Софья (Обманутые иллюзии) ИЛР

Епистинья:

Юля, огромное спасибо за продолжение!!!

...

-Алиса-:

Всем доброго дня!


Надюша, а я и неговорила, что Адам козел! Не будет он к ней как к рабыне и пленнице относится. Он ее любит и, хотя любовь его с привкусом эгоизма, будет заботиться холить и лелеять. То же относится к его матери. Для Луизы Софья член семьи, жена ее сына и потому совершенно естественно, что Луиза будет относиться к ней по доброму. Как на это ответить Софье? Быть страдалицей, игнорировать все знаки внимания? Не выйдет. К тому же сразу не возразив Чартинскому, когда он представлял ее своей женой, она тем самым приняла правила этой игры. Так что пенять остается только на себя.

Верное замечание. У нее двое маленьких детей, у нее вся жизнь впереди, а встреча с Раневским в ее положении уже больше из области чудес, но Софи человек довольно практичный и в чудеса верит не особо.

Кто ж ее отправит? Это ведь для всех его дети. Его наследники.

Спасибо за комплимент. )))

Ася, пожалуйста )))

Одна маленькая ложь породила другую, куда более серьезную. Из этой паутины теперь так просто не выбраться.

Леночка, способы разные есть. У меня, к примеру, несколько вариантов, но об этом позже)))

Не будет она от него шарахаться. Ведь в словах Адама о том, что он спас ей жизнь, есть не малая доля истины. И Софья это тоже понимает, хотя вслух и не признается в том.

Оленька, пожалуйста)))

...

Lerochka:

Спасибо за главу)))))а Сколько еще глав осталось?))))

...

Лера:

Спасибо за главу! Вот бы Адама к Мари пристроить, отличная бы получилась парочка. С нетерпением буду ждать продолжение

...

-Алиса-:

Lerochka, пожалуйста. Заранее я количество глав не планирую. Но здесь можно предположить что где-то 4-5. Может быть 6.

О, этих персонажей ждет иная судьба.

...

Panina:

Спасибо за главу.Что же, все логично. Меня нисколько не возмущает, что Софья не дралась с Адамом, она спасает своих детей. Я не считаю это изменой мужу, это спасение своей жизни и жизни своих детей, это приобретение жизненного опыта.

...

Малинка:

Юля, спасибо за главу!!!
Никакого просвета у Софи......
Жду продолжения, с нетерпением!!!

...

-Алиса-:

Всем доброго дня!

Вот и вернулся блудный автор. Прошу прощения, что пропала и не отписывалась. В свое оправдание могу сказать только то, что у меня сейчас самая горячая пора на работе: верстаем бюджет и если честно, совсем не было желания писать.

...

-Алиса-:

 » Глава 37

Глава 37




После десятого сентября резервная кавалерия и в том числе Кавалергардский полк была отодвинута за реку Эгер, почти за сто верст на восток. Сделано было это из соображений улучшения снабжения продовольствием. Кавалергарды расположились в местечке под названием Лобозиц на берегу Эльбы. Двадцатого сентября полк получил новое расписание, согласно которому ему надлежало теперь рассчитываться не на шесть эскадронов, а на пять ввиду многочисленных потерь в последнем сражении.

Таким образом, граф Завадский оказался в эскадроне Раневского и под его командованием, как в свою первую кампанию при Аустерлице.

Вступлению в австрийские пределы предшествовал приказ Барклая де Толли:

"Извещаю войска предводительствуемых мною армий, что мы в скором времени вступим в пределы Богемии. Я уверен, что каждый из воинов, вступая в границы сей благоприязненной державы, не только не покусится на какое-либо своевольство, но будет сохранять строжайший порядок устройства и спокойствия с союзным нам народом; вообще ожидаю, что войска будут вести тоже похвально, как и здесь в Пруссии, чем заслужат и там ту же доверенность и любовь народа, не пороча славы храбрых воинов гнусным именем грабителя..."(i)

Однако, несмотря на изданный по воскам приказ командующего, эскадронные командиры часто закрывали глаза на то, что их подчиненные добывали припасы всеми доступными им способами, потому как кавалерия испытывала острый недостаток в фураже. Отличился в том и эскадрон Раневского. Не то чтобы Александр не знал об истинном положении вещей, более делал вид, что не знает. До недавнего времени все сходило с рук, до тех самых пор, пока в дивизионную квартиру не поступила жалоба на творимые кавалергардами самовольства. В тот же день Раневский был вызван в штаб дивизии для учинения разноса.

