Этот темный, темный мир (ЛФР)

 » Глава 14

Глава 14
Знакомая терраса. Стеклянный столик. Плетенные кресла. С мягкими подушками. Плед, наброшенный на плечи. И упырь. Напротив. Собственной персоной. И чувство дежавю, умноженное на страх и неизвестность. Точно так же трясет. Точно так же пальцы сжимают кашемировую ткань, сминая ее в складки. Точно так же пытается взять себя в руки. И не смотреть. На него. Куда угодно. В парк. На залитые солнечными лучами лужайки. Кусты роз, кричаще красные. Сливающиеся в единое размытое пятно перед глазами. Когда зрение расфокусируется и перестает отмечать детали. Когда смотришь вперед. И ничего не видишь. Когда мысли столь же хаотично и истерично бьются об застенки разума. И буквально вопят от безысходности.
Она знала: рано или поздно он заметит, что с ним что-то не так. Знала, что ее кровь, нашпигованная всевозможными антителами и ослабленными штаммами вирусов, сослужит роль вакцины, которую он так искал. Знала. Но надеялась, что к этому моменту ее уже не будет в особняке. Что борьба с вирусом займет намного больше времени. Как же она теперь убежит, если от него не спасет даже солнце? Если враг стал неуязвимым?
– Замерзла?
Неуместный вопрос. Когда явно понимает, почему так трясет. И совсем не заботливым тоном. И куда только делся тот вампир, который открывал ей душу всего каких-то полчаса назад. Качает головой. И так же сухо отвечает:
– Нет.
И чуть погодя, буквально через пару секунд, набирая полные легкие воздуха, спрашивает:
– Тебя можно поздравить? – голос дрожит. И сбивается. Спотыкается об ответное молчание. И нежелание отвечать. – И давно ты... такой?
Ей нужно знать. Сама уже сбилась со счета. Сколько она здесь? Пять дней? Неделя? Сколько времени нужно ее крови, чтобы перечеркнуть многолетний труд ученых. Все же поворачивается и смотрит. На него. И сразу же отводит взгляд, не выдерживая пристального внимания прищуренных глаз. И совсем не ожидает услышать:
– Как давно ты знаешь Алекса?
Имя бывшего жениха сбивает с толку. Ева хмурится и пытается отмахнуться от вопроса. Вроде бы, ничего сложного. Всего одна цифра. Но не для нее. Это личное. Когда познакомилась. Зачем. И как. А личным Ева не делится. Ни с кем. И никогда.
– Ты не ответил на мой вопрос, – получается не так уверенно, как хочется.

Проклятый озноб, из-за пережитого раннее стресса кривит слова и срывает дыхание. Да еще и сгущающаяся вокруг столика плотными сгустками энергия вампира не способствует ровному сердцебиению. Наоборот. От возникшего напряжения судорогой сводит сжимающие плед пальцы. До боли. И онемения.
Атмосферу разряжают приближающие шаги. Экономки. Миссис Фаниган. С круглым подносом в руках. На столик с легким стуком опускаются две черные чашки. На таких же черных блюдцах. Учтивое:
– Мистер Лафар!
И экономка удаляется. Остается витающий в воздухе аромат свежеесваренных кофейных зерен и застывшее невидимым сгустком напряжение.
– Кофе?
Отрицательно кивает. Хочет. Но не может. Любимый напиток царапает своим ароматом рецепторы обоняния. Вызывая спазм в желудке. Держится. Ведь чтобы взять чашку, нужно протянуть руку. А ее руки дрожат. Не хочется еще больше показывать и так очевидный страх. И нервозность.
Взгляд скользит по стеклянной поверхности, от чашки к чашке. Отмечая длинные мужские пальцы, сомкнувшиеся на тонкой ручке. Спокойно. Уверенно. И никакой дрожи. Как-то сама собой проскальзывает мысль, что ей нравятся его руки. Форма пальцев. Кисти. Вспоминает, что эти руки делают с ней во сне, и краснеет.
И злится. Поражается сама себе. Отгоняет невольное открытие. Как она могла такое подумать. Как ей могло вообще хоть что-то в нем понравится? Ей ли не знать, сколько силы скрывалось в спрятанных под черной тканью мышцах. И сколько боли его руки ей причинили. И могут еще причинить.
– Хорошо! – слова разрезают зависшую в воздухе тишину. И бьют своим смыслом по и так натянутым нервам. – Не хочешь говорить ты, начну я.
Эрих отодвигает чашку с кофе и поднимается. Отходит на пару шагов. Отворачивается в сторону парка. Засовывает руки в карманы. И замирает.
– До переворота, я был одержим мыслью спасения человечества. Такие хрупкие. Подверженные неизлечимым болезням. Вирусам. Было невыносимо смотреть, как многие из них умирали в раннем возрасте, так и не успев увидеть жизнь. Я создал две лаборатории. Одна, специализирующаяся на изучении рака – в Нью-Йорке. Вторая, по вирусным и бактериальным инфекциям – в нескольких километрах от этого особняка, посреди леса. Я спрятал ее подальше от людских глаз, чтобы в случае аварии и утечки биоматериала инфекция не имела широкого распространения. Закупил оборудование. Нанял штат. Я тогда ошибся. Взял на работу Алекса. А потом и его протеже Кушнарева. Да у меня и выбора-то не было. Мне подобные не особо интересовались наукой, а люди... Я не нашел никого гениальнее его.
Ева слушает его, едва дыша. Вцепившись обеими руками в подлокотники кресла. Так, что побелели костяшки. Держится. Чтобы не дай бог не сорваться, не заорать от парализующего тело ужаса. Хочется закрыть уши и не слышать. Не слушать. Правду. Которую искала. Так долго. И в которую не хотелось вникать. Понимать. И принимать. Пропускать через себя. Потому что становилось тошно. И противно.

Зажмуривается и пытается отогнать навязчивые мысли. Образы. И ассоциации. Но не получается. Выводы формируются сами собой. Против воли. Алекс. Который клялся ей в вечной любви. Этот образец правильности и порядочности использовал ее в детстве, как подопытного кролика. И где? В лаборатории того самого упыря, который и сейчас держит ее, словно в клетке. Она всегда считала своим главным мучителем Кушнарева. И даже в страшном сне не могла сопоставить его имя с именем Алекса. Да и самого Алекса она никогда не видела в лаборатории.
Слишком поздно понимает, что ее личное пространство нарушено. Чужая рука срывает стягивающую волосы резинку, и пальцы, которыми любовалась несколько минут назад, начинают настойчиво гладить ее затылок. Открывает глаза. Взгляд упирается в пустое пространство. Вампир стоял сзади кресла, одной рукой придерживая ее за плечо, не давая встать.
– Алекс создал вирус, а после того, как его рассеяли в воздухе, взорвал лабораторию. Уничтожил всех, на ком его тестировал, все документы и оборудование. По крайней мере, я так думал. Каждое утро. Все эти двадцать лет. Я словно мазохист выхожу на солнце. Если бы ты только знала, какого это: из сильного и выносливого превращаться в овощ, не способный толком пошевелиться. А сегодня... Сегодня все изменилось.
Рука Эриха замирает на затылке Евы.
Он замолкает, а Ева с трудом пытается справиться с давящей на разум паникой. Эрих знал, кто она такая. Знал, что она была в его лаборатории. Его пальцы прикасались к тату с цифрой восемьдесят девять. В очередной раз пожалела, что так и не решилась свести его. Ведь для этого нужно было сбрить волосы, а так жаль было портить пышную шевелюру.
– Всех детей, которые участвовали в нашей программе, мы помечали порядковым номером. Цифрами, набитыми на затылке в виде маленькой тату. Так было удобно.
Эрих обходит кресло, и опускается на корточки перед Евой. Прикасаясь пальцами к ее подбородку, удерживая, чтобы не смогла увернуться и отвести взгляд.
– Ты. И твои подружки. Тогда, двадцать лет назад, когда я нашел вас в лесу. Вы ведь не заблудились? Вы сбежали! Сбежали из лаборатории. Ведь так, Ева?
Так хочется отвернуться. Натянутые, словно струны, нервы не выдерживали пристального темно-фиолетового взгляда. С расширенными от перевозбуждения зрачками. Не выдерживали слов и требований. Отвечать. Не выдерживали накала внутри. Страха. И факта разоблачения.

Хочется закричать. Замотать головой. И отрицать. Все. До единого слова. Вместо этого задает вопрос, который съедает изнутри. Живьем. Столько долгих лет.
– Почему дети, Эрих? Почему? Что они тебе сделали? Почему ты лишил их всего? Семьи? Детства? Почему?
Понимает, что своим вопросом подтверждает его предположение. Да и смысла отнекиваться не видела. И спрашивать: как узнал. Он ведь явно не дурак и смог сопоставить два плюс два. Чего не скажешь о ней. Со слов Кушнарева, их готовили в качестве биологического оружия локального действия. Да и вирус, который изменил вампиров, не имел широкого тестирования. Его применили только к нескольким, самым сильным и выносливым. А с учетом того, что лабораторию взорвали, она оставалась единственной, в чьей крови были антитела к этому вирусу.
Эрих отстраняется и поднимается. Садиться в кресло напротив.
– Я не буду оправдываться. И выгораживать себя благородными мотивами. Дети – лучший материал. У них высокая скорость регенерации тканей, высокий метаболизм. В лаборатории рака мы использовали человеческую расу: либо сирот, либо детей из неблагополучных семей. Их родители получали вознаграждение. А вот в во второй лаборатории - только энергетических. Намеренно заражали вас вирусами и создавали вакцины от смертельных болезней для людей.
– Очень благородно! – Ева зло поджимает губы. – Вот только результат не тот. А ты знаешь, каково это, когда день расписан поминутно. Когда твои вены истыканы иголками. И когда тебя рвет каждые полчаса, потому что вирус слишком силен, а ты – слаб. Потому что твой организм, словно бомба замедленного действия. Ты знаешь, сколько нас умирало, так и не сумев справиться с очередной заразой?
– Мне жаль...
Ева фыркает. Жаль ему. Конечно.
– Мне действительно жаль, Ева. Но я ничего не могу исправить. А за свои ошибки я рассчитался сполна. За свою доверчивость. Желание помочь. И нежелание вникать в детали. Нет ничего худшего, чем собственными руками уничтожить свою расу.
– Ошибки можно исправлять. – Ева смотрит на Эриха с надеждой. Хотя в глубине души понимает, что ее просьба бесполезна. – Теперь, когда ты стал таким, как был, отпусти нас с девочками. Ты получил все, что хотел.
С отчаяньем отмечает, как заостряются черты его лица. И темнеет взгляд. Холоду и жесткости в его голосе позавидовал бы самый безжалостный тиран.
– Нет! – Эрих указывает в сторону дома. – Разговор окончен.

Когда устаешь метаться по комнате, словно запертая в клетку раненая птица. Когда от взрывающих разум вопросов и мыслей кружится голова и хочется выть от безысходности, организм защищает сам себя. Мозг переходит в стадию торможения, и на тело накатывает расслабляющая апатия. Когда не хочется ничего. Двигаться. Говорить. Думать.

Ева обессилено опускается на кровать и так и лежит. Свернувшись калачиком. Бездумно уставившись в одну точку. На стене.
И совсем не приходит в восторг, когда дверь ее комнаты открывается, и черные сгустки энергии заполняют пространство. Кровать с противоположной стороны прогибается. Ева закрывает глаза и мечтает об одном: побыстрее бы он ушел.
– Как вы сбежали с лаборатории?
– Кажется, разговор был окончен!
– Ева! – смесь угрозы и предупреждения.
Ева переворачивается на спину, приподнимается на локтях и устало смотрит на Эриха.
– Нам помог Кушнарев. Это все? – небрежно указывает на дверь, давая понять, что кому-то здесь не рады, и ему пора.
– Нет, не все!
Понимает, что своим поведением злит его, но ей все равно. Сползает вниз по кровати, отворачивается и сворачивается калачиком.
– А у меня все. Я хочу спать! Что за... – возмущенно кричит, когда вампир с силой переворачивает ее к себе. Ругательства так и остаются на языке, словно пришпиленные гневным взглядом пары темных глаз.
– Послушай, Ева, все намного серьезнее, чем может тебе показаться. Если я прав… А я прав. Твоя кровь, ведь я ничего не ел кроме нее за последние дни, может излечить от вируса. Ты в серьезной опасности. Кто в Чикаго из твоих знакомых знает, что ты была в лаборатории?
– Я не понимаю...
– Ева, кто знает? Это важно! – возмущенно кричит и пытается скинуть с силой сжимающие плечи руки.
– Мне больно. Хватит меня трясти. Никто не знает. Мое детство – это не то, чем хвастаются и рассказывают на каждом углу.
– Хорошо, надеюсь, ты не врешь! – Эрих берет Еву за руку и ласково проводит пальцами по запястью. – Не все вампиры такие, как я, Ева. Если кто-то узнает, какую ценность имеет твоя кровь... Я не смогу защитить тебя от всех.
Только на последних словах до нее доходит смысл сказанного. И незавидность ее положения. Хочет сказать: тогда отпусти меня. За щитом Чикаго я буду в безопасности. Но не получается. От ужаса сковывает спазмом горло. Поглощенная паническими мыслями, не сразу понимает, что поведение вампира изменилось. Как сильнее запульсировала и заклубилась черная энергия. Эрих подносит ее запястье к лицу, и шумно втягивает воздух.
– Мне сегодня нужно уйти. Надолго.
Ева вскрикивает, когда острые клыки прокусывают нежную кожу на запястье. И буквально моментально погружается в сон, вызванный ядом. И уже практически провалившись в мир сновидений, слышит его слова:
– Не хочу, чтобы ты наделала глупостей.
Ей ничего не сниться. Ни эротических. Ни обычных снов. Только где-то на краю сознания проскальзывают крики. Шум. И лают собаки. Громко. Так, что мешают спать. Раздражают. И злят. Ева переворачивается и накрывает голову подушкой, но собачий лай так и не прекращается. Раздраженно шепчет:
– Проклятый Фараон.
И тут же буквально подскакивает от звука бьющегося стекла, доносящегося с первого этажа. С трудом сползает с кровати. Тело, все еще пребывающее под действием яда, практически не слушается. Кое-как добирается до шкафа и натягивает на обнаженное тело спортивный костюм и выходит из комнаты.

