Gerxard:
Когда осядет пыль из-под сапог,
Когда оружие сдадут на склады,
Когда вдруг станет милосердным Бог,
Когда гостям незваным будут рады,
Когда долги научимся прощать
И драки не устраивая, спорить,
Когда не будем красть и обещать,
И станет близким нам чужое горе,
Когда не будет брошенных детей,
И старики не будут без опоры,
И власть не будет обижать людей,
И рухнут высочайшие заборы,
Когда не будет во спасенье лжи,
Когда предателей все сгинет племя
И государств исчезнут рубежи,
Как я хотел пожить бы в это время!
Некрасовский М.
Nadin-ka:
Алексей Толстой ПРОЗРАЧНЫХ ОБЛАКОВ СПОКОЙНОЕ ДВИЖЕНИЕ
Прозрачных облаков спокойное движенье,
Как дымкой солнечной перенимая свет,
То бледным золотом,то мягкой синей тенью
Окрашивает даль. Нам тихий свой привет
Шлёт осень мирная. Ни резких очертаний,
Ни ярких красок нет. Землёй пережита
Пора роскошных сил и мощных трепетаний;
Стремленья улеглись; иная красота
Сменила прежнюю; ликующего лета
Лучами сильными уж боле не согрета,
Природа вся полна последней теплоты;
Ещё вдоль влажных меж красуются цветы,
А на пустых полях засохшие былины
Опутывает сеть дрожащей паутины;
Кружася медленно в безветрии лесном,
На землю жёлтый лист спадает листопадом,
Невольно я слежу за ними взором думным,
И слышится мне в их падении бесшумном:
— Всему настал покой,прими ж его и ты,
Певец,державший стяг во имя красоты;
Проверь, усердно ли её святое семя
Ты в борозды бросал,оставленные всеми;
По совести ль тобой задача свершена
И жатва дней твоих обильна иль скудно?
Алексей Толстой
Сентябрь 1874
Nadin-ka:
Юлия Друнина ЯЛЮБЛЮ ТЕБЯ ЗЛОГО, В АЗАРТЕ РАБОТЫ
Я люблю тебя злого, в азарте работы,
В дни, когда ты от грешного мира далёк,
В дни, когда в наступленье бросаешь ты роты,
Батальоны, полки и дивизии строк.
Я люблю тебя доброго, в праздничный вечер,
Заводилой, душою стола, тамадой.
Так ты весел и щедр, так по-детски беспечен,
Будто впрямь никогда не братался с бедой.
Я люблю тебя вписанным в контур трибуны,
Словно в мостик попавшего в шторм корабля, —
Поседевшим, уверенным, яростным, юным —
Боевым капитаном эскадры "Земля".
Ты — землянин. Всё сказано этим.
Не чудом - кровью, нервами мы побеждаем в
борьбе.
Ты — земной человек. И, конечно, не чужды
Никакие земные печали тебе.
И тебя не минуют плохие минуты —
Ты бываешь растерян, подавлен и тих.
Я люблю тебя всякого, но почему-то
Тот, последний, мне чем-то дороже других...
друнина
Nadin-ka:
Максимилиан Волошин ПОРТРЕТ
Я вся — тона жемчужной акварели,
Я бледный стебель ландыша лесного,
Я легкость стройная обвисшей мягкой ели,
Я изморозь зари, мерцанье дна морского.
Там, где фиалки и бледное золото
Скованы в зори ударами молота,
В старых церквах, где полет тишины
Полон сухим ароматом сосны,—
Я жидкий блеск икон в дрожащих струйках дыма,
Я шелест старины, скользящей мимо,
Я струйки белые угаснувшей метели,
Я бледные тона жемчужной акварели.
Fairy:
Марианна Данилина
Я СДЕЛАНА В ИНОЙ МОДИФИКАЦИИ
Я сделана в иной модификации
Сама с собой бываю в конфронтации
Сама с собой создам и коалицию
Сама к себе же встану в оппозицию
Какой-то голос тихо... но доходчиво
Который час солирует настойчиво
Предчувствуя триумф над оппонентами
Избитыми стал сыпать аргументами
Ещё дуэт... я слышу... распевается
Да что-то там нестройно получается
Откуда лад... когда за резонансами
Все это обернулось диссонансами
Могли б собрать оркестр... сыграть симфонию
А в голове лишь эта какофония
Пора мне сделать над собой усилие
И объявить... наверно... перемирие...
