Ветер вересковых пустошей (ЛР),под впечатлением от Светорады

 » Часть 2, глава 28

Люся, спасибо огромное



Теоретически в 8-9 веках так и было, при захоронении знатного человека вместе с ним хоронили его лошадь, жену или наложницу. Чтобы барину не скучно было в раю)))) потом видимо, решили, что от женщины веселья мало и перестали хоронить их вместе)))))Практически как это было не знает никто)))

Выкладываю продолжение:
ГЛАВА 28
Эврар все-таки помог Олафу, пусть и не так как тот ожидал. Вечером после трапезы, Эврар подошел к нему и прошептал на ухо:
- Княгиня согласилась тебя принять. Только тихо, никто не должен об этом знать.
Олаф, оглянувшись, посмотрел на рынду княгини с такой надеждой, что Эврару даже стало не по себе.
- Я ничего не обещаю, решение примет она – быстро остудил пыл викинга Эврар – приходи в полночь, буду ждать тебя рядом с покоем княгини.
В полночь Олаф незамеченным прошел до покоев новой княгини Торинграда, там его встретил Эврар.
- Олаф Ингельдсон, только не удивляйся, княгиня немного не в себе – предупредил викинга Эврар.
- Не в себе? – переспросил Олаф – как это? Что с ней?
- Боюсь, у нее помутился рассудок с горя – нехотя ответил рында.
- Понятно – ответил викинг.
Он зашел в покой, а Эврар остался снаружи охранять, чтоб никто не побеспокоил его госпожу и Олафа Ингельдсона.
- Горлунг – тихо сказал Олаф – здравствуй, Горлунг.
В покое было темно, очаг догорал и в его неверном свете княгиня сидела тихая, непривычно потерянная на лавке, словно и не видела вошедшего, держа в руках маленький славянский оберег на шнурке.
- Горлунг – снова позвал Олаф.
Она теперь заметила его, посмотрела без интереса, пустым, ничего не выражающим взглядом, в котором не промелькнула даже искра жизни.
- Зачем пришел? – равнодушно спросила она.
- За тобой.
- За мной? – также равнодушно спросила Горлунг.
- Да, за тобой. Я хочу отплыть завтрева утром домой, в Норэйг. Поедешь со мной? Прошу.
- Нет, я никуда не поеду. Я уже однажды тебе говорила – ровным голосом ответила она.
- Горлунг, славяне идут с юга. Восстаниями объят весь Гардар. Торинграду не выстоять, особенно с таким правителем, как Карн. Я не могу оставить тебя здесь, оставить на верную погибель – высказал свой главный аргумент викинг.
- Такова значит воля богов – не глядя на него, ответила княгиня.
- Горлунг, поедим со мной, прошу. Не могу я уплыть и оставить тебя здесь, на растерзание славянам. Они не пощадят тебя, ты ведь дочь конунга Торина, жена князя Карна, убьют, растерзают. Неужели ты не понимаешь? – спросил Олаф.
- Я не дорожу своей жизнью, викинг – ответила она.
- Ты не дорожишь, но я – то дорожу. У меня будешь жить, словно княгиня, никому не позволю на тебя слово дурное сказать, баловать буду. Ты же несчастлива здесь, с Карном. Я сделаю тебя счастливой – глухо сказал Олаф.
- Я нигде уже не смогу быть счастливой… - прошептала в ответ Горлунг.
- Ты – глупа, княгиня.
- Может ты и прав, викинг – равнодушно пожав плечами, согласилась она.
- Подумай до завтрашнего утра – попросил он.
- Мне не о чем думать, я свое решение уже сказала.
Олафа взбесили эти ее слова, он внезапно понял, что Горлунг никогда по доброй воле не покинет Торинград. Она будет оставаться здесь, рискуя своей жизнью, ради памяти о Яромире, ей кажется, что в Торинграде она будет к нему ближе. Глупость, но она в это верит.
- Ты жива, а он нет – неожиданно для Горлунг, зло бросил Олаф – ты не вернешь его, даже, если ни разу больше не выйдешь за пределы Торинграда, боги не вернут его тебе, да, он твоим и не был.
Горлунг с удивлением посмотрела на Олафа, она даже не подозревала, что кто-то кроме Эврара знает о ее любви к Яромиру. Оказывается, это не тайна, собственно ей все равно.
- Я люблю тебя всем своим сердцем, предлагаю защиту и помощь. Ты же даже не знаешь, каково это быть любимой мужчиной, воином, достойным человеком. Муж твой – мальчишка спесивый, а любила ты просто дурака беспутного. Неужели память о нем стоит того, чтобы сложить свою шею здесь? Что он дал тебе, кроме мечтаний? Ты ведь даже не знала его как следует. А Яромир твой ненаглядный, даже не помнил о тебе, ступая за порог твоих покоев, девок теремных зажимал по углам. Ну, возрази мне, скажи, что я не прав. Не можешь? Правильно, потому что нечего возразить. Неужели этот человек достоин того, чтобы его так помнили? Так чтили память его?
Княгиня поднялась, словно хотела встать на защиту Яромира, но сказать ей было нечего, и голова ее опустилась безвольно. Она знала, что викинг прав, как не горько ей было это признать, Яромир не зря носил свое прозвище.
Олаф, увидев, что задел ее словами своими, быстро подошел к ней, приподнял ее голову за подбородок и начал жадно целовать. Горлунг пыталась его оттолкнуть, но силы были не равны. Одной рукой Олаф обнял ее стан, сжал, словно стальным кольцом, а второй – держал ее лицо, заставляя приоткрыть уста и ответить на его лобзание. Викинг целовал ее жадно и жарко, так, словно пытался украсть ее душу и сердце. Горлунг ни разу в жизни так не целовали, это не было похоже на торопливые, мокрые поцелуи мужа, ни на ленивые поцелуи Яромира. Нет, это был страстный призыв. И Горлунг сама не заметила, как начала отвечать на этот призыв. Вот уже ее голова сама клонилась к плечу Олафа, руки больше не сжимались в кулаки и не били по стану викинга. Все в душе Олафа ликовало в ответ на ее ласки, губы его стали мягче, чувствуя ее податливость, он больше не стремился доказать ей, что он сильнее.
- Олаф, прошу, не надо, вдруг зайдет кто-то увидит – прошептала Горлунг, пытаясь, отдышатся, вырваться из кольца его рук.
- Никто не зайдет, Эврар не пустит никого – ответил он, целуя ее шею.
- Эврар? – переспросила Горлунг.
- Да, он со мной согласен, тебе надобно покинуть Гардар со мной.
Горлунг хотела что-то еще спросить, но не успела, губы викинга опять настойчиво целовали ее уста. Теперь она не сопротивлялась, она таяла в его руках покорно, отвечала на его ласки, стараясь прижаться сильнее, словно он был для нее единственной опорой в этом мире.
- Выходит, не так уж ты его и любила – оторвавшись от ее губ, прошептал на ухо Олаф.
Его слова, словно кинжалом резанули по ее сердцу. То согласие, спокойствие, что было между ними мгновение назад, рухнуло, она опять замкнулась в себе, окаменела в его руках.
- Ты поедешь со мной? – не заметив ее, отчуждения спросил Олаф.