В коридоре подозрительно темно, упырь заставлял прислугу регулярно менять свечи. Держась за стены, Ева доходит до лестницы, ведущей на первый этаж, и замирает. Внизу, в ярко освещенной гостиной Филипп и около десятка незнакомых ей вампиров. На полу – связанные Вета и Мишель.
Филипп встречается с Евой взглядом и криво усмехается. Поднимает руку с бутылкой, наполненной красной жидкостью.
– А вот и главная закуска! – бросает бутылку на пол и торжественно провозглашает: - Да начнется охота!

 » Глава 15

Глава 15

Ступеньки двоятся, пространство перед глазами угрожающе расплывается, делая каждый шаг пыткой. Слабость и страх подкашивают и так ослабевшие ноги. Хоть бы не свалиться. Ева из-за всех сил цепляется непослушной рукой за деревянный поручень. И осторожно переставляет ноги. Под дикий, непрекращающийся хохот. С нотками неприкрытого торжества и предвкушения, обещания: развлечения для одних и медленной, мучительной смерти – для других. Громче всех смеется Филипп. И от его злобного: «моя» – еще больше слабеют ноги, и покрывается ледяным ознобом кожа.



Ева покрепче стискивает зубы. И как бы ни хотелось обнадежить себя, что смеется тот, кто смеется последним, понимает, что шансов выбраться у них с девочками нет. И эти полчаса отсрочки, эта так называемая фора для приговоренных к смерти была неприкрытой издевкой. Игрой. Для любителей адреналина. Полчаса на то, чтобы спастись. Убежать как можно дальше. Обзавестись ложной надеждой и проиграть. Ева прекрасно понимала всю незавидность их положения. У нее нет сил. Проклятый Эрих. Если бы только он ее не укусил, шансов на более-менее благополучный исход было бы намного больше. А девочки… Мишель и Вета от рождения были слабыми, мощный боевой энергетический потенциал был только у нее одной. И именно тогда, когда ее жизни угрожала реальная угроза, толку от этого хваленого дара никакого.



Пока спускается, незаметно, чуть склонив голову, оглядывается по сторонам. Отмечает все, что попадает в поле зрения. Считает. Десять вампиров слева. И столько же – с другой стороны. Много. Не считая Филиппа. Почему-то его одного боялась больше, чем всю остальную разношерстную компанию. Понимала, что после унижения, которое ему нанес Эрих у озера, Филипп попытается отыграться. И всю злость на брата выместит на ней. И от одной мысли, что мог с ней сделать проклятый упырь, становится дурно. Ускоряет шаг и буквально слетает с лестницы, преодолевая за секунду разделяющее ее с девочками пространство. Падает на колени и трясущимися руками отдирает скотч, закрывающий рот, сначала Вете, а затем Мишель.

- Все будет хорошо! – голос срывается и хрипит.

Хочется еще что-то сказать. Обнадежить. Но не может. Боится, что дрожь в голосе вскроет фальшь.

Девочки кивают. Молча. Верят ей на слово. Они выбирались и не с такой передряги. Они верят. В себя. И в нее. Иначе не сунулись бы в это логово к дьяволу. Пусть верят. Без веры – никак. Ни шанса. Поджимает губы и старается не разреветься. Бессильными, полными горечи от осознания безысходности слезами. До боли кусает губы. Нет времени ныть. И предаваться жалости. Отпущенные им полчаса стремительно, секунда за секундой истекали, а они еще даже не выбрались из особняка.

Руки на автомате тянутся к веревкам. Пытается развязать узлы и сдавленно, сквозь зубы ругается. Не получается. От бессилия хочется выть. Слишком туго. И кто только завязывал эти узлы?

Присутствие Филиппа за спиной почувствовала моментально. Стоило сгусткам его энергии, такой же черной и мощной, как и у брата, вторгнуться в пределы очертаний ее личного силового поля, как по коже прошелся неприятный холодок. Замерла, улавливая боковым зрением фигуру, застывшую от нее менее чем в полуметрах. Протянутую руку. И тонкий длинный кинжал с ярко красным камнем на резной рукояти, направленный в ее сторону.

– Твоя нерасторопность может испортить мне все развлечение.

В его голосе столько раздражения и злости, что Ева не сразу понимает суть происходящего. И уже мысленно прощается с жизнью, думая, что ее банально решили прирезать. Оторопело наблюдает, как вампир присаживается на корточки перед ее подругами и быстрыми, резкими движениями разрезает удерживающие их руки и ноги веревки. Ева не верит в происходящее. Неужели упырь им помогает? Зачем?

Ответ он дал сам. Грациозно поднялся, выпрямился, подошел вплотную к Еве и сжал пальцами ее подбородок, заставляя смотреть вверх. В глаза. Черные и страшные. Создавалось впечатление, что смотрит в самое дно бездны. Мелькает горькая мысль, что если бы не была так слаба, могла бы попытаться проникнуть в сознание вампира и провернуть трюк, который применяла к людям, когда хотела лишить сознания. Хотя на Эриха ее сила не подействовала, а Филипп его брат. Так что зря рисковать и злить и так злого вампира не хотелось. А возможность была идеальной. Чертов Эрих. Чертов яд.

- У вас полчаса! С момента, как выйдете за дверь! Поняла? – Он цедит каждое слово. Размеренно. И четко. – А когда я тебя найду…

Он замолкает. Многозначительно. Давая воображению время представить и оценить масштабность предстоящего «развлечения». А пальцы, до этого с силой сжимающие подбородок, внезапно становятся ласковыми. Скользят по линии скулы и зарываются в волосы. Чтобы с силой зажать в кулак распущенные пряди. И потянуть вверх, заставляя встать на колени. От боли, пронзившей затылок, Ева вскрикивает, а на глаза таки накатывают злые слезы.

– Люблю, как пахнет страх. Загнанной, сходящей с ума жертвы. Люблю резать тело, на полоски, чтобы кровь текла. Медленно. Вот этим самым кинжалом. Особенным, – он ухмыляется. – Таким острым. Даже вампира можно убить. Особенно если попасть в сердце. А что уж говорить о слабой вампирской подстилке. Хочу чувствовать, как под моими пальцами дрожит твоя уходящая жизнь. Пока я внутри. Хочу слышать, как ты хрипишь. И умоляешь. Убить быстро. Без мучений. И ты доставишь мне это удовольствие, деточка.

От предстоящей перспективы сворачивает в рвотном спазме желудок. Мысленно обзывает его уродом. Моральным. Как же был прав ее народ, когда хотел уничтожить расу кровопийц. Если она выживет. А она выживет. Чего бы ей это не стоило. Она всю свою жизнь посвятит, чтобы стереть проклятую расу с лица земли. И Филипп, и вся эта кровожадная свора еще пожалеют, что не погибли во время зачистки. А сейчас нужно встать. Но сил нет.

Ей срочно нужна подпитка. Энергии вокруг нее полно. Так и клубиться черными, обволакивающими сгустками. Вот только было одно но… Вампиры чувствуют, когда с них тянут энергию. А ей хотелось, чтобы маневр остался незамеченным. Или… Решение приходит мгновенно. Эрих. Огромная гостиная была заполнена остаточными следами его энергии, она могла настроиться на него, потянуть силу на расстоянии, ведь однажды уже питалась им, а большего для такой, как она, и не нужно. И где бы он ни был, он почувствует, что она не спит. Поймет, что пытается восстановиться за его счет и сбежать. Он вернется. Это был шанс. Маленький. И призрачный. Не хочется думать, на чью сторону Эрих встанет.

Нашла небольшой сгусток и, вздохнув полной грудью, потянула на себя. С трудом сдержала улыбку, чувствуя, как чужая энергия проникает в каждую клеточку. Наполняя тело. Плюс надежда, что он поможет, придавала дополнительных сил. И уверенности. Оставалось продержаться. И потянуть время. Поэтому усмехается и говорит:

- Что, без адреналина ни как? Все так печально? – рядом испуганно ойкают девочки. И раздается рык. Гневный и яростный. На скулах вампира заиграли желваки, и угрожающе суживаются глаза.

– Ты не того злишь, дрянь… - он буквально шипел. – Я тебе не страдающий благородством Эрих. Пущу по кругу. И наслажусь воплями. А то, что останется – выкину собакам! Поняла?

Поняла. И прониклась угрозой. Но, все же, пытаясь говорить ровно, спросила:

– А если я буду хорошей девочкой, и …

Он не дал договорить, хищно усмехнулся:

- Захотелось поговорить? – пауза. И улыбка. Хищная. Не предвещающая ничего хорошего. – Или ждешь Эриха?

Ева всегда знала, что актриса с нее никудышная. Вот и сейчас. Она буквально чувствовала, как по ее лицу растекается растерянность. Как он понял?

- Эрих не придет! – улыбку на лице вмиг сменил хищный оскал. – Я отправил его далеко. И надолго. Мой любимый братец настолько погряз в своем желании спасти мир, что не видит дальше своего носа. Так что, дорогая моя, никто тебе не поможет.

Филипп разжал кисть, и с силой отшвырнул Еву от себя. Вслед понеслось злое:

– Будь хорошей девочкой и беги, пока я не передумал.

Девочки к тому времени уже размяли затекшие от длительного пребывания в связанном состоянии ноги и моментально вскочили, сгруппировались возле Евы, готовые прийти на помощь в любую минуту. Вета протянула руку, пытаясь помочь подняться.

Ева растеряно смотрит на свои упирающиеся в пол руки. Вот тебе и потянула время. Эрих не поможет. Надеяться нужно только на самих себя. Да, она сейчас не так слаба и сможет дать отпор нескольким вампирам. Но этого все равно недостаточно. С таким количеством упырей ей самой не справиться.

– Ева, пошли… – Вета тянет ее за руку, заставляя подняться.

Медленно поднимается, имитируя слабость. Филипп не должен догадаться. У нее должен быть хоть один козырь.

Словно на автопилоте, доходит до раскрытой настежь массивной входной двери. Девочки рядом. По обе стороны. А впереди темнота. Ночь. Ступает на порог. Порыв холодного ветра заставляет поежиться. Тонкий спортивный костюм и босые ноги явно не располагали к ночной осенней прогулке. Но разве у нее был выбор? Молча, не сговариваясь, они побежали вниз по тропинке. К озеру. Время пошло. Отсчет начался. И у них всего полчаса. Чтобы уйти подальше. И постараться выжить.



Ледяной, пронизывающий до костей ветер помогает собраться. Отбросить ненужные сомнения. И упрямо поджать губы. Плевать, что потом потрескаются. Она боялась этого чертового озера не меньше, чем самих вампиров.

– Вода холодная… – Мишель вздрогнула, глядя на простирающееся перед ногами огромное озеро.

– В прошлый раз на берегу была лодка, – задумчиво добавляет Вета. – Мы на ней и переплыли.

Ева качает головой. Лодок с этой стороны она точно никогда не видела. Хотя вампиры, находящиеся в особняке, были абсолютно сухими. Значит, на чем-то они озеро переплыли.

– Мы можем попытаться найти лодку, – голос звучит неуверенно.

Слишком уж фантастичным казалось само предположение. То, что лодка была, она не сомневалась. И, возможно, не одна. Но вот ждет ли их удача в поисках? Вряд ли вампиры оставили им такой шанс на благополучный побег.

– Или потеряем время. Остров большой, а мы не знаем, с какой стороны они пришвартовались. Да и оставили ли вообще лодку на берегу. У нас нет выхода. Нужно плыть.

Не тратя больше время на разговоры, Ева заходит в воду. Пальцы на ногах моментально пронизывает холод, впиваясь словно иголками. Упрямо сжимает пальцы в кулак и делает еще один шаг. Не оборачиваясь, говорит подругам:

- Снимите обувь, она будет мешать.

И, собравшись с духом, опускается в воду. Рядом раздаются два всплеска. И протяжное:

– Как же холодно!

Она знает. Это только начало. И помимо обморожения им еще угрожали водовороты. Про это она целенаправленно умолчала. В прошлый раз ей повезло. Надеялась, что повезет и в этот.

– Справимся! – постаралась не обращать внимания на то, как стучат зубы, пока говорит.

Кажется, вода была намного холоднее, чем в прошлый раз. Плюс еще и ветер. Дующий с материка. И соответственно уносящий их запах в сторону преследователей. Везет, как утопленникам.

Они молча поплыли. Ева пыталась не думать о том, что их ждало на противоположном берегу. Слишком живы были воспоминания о прошлом ее заплыве. О том, во что могут вылиться все угрозы Филиппа. Да и Эрих волшебным образом не появится. Помнила, насколько сложно было передвигаться на окоченевших ногах. Понимала, сколько боли предстоит вынести. А им еще и предстоит бежать.

