Софья (Обманутые иллюзии) ИЛР

Степанова Алена:

Оооо, сколько сразу вкусненького )))) Спасибо автору)))) Поведение Александра опечалило, хотя там все логично... Зато у Сони две маленькие радости, а все остальное мимолетно, самое главное чтобы с ней и малышами было все хорошо. Пусть хоть в материнстве познает счастье без разочарований)

...

-Алиса-:

Всем доброго дня!


Анютка, спасибо. Надеюсь, что и дальше будет интересно. Мы уже перевалили за вершину и теперь стремительно приближаемся к финалу.

Спасибо)))

Вот и я считаю, что там все логично. Развитие отношений между Раневским и Мари не наступило, как бы Машеньке того ни хотелось, но вместе с тем, она довольно умело играет на его порядочности.

Две маленькие радости и вместе с тем источник постоянного беспокойства и страхов.

...

uuchka:

Юленька, спасибо за продолжение!!! Прочитала сразу две главы: рада, что Софи благополучно родила близнецов, но теперь ей придется помучиться с вымышленным отцовством Адама. Мари все также меня раздражает: она чем-то напоминает Адама, тоже довольно эгоистична в своей любви к Александру и играет на его порядочности по отношению к ней. Жду новые главы с нетерпением!

...

-Алиса-:

Юля, привет. Да уж, одна маленькая ложь, повлекла за собой большую. Сколько еще проблем возникнет. Мари, как репей. Но у нее есть оправдание: она Александра считает свободным мужчиной, так почему бы и не попытать счастья.

...

-Алиса-:

 » Глава 35

Глава 35




Прохлада раннего утра струилась в комнату через распахнутое окно. Легкая кисейная занавеска чуть шевелилась от малейшего дуновения. Свеча догорела в подсвечнике и, зашипев, погасла, оставив после себя лишь струйку сизого дыма, тотчас подхваченную сквозняком. Тонкие пальцы под рукой Адама шевельнулись. Чартинский вздрогнул и открыл глаза, стряхнув с себя остатки дремы.

- София, - тревожно вглядываясь в бледное лицо, позвал он, приподнимаясь с кресла.

Длинные ресницы затрепетали, Софи открыла глаза. Затуманенный глубоким сном взор остановился на его лице. Адам поднес к губам безвольную руку и прижался к губами к изящному запястью там, где медленными ритмичными ударами билась тонкая синеватая жилка пульса.

- Как же Вы нас напугали София, - переплетя ее пальцы со своими, слабо улыбнулся Чартинский. – Мне не передать словами той радости, что благодаря Вам я испытал нынче. Вы мой ангел, мое счастье…

Софья отняла у него свою ладонь и спрятала руку под одеялом.

- Где мои дети? – едва слышным шепотом поинтересовалась она.

- В детской, - улыбнулся Чартинский. – Вам не стоит волноваться: о них есть, кому позаботиться. Мальчиков надобно окрестить, - помолчав некоторое время, добавил Адам. – Я не стал делать того без Вашего ведома, но Вы ведь понимаете, что крестить их надобно в католической вере?

Софья отрицательно качнула головой.

- Другого пути нет, София. Здесь для всех Вы моя жена и мои дети должны быть крещены в одной вере со мной.

- Я не Ваша жена, Адам, - сделал попытку приподняться Софья. – И…

О, как ей хотелось добавить, что это не его дети, но страх сковал уста и слова эти так и остались невысказанными.

- Вашего согласия и не требуется, - возразил Чартинский. – Какие имена Вы бы пожелали дать мальчикам? – как ни в чем ни бывало, продолжил он.

- Андрей и Михаил, - не задумываясь, отозвалась Софья.

- Понимаю, - улыбнулся Адам. – В честь Ваших братьев. Что ж пусть будут Анжей и Михал. Я оставлю Вас, ma chérie, - поднялся он с кресла подле ее кровати. – Набирайтесь сил.