Де-Прерадович самолично отчитал эскадронных командиров, не стесняя себя в выражениях, после чего распустил их, попросив остаться лишь Раневского. Александр, полагая, что речь пойдет об одном инциденте, случившемся на прошлой седмице между его людьми и местными жителями, заранее заготовил ответ, взяв всю ответственность за произошедшее на себя.

- Николай Иванович, - начал Раневский, - позвольте объясниться. Самовольства, а тем более грабежа не могло быть потому, как фуражировочная команда была при офицере. Вы давно были в расположении полка? – дерзнул он задать вопрос.

- Не так давно как Вы полагаете, - нахмурился генерал.

- Лошади изнурены, впереди новый поход, а меж тем Константин Павлович (цесаревич) настоятельно требовал, чтобы на поправление лошадей обращали особое внимание, - продолжил Раневский, упирая на высочайшее распоряжении.

- Александр Сергеевич, мне не хуже Вас известно о положении кавалерии, - повысил голос Де-Прерадович, но, тем не менее, не обратить внимания я не могу, - развел он руками. – Коменданту будет доложено, что виновные наказаны, но впредь пусть Ваши люди более не попадаются на том. Две седмицы назад застрелили двух фуражиров, мне подобные инциденты более не надобны, - закончил он.

Генерал замолчал. Отчего-то Раневского показалось, что Николай Иванович испытывает некую неловкость. Обычно Де-Прерадович при разговоре смотрел собеседнику прямо в лицо, но вот ныне, он то и дело отводил глаза. Не укрылся от внимания Александра и тяжелый вздох, предшествующий продолжению их разговора.

- Но я не за тем просил Вас остаться, - понизил голос Николай Иванович. – Право, мне неловко зачинать сей разговор: не к месту он и не ко времени, но уж коли обещал…

- Я Вас не совсем понимаю, - осторожно заметил Раневский.

- По слухам с Вами путешествует некая особа, - внимательно вглядываясь в лицо полковника, продолжил Де-Прерадович.

- Я того не отрицаю, - нахмурился Раневский, - но не понимаю, какое касательство Вы к тому имеете.

- Так уж вышло, - вздохнул Де-Прерадович, - что особа сия моя дальняя родственница.

- Madame Домбровская? – не сумел сдержать удивления Александр.

Генерал кивнул головой:

- Мария Федоровна племянница супруги моего брата.

Раневский рассеянно потер висок:

- Какого ответа Вы ждете от меня? – вырвалось у него.

- Александр Сергеевич, Вы же понимаете, что молодая женщина, находясь на Вашем попечении… Как бы это сказать по мягче, - смутился генерал.

- Являясь моей любовницей, - пришел ему на помощь Раневский, - становится парией в обществе.

Де-Прерадович устало опустился на стул:

- Присядьте полковник, - махнул он рукой на другой стул. – Я слышал, Вы овдовели.

- Тело моей супруги так и не было найдено, - уклонился от прямого ответа Раневский.

Александр, остро почувствовал мучительную неловкость генерала от того, что ему приходится обсуждать подобные вещи со своим подчиненным. Раневский не виделся с Мари уже более месяца. Проведя порознь столько времени, он вполне справедливо полагал, что слухи ходившее о его отношениях с madame Домбровской должны бы уже пойти на убыль. К тому же последнее ее письмо к нему вселяло в надежду на то, что она одумалась и более не станет цепляться за него. «Как же некстати был этот разговор с генералом! Кому только в голову пришло донести до Де-Прерадовича о всех перипетиях отношений с Мари?» - в сердцах думал Раневский. Однако, надобно было что-то отвечать:

- Николай Иванович, - поднялся он, - коли смерть моей жены будет доказана и madame Домбровская даст свое согласие, я женюсь на ней.

