Софья (Обманутые иллюзии) ИЛР

-Алиса-:

Девочки, доброго всем дня!

Оленька, Малинка, Настя, Леночка, Юля, Надя, спасибо всем за слова поддержки и понимания. Надеюсь капризное вдохновение вернется и я все же закончу начатое.

...

Mary:

Юля девушки правы. Отдыхай и вдохновение и желание писать обязательно вернётся. Тебе просто нужно отдохнуть и всё пройдёт.

...

натали:

Юлия, каждую главу жду с нетерпением, быстро прочитываю и снова в ожидании. Спасибо Вам вы очень талантливый не бросайте нас, будем ждать продолжения. Отдохните, отвлекитесь и я уверена вернётся к Вам вдохновение и Вы нас порадуете.

...

-Алиса-:

Девоньки, всем доброго дня.
Подумала, я подумала. Перечитала несколько раз главу (она у меня уже неделю перед глазами маячит) и решила, что не буду ничего переписывать. Пусть все будет так, как было задумано изначально.

Лена, права. Надо писать так, как было задумано, а все эти метания автора, сомнения, в попытках угодить всем - все это лишнее. Выношу на Ваш суд, дорогие мои читатели.
С продолжением, уж как получиться. Не буду ничего обещать, постараюсь не затягивать.

...

-Алиса-:

 » Глава 38

Глава 38




Парижская зима оказалась куда мягче и теплее московской. Погода по большей части стояла ненастная, частенько шел снег большими пушистыми хлопьями, который тотчас таял, превращаясь в грязные лужи и жидкую грязь под ногами прохожих.

В небольшом поместье в Сен-Дени жизнь текла неспешно и размеренно. Утренняя чашка кофе, прогулка верхом или пешая, то зависело от погоды и настроения. Иногда Софью сопровождал Адам, и она не возражала против его молчаливого присутствия подле себя. Разговоров о прошлом старались избегать, потому, как разговоры эти обыкновенно кончались очередной ссорой: Софья винила Чартинского во всех своих злоключениях, тогда как Чартинский был убежден в том, что поступил так, как должно, ибо в его представлении, не было иной возможности сохранить ей жизнь. Сколько раз Софи бросала ему в лицо обвинения в смерти брата, и на это Адаму нечего было возразить. Он мог бы оправдаться тем, что предпринял попытку спасти жизнь Мишелю, но, в сущности, сделал слишком мало для того. Надежды на то, что тяжело раненный юноша чудом выжил в полыхающем флигеле, не было.

Но время шло, и воспоминания уже не причиняли той острой боли, как то было в первые дни после встречи с князем Чартинским. Жизнь во Франции, в тихом поместье, для Софьи стала куда более настоящей, чем та, что осталась лишь в ее воспоминаниях. Порою ей казалось, что все, что было прежде – это всего лишь сон, потому как не могла человеческая судьба меняться столь прихотливо и причудливо, случись то с кем-то из ее знакомых, она бы первая засомневалась в правдивости подобной истории.

С течением времени стерлись из памяти тяготы и невзгоды долгого вынужденного путешествия из России в Париж, все реже на ум приходили мысли о временности ее нынешнего существования. Когда же в редкие минуты безмятежного покоя ей случалось оставаться наедине со своими думами, Софья часто терзалась угрызениями совести от того, что так легко приняла свою нынешнюю жизнь. Любой, глядя со стороны на внешнюю сторону ее отношений с князем Чартинским, решил бы, что перед ним обыкновенная супружеская чета. Никому и в голову бы не пришло, что Адам похитил ее из собственного дома, и все потому, что она с самого первого дня смолчала, ничем не выдала истинного положения дел, все глубже увязая в той лжи, что окружала ее со всех сторон. Невозможно было сказать, что жизнь ее была совершенно безмятежной, но и душевных терзаний, как того следовало ожидать в ее положении, она не испытывала. Адам с самого первого дня старался окружить ее вниманием, порою столь навязчивым, что хотелось взвыть от такой всеобъемлющей заботы, когда казалось, что и шага невозможно ступить без его ведома. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Чартинский мягкий и добросердечный человек, нежно и трогательно заботящийся о благополучии любимой жены, впрочем, в обществе его таковым и считали, лишь немногим, и в том числе, его домашним, была известна его истинная égoïste nature (эгоистичная натура), вспыльчивый и злопамятный нрав. Однако Софи довольно быстро поняла, до какого предела распространяется ее власть над ним, и как далеко она может зайти в своих капризах и попытках досадить ему. Адам покорно сносил мелочные придирки и обиды, поскольку чувство вины, умело подогреваемое в нем Софи, часто вынуждало его идти на уступки, но и Софья никогда не переходила ту незримую черту в их отношениях, за которой его терпение заканчивалось. Она остро чувствовала эту самую тонкую грань и за время, проведенное с ним, научилась по тону его голоса, взгляду понимать насколько близко она приблизилась к тому, чтобы напускное спокойствие сменилось моментальным взрывом ярости, который не сулил ей ничего хорошего. В такие моменты Адам был опасен, обуздать свою ярость стоило ему немалых усилий, и риск попасть, что называется, под горячую руку, был слишком велик.