Софья откинулась на подушку: словесная стычка с Чартинским отняла все силы. Совершенно очевидно, что Адам вовсе не собирался принимать в расчет ее пожелания, собираясь действовать исключительно исходя из собственных мотивов и выгод. Нет ничего более удручающего, чем полная зависимость от человека, который повинен во всех ее бедах и неприятностях. Во всяком случае, для Софьи собственное положение рисовалось именно таким. От осознания собственного бессилия и невозможности ничего изменить она разрыдалась. Николета, хорошенькая горничная княгини Луизы прошмыгнула в комнату и, растерявшись при виде истерики, случившейся с молодой женщиной, замерла у ее постели. Дрожащими руками налив в стакан воды из тяжелого графина, она протянула его Софье:

- Madame, je Vous en prie calmez-vous. (Мадам, прошу Вас, успокойтесь), - лепетала испуганная девица, пытаясь всунуть ей стакан с водой.

Софи оттолкнула ее руку, и вода выплеснулась ей на грудь и постель. Истерика тотчас прекратилась. Не глядя на Николету, Софи сползла с постели и с трудом доковыляла до ширмы, за которой стоял таз и кувшин с водой для умывания.

- Aidez-moi! (Помоги мне!), - бросила она прислуге.

Сменив мокрую сорочку и накинув на плечи теплый бархатный капот густого темно-красного цвета, придавший ее лицу еще более бледный оттенок, Софья, опираясь на руку горничной, добралась до детской. Две колыбели стояли у стены. Одна была совсем новая, а вот вторую явно отыскали где-то на чердаке дома. Софья, не обращая внимания на кудахтанье кормилицы, замерла подле малышей. «Боже, какое чудо! – осторожно коснулась она подушечкой указательного пальца пухлой младенческой щеки. – Невероятно! И это мои дети». Обернувшись к другой колыбели, она склонилась над младенцем, всматриваясь в черты его лица: «Может то только кажется мне? – разглядывала она одного из сыновей, - но в нем есть отцовские черты. Брови, пожалуй, похожи, на голове рыжий пух, наверняка посветлеет со временем», - улыбнулась она своим мыслям.

- Madame, Vous feriez mieux de retourner au lit. (Мадам, Вам лучше вернуться в постель), - зашептала за ее спиной Николета.

- Je sais que ce serait mieux pour moi. (Я сама знаю, что будет лучше для меня), - огрызнулась Софи, но заметив неподдельное огорчение девушки, тотчас пожалела о своем резком ответе. - Aidez-moi à m'habiller. (Помоги мне одеться), - уже более миролюбиво попросила она.

Сделав книксен, горничная поспешила в ее спальню, оставив Софью около мальчиков. Тяжело опираясь на спинку колыбели, Софи склонилась еще ниже.

- Мне сказать, что Ви плакать, - услышала она за спиной мягкий голос княгини Луизы.

Княгиня Чартинская, выйдя замуж за поляка, довольно легко освоила польский, но вот русский ей так и не давался, хотя супруг ее Владислав на этом языке говорил превосходно.

Софья обернулась. Попытка княгини говорить на родном ей языке растрогала до слез, что-то теплое разлилось в груди при виде участливого выражения лица и робкой улыбки.

- Простите, что причинила Вам столько беспокойства, - отозвалась Софья.

- О, нет. Не надо извинения, - махнула рукой княгиня. – Это бывает. Когда женщина дает жизнь… это такая тоска потом, - с трудом подбирая слова, продолжила Луиза. Вам лучше быть в постели, ma chérie, - улыбнулась она.

Софья не стала возражать ей и молча вышла из детской. В спальне ее уже ждала Николета:

- Madame a besoin d'une nouvelle garde-robe. (Мадам нужен новый гардероб), - с улыбкой заметила девушка.

Софья промолчала в ответ. Пока Николета укладывала роскошные пепельные кудри, все мысли Софи были сосредоточены на том, что ей, во что бы то ни стало надобно поговорить с Адамом: «Я должна признаться ему, - кусала бледные губы Софи, дабы придать им яркости. – Я сама виновата во всем. Не надобно было лгать ему». Облачившись в просторное платье, которое носила в последние седмицы своей тягости, Софья потуже затянула пояс под грудью и неспешно вышла из комнаты.

