Брин Гринвуд «Все прекрасное и ужасное»

Кьяра: 03.04.18 11:24

...

lanes: 04.04.18 19:03

...

LuSt: 05.04.18 08:37

 » Глава 2 - БАБУШКА

Октябрь 1975 года

Мы с Ирвом вырастили одну хорошую дочь. Бренда вышла замуж за приличного мужчину, родила двух милых дочек, содержала дом в порядке и усердно работала. С младшей же, Валери, понятия не имею, что случилось.
Полагаю, сейчас ей поставили бы диагноз, но в то время нам приходилось мириться с ее поведением. Например, ее панической боязнью микробов. Одно время она мыла руки по сто раз в день, и кожа трескалась и кровила. Я купила ей перчатки, чтобы она чувствовала себя чистой. Две дюжины белых перчаток, которые я стирала и гладила каждый день.

Потом, в первый год в старшей школе, она забеременела и сбежала из дома с Лайамом Куинном. Нам он не нравился, но мы не пытались запрещать Валери с ним водиться. Парень вечно влезал в неприятности, и я сомневалась, что он должным образом ведет себя с Валери. Такие, как он, всегда считают себя центром вселенной.

Позже я узнала, что он не просто эгоист. Оказывается, он вовлек мою дочь в свои незаконные делишки, и за это ее упрятали в тюрьму. Как же у меня болело сердце! Я надеялась, что Бренда не разозлится, когда узнает, сколько денег из своих сбережений я заплатила адвокатам. Я надеялась накопить на колледж для Эми и Лесли, но этот план вылетел в трубу.

В первый день у меня Вэвонна не говорила. Если честно, она несколько недель молчала. Это действует на нервы, скажу я вам: находиться в одной комнате с человеком, который молчит. Я не из болтливых, но в те дни трещала как сорока, пересказывая все, что делала, как в последние месяцы жизни Ирва.

Приехав ко мне, Вэвонна не стала есть ужин. Наутро отказалась от завтрака. К обеду следующего дня я начала понимать, почему Бренда так переживала. Три дня я места себе не находила, пока не догадалась посчитать продукты в холодильнике и буфете и поняла, что девочка ест. Вечером на кухне оставались шесть ломтиков сыра в пленке, девять абрикосов и тринадцать крекеров в открытой пачке. Наутро оказалось пять ломтиков, семь абрикосов и десять крекеров. Мышь накормить не хватит, но Вэвонна как-то держалась.

На второй день я разложила купленные для нее игрушки на кофейном столике в гостиной. Ковер там истрепался, да и сосновые панели на стенах давно вышли из моды, но мы с Ирвом провели там немало времени, поэтому комната полнилась в основном хорошими воспоминаниями. Я шила лоскутное одеяло для благотворительной организации при церкви и смотрела телевизор. Вэвонна сидела на диване, глядя то ли на стену, то ли в телевизор, то ли в пустоту. У этой девочки был взгляд столетней старухи, как у Ирва, когда он вернулся с войны. Наконец она встала, и я подумала: «Ура, ей надоело тут сидеть, сейчас она чем-то займется. Поиграет с игрушками».
Она ушла в туалет. Смыла там воду, открыла кран в раковине, закрыла и вернулась на диван. Барби, плюшевый слон и конструктор остались в коробках и со временем куда-то подевались.

Через две недели я сделала то, что должна была осуществить в первую очередь: купила карточки с буквами, цветами, цифрами и формами вроде тех, которыми пользуются воспитатели в детском саду. На следующее утро я приготовила овсянку и ушла из кухни на добрых пятнадцать минут. Время я потратила на звонки приятельницам, сообщая, что играть в бридж после обеда не приду. Конечно, когда я вернулась, овсянки в тарелке было намного меньше. Я убрала со стола и вытащила карточки с алфавитом.

— «А» как в слове «арбуз», — показала я, понимая, что Вэвонна не станет повторять за мной как попугай, но по крайней мере услышит и увидит буквы.
Таким образом я проговорила всю колоду. Когда я закончила, Вэвонна подошла к столу и взяла дощечку, к которой Ирв приделал ролик для бумаги и просверлил сбоку отверстие для карандаша. Вэвонна отмотала бумагу и начала писать алфавит. Я чуть не упала.

