Сказочные Вечеринки

Когда Аркадий вышел на крыльцо, Петр уже седлал Фауста.
Вороной конь, имел высоту в холке 170 см, длинную шею, отлично развитую мускулатуру, сильные сухие ноги.
Конечно, конь был очень дорогой, князь приобрел его для индивидуального использования, что неимоверно поднимало его престиж.
Фауст был во владении Аркадия уже год, стал верным другом. Князь берег коня и отлично за ним ухаживал, конь платил ему послушанием и верой.
Трубецкой погладил коня по длинной шее и улыбнулся:
- Прокатимся, нас ждут на праздник.
Конь приветливо заржал и ткнулся мордой в руку хозяина.
Аркадий запрыгнул на коня единым плавным движением, взял поводья и направил Фауста на дорогу.
Петр поклонился и покинул крыльцо.
Буквально через несколько минут Аркадий увидел на дороге силуэт. Подъехав поближе Трубецкой понял, что перед ним князь Загряжский. Не единожды пересекались они на светских мероприятиях.
- Доброго дня, Георгий Александрович! Какими судьбами?

- Алексей Михайлович, добро пожаловать – Долли очаровательно улыбнулась, как это делала всегда в присутствии молодых мужчин, располагать к себе она умела – Как раз к моим именинам, лучше и не придумать. Комнаты уже готовы, если желаете отдохнуть с дороги.
Она заинтересованно поглядела на крестника своего дядюшки. Слухи про него ходили самые разные и говорят, давеча влип он в одну неприятную историю, да больше из дяди было не вытащить даже любопытной Долли.
Павел Павлович Мещерский в отставку вышел два года назад по состоянию здоровья и, и мнению племянницы, продолжал это здоровье гробить. Вчерашние возлияния с Сергеем Сергеевичем тому прямое подтверждение.
- К нам съезжается общество, так что будет шумно. А правду говорят, что вы писатель?
Мимо хотела незаметно прошмыгнуть Нина, не желая вмешиваться в разговор, но Долли остановила подругу.
- А это моя protégé Ниночка.
- Нина Ивановна – та смущенно посмотрела на Воронцова, сделала книнсен и тут же отвела взгляд. И попросив ее извинить, прошмыгнула в свою комнату.
От Долли не укрылось дурное настроение подруги. При первой возможности она зашла ее проведать и та молча протянула письмо. Мещерская задумалась, глядя на пребывающую в отчаянии Нину, а потом вдруг всплеснула руками.
- Придумала! Давай мы тебя замуж выдадим!
Нина принялась было возмущаться, ведь сие никоим образом не входило в ее планы, но Долли ее остановила.
- Нет, ты не поняла. Послушай, Ниночка тебя от университета отделяет какая-то…бумага. Разве это справедливо? Никто не заставляет выходить замуж по-настоящему. Я говорю о фиктивном браке. Сколько тебе учиться, три года? После венчания, езжай спокойно в свой Лейпциг, окончишь университет и оформите развод. Супруги, дескать, вместе не жили никогда, брак не консумирован.
- Да кто ж согласиться на такое…по доброте душевной…нет, я не верю – Нина покачала головой.
- Ну,зачем по доброте…- Долли пожала плечами – За деньги, разумеется. И никаких возражений. У меня и так их столько, что за две жизни не потратить и состояние постоянно увеличивается благодаря заботам Сергея Сергеевича – спустила бы деньги на шляпки да картины…
- Нет, Долли, я так не могу…нет.
- Глупости! – Мещерская решительно поднялась с кушетки – Демидов вон за свой счет пятерых студентов во Францию каждый год посылает, а с тобой так нельзя, ибо девица. Мы зачем на курсы ходили, чтобы равноправия добиться, твои знания сам Менделеев хвалил, для тебя науки – это призвание, а не забава, как для меня!
- Долли, я все тебе верну!
- Не стоит Мещерская усмехнулась – ..о придумала…назови в мою честь новый химический элемент! Стихи мне посвящали, картины писали…а вот, что б веках прославиться…доллиум…звучит?!
Девушки рассмеялись, а потом Нина посерьезнела.
- Да только где мы найдем такого человека, кому деньги нужны и кто не против фиктивного брака?
Долли задумалась.
- Ко мне на именины много гостей прибудет, авось кто и сыщется. Я Яшу попрошу выяснить, он все про всех знает и подмечает, будет господам помогать, что с визитами приедут.
- У тебя золотое сердце, Долли. Ты такая хорошая.
- Хороша, да не совсем… – та вздохнула и слабо улыбнулась – Некоторые утверждают, что сердца у меня нет вовсе, не стоит их разочаровывать, не так ли?
Ободренная надеждой Нина ушла читать какой-то новый научный журнал, а Долли передала Дуняше, чтобы та позвала Яшку зайти, когда увидит.
Оставшись одна в своей комнате, Мещерская принялась перебирать карточки с именами гостей. Надо ответить на поздравления. Она открыла белую шкатулку и вдруг увидела там засушенный розовый бутон, стебель которого был перевязан алой лентой. Осторожно взяв цветок в руки, Долли мигом перенеслась в тот рождественский бал в Петербурге …на улице было холодно, на стеклах мороз рисовал узоры. А в огромной бальной зале, напротив, так жарко, что она раскраснелась и щеки вмиг залились розовым румянцем… Он вынул эту розу из ближайшей вазы и преподнес ей, приглашая на танец.
- Глупо…глупо…глупо – отчитала она себя саму в отражении зеркала – Хватит, Долли.
Потом схватила засушенный цветок и выбросила в окно.
_________________

Жорж ехал медленно, практически отпустив повод и думал о жизни. Может, в самом деле, отремонтировать дом, выйти в отставку, да и заделаться помещиком. Пенсион я выслужил, со старшинством выйду штабсом, чем не жизнь? но его мысли прервали


– О, Аркадий Григорьевич, – Загряжский поднял голову и натянул повод, конь встал, пригарцовывая на месте. – Имение вот приехал посмотреть. Веселое, может, слышали? В карты давеча выиграл. Думаю, может, в отставку выйти, в помещики… – Он рассмеялся. – А вы в гостях тут или свое поместье навестить решили? Местность сию знаете? Кто из соседей принимает нынче? Думаю, познакомиться заехать.

