Нет желанья вязнуть в тине,
Погибать, как мы, в трясине
Или жить в помойной яме,
Полной смрадными червями.
Их приют в лазури тихой
Над земной неразберихой,
Над враждой, нуждой и смертью,
Над проклятой коловертью.
Сострадания полны,
Молча смотрят с вышины.
И слезинка золотая
Наземь падает, блистая.
Перевод В.Левика
***
Ganz entsetzlich ungesund
Ist die Erde, und zu Grund,
Ja, zu Grund muß alles geh’n,
Was hienieden groß und schön.
Sind es alten Wahns Phantasmen,
Die dem Boden als Miasmen
Stumm entsteigen und die Lüfte
Schwängern mit dem argen Gifte?
Holde Frauenblumen, welche
Kaum erschlossen ihre Kelche
Den geliebten Sonnenküssen,
Hat der Tod schon fortgerissen.
Helden, trabend hoch zu Roß,
Trifft unsichtbar das Geschoß;
Und die Kröten sich beeifern,
Ihren Lorbeer zu begeifern.
Was noch gestern stolz gelodert,
Das ist heute schon vermodert;
Seine Leier mit Verdruß
Bricht entzwei der Genius.
O wie klug sind doch die Sterne!
Halten sich in sich’rer Ferne
Von dem bösen Erdenrund,
Das so tödtlich ungesund.
Kluge Sterne wollen nicht
Leben, Ruhe, Himmelslicht
Hier einbüßen, hier auf Erden,
Und mit uns elendig werden –
Wollen nicht mit uns versinken
In den Twieten, welche stinken,
In dem Mist, wo Würmer kriechen,
Welche auch nicht lieblich riechen –
Wollen immer ferne bleiben
Vom fatalen Erdentreiben,
Von dem Klüngel und Geruddel,
Von dem Erdenkuddelmuddel.
Mitleidsvoll aus ihrer Höhe
Schau’n sie oft auf unser Wehe;
Eine gold’ne Thräne fällt
Dann herab auf diese Welt.
1857
procterr:
Пьер де Ронсар
(1524-1585)
Когда одна, от шума в стороне...
Когда одна, от шума в стороне,
Бог весть о чем рассеянно мечтая,
Задумчиво сидишь ты, всем чужая,
Склонив лицо как будто в полусне,
Хочу тебя окликнуть в тишине,
Твою печаль развеять, дорогая,
Иду к тебе, от страха замирая,
Но голос, дрогнув, изменяет мне.
Лучистый взор твой встретить я не смею,
Я пред тобой безмолвен, я немею,
В моей душе смятение царит.
Лишь тихий вздох, прорвавшийся случайно,
Лишь грусть моя, лишь бледность говорит,
Как я-люблю, как я терзаюсь тайно.
Перевод Вильгельма Левика
Svetass S:
ФИЛИП ЛАРКИН
(1922–1985)
ДЕВИЧЬЯ ФАМИЛИЯ
Замужество, увы, не без потерь:
спи, девичьей фамилии лишившись, —
лицо твое и всех повадок живость
не ей обозначаются теперь;
поскольку сочеталась ты отныне
с иным прозваньем, нет тебя в помине
в семантике вчерашней, верь не верь.
Раз больше ни к кому не применить
те буквы, что пестрят средь школьных грамот
и связок старых писем, значит, канут
они в небытие — истлеет нить
меж ними и всем тем, что дарит опыт?
Пусть не спеша озвучит их мой шепот…
Нет, их дано с тобой соединить —
С той, что ушла; в них то, что мы сейчас
к тебе, тогдашней, чувствуем: вне сплетен,
без дактилоскопических отметин,
в дни первые, в сиянье юных глаз!
Так в девичьей фамилии хранится
приверженность к тебе: дней вереница
не обесценит прошлого для нас.
(пер. Георгия Яропольского)
Nadin-ka:
Поль Элюар СТИХОТВОРЕНИЕ ОБ ОЧЕВИДНОМ
* * *
Я существую в бесчисленных образах времени,
Дней и годов.
Я существую в бесчисленных образах жизни,
В кружеве
Цвета, и формы, и слов, и движенья,
В красоте неожиданной,
В безобразье всеобщем,
В ясности, в мысли горячей, в желаньях.
Я существую в ненастьях и снова
Жизнью своей возражаю на смерть.
Я существую в реке, беспредельно пылающей,
В темной и влажной
Реке немигающих глаз,
И в удушливых дебрях, и в блаженных долинах,
Вливаюсь в моря, что повенчаны с небом пустым,
Существую в пустыне средь каменных статуй,
В одиночестве гибнующего человека,
В многих братьях опять обретенных.
Я живу в изобилье и в голоде сразу,
В замешательстве света, в порядке ночном.
Я в ответе за жизнь, за любое сегодня и завтра, -
Всем пределом и всей протяженностью мира,
Всем огнем и всем дымом,
Всем рассудком своим и безумьем, -
Вопреки этой смерти, вопреки всей земле,
не такой уж реальной,
Как реальны несчетные образы смерти.