Тряхнула головой, отгоняя панические мысли. Нельзя. Даже в мыслях нельзя допускать, что они не справятся. Нельзя сдаваться.

На мгновение остановилась. Всмотрелась в неясные очертания виднеющихся впереди деревьев. Прикинула расстояние. Больше половины. Еще плыть и плыть. А ноги и руки уже онемели и стали словно пудовые гири. Каждый следующий гребок давался сложнее предыдущего.

Рядом всхлипнула Вета.

– Я практически не чувствую ног… – тихий, неслышный шепот. С примесью слез. – И спать… так хочется спать!

От накатившего страха перехватывает дыхание. Ева разворачивается и подплывает к остановившейся и с трудом шевелящей руками подруге.

Хватается за Вету и одеревеневшей от холода рукой изо всех сил бьет наотмашь по лицу. Не помогло. Вета даже не вздрогнула.

– Прости... – звучит жестко. Сквозь зубы. По-другому нельзя. Нельзя расслабляться. И жалеть. На самом деле хочется выть и кричать. – Я сама не смогу тебя вытащить. Нужно плыть. Нужно шевелиться.

С ужасом видит, как у подруги закатываются и закрываются глаза. С трудом успела ее перехватить и не дать с головой уйти под воду.

– Я помогу! – Мишель закинула одну руку Веты себе на шею. И медленно поплыла вперед. Ева плыла рядом. Страхуя. И поддерживая. В полной тишине. Нарушаемой тяжелым, прерывистым дыханием. Если бы Эрих только знал, как она его в этот момент ненавидит. Если бы не он… Она бы готовилась к свадьбе, а девочки жили бы себе тихонько в своем городке. Он где-то там спокойно себе свой мир возвращает, а Ева теряет собственный.

В какой-то момент, прерывая внутренние терзания о загубленной жизни, послышался тихий, словно от весел, плеск воды. А за спиной вой. Собак.

– Черт!

– Началось?

– Началось!

– Лодка?

– Я слышу…

– Не вини себя…

Ева промолчала. Лишь ожесточеннее стала рассекать воду руками.

– Если бы все повторилось… Мы бы не бросили тебя.

Ева глухо рычит, слова вырываются сквозь стиснутые зубы. Злые и колючие.

– Не смей со мной прощаться! Еще ничего не закончилось!

– Они в лодке, Ева. И их много. – В голосе столько обреченности и смирения, что хочется орать. Матом. Чтобы не смела так думать. И сдаваться.

– А разве у нас есть выход? Мы справимся, Мишель. Чего бы нам это не стоило.

Дальше они плыли молча. Каждый думая о своем. И о том, что их ждало на берегу. Когда нога коснулась твердой земли, внутренне сжалась. Они доплыли. А сложности только начинались. Помогла Мишель вытащить бессознательную Вету на берег и обессилено рухнула на мокрый песок. Перевела дыхание. И попыталась встать. Сначала на колени. Тяжело. Отмороженные ноги практически не слушались. Уперлась обеими руками в песок.

– Ева! Сзади! – отчаянный вопль Мишель.

А повернуться сил нет. Боковым зрением различает черную тень, метнувшуюся в сторону подруги. Взмах руки. Сдавленный крик и шум падающего в нескольких метрах тела. Собственный вопль ужаса застревает в горле и вырывается хрипом боли, когда ее тело с силой впечатывают в землю. Выбивая весь воздух из легких.

– В прошлый раз нам помешали… - хриплый от вожделения голос звучит совсем рядом, горячее учащенное дыхание опаляет кожу на лице. – Сладкая…

Треск мокрой рвущейся ткани заглушается собственным воплем. Острый, холодный метал прикасается к обнаженной коже на спине. Легкое надавливание – и тело пронзает острая боль, а воздух наполняется едким запахом крови.

Шум резко втягиваемого воздуха, и треск рвущейся ткани спортивных брюк. И опускающийся все ниже кинжал, выводящий кровавые узоры по ходу соприкосновения метала с кожей. Крик. Собственный. Надрывный. И шепот. Безумный. Возле самого уха:

– Кричи сладкая… Кричи!

Неожиданно резко Филипп замолкает, отстраняется, и совсем рядом с ними Ева слышит тяжелую поступь и низкое, угрожающее рычание.

- Фараон! – из груди вампира раздается предупреждающий рык – Убью!

В ответ зверь лишь сильнее скалится и пригибается к земле. Прыжок. И вампира буквально срывает с места. Освобожденная от веса чужого тела, Ева пытается подняться. Не получается. Слишком много времени провела она в холодной воде. И хоть страх и ужас отодвигают боль на задний план, одеревеневшие ноги не слушаются. Поползла на четвереньках. К Мишель. И Вете. Вторая была все еще без сознания, а вот Мишель… Она лежала на песке в странной позе, ноги и руки раскинуты в разные стороны. Словно поломанная тряпичная кукла. Ева всхлипнула и со страхом протянула руку к сонной артерии девушки. Пульс бился. Слабо и прерывисто. Облегченно выдохнула. Живая.

Вот только что это им давало? Ева обреченно смотрела на подруг и с трудом сдерживала сдавливающие спазмом горло слезы. Вот и закончился их побег, так и не начавшись. Сколько минут понадобиться сильному вампиру, чтобы одолеть, пусть и огромную, но всего лишь собаку?

Обессилено облокотилась о ствол дерева, в которое влетела Мишель, когда ее оттолкнул Филипп. В нескольких метрах от нее разгоралась драка между вампиром и Фараоном. Быстрый и гибкий, словно кот, Филипп с видимой легкостью избегал ударов массивных лап огромного монстра.

Рядом застонала Мишель, и она отвлеклась от схватки.

– Нужно уходить… - прошептала тихо, еле слышно, практически одними губами, только для Мишель. Яростный рык заставил вздрогнуть.

- Не так быстро, дорогая!

Филипп делает резкий выпад в сторону Фараона, и полный боли вой сотряс воздух, а следом за этим к ногам вампира падает, поскуливая, мохнатое тело.

– Я предупреждал! – странно, но в голосе сквозят нотки сожаления.

Одновременно с разных сторон донесся собачий вой, и двинувшийся было в сторону Евы вампир на мгновение застыл. Глаза гневно сузились, рот оскалился, обнажая острые клыки.

– Опять! – сколько злости было в его крике. Ева инстинктивно вжалась в дерево, не понимая, что происходит. А Филипп, больше не обращая на нее внимания, развернулся спиной, встал в боевую стойку, и только сейчас Ева заметила зажатый в его правой руке клинок, с которого стекали капли крови.

И только потом, когда взгляд поднялся выше, увидела того, кто отвлек Филиппа.

Эрих. Кажется, или она облегченно выдохнула, а на губах растянулась слабая, вымученная улыбка.

– Филипп! – даже ей стало страшно от угрозы звенящей в его голосе.

Они бросились друг на друга, словно два коршуна. Не отрывая глаз от кружащих в жестоком поединке братьев, Ева приподняла Мишель.

– Попробуй подняться! – говорит тихо, хотя можно было не бояться. Вряд ли сейчас хоть кто-то обращает на них внимание. – А я постараюсь привести в сознание Вету.

Отползла на четвереньках в сторону подруги. Состояние Веты беспокоило, не могла понять, почему та так долго не приходит в себя. Осторожно похлопала по щекам. Ей бы сейчас нашатырный спирт, или еще что покрепче.

Громкий треск отвлекает от Веты. Боковым зрением отмечает, как отлетает и врезается в толстое дерево отброшенный Эрихом Филипп. Словно в замедленной съемке видит, как Эрих бросается следом, и его руки сжимаются на горле у брата.

– И что… – Филипп хрипит, ему явно не хватает воздуха. – Убьешь… Из-за девки…

– Я просил.. – звериный рык, от которого по коже моментально разлетается озноб. – Не трогать. Предупреждал!

Его руки сильнее сжимаются на шее брата, и Ева отчетливо слышит хруст позвонков. Филипп хрипит и пытается левой рукой разжать пальцы брата, а вторая в этот момент втискивается в пространство между их телами. В темноте ночи блеснула холодная сталь.

– Эрих! – она никогда так в жизни не кричала. И никогда так не боялась. За другое существо. Ощущение звериного страха за его жизнь пришло так неожиданно, что на мгновение растерялась. Громкий хруст шейных позвонков и тихий стон вывели из мимолетного ступора. Пальцы Эриха разжались, и оба вампира рухнули на землю.

– Эрих? – позвала. Сначала тихо. Затем громче. Подползла к заваленному на бок телу и, стараясь не смотреть на лежащего рядом Филиппа, перевернула Эриха на спину. Из его груди в районе сердца торчал тот самый клинок, которым можно было убить вампира. Протянула дрожащую руку к его шее, нашла сонную артерию. И… ничего не нащупала. Рука безвольно опустилась.

– Ева… – к ней подползла Мишель и дотронулась до ее руки. – Нужно уходить. В лесу еще полно упырей.

Отрешенно замотала головой.

– Он не мог…

– Ева, ты чего?

А она и сама не понимала, что с ней происходит. Ей бы радоваться, что избавилась от мучителей. От обоих сразу. Что кошмар, в котором находилась последние дни, наконец-то заканчивался. А она не могла. Что-то словно щелкнуло, перевернулось в душе. Протянула руку к кинжалу и резко выдернула. Кровь потоком хлынула из раскрывшейся раны. Повернулась к Мишель и крикнула:

– Раздевайся! Мне нужна ткань!

– Ева! Что ты делаешь?

– Я не дам ему умереть!

– Ты сошла с ума! – но спорить не стала. Стянула с себя кофту и протянула Еве.

– Зажми рану!

А сама взяла кинжал и полоснула себя по запястью. С трудом сдержала крик. Боль была невероятной. Покрепче сцепила зубы и поднесла руку к его рту. Кровь тонкой струйкой потекла по его губам, попадая в приоткрытый рот.

– Ну же… давай!

Ничего не происходило. Минута. Две. Сделала еще один надрез.

– Ева, нужно уходить.

А она не реагировала. Сгорбилась и пыталась напоить кровью бездыханное тело.

– Поздно. Ева, ты ему уже не поможешь. А нам нужно спасаться. Вету спасать.

Имя подруги подействовало отрезвляюще. Мишель права. Эриху она уже не поможет.

Нужно думать про тех, кто действительно ей дорог. С трудом встала. Оперлась рукой об дерево и на секунду зажмурилась. Отбросила все ненужные мысли, открыла глаза и, пошатываясь, не оглядываясь назад, пошла в сторону подруги.

Как это поздно?!?!?!
Ирина спасибочки за продочку, но давайте там помагичте пжлста, чтобы с Эрихом все было ок)
___________________________________

Нина привет.
Он к живучему виду относится

Спасибо

Спасибо за продолжение!
_________________

Спасибо... еще...хочу

innapavlova, Yarilla спасибо

Спасибо большое за главы
Ну я за Эриха не переживаю, если главный герой помрёт будет неинтересно
Любопытна роль Алекса, он не просто так дал Еве сбежать в детстве, тут был какой-то свой план, плюс, он поддерживал с ней связь и вообще в этой истории главным подопытным кроликом является именно она, и у меня сомнения такая уж на безвредная для вампиров.
___________________________________

Ева привет







скоро все узнаем

спасибо

 » Глава 16

Глава 16

Как же чертовски холодно. И ноги больше не держат. Ева упирается спиной в покрытый мхом ствол сосны. Устало закрывает глаза. Грудь тяжело вздымается. Обхватывает себя руками и пытается хоть немного растереть онемевшее тело. Хоть немного согреться. В паре шагов от Евы лежит так и не пришедшая в себя Вета. Мишель сидит рядышком, на холодной земле, уткнувшись лбом в согнутые колени.
- Этот лес никогда не закончится…
Ева не отвечает. Так и стоит, прислонившись к дереву. До одури хочется согнуть колени и опуститься вниз. По стволу. На землю. Из последних сил держится. Знает, что если сейчас сядет, то больше не встанет. Они уже столько прошли, а конца и края этому проклятому лесу все нет.
Как же тяжело. Мало того, что сами обмороженные, мокрые, приходилось, обхватив под руки, нести Вету. Казалось, еще один шаг – и она упадет. Что держится только на упрямстве. Если до этого по венам летел страх, сметая все преграды на пути , то сейчас… Пришло равнодушие. Пугающее до чертиков оцепенение. Словно замерзло не только тело, но и та часть разума, что отвечала за чувства. Апатия расслабляла тело. И подгибала ноги. Не давая двигаться вперед. И лишь огромная сила воли заставляла делать очередной шаг. А она не имела права сдаваться. Было бы обидно после пережитого банально замерзнуть в лесу. Ведь все самое страшное осталось позади.
Тогда была решимость. Драться до конца. С каждым посмевшим встать на пути упырем. Тогда жалела, что когда поднималась, выронила из ослабевших пальцев кинжал. Он бы им помог. Такая опасная игрушка. Но сил оборачиваться и возвращаться назад не было. А потом поняла, что он им не понадобиться. Помогли собаки. Снова.
Когда только уходили от озера, слышала вой собак и нечеловеческие вопли. Охота таки состоялась, вот только роли поменялись. Чуть позже они случайно наткнулись на тело, растерзанное в клочья. До неузнаваемости. И догадка подтвердилась. Собаки вылавливали вампиров и уничтожали. Она помнит, как не так давно Эрих отдал Фараону холодный приказ: «Охранять!». Никогда не думала, что однажды этот наводящий ужас монстр спасет ее жизнь. Ценною собственной.