– Бабуля, можно войти? – спросил я прежде чем шагнуть за порог комнаты, где, кажется, ничего не менялось несколько десятков лет. А то и сотню. Моя бабушка Клавдия Семеновна Миролюбская восседала на своей постели при полном параде и с истинно королевской осанкой. Она выглядела необычайно свежо для прожитых лет. И не растеряла той теплоты, которая всегда шла от неё, сколько я себя помнил.
– Славушка, дорогой, заходи скорее. С приездом! Как Москва? Как Петербург?
Я по древнему русскому обычаю трижды тюкнул губами ее морщинистые щеки. Присел на кресло и взял за сухие маленькие ладошки.
– Вы, как всегда, неотразимы, Клавдия Степановна. Что со столицами сделается? Стоят, – пожимаю плечами с самой шальной улыбкой.
– Вижу, ты в настроении, дорогой мой внучок. Где же твои родители? Неужто они отпустили тебя в Энск одного? Как же их вечный контроль и лютое желание пристроить младшего наследника?
Я отпустил руки бабушки и пропустил свои волосы сквозь пятерню. Всегда так делал, когда решался на экспромт.
– Теперь их жажда – море потеплей,
Возможно, Крым или Одесса.
А мне наказ – езжай домой,
Ищи себя, встречай принцессу.
Ведь среди шума чаепитий и балов
Я видел только зависть, ревность,
Всё было с девами, но только не любовь,
Душевности в том нет. Плачевно.
Бабуля покачала головой.
– А я говорила, Славушка. Нечего так далеко уезжать. Только время потерял.
– Отнюдь. Это был полезный опыт. Но ты лучше расскажи как твоё здоровье? Братья тебя не донимают?
– Что ты? Что ты? Навещают меня. Что Савелий, что Григорий. До сих пор надеются на свои имена в завещании. А я считаю, что у твоих старших братьев и так все хорошо. У каждого есть свой дом, семья и даже дети. А вот ты…
– Ох, бабушка. Я так стыжусь того, что подвожу тебя!
– Не смей так думать. Не смей. Ты самый лучший. Самый искренний из всех, кого я знаю. Не стал ты военным или купцом, зато у тебя есть талант…
Я засмеялся, снова схватил бабушку за руки.
– Ты просто не знаешь сколько бумаги я сжёг, сколько бессонных ночей провел в ожидании музы. Не ведаешь какие споры веду сам с собой, чтобы просто не сойти с ума от того как отличается мир от моих представлений.
– Помолчи! Я рада, что ты вернулся. Уверена, что твоя муза ждет тебя здесь и не стоило ее искать там, где общество прогнило под масками интеллигентности. Ты вернулся к корням. Я надеюсь, что задержишься в Энске и порадуешь бабушку, приведя в это имение светлую душу… – Клавдия Степановна вздохнула и прилегла на кровать. Я осторожно поправил ей подушку. – И тогда мне точно можно будет уйти в мир иной. Дед твой меня уже заждался…
Я сжал губы. Негодование переплелось с несогласием. Похоже, я действительно слишком долго не был дома.
– Тебе еще нянчить моих детей, ты обещала.
– Ты прав. Кстати, про нянчить. Помнишь, я когда-то приглядывала за Дарьей пару дней? В детстве она была милой девочкой, а сейчас уже выросла и превратилась в настоящую красавицу. Ты бы присмотрелся. Мне из вежливости прислали приглашение на ее именины. Будто не знают, что мне уже сложно покидать эту комнату. Время моё заканчивается…
– Не говори так. У тебя ещё...
– Всё самое лучшее было у меня с твоим дедом, – прервала бабушка мою пламенную речь. – Возьми приглашение у меня на столе и езжай на бал. Кажется, уже завтра. Братья твои тоже наверняка там будут... Всё. Устала я. Иди.
Я попрощался с бабушкой и покинул комнату. В тот момент я мечтал только о том, чтобы отдохнуть с дороги, искупаться и пройтись по родным местам. Здравствуй, Энск. Ты позволишь мне поговорить с собой? Залечишь раны?