- Я уже ответила тебе, викинг, - отвернувшись, ответила она.
- В лобзании? – с улыбкой спросил он.
- Нет, я не поеду с тобой. Ежели мне суждено умереть здесь, на земле Торинграда, я не против. Я не ценю свою жизнь, мне нечего терять. Все, что могла я уже потеряла, боги отняли у меня все, мне не зачем жить.
- Подумай лучше, Горлунг. Я уеду завтра с тобой. Мои боги не дадут умереть тебе на земле чужой, ты поедешь со мной – уверенно сказал Олаф.
- У нас с тобой, викинг, одни боги. Но я останусь здесь, где я – княгиня, где меня уважают и ценят.
- Особенно твой муж, он уважает и ценит тебя больше других, да, что там больше всех торинградцев вместе взятых – едко заметил Олаф.
- И мой муж в том числе – упрямо ответила Горлунг.
- Зря ты так. Подумай еще раз, я буду ждать тебя на восходе солнца, там, где встретил вас с Эвраром в этот приезд.
С этими словами Олаф ушел, уже не надеясь на то, что завтра увезет Горлунг из Торинграда.
***
Прошло много времени с тех пор как Олаф покинул покой княгини, она все также сидела на лавке, неподвижная, словно высеченная из камня. Пламя очага, в который заботливый рында подбросил поленьев, ярко освещало светлицу.
Эврар молча собирал в маленький сундучок венцы и перстни своей госпожи, туда же он положил руны, завернутые в вышитую тряпицу. На ложе Горлунг были положены несколько платьев, сорочки и подбитый мехом плащ, там же лежали завернутые в тряпицу травы, оставшиеся с тех давних пор, когда она их собирала и бережно сушила.
Горлунг, словно очнувшись, с удивлением посмотрела на все эти молчаливые приготовления.
- Эврар, неужели и ты заодно с ним? Ты хочешь, чтобы я уехала? Покинула Торинград? – не веря своим глазам, спросила Горлунг.
- Выхода нет, светлая, он прав. Князь новый не отстоит Торинград, оставаться здесь нельзя, это верная погибель – ответил рында.
- Как погибель, неужели ты в это веришь? – впервые со времени тризны оживилась Горлунг.
- Верю. Славяне сметают все на своем пути, сеют смерть и разруху везде, как и любые завоеватели, местные их почти везде поддерживают – вздохнув, сказал Эврар.
- Эврар, я не могу поверить в то, что ты уговариваешь меня бежать от мужа – с улыбкой сказала Горлунг.
- От такого мужа, не грех и бежать – мудро заметил рында.
- Но, Эврар, я же княгиня, а не девка обычная, негоже это…
- Нынче княгиня, а кем будешь через седмицу, когда придут славяне? – резонно спросил он.
- Они не тронут меня, я же женщина слабая, что с меня взять, выгонят и все – ответила Горлунг.
- Светлая, ты не понимаешь, воины в набегах свирепы, - покачав головой ответил рында - они не такие, как дружинники, они лютые и жестокие. Мужчины в походе, захватывая земли, теряют над собой власть, они сеют смерть везде и совершают то, что в другое время не смогли бы. Женщин, попавших на глаза захватчикам, ждет не легкая участь, не завидная. Если ты будешь среди них, над тобой надругаются, а потом убьют жестоко…
- Мне не привыкать, мой муж не особо ласков – усмехнулась Горлунг.
- Муж твой может и не особо ласков, но с воином в походе не сравнится, и их будет много, воины, берсеки звереют от вида крови, от опасности, от присутствия валькирий на поле брани, поэтому жалости не жди – ответил Эврар.
- Эврар, неужели ты тоже считаешь, что Торинград непременно падет? – с тревогой спросила она.
- Падет, как пить дать, падет. Был бы жив князь Торин, хоть и дурной он был человек, лютый, но может, и отстоял бы свой град, а муж твой – мальчишка беспутный, побежит от славян, поджавши хвост, яко пес шелудивый, а тебя оставит на растерзание и не вспомнит о тебе – высказал то, о чем давно думал рында.
- Неужели славяне ровняют с землей грады? Неужели Торинграда не будет? – задумчиво спросила княгиня.
- Ровняют, светлая.
- Но зачем?
- Может, они и не хотят разрушать, но пожары, бушующие на поле брани, делают свое дело.
- Смешно, когда – то я говорила ему, что следом за ним в Хель отправится и его град – усмехнувшись, вспомнила Горлунг.
Эврар промолчал, он уже по опыту знал, что лучше молчать, когда госпожа вспоминает былое, ее редко радует то, что было в прошлом.
- Что же делать Эврар, как быть? – спросила она.
- Поезжай с Олафом Ингельдсоном, иного боги не дают. Ты ведь еще так молода, светлая, тебе жить и жить еще.
- А ежели я не желаю жить? – с вызовом спросила Горлунг.
- Поезжай по добру, иначе заставлю, ты же, светлая, мне дороже всех, не дам я тебе жизнь свою сложить здесь, за него, за этого Яромира, что слова путного не стоил при жизни, а после смерти и подавно. Насмотрелся я на твои страдания по нему по живому в Фарлафграде, да и по мертвому здесь. Не гоже это, богам противно. Любить надобно достойных, а не таких.
- Эврар… - начала она.
- Разве не прав я, светлая? Скажи мне и я замолчу и впредь более слова не скажу об этом.
Горлунг опустила голову, сказать ей было нечего. Разумом она понимала, что Яромир не стоил всех этих страданий, но сердце, глупое, наивное сердце считало иначе.
- Олаф – достойный воин, муж о котором мечтает каждая девица – сказал Эврар.
- Но у него уже есть жена – резонно ответила Горлунг.
- Светлая, разве кто с тобой сравнится, тем паче, что Олаф сам признает, что любит тебя, что мила ты сердцу его, как никто другой.
- Но, нынче он одно говорит, потом заговорит другое…
- Светлая, он достойный сын нашего народа, не чета князю твоему…
- Эврар, не хочу я опять из одного постылого супружества в другое – тихо прошептала она - давай сбежим в лес? Далеко отсюда, там, куда славяне не пойдут, построим избушку, и будем жить – предложила она.
- Светлая, боги видимо лишили тебя разума, невозможно прожить в лесу одним, а зимы какие лютые, или забыла ты? – удивленный нелепостью ее предложения, ответил рында – боги решили за тебя, светлая.
- А ты? Ты поедешь со мной? – с надеждой спросила Горлунг.
- Нет, я стар, светлая. Дай мне умереть достойной воина смертью, защищая землю. Пусть чужую. Я хочу, чтоб моя душа пировала на застольях в Вальхалле.
- Ты заслужил этого, как никто другой, мой верный Эврар – прошептала она, и слезы градом покатились по ее лицу.
- Не плачь, светлая, богам не угодно видеть слезы твои – растроганный ее словами, сказал рында.
- А Прекраса, как я могу оставить ее здесь? Она совсем одна, со мной всегда был ты, и я знала, что мне нечего боятся, а она…
- Я позабочусь о ней, светлая, как смогу – нехотя сказал Эврар.
_________________