Грудь резко сжимает от подкатывающих к глазам слез. До боли щипает себя за руку и сглатывает ставший в горле комок.
- Нам нужно идти.
Решительно отодвигается от дерева. Не время сейчас думать о тех, кто остался позади. У нее еще будет такая возможность. Разобраться. Во всем. Особенно с собственной реакцией на произошедшее.
Они с Мишель молча поднимают Вету, закидывают ее руки каждая себе на плечи и медленно продолжают идти вперед. Нашли тропинку и старались ее придерживаться. Куда бы она не вела, она должна была вывести их к людям. Да и ночь скоро закончится. Небо уже серело, лес заполнялся предрассветным туманом и редким пением птиц. По восходящему солнцу смогут хотя бы сориентироваться на местности.
Спустя четверть часа Мишель останавливается и радостно восклицает:
- Я знаю, где мы! – и тут же сбивчиво начинает объяснять. – Мы с Ветой любим днем прогуляться по лесу. Она делает разные поделки из шишек, веток и ягод. И хочешь, не хочешь, а в лес приходиться углубляться. Видишь ту корягу?
Мишель указывает на поваленное неподалеку дерево, заросшее лишайником.
- Мы часто останавливаемся возле нее и стараемся дальше не заходить. Она нам как своеобразный ориентир. Мы выберемся, Ева! Выберемся. Я знаю дорогу!
Ева так устала, что не было сил открыто радоваться. Молча кивнула. Все складывалась намного лучше, чем изначально могла предполагать. Она боялась поверить в такую удачу и тем более спугнуть. Даже думать не хотелось, в каком виде они выберутся на трассу. Мокрые. Ева в одном нижнем белье. Да и Мишель без кофты. Плюс бесчувственное тело Веты. Зрелище еще то. А так дом девочек находился сразу возле леса, они могли незамеченными проникнуть в здание, не привлекая внимания людей. Потом уже Ева собиралась забрать подруг с собой в Чикаго: ни к чему им оставаться поблизости с бывшим логовом вампиров.

Хоть до дома, со слов Мишель, было не так далеко, добрались до него только к полудню.

Ева стоит возле огромного, выходящего в строну леса панорамного окна. На улице темнеет. Вид покрытых мхом деревьев, среди которых медленно расползается чернота наступающей ночи, вызывает стойкий приступ страха и озноба. Обхватывает себя руками и, не мигая, смотрит перед собой. Неужели все… Закончилось. От раздавшегося со стороны леса воя буквально подпрыгнула на месте. Так близко. Сердце сжалось и застучало словно сумасшедшее. Резко задернула гардины, загораживаясь от того, что находилось за окнами. Больше она в лес ни ногой. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Отворачивается от окна. Взгляд скользит по гостиной и замирает на пульсирующем зеленым огоньком охранном устройстве. Мишель смогла его починить. Иначе… Они бы не рискнули оставаться здесь на ночь. Пришлось бы везти обессиленную Вету в Чикаго.
Да и они сами вряд ли бы с легкостью преодолели такое расстояние.
По лестнице спускается Мишель. В руках два теплых пледа. Два бокала и бутылка коньяка.
- Вету я уложила. Можем и мы согреться.
Ева молча кивает. Хоть она уже приняла горячую ванну и надела теплые вещи, по-прежнему знобило. Опускается в мягкое кресло. Рядом столик. И кресло, в которое садится Мишель. Напротив – камин с ярко горящим пламенем. Кутается в теплый кашемировый плед. Молча берет протянутый бокал и неспешно делает глоток. Пробует на вкус обжигающий напиток. Искусственное тепло медленно растекается по организму, формируя устойчивое желание напиться. До чертиков. И потери сознания.
Чтобы не думать. Чтобы забыть. И забыться. Вычеркнуть из памяти. И сделать вид, что ничего не произошло. Она всегда так жила. Всегда принимала подобные решения. Подавляя плохие события, переводя их в разряд несуществующих. Словно все было не с ней. С кем-то другим. И лишь иногда воспоминания пробивались из установленных разумом рамок. Так будет и с этой историей. Она забудет. Попытается забыть.
- Ты знаешь, а ведь он собирался нас отпустить. – Голос Мишель звенит в окружающей их тишине. Разбавляет треск огня. И отзывается дрожью в теле. На языке застревают слова: я не хочу об этом говорить. Вместо этого выдыхает:
- Мне так не показалось.
Мишель качает головой.
- Он сам сказал. Что отпустит. И тебя тоже. Когда станет безопасно.
Отпустит. Как же. Она помнит его категоричное «нет!». Может, девочек он бы и отпустил, а вот ее…
Залпом выпивает оставшийся в бокале коньяк и зло отвечает:
- Врал! – и после небольшой паузы добавляет: - Налей еще!
- Я все-таки думаю, ты не права. Он не такой уж и плохой… - Мишель запинается и добавляет: - Был. И вообще, что произошло? Что это было?
Ева не мигая смотрит, как расплескивается по стеклянной поверхности янтарная жидкость. Она сегодня однозначно напьется. Делает большой глоток и зажмуривается. Крепкий коньяк. Хороший.
Нет сил говорить. Нет сил отвечать. Вспоминать. Да и не хочется. Вот только Мишель явно не разделяет ее желание. Она хочет знать. Почему попала в такую передрягу. Почему подвергла свою жизнь опасности. И она имеет на это право.
Откидывается на спинку кресла, кутается плотнее в плед, словно он может защитить ее от неприятных воспоминаний. Взгляд останавливается на играющем пламени в камине. Замирает. Смотрит и не видит. Мысли возвращались к недавним событиям.
- Все началось с помолвки…
Мишель внимательно слушала, но когда речь зашла о звонке, перебила.
- Тебе звонила не Вета.
- Это была Вета!
Мишель отрицательно качает головой.
- Мы тогда лежали в подвале соседнего дома. Они напали так неожиданно. Уже стемнело. Мы возвращались после работы. Очнулись связанными. С ними была женщина. Она тебе и звонила.
Ева оторопело смотрит на подругу.
- Я не могла не узнать голос Веты!
Мишель пожимает плечами.
- Это факт. А потом она пришла сама. Развязала нас. Сказала, что тебя держат в плену у вампиров. И даже сказала, где тебя искать.
Ева удивленно смотрит на Мишель. Вспоминает, как та дала ей возможность убежать. А сейчас еще и это. Хотя многое становилось понятным. И то, как девочки смогли ее найти. И наличие лодки на берегу.
- Мы сразу поехали к Алексу.
А вот это уже было интересно. Ева знала, что несостоявшийся жених отказался ее спасать, вот только подробностей у нее не было.
- Он был пьян. Еле стоял на ногах. – Мишель смутилась и с сожалением посмотрела на подругу. – Прости, что рассказываю, но ты должна знать. Он так кричал. Так обзывал тебя. Говорил, что ты вампирская подстилка, что задумала со своим любовником его уничтожить, что все время ты его использовала, чтобы подобраться поближе к лаборатории. Он нас выгнал, сказал, что тебе и так хорошо.
- Даже так! – Ева зло поджимает губы. - В то время, как упырь меня…
Ева запинается. Не хотелось вскрывать подобные раны даже перед подругой. Она раздраженно хмыкает.
- По крайней мере, понятно, почему он от меня отказался.
Это ж надо. Она любовница Эриха. И сама придумала похищение. Не ожидала она от Алекса подобной низости. Так о ней подумать. Не имея фактов. Бросить на произвол, лишь из-за того, что ему что-то показалось.
- Ты знаешь… - Мишель задумчиво смотрит на Еву, взвешивая и решая, говорить о собственном выводе или нет. Но все же добавляет: – В лесу, когда Эрих бросился тебя защищать, и то, как ты кричала. Я подумала, что Алекс был прав.
- Что? – Ева буквально вскакивает с места. – Да ты… да если б ты знала…
От возмущения глотает слова.
- Да он…
Ева обессилено опускается обратно в кресло. Залпом допивает оставшийся в бокале коньяк. И прячет лицо в ладони.
Обидно. До одури. Она столько пережила, а ей не верят даже собственные подруги.
- Прости… - Мишель протягивает руку и осторожно прикасается к Еве. – Просто, когда ты пыталась его спасти… Я никогда не видела, чтобы ты так за кем-то убивалась. Я подумала, что ты…
Ева резко отнимает руки от лица, и зло шипит:
- Хватит! – пошатываясь, поднимается. Алкоголь на голодный желудок давал о себе знать. - Я не хочу об этом говорить. Больше никогда…
Отбрасывает плед и, спотыкаясь через шаг, идет в сторону лестницы, и уже возле нее, не оборачиваясь, бросает:
- Тебе показалось.
С трудом добирается до комнаты. Не раздеваясь, забирается под одеяло. И скручивается калачиком. Пытается заснуть. Безрезультатно. Алкоголь расслабил тело, а вот на разум не подействовал. Со стоном перевернулась на спину. И уставилась в потолок. В голове звучат слова Мишель. Коварно. И настойчиво. И как не пытается их отогнать, заполнить разум другими, более светлыми мыслями – не получается.
Ей не нравятся ее слова. Не нравятся выводы, которые сделала подруга. Они задевают. И вызывают возмущение. Да как она могла подумать. Такое. Что она влюбилась. И в кого?
В чертового вампира. Упыря. Да, она бросилась его спасать. Да, сделала глупость. Но тогда она была под действием стресса, не соображала, что делает. Но как можно подумать такое…
Переворачивается на бок и напряженно сопит. Мишель не права. Не права. И вообще. Она не хочет об этом думать. Не хочет. И не будет. Она заснет, а утром и не вспомнит о неприятном инциденте. Закрыла глаза. И принялась считать баранов.
А сон не шел. Полежав в кровати около часа, тяжело вздохнула и спустилась вниз в гостиную. Мишель уже не было.
Огнь в камине догорал. Но даже его слабых бликов хватало, чтобы немного освещать гостиную. Опустилась в кресло. Укуталась в теплый плед. И протянула руку к полупустой бутылке коньяка. Не стала заморачиваться с бокалами, отпила прямо с бутылки.
Один глоток. Другой. Поморщилась. Завтра ей явно будет плохо. Тряхнула головой и сделала еще один. Плевать.
Она хотела напиться. Хотела заглушить все мысли. И чувства. А завтра – будет завтра. Новый день. Новая жизнь. И она вернется в Чикаго. Не к Алексу. К этому предателю она не вернется. И работу придется сменить. Но ничего. Она справится. И девочки будут рядом.

Легкое прикасание к плечу и тихий голос Мишель.
- Ева, просыпайся.
Медленно открывает глаза и стонет от пронзившей виски головной боли.
- Пьяница! – веселое поддразнивание Мишель заставляет раздраженно поморщится.
Она так и заснула в кресле. Молодец. Теперь, помимо головной боли, ей еще светит и боль в затекшем от неудобной позы теле.
- Сделай кофе. Будь другом! – сама не узнает свой голос. Севший и осипший.
Мишель хмыкает.
- Уже. Возьмешь сама на кухне. А я к Вете.
- Она пришла в себя?
Мишель кивает.
- Она еще слаба. Ей нужно подпитка. Хотя, думаю, мы сможем сегодня уехать.
Ева соглашается. Это хорошо. Уехать. Подальше от этого проклятого места. И хорошо, что с Ветой все в порядке. Организм у энергетических выносливый, однако черта невозврата есть у всех. Даже у вампиров.
Вздрагивает от всплывшей в голове ассоциации и быстро гонит от себя эту мысль. Не дает ей укрепиться. И пройти осознание.
Медленно идет на кухню и берет приготовленную чашку кофе. Вдыхает любимый аромат. И улыбается. Спасибо тебе, Мишель.
Сидеть в доме не хочется. Сквозь распахнутые портьеры в окна льется солнечный свет. Распахивает настежь дверь и с зажатой в руках чашкой кофе опускается на верхнюю ступеньку. Делает первый глоток и зажмуривается от удовольствия.
Так бы и сидела. Вечно. Любимый напиток. И пригревающие лучики осеннего солнца.
Вздыхает и открывает глаза. Вечного ничего не бывает. Еще какое-то время посидев на крыльце, поднимается, поворачивается к дому и замирает от странного ощущения жжения между лопаток. Резко оборачивается, и с трудом хватает ртом воздух. В лесу, среди просветов стволов высоких сосен, клубилась знакомая ей черная тьма.

 » Глава 17

Глава 17.
Из оцепенения, охватившего тело, вырывает собачий вой. Эхом разливающийся по верхушкам сосен многоголосием протяжных звуков.

Ева вздрагивает и делает осторожный шаг. Назад. Не отрывая пытливого взгляда от деревьев. И замерших словно в ожидании сгустков темной энергии. Становится тихо. Слишком тихо. Пронзительно. До зубного скрежета. Природа вокруг нее словно застывает. В миг. Лишаясь звуков. Словно перед наступающей бурей.
Ева стоит на крыльце. Практически возле самой двери, хватаясь правой рукой за дверной косяк. Чтобы опереться. И не упасть. Она больше не шевелится. Замирает вместе с воцарившейся вокруг дома тишиной. И настойчиво прислушивается. Где-то на задворках разума безуспешно бьется, скатываясь в молчаливую истерику, мысль, что нужно разворачиваться и бежать. Спрятаться за дверью и включить сигнализацию.
Ева упорно игнорирует. То ли голос покинувшего ее рассудка. То ли интуицию. Наоборот, тело непроизвольно наклоняется в сторону леса. Словно со стороны слышит свой севший, еле различимый голос:
- Эрих?! – не вопрос, не утверждение. Констатация. Невероятного, но факта.
– Вот же живучий, зараза! – а это уже не она.