Петровское-Звегинцово

- Где она? – женщина вздернула подбородок, окинув бывшего мужа роскошным презрительным взглядом, сделавшим бы честь драматическому таланту самой Ермоловой.
- Зависит от того, что конкретно вы тут пытались отыскать, - Звегинцов к тщательно выверенным взглядам и поджатым губам остался равнодушен, сохраняя нейтрально-вежливый тон.
- Не паясничай, Николай, ты прекрасно понял, о ком я говорю! Где Анюта?
- Утро сегодня превосходное, не находите? – с ленцой в голосе отозвался Звегинцов, сцепив руки на колене.
- Не уходи от вопроса! Куда ты дел Аню?
- Я и не ухожу. Видите ли, Анна Евгеньевна, это утро настолько прекрасно, что даже ваше бесцеремонное вторжение не сумело заставить меня пренебречь его красотой.
- Ты издеваешься?
- Как вы могли такое подумать! Я всего лишь пытаюсь вам рассказать, что, выглянув в окно, дабы полюбоваться великолепием летнего утра, заметил у поворота на подъездную аллею тройку. Коренник, пожалуй, впечатляет не меньше утра. Это ведь вас дожидаются, я правильно понимаю?
- Разумеется. Ты же не думал, будто я пришла сюда пешком?
- Такого на ваш счет я бы вообразить не осмелился! Однако вот что любопытно: тройка… да в нашей глуши… - ленивые нотки из голоса Звегинцова пропали, зато на лице появилась неприятная улыбка. – Вы на полном серьезе рассчитывали, будто сможете ворваться в мой дом с утра пораньше и похитить ребенка?
- Аня - уже почти взрослая барышня, она бы сама со мной ушла, никого бы мне не пришлось похищать! – женщина отбросила край бархатной портьеры, который все это время продолжала неосознанно комкать в руках.
- Вполне вероятно, что вы правы, Анна Евгеньевна. Анюта, к несчастью, весьма привязана к вам. Но, даже если бы она согласилась уехать с вами по собственной воле, это все равно осталось бы похищением. Радуйтесь, что вам не удалось осуществить свой план.
- Послушай, Николай, давай поговорим серьезно, – женщина словно бы растеряла весь пыл, ее плечи поникли, руки безвольно повисли вдоль тела. Подойдя к стоящему у окна креслу, она совершенно неэлегантно плюхнулась на сиденье. – У тебя есть все основания злиться на меня. Я виновата перед тобой и не прошу меня прощать. Но то, что я оказалась тебе дурной женой, не означает, будто я была плохой матерью. Даже ты не можешь отрицать, что об Анюте я всячески заботилась.
- Это правда, - спокойно согласился Звегинцов.
- И я первая скажу, что ты – прекрасный отец! Ты оскорблен, я понимаю, но подумай не о себе и не обо мне, подумай об Ане! Ты ведь образованный человек, Николай, ты должен понимать, что девочке очень нужно женское руководство, потому что есть такие вещи, о которых она никогда не сможет откровенно поговорить с мужчиной, пусть даже с самым любящим отцом! Ей нужна мать!
- В общем случае, несомненно, для девочки особенно важно женское влияние. Вот только вы забываете, что наш с вами случай не общий, а частный. – В голосе Звегинцова отчетливо прорезались металлические нотки. – Я ни при каких обстоятельствах не позволю, чтобы моя дочь воспитывалась в секте!

- О, Аркадий Григорьевич, – Загряжский поднял голову и натянул повод, конь встал, пригарцовывая на месте. – Имение вот приехал посмотреть. Веселое, может, слышали? В карты давеча выиграл. Думаю, может, в отставку выйти, в помещики… А вы в гостях тут или свое поместье навестить решили? Местность сию знаете? Кто из соседей принимает нынче? Думаю, познакомиться заехать.
– Слышал, слышал…. Что ж, это не великая неожиданность. Играть бывший владелец любил, но умел. - Аркадий усмехнулся. Хотел добавить "ранее умел", но воздержался, возможно, прежний владелец отыграется. Впрочем, он был рад смене владельца имения. - Я уверен, вы добьетесь процветания в этом поместье! Мое поместье совсем рядом – «Никольское». Я приехал отдохнуть и перевести дух. Рад новому соседу. Всегда буду рад вас видеть у себя в гостях! Ныне Долли Мещерская празднует свои именины. Как раз направляюсь в ее усадьбу. Прошу вас, составьте мне компанию! Думаю, мы повстречаем там многих наших знакомых.
– Как вы забавно выразились, Аркадий Георгиевич, – Князь Загражский тронул коня, подстраиваясь под ход коня собеседника. – Прежний владелец моего «Веселого» умел играть в карты. Умел бы, не продул имение. Оно, кстати, в прискорбном состоянии, сквозняки кругом, мыши шастают по полу. Но я подумываю все-таки остаться – местность нравится, да и соседи, – он улыбнулся. – Насчет гостей не знаю, удобно ли. Впрочем, тут не столица, нравы попроще будут. Коли вы меня представите, не откажусь.
– Отлично! Следуйте за мной, я покажу вам дорогу. Вы знакомы с Мещерской?
– Отца ее знавал и дядюшку. Девицу видел мельком лет так десять назад, примерно, до турецкой войны еще. Сейчас, поди, невеста? Вы с ними накоротке?
Аркадий смутился, но виду не подал. Он превосходно умел делать безразличное выражение лица.
- Нас представили друг другу в Петербурге. Мы едва знакомы.
Трубецкой не желал более говорить о Долли, поэтому спросил у Георгия Александровича о службе. Разговор разгорелся, служба составляла большую часть жизни обоих мужчин, они успели обсудить многое по дороге к усадьба Мещерских, не забыв обсудить и природу.

Изучи своего врага и изучи себя – и выиграешь тысячи битв. Занятно, что в «Искусстве войны» было 13 глав. Если первое, на что, я обращаю внимание – это «Полнота и пустота», то «Использование шпионов» не менее важно. Особенно, если учитывать, что в будущем меня ждет гораздо более опасное поле битвы, нежели шахматная доска. Здесь ты жертвуешь фигурами из слоновой кости. Там это будут люди. Готова ли я к тому, чтобы играть ими? Для железного кайзера я становлюсь слишком эмоциональной.
- Привет хитрым Лисам! – влетевший в гостинную вихрь едва не смахнул со стола резную шкатулку – единственное, что я привезла с собой. – Ты какая-то бледная. Эти наглые креветки сожрали всю еду?
Наглые креветки? А им идет. Одна креветка так и не дошла до завтрака, маман будет расстроена, очень расстроена. А разгневанная Екатерина Павловна, дражайшая матушка… Мои соболезнования, братец, я буду тебя помнить. Возможно. Вторая еще где-то пропадает.
- Нет, это влияние переезда. К сожалению, ехать на лошади мне не положено.
- Тяжесть шапки Мономаха, да? – Александра уже оккупировала диван и булочки с подноса стали стремительно исчезать.
- Меня к этому готовили. Однако это не исключает разницы культур, некоторых моментов в изучении идиом.
- А что это, какая-то музыкальная шкатулка?
- Не совсем. Ты можешь посмотреть, - разглаживаю платье, смахивая невидимые пылинки.
- Как будто я поверю, - Александра то отдаляла, то приближала к себе шкатулку, рассматривая узоры. – Тебя не только вышивать учили.
- Не могу утверждать обратного, - встаю и нажимаю на крючок внизу. – Только не увлекайся, будешь похожа на Арлекина из твоего первого выступления.
- Это же! Это! – кружиться по комнате, стараясь не разбить хрупких ваз и расписной посуды… Хвала Богу, что матушка слишком занята наставлением братца на путь истинный, и она не видит, какая угроза нависла над заморскими сервизами с прекрасными алыми розами.
- Очень хорошо смотрится. Не дешевые белила, - важно поднимаю указательный палец. – Поистине дьявольское искушение, даже ангел Софья, что даже печенье из кухни не таскала, не смогла устоять, не смогла.
- Так это подааарок, да, да? – Александры все же иногда бывает слишком много, но это мне в ней тоже нравится.
- Постой, не дергай, дай сюда!
- Куда ты, окаянныя, стоять!
- Барышняяяя!
- Кто тут мадам похитил?! Ну-ка выходи, подлец!
Даже слишком много… У примы театра и гения невероятных образов и друзья тоже… довольно колоритные. Вломиться в мое крыло имения, с шашкой наголо, это надо совсем распрощаться с мозгами. Если, разумеется, вы не из тех самых колоритных друзей, от которого порядочным девицам, вроде сестрицы, лучше держаться подальше. Матушка в таких случаях берется за любимую воспитательную скалку Марфы.
- Никто пока никого не похищал. Или я что-то не знаю? – смотреть так же грозно, как дедушка, у меня пока не получается, но я стараюсь.
Нам скоро ехать к Мещерским, для меня это один из последних таких выездов в высший свет в родной стране, и как бы я не говорила, что иногда мне бывает скучно, особенно когда все книги обширной библиотеки имения Голицыных и ближайших родственников уже прочитаны, но не настолько же.