Чартинский часто заходил в детскую. Малышам исполнилось по полгода, и почти каждый день в их развитии происходило что-то новое, что возбуждало в Адаме немалое любопытство. Сходство мальчиков с Раневским для Софьи было совершенно очевидным: пронзительно синие глаза, в точности как у их отца, светлые мягкие кудри, завивающиеся в кольца. Княгиня Луиза была убеждена что Анжей и Михал походят на мать, о чем частенько рассуждала вслух. Только всякий раз, когда Софья замечала внимательный взгляд Чартинского, обращенный к ее сыновьям, у нее тревожно сжималось сердце. Страх от того, что истина рано или поздно выплывет наружу и откроется ее обман, рос в ее сознании, становясь неотвязным спутником дней и зачастую бессонных ночей. Сколько раз она не могла заснуть, пытаясь представить себе собственное будущее и будущее ее мальчиков. Сколько раз она думала о том, что станется с нею, коли Адам поймет, что она обманула его.

Нынешнее декабрьское утро вновь выдалось довольно хмурым, но в отличие от предыдущих дней, пусть пасмурных, но все же безветренных и тихих, было довольно морозно и ветрено. Ветер раскачивал оголенные ветви деревьев в небольшом парке, завывал в каминных трубах, бросался пригоршнями мелкого колючего снега в стекла. Запахнув поплотнее алый салоп на лисьем меху, Софья вышла на крыльцо. Наклонив голову, дабы снег не попадал ей в лицо, она спустилась по ступеням и ступила на аллею, ведущую вглубь парка вкруг замерзшего фонтана. Адам нагнал ее уже в парке, и, подстроившись под ее неспешный шаг, зашагал рядом.

- Что за блажь гулять в подобное ненастье, - тихо проворчал он, отворачиваясь от порывов холодного ветра.

- Вы вольны вернуться, я не просила Вас идти со мной, - в тон ему сварливо ответила Софи.

Хотя и ей не по душе была подобная погода, она скорее бы откусила себе язык, чем признала, что Чартинский прав, и ее желание, во что бы то ни стало совершить прогулку по парку, всего лишь ребяческая попытка пойти наперекор его просьбе остаться дома.

- Упрямица, - тихо отозвался Чартинский. – Вы нарочно делаете все наперекор моему мнению и просьбам, Софи? – остановился он, закрывая ее своей спиной от ветра.

- Я привыкла гулять по утрам, - упрямо поджала губы Софи, - и не собираюсь отказываться от своих привычек Вам в угоду.

Легкая ироничная улыбка скользнула по губам князя:

- Ежели бы тогда в Петербурге я знал, какой у Вас строптивый нрав, ma chérie…

- Что тогда? – вскинулась Софья, перебив его. – Позволили бы Зелинскому придушить меня как цыпленка в горящем флигеле?

Адам, подавив тяжелый вздох, опустил глаза:

- Даже не смотря на Ваш несносный характер, Софи, Вы единственная женщина, в присутствии которой мое сердце бьется, - беря ее под руку, ответил он. – Вы замерзли! - ощутив дрожь ее пальцев в своей ладони, покачал он головой.

Выдернув свою ладонь из его руки, Софья поспешно спрятала руки в муфту.

- Зачем Вы вышли вслед за мной, Адам? – повернувшись спиной к дому, зашагала она по аллее вглубь парка. – Вам вовсе ни к чему было идти за мной.