- Вот и ладно, Александр Сергеевич, - с облегчением выдохнул генерал. – Прямо камень с души сняли.

- Ежели это все, могу я идти? – поинтересовался Раневский.

Де-Прерадович хотел было что-то добавить к сказанному, но передумал.

- Ступайте, Александр Сергеевич. Я верю, что Вы поступите сообразно своему положению и не уроните чести гвардейского офицера.

Александр откланялся. По дороге в Лобозиц ему было над чем подумать. Более всего он надеялся, что выполнять данного Де-Прерадовичу обещания не придется, поскольку в своем последнем послании Мари прямо высказалась, что устала от его равнодушия и жалеет о принесенной в жертву репутации, так как он, Раневский, совершенно не способен оценить того, что она пренебрегла всеми условностями, дабы только быть с ним. Нет, она не говорила о том, чтобы расстаться, даже намека не было в ее письме на то, как умолчала и о том, что собирается предпринять.

Конечно, подобные упреки были обидными и несправедливыми, потому кто, как ни он сам предупреждал своевольную красавицу о возможных последствиях ее решения, но, видимо, Мари уже забыла о том. Вместе с тем Раневский понимал и ее боль, и обиду, но разве можно заставить себя полюбить кого-то? Да, тогда под Калишем он совершил ошибку. Возможно, причиной тому было впечатление, которое на него произвел ее поступок: кто бы еще мог решиться преодолеть сотни верст пути вслед за наступающей армией, имея с собой из прислуги лишь камеристку да возницу. Случись что в дороге ни та, ни другой не стали бы защитой для молодой одинокой женщины.

Александр придержал жеребца. Невеселая усмешка чуть скривила губы: «Нет. Ошибку он совершил куда раньше, в Москве. А может даже не в Москве, а в Рощино, когда поверил той лжи, что так искусно соткала Натали. Но как убедительна она была?! Ах! Дьявол! Сколько же времени было упущено! Сколько взаимных упреков и обид пришлось пережить!».

Мысли его снова вернулись к разговору с Де-Прерадовичем. Он вновь и вновь возвращался в свое памяти к произнесенным словам. Что-то ускользало от него, что-то очень важное, чего он никак не мог ни понять, ни вспомнить. Весь этот разговор был столь неожиданным, что надо признать, что он растерялся в первые минуты, испытывая чувство мучительного стыда, словно провинившийся кадет перед учителем, коим он был два десятка лет назад. «Как же неловко все вышло!» - досадовал Раневский.

Впереди показались пригороды Лобозица. Пришпорив жеребца, Раневский въехал на узкую улочку. Его квартира располагалась почти на самой окраине, еще издали он заприметил небольшой экипаж, что стоял в аккурат напротив ворот, ведущих во внутренний дворик дома, где он квартировался. В человеке на облучке он сразу узнал Прохора, слугу madame Домбровской: «Легка на помине! - мелькнуло в голове, но Александр тотчас устыдился этой мысли. - Разве есть вина Мари в том, что именно сегодня случился сей неприятный разговор с Де-Прерадовичем? Разве ее вина в том, что дал обещание?» - Раневский не сумел сдержать разочарованного вздоха. Да, никто не тянул за язык, но разве можно было ответить что-либо иное? Он сказал именно, чего от него ждали. Разве можно было поступить иначе?

Легкая карета закатилась во двор. Александр спешился подле экипажа, и остановился, поглаживая бархатистый нос жеребца. Он дождался, когда Прохор, уводивший лошадей в небольшую конюшню, вернется к оставленному во дворе экипажу и завел неспешный разговор:

- Как дорога нынче? – поинтересовался Раневский. – Всю прошлую седмицу дождь лил, развезло небось?

- День добрый, барин. Есть такое дело, - крякнул Прохор, стянув с головы картуз и кланяясь в пояс. – Благо недалече.

- Доктор Кохман тоже приехал? – продолжил расспросы Александр.