Чартинский собирался уходить. Во дворе его уже ожидала коляска. Адаму предстояла поездка в Париж, к старинному другу матери, которого он хотел просить быть крестным отцом. Софья остановила его буквально на пороге:

- Адам! Мне необходимо говорить с Вами, - окликнула она его.

- София, Вы напрасно поднялись, - остановился Чартинский. – Мое решение останется неизменным.

- Извольте выслушать меня, - перебила его Софья, повысив голос.

В глазах Чартинского мелькнуло нетерпение, но он все же взял ее под руку и проводил в небольшую гостиную, где усадил в кресло, остановившись перед ней со скрещенными на груди руками.

- Я слушаю Вас, - небрежно обронил он, демонстративно глянув в сторону часов на каминной полке.

Софи сглотнула ком в горле: ей казалось, что она сможет открыться Адаму, но ныне глядя на него, замечая его раздражение непредвиденной задержкой и нетерпение, она вдруг со всей отчетливостью поняла, что ей не стоит надеяться на его снисхождение. Вспомнились вдруг сильные пальцы на собственной шее, сдавившие сонную артерию так, что потемнело в глазах, тихий зловещий шепот: «Я скорее убью тебя, чем отпущу».

- Что же Вы молчите, София? – нетерпеливо бросил Чартинский.

- Адам, с трудом выдавила она, - я обещаю Вам, что подумаю над тем, чтобы принять католичество, но Бога ради, до тех пор, пока я не решусь сделать этот шаг, пусть Михаил с Андреем будут крещены в православии.

Адам замер, недоверчиво вглядываясь в ее лицо.

- Вы даете мне слово, что обдумаете мое предложение? – осторожно спросил он.

Софи кивнула головой, мысленно прося у Бога прощения за очередную ложь, так легко слетевшую с уст.

- София, я вынужден оставить Вас, но обещаю, что позже мы вернемся к этому разговору, - улыбнулся Адам, поднеся к губам ее руку, и чуть сжав холодные пальцы.

После его ухода, Софи осталась в одиночестве. Было невыносимо стыдно от того, что вновь пришлось лгать и изворачиваться, что всегда было противно ее натуре: «Где сила духа? Где любовь к истине? - горько вопрошала она сама себя. – Как просто, оказалось, назвать инстинкт самосохранения голосом разума? И что есть этот голос разума, как не трусость. А солгала ли?» Мысль эта неприятно поразила ее, но пора было признаться самой себе, что все чаще, она думала о том, что вполне может статься так, что ей никогда не доведется более вернуться в Россию. Никогда более она не увидится с Раневским, и надобно бы каким-то образом приспосабливаться жить в новом для нее окружении. «Что, ежели Адам прав, и Александра более нет в живых?» Скоро будет год с тех пор, как им довелось свидеться, и более ей ничего не известно о нем, кроме того, что он был ранен в битве под Можайском. Даже о степени тяжести его ранения ей было ничего не известно.

Ей хотелось не думать о том, но мысли ее будто обладали своей собственной волей, продолжая терзать ее воображение. Как бы ни было больно сердцу, как бы ни болела душа, невозможно было забыть о том, что желания ее имели обыкновение сбываться самым извращенным образом. Когда-то она жаждала любви Корсакова, и он объяснился с ней, но, увы, слишком поздно. Следуя голосу разума, она приняла предложение Раневского, и поняла, что ее влюбленность в Алексея прошла, что человек, которому готова отдать сердце, душу, всю себя, вовсе не нуждается в том, более того, едва терпит ее присутствие подле себя.

Что скрывать, она частенько завидовала Лиди, ее легкости, красоте, грации. Как ей хотелось быть похожей на нее, кружить головы, вызывать восхищение, и она получила, чего так отчаянно желала когда-то, но какой ценой! Не слишком ли дорого ей приходится платить за то, чтобы ее желания исполнялись? Ныне более всего ей хотелось увидеться с Раневским, но кто знает, что судьба потребует взамен исполнения этого желания? Чем придется заплатить на этот раз?