Указав пальцем на «А», я спросила:
— Знаешь, как это произносится?

Вэвонна секунду смотрела на мой палец, а потом сказала:
— А.
— А вот эта?
— Б.

— А эта?
Она вздохнула и на одном дыхании отбарабанила:
— Абвгдеёжзийклмнопрстуфхцчшщьыъэюя.
Глупая бабушка.
В понедельник я записала ее в школу.

В первый день, забросив ее на занятия, я на пару часов вздремнула. Во второй отправилась в салон красоты. Пожилым женщинам нужно регулярно приводить себя в порядок, да и прическа моя потеряла форму. На третий день не помню, чем занималась, но на четвертый отправилась играть в бридж. Выпила бокал мартини и чудесно провела время с приятельницами. Они все ждали, что я расскажу о Вэвонне, и я притворялась гордой бабушкой. «О, у нее прекрасные светлые волосы. Она уже знает алфавит». Но ничего о ее личности.

Я держала Лесли на руках в день ее рождения. То же самое с Эми. Они были моими внучками, моими малышками. Я всем вокруг показывала их фотографии и хвасталась каждым их достижением.
Вэвонну я ни разу не видела до того, как Бренда получила над ней опеку. Знаю, обычно трудных детей любят больше, но я испытывала к ней в основном жалость. Пепельные локоны и худенькие плечи вгоняли в тоску, как и пустой взгляд. Но, уходя из клуба, я думала, что все у нас будет хорошо. Я научусь любить Вэвонну так же, как люблю Лесли и Эми, а она научится любить меня.

Когда я доехала до школы, Вэвонна не вышла мне навстречу. Я несколько минут подождала, потом пошла к директору, где меня встретила учительница Вэвонны миссис Берри. В первый школьный день я передала ей Вэвонну из рук в руки. Обычно она вела себя дружелюбно и постоянно улыбалась, но в этот день плакала и билась в истерике.
Вэвонна сбежала из школы.
Я тоже заплакала, но помню, что поймала себя на мысли: «Вот так же началось с Валери». Конечно, Валери начала прогуливать уроки только в старшей школе, но все равно, я точно так же чувствовала, что не справилась.

В восемь вечера я пришла домой и села, ожидая звонка из полиции. Ноги я сунула в таз с теплой водой, а телефон положила на колени. Не знаю, сколько кварталов неподалеку от школы я исходила и во сколько дверей постучала. Стоило позвонить Бренде, но мне претила сама мысль о том, что придется сказать: «Ты была права, я с ней не справляюсь».
Позвонили в дверь, и я не знала, что и думать. Надеяться? Бояться? Шлепая мокрыми ногами, я подошла к двери. На крыльце в одиночестве стояла Вэвонна и ежилась от холода. Впустив ее в дом, я заперла замок, словно тем самым могла предотвратить ее побег.

— Ты так меня напугала! А если бы с тобой что-то случилось? — Я знала, что криком от нее ничего не добьюсь, но не могла сдержаться. — Больше никогда так не делай! Понимаешь?
Она кивнула, но я помнила, как так же кивала Валери. Этот кивок означал: «Я тебя понимаю, но это не значит, что я буду делать, как ты велишь».

Позвонив в полицию и сообщив, что Вэвонна дома, я налила внучке суп и посчитала, сколько осталось крекеров. Пока я рыдала в ванной, она съела несколько ложек супа и два печенья. Дальше так продолжать я не могла, но и в приемную семью отдать ее тоже рука не поднималась. Неужели кто-то другой станет сравнивать, сколько супа было в тарелке и сколько осталось? Станет ли чужой человек считать крекеры, дабы удостовериться, что моя внучка ест?

Я убрала со стола и заварила кофе без кофеина. Достаточно успокоившись, я сказала:
— Вэвонна, иди, пожалуйста, в кухню и поговори с бабушкой.
Она не стала садиться, но встала передо мной, ожидая, что я заговорю.

— Если ты убежишь из школы, тебя отберут у меня и поселят у чужих людей. Я не хочу, чтобы так случилось. Я хочу, чтобы ты жила здесь, с бабушкой.
Она и глазом не моргнула, но я от нее этого и не ждала. Она бы ничего не сказала, даже если бы у меня на голове пудель с обезьянкой танцевали танго.