- И лишить себя тем самым возможности побыть с Вами наедине? - догнал ее Чартинский. – Мне хотелось поговорить с Вами, - продолжил Адам, немало не смутившись ее молчанию в ответ.

- О чем? – вздохнула Софья, всем своим видом демонстрируя нежелание говорить о чем бы то ни было.

- С некоторых пор я стал замечать, что Вы чем-то напуганы, София, - отозвался князь.

- Вам показалось, Адам, - побелевшими губами выдавила Софья, ощущая, как похолодело и замерло сердце.

- Вас тревожат слухи о приближении русской армии? – продолжил он свои расспросы.

Не дождавшись ее ответа, он продолжил:

- Вас страшит встреча с Раневским! Ведь верно? Не представляете, как будете объясняться с ним?

- Отчего я должна опасаться встретиться со своим супругом? – резко становилась Софья, так, что Адам едва не налетел на нее. - Я всем сердцем жажду этой встречи, - запальчиво произнесла она, выдав свои самые сокровенные мысли.

- Вас не пугает, как он воспримет появление на свет близнецов? – тихо поинтересовался Адам, не спуская глаз с ее раскрасневшегося на морозе лица.

Софья поспешно опустила ресницы, скрывая от него отчаянный страх, что ледяными тисками сжал сердце. Казалось, что зимний холод пронизал ее насквозь, что кровь ее загустела и все медленнее и медленнее бежит по жилам, сердце замедлило свой ритм и даже тело ее стало вдруг непослушным, будто деревянным. О, как ей знаком был этот тихий вкрадчивый тон – предвестник бешеного взрыва ярости, но будто какой-то чертенок, сидящий внутри, продолжал подталкивать ее к тому пределу, за которым ей уже невозможно будет справиться с его гневом и злостью. С деланным равнодушием она чуть пожала плечами:

- Мне нечего опасаться, Адам.

Слова о том, что Андрей и Михаил дети Раневского буквально вертелись на кончике языка, но Софья промолчала, отвела глаза и продолжила свой путь. Ей давно уже казалось, что Чартинский догадывается об отцовстве Александра, но самой произнести вслух то, не хватило смелости. «Не буди лихо, пока оно тихо!» - вздохнула она. Она не лукавила, когда говорила, что надеется на то, что Господь не оставил ее супруга своей милостью, что сохранил ему жизнь, ведь всякий раз опускаясь вечером на колени для вечерней молитвы, она истово просила о том, как и о долгожданной встрече. Но в то же время, Адам, предполагая, что она опасается того, как Раневский воспримет появление на свет близнецов, был не так уж далек от истины.

Чартинский воспринял ее слова иначе. Воспоминание о том, что произошло в спальне разоренной усадьбы по соседству с Рощино, обожгло. Та первая близость, что случилась между ними, была не чем иным, как насилием. И хотя Софья и не оказала ему тогда видимого сопротивления, но вряд ли из его памяти когда-нибудь сотрется выражение брезгливости и отвращения на ее лице, ее отчаяние и злость. Он будто вновь ощутил, как скулу обожгла пощечина, нанесенная ее рукой. Острое чувство сожаления и стыда остудило закипавшую ярость. Пока Адам, закрыв глаза, придавался воспоминаниям, Софья успела отойти довольно далеко. Метель усиливалась: снег набивался за воротник, тонкими острыми иголочками колол нос и щеки. Опустив голову, она упрямо брела вперед. Чартинский догнал ее и остановил, положив руку на плечо.

- София, довольно упрямиться, Вы замерзли, надобно вернуться, - тихо заговорил он.

- Вы правы, - нехотя согласилась она, не желая продолжать начатый разговор и чувствуя, как немеют пальцы на ногах в тонких сапожках.

Адам, подхватив под локоток, повел ее к дому.

За завтраком княгиня Луиза несколько раз бросала в сторону своей belle-soeur неодобрительные взгляды. Прошло уже довольно много времени, а отношения между Софи и Адамом становились холоднее день ото дня. Прислуга шепталась, что в те редкие ночи, когда князь посещает спальню своей жены, молодая княгиня еще долго после его ухода рыдает в подушку. Все это было так не похоже на то, что рассказывал ей сын о любви с первого взгляда. Во всяком случае, со стороны Софи не было заметно, что она питает к мужу, какие бы то ни было теплые чувства. Фели, поначалу относившееся к жене брата с недоверием, в последнее время и вовсе с трудом переносила ее присутствие в доме. Мелочные придирки и взаимные уколы между молодыми женщинами стали обыденным делом.