_____
страничка автора http://www.stihi.ru/avtor/guppy2310
художник Венди Энджи
Nadin-ka:
Джеймс Джойс ПОСЛУШАЙ ЭТУ СКАЗКУ
Послушай эту сказку,любовь моя:
Когда мужчину бросят его друзья,
Окажутся их клятвы легки, как пух,
И, крадучись, уходит последний друг,
Пусть женщина в пустыню к нему придет.
Придет- и боль остынет, и он поймет,
Что в мире все богатство- Он и Она.
И-жить. И губ касаться .
И- тишина.
Peony Rose:
Яна Пизинцали
ГОЛГОФА
Солнце висело над Лысой горой
Сгустком запёкшейся крови.
Плыли минуты пустой чередой...
Кто их теперь остановит?
Солнце, снижаясь над Лысой горой,
Наземь стекало отравой.
Где-то кричали: "Учитель, постой!",
Где-то кричали: "Варавву!"
Солнце клонилось к подножью креста,
Солнце утратило силы...
В небе смешались вино и вода,
Небо от боли застыло.
Где-то вдали угасал горизонт,
Так же мучительно рдея, -
Это не смерть, это выжженный сон...
Боже, спаси Иудею!
Логика смерти предельно проста.
Сломленных - край непочатый:
Даже дощатое тело креста
Деревом было когда-то.
С кровью смешалась древесная пыль...
Время казалось бездонным.
Вздох обессиленный грудь раскроил,
Словно кинжалом щерблённым.
Хлещет безмолвие мутной рекой,
Воздух почти непрозрачен.
В смертной тоске, проклиная покой,
Горько апостолы плачут.
Тихо уходит последняя дрожь,
Острую боль отпуская.
В истине тонет последняя ложь,
Руки в крови умывая.
Медленной смерти густые часы
Схлынут извилистой тенью.
Алым зерном упадёт на весы
Новый рассвет... воскресенье.
Karenn:
Легкая Аленушка
Мне тебя бесконечно мало
Мне тебя бесконечно мало,
я бы очень хотела больше,
я бы руки твои сжимала
утром, вечером, днем и ночью,
я бы вечно "люблю" шептала...
...Но скажу лишь: "Спасибо, Боже,
что есть кто-то, кого мне мало,
что есть кто-то, кто нужен больше..."
Nadin-ka:
Александр Афанасьев ПОДАРИ МНЕ, БОГ, ЭТУ ЖЕНЩИНУ...
Подари мне, Бог,
Эту женщину,
И не дай никогда ей опомниться.
Я за каждый вздох,
С нею скрещенный,
Заплатил тебе больше, чем сторицей.
Одолжи мне, Бог,
Её горести,
Если станут они неизбежностью,
Чтобы мог финал
Её повести
Я украсить заботой и нежностью.
Укажи мне, Господь,
Грусти трещины
На душе её слишком доверчивой.
Я люблю, я хочу
Эту женщину.
Вот и всё, - больше мне просить нечего….
Помоги мне, Бог,
Стать единственным,
Пусть не первым, но Лучшим и стоящим
Её нежных губ,
Глаз таинственных,
Поцелуев её, как сокровища.
Подскажи ей, Бог,
Что я – суженный,
Её брат, её муж, её копия.
Не случайный друг,
Не отдушина,
Не ночей одиноких утопия….
Укажи мне, Господь,
Грусти трещины
На душе её слишком доверчивой.
Я люблю, я хочу
Эту женщину.
Вот и всё, - больше мне просить нечего….
Я давно мог стать,
Без сомнения,
Настоящим отцом её дочери….
Дай хоть сил нам ждать,
Дай терпения!
Ведь длинна к тебе, Господи, очередь….
Я смогу исцелить
Грусти трещины
На душе её слишком доверчивой.
Подари мне, Господь,
Мою женщину!
Вот и всё, - больше мне просить нечего!
Peony Rose:
Алексей Жемчужников
Радостные куплеты
Ура! Открытье! Я — Ньютон!
Открыл, что каждый — хоть и связан
Узлами пут со всех сторон —
Не быть собою не обязан.
Так например: коль скоро есть
Черта особенная в мозге,
Блюсти дворянства можно честь,
Но сомневаться в пользе розги.
И можно — если личный нрав
Даст направление иное —
Не соглашаться, что из прав
Всех выше — право крепостное.