Резкий рывок к двери, и Ева падает на пятую точку в гостиной. Оторопело наблюдает, как Мишель проворачивает ключ в замке, как ее пальцы быстро пробежались по кнопкам сигнализации, погружая дом в невидимое для человеческих глаз защитное поле.
И лишь после того, как сигнализация замигала зелеными огоньками, Мишель облокотилась об дверь и выдохнула:
- Пронесло! – и буквально сразу нахмурилась. – Ты чего улыбаешься, как полоумная? И вообще, чего ты там застыла? Хотела, чтобы он обратно тебя в лес уволок?
Ева отмахивается от возмущения подруги и поднимается с пола. Взгляд скользит мимо девушки и застывает на поверхности расположенного возле двери во весь рост зеркала.
Замирает на собственном отражении. На глазах, неестественно ярко-зеленных, отливающих лихорадочным блеском. На губах, растянутых в полуулыбке. Надо же, а ей казалось, что она испугалась. Никогда бы не подумала, что у нее может быть подобная реакция на шок.
Улыбка опадает с лица, стоит услышать слова подруги. С язвительным оттенком:
- Ты таки втюрилась.
Мишель хмыкнула и снова потянулась к сигнализации. Ева оторопело наблюдала за подругой.
- Ты что делаешь? – голос шипит от возмущения. Внутри поднимается негодование. На нелогичность выводов и действия некоторых.
- А чего? – Мишель пожимает плечами. – Благодаря некоторым вампир не только остался жив, он еще и может находиться на солнце. И, по-видимому, уходить никуда не собирается. А так как в долгой осаде я сидеть не собираюсь, мы с ним поговорим и выясним, что он от нас хочет.
Ева схватила подругу за руку.
- Ты сошла с ума! Понятно же, чего он хочет.
- Ну, от меня он этого не хочет. – Мишель хмыкнула и смерила Еву ироничным взглядом. – А ты, по-видимому, и сама не будешь против.
- Мишель! – голос сорвался на пару октав вверх. – Не смей!
Слушаться ее явно никто не собирался. Мишель распахнула дверь и сбежала вниз по ступенькам, направляясь прямиком в лес. Туда, где была сконцентрирована темная энергия.
Скрипя зубами, Ева неохотно поплелась следом. Не против она будет. Как же. Ее возмущало поведение Мишель. Никогда не думала, что она может быть такой легкомысленной. И такой легковерной. Вот утащит ее сейчас вампир в свое логово. Вот тогда и посмотрим.
Ева с размаху налетела на резко остановившуюся девушку. С языка слетело громкое ругательство:
- Вот черт!
На самом краю леса, на подстилке из опавшей хвои, облокотившись об ствол сосны, полулежал Эрих. Выглядел он паршиво: лицо бледное, осунувшееся, рубашка разодрана в клочья. На груди зияла огромная рваная рана, которая уже хоть и не кровоточила, но выглядела зловеще.
Никогда не думала, что ей так сложно будет смотреть на него в таком состоянии. А ведь сколько раз сама мечтала его убить. С трудом подавила порыв опуститься на землю и проверить пульс. Сглотнула ставший в горле ком и отвернулась.
- Ну, в таком состоянии он точно тебе ничего не сделает, - философски подвела итог Мишель. Кивнув в сторону вампира, спросила: - Что делать будем?
Ева бросила короткий взгляд в его строну и снова отвела глаза. Она злилась. На себя. Что так странно и неправильно реагирует. На него. Чего он сюда явился? Зачем вообще появился в ее жизни? У нее все так было слаженно. Выстроено. Ее ждало замужество. Ровное. И безэмоциональное. Без всевозможных потерь и потрясений. Этот же паразит вторгся в ее судьбу и нарушил так лелеемое ею равнодушие. Ко всем. И вся.
Ева раздраженно говорит. Быстро. Не запинаясь. Словно боясь передумать.
- Бежать. И как можно быстрее. Пока не очухался. Ты выводишь Вету, а я завожу машину.
Мишель тихонько хихикнула.
- Тогда иди за лопатой.
- Зачем?
- Как зачем! – Мишель наигранно округлила глаза, словно удивляясь чему-то очевидному лишь ей одной. – Труп прикопаем.
- Какой труп?- Ева осмотрелась по сторонам. Но так никого и не увидела. Похоже, от постоянного стресса она начала плохо соображать.
- Этот! – Мишель ткнула пальцем в сторону Эриха. – Его же соседские собаки в раз растерзают. А так мы гуманно поступим. Прикопаем, а если очухается, выберется.
Воображение моментально воплотило слова Мишель в жизни, но вместо того, чтобы улыбнуться шутке, Ева нахмурилась.
Мишель улыбнулась и развела руками.
- Вот так вот, – враз став серьезной, присела на корточки рядом с Эрихом. – Ладно, давай перенесем твоего мужика в дом.
Ева в ответ зашипела:
- Это не мой мужик.
- Конечно, конечно, – примирительно согласилась подруга. – Помоги мне лучше.

В камине догорал огонь. Ева тихонечко встала, потянулась и прошлась по комнате. Подбросила пару палений, и вернулась на свое прежнее место. Они расположили Эриха в гостиной на диване. Может, ему и было неудобно, но они и так с трудом занесли его в дом. Мишель уже на всякий случай обработала рану антисептиком и нанесла тугую повязку.

Кто знает физиологию вампиров? Что им помогает? Ева, конечно, учила. В детстве. Но не как помочь, а как навредить. Надеялась, что отдых и покой сделают свое дело. Ведь способность к быстрой регенерации была общей для их рас.
Старалась не думать, зачем она так поступает. Зачем лечит. Ведь могли уехать. В доме бы его точно никто не тронул. Но Мишель заартачилась. Сказала, что Вета еще слишком слаба. Да и к чему торопиться. Все равно в Чикаго их никто не ждет. А главный преследователь лежит у них без сознания на диване.
Ева протянула руку и осторожно коснулась кончиками пальцев его лица. Бледного и расслабленного. Жар спал. Не удержалась и провела пальцами по щеке. Несмело. Словно боясь, что ее могут застать за этим занятием. Кожа была гладкой. И приятной на ощупь. Резко одернула руку и прикусила губу. Не могла поверить, что ей было приятно к нему прикасаться. Что нет ненависти и отвращения. Наоборот. Внутри словно что-то переворачивалось. От одного тактильного контакта. Ева пораженно уставилась на лежащего рядом с ней мужчину. И когда она успела так попасть?
Раздраженно тряхнула головой и отогнала глупые мысли. Нет. Нет. И еще раз нет. Все это неправда. Глупое наваждение. Оно пройдет. Обязательно. Главное – уехать. Подальше. Ведь она не могла же… Она же не способна. За столько лет. Ни разу. Ни в кого. Даже в Алекса, а ведь он всегда был для нее идеалом мужчины.
Ева нахмурилась. Сравнивая обоих мужчин. Их поступки. Поведение.
Раздраженно фыркнула. Боже, чем она занимается. Идиотка. Лучше бы подумала, что будет делать дальше. Но думать не хотелось. Ева знала наверняка лишь одно: она уедет. И больше никогда сюда не вернется.

Проснулась Ева от витающего в воздухе терпкого запаха кофе и приглушенных голосов, доносящихся с кухни.
- Рана практически затянулась. Но лучше все равно еще раз обработать.
- Спасибо! И за вещи тоже.
- Не меня благодари. Только из-за тебя бы и пальцем не пошевелила.
- Понимаю.
Остатки сна резко испаряются. Моментально открывает глаза и резко садится. На диване, возле которого уснула, и на котором почему-то оказалась лежащей и укрытой пледом. Понимание, с кем разговаривает Мишель на кухне, догоняет временным оцепенением и потерей речи. Одно дело, когда твой мучитель без сознания, и можно быть смелой и бесстрашной, а другое – когда он уже пришел в себя. А она не знает, как к этому относиться. Как себя с ним вести. Никогда не была трусихой, но сейчас чувствовала, как от необъяснимого страха начинают трястись руки и подгибаться коленки.
На плохо слушающихся ногах доходит до кухни и застывает в дверном проеме.
Эрих сидит на высоком стуле посреди комнаты. Спиной к ней. Без рубашки. Рядом – Мишель. Перебинтовывает рану.
Старалась двигаться бесшумно, но судя по тому, как напряглись мышцы на спине вампира, ее присутствие заметили.
- Проснулась? – не отвлекаясь от своего занятия, Мишель кивнула в сторону кофеварки. – Кофе готово. Можешь разливать по чашкам.
Что ж. Гостеприимство – значит, гостеприимство. По крайней мере, руки будут заняты. Может, будет не так неловко себя чувствовать.
Ева медленно развернулась и на пару секунд застыла возле шкафчика с чашками. Сколько брать? Три? Или четыре? Насколько помнила, кофе Эрих пил, а вот хочет ли сейчас, решила не спрашивать. Потянулась за четырьмя чашками и недовольно уставилась на дрожащие руки. Вот черт. Для полного счастья не хватало, чтобы он увидел, как ее трясет.
Зажмурилась, набрала полную грудь воздуха и мысленно приказала себе успокоиться. В конце концов, у нее были объективные причины так остро на него реагировать. Да и трясущиеся руки можно было списать на пережитый стресс, а не на то, что ночью себе напридумывала. Просто ей неловко. И она не знает, как себя с ним вести. Вот и все. Хмыкнув себе под нос, Ева отнесла чашки к столу и принялась разливать черную жидкость. Зло уставившись на собственные предательски дрожащие пальцы.
- Отнесу кофе Вете. - Мишель пресекает готовое вырваться замечание. – Сама. А ты помоги нашему гостю.
Зло смотрит в спину удаляющейся подруги, и лишь когда ее спина скрывается из вида, неохотно переводит взгляд на сидящего напротив мужчину, который уже успел надеть новую черную рубашку. Скептично прищурилась. Надо же, Мишель уже и в магазин успела сбегать. Какая услужливость.
Еву откровенно злила подобная неуместная забота. С чего вдруг такое вампиролюбие? Что-то она не припомнит подобных проявлений альтруизма в прошлом. Да и вообще. Все это нелепо.
Ева обхватила чашку ладонями и уткнулась в нее взглядом. Молчание за столом затягивалось. И оно тяготило. Украдкой, из-под полуопущенных ресниц, бросила беглый взгляд на Эриха, и тут же моментально вернулась к созерцанию содержимого чашки. Он смотрел на нее в упор, взглядом, от которого внутри все переворачивалось и сильнее начинали трястись руки.
Черт. Раздраженно поджала губы. Ей это определенно не нравилось. Не нравилось, как она реагирует. Неправильно реагирует.
- Нам нужно поговорить. – Его голос звучит тихо. И приглушенно. Ровно. Практически бесстрастно.
Ева, так и не поднимая взгляда, отрицательно машет головой и цедит сквозь зубы:
- Не о чем!
Боковым зрением отмечает, как он поднимается, и отходит. Замирает возле широкого панорамного окна. Ева видит сжатые в кулаки руки, натянутое от напряжения, словно струна, тело. И нет тебе ни привычной расслабленности, ни надменности в позе. Наоборот, казалось, что ему так же неудобно и некомфортно, как и ей.
- Я хотел извиниться.
Иронично фыркает. Честно, не ожидала подобное услышать. Неужели ее похититель раскаивается в содеянном? Звучит маловероятно. Все-таки поворачивает голову в его сторону и, не скрывая насмешливого тона, спрашивает:
- За все вместе или за отдельно взятый случай?
Видит, как он хмурится, и привычная глубокая складка залегает между бровей. Разговор явно не клеился. Или шел не так, как некоторые планировали. Не испытывая ни малейшего по этому поводу сожаления, добавила:
- Будем считать, что извинения я приняла, и на этом предлагаю завершить наше неудачное знакомство.
Махнула рукой, указывая на входную дверь, и пожелала убираться к черту. Отметила, как на скулах ее собеседника заходили желваки. Ева была уверенна, что раньше подобным образом его не посылали, а если и посылали, явно потом об этом жалели. Уж она-то видела, на что он способен в ярости, а потому, как потемнели его и так не светлые глаза и заклубилась погустевшая тьма, он был недалек от этого состояния.

