Мои сказки

Лекочка, дорогая, вот сижу и чуть не плачу, а по телу мурашки бегают, и это от одной мысли, что больше не смогу прочитать твои дивные истории. Даже слов подобрать не могу, но очень, очень тебя прошу не бросай писать. Я согласна с Женей, тебе действительно нужно попробовать издать эти сказки. У тебя замечательные яркие образы, легкий слог, и подготовка видна, как ты сама сказала: славянское фентези - тема на любителя, но читая твои истории хочется его любить, признаюсь я раньше им не увлекалась, а теперь мне интересно, интересно узнать как и чем жили наши предки.
*кусаю губы, чтобы не разреветься и комок в горле застрял* Если уйдешь отсюда, пожалуйста сообщи адрес, где тебя можно будет найти, очень не хочется терять тебя.
_________________

Надя, не разводить панику! Лекочка нас не бросит)))

Кстати, аналогичная ситуация) Не читала ничего в таком ключе до твоих работ)
___________________________________

Ой. девочки, я прямо оттаяла) Много ли нужно - только несколько добрых слов)
Признаться честно - я работаю конечно над главой, но сейчас ребенок у меня сильно болеет и пишется не очень. Как только все нормализуется, обещаю не затягивать процесс, а пока вот правда никак...

Женя, больше не буду, тем более Лека вроде остается!
Лекочка, не волнуйся, мы будем ждать сколько потребуется. Главное, что ты не бросаешь это дело!

_________________

Ну и что????? Ну и где??????

А дальше????? Дальше!!!!!!!!
Неужто конец??????

ну пожалуйстааа, проду

Пишу

 » 9 глава

Люди всегда боятся того, чего не могут понять. И меня не перестали бояться.
Я изменилась. Знать бы только, что точно не к худу… Злоба больше не полнила сердце, как гнилая стоячая вода, темный омут. Нет. Но и на месте, ее сберегавшем, не было ничего. Будто пустая гулкая гладь – до поры натянутая струна.

Я жила по старой привычке: дышала, ела, пила. Смотрела на, разливавшиеся над синим ельником, кровавые закаты, стоя на низеньком крылечке лесной избушки, прятавшейся в стороне от нахоженных троп. Серый волчок с белым пятнышком посреди упрямого лба часто стоял рядом со мной, прижимаясь теплым боком. Берег. Прозрачное деревце – осинка тихо шелестело тонкими листочками на замшелой просевшей крыше. Издавна здесь жил мудрый волхв – Волчий Пастух, что водил дружбу с Белым Князем и являл его волю селению с незапамятных темных времен.



Год назад еще видали его, а теперь только древний посох стоял в углу и светил теплой силой. Куда ушел его мудрый хозяин? Может, сидит в тереме высоком резном, ведет неторопливые беседы с тем, кому служил, сказывали, не одну добрую сотню лет? Может, плечом к плечу стоят они посреди вечно снежного холодного леса, натягивая тугие тетивы на неподъемных налучях – развлекает добрый Князь, верного друга славной охотой? Не знаю, но от чего-то, ни разу не видевши мудрого старца, хочу верить, что сталось именно так.
Княже не пришел ни разу к этому порогу с тех пор, как оставил меня у священного камня, но в три то дня вышита была добрая рубаха и оставлена на видном месте – приходи, оборачивайся, тебя ждут здесь всегда… Посох – кладень стоял у двери, чтоб Двуликий не забыл его прихватить и вернуть тому, кто знал потаенную силу и умел ею владеть.
Ласковый лес принял меня, не обидел. Может, понял родную душу? Укрыл своим пологом, питал покоем, и я благодарна была за то. Он дарил мне ягоды, грибы и травы, каких я еще не видала. В тихом шелесте его листьев, скрипе вековых стволов слышались мне сокровенные тайны и секреты, так ясно словно шептались мы на одном языке. И это знание оседало во мне, вплеталось тонким узором. Виделось - долго я плутала между корней прОклятого дерева, а теперь вот попала домой… Одиночество не тяготило меня, я упивалась им словно чистой водой.

Я не думала не о будущем ни о прошлом. Побывавший на Той Стороне смотрит другими глазами.