Луиза тяжело вздохнула и отложила вилку в сторону:

- Софи, отчего Вы совершенно не притронулись к завтраку? Вам он пришелся не по нраву? Может, у Вас есть какие-нибудь пожелания на сей счет? – поинтересовалась она.

- Благодарю за заботу, - отодвинула тарелку Софья. – Я неголодна.

- Видимо, мое присутствие за столом лишило мою супругу аппетита, - встал со стула Чартинский.

Софья вспыхнула от его язвительного тона. То, что Адам не счел нужным скрыть от матери свое дурное настроение и произошедшую межу ними накануне ссору, было нехорошим предзнаменованием. Чартинский почти не притронулся к завтраку, но умудрился с утра осушить почти полную бутылку вина. Речь его как всегда была четкой и ясной, но по лихорадочному блеску в глазах, Софи легко определила, что Адам изрядно пьян. И это с утра! Пробормотав извинения, она торопливо выскользнула из столовой, стремясь как можно быстрее оказаться в своих покоях. Ей казалось, что Адам последует за ней, но остановившись на верхней площадке лестницы, она услышала, как захлопнулась дверь его кабинета. Переведя дух, Софи прошла в свой будуар, по пути заглянув в детскую.

Адам не вышел к обеду, передав через своего камердинера, чтобы его не ждали к столу. Три женщины, собравшиеся в столовой, остро ощущали, витавшее в доме напряжение, как то бывает в летнюю пору перед грозой, когда вся природа замирает, готовясь к буйству стихии. Фели, не поднимая глаз, без особого воодушевления ковырялась в своей тарелке. Даже ей было не по себе, после того, как презрев, принятые в доме правила, она без приглашения явилась в кабинет к брату, выяснить причины его дурного настроения. Адам, всегда столь щепетильный в том, что касалось его внешнего вида, не позволявший себе небрежности в одежде даже в кругу семьи, развалившись в кресле без сюртука и без галстука пил вино прямо из бутылки, не утруждая себя тем, чтобы воспользоваться стаканом, стоящим тут же на столе. Обведя мутным взглядом сестру, стоящую на пороге, он без излишних церемоний указал ей на дверь, прорычав вслед, что не нуждается в душеспасительных разговорах и сам разберется с собственной жизнью.

Княгиня Луиза, после обеда сославшись на усталость и легкое недомогание, вследствие полученной накануне простуды, удались к себе в спальню, заявив, что к ужину не выйдет. Фели в ответ на просьбу Софьи: составить ей компанию за игрою в карты, вежливо отказалась, сославшись на то, что сегодня не расположена к занятиям, требующим умственного напряжения. «Будто крысы попрятались по норам!» - в раздражении шептала себе под нос Софья, поднимаясь после обеда в свои покои. В доме стояла оглушающая тишина, слышно было, как под резкими порывами дребезжат оконные стекла и ветер завывает в печных и каминных трубах. Но это была вовсе не та тишина, что обещала покой и безмятежность, напротив, в ней таилась некая угроза.

Стемнело. Николета зажгла в тяжелом подсвечнике несколько свечей и расстелила постель. Отложив вышивку, Софья устало повела плечами, разминая затекшие мышцы шеи. Повернувшись спиной к камеристке, она уставилась в темное окно, глядя на свое призрачное отражение в нем. Ловкие пальцы камеристки быстро пробежали по ровному ряду крохотных пуговок, аккуратно вынимая их из петель. Тяжелый шелк, шурша, опустился к ногам молодой женщины. Переступив через платье, Софи вскинула руки вверх и принялась вынимать шпильки из узла на затылке. Присев на банкетку, она прикрыла глаза, пока Николета водила щеткой по волнистым пепельным локонам, спадавшим до самой талии.

Софья умиротворенно вздохнула. День окончился, а гроза, которую она так ждала, похоже, миновала. Все проклятый страх, который не давал ей вздохнуть спокойно. Как же она устала бояться разоблачения, бояться за свое будущее! Отпустив прислугу, Софи опустилась на колени и зашептала привычные слова молитвы. Ей показалось, что в коридоре послышались тяжелые нетвердые шаги. Замерев на полуслове, она напряженно прислушивалась к звукам за дверью. Убедившись, что ей всего лишь послышалось, она вернулась к молитве.

Дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Открыв глаза, Софья обернулась. Адам стоял на пороге, упираясь плечом в дверной косяк. Тонкое золотое распятье блеснуло в распахнутом вороте рубахи на смуглой коже.

- Мы не договорили поутру.

На этот раз язык Чартинского заплетался, и речь была не вполне внятной.

Поднявшись с колен, Софи поспешно накинула на плечи тонкий шелковый капот цвета слоновой кости и туго затянула пояс.

- Я не понимаю Вас, Адам, - нахмурилась она.

Чартинский пьяно ухмыльнулся и покачал головой:

- О, нет. Не в этот раз. В этот раз не выйдет, ma chérie.

- Не выйдет? – удивленно протянула Софи. – Что не выйдет на этот раз?

- Я ждал, что ты сама расскажешь мне.

- О чем? – выгнула бровь Софи. – Каких еще признаний Вы ждали от меня, Адам?

- Все просто, - пожал плечами князь, входя в комнату и закрывая за собой двери.

От звука ключа поворачиваемого в замочной скважине у Софьи похолодело в груди.

- Я жажду слышать правду из твоих уст, - повернулся он к ней. – Так или иначе, ты мне все расскажешь.

Чартинский взмахнул перед ее лицом, зажатым в кулаке хлыстом.

- Я не понимаю… - прошептала Софья, схватившись рукой за горло.

От ужаса, ледяной волной приподнявшего волосы на затылке, голос ее сел, ноги ослабели, и закружилась голова.

«Он нарочно пугает меня», - попыталась успокоить она себя, сделав несколько судорожных вздохов.

Все это время Чартинский не сводил с нее лихорадочно блестящих глаз, следя за сменой выражений на ее лице.

- Нет? - усмехнулся он. – По-прежнему не понимаешь?

Софья отрицательно покачала головой, отступая на несколько шагов. Адам двинулся по комнате вслед за нею.

- Когда моя мать твердит о том, какие они милые мальчики и как похожи на свою мать, я вижу совсем иное, - прошипел он, надвигаясь на нее.

- Что ты видишь? – отворачиваясь от него, прошептала Софья.

- Смотри мне в глаза! – выкрикнул он, хватая ее за волосы и наматывая на кулак длинную прядь.

- Адам, мне больно, - попыталась она вразумить его.

- Больно?! – отпустил ее Чартинский. – Что ты знаешь о боли? Ты думаешь, я не вижу, чьи они дети? Ты лгала мне! Лгала с самого начала! Утром я нарочно завел разговор о Раневском, думал, ты признаешься во всем! И ты ведь готова была сказать правду, но испугалась. Ты ведь боишься меня? – бросая ей эти обвинения, Адам загнал ее в самый угол комнаты.

Выпрямившись во весь свой небольшой рост, Софья попыталась вернуть утраченные было позиции:

- Я не боюсь, и мне не в чем сознаваться. Вы пьяны, Адам, и с пьяных глаз придумали себе невесть что.

- Mensonge! (Ложь!) – Чартинский взмахнул хлыстом.

Тонкий кожаный хлыст больно жалил, впиваясь в нежную кожу. Невесомый шелк был плохой защитой от ударов, наносимых куда попало сильной рукой.

Пытаясь увернуться от его руки, Софи упала на колени, стараясь отползти от своего палача, утратившего всякий человеческий облик. Она закусила губу, чтобы не закричать, испугавшись, что своими криками лишь сильнее разозлит его, и он попросту забьет ее до смерти. Адам прорычал какое-то ругательство на польском и, схватив ее за подол капота потянул к себе. Софья не понимала языка, но о смысле произносимых в ее адрес слов, не трудно было догадаться.

Споткнувшись о банкетку, за которой Софи пыталась укрыться от него, Чартинский упал на нее сверху, придавив к полу. От силы удара перехватило дух и потемнело в глазах. Сухие горячие губы скользнули по ее щеке.

- Ты родишь мне ребенка, - зашептал Чартинский. – Помни, ныне благополучие ублюдков Раневского будет зависеть только от тебя.