Возница отрицательно покачал головой:

- Осерчала барыня-то на доктора, - понизив голос, заговорил Прохор. – Кричала на него громко, а потом и вовсе велела уйти, а вчера поутру велела экипаж заложить и вот мы здесь, - закончил он, разведя руками.

Раневский не спешил, сознательно оттягивая момент неизбежной встречи, но он даже не подозревал о том, что та, о которой он расспрашивал Прохора давно стоит у окна и, видя его неторопливость, едва сдерживает злость и обиду, рвущуюся наружу. Потеряв терпение, Мари легко сбежала по лестнице в переднюю как раз в тот момент, когда Раневский вошел в двери. Свет солнечного осеннего дня из открытой двери упал на тонкую фигуру, замершую у лестницы. Не ожидая встретить ее прямо у порога, Александр не сумел скрыть раздражения, проступившего в нахмуренных бровях, чуть прищуренных глазах, плотно сжатых губах, но уже спустя мгновение он улыбался ей, склонившись в учтивом поклоне над протянутой рукой. Чуть коснувшись губами бледной кожи тыльной стороны ее ладони, Раневский едва заметно пожал вялую холодную ладонь.

- Вы вовсе не рады меня видеть, Alexandre, - улыбнулась ему в ответ бледной улыбкой Мари.

- Удивлен, не более, - предлагая ей свою руку, отозвался Раневский.

Он проводил ее в маленькую гостиную и усадил в кресло, сам оставшись стоять у окна, таким образом, чтобы лицо его оставалось в тени.

- Вы не ответили на мое письмо, Alexandre, - мягко упрекнула его Мари. – Потому я приехала сама.

Александр окинул ее внимательным взглядом. Облаченная в черное бархатное платье с длинным рукавом, Мари выглядела неестественно бледной, темные круги под глазами придавали ей болезненный изнуренный вид. Тотчас вспомнились слова Кохмана о ее душевном недуге и необходимости быть внимательным и осторожным в общении с ней.

- Я собирался написать Вам ответ, - медленно заговорил он, - но не успел. Здесь в Богемии местные жители не очень-то дружелюбно к нам настроены. То ли дело было в Пруссии, - улыбнулся он.

Мари нахмурилась. Она легко разгадала его уловку – увести разговор в сторону.

- В самом деле? – тихо поинтересовалась она.

Раневский умолк, обдумывая и взвешивая каждое слово, что собирался произнести в ответ.

С самого момента его отъезда, Мари почти все время пребывала в состоянии мрачной меланхолии, которая изредка сменялась вспышками гнева. В такие мгновения ей хотелось задушить его собственными руками, но, не имея такой возможности, она лишь могла в припадках бессильной ярости швыряться всем, что попадалось под руку, после заходясь в истеричных рыданиях, совершенно лишавших ее последних сил.

Кохман был обеспокоен ее состоянием, все чаще отмечая признаки сильнейшего нервного, а может и душевного расстройства. Последнее ее письмо к Раневскому было писано именно в один из таких моментов. Успокоившись и уняв бушевавшую в душе злобу, она вдруг испугалась, что прочтя его, Александр ответит, что не станет ее удерживать, коли ей так опротивел и он сам, и их отношения. Рассорившись с Кохманом, который считал, что состояние ее здоровья не позволяет ей еще путешествовать, Мари уже на следующее утро выехала из Гроткау. И вот теперь, глядя на Раневского, и подмечая малейшую эмоцию, скользнувшую вдруг по отстраненно-вежливому лицу, она, затаив дыхание, ждала его ответа. Мари осмелилась предпринять еще некоторые шаги. Дабы упрочить свое положение рядом с ним, но не надеялась, что ее планы могут осуществиться в точности так, как ей того хотелось.

- В самом деле, я решил, что Вы желаете оставить меня… - повернулся он к ней лицом, едва удержав последнее слово «наконец-то», что так и осталось не сказанным, но при том будто бы повисло в воздухе.