Добромир не настаивал, не стучал в мою дверь, но я точно знала, чья ласковая рука оставляла у моего порога подарки мало не каждое утро: то теплый еще каравай встречал меня, томящийся в чистой ветошке, то рыбка, то горшочек пареной репки.
В первое же утро я нашла у нижней ступеньки корзину с чистой одеждой, резным гребнем варяжской работы, большим куском дорогущего льна, иглами и шелковыми нитками. Слезы покатились по щекам. Я горячо благодарила добрую Милогневу – ясно было, кто это все собирал. Кто не побоялся отправить подарок волхве, примерявшей волчью шкуру. Хотелось явится в село, ей спасибо сказать, в ноги кланяться, но что-то держало.

Дни шли за днями, полные покоя и летнего солнечного тепла. Однажды, поднявшись с лавки еще до зари, я только косу успела заплести, а уже точно знала, что увижу гостей. Когда солнце встало над ельником, в дверь робко постучали. На крыльце стояла молодая женщина. Глаза опухли от слез. Заушные кольца блестели настоящим серебром, дорогая одежда шуршала, когда она поклонилась. У ступенек стоял молодой мужик, смотрел растерянно и устало, держал мальчика на руках. Женка бухнулась мне в ноги, запричитала, но мне уже не было дел до нее.

- Заноси, - велела я мужику.

Он переступил через свой страх.
Я видела, что переступил...
Взбежал по ступеням и прошел в горницу. Я чисто вымела ее и застелила пол свежими травами накануне. В печке потрескивал добрый огонь. Мужик озирался по углам, но не увидел, ни деревянных богов, ни сушеных змей и мышей.
Он опустил мальца на лавку и отступил. Женщина уже была у меня за плечом.

- Третьего дня заболел, матушка. Горит, мечется. Милогневу звали, велела к тебе бежать, - она говорила взахлеб, давилась слезами.

Из Кринцов отправили…
Я воткнула лучину между темных бревен стены, опустилась на колени. Я узнала злую дитячью погибель, видела ее не в первой. Малец был горячий и очень сухой, тугое красное горло забито серыми пленками. Дыхание хрипло со свистом пробивалось в него.
Вовремя они появились…
Я пошуршала в траве на полу, выловила полый стебель, сухой и плотный.

- Нож дай, - молвила молодцу, стоявшему у двери.

Он вздернулся, мать завыла в голос.
Так всегда. Хочешь, как лучше …
На пороге явил себя серый волк. Он мигом ощерил клыки с мой палец длиной. Встала жесткая шерсть на загривке.
Была ли я жестока? Не знаю. Дарины не было больше. Одна лишь только Неждана.
Не оборотясь, щелкнула пальцами. Родители паренька повалились на колени, не могли шевельнуться, слова сказать. Я взяла со стола свой верный нож. Не подведет!
Вновь опустившись у лавки, провела чутким пальцем по тонкой шейке мальца. Нащупала ямку. Проколола бледную кожу, алая капля выступила, скатилась, словно спелая брусничина. Я вставила в надрез сухой полый стебель, чуть нажала. Воздух ворвался в него, тощая грудь поднялась полно и опустилась.
Все же во время они поспешили…
Волк заскулил, я равнодушно пожала плечами. Здесь не было Дарины, только волхва.
Грудь ребенка мерно вздымалась. Я повела рукой, забирая жар, пропуская его меж пальцев.
Повернулась к родителям паренька, они вскочили, словно ошпаренные.

- Будет у меня лежать столько, сколько скажу, а не мило вон уносите.

- Мило, - тихо молвил мужик.

Я велела им вернуться через четыре дня, чтоб под рукой не мешались.
Когда мальчишка поправился, они привели мне козочку. Беленькую и ласковую на диво. Хорошо расплатились. Теперь у меня всегда было молоко.


***


Много позже, когда пожелтели тонкие листья и лес, став вдруг прозрачным, все силился раствориться в осенней прохладе, я, вновь повстречала людей. В тот день я возвращалась с капища, где часто бывала, казалось, невидимые тонкие струны тянуться от него ко мне… Две белки прыгали по мохнатым веткам елей над моей головой, звонко цокали и шуршали хвоей. Выйдя к своей избушке, я увидела ветхую старушку, державшую за руку девочку.

- Посмотри, что за хворь навалилась…

Они учились не бояться меня.

***

Люди приходили хоть и не часто. Я чувствовала в себе много силы и не чуралась помочь, но в деревню все же не выходила. Живот стал уже заметен, но его все еще можно было сокрыть под просторной поневой от чужого едкого глаза. Я начала чувствовать в себе маленькое тепло, оно жило во мне, росло. Питалось само и питало меня, да так, что я мало кого бы теперь убоялась.
Я не знала, как к нему отнестись, материнское древнее чувство еще дремало.
Я сама дам начало новому роду, встану у его истока… И князья, а не только смерды будут рады с ним породниться!
Так мне виделось.
Как же глуп был мой зыбкий покой!