***

Bonaparte посчастливилось вырваться из снежного плена российской зимы и отвести часть уцелевшей армии от границ империи, поколебавшей его славу величайшего военного гения. Воспользовавшись временным перемирием, он успел собрать под свои знамена многотысячную армию.

Союзники также не теряли времени даром. В июне к антифранцузской коалиции присоединилась Швеция. Австрия выступила в роли посредника при проведении мирных переговоров между Bonaparte и монархами союзной армии. Союзники приняли условия мирного договора, предложенные Австрией, но Наполеон не пожелал расстаться с захваченными им владениями. В последний день перемирия десятого августа он предпринял попытку пойти на уступки и послал депешу, в которой соглашался на часть условий, предложенного Австрией мирного договора, но, увы, время было упущено. Двенадцатого августа и Австрия объявила о своем вступлении в антифранцузскую коалицию. Дальнейшая судьба войны была предрешена.

Семнадцатого августа первая кирасирская дивизия выступила утром на Теплиц. В голове колонны шли кавалергарды. Днем раньше во всех шести эскадронах царила суматоха: готовились к выступлению, проводили маневры. Раневский вернулся в Гроткау поздним вечером. Тяжелый душный августовский вечер спустился на городок фиолетовыми сумерками. Где-то в отдалении громыхали громовые раскаты, предвещая непогоду. Не смотря на то, что окно кабинета было распахнуто настежь, не ощущалось даже малейшего дуновения. Сняв колет и распахнув ворот рубахи, Александр дописывал письмо к Кити, в котором сообщал сестре о грядущем выступлении. Вещи его давно были уложены расторопным денщиком, дела все были завершены, кроме одного. Он все еще откладывал разговор с Мари до этого самого последнего вечера, по опыту зная, что вряд ли удастся избежать очередной ссоры и упреков, коими его осыпали все чаще. Шорох шелка за спиной заставил отложить перо.

- Alexandre, - нежные руки обвились вокруг его шеи, теплое дыхание согрело висок, - Вы избегаете меня, а между тем, нам так мало осталось, чтобы побыть вдвоем, - прошептала Мари.

- Увы, madame, завтра в поход, столько дел, - вздохнул Раневский, перехватив тонкие запястья и убирая ее руки со своей шеи.

- Будь проклята эта война, - тихо отозвалась Мари, проведя ладонью по его щеке.

- Это Ваш выбор, Мари, - отстранился Раневский. – Вас никто не звал следовать за армией.

- Меня вело сердце, - улыбнулась Мария.

- Вам следует вернуться, madame. Впереди совершенная безвестность, перемирие окончено и даже здесь может быть не безопасно.

- Мое место подле Вас, - возразила Мария. – Ежели Вы оставите меня здесь, я все равно последую за Вами. Поймите, Alexandre, у меня нет обратного пути, ибо только подле Вас мое сердце бьется, только рядом с Вами я живу, а не прозябаю. Я люблю…

Раневский приложил палец к ее губам и покачал головой:

- Не надобно, madame. Не начинайте все сызнова. Я знаю, каких слов Вы ждете от меня, но не имею права их произносить, потому, как это будет ложью от начала и до конца. Я не привык лгать, Мари и не стану делать того, даже, чтобы доставить Вам удовольствие. Я не могу ответить Вам взаимностью, поскольку в моем сердце нет места для Вас.

- У Вас нет сердца Alexandre! – всхлипнула Мари.

Прозрачная капля повисла на роскошных ресницах.

- Может, Вы и правы, - поднялся с кресла Александр. – И у меня действительно нет сердца, потому как оно умерло вместе с той, что владела им всецело.

В этот самый момент яркая вспышка мертвенно-белого света осветила крошечный садик за окном, и, последовавший за ней, громовой раскат сотряс окрестности. Madame Домбровская охнула и приникла к нему всем телом. Руки Раневского опустились на тонкую талию. Мари, прижалась щекой к обнажившейся в распахнутом вороте рубахи груди.