Эля солнышко, порадовала
Олаф и Горлунг наконец-то.
С нетерпением буду ждать продолжения
_________________

Да, наконец-то Горлунг оживает... Жалко Эврара только, он мне нравился.
Эля,
_________________

Эля тронул твой рассказ меня до самой глубины души моей !!!!!!!!!!! Прочла на одном дыхании !!!Плакала как дитя !!! Так жалко мне и Марфу и Прекрасу и Горлунг конечно больше всех так она бедная разочаровалась в себе бедная !!!ЖДУ С НЕТЕРПЕНИЕМ ПРОДОЛЖЕНИЯ !!!!!!!!!
_________________

Люся, спасибо огромное!!!



Изабелла, спасибо огромное!
Мне тоже очень Эврара жалко, да, мне собственно, всех их жалко и Марфу, и Прекрасу, и Силье (так старалась сыновей достойных вырастить, а получился Карн и Рулаф), и Горлунг мне жаль (Суль своими россказнями о силе и величии ей всю голову забила, а так собирала бы девчонка травки, да сушила их на любительском уровне, и была бы рада - радехонька), и Гуннхильд мне жаль.



Антонина, спасибо большое, мне очень приятно надеюсь, что не разочарую продолжением)))

Девочки, я так вам благодарна, вы меня так поддерживаете, СПАСИБО !
_________________