- Я знала, что Вы так подумаете, - вздохнула Мари. – Потому и приехала. Я много чего лишнего написала в том письме, - робко улыбнулась она. – Едва Вы уехали, меня охватила такая черная тоска…

- Вы были не здоровы, Мари, - мягко заметил Раневский. – А я, увы, не мог долее оставаться подле Вас.

- Я знаю, mon cher, - поднялась с кресла Мари и, подойдя к нему, коснулась его плеча. – Я понимаю, что долг вынудил Вас уехать и потому не имею права ни упрекать Вас, ни сердиться на Вас. Надеюсь, Вы простите мне тот гневный тон, которым я писала к Вам?

Александр прикрыл глаза, едва удержал разочарованный вздох и кивнул головой:

- Bien sûr, je ne pensais pas en colère. La volatilité de l'une des propriétés féminine de la nature. (Конечно, я и не думал сердиться на Вас. Непостоянство свойственно женской природе).

- Вы считаете меня легкомысленной? – заглянула ему в глаза, Мари.

- Непостоянной, - улыбнулся Александр.

- О, в своей сердечной склонности я более чем постоянна, - отозвалась она.

- Я имел счастие убедиться в том, - позволил себе чуть заметную иронию Раневский.

Мари вспыхнула и хотела было отойти от него, но Александр поймал ее руку и удержал ее подле себя. Повернув кверху ее ладонь, он отогнул кружевной манжет и коснулся поцелуем шрама на запястье.

- Я вовсе не хотел обидеть тебя, - тихо заговорил он.

Лицо ее тотчас осветилось мягкой улыбкой, потухший было взгляд, вновь засиял.

- Ежели бы только ты знал, как тяжело мне далась разлука с тобой, - вздохнула Мари, приникая к нему.

- Мари, - тон Раневского вновь сделался серьезным, - я не вправе ничего обещать тебе до тех пор, пока некоторые обстоятельства не будут выяснены до конца.

- Какие обстоятельства? – насторожилась она.

- У меня нет доказательство того, что моя супруга Софья Михайловна погибла, - глухо заговорил Раневский. – Ежели мне будет суждено добраться до Парижа, я собираюсь разыскать одного человека, который, как я полагаю, видел ее живой одним из последних.

- И его слова будет достаточно? – удивленно поинтересовалась Мари.

- Нет, - покачал головой Александр. – Я думаю, он имеет отношение к ее исчезновению.

- Отчего ты уверен, что это он причастен к гибели твой жены?

- Я не говорил, что Софи погибла, - встречаясь взглядом с madame Домбровской, - ответил Раневский.

- Тогда почему она не дала знать о себе? – задала каверзный вопрос Мари. – Ежели она жива и здорова, отчего до сей поры нет никаких вестей от нее?

Александр и сам неоднократно задавался этим вопросом, но ни один из приходивших на ум ответов ему не нравился. Собственно, ответа было только два: либо Софьи, в самом деле, более нет в живых, либо она уехала с Чартинским.

- Кто же этот загадочный человек? – не дождавшись его ответа, поинтересовалась Мария.

- Вы может быть, даже знакомы, - вздохнул Раневский. – Речь идет о князе Чартинском.

- Адам Чартинский? – распахнула глаза Мария. – Тот самый, что преследовал твою жену в Петербурге?

- Он самый, - кивнул головой Александр.

- Но как он оказался в Рощино? Отчего именно его ты винишь во всем? – продолжала расспросы Мария, стараясь докопаться до сути сей запутанной истории.

- Чартинский сражался на стороне Bonaparte, - погрузившись в воспоминания, принялся рассказывать Раневский. – В сражении под Можайском я думал, мне показалось, что именно его я увидел в рядах польских улан, но после пожара в Рощино, когда брат Софьи, чудом выживший, описал мне тех, кто напал на них, я могу уже с уверенностью говорить о том.

- Слишком много совпадений, - задумчиво отозвалась она, отвернувшись к окну.

Тонкий пальчик скользнул по стеклу, взгляд ее затуманился. Она глядела в окно, но не видела там ровным счетом ничего. Мысли ее витали далеко, поскольку она пыталась собрать воедино все то, что некогда слышала о князе Чартинском и жене Раневского.