К его чести, вампир сдержался. И лишь слегка вибрирующий голос выдавал с трудом сдерживаемый гнев.
- Я понимаю, что наше знакомство произошло несколько не правильно.
Ева фыркнула.
- Мягко сказать.
И не заметила, как он успел так быстро переместиться, и уже вместо окна сидит рядом с ней, перехватывая ее дрожащие руки и заключая в свои ладони. Вздрагивает, словно ее током ударило. Трепет в руках разливается мурашками по коже. От подобной близости сбивается и замирает дыхание.
- Я был … не прав.
Она слышит, как он шумно выдыхает. Как запинается. На каждом слове. Словно они жгут. Подобно каленому железу. Подвергая медленной и мучительной пытке.
- Мишель сказала… что вы уезжаете…

Его правая рука скользит вверх и замирает на ее подбородке, заставляя чуть приподнять голову верх. Чтобы заставить словить взглядом взгляд. Проникающий в душу. До самого дна. Переворачивающий и выворачивающий ее наизнанку. Взгляд, в котором отражалась вся гамма невысказанных эмоций, уверенно скрываемая за панцирем холодности и равнодушия. Взгляд, в котором видит отражение собственных переживаний.
Все же не выдерживает. Разрывает зрительный контакт и закрывает глаза. На мгновение показалось, что она растворяется, тонет в этом калейдоскопе противоречивых эмоций. Когда не видишь, воспринимаешь все по-другому. Хотя легче дышать не становится. Удерживающая ее руки ладонь напрягается, до боли сдавливая кисти рук. Пространство между ними разрезает тихое:
- Останься!
Четко. И по слогам. С требовательными. И одновременно просящими интонациями.
Смысл сказанного медленно доходит до сознания. Отрезвляя. И приводя в ужас. От собственной готовности. Не задумываясь. Ответить: Да!
Резко выдернула свои руки из его ладони. Нервный мандраж моментально проходит, уступая место злости. И страху. Она боится того отклика, которое находит в душе его предложение. Боится, и не хочет. Попасть в зависимость. От другого существа. Ей все это не нужно. Это все не для нее. А поэтому… Собирает всю злость, накопленную на него за время похищение, и резко, на одном дыхании говорит:
- Благодаря тебе я побывала в аду. Подверглась насилию, - она видела, как он вздрогнул. Напоминание и вправду было не приятным. Но это был его поступок. Который она хоть и попыталась стереть из воспоминаний, все же имел место. - И ты думаешь, после такого можно сказать прости и давай начнем сначала?
Выдержала молчаливую паузу и добавила:
- Ты, конечно, спас нас с девочками, и я тебе благодарна, но это ровным счетом ничего не меняет. Ты хочешь, чтобы я осталась. А я хочу, чтобы ты исчез, как страшный сон, и больше никогда не появлялся в моей жизни.
Он отстранился от нее так же резко, как и раньше приблизился. Ева облегченно выдохнула. Так было проще. Думать. И говорить. Когда близость не пьянит, не затмевает рассудок. Эрих застыл у окна. В своей любимой позе, засунув руки в карманы, и нахмурившись. Когда он заговорил, голос его звучал глухо и отстраненно.
- Я никогда не смогу исправить то, что было вначале.
- А нужно? – Ева горько усмехается. – Не знаю, что ты сам себе придумал, но меня твои игры не интересуют.
Ева встает и указывает Эриху на дверь.
- Ты получил, что хотел. Моя кровь сделала тебя неуязвимым для солнечных лучей. Мишель тебя вылечила. Больше тебе здесь делать нечего.
Внутренне сжимается, замечая, как плотнеет чернота вокруг вампира. И отступает на шаг.
От злого, угрожающего тона в душу заползает парализующий страх.
- Я ведь прошу по-хорошему. Хотя мог без разговоров отнести обратно в особняк, и никуда бы ты не делась.
Не смотря на сковывающий тело страх, Ева презрительно кривится.
- Так чего же ты спрашиваешь мое мнение. Давай. Уноси. И продолжай дальше насиловать. Тебе не привыкать.
На мгновение показалось, что он ее ударит, слишком уж явными были обуревающие его эмоции. Казалось, даже слышала хруст костяшек пальцев, с силой зажимаемых в кулак. Инстинктивно зажмурилась и сжалась.

Звук бьющегося стекла и громкий крик Мишель выводит из оцепенения.
- Что здесь происходит?
Ева вздрагивает и открывает глаза. Вместо большого панорамного окна зияет пустота. На кухне, кроме нее и Мишель, больше никого нет.

 » Глава 18

Глава 18

- И все-таки ты дура!

Не обращая внимания на пламенную речь Мишель, Ева достает последнюю сумку из багажника и захлопывает дверцу. С большим, чем положено, усердием. Старенькая машина жалобно скрипнула, словно возмущаясь подобному небрежному обращению. На скрип Ева тоже не обращает внимание. Ей все равно. На любой внешний раздражитель. По крайней мере, она активно себя в этом убеждает.

- Мишель, не трогай ее… – усталый, измученный плохим самочувствием голос Веты.

Ева благодарно улыбается. Спасибо, подружка. Задирает голову вверх. Взгляд скользит по граням стеклянных высоток мегаполиса. Замирает на золотистом очертании щита, словно дуга пронизывающего голубое небо. Устало выдыхает и на сотую долю секунды прикрывает глаза. Она дома. В Чикаго. И все плохое осталось позади.

Ева подхватывает сумку с вещами Веты – своих у нее нет. Она так и не нашла сумку, которая осталась в доме подруг в момент похищения. Ладно, вещи, они ее не особо волновали. В ней были ее документы, ключи от квартиры, карточки с деньгами. Если ключи от квартиры тоже были не нужны, так как к Алексу идти не собиралась, то отсутствие документов могло стать проблемой.

Да и денег у девочек было не много. Поэтому выбирать особо было не из чего. Дешевый мотель на окраине. С подозрительным портье. Не особо чистыми комнатами. И такой же репутацией. Кажется, в коридоре видела девушку определенной профессии. Но это не волнует. Каждый выживает, как может. Зато никто не спрашивает, кто ты, и ночлег обходится довольно дешево.

В номере оказалась довольно широкая кровать, и так как девочки не страдали лишним весом, могли спокойно втроем на ней умоститься. Потрепанное, видавшее виды кресло, платяной шкаф, торшер. И отсутствие даже намека на наличие хоть плохенького санузла. Но зато чисто. Мишель обескураженным взглядом обводит помещение.

- Да уж…

Ева пожимает плечами.

- Это временно. Восстановлю документы, и переедем в отель получше.

Искренне надеется, что Алекс не заморозил ее карточки, иначе… Не хотелось думать, что в подобном месте придется задержаться надолго.

- Ладно, девочки, прорвемся. – Мишель потянулась к сумке и достала прихваченную из дома бутылку коньяка. – Ну, что… С новосельем?

С новосельем. Ева хмыкает и забирается на кровать с ногами. Девочки следуют ее примеру, располагаясь рядом. Так как стаканов у них не было, бутылка передается по кругу. Но это не волнует. Янтарная жидкость расслабляет тело и успокаивает душу. Стирает время. Его ощущение. Глоток за глотком. Девочки о чем-то болтают, Ева отрешенно за ними наблюдает, особо не вникая в суть. Вернее она пытается, но уже достаточно охмелевшее сознание упорно упускает нить разговора. Представляя перед глазами совсем другие картинки. Как ни хочется не думать, мысли все же возвращаются. В особняк на острове. И к его хозяину. Ева злится на себя, и пытается отогнать назойливо всплывающий перед глазами образ.

Мишель права: она дура.

Громкий, настойчивый стук в дверь отгоняет неприятные мысли. Пошатываясь, встает и неспешно идет к двери. Гостей они не ждут. Хотя чем черт не шутит. Как только пересекли защитный щит, лучи провели идентификацию их личностей, и в службе безопасности уже знали об их присутствии в городе. Мелькает мысль, что возможно бывший женишок решил наведаться. Настроение из меланхоличного моментально перестраивается в боевое. Если это он… Губы растягиваются в многообещающей улыбке. Что ж. Для него же лучше, если это не он.

Резко распахивает дверь. И с безразличием смотрит на высокого мужчину лет пятидесяти. Одетого в дорогой, неуместный для данного заведения деловой костюм. Взгляд оценивающе огибает фигуру стоящего на пороге гостя. Белокурый, с зелеными глазами, довольно крепким, насколько можно судить, телосложением. И золотистой аурой. То, что незнакомец являлся энергетическим вампиром, возвращало к мысли, что к ним пожаловала все-таки служба безопасности. Интересно, а она числится в официальном розыске?

- Мисс Адамс? – незнакомец кивает в сторону комнаты, намекая, что негоже держать гостя на пороге.

Если бы была не пьяна, то возможно бы и впустила сразу, но сейчас пребывая в гадком и пьяном состоянии, она была не готова к соблюдению формальностей, не готова к гостям.

- Чем обязана? – и совсем далеко не любезным тоном.

Незнакомец словно не замечает тона, с которым с ним разговаривают. И что его не пускают дальше порога. Расстегивает папку и извлекает из нее вещи. Глаза Евы расширяются по мере того, как в его руках появляются сначала ее документы, мобильник, ключи от квартиры. И банковская карточка. Золотистого цвета. Однозначно не ее. Словно предубеждая уже готовый сорваться с губ вопрос, незнакомец заявляет:

- Мистер Лафар просил передать вам вещи, и еще… - мужчина достает из папки конверт, и передает Еве. – Если у вас будут вопросы, вы можете позвонить. Номер мистера Лафара забит в ваш телефон. Всего доброго, мисс Адамс!

И уже обернувшись, словно в невзначай бросает через плечо:

- И да, мисс Адамс… Мистер Лафар просил вас не делать глупости!

Ева обескуражено смотрит вслед нежданному гостю. Впервые в жизни ей нечего сказать. За спиной хихикает Мишель.

- А я-то думала, почему он тебя так легко отпустил?

- Ничего не понимаю, – Ева закрывает дверь, бросает на кровать вновь обретенные вещи и тяжелый конверт. Растерянно разводит руками. – Как он меня нашел?

- А что тут не понятного? – Мишель, продолжая загадочно улыбаться, протягивает руку к конверту и, не спрашивая разрешения, заглядывает во внутрь. В нем лежат ключи и записка.

- Красивый почерк.

Ева фыркает и забирает у подруги аккуратно сложенный лист бумаги. Читает. Медленно и вдумчиво. Всего пару строк. Сминает в комок и отбрасывает в угол комнаты.

- Что там?

- Упырь приглашает в гости. – Говорит равнодушно. По крайней мере, пытается. Потому что внутри вдруг становится тепло. И приятно. Ей бы испугаться, что за ней наблюдают. С маниакальной настойчивостью. Но страха нет. Наоборот. Ей нравится подобное проявление заботы. И вот это чертовски пугает.

- Чего? – Вета, делающая в этот момент глоток из бутылки, чуть не подавилась.

Мишель подымает записку, расправляя ее - читает. И поясняет, для Веты.

- У него в Чикаго есть квартира. Но я так понимаю, что мы туда не переедем.

Ева скорчила рожицу.

- Правильно понимаешь.

- И почему с тобой так сложно?

Ева в ответ равнодушно пожимает плечами. Предложение, конечно, было заманчивым. Вместо скудной комнаты в сомнительном мотеле – квартира в центре города. Но она не собирается им пользоваться. Как и карточкой. Не нужны ей его деньги. Вообще ничего от него не нужно. Завтра утром сходит в банк и восстановит собственные, утерянные карточки.

А еще… Нужно разобраться с Алексом. Не то чтобы горела желанием увидеть бывшего жениха. У нее были к нему вопросы. Связанные с ее прошлым. И его участием в нем. Возможно, если бы была трезвой, так бы и не решилась на эту поездку. Алкоголь, бурлящий в крови, решает быстрее разума. Ева тянется к телефону и вызывает такси. Отказывается от сопровождения девочек. Она и сама справится.



Уже сидя в такси и бездумно наблюдая за проносящимися за стеклами автомобиля ночными улицами города, Ева мысленно возвращается в прошлое. Ей было двадцать, когда она поступила на факультет вирусологии в Чикагский университет. Подруги отговаривали. Говорили, что сошла с ума. Что среди ученых могут быть те, кто участвовал в эксперименте. Ева слабо верила в такую вероятность. Да и сейчас она не ребенок, сможет за себя постоять. А вот изучить так волнующую ее тему самостоятельно не сможет.

Алекса она увидела на первой лекции по генетике. Высокий, красивый, с правильными чертами лица. По нему тайно страдала половина студенток, начиная с первого и по последний курс. Как позже услышала из сплетен, многие из них устраивали на него настоящую брачную охоту. Но Алекс не заводил интрижек в университете. И поэтому то, что он выделил ее из потока студентов, казалось странным.

Она хорошо помнила ту первую лекцию. Как он зашел в аудиторию. Четким уверенным шагом. Обвел равнодушным взглядом студентов и застыл, увидев ее. Тогда подумала, что сразила неприступного профессора своей красотой. Наивная идиотка.

К чести Алекса, пока она училась, он проявлял к ней интерес только как к студентке, и ухаживать начал лишь после того, как устроил к себе на работу ассистентом. Но, не смотря на это, в ее студенческие годы он всегда был рядом. Всегда был в курсе ее дел. И ей льстило его внимание. Льстило, что среди всех он выбрал именно ее. И Еву совершенно не волновало, что ее сердце рядом с ним ровно бьется. Что от звука голоса не покрывается тело мурашками и не подгибаются коленки. Она даже считала, что не способна на такое.

Наивная…

Ева отрешенно смотрит на проплывающий мимо город. Наивная. На все она способна. Просто мужчина был не тот. И хотя бы в этом она находит смелость себе признаться. Не смотря на то, что было - Эрих ее волнует. Намного сильнее, чем ей бы хотелось. Ева не знает, что это. Любовь? Для нее это просто эфемерное понятие. Которым большинство людей прикрывают обычное плотское желание.

Вожделение?

Она не знает.