***

Велесень катился к концу. Ночи стали темными, по утрам мертвое дыхание Мораны сковывало влажные прелые листья тонкой корочкой. Старая ведьма рано входила в силу. Слишком рано. Старики говорили – было время, когда она не уходила совсем. Черные тучи заволокли тогда ясное небо, колючие снега укрыли усталую землю, выли бураны, носились по миру страшные мерзлые метели…



Это было давно, но старая память крепко сидит в крови и в такую вот
холодную раннюю осень нет- нет, да и подумается, не вернулось ли древнее зло.
Я стояла на крыльце, вся обратившись в слух. Огромный меховой плащ, хранивший чужое тепло, не мог унять внутренней дрожи. Что-то металось во мне, давило. Волк бесшумно выткался из прохладной серой дымки тумана, подошел, сел и заскулил, видя мою тревогу. Некого было рвать за нее.
Я точно знала, с кем приключилась беда. Иначе, зачем еще так глухо бухать сердцу в груди.



- Только не он, только не он, - шептали холодные губы, а разум уже понимал, что я не примяну бежать туда, куда тянет меня острое на погибель чутье.

Добромир – солнечный, ласковый… Зачем я тогда не бросилась на шею тебе у Волчьего камня..?
Туман колыхнулся, затрещали ветки. Стайка синиц взлетела и испуганно понеслась прочь. Перед избушкой явили себя пятеро мужиков. Угрюмые лица.
Я пошатнулась. Узнала работников с большакова двора. Они тащили его на плаще, притороченном к двум огромным рогатинам.

- Медведь его…

Я не слышала. Слетела со ступенек, роняя плащ. Говоривший отпрыгнул. Лицо перекосил страх. Еще бы. Простоволосая, бледная ведьма…
Зачем я тогда не бросилась на шею тебе у Волчьего камня ..? Зачем не отвела беду от тебя?! Всю бы ее себе забрала..!
Добромир лежал и уже не стонал. Из огромных ран кровь не точилась. Лилась! Мне показалось, половины лица не было вовсе…

Лекочка, здравствуй.
Как только увидела новую главу безумно обрадовалась(ты все таки осталась)! Прочитала взахлеб, сначала радуясь, что нет больше в сердце Нежданы злобы, потом немного печалясь, что нет больше той наивной девушки, а под конец на сердце стало так тревожно(особенно учитывая что первые две закончились трагически ).
Ну, а если по главе, как всегда на высоте, образно, легко, сказочно . Рада, что Неждана нашла свое место в жизни, правда хочется чтобы нашла и счастье. Добромира жаль, жаль его семью(если что, одни останутся). Хочется надеяться, что он останется жив. Думаю она будет любить его любого, хромого, убогого и т.д.
Спасибо тебе большое, что ты нас не забываешь и продолжаешь радовать!

П.Сы: как твой малыш? Надеюсь все хорошо.
_________________

Привет, Надюшка
Рада, что ты почитала и поняла мои путанные мысли. Эта главка далась мне "потом и кровью"( чувствую, что начинаю "переливать из пустого в порожнее", а до развязки не доползти никак))
Спасибо, что ты со мной

Мелкий ( ) ветрянкой переболел. Сейчас все уже хорошо)

Я не заметила, по-моему все на своем месте, так как и должно было быть. И вообще, тебя можно читать и читать, а потом снова перечитывать, даже зная сюжет, иногда надеешься на другой конец, а вдруг повезет и будет всем счастье.

Солнце, я тебя очень люблю и буду ходить за тобой хвостиком.

Ветрянка это плохо, но лучше перенести ее в детстве (меньше последствий). Рада что все наладилось. Удачи и вдохновения.

_________________

Охтыгосподибожемой! Лекочка, об одном прошу, устрой счастливый конец! Уж не мотай душеньку боле, а?
Пусть не сразу, пусть через терзания и потери героев, но позитива все-таки хочется

Как всегда, запоздалые раскаяния. И смотри ж ты, даже волхву не миновали...
Лекочка, а среди волхвов встречались женщины?
Уж, какое вкусненькое продолжение, и уж как долго ждалось Все глазки выгляделись в ожидании...
Желаю дитенку выздороветь и тебе самой не заболеть!
Всегда с нетерпением ждем твоих продолжений.
Даже настроение поднялось до отметки +100. Нет, до +100000000..... !!!

