Чак Паланик

Культ Чака: интервью с автором «Бойцовского клуба»


Согнутые тела застыли в ожидании, головы склонены, руки распростерты в поклонении чешуйчатому уроду. Когда рот создания резко открывается, 600 тел одновременно начинают корчиться в унисон, подчиняясь исходящему рыку. Я не столько съеживаюсь, сколько становлюсь на колени, наблюдая, как другие откидываются назад, с запрокинутыми от страха головами. Я наблюдаю за молодой женщиной, которая с трудом пробирается через море согнутых тел, ее глаза наполнены яростью. Я вижу маленькие пятна грязи на ее желтом именном бэйдже. «Тамара» не может понять, что за чертовщина происходит у нее в магазине и почему 600 человек приперлось в магазин игрушек на Таймс сквер, чтобы посмотреть на ее инсталляцию к «Парку Юрского периода».

А я не могу понять, происходит ли это взаправду или я слишком часто смотрю «Бойцовский клуб». Не стоит замечать, что флэш-мобы в Нью Йорке — полностью паланиковская вещь, по крайней мере, была бы его, если бы он там жил. Но Паланик и так осуществил не одну из своих выходок, будучи в составе орегонского отделения Какофонического Общества. Это еще до того, как написал культовый «Бойцовский клуб». (Для тех, кто не в курсе: Какофоническое общество — это группа объединившихся шутников, устраивающая крупномасштабные выходки.) Окончились золотые денечки? Де нет, просто Паланик сейчас немного занят. Пиком его славы стал момент, когда Дэвид Финчер перенес на большой экран «Бойцовский клуб». За последние три года — четыре книги, каждая, как глоток воды для мучающейся в пустыне армии фанатов. Последние в этом списке: «Удушье», «Колыбельная» и «Дневник» стали бестселлерами. Какой же он, Паланик, когда не пишет свои боевики? Чак все еще готов к большим выходкам, только теперь они сами ищут его. Паланик дает интервью во время своего изнуряющего тура по стране, посвященного выходу «Дневника». Он выглядит уставшим, но похоже, ему не приходится напрягаться, чтобы книга расходилась.



***



Чак Паланик: Слышали, что происходит с людьми на этих сборищах? (смеется) Это замечательно. У нас 23 человека в обморок упали.



Корр.: Двадцать три человека в обмороке? Как писателю, вам должно быть приятно. Или же это вас пугает?

ЧП: Сначала меня это действительно пугало. Даже страшно тревожило. Но теперь все отлично. Люди просто ослеплены. В конце концов, упасть в обморок — не худший способ отдохнуть посреди события.



К.: Как вы удерживаете такой темп? Вы всегда в турах. Такое впечатление, что у вас всегда новая книга на подходе.

ЧП: Это все равно что спросить у наркомана: «Почему ты употребляешь так много героина?». Я действительно, по-настоящему люблю писать. У меня такая мания.



К.: Что так срезонировало в героях «Бойцовского клуба»? Люди в ваших книгах показаны злыми и раздраженными официантами. Даже второстепенные персонажи держат марку.

ЧП: Это была социальная модель для мужчин. Чтобы можно было собраться вместе и обсудить свое место в этом мире.



К.: Нет, все-таки есть небольшое отличие. Я имею ввиду, что это модель, где мужчины собираются вместе и дерутся.

ЧП: Это происходит в контексте драки. Конечно, я бы не продал книгу, которая бы называлась «Игровой клуб», но мне действительно кажется, что это своего рода игра, как у собак. Не так уж и много существует книг с социальными моделями, которые бы объединяли мужчин.



К.: Но как мы можем создать подобную социальную среду? Существует ли такой путь, или американская культура находится в стагнации?

ЧП: Такие социальные среды заново создаются каждый день, постоянно, причем случайным образом, к примеру, как флэш-мобы. Самое трогательное во флеш-мобах или в Ярости Санта Клауса, устроенной Какофоническим обществом — это то, что они происходят случайно и позволяют людям объединиться и быть вместе с другими людьми.



К.: Что такое Ярость Санты? Вы оделись в его костюм и сеяли хаос?