— Расскажи, что произошло в школе? Почему ты убежала? Если ты объяснишь, я постараюсь сделать так, чтобы это не повторилось.
Ровно так же, как с алфавитом, она сначала помолчала, но потом произнесла:
— Громкая тетя меня трогает.

Выпитый кофе чуть не пошел горлом. Эта милая женщина? Представить себе не могла, что она делает с детьми что-то нехорошее. Именно эти мысли возникают, когда ребенок говорит, что ему не нравятся чьи-то прикосновения.
— Трогает?

Она протянула ко мне руки, когтисто согнув пальцы, и притянула их к груди.
— Она тебя обнимает? — спросила я.
Кивок.

— И тебе это не нравится?
Она серьезно затрясла головой. Меня затошнило от облегчения и понимания, насколько же мерзким ей кажется мир. Ну конечно, она же никогда меня не обнимала, а когда я сама ее касалась, выворачивалась и отбегала.

На следующий день мы отправились в школу вместе, и я сделала то, что должна была совершить в первый визит туда: проводила Вэвонну в класс, собираясь объяснить все миссис Берри.
Но все мои планы вылетели в трубу, едва я переступила порог.

В центре классной комнаты сидели трое ребятишек в инвалидных креслах. Не подумайте, что я жестока, но они пускали слюну и явно вообще не понимали, что вокруг происходит. В одном углу ребенок катался по синим резиновым матам. Школьный персонал мог выкрасить стены в самый яркий оттенок желтого и развесить по ним плакаты с самыми красивыми машинками, но от этого само место не переставало быть ужасным. Представить не могла, как Вэвонна провела здесь хотя бы пять минут, не говоря уж о четырех днях.

Миссис Берри, широко улыбаясь, поспешила к нам и сказала:
— О, миссис Моррисон, какое облегчение! Вэвонна, милая, мы так переживали.

В тот день я завоевала доверие Вэвонны. Миссис Берри шагнула к нам, явно намереваясь заключить мою внучку в крепкие удушающие объятия. Я расставила ноги пошире и вытянула руку вперед, преграждая ей путь.
— Миссис Берри, нам нужно с кем-то поговорить о смене класса. — Она обиженно надулась, когда мы попятились. Я ничего не имела против этой женщины, но была слишком стара, чтобы ходить вокруг да около.

Усевшись в кресло в кабинете школьного психолога, я также намеревалась сказать все прямо. Глядя ей в глаза, я произнесла:
— Моя внучка не умственно отсталая.
— Миссис Моррисон, мы больше не используем таких слов. Мы беспокоимся, что ее проблемы с речью — признак задержки в развитии.

— Не хочу никого обидеть, но она не глупая. Посмотрите сами. Вэвонна?
Она не посмотрела на меня, но я знала, что она слушает.

— Дайте мне бумагу и карандаш.
Психолог толкнула через стол лист бумаги и шариковую ручку. Я пододвинула к себе стул Вэвонны и попросила:
— Давай, покажи ей. Иначе придется остаться в классе громкой тети.

Едва я упомянула учительницу класса коррекции, Вэвонна схватила ручку и поднесла к листу. Сначала она, как могла аккуратно, написала свое имя. Под ним алфавит: Аа, Бб, Вв и так далее. Ниже вывела ряд цифр. А потом сделала то, что я даже не знала, что она умеет: перевернула лист и написала «Кассиопея». Рядом поставила пять точек и соединила их. Еще семь соединенных точек — «Цефей». И так до самого конца листа. Единственные, что я узнала — Большой и Малый Ковши.

У психолога просто челюсть отвисла, и я засмеялась прямо в лицо бедной женщине. Хохотала до слез. До появления Вэвонны я чувствовала себя вполне хорошо. Рак перешел в ремиссию, у меня были отличные планы на пенсию, и тут ко мне переехала она. После всего пережитого за последний месяц взрыв старого доброго смеха был мне жизненно необходим.

Вэвонну перевели в обычный класс, но я предупредила директора, что не надо определять ее к сюсюкающей с детьми учительнице. Запретила ее касаться. Сказала, что устных ответов от нее ждать не стоит, но не стоит и полагать, что она не слушает учителя и не запоминает урок. Я не просила и не извинялась.
После этого все пошло не идеально, но лучше.