- Мари… - отстранился он.

- Отчего Вы так жестоки со мной? – со слезами в голосе прошептала она. – Я не прошу Вашей любви, я лишь прошу Вас позволить мне быть подле Вас.

- Мари, я не обещал Вам ни любви, ни верности, - вздохнул Раневский. – Бога ради, давайте покончим уже с этим фарсом. Я безумно устал от наших ссор, от Ваших упреков. Разве я просил Вас жертвовать своей репутацией?

Ну, вот он, наконец, облек в слова те мысли, что не давали ему покоя вот уже несколько месяцев. Madame Домбровская без сил опустилась на низенький диванчик.

- Вы правы, Alexandre, - голосом безжизненным, лишенным всяческих эмоций отозвалась она. – Я навязалась Вам. Вы свободны отныне, я Вас более не держу.

Тяжело опираясь на резной подлокотник, Мари поднялась и, не оглядываясь, покинула кабинет, оставив Раневского наедине с его мыслями.

Уходя, она заметила на массивном письменном столе ножик для разрезания бумаги. Этим самым ножом Раневский поранился, когда пытался открыть шкатулку, принадлежащую его покойно жене. Об этом ей рассказала Настена, которая ввиду отсутствия многочисленного штата прислуги по совместительству исполняла и роль горничной в скромной квартирке в Гроткау, и именно ей довелось стирать запекшиеся капли крови с кожаной обивки стола. Взяв со стола изящную вещицу, Мария спрятала его в складках платья. Войдя в спальню, она уселась на банкетку перед зеркалом. Настена распустила и расчесала густые темные локоны, помогла барыне переодеться ко сну и собиралась заплести длинные шелковистые волосы хозяйки в косу, но Мари ее остановила.

- Оставь так, - тихо обронила она, рассматривая в зеркале свое отражение.

- И то верно, - улыбнулась Настена. – Так-то куда как краше будет. Мне сегодня внизу ночевать? – осведомилась она, решив, что хозяйка ожидает ночью визита полковника в ее спальню.

- Пожалуй, - рассеяно ответила Мария.

Взгляд ее остановился на серебряном ножике, лежащем на туалетном столике. Взяв его в руку, она повертела его в разные стороны. Настена вышла, бесшумно притворив за собой двери.

Кончиком ножа, Мари провела по раскрытой ладони. Она и сама толком не могла себе объяснить, зачем взяла его. Может от того, что именно этим ножом Раневский поранился, и когда-то на сверкающем лезвии остались капли его крови. Ей вспомнились строки весьма посредственного французского романа, в котором влюбленные давали друг другу клятву на крови, порезав ладони и скрепив их рукопожатием. На глаза навернулись слезы, сдавило грудь, защипало в носу. Как больно было слышать в очередной раз его слова о том, что у него вовсе нет к ней никаких чувств. В такие минуты она чувствовала себя жалкой попрошайкой, вымаливающей у своего божества лишь каплю любви, крохи внимания. Завтра он уедет, а ей придется вернуться в Россию. Наверняка, все окрестные кумушки уже на все лады обсудили ее скандальную связь с Раневским. Она ведь не озаботилась тем, чтобы сохранить в тайне свой отъезд в Вильну, и на осторожные расспросы madame Рябовой едва ли не прямо заявила о том, куда и зачем едет, надеясь развеять мечты соседки о счастливом супружестве с ее отпрыском.