В прошлом году мне довелось познакомиться с этим колоритным мужчиной. Кто бы мог подумать, что мой выигрыш принесёт мне не только деньги, но и друга — того самого, что завалился к Лисавете. Я устало прикрыла глаза. Я обожаю этого пьяницу, но наша дружба не предназначена для широкой публики.
— Никто пока никого не похищал. Или я что-то не знаю? — её взгляд, холодный как ледяной ветер, пронзил меня. Лиса окинула шутника в гостиной ледяным взглядом.
— Какой леший тебя притащил сюда, Ржевский?! — в одной руке у него была бутылка горячительного, а в другой — сабля. Он серьёзно собирался этим вызволять меня?
— Вы смеете ещё на меня сердиться? Весь Петербург напуган вашим исчезновением за двадцать четыре часа! — Я надеялась, что сплетни не успеют разойтись, но кто-то, похоже, был с эти не согласен. — Я лишь слышал о темном экипаже, который ускользнул от вашего дома. Как же мне не предположить о похищении?!
— Замечание резонное, учитывая, что ты скрылась, не предупредив никого.— ответила Лиса, не желая щадить мои нежные чувства в споре.
— А когда я сюда прибыла, ты действительно решил, что меня удерживают насильно? — скептически прищурилась я. — Голицыны, собственной персоной? Мои выступления могут не всем нравиться, но до такой степени…
Слуги стояли в стороне, с интересом наблюдая за этой комедией. Нам точно не хватало сплетен. Скандал с Ржевским — не то, что хотелось бы прочитать в утренней газете.
- Скоро нам предстоит отправиться к Мещерским, и я осмеливаюсь надеяться, что это путешествие пройдет довольно мирно, пусть и относительно. - О визите я узнала лишь по приезде, и, признаться, успела об этом забыть. Судьба не свела меня с Мещерскими, и о том, будут ли знакомые представления не имела.
В обществе я всегда старалась держаться на периферии. Просто, как актриса, пусть кто-то и писал обо мне как о даровании. Но общество относилось ко мне снисходительно. Я отвечала им взаимностью и не рвалась доказывать им что-то.
В кругу моих знакомых были только те, кто мыслил так же, кто не стремился угодить высшему свету и был собой. Таких было мало, но каждый был мне дорог.
- Мещерские? Слышал о семействе. – поручик развалился на диванчике и уверенно уплетал пирожные с кремом. Слон в посудной лавке менее заметен чем наш пьянчужка.
- Вы поручик ведёте себя прилично, либо вас запрут в псарне. – суровые женщины в русских селеньях. Это вам ни коня на скаку остановить.
- Стало быть, настало время готовить наряд. - К счастью, я предусмотрительно захватила свои лучшие платья. Актриса остаётся актрисой, даже в бурные времена войны — гардероб всегда при ней. - Или же наряжаться в Энске считается моветоном?
_________________

усадьба «Журавка», 5 августа, ближе к обеду

Затянутая в корсет, Елена Петровна в задумчивости стояла перед зеркалом-псише в чулках и нижних юбках, когда Глаша, наконец, внесла в комнату ее тщательно вычищенное накануне нарядное платье. При помощи горничной Елена оделась и невольно залюбовалась своим отражением. Юбка, задрапированная шелковым атласом, переходила сзади в турнюр и была отделана по низу оборкой из шелкового же муарового фая, из которого был сшит и корсаж платья.
– Какая же вы хорошенькая, барышня! – всплеснула руками Глаша. – И куда только женихи смотрят…
– На других барышень, – устало ответила Елена. – И хватит уже об этом. Подай мне лучше шкатулку для украшений.
Вынув из бархатного гнезда скромные серьги, она вдела их в уши; вместо колье повязала шейный платок, так, что платье стало казаться совершенно закрытым. И бросив взгляд в зеркало, осталась весьма довольна собой.
– Барин Петр Николаевич, поди, уже заждались, – зевнув, сказала Глаша.
– Ступай, скажи ему, что я сейчас выйду. Коляску подали к крыльцу?
– А то как же! Василий-кучер с самого утра во дворе вертится.
– Часом, не пьян? А то завезет на болота, не выберемся…
– Тверезый ныне. Истинный крест, не вру! – Глафира перекрестилась. – Ну, так я пойду того…батюшке вашему скажу…
– Иди. А я вслед за тобой. Вот только шляпку надену.