Такси останавливается возле знакомого дома. Ева расплачивается и выходит на ярко освещенную улицу. Пару минут стоит, собирается с духом. Звук входящей смс отвлекает. Ева машинально тянется за телефоном, нахмурившись, смотрит на имя отправителя. Эрих. Не читая, стирает сообщение. И заходит в подъезд.



Дверь открывает своими ключами. Зачем звонить? Ведь это и ее дом. Заходит в квартиру, и на мгновение замирает на пороге. То, что ее не ждут, замечает буквально сразу. Наличие чужой женской обуви вызывает циничную ухмылку. Кажется, кто-то зря время не теряет. Даже не удивляется, что подобный факт ее не смущает, и не находит отклика в душе. Что ж, отношения, начавшиеся с равнодушия, равнодушием и заканчиваются.

Но, все же, увидев женщину, выходящую из ванной в ее халате, удивляется:

- Ты?

Они вскрикнули одновременно. Вот только в голосе женщины помимо удивления, звучали нотки нескрываемой ненависти.

Ева с интересом смотрит на стоящую перед ней растерянную светловолосую женщину. Надо же, Ева помнит ее рыженькой, и когда она успела перекраситься в блондинку. Она всегда вертелась рядом с ней и Алексом. Одна из многочисленных сотрудниц. Всегда помогающая, и при этом находящаяся в тени.

- Где Алекс?

Женщина молчит и злобно сверлит ее взглядом. Ева пожимает плечами, молчишь – молчи. Больше не обращая на нее внимания, проходит по гостиной, останавливается возле спальни и толкает дверь. Алекс лежит плашмя на кровати. Обнаженный. На мятых простынях. В спальне стоит стойкий запах алкоголя и табака. Присаживается на край кровати и говорит:

- Ну здравствуй…. Дорогой! – последнее звучит с издевкой.

Алекс приподнимается на локтях, и недоверчиво на нее смотрит. Буквально за секунду в замутненных алкоголем глазах мелькает узнавание. И осознание того, в какой ситуации она его застала. По его лицу пробегает такая гамма эмоций, что даже становится его жалко.

Ева поднимается и говорит:

- Буду ждать тебя в гостиной.

Дает ему время собраться с мыслями. И привести себя в порядок. Открыто игнорирует находящуюся в квартире женщину. Была бы она умная, давно бы исчезла. Нет же, эта осталась. Хотя, что Ева знала об их отношениях. Возможно, сейчас неуместной в этой квартире была именно она.

Не обращая внимания на исподлобья посматривающую любовницу Алекса, Ева прошла на кухню. Достала лежащие на своих местах турку и кофейные зерна. Хотелось чего-то покрепче, но сдержалась. Разговор предстоял не из приятных. И ей нужна была светлая голова. Заварила две чашки и вернулась в гостиную.

Алекс появился буквально через пару минут. Бросил короткий взгляд на стоящую возле стены любовницу, и сухо произнес:

- Уйди!

- Алекс! – столько праведного возмущения в голосе. Ева не сдержалась и фыркнула.

- Валерия!

Ого. Ева удивилась скрытой угрозе в голосе. В тоне. Вроде бы произнес одно имя, но так, что хотелось провалиться сквозь землю. Оказывается, ее покладистый Алекс так умеет? Прониклась угрозой и Валерия.

Она скрылась в спальне и спустя пару минут появилась из нее полностью одетая. Вскоре за ее спиной с громким стуком захлопывается входная дверь.

Алекс ухмыляется, и возвращает Еве приветствие:

- Ну, здравствуй… дорогая! – последнее цедит сквозь зубы. От взгляда, которым смотрит на нее бывший жених становится не по себе. - Нагулялась? – сколько ледяного презрения в голосе. И яда.

Ева вспыхивает моментально. И зло шипит в ответ:

- Нагулялась!

Какое-то время они молчат. Ева смотрит на бывшего жениха и не знает, что сказать. У нее было столько вопросов, но видя настроение Алекса, понимает, что зря пришла. Пришедшее на телефон сообщение громким звуком рассекает витающую в гостиной тишину.

Алекс ухмыляется и вопросительно приподнимает бровь.

Ева же не реагирует. Смотрит в упор на Алекса и спрашивает:

- Почему ты решил, что я сама придумала похищение?

Алекс кривится и с презрением выплевывает:

- А это не так?

- Представь себе!

Ева не собирается ему что-то доказывать, но ей интересно, кто ее подставил. Не с потолка же Алекс взял, что Эрих ее любовник. С удивлением смотрит на принесенные им и брошенные на журнальный столик фотографии. На которых она была вместе с Эрихом. В весьма пикантных позах. Переводит ошарашенный взгляд на бывшего жениха.

- И на основании этого ты поверил? – конечно, он поверил, она бы тоже не сомневалась. Уж слишком реалистично выглядели снимки. – Ты даже не предположил, что меня подставили?

Ева наблюдает, как он наливает в бокал коньяк. Усаживается в кресло напротив. И цинично усмехаясь, отвечает.

- Я всегда знал, что помимо меня у тебя есть другие мужчины. Понимал твои потребности и принимал это как данность. – Голос Алекса с каждым произнесенным словом становится все злее и злее. И последнюю фразу он буквально цедит сквозь зубы. – Я все мог тебе простить. Но только не связь с ним.

- Почему? – его слова в голове не укладывается. Она и не предполагала, что ее прогулки по чужим спальням не являются для него тайной.

Алекс делает большой глоток и с громким стуком ставит бокал на столик.

- А вот это тебе знать не положено. – Алекс тянется к бутылке и наливает себе очередную порцию коньяка. – Но раз уж ты вернулась домой, дорогая, будем решать, как жить дальше.

- Нам нечего решать, Алекс. – Ева встает с кресла. Общество Алекса начинало тяготить. – Кольцо я твое так и не приняла, а ты в ответ от меня отказался. Так что ничего мы друг другу не должны.

- Ошибаешься! – он так резко оказался рядом, что Ева не успела отпрянуть. С силой, до боли сжал ее руку. – Я слишком долго тебя создавал, чтобы так просто отпустить.

- Мне больно! – Ева пытается вырваться, но даже будучи пьяным, Алекс сильнее ее. И его не ударишь, как вампира, энергетической волной.

Раздавшаяся трель телефонного звонка словно срывает мимолетную вспышку злости. Алекс разжимает руки, и отходит к столику, на котором лежит его телефон. Смотрит на экран и кривится. А затем со всей дури запускает аппарат в стену. Телефон разлетается на мелкие куски и замолкает.

Ева же пятится к двери. Вздрагивает под пронзительным, злым взглядом Алекса. Раньше она его таким никогда не видела. Злым и неуравновешенным. И от такого Алекса она не знала, чего ожидать. Спина упирается в закрытую дверь. Нащупывает ручку, и проворачивает ее. А затем бежит. И не оглядывается. Приходит в себя уже в такси.

Называет адрес мотеля, и устало откидывается на спинку сидения.

Пришедшее на телефон сообщение заставляет открыть глаза. Ева тянется к телефону.

Сообщений два: одно от Эриха, его удаляет, не читая, второе – с неизвестного номера.

Вот его открывает. И перечитывает несколько раз.

« Если хочешь узнать правду о своем происхождении приходи завтра ночью в лабораторию. Одна».