Софья уворачивалась от его губ, жаркого дыхания, в котором отчетливо проступал запах вина и табачного дыма. Тонкий шелк затрещал под его руками. На обнаженной коже показались вздувшиеся багровые отметины, оставленные хлыстом. Адам, поднялся на руках, освободив ее от тяжести своего тела и сел на пол, привалившись спиной к кровати. В темных глазах мелькнуло раскаяние. Хмель будто бы покинул его.

- Ты сама виновата, София, - глухо заговорил он, ясно выговаривая каждое слово и глядя, как она осторожно поднимается с пола, пытаясь прикрыть обнаженную грудь остатками разорванной сорочки. – Ты должна была сказать мне все с самого начала, а ныне ты загнала в ловушку нас обоих.

- И что тогда? – выдавила из себя Софья. – Ты бы привез меня в Париж? Назвал своей женой? Признал моих детей? Или может быть, отпустил меня еще там, в Севастополе? – говорила она все громче.

Чартинский отвел глаза:

- Ты знала, что в тягости от Раневского? – спросил он, не поворачивая головы.

- Знала, - отозвалась Софья. – Ежели тогда в усадьбе я призналась тебе, что бы было со мной? – тихо спросила она.

Адам промолчал.

- Я знаю, что было бы, - продолжила Софи. – Зелинский свернул бы мне шею.

- Нет! – обронил Чартинский. – Я бы не позволил.

- Ты? – Софья рассмеялась горько, зло, отчаянно, но смех этот внезапно оборвался и перешел в беззвучные рыдания. – Ты ничего бы не смог сделать, - шептала она. – Ты боялся его еще больше, чем я. Ты – трус, Адам! Ты способен воевать только с теми, кто не в силах противостоять тебе.

Кровь бросилась в лицо Чартинскому, окрашивая скулы темным гневным румянцем.

- Замолчи! Бога ради, замолчи, София! – выкрикнул он, поднимаясь на ноги.

С отвращением оттолкнув ногою хлыст, он помог ей подняться.

- Что теперь? – равнодушно поинтересовалась Софья.

- Ничего, - запустил пятерню в растрепанные темные кудри Адам. – У нас нет иного пути, София.

- Даже теперь, когда ты знаешь обо всем? - осторожно накидывая на плечи то, что осталось от ее капота, осведомилась она.

- Я давно знаю, - вздохнул Чартинский. – Я все ждал, когда же ты сама скажешь мне о том, но ты продолжала делать вид, что ничего не происходит. Только страх выдавал тебя с головой. Стоило мне зайти в детскую, и ты становилась подобной львице, защищающей своих детенышей, готовой броситься на любого, кто посмеет посягнуть на них.

- Отчего сегодня? – подняла голову Софья, пытаясь заглянуть ему в глаза.

- Фели… - нехотя заговорил Адам. – Сама того не зная сестра предположила, что причиной твоего поспешного согласия на брак стала весьма очевидная причина: тягость от другого мужчины, и якобы потому ты согласилась выйти за меня, хотя при том не испытываешь ко мне даже малой толики любви.

Софи отвернулась:

- Она права, Адам. Я не могу любить тебя, особенно теперь…

Чартинский рухнул на колени, обнимая тонкий стан:

- Прости меня, прости. Словно помутнение нашло какое-то. Для всех Анжей и Михал – мои дети. Так и останется впредь. Никто ничего не узнает.

Софья покачала головой, в голове все еще звучали его слова: «Помни, ныне благополучие ублюдков Раневского будет зависеть только от тебя».

- Я не верю тебе, - высвободившись из его объятий, шепнула она.

- Клянусь, никогда более не подниму на тебя руку, пусть они отсохнут, коли нарушу свое обещание, - шагнул к ней Чартинский, пытаясь вновь заключить ее в свои объятья.

Софья выставила вперед ладони, отгораживаясь от него.

- Дай мне слово, что когда мальчики подрастут, ты позволишь мне отправить их к графу Завадскому, ежели он будет жив к тому времени, - обратилась она к нему.

- Почему не к Раневскому? – окинул ее удивленным взглядом Адам.

- Он не поверит, - отвернулась она.

- Ежели я соглашусь? - поднял ее подбородок двумя пальцами Чартинский.

- Я стану твоей женой, - выдохнула Софья.