Половину платьев, что советовала надеть Александра, я могла бы назвать смелыми, вторую половину – вызывающими. Для высшего света Империи даже слишком вызывающими, тетушка будет охать, что я подаю кузинам и младшей сестре плохой пример – шахматами, попыткой повторить Бессмертную партию, в частности, познаниями в истории, философии, политике и иных науках, барышням обычно не интересными, что опять же неверно. Я встречала много талантливых людей, как мужчин, так и женщин. Не место красит человека, а человек место – не зря так говорит народная мудрость. Профессор Гейнц, Mein Herz, любил говорить о своих учениках и, что немаловажно, ученицах. Этот мир ждут перемены, и я, как дальновидный правитель, должна их понимать и использовать в своих интересах. Развивались науки, от лошадей переходили к механизмам, от холодного оружия к пистолетам. Человечество неизбежно стремится к новому, пусть это может стать как великим благом, так и величайшим бедствием. Задумчиво подпираю рукой подбородок, пока Ржевского пытаются выпихнуть в коридор. Пока словесно.
- Погоди, - поднимаю руку, Александра уже собиралась взяться за поднос. – Если о твоем исчезновении знают, то почему цепные псы твоего… неуважаемого родителя еще не здесь, а он, - палец указывает на поручика, что тщательно мимикрирует под деталь интерьера, - да!
- Действительно, - поднос был возвращен на место, а корзинка с булочками безжалостно разграблена. Опять. – Ищейки должны носами землю рыть уже.
- Двадцать четыре часа. Все стоят на ушах, но тебя находит не тот, кто должен за тобой бдить денно и нощно, а тот, что с собой выпивку захватил, а следовательно, собирался совершенно не сюда. Да даже конь, первого попавшегося взял, что ли?
- Что было, то и брал, - скрестил руки на груди спасенный пока от подноса поручик. – Тут такое, я друзей в беде не бросаю.
- Хмм, - складываю ладони домиком. – Камень в огород соглядатаев, увесистый такой. Ладно, в качестве сопровождения я смогу оставить его здесь. Но, - отодвигаю в сторону оставшиеся на доске после последней партии фигуры и цепляю пальцами ладью. – Мы должны быть готовы к другим, не столь радостным визитам. Ты меня понимаешь?
- Понимаю, понимаю, - Александра пинает ножку кресла. Пожалей туфли. И ноги свои тоже пожалей. Мебель добротная, тяжелая, хорошая. И хорошо вправляет мозги. Ну, и розги тоже.
- Мы поедем верхом. Ладье, - фигурка блеснула белым в лучах заходящего солнца. – Я отдам своего коня.
- Почему не экипаж?
- Всегда можно сказать, мол, мы обознались.
- Логично. Хватит лыбиться, балбес! Ты с будущей принцессой разговариваешь!
Батюшка с матушкой, братьями (вопли о чадушке неразумном я слышала, значит, второе горюшко, он же Вальдемар, он же шалопай, которого я без угрызений совести сдаю нянькам и учителям, тоже вернулся) и сестрой, для которой это будет первый выход в свет, уже уехали. Дедушка с бабушкой предпочитали остаться дома, и что слуги уже все донесли великому князю, я не сомневаюсь. Что ж, не знаю, кому насолила Александра, кроме как не фактом своего рождения, но авантюрная актриса, поручик Ржевский и шахматист, что не зря носит прически со шпильками, скорее всего не то, что они ожидали. Да и лошадь… Исчадие Ада, не иначе. И гордо носит свое имя. Собственно, в честь того самого владыки Ада. Нам с Александрой я выделю других, а обратно можно будет поехать в экипаже.
- Посмотрю я на тебя, как ты на лошади поедешь! Спорим, он тебя сбросит?!
- Я с вами, мадам, больше спорить не буду. По карманам, знаете ли, бьет-ссс…
Если бы они все же поспорили, была бы ничья. А вот и помесьте именинницы. Надеюсь, никому из возможных неизвестных, не придет в голову устраивать шумиху у Мещерских. Там слишком много глаз. И в нашем случае это хорошо. Мое прощание с высшим светом Родины и Энска действительно будет… интересным. По этому я тоже буду скучать. Как и по дубовому столу, резным фигурам, плетенной корзине с булочками и лучам вечернего солнца, клонящего к закату, что пробивались сквозь ажурный рисунок на окнах. Дом, милый дом, спасибо тебе за те годы, что ты был моим теплым гнездом. Но птенец скоро его покинет. Птенцу пришло время летать.

-Яшка! Паразит ты этакий! – влажная тряпка шлепнула по лицу, прерывая сладкий сон под раскидистой яблоней. – Я тебя по всей усадьбе обыскалась! Барышня велели тебя найти, а он вон где! Прохлаждается! – Дуняша сердито топнула ногой.
Я со стоном закрылся рукавом.
- Помилуй, Дуняша, да какой же прохлаждаться! С рассвета на ногах, вот те крест! – я сел и потер ладонями лицо. - Воды в кухню принес, дров три охапки, печь затопил. Потом этот француз треклятый, которого давеча поваром выписали, гонял меня как зайца то на ледник за сливками, то в погреб за ветчиной, то к Егоровне за яйцами свежими… он-то вчера все яйца на бисквиты извел, ирод! А Яшка, значит, беги со всех ног… Потом багаж надо было в комнаты разнесть… - я расплылся в улыбке, глянул на Дуняшу снизу вверх. – А какая барышня красивая приехала… вся сурьезная такая… как глянет, так вот насквозь… - я хлопнул себя по груди и засмеялся.
Дуняша фыркнула, выудила из моих волос соломинку и щелкнула по носу.
- Ты шибко-то на барышень не заглядывайся, глаза твои бесстыжие! Ступай лучше к Дарье Петровне, да умойся сперва, а то на лешего похож.