 » Глава 19

Глава 19
Весь следующий день Ева проводит, словно на иголках. Девочки видят ее взвинченное состояние, но ничего не говорят. Не спрашивают. Списывают на пережитый ранее стресс. Что ей только на руку. Если бы узнали, куда собирается идти, ни за что бы ни отпустили. А так… Похожая на правду легенда: ей нужно побыть одной. Посидеть в баре. И найти спутника на ночь. Расслабиться. И развеяться.
Как ни странно, но ближе к часу «х» нервозность исчезает, уступая место мрачной решимости. Она ведь не наивная девочка. И прекрасно понимает, что ее заманивают в ловушку. Эрих говорил, что в Чикаго она кому-то очень сильно мешает. Понимает, что именно этот аноним выманил ее из города, организовав похищение вампирами. Что же… Прятаться за чьей-либо спиной Ева не собирается. Уж лучше посмотреть врагу в лицо, чем жить, ожидая очередного удара в спину.
Придав лицу беззаботное выражение, Ева прощается с подругами. Вызывает такси. Звук пришедшего на телефон сообщения вызывает улыбку. За весь день, пока сидела дома или ходила с подружками в кафе, телефон молчал, но стоит ей покинуть пределы гостиницы ночью и в одиночестве, Эрих дает о себе знать. Интересно, сколько человек за ней наблюдает? Как ни оглядывалась и не всматривалась, не замечала слежки. Или все дело в телефоне? Легкая трель мелодии входящего вызова словно пробивает током. Оцепенев, смотрит на горящее на экране имя. Она не хочет с ним говорить. Вернее, она не готова. Одеревеневшими пальцами пытается сбросить вызов и не может нажать на клавишу. Беззвучно матерится. И с трудом срывает заднюю панель, вытаскивает аккумулятор. С облегчением выдыхает, когда в салоне автомобиля восстанавливается тишина, нарушаемая лишь шумом работающего двигателя.
Да что же с ней такое происходит?
Как же Эрих умудрился забраться ей под кожу, что лишь от одной возможности услышать его голос ее тело сходит с ума.
Мишель права. Она попала. Крепко. И надолго. И с этим нужно было что-то делать. Вот только что?
Ева встряхивает головой. Не хочет. И не будет думать. По крайней мере, не сейчас. И не сегодня. Если переживет эту ночную встречу… Вот тогда и будет решать, что делать дальше.
Такси плавно тормозит у широких сплошных ворот из серого пластика. Ева расплачивается и выходит. Стоит на широкой подъездной дороге, невольно оглядываясь по сторонам. В метрах ста от нее останавливается черная, с затемненными стеклами и низкой посадкой машина. Мигает фарами. И сливается с окружающей ее темнотой. Значит все-таки слежка. Не дожидаясь, пока из автомобиля кто-то выйдет, Ева прикладывает ладонь к пластине на воротах. Знакомое покалывание в пальцах, пара секунд на идентификацию личности. И ворота плавно отъезжают, открывая проход на территорию лаборатории.
Ева не боится, что тот, кто следует за ней по пятам, пройдет следом. Возможно, захочет, но не сможет. Лабораторию охраняли не только стены: они были возведены для отвода глаз. По всему периметру территорию пронизывали невидимые лучи, способные обезвредить любое существо. Так что без доступа в лабораторию не попасть. Что возвращало к мысли, к которой пришла, еще находясь в плену: враг был среди своих. И этот некто знает о Еве больше, чем она сама.
В сообщении не было сказано, где именно ее будут ждать. В лаборатории – слишком широкое понятие. Обводит взглядом территорию: справа раскинулись корпуса, в которых находились испытательные отделы. Слева – здание, отвечающее за установление и поддержку защищающего город щита. Перед ней – корпус, в котором проходили совещания, учеба аспирантов, и находились личные кабинеты работающих в лаборатории ученных. На третьем этаже горит свет. Ева безошибочно определяет его локализацию. Кабинет Алекса.
За несколько минут преодолевает небольшой внутренний двор, разделяющий административное здание, и прикладывает ладонь к входной двери. Дополнительная, и на ее взгляд не нужная мерная безопасности. Ждет, пока на панели загораются зеленые огоньки, и щелкает открывающий механизм.
Заходит в слабо освещенный коридор и съеживается от пробивающего тело озноба. Возвращается нервное и взвинченное состояние, и с каждым шагом, сокращающим расстояние между ней и кабинетом Алекса, подымает голову страх. Отражаясь учащающимся сердцебиением и шумом в ушах. Мелькает мысль, что возможно зря пришла. Тут же отгоняет ее от себя и покрепче стискивает зубы.
Останавливается перед закрытой дверью, секунду собирается с духом. Проворачивает ручку, заходит в кабинет.
И застывает на пороге. В комнате царит полумрак. Люстра, до этого дающая яркий свет, отключена, а небольшой настольной лампы хватает лишь на узкий круг, белым пятном выделяющим разбросанные по деревянной столешнице бумаги. Рука непроизвольно тянется к выключателю, но так и застывает. На полпути. Остановленная сухим, раздраженным женским голосом.
- Не смей!
Почему-то даже не удивляется. Смотрит в сторону, из которой доносится голос и отмечает отходящий от стены темный силуэт.
- Ты привела с собой хвост!
- Ева уходи! – столько боли в приглушенном, сдавленном голосе, срывающимся на хрип.
Ева вздрагивает. И опускает глаза. Вниз. Алекс сидит на полу. Облокотившись об стену. С вытянутыми ногами. Левой рукой держась за бок. К горлу подкатывает тошнота. Когда видит темное пятно, расплывшееся по рубашке, и испачканные кровью пальцы. Валяющуюся рядом гильзу. И зажатый в руке Валерии пистолет. Вот теперь становится действительно страшно. Ева хорошо помнит взгляд, полный ненависти, которым ее наградила женщина при встрече. И уж если она смогла выстрелить в своего любовника, то что ей стоит пустить пулю в сердце сопернице. С трудом подавляет кружащую голову тошноту и делает инстинктивный шаг назад. Зря она пришла.
- Не так быстро… Ева! – в голосе Валерии сквозит издевка. – Или вернее Настенька. Я ведь все верно говорю? Милый!
Зло так. С усмешкой. Вот только Еве не смешно. Да и Алексу тоже. Он кривится от боли. И молчит. А Еве уже не хочется знать. Что там было в прошлом. Все становится так призрачно. И не важно. Потому что понимает, что из-за того, что застряла в том, что было, может лишиться настоящего. И будущего. Делает еще один осторожный шаг назад. И замирает. Когда в ее сторону поднимается рука с пистолетом. Когда холодные слова достигают сознания:
- Планы немного изменились… И мы, пожалуй, начнем с того, чем должны были закончить.
Две вспышки. Одна за другой. Громкий звук рассекаемого воздуха и в груди что-то взрывается. Обжигает невыносимой болью. И опаляет огнем. От шока не осознает, что произошло, инстинктивно прикладывает руку к пульсирующей болью ране, со свистом выдыхает воздух. И оседает вниз. На пол. По дверному косяку.
Валерия злорадно усмехается.
- Как все просто. Нужно было сразу тебя пристрелить, а не связываться с вампирами.
- Почему же не пристрелила? – слова даются с трудом. Да и каждый новый вдох тоже. Кажется, пуля задела ей легкое.
- Ошиблась! – Валерия подходит к Еве, присаживается напротив нее. И придирчиво рассматривает. А у нее нет сил даже отвернуться. – И что он в тебе нашел? – А затем поворачивается к Алексу и спрашивает:
- Ну что, дорогой? Сам расскажешь ей правду? Или мне это сделать?
- Не смей! – получилось жалко. С хрипотой. И сбиваясь в кашель. Валерия зло оскалилась.
- Ты мне больше ни указ. Я столько лет на тебя потратила. Столько лет тебе помогала. И что я получила взамен? Тайную роль любовницы? А мне нужно было больше. Я хотела быть твоей женой. Я – а не она. Она ведь даже не человек. Она существо!
- Замолчи!
- Нет, мой дорогой, думаю, твоя драгоценная Настенька имеет право узнать правду. – Валерия язвительно кривится. – Напоследок.
Ева с трудом улавливает происходящее вокруг. Пытается удержать уплывающее за грань сознание. Ей так больно, что становится все равно. С трудом держится, чтобы не согнуться пополам. И не заорать от разрывающей на куски боли.
- Я так устала от твоей любви. К ней. Устала с ней бороться.
Валерия на мгновение замолкает, собирается с мыслями. А затем говорит. Только Еве.
- Мы знакомы уже много лет. Больше века. Были когда-то крепостными в одной семье: я, Саша и Настя. Он любил ее, а я – его. – Валерия горько усмехается. – Вот такая вот ирония судьбы. А однажды к нам приехали Лафары, и старший выиграл Настю в карты. Я тогда подумала, вот он. Мой шанс. Но он захотел ее вытащить. Думал, над ней издеваются. И попросил о помощи. А я, идиотка влюбленная, не смогла отказать – сбежала вместе с ним. Устроилась к Лафарам в дом горничной. Вот только Настеньке он был не нужен. Она прекрасно вжилась в роль хозяйки дома. И даже вспоминать о нем не хотела. А он, дурак, мне не поверил. И когда Настю убили, словно сошел с ума.
Ева, не смотря на мешающую дышать боль, слушает затаив дыхание. Уже знакомую в некоторых деталях историю. В очередной раз удивляясь всплывающему имени ее копии.
- Он решил отомстить. Нашел Кушнарева, брата Насти. Они устроились учениками к одному ученому. И больше века потратили на изучение генетики и вирусологии. А потом Эрих сам ему помог. Устроил в лабораторию. А потом появилась ты.
Алекс, безусловно, гений. Я не думала, что у него что-то получится. И до последнего не верила. У него сохранилась всего лишь прядь ее волос.
Валерия ехидно усмехается. И выплевывает Еве в лицо.
- У него все получилось. Не с первой попытки. Но получилось. Эмбрион прижился. И появился на свет. – С наслаждением наблюдает, как теряет цвет и без того бледное лицо Евы, и добивает ее: - Ты клон! Обыкновенная никчемная копия его Насти.
Слова Валерии взрываются в сознании каскадом неприятия, неверия и невозможности. С трудом склоняет голову в сторону бывшего жениха и еле слышно зовет:
- Алекс?
Но он молчит. И не смотрит на нее. Запрокинул голову и закрыл глаза. Ни подтверждая, ни опровергая слова своей любовницы.
- Ты думаешь, почему он за тобой так ухлестывал? Он ведь думал, что ты умерла. Что Кушнарев взорвал тебя вместе с остальными. Но старый лис обвел его вокруг пальца. Пожалел тебя. А ты сама вернулась к своему создателю.
Ева устало закрывает глаза. Во все, что ей говорит Валерия, не хочется верить. Не хочется принимать. И осознавать. Да и сил практически не осталась. Она чувствует, как с каждой минутой становится все слабее, и слабее. Но все равно задает интересующий ее вопрос:
- Если я клон… И он ее так любил. Почему запер в лаборатории?
Валерия хмыкает.
- Правильно говоришь: любил он ее. Ты была лишь копией. Оружием в борьбе с погубившим ее Лафаром. Он хотел тебя вырастить идеальной машиной для убийства, нашпигованной вирусами. Чтобы твоя кровь стала для него смертельной. А затем он смог культивировать вирус. И лично свернул Лафару шею. Твое существование перестало быть актуальным. К тому же в твоей крови находились антитела к вирусу. И Алекс приказал взорвать лабораторию.
Ева иронично, сквозь боль усмехается.
- Как все оказывается просто…
Сколько раз в детстве она обижалась на несуществующих родителей, что они отдали ее в лабораторию. Сколько готовила речей, которые скажет, когда сможет их найти. А все оказалось так… цинично.
- Просто… - Валерия подходит к столу и берет с него небольшую пробирку. – Он снова заболел ею. Вернее тобой. А я отошла в сторону. Стала снова не нужной. И когда меня нашли люди Лафара, я согласилась, не раздумывая. Вот только он тоже подвел меня. Обещал убить в обмен на вакцину, и не убил. А ведь я ему ее дала. Думала, когда поймет, чем является твоя кровь, от тебя ничего не останется. Но он дурак. Как был гуманным дураком, таким и остался.
Еву передергивает. Ей действительно повезло, что Эрих не пожелал делиться с кем-либо ее тайной. Иначе, вряд ли бы она была до сих пор жива.
- Но ничего… Я все исправлю…
Валерия подходит к окну и открывает его. Поворачивается в сторону Алекса и трясет зажатой между пальцами пробиркой.
- Ты знаешь, что это? Дорогой!
Алекс вскидывает голову. И хрипит. В его глазах отражается ужас.
- Не надо…
Валерия зло усмехается. В светлых глазах женщины стало зажигаться давно подтачивающее ее разум безумие.
- Надо дорогой… Надо… Ты ведь знаешь, что здесь. Сам разработал, чтобы ее спасти.
Валерия хмурится и скалится.
- Я устала играть вторую скрипку дорогой. Устала быть тенью твоей драгоценной Настеньки. Устала, что ты вечно вытираешь об меня ноги. И я все разрушу… Все, что тебе дорого… На твоих глазах…
Валерия набирает на телефоне номер и коротко, сухо говорит:
- Пора!
Полный боли и отчаянья крик Алекса:
- Нет! – сливается с грохотом, раздавшимся с наружи, и яркой вспышкой взрыва. У Евы от страха замирает сердце. Подобного она и в страшном сне не могла представить. Сообщники Валерии взорвали здание лаборатории, отвечающее за поддержку щита. С ужасом замечает, как с ее руки выскальзывает в открытое окно пробирка с вирусом. Как, усмехаясь, Валерия поворачивается к ней, поднимает руку с пистолетом и спускает курок.

 » Эпилог

Эпилог
Две красные розы. Перевязанные черной ленточкой. Ева присаживается на корточки и кладет цветы перед небольшой черной плитой. Проводит кончиками пальцев по выгравированной в граните надписи и беззвучно прощается. Она не смогла попасть на похороны. Не смогла проводить. И сожалела об этом.
Не смотря на ужасную роль Алекса в ее жизни, смерти ему не желала. Он был великолепным ученым и своими открытиями мог бы спасти не одну жизнь. Но увы…
Ева, пошатываясь, поднимается. Она простила Алекса. Поняла. И в чем-то оправдала его поступки. Ради любви люби совершают глупости. А Алекс любил Настю. Говорит последнее «прощай». И больше не оборачиваясь, уходит. Оставляя за спиной прошлое. И все, что с ним было связанно.
Медленно идет по узкой дорожке вниз, стараясь не смотреть по сторонам. И не думать, что и она могла сейчас лежать под одной из этих плит.
Ее спас Эрих. Вытащил из лаборатории и отвез в больницу. Девочки говорили, что пока шла операция, не отходил от нее ни на шаг. Говорили, что она очень их напугала, что была практически на грани, и если бы он не успел…
Ева встряхивает головой. Не хочется думать, что могла умереть.
У ворот кладбища ее ждет черная, представительского класса машина. Садится в обшитый кожей салон и устало прикрывает глаза. Машина плавно трогается и везет ее домой. В квартиру в центре Чикаго. Помнит, когда пришла в себя и поняла, где находится, ругала подруг, что приняли его предложение и решили за нее. Мишель же только показала ей язык и снова обозвала дурой.
Возможно…
Их мир менялся. Щит в Чикаго был уничтожен. И вампиры, больше не чувствительные к солнечному свету, заполонили его улицы. Энергетическим пришлось идти на поклон. Пришлось договариваться. Слишком живы были воспоминания о том, что было до переворота, и том, что сделали в его время. И опасались мести. Да и вампиры знали, на что способны их враги.
Поэтому две древние расы впервые за много веков сели за стол переговоров. Ева искренне надеялась, что у их правителей хватит мудрости и дипломатии найти компромисс.
Машина медленно останавливается возле парадного. Ева выходит. Идти домой не хочется. По одной простой причине: когда уходила – в квартире находился Эрих. Он помогал Мишель с организацией детского комплекса. Подруга была хорошим психологом и собиралась свою жизнь посвятить помощи детям из неблагополучных семей.
Ева смотрела на них и злилась. Вроде бы должна радоваться за подругу. Что та пытается заниматься тем, что ей интересно. Но не могла. Видела, как Эрих рядом с ней улыбается, и в душе поднималась черная зависть. Ведь рядом с ней он всегда хмурый. Всегда злой.
Скажет ей «здравствуй», и уходит. Не остается с ней наедине. И не говорит. Ей даже стало казаться, что он ее избегает.
И это злило. До одури. Особенно, когда нашла силы самой себе признаться, что он ей нужен. Вот только ей иногда казалось, что она его больше не интересует. Слишком отстраненным он был.
Особым открытием для нее стала ревность. Никогда не думала, что это так… неприятно. Ева злилась. И не находила себе места. Пребывание рядом с ним в одном пространстве, особенно если рядом были другие, строящие ему глазки женщины, постепенно стало превращаться в пытку.
И если бы не тотальная за ней слежка, не дом, в котором живет, возможно бы поверила, что стала ему безразличной. Но ведь того, кто не нужен, так не опекают. Помнит, как пару дней назад зашла в кафе. И просто заказала себе кофе. А к ней подсел молодой, лет двадцати пяти, мужчина. И захотел с ней познакомиться. Откуда только в этом кафе взялся Эрих. Злой, как черт. Буквально рыча, бросил парню:
- Исчезни! – и ушел, как только начавший заикаться мужчина отошел от ее столика.
Ева прекрасно понимала, что с кем-либо познакомится он ей не даст. Но и сам он не пытался наладить с ней отношения. Держась на почтительном расстоянии.
И это злило. Ева не выдерживала, но и сама не решалась сделать первый шаг.
Тяжело вздохнув, поднялась на лифте наверх. И тихонько зашла в квартиру.
Мишель с Эрихом сидели в гостиной и, негромко споря, листали бумаги. Даже не подняв головы. Словно не замечая ее присутствия. Обидно. Закусив до боли нижнюю губу, Ева пошла на кухню. Заварила себе чашку кофе. И села на высокий стул, возле барной стойки.
Настроение было паршивое. И даже любимый напиток не помогал.
Хлопнула, закрываясь, входная дверь. Ева облегченно выдыхает и бредет с чашкой кофе в гостиную. Крича с кухни:
- Мишель он ушел?
И застывает, замечая, что ушла именно подруга. Сердце обрывается и ухает вниз. Эрих хмурится и берет переброшенное через спинку дивана пальто. И сухо, безразлично говорит:
- Уже ухожу!
Ева сжимает до боли пальцы и кусает губы. Смотрит, как он одевается. Хочет остановить, и не может. Слова застревают. И стают комом в горле. Мысленно ругает себя. Проклинает собственную упертость, глупость и гордость. И когда он открывает дверь, все же находит в себе силы еле слышно прошептать:
- Останься …
Коленки все же не выдерживают. И подгибаются. Когда оказывается зажата в тесных мужских объятьях. Когда с губ срывается жадный, будоражащий кровь поцелуй. Весь мир перестает существовать, сужаясь лишь в ежеминутное и ежесекундное желание. Как же, оказывается, она соскучилась. И плевать на то, что он говорит. Что должна хорошо подумать. Что второго шанса он ей не даст. И больше никогда не отпустит. Что она должна понимать, что это - навсегда.
Ева в ответ ему лишь улыбается. И крепко обнимает, эхом повторяя:
– Навсегда…

Как, уже фсё?!Как-то совсем неожиданно для меня пришел эпилог.
Ирина спасибочки огромное за такое прекрасное произведение)
___________________________________