Она прожила со мной почти два года и за все это время дотронулась до меня два раза. В день, когда у нас с Ирвом должна была состояться сороковая годовщина свадьбы, я выпила вина и расчувствовалась. Вэвонна коснулась моей руки и обручального кольца. Наверное, чтобы меня успокоить. Второй раз случился ровно перед тем, как Валери условно-досрочно освободили, и я наняла адвоката, чтобы помочь ей получить опеку над Вэвонной и ребенком, рожденным в тюрьме.

Мы поехали в Талсу на день рождения Лесли и славно провели время: пели в дурацких шляпах и хлопали, когда Лесли открывала подарки. После застолья девочки втроем ушли играть в гостиную, а мы с Брендой стали наводить порядок.

Я больше не могла откладывать новости на потом, поэтому села за стол и сказала:
— Я говорила с адвокатом Валери об этой программе адаптации, в которую ее можно записать.
— Даже не знала, что у нее все еще есть адвокат. Его оплачиваешь ты?
Я не стала отвечать. Не ее ума дело, хотя, может, и стоило бы.

— Ладно. Так что, адвокат Вэл считает, что ее можно записать в какую-то программу? — Бренда отрезала второй кусок торта. Она много лет худела и вновь поправлялась, потому что ела, когда нервничала.
— Программу для матерей с детьми, способную помочь ей встать на ноги и заботиться о Донале и Вэвонне. — Я знала, что за этим последует скандал, и не ошиблась.

— Ты серьезно, мама? Правда думаешь, что Вэл способна о них заботиться? Ты и без меня знаешь, какой характер у Вонни. Вот они, родительские способности Вэл во всей красе: дочь, которая не говорит, не ест и шастает по округе по ночам.
— Сейчас все уже лучше.

— Знаю. Ты научилась с ней справляться. Я... — Бренда коснулась моей руки, и я поняла, что она сожалеет о своей вспышке.
— Я хочу, чтобы Вэвонна жила со своей матерью. — Мне хотелось этого хотеть. Хотелось, чтобы все было просто, но в нашей семье простоты отродясь не водилось.

— Ты правда считаешь, что так для нее будет лучше всего?
— В тюрьме Вэл проходила лечение. По программе ей выделят квартиру и оплатят консультации психолога. Люди будут следить за тем, чтобы она принимала лекарства, и помогать ей заботиться о детях.

— И что от тебя требуется? Подписать документы?
— Мне нужно, чтобы ты сходила на слушания об освобождении и предоставлении опеки. Заняться этим придется тебе, Бренда.

— Почему?
— Метастазы. — Вэвонна подкралась к нам так тихо, что ни я, ни Бренда не заметили ее, пока она не заговорила.
— Что она имеет в виду? — спросила Бренда. — Мама?
— Должно быть, она услышала, как я говорю по телефону с врачом. Рак вернулся. Метастазы пошли в легкие и печень. Доктора считают, осталось месяца три, может, меньше.

Раз уж теперь мы заговорили о серьезных вещах, Лесли и Эми перестали играть в куклы и встали на пороге рядом с Вэвонной. Я пыталась уговорить Бренду быть сильной, но она затряслась и заплакала. Эми и Лесли тоже разрыдались. Плакали все, кроме Вэвонны. Она подошла ко мне и на секунду положила руку на мою фальшивую грудь, которую я прятала в бюстгальтере.

Тогда я поняла, как сильно люблю ее, в тот самый миг, когда готовилась ее покинуть.

...

ЛаЛуна: 05.04.18 09:58

...

NatalyNN: 05.04.18 10:07

...

vika-i: 05.04.18 10:12

...

Ульяна Коржикова: 05.04.18 10:57

...

Magdalena: 05.04.18 10:59

...

Natali-B: 05.04.18 11:27

...

agnessa: 05.04.18 11:36

...

TANYAGOR: 05.04.18 12:02

...

Peony Rose: 05.04.18 12:42

...

alenatara: 05.04.18 12:56

...

galotscka: 05.04.18 16:04

...

Suoni: 05.04.18 16:49

...