В господском доме я бывал нечасто, занимаясь в основном дворовыми работами да помогая в кухне матери. А если и надо было воды принести на второй этаж или затащить тяжелый сундук, пользовался черной лестницей. Поэтому, ступая сейчас по мягким коврам в коридоре, чувствовал себя неуютно, изо всех сил стараясь не пялиться по сторонам на золоченые рамы зеркал и расписные потолки. Дарью Петровну нашел в малой гостиной – стояла у окна и смотрела в сад, прижав палец к губам. Невольно вспомнил ее малышкой, когда еще матушка моя была сперва ее кормилицей, а затем няней. Кто бы мог подумать, что неуклюжий купидончик превратится в такую даму.
- Барышня, - кашлянул я от двери. – Звать велели?

- Здравствуй, Яша - Долли улыбнулась и отошла от окна - Давно не виделись. Экий ты вымахал высокий и ладный. Как дела в усадьбе? Ты пока в доме побудь, при гостях. Кто с какими просьбами будет обращаться - выполняй.
Она прошлась по комнате, обдумывая слова.
- Да, и вот еще...дело одно есть...деликатное.
- Эт че такое?
- Ну, личное. Понимаешь? - Долли перешла на шепот - Ты к господам приезжим присмотрись, послушай-погляди...кто чем живет, что говорит...у кого какой доход, выясни кто в стесненных обстоятельствах...
Яшка усмехнулся и кивнул.
- Понятно...жениха ищите, барышня.
Мещерская вспыхнула.
- Нет. Это Нине Ивановне нужно...для эксперимента.
- Че?
Долли вдохнула.
- Ну, для науки понимаешь?
- Ага - Яшка заулыбался еще шире и Долли поняла, что он ее объяснениям совершенно не поверил.
- Ладно, или пока. Но из усадьбы не отлучайся. И еще... - Долли опустила глаза - Я тут давеча цветок сухой потеряла...роза с лентой алой. Во дворе поищи. Коли найдешь - рубль дам.

Ту розу она приколола на платье, что надела на следующий день в Мариинский театр. Давали "Демона" Рубинштейна и Долли любила эту оперу. Она встретила его в фойе театра, когда князь о чем-то разговаривал с дядюшкой. Поглядел на розу, да ничего не сказал. Не заметил, наверное, а может забыл. Зато пригласил ее с дядей в императорскую ложу - царская семья отсутствовала и князь скучал там с двумя тетушками.
Долли все действо просидела как на иголках. Он занял место позади нее, но девушка словно чувствовала дыхание князя на своей шее, казалось будто ловит он каждый ее жест и смотрит только на нее. Сама она совершенно перестала глядеть на сцену и тоже норовила украдкой поймать его взгляд. А во время арии Демона сердце забилось так часто, что казалось из груди выскочит.
из оперы «Демон» (А.Рубинштейн)



Долли, извинившись, выбежала из ложи в дамскую комнату незадолго до того как опустили занавес. Да, что с ней твориться? Мещерской нравилось флиртовать и купаться во всеобщем внимании. Однако, она никогда не слыла легкомысленной кокеткой. Стоило какому-то кавалеру стать чуть настойчивее - то он немедленно натыкался на стену холодного презрения.
Наверняка она сама все придумала. И ничего этого нет. Просто перечитала французских романов.
Долли вышла из комнаты и нашла дядю, уже готовым к отъезду, заверила, что с ней все в порядке.
- Дарья Петровна.
Она обернулась.
- Вы обронили.
Князь протягивал ей забытый в ложе веер.
- Благодарю.
Он с поклоном удалился.
Уже в экипаже Долли обнаружила внутри веера записку - "Завтра в полдень я буду ждать вас на катке Таврического сада".
_________________