ЧП: Когда я впервые проводил эту штуку, она была рассчитана на три дня. Началось все с буйства на большом открытом базаре. Потом мы съели завтрак в гостях у какого-то парня. Санты наполнили весть его дом и даже двор. Потом забава перетекла в катание на скейтах. Куча пьяных Санта Клаусов на скейтах. Потом все Санты, взявшись за руки, пошли в парк проводить совещание.



К.: Ого!

ЧП: Но потом появились полиция и спецназ, они запретили нам заходить в парк. Это была замечательная сцена — спецназ со щитами напротив Санта Клаусов. В какой-то момент я даже подумал: «Если бы я это написал, никто бы мне не поверил». Это было так неестественно и причудливо, а на нас смотрели, наверное, тысячи ребятишек.



К.: Кто победил?

ЧП: Все произошло минут за двадцать. Санты стояли на одной стороне улицы, пели рождественские гимны, качались, размахивали руками и шлялись по всему кварталу. На другой стороне стояла полиция и за всем этим наблюдали детишки. В конце концов прозвучал гудок поезда. Все Санты по секрету договорились, когда прозвучит гудок поезда, мы разбредемся и сядем на него, чтобы избежать попадания в участок. Так что оттуда мы поехали в центр города, где продолжили неприличные рождественские гуляния.



К.: У вас есть фанаты, рассказывающие похожие истории? Ваши книги должны их вдохновлять.

ЧП: О Боже мой, да. Они приходят и рассказывают мне свои откровения, рассказывают о неудачной любви. Рассказывают о болезнях, обо всем. Но не в тоне «пожалейте меня». Они рассказывают, как веселые истории, а не трагические. Их невозможно остановить. Мне кажется, это трогательно.



К.: А какие-нибудь примеры откровенных признаний, или, скажем так, небезопасного поведения?

ЧП: Перед моими чтениями в Бостоне, ко мне подошел молодой человек и попросил подписать книгу. Он сказал, ему очень приятен факт в моей книге о том, что официанты делают с едой, так как он работал в пятизвездочном ресторане и делал то же самое с едой знаменитостей. Я говорю: «Назови мне хотя бы одно имя», но он сказал, что не может. Я сказал, что не подпишу ему книгу, если он не назовет.



К.: И что же он сказал?

ЧП: Он наклонился и очень тихо прошептал: «Маргарет Тэтчер ела мою сперму». Я начал смеяться, а он просто стоял с растопыренными пальцами: «По меньшей мере пять раз». Это меня добило. Это те вещи, о которых мы притворяемся, будто бы их не существует.



К.: Вам не отвратительно слушать такое? Ведь это же по-настоящему плохо и омерзительно.

ЧП: Нет. Мне намного хуже от того, что мы не признаем такие истории.



К.: Так людям нужно быть более открытыми?

ЧП: Открытость обезоруживает их. Добавляет им чуть от клише, лишает драматического и раздутого пафоса. Она лишает их силы и я думаю, следовательно, такого не может случится.



К.: Есть еще какие-нибудь мерзкие истории, произошедшие за время тура?

ЧП: Последний раз в Сан Франциско, Какофоническое общество построило большую деревянную баррикаду перед зданием библиотеки, где я выступал. Поэтому пришлось прийти пораньше и разобрать это препятствие. Посередине моего выступления Санта Клаусы основательно зарядились выпивкой и обрызгали меня сливочным кремом, а пришедшие люди возмутились и попытались их угомонить. В конце концов я отстегнул им пятдесят баксов и они ушли. Я сказал: «Пойдите купите себе выпить».



К.: Вас беспокоит, когда люди заходят так далеко?

ЧП: Нет. Я не могу контролировать, поэтому не волнуюсь об этом. Куча детей делает себе рубцы на руках. Они выстраиваются в ряд и у каждого обезображена рука. У каждого шрам. Теперь у них есть отличный повод, о чем рассказать. Поэтому эти люди посещают мои чтения. И каждый приходит с хорошей историей. И это не то, что продается по телевизору.



К.: А вы не волнуетесь, что это слишком?

ЧП: На большинстве моих чтений, от семидесяти до восьмидесяти процентов людей никогда в жизни не посещали беседы с писателем. Если они смотрят на мероприятие, как на отличную историю с безумными Санта Клаусами или с обливанием сливочным кремом или хорошей дракой, они вернутся.



К.: Но у них также есть шанс испортить себе настроение, как ни на каком другом мероприятии.

ЧП: (смеется) Не мои проблемы!