 » Часть 2, глава 29

Выкладываю продолжение:
ГЛАВА 29
Солнце еще не показалось над видокраем, когда молодая княгиня и ее рында вышли к реке. Дорога, которой они шли много – много раз в этот день была особой. Горлунг сама жалела, что позволила Эврару уговорить себя, а рында смотрел печальным взором на свою госпожу последний раз. Более не суждено было им свидеться в мире подлунном.
Даже дозорные на забороле, как показалось Горлунг, смотрели на нее осуждающе, как на неверную жену. Такой она, в сущности, и была. Трусливой и неверной женой. Дозорные, ни слова не сказав, выпустили их из Торинграда, видимо, решив, что княгиня взялась за старое или просто гуляет. А Горлунг так хотелось, чтобы они не пустили ее, подняли тревогу, разбудили Карна, но боги решили за нее. Ничего странного им не увиделось в том, что княгиня и ее рында ушли до рассвета из Торинграда, воровато оглядываясь назад.
Увидев норманнов, их спешные приготовления к отплытию, Горлунг покачав головой сказала:
- Нет, Эврар, не могу я – тихо сказала Горлунг – место мое здесь, в Торинграде, рядом с мужем, на земле отца.
- Светлая, да не будет никакой земли у тебя, и Торинграда не будет – мягко, словно уговаривая ребенка, ответил Эврар.
- Значит, так тому и быть, видимо, боги решили за меня. Я не побегу, словно трусиха постыдная с княжеского престола.
- Нет у тебя никакого престола, и не будет его – печально сказал рында.- Хочешь жить как княжна Марфа?
- А, может, и там меня ждет это же? – спросила Горлунг.
- Он обещал.
- Обещал – фыркнула княгиня. – Не поеду я и все тут.
- Прости меня, светлая, - тихо сказал Эврар – за все прости. Не поминай меня худо.
Горлунг непонимающе смотрела на своего рынду, но он лишь печально кивал головой, словно принимал тяжелое для него решение и спорил сам с собой. Посмотрев на реку, она сказала:
- Мне не за что прощать тебя, мой верный Эврар….
В этот момент рында сильно ударил свою госпожу по голове рукояткой кинжала. Подхватив ее обмякшее тело, Эврар ловко перебросил его на плечо, подхватил узел с одеянием госпожи и быстро зашагал к дракканам.
Олаф, после состоявшегося ночью разговора с Горлунг, не питал особых надежд на то, что она поедет с ним, но все равно иногда оглядывался по сторонам ища ее взглядом. Когда последние мешки были погружены на дракканы, Олаф в последний раз окинул взглядом речной берег, землю Торинградскую, и увидел Эврара, приближающегося к ним.
Горлунг безвольно висела на плече своего некогда могучего рынды, серый повойник загнулся, закрыв лицо, но при этом открывая всеобщему взору ее тонкую длинную шею.
- Что с ней? – спросил Олаф рынду.
- Устала, спит – ответил тот.
Олаф удивленно посмотрел на Эврара, но ничего больше не сказал, а протянул руки, чтобы взять с плеча рынды его госпожу.
- Подожди, поклянись, что не обидишь ее – потребовал Эврар.
- Клянусь Одином, Тором, Бальдром, своей жизнью, своей душой, что не обижу Горлунг – четко поговорил викинг.
Эврар кивнул и передал ему Горлунг и ее вещи. Норманн подхватил на руки ее тело, удивляясь его легкости, даже узел с вещами был намного увесистее их хозяйки.
- Спасибо тебе, Эврар – сказал Олаф – прощай, да, хранят тебя боги.
Тот ничего не ответил, лишь глядел на то как норманн бережно несет свою ношу, заходит по колено в воду речную, забирается на борт своего драккана и относит Горлунг в маленький шатер на корме. Когда-то, совсем давно, кажется в другой жизни, Эврар сам плавал на таких кораблях. Теперь же старик лишь завистливо смотрел на них. Но ничего, у этих воинов еще длинная жизнь впереди, а ему скоро придется доказать, что место его душе в Вальхалле. Последний бой, битва и все, конец пути. Спустя некоторое время дракканы отплыли, викинги справно работали веслами, делая большие гребки, оставлявшие на воде круговые разводы. Эти маленькие кружки взволнованной воды, словно плыли от них к Эврару, прощаясь с ним навсегда.
Вскоре дракканы превратились в маленькие точки на речной глади, они унесли с собой его Горлунг, его маленькую госпожу. Как она теперь будет жить? Сможет ли когда-нибудь забыть своего беспутного Яромира? Стоящий на берегу человек не знал ответов на эти вопросы, их ведали лишь боги. Но он свято верил, что ни Один, ни Фригг, ни Фрея не оставят дочь князя Торина.
Эврар посмотрев еще немного вокруг себя, развернувшись, пошел назад, в Торинград. Один. Он остался совсем один. Та, единственная, что была ему небезразлична, наверное, никогда его не простит, нет, ни никогда, а пока живет. А там, где-нибудь там, они обязательно встретятся, и он преклонит свои колени перед ней и все ей расскажет. Не мог он допустить ее смерти, не мог. И поступил он правильно.
Дозорные на этот раз странно посмотрели на Эврара, они не привыкли к тому, что он ходит без госпожи. Но ничего не спросили, не любили Эврар местные воины, старались лишний раз с ним и словом не перебрасываться.
Нет теперь у него госпожи, хотя есть та, что нужно оберегать. Но она никогда не займет в его сердце Горлунг.
Медленно, устало шел Эврар в светлицу Прекрасы, молча, войдя, он сел в углу и начал точить свой кинжал. Да, богатые покои у этой, не то, что у его голубки были здесь. Эврар недовольно поджал губы, косясь исподлобья на княжну Прекрасу. Но, будет пора забыть былые обиды.
Прекраса, в свою очередь, испугано смотрела на него, прижав сына к груди, и набравшись, смелости спросила:
- Зачем пришел? Горлунг меня позвала к себе? – спросила она.
- Нет. Служить тебе буду – ответил Эврар, не глядя на княжну.
- А Горлунг?
- Ей я отслужил – печально ответил старый вояка.
- Но мне не нужен рында, я больше не важная особа, я не нуждаюсь… - оторопело сказала Прекраса.
- Замолчи – резко гаркнул Эврар – больно много ты говоришь, да, все не по делу.
Прекраса обиженно поджала губы, и решила не замечать Эврара. Но это было не легко, он краешком глаза следил за каждым ее шагом, и Прекрасе, не привыкшей к такой постоянной заботе, было не по себе от его мрачного тяжелого взгляда.