Мари продолжила свои размышления вслух, не глядя при этом на Александра:

- Под влиянием страсти мы способны на необдуманные и порою безрассудные поступки. Взять к примеру меня, я слишком сильно люблю тебя, от того и пренебрегла и осторожностью и мнением общества. Возможно, и Чартинский испытывал к твоей жене нечто большее, чем простое влечение, может быть он не случайно оказался в Рощино, но с другой стороны, откуда ему было знать о том, что она именно там. Может только, если ему дали знать о том.

- Довольно! – оборвал ее Раневский. – Ни слова более, Мари.

Мария испуганно отпрянула от него. Скулы Александра подыхали гневным румянцем, взгляд прищуренных синих глаз острый и пронзительный мгновенно охладил ее желание и далее продолжать разговор на эту тему.

Он и сам понял ход ее мыслей. Сомнения, вновь сомнения. Воображение тотчас нарисовало ему Софью и Адама вместе. В те редкие моменты, когда ему удавалось выезжать в Петербурге вместе с женой, он замечал, что Адам не раз бросал украдкой пламенные взгляды в сторону Софи. «Надо было принять его вызов и пристрелить!», - сжал пальцы в кулаки Раневский.

- Мы, кажется, отвлеклись, - робко заметила Мария.

- Да, но продолжим после, - отрывисто бросил Александр, передумав давать какие бы то ни было обещания. – Прошу меня извинить. У меня остались еще неоконченные дела, - откланялся он. – Отдыхайте, Мари. Вечером мы вернемся к начатому разговору.

Он солгал. Не было у него никаких неоконченных дел на сегодня, зато была огромная потребность побыть в одиночестве, попытаться навести порядок в том сумбуре, что ныне представляли его мысли. Выехав за ворота и покинув пределы Лобозица, Раневский пустил жеребца в галоп. Прохладный ветер быстро остудил разгорячённую голову. Остановившись на высоком берегу Эльбы, Раневский спешился. Отпустив поводья, он присел на пожухлую траву. Бело-серые облака проносились над головой, отражаясь в темных водах реки неспешно несущей свои воды. Ветер срывал последние листья с тонкой осины, под которой устроился Александр, и бросал их на простор над водной гладью яркими желтыми конфетти.

Кровь в жилах замедлила свой бег, сердце в груди перестало стучать о ребра, но все еще болезненно ныло от пробудившихся воспоминаний, от одолевавших сомнений. Когда он был с нею, казалось, что ни у кого он не встречал подобной наивности и чистоты во взгляде. Как часто глядя в доверчивые глаза укорял сам себя в недостойных подозрениях, но вот нынче, когда не было ее рядом, вновь из самых отдаленных уголков души выползли на свет божий уродливые сомнения. Нет, Софья никогда не лгала ему, но и всей правды не говорила. Можно ли недосказанное назвать ложью? Но, Боже правый! Как искренна она была в своем негодовании на князя Чартинского, каким уничижительным взглядам подвергся ни в чем не повинный букет, который, однако, стал поводом для очередной ссоры между ними.

Но вспомнилась ему и другая Софья, та, о которой он не хотел думать, о которой не хотел вспоминать, поскольку дни те напоминали ему о его собственном небезгрешном прошлом. Он не любил ее, да и как можно было, видя только внешнюю оболочку, ничего не зная о ней полюбить ту, кем она была. Вспомнилась их злая перепалка в экипаже сразу после венчания, как она прямо в глаза ему высказалась о мотивах побудивших его просить ее руки. О, Софи умела уколоть, ежели ей самой сделали больно. А ведь он сделал ей больно тогда. Зачем же она согласилась на его предложение? Боялась, что после того конфуза, случившегося с ее дебютом, более никто не пожелает видеть ее своей супругою, даже не смотря на внушительное приданое. Выходит и с ее стороны был расчет, тем более что и ему всегда было известно о ее влюбленности в Корсакова. Так можно ли было верить ее признаниям? Ведь он совсем не изменился за два года вынужденной разлуки. Он был тем самым, что и в день венчания. Откуда же взялась любовь? Не потому ли, что так было удобно? Не потому ли, что испугалась стать оставленной женой, а еще более развода по причине адюльтера. Верил ли он в то, что Софья и Алексей были любовниками? В какой-то момент да, поверил. Но ведь не были же, не были! И он сам в том убедился.