Поднявшись с банкетки, Мари погасила свечи и, сжав в кулачке рукоятку ножика, забралась на постель. Она представила себе, что утром Раневский войдет в ее спальню проститься, ведь не уедет же он, не сказав даже последнего: «Прости», и найдет на кровати ее неподвижное тело. Воображение ей рисковало яркие образы его позднего раскаяния и острого сожаления. Ведь причина того, почему она решила уйти из жизни будет совершенно очевидна. Поддавшись порыву, Мари чиркнула по запястью лезвием. Острая боль вызвала слезы на глазах. В темноте ей не было видно, насколько глубоким получился порез. Закусив губу, она полоснула по руке еще раз. Переложив нож в левую руку, она попыталась проделать тоже самое с другим запястьем. Отбросив ножик, Мари зажала рану подушечкой большого пальца и откинулась на спину. Место пореза невыносимо пекло, пальцы стали липкими от собственной крови. Через некоторое время голова ее стала кружиться, пересохло во рту, навалилась слабость и невероятная усталость. Ей уже расхотелось умирать, но не было сил даже шевельнуться. Слезы горькие и обильные покатились по щекам.

То и дело сверкали молнии, в небе громыхали громовые раскаты, духота стало поистине невыносимой, воздух словно бы звенел от напряжения и был густым и влажным. Дышалось тяжело, кожа покрывалась испариной. Александр все еще пребывавший в смятении после неожиданного объяснения с Мари, уселся на подоконник, вперив взгляд в тяжелое свинцовое небо. Вместо ожидаемого облегчения от того, что связь, тяготившая его, наконец, окончилась, в душе поселилась тревога. Гадкое чувство своей сопричастности к чему-то постыдному и недостойному не покидало его. И вместе с тем томило предчувствие близкой беды. Такое бывало с ним уже. Тогда, под Можайском, он ни за что не хотел упускать из вида Чернышева и все же оказался не властен над тем, что было определено тому судьбой.

Налетел шквал, зашумели, потревоженные им кроны, вслед за этим порывом на землю, шурша в пыльной листве упали первые крупные капли. Напряжение, нагнетавшееся всю вторую половину дня вылилось в ночном ливне. Встав с подоконника, Раневский закрыл окно. Время было уже достаточно позднее, и пора было ложиться, но сна не было. Однако, следуя голосу разума, Александр все же отправился в спальню. Проходя мимо комнаты, которую занимала Мари он остановился. Раневский невольно прислушался. В комнате царила тишина, слышно было только как дождевые капли ударяются о стекло, будто кто-то сыплет горохом по деревянному полу. Он сделал шаг, другой, но будто что-то продолжало удерживать его у двери. Тихо чертыхнувшись, Александр толкнул дверь и ступил на порог. Спальня была погружена во мрак.

- Мари, - собственный голос показался Раневскому слишком громким в этой темной комнате.

Мелькнула мысль, что в комнате никого нет, и он напрасно тревожится. Александр повернулся к выходу.

- Саша, прости меня. Я не смогла, - прошелестел тихий шепот.

Вспышка молнии на мгновение осветила спальню, выхватив из темноты бледное лицо Мари в обрамлении темных, распущенных по плечам волос. Стало нестерпимо горячо во всем теле, обожгло, словно этот же разряд молнии прошил его насквозь.

- Тимошка! Огня! – окрикнул денщика Раневский, шагнув к постели.

В коридоре прогрохотали торопливые неловкие шаги. Тимофей ввалился в комнату прикрывая ладонью дрожащий огонек свечи и застыл на пороге. Белоснежные простыни были перепачканы кровью. Серебряный ножик для разрезания бумаги, тот самый, о который однажды поранился Александр, взламывая замок шкатулки, лежал тут же на постели. Метнувшись к кровати, Раневский сгреб в объятья Мари. Ее тонкие запястья были сплошь изрезаны, неглубоко, но кровь все продолжала сочиться из порезов, пропитывая белые простыни, тонкую ночную рубашку.

- Маша! Боже! Что ты делаешь?! - укачивая ее в руках, зашептал он. – Беги к Кохману, - прикрикнул он на денщика. – Да скорее же ты, окаянный!

На шум прибежала Настена, которую madame Домбровская отослала из спальни и велела той до утра не возвращаться и зашлась в истошном крике.

- Замолчи! – прикрикнул на нее Раневский. – Свечи принеси, воды, доктора встреть в передней.