Так весь день и просидел Эврар подле сестры своей былой госпожи, терзаясь думами о том как там его Горлунг. А Прекраса ничего, не понимая, боязливо обходила угол с воином стороной, но ближе к вечеру немного успокоилась и перестала коситься в сторону рынды сестры.
Поздним вечером, после вечерней трапезы в покои княжны Прекрасы ворвались князь Карн и его гридни. Княжна испугалась, и невольно стала пятиться ближе к Эврару, но, казалось, что никто ее не видит.
Карн даже не взглянул на свою бывшую невесту. Раньше, может, он бы и окинул ее статную, ладную фигуру оценивающим взглядом, но не теперь. Не до бабы простой ему сейчас.
- Где она? – злобно спросил молодой князь у рынды своей жены. Эврар никогда ему не нравился, Карн даже не знал почему. То - ли от того, что рында был беззаветно предан своей госпоже, то - ли от того, что всегда смотрел на него, как на презренного трепля.
- Кто? – спокойно спросил Эврар.
- Горлунг.
- Нет ее, ушла она – ответил Эврар.
- Куда? – потрясенно спросил князь.
- Не разумею, сказал лишь, что уходит – пожав плечом, ответил рында – велела теперь о сестре ее заботится – Эврар кивнул на Прекрасу.
- Что значит ушла?
- То и значит, собралась и ушла. Сказала, что не мило ей здесь, тяжело. Ты – муж плохой. Велела вот с этой свиристелки теперь глаз не спускать. А я уже стар. Мне не до этих игр. Да, и не по сердцу мне она – продолжил Эврар – беспутная, да еще и с дитятей.
- Я - плохой муж? – не веря своим ушам, переспросил Карн.
- Ну, да, так она сказала, а еще добавила, что не выстоит при тебе Торинград, она это видела, руны ей поведали – как ни в чем не бывало, продолжил Эврар.
- Куда она пошла? – в бешенстве спросил князь.
- Вниз по реке, когда мы с ней дошли до излучины, она велела мне ступать обратно и заботится об этой. Но я не хочу. Я был хорошим воином. Тебе ведь, князь, нужны воины? Возьми меня в дружину, не смотри, что я стар, я молодым еще нос утру. Не могу я больше подле девок сидеть…
Князь Карн не дослушал Эврара, а выбежал из одрины Прекрасы, отдавая приказания гридням, отправится на поиски Горлунг. Рында его жены подтвердил его самые страшные опасения, Торинград не выстоит, это видела Горлунг. Ведьма ненавистная. И ни разу Карн не подумал о том, что жена уже давно не занималась ни целительством, ни заглядывала в грядущее. Верно, видимо, говорят, что у страха глаза велики. Карн твердо решил, что Горлунг должна вернуться, народ ропщет, дружина разваливается на части, там постоянные сандалы и драки и никакой готовности отразить атаку славян. Ему нужна дочь Торина, дабы укрепится, удержать власть в Торинграде.
А Эврар довольно ухмылялся, глядя в спину князя. Он все рассчитал правильно. Никто не свяжет имена Горлунг и Олафа еще очень долго, а когда правда откроется, они будут уже очень далеко.
Прекраса тихонько сказала:
- Эврар, я не заставляю тебя быть здесь, иди в дружинную избу.
- Ох, девка и глупа же ты – проворчал старик, но при этом тепло улыбнулся своей новой госпоже – Как мальца-то звать?
- Растимир – смущаясь, ответила Прекраса.
- Чей сын-то он?
- Княжича Рулафа – поджав губы, ответила княжна.
- Ты это забудь. Теперь он сын князя Карна, а Рулаф, кого он, так, помиловались и забыли – наставил Прекрасу на путь истинный Эврар – хоть бы поесть чего принесла, все сидишь, вздыхаешь.
- А ты что здесь останешься?
- А кто тебя охранять-то будет?
- А зачем меня охранять?
- Ну, ты и девка дурная, хоть и княжна вроде. Княгиней скоро станешь – улыбнувшись, сказал Эврар.
Так проходили дни за днями. Эврар теперь жил в покое княжны, и она постепенно привыкла к его немногословности и ворчанию. Прекраса понимала, что он остается подле нее не для охраны, ему все равно, что будет с ней, Эврар был возле нее только из-за Горлунг. Видимо, и правда та велела ему защищать ее.
Рында оказался не таким уж и вредным стариком, он отвечал на вопросы, иногда подсказывал по делу. А еще ему нравился Растимир, смотрел на него Эврар и тихо напевал песни странные на чужом языке. Но лишь о своей бывшей госпоже не говорил, только хмурился при упоминании ее имени. А вечерами поздними Эврар стоял возле окна, тревожно вглядываясь в ночную мглу.
В один из таких вечеров в светлицу Прекрасы ворвался злой князь Карн. С первого взгляда на него было ясно, что он перебрал браги, щеки его пылали ярким румянцем, взгляд был, словно подернут поволокой.
- Ты – сказал он, тыча в Прекрасу пальцем - готовься, теперь ты за место этой суки. Должен же быть от тебя прок. Завтра будет брачный пир.
- Чей пир? – испуганно спросила княжна.
- Наш, дорогая невестушка, видимо, Лада решила нас все-таки связать узами – ухмыляясь, ответил Карн – забавно боги рассудили, все-таки снимешь с меня сапоги, как и положено.
- Я не …
- Молчи лучше. Или мне у братца разрешения спросить? – подняв бровь, иронично спросил Карн.
Княжна побледнела, но ни слова не ответила. Постояв еще немного по середине светлицы, Карн ушел, недобро посмотрев на Эврара напоследок.
Прекраса осталась потрясенно смотреть ему в след.
- Я же говорил, княгиней будешь – улыбаясь не то злорадно, не то радостно, сказал Эврар.
- Не понимаю – покачав головой, ответила княжна.
- Чего понимать-то? Ему нужна жена, дочь прежнего князя, пока его люди сами не свергли его. Он же плохой князь.
- Я не могу быть его женой. Рулаф как? Что он подумает? – ошарашено ответила Прекраса.
- Княжеский престол – он выше всего этого, да и недолго тебе княгиней быть, славяне уже близко – просто сказал рында.
- Но Рулаф, неужели он позволит свершиться этому?
- Княжна, тебя боги разумом – то сильно обделили. Ты теперь не любимая дочь князя Торина, а приживалка. И счастье твое, то князь решил тебя в супруги взять. А мог ведь просто еще один раз в непраздность привести. Так что забудь ты своего Рулафа, девка, тряпка он, не мужик. А теперь рубаху мне зашей, порвалась что-то.
Княжна Прекраса потрясенно смотрела на Эврара и ответить ему не смогла. Слова его жестокие были правдой гольной и не добавить, и не прибавить к ним было нечего.
_________________