Корсаков! Нет, друзьями они так и не стали, несмотря на все усилия Андрея. Приятелями, то пожалуй. Но все же боль от потери была велика, а еще смерть его стала напоминанием о том, что все они смертны и старуха с косой может прийти за любым из них в тот момент, когда ее совсем не ждешь.

Раневский поднялся с земли, отряхнул прилипшие к одежде былинки и сухую листву и, отвязав гнедого, направился обратно в городок. Когда он достиг Лобозица, на город уже спустились сумерки. Александр, передал поводья Тимофею, в беспокойстве расхаживавшему по двору до самого приезда барина и, наказав принести ему две бутылки мозельского, направился в маленькую комнатушку, служившую ему кабинетом.

Денщик явился спустя час. Обойдя все трактиры в округе, Тимофей насилу нашел то, что барин просил. Отпустив прислугу, Александр не зажигая свечей и не снимая сапог, устроился на низеньком широком диване. Сумеречного света, проникавшего в комнату через не зашторенное окно, было вполне достаточно, чтобы налить вина из бутылки в бокал. Ослабив высокий ворот мундира, Раневский несколькими большими глотками осушил первый бокал. Довольно крепкое красное вино согрело, разогнало кровь. Стянув с плеч колет, Александр отбросил его на спинку кресла. Вслед за первым последовал и второй и третий бокал. Постепенно за окном сумерки сменились темной осенней ночью, комната погрузилась во мрак. Раневский прикрыл глаза, бокал выпал из расслабленной руки на толстый ворс ковра. Пустые бутылки остались на столе. Звук тихих шагов в коридоре потревожил его слух, но ему не хотелось ни открывать глаза, ни говорить. Скрипнула, приоткрывшись дверь, дрожащий огонек свечи осветил комнату слабым желтоватым светом. Осторожно ступая, Мари поставила на стол подсвечник и приблизилась к дивану, нагнулась, чтобы поднять бокал и тихо вскрикнула, когда пальцы Раневского сомкнулись на ее запястье. Александр резко сел, вынуждая ее присесть рядом.

- Зачем Вы пришли, madame? – свистящим шепотом поинтересовался он.

Язык его немного заплетался. Мария недовольно поморщилась, бросив весьма красноречивый взгляд на пустые бутылки на столе:

- Вы обещали, что мы поговорим нынче вечером, - с упрёком заметила она.

- К чему разговоры, madame? – вздохнул Раневский. – Что они могут изменить?

- Многое, я полагаю, - высвободила свою руку из его хватки Мари.

- Ну, так поведайте мне о том, - усмехнулся Александр.

- Помнится, это Вы собирались мне что-то сказать, - тихо отозвалась она.

- Разумеется, - поднялся на ноги Раневский.

Обойдя несколько раз массивный письменный стол, и при этом, только чудом не свалив ничего из мебели, он остановился перед ней.

- Моя жизнь странно складывается, madame, - заметил он. - Я сам по доброй воле оставил женщину, которую любил, посчитав себя не вправе обрекать ее на жизнь полную лишений. Я женился на той, что принесла мне избавление от финансовой зависимости. Не буду скрывать, что не испытывал к своей супруге никаких чувств, любовь пришла позже, много позже, но теперь она оставила меня. Не знаю по собственной ли воле или… - тяжелый вздох прервал его монолог.

Раневский чуть покачнулся, покалеченная нога все более ныла, видимо сказалась долгое сидение на уже довольно холодной земле на берегу Эльбы.

- Присядьте, Александр Сергеевич, - подвинулась на диване Мари.

- Я Вас не люблю, madame, - тихо заметил Александр, присаживаясь подле нее. – Но ведь любовь не обязательный повод для брака.