Опустив Мари на подушку, он оторвал от простыни длинный лоскут и принялся дрожащими руками перебинтовывать раны на ее руках.

- Не надобно, Саша. Не надобно. Я умру, - шептала она, сделав слабую попытку вырвать ладонь из его крепкой хватки.

- Не нынче, Маша, - севшим голосом проговорил он в ответ. – Не нынче. Все мы когда-нибудь умрем, но не нынче.

Кохман, встревоженный сбивчивым рассказом денщика Раневского явился спустя минут двадцать, после того как за ним был послан Тимошка. Вода стекала с его шляпы и длинного плаща. Сбросив его на руки, оторопевшей Насте, доктор поставил на изящный бобик свой саквояж.

- Ваше высокоблагородие, - тронул он за плечо Раневского, - позвольте мне взглянуть.

Александр отступил. Кохман принялся торопливо разматывать наложенные повязки, сосредоточенно хмурясь.

- Madame, Ваше счастье, что порезы не глубоки, но крови Вы потеряли изрядно, - сухо произнес он. – Не знаю, да и знать не хочу, что послужило тому причиной, - обернулся он к Раневскому, - Это Ваши дела, полковник, могу лишь заверить, что от меня никто и ничего не узнает. За остальных поручиться не могу.

- Остальных? – тяжело опустился в кресло Александр.

- Видите ли, случилось так, что когда Ваш слуга разыскал меня, я был не один. Поручик Истомин сегодня вечером во время маневров вывихнул плечо и обратился ко мне, дабы я вправил его. Боюсь, он слышал все, что мне поведал Ваш денщик.

Кохман туго перебинтовал запястья Мари.

- Скажите, с ней все будет хорошо? – провожая его до дверей спальни, в полголоса осведомился Раневский.

- Не извольте беспокоиться, Ваше высокоблагородие, - откланялся Кохман. – Безусловно будет лучше, если madame некоторое время будет оставаться в постели, все же потеря крови довольно велика, но к счастью, нож, которым она попыталась лишить себя жизни довольно тупой и потому порезы не глубоки. Шрамы, конечно, останутся, - пожал он плечами, - но меня больше волнует не физическое здоровье madame. Попытка суицида, знаете ли, это ни есть хорошо. Вам надобно присматривать за ней. О, я понимаю, что полк завтра выступает, но ее нельзя оставлять без присмотра.

- Благодарю Вас, - отозвался Раневский. – Доктор, Вы не могли бы оказать мне услугу?

- Полковник, я лечу недуги телесные, увы, здесь я бессилен, - вздохнул Кохман.

- Я всего лишь попрошу Вас остаться с madame Домбровской до тех пор, пока она не поправиться, а после сопроводить ее в расположение моего эскадрона.

- Только из уважения к Вам, Александр Сергеевич, - кивнул головой Кохман.

Александр вернулся в спальню, присел на кровать подле Мари.

- Сашенька, прости меня, пожалуйста, - прошептал она, едва его рука коснулась ее разметавшихся по подушке волос.

Подняв ее на руки, Раневский зашагал в сторону своей спальни. Тимофей тихо чертыхаясь придержал двери, помогая барину. Опустив ее на постель, Александр махнул рукой, чтобы слуга оставил их наедине.

- Не оставляй меня, - обратилась она к нему.

Погасив свечи, Раневский прилег рядом с ней, осторожно обнял тонкий стан.

- Я здесь, Машенька. Я никуда не ухожу, - прошептал ей на ухо.

- Я думала, что смогу, - заговорила Мари. – Смогу уйти, оставить тебя. Зачем мне жизнь, если в ней не будет тебя?

- Не надобно слов, - тихо отозвался Раневский. – Я с тобой. Все будет хорошо. Ты поправишься, и мы скоро обязательно увидимся.

Александр не спал всю ночь, прислушиваясь к тихому неровному дыханию Мари. После полудня, оставив ее на попечении Настены и Кохмана, Раневский отправился нагонять свой эскадрон.