Столько у тебя страстей, политики, интриг! Герои яркие, с разными характёрами, мыслями, чувствами! Ну, просто живые получаются! Здорово!
___________________________________

Такого поворота я, честно говоря, не ожидала (я про свадьбу Карна и Прекрасы). И очень уж хочется почитать про Горлунг с Олафом. Что она устроит, когда очнется?
_________________

Эля,закрутила
Я почему-то думала что у Горлунг духу не хватит уехать, и была права. И если бы не рында, жить ей дальше с Карном. А Эвар молодец, он мне нравится
Ну что там дальше? Когда продолжение? Не терпится узнать как поведет себя Горлунг когда очнется
_________________

Маша, Изабелла, Люся, огромное Вам спасибо



Маша, спасибо большое, очень приятно!



Изабелла, спасибо большое))))) Рада, что удивила. Все карты раскроются в понедельник.И я опять удивлю (ну, надеюсь на это))))))



Люся, скажу честно, старалась закрутить как можно сильнее)))))Спасибо за такое внимание



Люся, мне очень приятно, что я так заинтриговала, , продолжение будет в понедельник)))))
_________________

Эля, как там Горлунг, очнулась?
Очень хочется узнать продолжение
_________________

 » Часть 2, глава 30

Люда, , исправляюсь и выкладываю продолжение)))).
Думаю, что оно будет несколько неожиданным))))

Изабелла, поздравляю с хрусталем!!!!