В детстве я часто слушал сказку Ершова «Конек-горбунок». Особенно в душу западали слова о том, что «старший умный был детина, средний был и так и сяк, ну а младший был дурак». Наверное, потому что их часто повторяла моя нянюшка, когда я шкодничал. Женщина преклонных лет любила эту сказку не меньше меня. Больше, пожалуй, она любила истязать меня арифметикой. Будто мне не хватит грамматики, французского и прочих наук. Я не сильно тяготел к тому, чтобы еще разбираться и в цифрах. Но братья Савушка и Гришка одним своим существованием постоянно напоминали мне о том, что нельзя быть хуже, читай, дураком. Между нами всегда была холодная конкуренция. Я поскрёбыш. Мне нужно заслужить свое место в полной семье, знатном и богатом роду и вообще мире. Но когда нянюшка ушла на заслуженный отдых, моим воспитанием занялась бабушка Клавдия Семеновна. И моё отношение к своему месту в иерархии несколько изменилось. Я понял, что у меня есть дар, которого нет у братьев.
С бабулей мы сразу нашли общий язык. Она раскрыла мой талант и всячески поддерживала в том, чтобы я чаще садился за стол, листок и чернила. За это я безумно ей благодарен. Тем не менее, я продолжал стремиться поскорее вырасти и доказать окружающим, что чего-то стою. Что мои стихи достойны издания в лучших газетах России и Европы, в сборниках всего мира. Я ждал момента, когда смогу заявить о себе как о великолепном поэте своего времени, который останется жить в веках.
Мой первый выход в свет в городе Энске был довольно ярким, запоминающимся и бурным. Я с головой окунулся в балы и вечера, без устали слагал иногда довольно скабрезные четверостишья о всех, кого видел, и громко декларировал лучшие произведения, заставляя публику умирать от хохота. Ревниво следил за тем, как братья обхаживают будущих жен, но сам и думать не мог о том, чтобы сейчас связать себя узами брака. Мне хотелось свободы, воли. Мне хотелось завести нужные знакомства и распространить свои творческие изыскания, читайте, потуги, среди людей.
Я уговорил родителей поехать в столицу, где мы прожили два года. Я влюбился в город на Неве и посвятил ему множество своих творений. А потом мы переехали в Москву, где я уже в течение первых месяцев продолжил вести себя как ловелас, гулёна и транжира. Скандально известный поэт – так говорили обо мне в высших и не очень кругах. И это звание стало клеймом, черной меткой. Меня перестали пускать в некоторые дома, но было откровенно плевать. Тогда я думал лишь о том, что популярен, известен и не обделен женским вниманием.
Я пользовалась симпатией девушек и считал, что имею полное право разбивать их сердца. Мне можно. Их слезы и мольбы становились топливом для разжигания эго. И это длилось до тех пор, пока не пришла моя очередь плакать из-за разбитого сердца.
Капитолина Преображенская была замужем и воспитывала двоих детей, но это никак не мешало ей щёлкать неопытных молодых людей как орешки. Она лишь отмахивалась, когда кто-то смелый или обиженный упоминал ей о наличии возрастного супруга. Её волновало только собственное удовольствие и роскошь.
Я влюбился как дурак. Покупал дорогие украшения, цветы, туалетную воду. Я поверил в сказки о том, что Преображенские только формально муж и жена и скоро разведутся. Надеялся, что смогу занять место ее супруга и даже был готов принять маленьких детей. Я был ослеплен красотой Капитолины, ее манерами, словами, что лились из уст сладкой патокой.
Я не слушал то, что говорили мне родители и друзья, с которыми мы выпивали и веселились. Ведь со мной будет не так как с другими. И эта история действительно прервалась по-особенному.
В марте Преображенский вернулся из Петербурга раньше срока и застукал меня в постели супруги. Я не успел окончательно проснуться, как в меня полетела перчатка. И это означало лишь одно: из-за своей слепоты, похоти и желания «лучшей» жизни я мог вообще ее лишиться.
Дуэль состоялась ранним утром. Стоял туман, моросил мелкий дождь. Еще не везде стаял снег и лошадь, что-то домчала меня до окраины леса, тонула копытами в грязи. Я ничего не рассказал родителям, потому что было стыдно. Да и чем они могли помочь? Как мужчине нужно было ответить за свои поступки. Выбрал одного из друзей своим секундантом и отправился на встречу. И в тот момент думал лишь о том, как бездарно заканчиваю жизнь. А ещё что будут чувствовать мои родные, особенно бабушка, когда узнают о событии.
Я очень боялся. Понимал, что сегодня могу уйти в небытие, так и ничего не добившись толком. Мои стремления, желания, мечты так и останутся висеть в пространстве, не будут реализованы. И мне было горько и больно от этой мысли. Я старался не смотреть в холодные глаза соперника, отсчитывал шаги с безумно колотящимся сердцем и дышал, дышал, дышал. И этот воздух был таким сладким! Самым желанным из всего, что я когда-то хотел. Я не был готов умирать. Оценил жизнь во всей её красоте. Ведь я уже убедился, что слова моей возлюбленной были только словами. Она даже не вышла из кареты, в которой сидела и ждала своего супруга. Воспринимала всё происходящее как игру, в которой ни я, ни её супруг не имели права на ошибку.
В это раннее весеннее утро моя жизнь схлопнулась в дуле пистолета, направленного на грудь. Мы должны были стрелять одновременно. По команде. У меня тряслись руки. Я понимал, что не могу лишить жизни мужчину, который ослеплен красотой женщины, стал отцом её детей. Я не мог стрелять в человека и лишить его жизни, самого ценного что есть. И поэтому просто ждал, когда его пуля коснётся моего тела. Надеялся на то, что это будет быстро.
Всё закончилось действительно за секунды. Когда прозвучал выстрел, меня обожгло болью в левой руке и осознанием, что я остался жив. От этого меня накрыло темнотой. Даже не почувствовал, что упал в грязь, а прошлогодняя листва смягчила удар. Очнулся только когда секундант хлопал меня по щекам и звал по имени.
– Доброслав, очнись! Доброслав!
Проморгался и схватился правой рукой за рану, из которой текла кровь. Заметил небольшую лужицу на земле, а потом поднял взгляд наверх.
– Живи, подлец. Думаю, ты усвоил урок и больше не сунешься ни в мою семью, ни в Москву. Уж я-то постараюсь, чтобы так было. – Во взгляде моего дуэлянта читались разочарование и… облегчение. Похоже, не только я не хотел умирать.
Но мне были безразличны чужие слова и мысли. Я заслужил второй шанс. Это самое главное. Не важно почему. То ли потому что мой дуэлянт был слаб на зрение и не тверд в руке, то ли потому что ветер изменил траекторию пули, то ли просто воля Всевышнего. И хвала ему, что не пострадала правая рука, которой я писал.
Соперник, видимо, хотел отомстить всем, кто побывал в постели Капитолины. Жаждал, чтобы больше никто не подходил к ней. Хотел, чтобы я умер. Но я был всего лишь ранен и истекал кровью. И этот финал его остудил. Карета уехала.
Друг помог мне забраться на лошадь и довез до ближайшего госпиталя, где рану обработали и зашили. Только к вечеру я вернулся домой, чтобы рассказать обо всем родителям, но они и так уже всё знали. Новости о том, что младший сын Миролюбских проиграл в дуэли, хоть и выиграл жизнь, распространились по Москве со скоростью лесного пожара. Я понимал, что эта новость будет долго будоражить светское общество.
Единственное, самое наилучшее решение было вернуться в Энск. Еще несколько месяцев я залечивал раны и почти не трогал перо. Родители устали видеть моё состояние и сказали, что хотят отдохнуть от меня такого: будто умершего на окраине леса весенним утром. Я понимал их. Поэтому отправился в родной город один, а их попросил съездить на море, пообещав, что со мной всё будет в порядке.
Я знал, что бабушка примет меня в любом состоянии, но всё же надеялся, что сплетни до неё ещё не дошли. Так и случилось. Она ни разу не сказала мне про дуэль вчера. Но знали ли о ней соседи? Это мне еще предстояло выяснить. Возможно, они до сих пор видели во мне молодого юнца, который развлекает толпу и не умеет пить. Возможно, они пока не понимали, что я очень изменился и причин этому. Возможно, я буду изгнан отсюда тоже. Как подлец и трус.
Направляясь на именины Дарьи Мещерской я скрывал под белоснежной рубашкой рубцы от шрама, но еще глубже прятал свои разбитые надежды и страх потерять жизнь, так и не найдя в ней счастья.
Из неизданного:
В моей душе покоя нет, сомненья есть.
Нет, я не ангел сизокрылый и не бес,
Но черт попутал, закрутил среди дорог
И выйти целым на распутье я не смог.
Мою судьбу вдруг разделил проказник-март,
На то, что было и что будет. Глупый фарт.
На то, кем был я и кем стать пока не смог,
Но мне в помощники перо и господь Бог.
В моей груди наступит день, отступит ночь,
Я не хочу давить улыбки, бежать прочь.
Нет, я не ангел, я обычный человек,
Но где-то между рифмой вновь придёт рассвет.