Пока шли в горах, не было слышно пушечных выстрелов, и полки были далеки от мысли о предстоящем им участии в сражении. Князь Голицын и Де-Прерадович отправились вперед к Теплицу. Старшим при дивизии остался командир Конной гвардии Арсеньев. Кавалергарды уже начали спускаться в Теплицкую долину, как прискакал квартермистерский офицер Диет, настоятельно требуя подкрепления Остерману. Завязался двухдневный бой. После которого, полк, понесший значительные потери, как в людях, так и в лошадях, был отведен к югу от Теплица, где и был расквартирован в резерв.




***

...

-ANGEL A-:

Спасибо за продолжение!

...

Соечка:

Нет, ну с.ка какая эта Мари, у меня просто слов нет!!!!

...

uuchka:

Юля, спасибо за продолжение! Да уж, вот Мари устроила: сдается мне, что заранее тупой нож взяла! Теперь Саше от нее не отделаться, его чувство вины все глубже пускает свои корни!

...

Mariska d:

Спасибо за продолжение! Интересно Софья решится сказать Адаму правду? А то её ложь затягивает её все дальше. Буду ждать продолжения

...

Малинка:

Юля, спасибо за главу!!!

Полностью согласна!!! Как бы он на ней не женился, из-за чувства вины!!! Вот будет номер!!!
Адам + Мари, по моему отличная пара. Оба свихнулись на своей любви. Как тебе идея, Юль?
Жду продолжения, с огромным нетерпением!!!

...

-Алиса-:

Всем доброго дня!
Девочки, спасибо Вам всем за комментарии. С утра перечитала главу и поняла, что упустила несколько очень важных моментов.
Поэтому кое-что дописала и дополнила. Мне бы хотелось все же более подробнее остановиться на мотивах поступка Мари.

...

Соечка:

Перечитала. И все-равно не принимаю поступок Мари и ее поведение. Почему из-за ее собственной дурости человек должен поступаться своими чувствами в угоду ее? Ее что, не предупреждали, что так и будет? Сама наворотила дел, пусть сама и отвечает. Вот такое мое отношение к ней и оно не изменится.

...

-Алиса-:

Леночка, привет. Суровый приговор. Но если хоть на минуту попробовать представить себя на месте влюбленной молодой женщины. Все к его ногам, душу наизнанку, а в ответ равнодушие, граничащее с отвращением. Тут уж поневоле удавиться захочется. Любовь безответная она же как болезнь, кто-то ей переболеет и на всю жизнь иммунитет заработает, а кого-то и до летального исхода доведет. Да, тетушка ей говорила, но когда это молодость прислушивалась к советам старости. Все сами, все на своих ошибках. А вот Раневского она к себе теперь накрепко привязала. Чувство вины страшное оружие в умелых женских руках.


Малинка, привет. Боюсь у этой парочки слишком мало шансов на гармоничное сосуществование. Но они обязательно встретятся.

Маша, рассказать Адаму правду - это значит поставить под угрозу не только свою жизнь. Он-то, конечно, любит Софью, но с ним случаются припадки агрессии, кто его знает, что он может сделать в порыве ярости и гнева.

Юля, привет. Главу я немного дописала. Так что специального умысла у Мари не было, идея пришла в глову спонтанно.

Ася, Lerochka, пожалуйста. )))

...

Lerochka:

Спасибо за главу)))))

...

Глафирка:

Спасибо за продолжение!
Мари...жалко её. В молодости была выдана за старика, жила без любви. Наконец освободившись от этого брака, повстречала человека от которого была в восторге, полюбила...и снова не счастливо. Добивается счастья как может. С одной стороны,почему бы и нет, сильная женщина, знает чего хочет. Каково ей быть отвергнутой? С убитой репутацией. Представить страшно.

Вот Софи, бедняжка, полная безнадёга у неё сейчас, как вырваться оттуда и вернуться домой? Детей в чуждой ей вере окрестят, а ведь она глубоко верующий человек. Как она переживёт все эти жуткие трудности?
Очень жду проду. Спасибо Автор.

...