ГЛАВА 30
Вересень, 862 год н.э., Северная Русь.
И пришла беда, смерть и разрушение на Северную Русь, и прокляли боги славянские свою землю. Морена лютая гуляла по земле русской, унося с собою души людские. И везде царила разруха.
Град за градом падал под натиском восставших славян, изгонявших с земли русской чужеземных захватчиков. И казалось, нет ни конца, ни края ужасу, что выплеснулся на землю эту плодородную, черную. Жены оставались без мужей, дети без отцов, сестры без братьев, невесты без нареченных….
***
Леса, опять леса и постоянный бег, беспрестанный, сколько это еще будет продолжаться? Она не видит ничего перед собой, в глазах стоят тела искореженные, обезглавленные, залитые кровью, пожары, огонь, разруха. Кажется, что даже пахнет везде тошнотворно – одинаково, тяжело, смесью крови и гари.
Сколько они уже так бегут? День? Или седмицу? Она не знала, лишь переставляла ноги, не думая, словно боги отняли у нее душу, разум, оставив лишь тело. А в глазах стоял ее сын, маленький, в резной зыбке и без головы. Зачем, зачем они убили Растимира? Ее маленького сына? Кому он помешал?
Прекраса запнулась о торчащий из земли корень дерева, упала. Сил подняться не было. Какой раз она вот так падает? Много, бесчисленно. Но сильные руки подняли ее с земли, закинули на плечо, и замелькала земля перед глазами. Быстро, так словно кто-то тянул дорожку полотняную у нее перед глазами.
Слезы горькие потекли из глаз, они капали прямо на ноги, несущего бывшую княгиню Торинграда мужчины. Но он уже привык к ним и не замечал. Поплачет и будет. Бабьи слезы, они же что вода, были и нет.
Даг же лишь удивлялся количеству слез у этой девчонки, так же можно и все глаза выплакать. И в который раз пенял на богов, которые дали ему такую спутницу. Мало того, что слабая, ничего не умеет, так еще и скулит постоянно. Вот она кара богов.
В ту ночь, когда пал Торинград, после долгой осады, в княжеском дворе творился хаос. Князь Карн выстраивал дружинников для защиты Торинграда, весь люд торинградский готовился биться за свою землю. Но Даг не зря был лучшим и самым опытным воином дружины, он прекрасно понимал, что Торинграду не выстоять, славян было на порядок больше. От них рябило в глазах, а дружина князя Карна была слишком слабой для обороны от такого количества врагов.
Умирать Даг не хотел, именно поэтому он вскоре после начала боя в стенах Торинграда решил бежать через княжеский двор в леса, подальше от всего этого. Не выжить здесь, он понимал это слишком хорошо. Надо бежать, скитаться по Руси всю зиму, а там весной он вернется в Норэйг и забудет Гардар, как страшный сон. Но вернутся надо богатым, да и место на драккане варяжской стоит злата. Поэтому Даг и рыскал по одринам княжеским во время боя. Набивая мешок, он переходил из одних покоев в другие, собирая все ценное, что не попадалась ему под руку. Увлеченный этим занятием, Даг не сразу заметил, что славяне одерживали победу, они уже метались по гриднице, некоторые из них точно так же, как и он, пытались найти что-то ценное.
Зайдя в одну из одрин, Даг увидел княгиню Прекрасу, она стояла и смотрела на него большими, широко открытыми глазами, полными ужаса. Он хотел быстро уйти, но Прекраса вцепилась ему в руку и потащила его к зыбке. Там лежал мертвый, безголовый младенец.
Сколько раз потом Даг проклинал тот миг, когда он открыл дверь одрины княгини! Она больше не выпустила его руки, цеплялась за него, словно безумная, брела за ним, звала его по имени, поэтому и пришлось взять ее с собой. Не убивать же свою княгиню?
То, что им удалось сбежать, пройти мимо умирающих дружинников князя Карна и славян, рыскавших повсюду – это счастье, милость богов. Сквозь разгромленный забарол бежали они в лес. И там Прекраса вцепилась в него мертвой хваткой, не отпуская.
А княгиня, что вышла из одрины лишь на миг, посмотреть как убегают славяне, за этот миг увидела как катилась по земле так любимая ею голова княжича Рулафа, как муж истекал кровью, но пытался еще биться, как дружинники, те, что когда-то заигрывали с ней, умирали. Но самым страшным было то, что, вернувшись в свою светлицу, Прекраса увидела там разгром и своего ребенка, мертвого. Зачем, ну, зачем убивать младенца? Она не понимала. Он ведь даже не сын Карна.
А потом зашел Даг. Воин отца, вот ведь заботится о ней, пришел ради нее. Даже Эврар убежал воевать, а этот пришел. Его она не отпустит, поэтому схватила за руку и шла за ним. Потому что страшно, потому что жутко, везде мертвые и ее сын, ее Растимир, ее Рулаф, всех их забрала Морена лютая, за что? Почему?