Даже у Бога есть свой ад — это любовь его к людям. ("Так говорил Заратустра")

Мы могли выбрать те самые наряды, которые советовала Александра и от которых отмахивались служанки. Но не поймут да и мне теперь такое носить не то чтобы... неприлично, но здравый смысл, тот, что как утверждал дедушка, перешел ко мне от него вместе с железной волей и долей тяги к авантюризму, что завела когда-то Льва Николаевича и на далекий Восток, и в жаркую Африку, утверждал, что лучше от эпатажа отказаться. Бремя тяжело, и многие шалости детства останутся шалостями навсегда. Смогу ли я передать как наследие? Не уверена. Что дозволено Юпитеру... Но и полностью исключать эмоции нельзя, монарх отец своего народа, и если пустить на самотек детей, они могут натворить глупостей. Как мои братцы-кролики, например. Ох, мало розгами им досталось, мало. Отрадное как всегда прекрасно, особенно мне нравились лабиринты, там можно затеряться и читать. Или писать письма, на немного пожелтевшей бумаге с подгоревшими кончиками, мне казалось, что это создает антураж карты пиратских сокровищ. Что-то авантюрное от предков все же жило во мне и иногда выливалось в поступки... далекие от идеала, но всегда интересные.
- Эх, надо было спорить на коня, - возмущалась Александра, ей повезло, что исчадие Ада, Люцифер или Люсенька (за что конь имел обыкновение пребольно лягаться), к ней относился терпимо. За яблоки, не иначе.
- Однако, стало просторнее с тех пор, как я тут последний раз бывал, - присвистнул поручик, за что едва не получил локтем в бок, все же определенная скорость реакции у этого "слона в посудной лавке" была. Ну, иначе давно был бы трупом. Учитывая его... богатую историю.
- Не свисти, денег не будет!
- Пардон, пардон.
Они очень похожи на моих шумных братьев. Дома дедушка распорядился присматривать за теми, кто будет проезжать мимо. Сомневаюсь, что те, кто ищет актрису из Петербурга, раньше часто бывал в Энске. А если бывал, то его узнают. Покушение для театра, тем более, на определенную особу. Без предыстории - ничего необычного. С ней - повод задуматься. Мне нужно больше информации. Пока здоровались с генералом Мещерским, чует мое сердце опять потащит отца за столик, за что потом батюшке перепадет газетой, ведь пропустить дебют Софьи, пусть в Отрадном, а не в одной из столиц, но все же, пока приветствовали знакомых и не очень... Я держу дистанцию всегда, если это не друзья, которых у меня мало, и родственники, которых несоизмеримо больше, но их здесь не так много. Радуйтесь, шалопаи, что оттаскать вас за уши я не могу. Сейчас не могу.
- А вы видели лабиринт?
- Тот самый, где высоченные кусты?
- Он, - киваю и достаю расшитый мелкими жемчужинами веер - маман права, что-то в этом было. - Закаты, как и рассветы, оттуда наблюдать истинное удовольствие.
Уютные кресла и шелест листвы нравился мне больше шумной толпы в поместье. Единственный, кто предпочел бы остаться в компании закусок - это конь, но лошадей на дни рождения не приглашают.
- Давайте думать тост!
- Маска тебе не мешает?
- Нет!
Было все же в моей Родине что-то непостижимое. Частичка Ее всегда будет жить и во мне. Значит, все это не напрасно. В это хотелось верить.

Нина отложила в сторону научный труд химика Клода Луи Бертолле. Уютно расположившись в саду на заднем дворе усадьбы, девушка обдумывала разговор с Долли.
При всей абсурдности принятого решения оно казалось единственно возможным в сложившихся условиях. Фиктивный брак для таких девушек, как она порой был единственным выходом. Даже ее образцу для подражания Софье Ковалевской пришлось прибегнуть к подобному, чтобы добиться дальнейшего образования.
У нее не было примера счастливого брака перед глазами. Мать с отцом разъехались, когда она была еще маленькой. Маменька сбежала в Италию с каким-то проходимцем, а ее сразу же определили в Смольный институт. Нина была из тех воспитанниц, что никогда не уезжали на каникулы. Казалось, что о ее существовании все просто позабыли. К моменту выпуска отец успел проиграть и то немногое, что у них было. Нина нашла его в совершенно плачевном состоянии. Одно хорошо, перед смертью успел подписать ей разрешение для поступления на Бестужевские курсы.
Нина подошла к небольшому круглому столику. Для развлечения гостей Долли попросила ее продемонстрировать парочку зрелищных химических опытов и она решила потренироваться. Девушка принялась смешивать пищевую соду и сахар, потом залила песок зажигательной смесью. Она сразу поняла, что-то пошло не так. Должно быть, отвлекшись на тяжкие думы, напутала с компонентами, так как вместо горки в виде змеи, оттуда повалил черный дым прямехонько в ближайшее окно наверху.