- Да будет так, - кивнул головой Чартинский.

- А теперь уходи, Адам, - указала ему на дверь Софья. – Оставь меня.

Чартинский послушно вышел из спальни, но при этом запер двери снаружи. Софи забралась с ногами на постель. «Все кончено, - билось в голове. – Все кончено». Крупные слезы потекли по лицу. Она не плакала, когда Адам стегал ее как загнанное животное хлыстом, но от мысли, что она сама добровольно отказалась от Раневского, стало нестерпимо больно. Невыносимой болью стиснуло сердце. Ей казалось, что до тех пор, пока она сама не произнесла тех самых роковых слов, все еще могло измениться, все еще могло быть так, как она хотела: «Господи, пусть с Андреем ничего не случиться, пусть он будет жив, пожалуйста, Господи», - закрыла она лицо руками.

Наутро Софья сказалась больной. Чартинский прислал врача, который осмотрев ее, лишь неодобрительно покачал головой, выйдя из спальни:

- La vie de Votre femme n'est pas en danger. Je crains a souffert seulement son amour-propre, le prince. (Жизни Вашей жены ничего не угрожает. Боюсь, пострадало только ее самолюбие, князь), – добавил он, надевая редингот с пелериной.

Чартинский отвел глаза при этих словах врача, однако, щедро добавил сверх обычной платы за молчание.

После обеда в будуар Софьи робко постучалась Фелисия. После того, как ей разрешили войти, сестра Адама осторожно примостилась на краешек стула, что стоял около кушетки, на которой полулежала Софья. Глаза девушки были красными от недавних слез.

- Я пришла просить у Вас прощения, - тихо заговорила она. – Это я виновата. Это я придумала, будто бы Вы использовали Адама, дабы прикрыть свой грех.

- Вы не виноваты, Фели, - мягко возразила Софья. – Ваш брат взрослый человек, и ежели он не доверяет мне, то Вашей вины в том нет.

- Я никогда бы не подумала, что он может обойтись с Вами подобным образом, - вздрогнула Фелисия, покосившись на синяк, оставленный жесткими пальцами Чартинского на тонком запястье снохи.

Софья отвернулась, дабы скрыть усмешку: «Бедная девочка, - покачала она головой, - чтобы ты думала о своем братце, ежели бы увидела остальное».

- Пустяки, - вслух отозвалась она. – Надеюсь, madame Луиза уже оправилась от своего недуга? – перевела она разговор на другую тему.

Фели закивала головой:

- Маменьке уже лучше нынче, она очень хотела бы прийти к Вам, но опасается, что Вы не захотите ее видеть.

- Отчего же? – сделал удивленное лицо Софья.

Фелисия опустила глаза:

- Признаться, вчера после обеда мы обе струсили, - тихо заговорила она. – Маменька знает, каким Адам бывает в ярости, а вчера к тому же он был изрядно пьян. Надобно было не оставлять Вас одну, и не позволить ему напиваться в одиночестве, - вздохнула она.

- Подобное более не повториться, - заверила ее Софи.

Разговор с Фелисией начал утомлять ее. Поначалу чувство вины, испытываемое девушкой, немного польстило самолюбию Софьи, но вскоре Фели с жаром принялась защищать брата, рассказывая о том, каким замечательным мужем он будет теперь, и как терзался все утро угрызениями совести.

«Видать, слишком сильны эти угрызения, - вздохнула Софья, - раз прислал своего эмиссара, не решившись самолично явиться».

Вопреки ее ожиданиям Адам явился после обеда. Чартинский принял какое-то решение, но не решался заговорить. Он долго молча расхаживал по комнате, стараясь не встречаться взглядом с Софьей. Наконец, Адам присел на стул и заговорил:

- Армия союзников недавно вступила в пределы Франции. Думаю, война скоро завершиться крахом Bonaparte и русский вступят в Париж. Даю Вам слово, что сам разыщу Вашего брата, ежели Господу угодно было сохранить ему жизнь.

- Так торопитесь, Адам, разлучить меня с мальчиками, - горько заметила Софья.

- Я не могу видеть их каждый день без того, чтобы не думать о том, кто их отец, - сглотнул ком в горле Чартинский.

- Как же Ваши друзья? – шепнула Софья, чувствуя, как глаза наполняются слезами. – Что они скажут? Ваша мать, сестра?