La Fam, спасибо Всегда тебе рада



Да, конечно. Волшба - это завсегда наше, родное ... Не зря все эти обряды с отрезанием кос и повоями. Люди верили, что в волосах женщины кроется огромная колдовская сила. В литературе встречаются женщины, связанные с тотемными животными рода ( волк, кабан, медведь и т.д). Их отдавали во служение Покровителю еще в детстве. Опять же волхвы определенных богинь, живущие наособицу, они не только колдовали и лечили, но и совершали различные обряды вплоть жертвоприношений. Время, описываемое мною, уже не столь темное, но язычество не ушло внезапно, древняя вера теплилась долго, а соответственно и обычаи, сопровождающие его.

Лекочка, ух, вот оно - долгожданное продолжение) Спасибо тебе)
Во-первых, Неждана так изменилась - правда, теперь вместо ненависти, её душу холод сковал, а это тоже не есть хорошо. Но надеюсь, с рождением ребёнка в ней всё пробудится и оживёт. Да и Добромиром беда... вот и вылезли на поверхность её чувства. Она же ведь его спасёт?))) Пожалуйста, дай нам порадоваться за героев. Да и Князь там говорил про то, что воина, которого она родит, вырастит землепашец.... Ну пожалуйста)))
Только вот, люди её боятся, но всё же дитё у неё будет. Как они отнесутся? Что-то неспокойно мне.
В общем, эмоций много так. Не перестаю удивляться "кружевности" твоей речи)))
Спасибо тебе) Очень подняла настроение)
Пусть мелкий выздоравливает поскорее)
___________________________________

 » 10 глава

Всю - то ночь выли волки. Их печальная песня разливалась в стылом воздухе, стелилась в густом тумане, будила древнее колдовство.
Горько плакали серые братья.

Мелкий ледяной дождь заволакивал мир окрест пеленой, жалобно стучал по бревнам, сбивал последние сиротливые листья с тонких березок, жавшихся к самой стене. Непролазная темнота обступила избушку со всех сторон, дышала, скулила, тянулась жадными кривыми когтями, силилась украсть еще трепещущую слабую жизнь.
Добромир ближе к утру забылся тяжелым тревожным сном и теперь тихо постанывал, лежа на двух сдвинутых лавках. Волшебная серебристая шкура служила ему мягкой постелью, плащ Белого Князя стал одеялом, нерушимым щитом… Страшные раны были утешены доброй чистой холстиной, которую вечером еще принесли из деревни быстроногие охотники. Теперь ее было в достатке. Крепкая ткань, пропитанная целебными отварами, плотно легла. Добромир сильный и смелый, лес не поделивший с медведем, теперь лежал спеленанный, как младенец, и жизнь его тихо тлела между моих страшно зябнувших пальцев. Я устала невмочно, но, диво, продолжала двигаться и, стоя на коленях, все подносила щербатую ложку к его пересохшим губам. Вливала по малой капле теплый настой изгона, ведени и кровохлебки. Когда ложка заскребла по пустому донцу треснутого горшочка, я отставила его в сторону и бессильно уронила голову старейшине на живот, смежила тяжелые веки.
Он дышал тихо и редко. Он умирал, но жаркое солнце все еще жило в нем. А я бы вся в том солнце сгорела! Стыд поминать, как боялась обжечься…
Липкий страх был совсем рядом, обступал, глядел из темных углов, пытался пробиться сквозь теплый свет, лившийся от печного огня. И мы были один на один с этим страхом.
И никто не придет помочь!
Работников я отослала, когда они занесли большака и уложить помогли; подержали, покуда составляла изломанное плечо. Здоровенные мужики отводили глаза, не верили, что совладаю.
Я, не прекращая, шептала заветные слова, и красные сполохи все быстрее и быстрее вертелись под сомкнутыми веками.

- Чур, наши думы. Чур, наши мысли…

И чувствовала, как там, под набрякшей рудою тканиной, под тонкой кожей, теплые светящиеся нити сплетают кости, тянут друг к другу куски разорванной плоти. Что-то мешало им, текло рядом, противилось моей воле.

- Прикосы, ураки, злые метели…

Никогда ему уже не бегать на быстрых лыжах, по заснеженному чуткому лесу, не носить в дом богатой добычи. Не простой зверь рвал это могучее тело. Я знала это ясно и четко, только увидев раны.