Я живу на земле. Все земное со мной.
Пляшут звезды в глазах у меня. Я рождаю все тайны,
Сколько может земля сотворить.
Ни надежде, ни памяти тайна пределом не служит,
А сегодня - основа для завтра.
procterr:
Пьер де Ронсар
Я к старости клонюсь
Я к старости клонюсь, вы постарели тоже.
А если бы нам слить две старости в одну
И зиму превратить - как сможем - в ту весну,
Которая спасет от холода и дрожи?
Ведь старый человек на много лет моложе,
Когда не хочет быть у старости в плену.
Он этим придает всем чувствам новизну,
Он бодр, он как змея в блестящей новой коже.
К чему вам этот грим - вас только портит он,
Вы не обманете бегущих дней закон:
Уже не округлить вам ног, сухих, как палки,
Не сделать крепкой грудь и сладостной, как плод.
Но время - дайте срок! - личину с вас сорвет,
И лебедь белая взлетит из черной галки.
(перевод - В. ЛЕВИК)
Nadin-ka:
Эудженио Монтале
Вы обо мне судили
только по оболочке,
суть же внутри, в середине,
а не в заглавной строчке.
Не оболочка ли, кстати,
стала всему виною?
Был лишь сургуч печати
между вами и мною.
Стойте, а как же предвестие
важного поворота?
Не говорило ли что-то
о новой в жизни главе?
Так кора и осталась
как бы моей подноготной,
пламя так и питалось
простотой приворотной.
Не наступите часом,
это не тень, я сам.
От себя оторвать бы с мясом
ее, подарить бы вам.
(пер. Е. Солоновича)
Svetass S:
МАША КАЛЕКО
(1907-1975)
ПОД ХМЕЛЬКОМ
От коньяка мне стало хорошо,
Уже танцуют стены и предметы!
Их надо поблагодарить за это
И заключить, что хмель мой не прошел
Ну вот опять я лишь навеселе
Ни разу в жизни не пришлось надраться
Иной бы разум кануть рад стараться,
На дно стакана... Мой всегда в седле
С роскошным фраком пью на брудершафт
Движенья верны, каждый жест отточен
Рассудок мой при этом, между прочим,
Пасет меня, исследуя ландшафт
И вспомнив день похожий, год назад,
Хочу тихонько к двери прислониться
Лишь хмель со мной... И впору удивиться:
Так для кого же новый мой наряд?
Тебя опять, конечно, рядом нет,
Когда мне плохо. В основном ночами,
Под бой часов похмелье гасит свет...
– И завтра снова буду я в печали
(пер. Марины Гершенович)
procterr:
Валери Поль
День без тебя погас
День без тебя погас, но от себя самой
Ты вскоре ускользнешь и верною мне тенью
В мой лучший сон войдешь .... Среди ночи немой
Ты самое моё заветное виденье.
Чуть утро - я опять, тобой одной влеком,
Начну воссоздавать телесный образ милый -
И будет сердце в нём - моё всё целиком,
Коль сможет у меня занять живящей силы.
Того же что и я, родная, захоти,
И волосы свои тихонько распусти,
И я проговорю, их вновь и вновь лаская:
Истока нежности другого не найти,
К друг другу нас стремит не сила колдовская -
Но тяга душ живых забытых взаперти.
(Перевод Алексея Кокотова)
Nadin-ka:
Сильвия Платт СОН. СБОРЩИКИ РАКУШЕК
Распускался сон как бутон: листки по краям -
Взмахи ангельских крыльев. Она вернулась
В приморское детство маленьких улиц
Израненная бродяжничеством. И там –
Потрясённая возвращеньем, босая стояла
У соседского дома, где галька блестит и –
Пахло асфальтом. У сада воздух колыхало.
И в жаркое утро были ставни закрыты.
Ничто тут и не изменилось даже:
Сад к морю сползает с синью слиться,
Всюду бледный огонь струится,
Сияет приветственно навстречу бродяжке.
Чайки бесшумны, забравшись к самому небу,
Над приливом три малыша счастливые
На камне, зелёном от тины, сияющие, молчаливые,
Играют. Их рассветному времени окончанья нету.
Зелёный камень – корабль мальчишек.
Палуба в ракушках. Плывут они, пока прилив,
До половины их стройный корабль затопив,
Не запенится у них вокруг лодыжек.
Корабль затонул – а детей на обед
Колокол позвал похоронным звоном.
И заброшенная обратно, в далёкий рассвет,
В потёртых джинсах в близкую воду
В радостном нетерпенье вошла она.
Но друг за другом из грязи, тень за тенью,
Собиратели ракушек встают со дна
В ответ на такое оскорбленье.
И не видать конца их рядов
Там, где спутаны водоросли и волн обломки.
Мрачные, как химеры, от долгих годов,
Проведённых на корточках у морской кромки,
В ожидании этой затерявшейся, неуместной
Девочки с её первым движеньем любви...
Идут и идут. И острия их вил,
И кремнёвые глаза нацелены на убийство.