- Мы уедем в Варшаву, - отозвался Чартинский, не поднимая головы. – Маменьке никогда не нравилось жить там, уверен, она предпочтет остаться здесь.

- Вы все продумали до мелочей, Адам. Только меня забыли спросить.

- Вы дали мне обещание, София: безопасность Ваших детей в обмен на замужество.

- Не думала, что мне так скоро предстоит расстаться с ними, - отвернулась Софья. – Вы знаете, каково это? Понимаете ли, что я чувствую нынче?

- У нас еще будут дети, - зашептал Чартинский, - сделав попытку взять ее за руку.

Софья выдернула у него свою ладонь, указав ему глазами на дверь. Слишком больно было говорить о том, слишком больно было даже думать о том!




***

...

IrinaAlex:

Спасибо за главу!
Какая безысходность у Софьи: и без детей останется, и от Чартинского некуда деваться.
Что -то супруги Раневские как сговорились, обещания раздают.

...

Соечка:

Спасибо за главу, Юля!

Ага, как-то одинаково они в этом вопросе мыслят, неужели это действительно единственный выход?
У Александра-то еще есть время потянуть с женитьбой, а вот Софи-то явно во времени ограничена. Напрягает это, если честно. Но надеюсь, что получится не так, как задумал Адам, дай бог что-нибудь помешает его плану. Тот же Завадский наверняка сообщит Александру о наличии детей и Александр не останется в стороне. Все-таки Юля наверняка неслучайно написала, что дети похожи на отца. Может это поможет поверить Александру в свое отцовство, а там, глядишь и умерит свою гордыню и простит Софи за ее сожительство с Адамом. Она ведь это делала под принуждением, в отличии от него самого.
Но Адам-то каков в этой главе, а , показал свое истинное лицо, гаденыш. Бедная Сонечка.
Жду дальнейшего развития событий.

...

-ANGEL A-:

Спасибо за продолжение!

...

Panina:

Спасибо за главу. Тяжелая глава, так жалко Софью, она загнана в тупик. Что же будет, неужели автор оставит ее с Адамом?. Не дай бог.

...

uuchka:

Юленька, спасибо за продолжение! Жаль Софью: остается с нелюбимым, да еще и детей он хочет у нее забрать.
С нетерпением буду ждать следующую главу!

...

Глафирка:

Хоть что - то сегодня порадовало - глава!
Спасибо за продолжение! Хоть и очень тяжёлое. Правда наконец выходит на поверхность, гром грянул. Бедная София, досталось ей не по детски. Но теперь хоть какая - то надежда появляется, найдут через детей, хотябы точно будут знать, что жива.
Понимаю, что проды теперь не будет долго. Но жду))))

...

Lerochka:

Спасибо за главу!Жду с нетерпением продолжения.

...

sveta-voskhod:

Нда... Каков мужчинка Спасибо за главу!!

...

-Алиса-:

Девоньки, добрый вечер!


Пока да, безысходность. Куда не кинь - везде клин.
Мне вот не кажется, что обещания добровольно раздаются.
Скорее вынужденно. Софью вынуждают обстоятельства и страх за будущее детей, Александра к тому понуждает чувство долга.

У автора есть коварный план.

Андрей обязательно сыграет еще свою роль.

Ой, не случайно. Любовь, если она настоящая, многое прощает.

Сорвался Адам. Но где-то я его понимаю. Так долго терпел, а в ответ лишь придирки да обиды. Софья ведь не знает, что Адам таки спас жизнь ее брату.

ХЭ обещаю. Во всяком случае, так было задумано)))

Не могу поручиться, что любимый будет рад ТАКОЙ встрече.

Надюша, недаром говорят, что сколько веревочке не вейся, а конец обязательно будет. Так и правда, всегда выплывет наружу.
Соберусь в кучку, сдам бюджет, соберу детей в школу и вернусь к написанию романа. Спасибо, вам мои читатели. Когда вижу неподдельный интерес - это лучший стимул для того, чтобы закончить начатое.

Светочка, привет. Рада тебя вновь увидеть.
Трус, эгоист и предатель. Но может он нас всех (и автора в том числе) еще удивит.

Lerochka, Ася, пожалуйста))).

...

Малинка:

Юля, спасибо за главу!!!
Жду продолжения!!!

...