Мари удивленно воззрилась на него:

- Вы желаете, чтобы я стала Вашей женой? – чуть слышно спросила она.

- Ежели тому не будет никаких препятствий, - кивнул головой Александр.

Мари обвила тонкими руками его крепкую шею и приникла к широкой груди. Она покрывала быстрыми поцелуями его небритые щеки, плотно сомкнутые губы, закрытые веки:

- Как же я люблю тебя, Сашенька! Как же люблю тебя, - шептала она.

Поначалу Раневский не отвечал ей, но спустя несколько мгновений, обхватил тонкий стан широкими ладонями, смял мягкие губы неистовым поцелуем. Мари опрокинулась на широкое сидение, увлекая его за собой. Тяжелая бархатная юбка задралась до самой талии под его рукою, шумное прерывистое дыхание, запах вина в его дыхание, тяжесть крепкого тела, придавившая ее к довольно жесткому и неудобному ложу. Вовсе не так она желала провести ночь, но не осмелилась даже словом упомянуть спальню, дабы он не передумал, не отрезвел вмиг, как то с ним бывает.

Все закончилось слишком быстро. Раневский поднялся, даже не подав ей руки, и отвернулся, приводя в порядок свою одежду. Мария едва не заплакала от того, что успела заметить выражение брезгливости и отвращения к произошедшему на его лице.

- Ступайте в постель, madame. Уж далеко за полночь, - обернулся он и отвел глаза.

- А ты? – вырвалось у нее.

- Я останусь здесь. Увы, в доме только одна спальня, - пожал плечами Александр.



___________________________________
(i) http://history.scps.ru/cavaler/13.htm

...

Соечка:

Спасибо, Юленька, за главу!
Скорей бы Александр узнал, что Софи жива и здорова, а то обещаниями женится уже разбрасывается... Мари, коза такая, тихой сапой своего добивается потихоньку. До родственника-то сама поди поспособствовала слухам дойти. А что, с нее станет. Уж больно упертая баба, да еще и с головкой похоже проблемы. Ох не кончит она добром. Да и Александр с нею заодно хорошо вляпался в дерьмо. Сам же видит, что никаких доказательств нет смерти Софи, но идет на поводу у обстоятельств. Как бы еще мадам его не забеременела от таких вот встреч "по пьяной лавочке". В общем зла я на него. У Софи есть оправдание ее поведению-дети, а он то один.
Жду продолжения с нетерпением. Когда же все разрешится, сколько еще примерно глав?

...

Veterok:

Каждый день жду новую главу, и вот она, читаю и разочаровываюсь ( нет нет не в авторе, тут все выше самых высоких похвал) в событиях , которые происходят с ГГ . Очень жаль Софью, которая выживает ради детей и любви к мужу,и как же ей будет больно( . А благородному офицеру желаю жениться на милой змее, и пусть она ему весь мозг высосет своей любовью.

...

uuchka:

Юленька, спасибо за продолжение! Саша, Саша!!! Ох уж это его благородство! Надеюсь, что оно не исчезнет после встречи его с Софьей! Он уже сейчас подозревает ее в добровольном побеге с Адамом! Жду следующей главы с нетерпением!

...

Глафирка:

да, Машенька не дура конечно. Всё грамотно, всё вовремя. зародила в Александре сомнения... теперь будет мучиться от воспоминаний, ревности. Как он потом детишек признает. Тяжело будет. спасибо за продолжение.

...

Епистинья:

Юленька, привет!
Мда, зря Александр надавал обещаний, теперь еще труднее будет избавиться от Марии.
Ее ведь не остановят даже оговорки о том, что Софи может быть жива
Спасибо за новую главу! Всегда с нетерпением жду проду

...

Panina:

Спасибо за новую главу. Удивительно, как "лихо" Саша разбирался с Софьей, а вот с Мари вдруг такая мягкотелость. Похоже, у Мари с головой что-то не то. Эта ее упертость, меланхолия и т.д. - это ни к чему хорошему не приведет.

...