Здесь будет кстати не забыть:
Тем иль другим служа началам,
Возможно публицистом быть,
Не быв безграмотным нахалом.
Затем открытье передам,
Что вообще быть можно русским
Без принадлежности к умам
Необразованным и узким.
1893, Стенькино
Nadin-ka:
Евгений Рейн ПОСРЕДИ МЕДУНИЦЫ И МАКА...
Посреди медуницы и мака
и в краю голубого вьюнка
наконец-то дождался я знака,
принесенного издалека.
Пролетел, накренясь, надо мною
норд-норд-вест, планерист и посол,
рассказал мне, что стало с тобою,
и потом на посадку пошел.
Кто-то вышел из темной кабины
и сорвал шлемофон на ходу, -
значит, нынче твои именины,
и опять мы, как прежде, в ладу.
Я спустился в забытый розарий
с холодевших альпийских полей
и цветок, заскорузлый, лежалый,
вдел в петлицу кожанки своей.
Ты им будешь - но через четыре
или три воплощенья на свет;
но пока, при тебе, в этом мире
ни пощады, ни выбора нет.
И небес обгорелая синька,
безнадежный космический зной -
черный взор твоего фотоснимка,
проступающий в бездне ночной!
Не гляди! Мне и так одиноко,
мне бесслезные веки свело,
разреши мне вернуться с востока
под твое ледяное крыло.
Анна Лукас:
Евгений Баратынский
Мы пьем в любви отраву сладкую;
Но всё отраву пьем мы в ней,
И платим мы за радость краткую
Ей безвесельем долгих дней.
Огонь любви, огонь живительный,-
Все говорят,- но что мы зрим?
Опустошает, разрушительный,
Он душу, объятую им!
Кто заглушит воспоминания
О днях блаженства и страдания,
О чудных днях твоих, любовь?
Тогда я ожил бы для радости,
Для снов златых цветущей младости
Тебе открыл бы душу вновь.
Nadin-ka:
Николай Агнивцев ВДАЛИ ОТ ТЕБЯ, ПЕТЕРБУРГ (Из цикла "Санкт -Петербургские триолеты)
Разбросано много
Дорога в дорогу
По миру стран всяких вокруг...
Но все эти страны
Так чужды и странны
Вдали от тебя, Петербург!
Пусть звезды там краше!
Пусть Солнце там пляшет
И пусть золотится бамбук,
Черны, как погосты.
Все солнца и звезды
Вдали от тебя, Петербург!
И хоть вечно тут он
Туманом закутан,
Но в Солнце нездешнем – ах, вдруг -
Так сердцу желанны
Волокна тумана
Вдали от тебя, Петербург!
И в Ниццкой аллее
Мне дождь твой милее!
И хочется питерских вьюг!
И нету покоя
Плененным тобою
Вдали от тебя, Петербург!
Н. Агнивцев (1888 - 1932)
Peony Rose:
Цао Сюэ-цинь
стихи из романа "Сон в красном тереме"
***
Увядают цветы, лепестки, обессилев, роняя,
И летят, и летят, всюду-всюду кружась в небесах.
Ах! Уходит краса, тают молодость, благоуханье,
Но найдется ли тот, кто бы слово сказал о цветах?
Вьются тонкие нити, сплетаясь и тихо волнуясь,
Возле башни меняя при ветре весеннем узор.
Пух, остатки сережек, росою слегка увлажненных,
Оседают на шелке тяжелых приспущенных штор.
Эта юная дева из женских покоев дворцовых
Преисполнена грусти о том, что уходит весна.
Сколько в сердце печали! Сколь думы ее безутешны!
А кому их поведать? Об этом не знает она…
Вот с мотыгой в руке, с небольшою садовой мотыгой
Из красивых покоев вошла в отцветающий сад —
И боится топтать лепестки – им, наверное, больно,
Ведь не зря ж то у ног они вьются, то прочь улетят.
Ива пухом покрылась, у вяза сережки на ветках,
Им, душистым, еще рановато расстаться с весной.
И какое им дело, что персики, груши опали
И цветы их развеял неистовый вихрь ледяной?
И на будущий год все они, эти персики, груши,
Снова будут в цвету и цветы будут снова в саду,
Но нельзя угадать, кто из нас, обитательниц здешних,
Будет жить в этих женских покоях в грядущем году.
Третий месяц – то время, когда ароматные гнезда
Вьют под крышею птицы… Но, в радости хлопотных дней
Между балок селясь, эти ласточки так беззаботны,
Так бесчувственны к участи рядом живущих людей!
