lesya-lin:
18.03.15 14:12
» Глава 4
xiomara писал(а):Привет! Я давно уже слежу за этой серией втихомолку, но наконец-то решила выйти из подполья
И это правильно! Рады приветствовать в наших дружных сен-сирозависимых рядах!
Фелиция писал(а):Прочитала все предыдущие книги! Просто захватывающее чтение
Мы не авторы, но всё равно чертовски приятно.
nushi писал(а):Начались вопросы - может была другая женщина, что француз делал в таком месте
А вот и первые версии:
Suoni писал(а):Если женский след, то похоже на месть.
vika-i писал(а):Это не ограбление. Когда грабят, сердце из груди не вырезают, а забирают деньги и драгоценности. А здесь все наоборот.
TANYAGOR писал(а):сердце, женщина, дает версию - месть по любовной теме. Но вряд ли все так просто.
Tricia писал(а):Неужели это последователи какого-то культа? Или опять алхимики?
Кто окажется прав? Но делать ставки еще действительно рановато
Глава 4
В возрасте двенадцати лет Геро пришла к трем судьбоносным умозаключениям: во-первых, глупых мужчин на свете столько же, как и глупых женщин, если не больше; во-вторых, она ни в коем случае не станет скрывать собственный интеллект или познания в трусливой попытке соответствовать ожиданиям и предрассудкам общества; и в-третьих, поскольку законы Англии наделяют мужа той же властью в отношении жены, что и рабовладельца в отношении рабов, она никогда не выйдет замуж.
Однажды за ужином бунтарка высказала свое кредо вслух. Ее отец, лорд Чарльз Джарвис, продолжил жевать, словно ничего и не слышал, бабушка насмешливо фыркнула. Но ее мать, кроткая и немного полоумная леди Аннабель, горестно охнула: «Геро…».
За последующие годы критичное отношение баронской дочери к английскому обществу не ослабло. Несмотря на отвращение к кровавым крайностям Французской революции, она не переставала восхищаться ее основными принципами, читала труды Мэри Уолстонкрафт и маркиза де Кондорсе и сама занялась публицистикой, направив свои исследовательские умения и мыслительные способности на борьбу с многочисленными несправедливостями, которые ежедневно наблюдала вокруг себя.
Радикальные взгляды Геро и теперь, по достижении двадцатишестилетнего возраста, оставались неизменными. Но ее решимость не выходить замуж пала жертвой некоего темноволосого, золотоглазого виконта, с тайнами в прошлом и опасным увлечением в настоящем.
Ребенок снова толкнулся, на этот раз так сильно, что у Геро перехватило дыхание. Отложив в сторону недописанную статью о рабочей бедноте Лондона, она подошла к окну гостиной, смотревшему на улицу. Меж высоких домов плыла туманная дымка, скрадывая ярко-красный шар восходящего солнца и приглушая звуки просыпающегося города. Отличное утро для хорошего галопа. К сожалению, в Гайд-парке не поскачешь галопом – тем более на девятом месяце беременности.
Геро подавила нехарактерный для себя всплеск нетерпения и досады. Она легко перенесла б
ольшую часть беременности, ведя обычный образ жизни как в Лондоне, так и в поместье, и часто предпринимая вылазки на опрашивания для своего цикла статей. Но за последние несколько дней ребенок, похоже, опустился. Даже сидеть стало трудно, а спать – почти невозможно, и ее переполняло беспокойное возбуждение, которое становилось все труднее сдерживать.
Она уже собиралась вернуться к своей статье, когда услышала хлопок входной двери и быстрые шаги мужа на лестнице. Остановившись на пороге гостиной, он сбросил пальто и отложил в сторону принесенную деревянную планку.
– А я надеялся, ты сегодня утром подольше полежишь, – заметил Себастьян, привлекая жену к себе и одаривая долгим, медленным поцелуем, от которого у нее учащалось дыхание – даже сейчас, с этим огромным животом. – У тебя в последнее время неважный сон.
От мужа тянуло дымком, морозным воздухом и бодрящим запахом раннего утра, и, прежде чем Геро смогла остановить себя, у нее вырвалось:
– Чего мне действительно хочется, так это на прогулку – на
настоящую прогулку, в парк.
Он засмеялся, крепче стискивая ее руки:
– Ну, так пойдем.
Геро покачала головой.
– Доктор Крофт предупредил, что мне можно пройти кружок по саду утром, а потом вечером, но не больше.
Ричард Крофт, самый авторитетный из столичных акушеров, был преисполненным важности и самомнения коротышкой, абсолютно убежденным в действенности своей системы под названием «Разгрузочный режим для дам перед разрешением от бремени». Он зацокал языком от ужаса, когда супруги Девлин вернулись в Лондон после трех пасторальных месяцев в гэмпширском поместье, где они наслаждались длительными прогулками по живительному сельскому воздуху и обильной, свежей деревенской едой. Согласно профессиональному мнению Крофта, любые излишества, выходившие за рамки строго ограниченного питания и сведенного к минимуму моциона, приличествующего леди, могли катастрофическим образом повлиять на исход родов.
– А кружок по саду разрешен до или после порции позволенной тебе жидкой кашицы? – осведомился муж.