- Отдай, отступись, Первая Мать. Тебе здесь больше нечего взять…

Тихий скорбный шелест был мне ответом, и вряд ли услыхали его чуткие уши. Вздернувшись с колен, я стряхнула, навязавшуюся было, липкую, тяжелую дрему; взяла со стола верный нож и ступила к двери. Скрипнула жалобно половица.

- Куда ты? Останься, - голос Добромира был еле слышен. - Наглядеться хоть дай. Уже ведь недолго осталось.

- Силы береги, - сказала я обернувшись.

Он словно и не слыхал.
- Молодая… Я старик перед тобой!

Вот, что печалило его на самом последнем пороге!

- « Каждой женщине всегда тысяча лет и семнадцать ». Я вернусь. Попрошу за тебя и вернусь.


***

Густой сумрак еще струился вокруг. Тихо скрипнули ступеньки крыльца. Новый рассвет только – только рождался, чуть золотил маковки самых дальних елей.
Я уже сказывала про то странное время между тьмою и светом…
Волки, сидевшие вкруг избушки, расступились, отхлынули серой пушистой волной.

- Стерегите, - молвила я и взяла древний посох, прислоненный к стене. Он лег в руку, будто родной, пальцы хоть мало согрел.

Серый друг с белым пятнышком прыгнул на крыльцо, заскулил, жалобно заглядывая в глаза, но вытянулся у двери струной – не обойдешь, не минуешь белых клыков.
Мертвые листья чавкали под босыми ногами, рубаха и понева вмиг набрякли под стылым дождем. Нужно было хоть с большака снять сапоги, но я в запале все позабыла и сейчас еще не чуяла холода, быстро шагала, опираясь на посох. Страх гнал меня все быстрее. Страх не за себя. Мне бы вспомнить, что насносях, умной бабе надобно сидеть у печи, но рассвет не ждал, и некогда было медлить.
Я оставила Добромира одного, и тьма уже скоро протянет свои цепкие когти, и его не спасут волки в волчьем лесу, и я не смогу уже совладать…
Что-то громко ухнуло в вышине, захрипело, забилось, захохотало. Сухая хвоя посыпалась на невидимую во тьме тропинку. Лес смотрел на меня тысячей тысяч глаз. Он помнил меня своей и бережно вел между корявых стволов.
Я не смогу совладать, и черная птица вернется… Потому что явилось древнее зло и нужно найти, чем ответить.
Капище встало перед глазами опять неожиданно, а я ведь шла сюда не в первой. Идолы совсем черные в предрассветном сумраке тянулись к небу, намертво увязнув в тяжелой земле. Огромный камень чуть заметно мерцал тусклым светом. Туман словно живой тек в пожухлой серой траве.
Как во сне я подошла к ближнему идолу, коснулась рукой его древесного шершавого тела. Дрожь прокатилась по сухой сердцевине.
Не стану просить милости у Светлых Богов, я им чужая…

Нож легко повернулся в руке. Он служил мне верно - не раз срезал тонкие стебли трав. Послужит и еще. Лезвие прижалось к ладони, теплая кровь пролилась к подножию истукана. Я пришла просить не за себя, и это была еще малая плата. Одного за другим обошла я всех стражей священного места, и никто не был обделен.
Встав на колени у жертвенника, опустила посох на землю и прижалась ладонями к холодному шершавому боку. Слова рождались в душе, лились, поднимались к равнодушному бездонному небу. Я заклинала силы, о которых не ведала и половины. Мнила ведь себя сильной и смелой…
Жадная молния пополам разрезала небо, не утрудив себя громом, а потом еще и еще. Закачался, завыл древний лес. Он тоже требовал Правды. Сучья затрещали, и на поляну перед жертвенным камнем явил себя Зверь. Огромный медведь. Черная шкура блестела в каплях дождя, в зареве молний. Чужой оборотень поводил лобастой косматой башкой, не понимая, кто посмел нарушить его покой, ноздри раздувались нетерпеливо. Встала шерсть на жирном загривке. Маленькие злобные глазки приметили меня и вот когда я испугалась. Медведь шел медленно, настороженно втягивая носом холодный воздух. Я вскинула посох.
Там в теплой избушке тихо умирал Добромир. И никакими нитями было не сплести то, что отнял у него этот чужак. И никогда мне его не спасти покуда древнее чудище живо.
Огромные черные крылья все хлопали там, в вышине…
В спину ударил вдруг ледяной ветер, принес с собой снег. Обернулась, и крик сам вырвался из груди. На другом краю поляны стоял белоснежный Волк. Я бы не достала ему и до плеча...