Спору нет, и на будущий год в дни цветенья, как прежде,
Могут клюв раскрывать безбоязненно в этих цветах,
Но имейте в виду: если люди уйдут из жилища,
То от балок и гнезд только жалкий останется прах!
…А в году много дней. Сосчитаем: сначала три сотни
И еще шесть десятков… И это один только год.
Есть жестокие дни: вдруг взбеснуется ветра секира
И с мечами туманов идет на природу в поход…
Перед этим неистовством долго ли могут на свете
Жить изящная яркость и свежая прелесть цветов?
Перед ними разверзнется бездна и вздымутся волны,
— И тогда как цветы ни ищи – не найдешь и следов…
А цветы есть цветы… Их легко увидать в дни цветенья,
А когда опадут,– лепестки не вернутся назад,
Потому-то у лестницы кто-то в миг погребенья умерших
У могил их печальных великой тоскою объят…
Это – юная дева с небольшою садовой мотыгой
Безутешные слезы проливает вдали от подруг,
А упав на увядшие стебли, эти горькие слезы
Словно в капельки крови на них превращаются вдруг…
…Молчаливы кукушки. Отчего куковать перестали?
Оттого что закат. День закончился. Вечер теперь.
И пора мне уже взять садовую эту мотыгу
И, домой возвратившись, захлопнуть тяжелую дверь.
Синий отблеск светильник накинет на стены немые,
Все живущие в доме отойдут в это время ко сну,
Дождь холодный пойдет и ко мне постучится в окошко,
Одеяло замерзнет, а в холоде разве засну?
И подумаю я перед сном: удивительно, странно,
Почему эта жизнь отзывается болью во мне?
Да, весну я люблю. Но и чувство возможно иное,
И тогда обращаюсь с укором к прекрасной весне.
Да, весну я люблю. Мне отраден приход ее быстрый.
Да, весну я корю,– так же быстро уходит она.
Как придет,– все понятно, не нужно ничьих объяснений,
А уйдет втихомолку – и грустно: была ли весна?
А вчера за оградой ночью песня протяжно звучала,
И была в этой песне безмерная скорбь и тоска.
Чья душа изливалась? Быть может, таинственной птицы?
Коль не птицы,– быть может, душа молодого цветка?
Душу птицы и душу цветка – не поймем, не услышим,
И до нашей души не доходит их трепетный зов.
Потому что у птиц человеческих слов быть не может,
А цветок так стыдлив, что как будто чуждается слов…
Как хотела бы я в этот день стать, как птица, крылатой
И вослед за цветком улететь за небесный предел!
Только где в той дали возвышается холм ароматный?
Я не знаю. Но пусть будет в жизни таков мой удел!
Пусть в парчовый мешок сложат кости мои в час урочный,
Той чистейшей осыплют землей, чтоб от хаоса скрыть,
Непорочной взлетела и вернусь в этот мир непорочной,
Грязь ко мне не пристанет, мне в зловонных притонах не быть!
Я сегодня отдам долг последний цветам в день кончины,
Не гадаю, когда ждать самой рокового мне дня,
Я цветы хороню… Пусть смеется шутник неучтивый,
Но ведь кто-то когда-то похоронит в тиши и меня…
Поглядите: весна на исходе, цветы облетают,
Так и жизнь: за цветеньем и старость приходит, и смерть.
Все случается вдруг: юность яркая вскоре растает, —
Человек ли, цветок ли – рано ль, поздно ль,– а должен истлеть!
Nadin-ka:
Мирослав Антич МЫ НЕ ПОЙМАЛИ ТЕНЬ ЗАГАДОЧНЫХ КАРЕТ
Мы не поймали тень загадочных карет,
Сверкнувших золотом по лицам удивлённым.
Лишь на губах остался лёгкий след,
От смеха горький и от слёз солёный.
Позвольте мне во сне присниться вам,
Сказать, что всё прошло, что затянулись раны.
Наверно, затонувшим кораблям
Об этом письма пишут капитаны.
Я вам приснюсь простым до немоты,
Усталым, равнодушным и спокойным.
И подарю умершие цветы,
Разлитые в стеклянные флаконы.
Вы всё поймёте и, не пряча взгляд,
Мне улыбнётесь грустно и несмело...
Осенний дождь, как много лет назад,
Сквозь день прочертит золотые стрелы.