Вот так эти двое и бежали по лесам, пытаясь спастись от славян. И ведь никто их не преследовал, но они боялись каждого шороха, каждого птичьего вскрика. И кто боялся из них больше? Слабая женщина или сильный мужчина – это был вопрос.
***
Ветер Варяжского моря трепал грязные черные волосы худой печальной женщины, сидящей на корме дракканы. Она смотрела поверх фигуры дракона, талисмана судна, вырезанного на его передней части, смотрела и не видела ничего. Она думала лишь об одном, что никто теперь ее не предаст. Потому что теперь никого у нее и нет.
Всю ее жизнь Горлунг предавали близкие: Суль лгала, отец ненавидел, мать умерла, Яромира забрали боги, и даже Эврар ее предал. Тот, кому она верила больше всех, больше чем самой себе, он ее покинул, продал, предал.
Горлунг помнила, как очнулась на драккане и увидела над собой крышу шатра, почувствовала, что ей дурно, ее качает, мутит и болит голова. Но тогда она не понимала, где находится, по странной случайности ей грезилось, что она умерла, вот она переправляется через Тунд и направляется в Вальхаллу. Но она же женщина, а им нет пути в рай. Но Яромир, милый Яромир, может, он совершил чудо, и она станет первой кто войдет в священные врата Вальхаллы, чтобы вечно подносить Яромиру кубок.
К вечеру Горлунг уже готовилась к встрече со своим милым «Любостаем», но вместо него она увидела Олафа Ингельдсона. Тот, нагнув голову, съежившись, шагнул в шатер и сел подле нее.
- Голова болит? – спросил он.
Горлунг лишь кивнула. Она не понимала, почему он с ней рядом на пути в Вальхаллу.
- Может, есть хочешь?
Та отрицательно покачала головой.
- Я не думал, что выйдет так. Я хотел, чтобы ты сама решила пойти со мной. Но Эврар принес тебя оглушенную и я не смог бороться с искушением. Я забрал тебя – каясь сказал Олаф.
Тогда все и встало на свои места. Эврар ее предал, отдал норманну, словно рабыню презренную. Ее Эврар, ее рында. Смешно. Он должен был ее защищать, а он…
Горлунг с тех пор так и не сказала Олафу ни слова. Она вообще теперь не хотела говорить, лишь иногда ночью, когда была смена викинга и он греб на веслах, Горлунг тихо напевала печальные песни ненависти и мести норманнов, те, которым ее в детстве научил Эврар.
А еще иногда Горлунг видела виденья, в те моменты, когда ей было особо плохо, когда в глазах стоял образ Яромира, она видела то, чего не было. Иногда она видела двух девочек, черноволосую, как она, и светловолосую, но с черными глазами, а бывало Горлунг видела женщину с белыми волосами и зелеными глазами, красивую, словно Фрея. Но Горлунг не хотела думать о них и о видениях. Она теперь вообще не хотела больше думать.
Олаф же был напуган поведением Горлунг. Не такого он ждал, не так он представлял себе все это. Она, словно не живая, всегда была. Ни слова не сказала, только смотрела испуганными, черными, словно погибель глазами. Он даже не смел ее обнять, утешить. Видимо, правильно о ней говорили в Торинграде «странная».
***
Для истории Российского государства 862 год стал кровавым, черным годом, временем изгнания варягов с земли русской. В летописи Нестора сказано, что в 862 году варягов изгнали «за море» (должно быть, за злоупотребления), но ненадолго: в том же году варяги вновь вернулись (по официальной версии их призвали Новгородцы, чтобы варяги ими правили) и трое из них - Рюрик, Синеус и Трувор - стали княжить в Новгородских землях. Синеус и Трувор вскоре умерли (или же были убиты - летопись о том многозначительно умалчивает), а Рюрик положил начало правящей династии, с чьей судьбой история России оказалась связанной на долгие семь с половиной веков.
_________________

Эля, какая жестокость, но мне нравится
Как можно зацикливаться на этом «Любостае», когда рядом Олаф
Когда Олафушка заставит ее о нем забыть

ЗЫ: Надеюсь Горлунг и Олафа убивать не будешь
_________________

Очень интересно и такой поворот событий, не как не ожидала что Прикраса окажется рядом с Дагом !!! А про Олафа так что же я и не ждала что Горлунг сразу примет его !!!!Ему постараться надо что бы она ожила и обратила на него свое внимание ! Я вот подозреваю что бабка ее все таки не ошиблась она говорила что мужчина который будит с ней ее полюбит и много испытаний им пережить придется !!! А муж Горлунги ее ненавидел так что у нее все впереди !! !
_________________

Жестоко. А я до последнего на Рулафа надежды возлагала - думала, что он к Прекрасе вернется. Дите мне жалко , а остальным так и надо. Да и Даг оказался "с гнильцой" - сбежал с поля боя, ограбил собственного князя, хорошо хоть Прекрасу не бросил.
Во-во, затянулась у Горлунг депрессия однако!

Спасибо, дорогая!
_________________