Зимний зверь прижал уши, ощерился в клыкастой улыбке. Он не смотрел на меня, припадая к земле. Я вовремя прижалась спиной к жертвеннику, когда он взмыл над травой в вихре снежной метели. Все сплелось в один миг. Смешалось. Два врага встретились, сшиблись, отпрянули и закружились друг против друга в смертельном медленном танце. Сверкнули огромные когти, лязгали жуткие зубы. Брызнула, взметнулась первая кровь. А я видела двух воев, что сошлись в поединке и слышала, как стонут, поют мечи. Жадная сталь вгрызалась в кольца кольчуг, и сыпались горячие искры.
Какие силы я вызвала, стравила на погибель себе?! Может извечный бой подглядела..?
Я не помнила себя от ужаса. Страх гнал меня укрыться, спрятаться, но не достало сил шевельнуться. Земля вздрогнула, треснул камень, когда чужак налетел на него широченной спиной. Вылетел меч из могучей руки.

- Ты пришел незван и попробовал крови моего человека, Вирог! – голос Белого Князя гремел и от звука его, холод коркой сковывал сердце.

- Я прикончил глупого человечка, а ты меч поднял на брата!

- Маранин прихвостень мне не брат!

Чудовищный крик сотряс мир. Лязгнула сталь о камень. Молния ударила где-то рядом, а дождь хлестнул так, словно силился смыть капище с лица многострадальной земли. Ноги жалко подкосились, я осела в размытую грязь.
Куда полезла, с кем думала сражаться?! С Князем лесным! Волохвой великой себя возомнила…
Волк встал передо мной. Страшно было глаза поднять. Страх и стыд… Ровно две половины!
Он наклонил морду, коснулся мокрым носом плеча и помнИлось, я услышала вздох. Холод и усталость разом навалились, придавили к земле. Он лег прямо рядом, и тонкий ледок сковал влагу вокруг него, и захрустела трава. Я дрожала, залезая на мохнатую спину, зарываясь руками в пушистый загривок. Я толкнула его на брата, призвала совершить погибель. За такое не грех порвать и по лесу разметать, чтоб другим неповадно было. Он же нес меня бережно словно самое дорогое.
В просвете между деревьев показалась моя избушка. Зимний зверь опустился неслышно, я слезла неуклюже и тяжело.





Уже и не волк стоял рядом, а сам Белый Князь и проснувшееся солнце играло в его льняных волосах. В темных глазах вовсе не было злобы, только грусть и боль где-то на самом дне. Я потянула руки к нему.

- Ты прости меня, Княже! Я не ведала, что мне делать, куда бежать!

Он отступил на шаг. Я лишь воздух холодный поймала. Двуликий молчал, но так, словно боялся лишнее обронить. Хозяин протянул руку и на раскрытой ладони лежал клык. Жадно изогнутый, острый, как наконечник стрелы.

- Один его убил, второй излечит. Чего смотришь? Бери!

Я взяла бесценный подарок. Все – то подарки его были бесценны. Когда я научусь платить добром за добро?! Когда отдариваться начну?!
- И ступай уже. Нахороборствовалась! Довольно!

Я голову опустила. Он немного сказал, но и того было с избытком. Словно хворостиной стегнул. А уж лучше бы накричал!
Княже скрылся в лесу. Больше не обернулся. Он ушел тихо, а у меня слезы лились по щекам. Я видела себя виноватой в том, чего не поправить. Еще бы точно знать в чем…
До порога было несколько малых шагов, но надо ли говорить, что я еле их одолела. Волков не было рядом. Толи почуяли Вожака, и служить ему ринулись, не разбирая дороги, толи просто поняли, что беду отвела его сильная рука и не от кого охранять Добромира.


***

Когда солнце уже стояло высоко, Милогнева нашла меня лежащей на лавке подле старейшины. На груди его лежал огромный клык. Она испугалась, но Добромир дышал мирно, и добрая женщина решила, что так быть и должно.
Я проснулась заполдень. Милогнева тихо гладила мои растрепанные волосы, выбившиеся из долгой косы, и напевала что-то тихонько.
На крыльце брякнуло. Запыхавшийся Брезь встал на пороге, сжимая глиняную кринку в руках. Я улыбнулась сонно.

- Вот, козу подоил…

- Долго ходил. Уж не догонял ли ты ту козу по всему лесу? – в голосе Добромира, еще очень слабом, слышалась добрая усмешка.

Я блаженно прикрыла глаза.