Сильвия Платт Перевод Василий Бетаки
Svetass S:
ФЕЛИЦЕ ШРАГЕНХАЙМ
(1922-1944)
ГЛЯДЯ В БУДУЩЕЕ
Я так мечтаю о большой карьере,
богатстве, блеске, радости земной!
Я думаю о дальнем синем море,
я – журналист, весь мир передо мной.
Посредством атласа по неизвестным странам
люблю я путешествовать. Иду
и знаю точно, жизнь моя так странно
изменится, найду свою звезду.
Да, мне бы только выйти за пределы –
я размечтаюсь так, что нету слов.
Я сделаю карьеру, это дело –
на кухне или при мытье полов.
Но есть у нас надежда, и прекрасно.
Самообман – забывчивости бред.
Спектакль нашей жизни ежечасно –
печальный фарс, трагический памфлет.
(пер. Марины Гершенович)
procterr:
Цвейг Стефан
НЕЖНОСТЬ
Я первой нежности люблю возникновение,
Когда еще мечты и чувства полускрыты.
Потом нам суждены лишь бурные мгновенья,
На жизненном пути они, как версты, врыты.
В ней дуновенье; двух кровей, текущих разно,
Прикосновение, очей и рук игра.
Но уж поблескивают искорки соблазна
И разлетаются, как ночью у костра.
Тем и мила она, что детская забава,
Но скоро налетит любовный непокой.
Трепещет на ветру весенняя дубрава
И гнется под его безжалостной рукой.
Перевод Г. Погожевой
Peony Rose:
КЛАРА АНДУЗСКАЯ
* * *
Заботами наветчиков моих,
Гонителей всей прелести земной,
Гнев и тоска владеют нынче мной
Взамен надежд и радостей былых.
Жестокие и низкие созданья
Вас отдалить успели от меня,
И я томлюсь, в груди своей храня
Боль смертных мук, огонь негодованья.
Но толков я не побоюсь людских.
Моя любовь - вот гордый вызов мой.
Вы жизнь моя, мне жизни нет иной, -
Возможно ли, чтоб голос сердца стих?
Кто хвалит вас, тому почета дань я
Спешу воздать, превыше всех ценя.
Зато вскиплю, зато невзвижу дня,
Промолви кто словечко в порицанье.
Пусть тяжко мне, пускай удел мой лих,
Но сердце чтит закон любви одной, -
Поверьте же, я никакой ценой
Не повторю другому слов таких.
Есть у меня заветное желанье:
Счастливого хочу дождаться дня -
Постылых ласк угрозу отстраня,
Себя навек отдать вам в обладанье.
Вот, милый друг, и все мои писанья -
Примите их, за краткость не браня:
Любви тесна литых стихов броня,
И под напев не подогнать рыданье.
Nadin-ka:
Герман Гессе
ЗАПИСАННОЕ АПРЕЛЬСКОЙ НОЧЬЮ
О, как прекрасно, что есть краски:
Синяя, Желтая, Белая, Красная и Зеленая!
О, как прекрасно, что есть звуки:
Сопрано, Бас, Рог, Гобой!
О, как прекрасно, что есть язык:
Слова, Стихи, Рифмы,
Нежность созвучия,
Марш и танцы синтаксиса!
Кто играл в их игры,
Кто ощутил вкус их волшебства,
Для того расцветает мир,
Ему улыбается и раскрывает ему
Свое сердце, свою сущность
(пер.Е.Мюнстер).
procterr:
Поль Верлен
Чувствительное объяснение
В старинном парке, в ледяном, в пустом,
Два призрака сейчас прошли вдвоем.
Их губы дряблы, взор померк, и плечи
Поникли, - и едва слышны их речи.
В старинном парке, в ледяном, в пустом,
Две тени говорили о былом.
- Ты помнишь ли, как счастье к нам ласкалось?
- Вам нужно, чтоб оно мне вспоминалось?
- Все ль бьется сердце моему в ответ?
Все ль я во сне тебе являюсь? - Нет.
- Ах, был же миг восторга небывалый,
Когда мы губы сблизили? - Пожалуй.
- О, блеск надежд! О, синева небес!
- Блеск в небе черном, побежден, исчез.
Так в бурьяне они брели устало,
И только полночь их словам внимала.
Перевод: Г. А. Шенгели
procterr:
Поль Верлен
Мой давний сон
Я свыкся с этим сном, волнующим и странным,
В котором я люблю и знаю, что любим,
Но облик женщины порой неуловим —
И тот же и не тот, он тает за туманом.
И сердце смутное и чуткое к обманам
Во сне становится прозрачным и простым —
Но для неё одной! — и стелется, как дым,
Прохлада слёз её над тягостным дурманом.
Темноволоса ли, светла она? Бог весть.
Не помню имени — но отзвуки в нём есть
Оплаканных имён на памятных могилах,
И взглядом статуи глядят её глаза,
А в тихом голосе, в его оттенках милых,
Грустят умолкшие, родные голоса.
(перевод Анатолия Гелескула)