– О, разумеется, до. Видишь ли, любые физические усилия после принятия пищи могут оказаться фатальными – если называть хождение усилиями, а постное варево пищей.
Себастьян снова засмеялся, но улыбка медленно угасла, когда он всмотрелся в лицо жены.
– Как ты себя чувствуешь? Только честно.
– Честно? Голодна, никак не найду себе удобного места и ужасно не в духе. Но это все неважно. Я хочу послушать про Гибсона.
Другой, возможно, постарался бы избавить беременную супругу от наиболее жутких подробностей убийства Дамиона Пельтана. Девлин был не настолько глуп. Выслушав его рассказ об осмотре Кошачьего Лаза и прохода, где обнаружили тело, Геро взяла в руки сломанную дощечку.
– Женщина? Ты уверен?
– Ты видела когда-нибудь мужскую обувь с таким каблуком?
Геро присмотрелась к четкому кроваво-грязному отпечатку.
– Нет, ты прав. След определенно оставлен женской обувью. Кстати, – подняла она глаза на мужа, – а насколько сложно вырезать у человека сердце?
– Серьезно, не знаю. Надо будет спросить у Пола.
Позвякивание на улице ведер молочницы снова привлекло взгляд виконтессы за окно. Мгла начинала рассеиваться, в белесом небе над крышами парили чайки, и их назойливые крики манили Геро, словно пение сирен. В ней вновь поднялось непреодолимое желание ощутить на лице холодный туман, распустить по ветру волосы и прекратить это бесконечное ожидание.
Будто угадав ход ее мыслей, Себастьян предложил:
– А как тебе, если я велю заложить карету и отвезу свою супругу на преступную утреннюю прогулку в парк? Доктору Крофту мы не признаемся, а за туманом и плотной накидкой на меху даже самые пронырливые лондонские сплетницы не смогут разглядеть, что леди Девлин, вступившая в брак полгода назад, всего через пару недель должна подарить мне дочь.
– Сына, – улыбнулась Геро. – Сколько тебе повторять, это мальчик. – А затем покачала головой: – Нет. Тебе нужно съездить в гостиницу «Герб Гиффорда» и послушать, что там расскажут об убитом французе.
Себастьян обхватил ладонями ее лицо и прильнул к губам долгим, неторопливым поцелуем, напомнившим Геро, что они не занимались любовью с октября прошлого года, когда достопочтенный доктор Ричард Крофт грозно предупредил: беременной следует строго умерять любые «животные аппетиты».
– Гостиница часок подождет.
«Герб Гиффорда», небольшое, но чрезвычайно респектабельного вида заведение, выстроенное из аккуратно обтесанного песчаника, располагалось на южной стороне Сент-Джеймсского парка, неподалеку от пересечения Джеймс-стрит и Йорк-стрит.
Опрятные ряды подъемных окон с двух сторон примыкали к парадной двери, ведшей на вымощенную плитами лестничную клетку. По обычаю гостиниц конца прошлого века направо от небольшого вестибюля при входе располагалась кофейная комната, налево – столовая. Притворив дверь от сырого холода, Себастьян вдохнул теплые, уютные запахи жареной баранины, пчелиного воска и крепкого эля. Но ни в вестибюле, ни в открывающихся из него помещениях не наблюдалось ни души.
– Есть кто? – окликнул виконт.
Тишина.
Ступив в отделанную дубовыми панелями кофейную, он неторопливо обернулся вокруг своей оси, рассматривая пустые столы и стулья.
– Есть кто?
Послышались быстрые шаги, и в дверях появился долговязый мужчина в кожаном фартуке.
– Чем могу служить, сэр? – У коридорного были свисающие щеки, начавшие седеть прямые светлые волосы и широко расставленные, выпученные глаза, которые придавали ему сходство с испуганной макрелью.
– Я здесь насчет доктора Дамиона Пельтана, – ответил Себастьян, осмотрительно подбирая слова.
– Батюшки, – собралось складками лицо служащего. – Вы его друг, сэр?
– Не совсем.
– А-а. Видите ли, у нас уже побывали констебли. Говорят, доктор Пельтан мертв. – Коридорный подошел поближе и понизил голос до доверительного шепота. – Убит. Этой ночью, в округе Святой Екатерины. Грабители его убили.
– Долго доктор Пельтан жил здесь?
– Примерно три недели. Столько же, сколько и остальные.
– Остальные? – переспросил виконт.
– Ну да. Понимаете, гостиница арендована вся целиком. Сейчас они тут единственные постояльцы.
– Я не знал.
– Угу. Французы… – слово прозвучало так, будто одного его было достаточно для объяснения любых чудачеств. – Притащили даже собственных горничных и повара, так-то вот. Только я из постоянных работников и остался.
– И прислуга у них тоже из французов?
– А то как же. Все до единого.
– Эмигранты, должно быть?
Дернув себя за ухо, коридорный скривился:
– Ну-у, это они так говорят.
– А вы сомневаетесь?
Стрельнув глазами по сторонам, коридорный придвинулся ближе и, еще больше понизив голос, спросил:
– Чудн
ой поступок, разве нет – взять и занять целую гостиницу? В смысле, почему просто не снять дом, как делают добрые англичане?
– Возможно, эти люди не намерены задерживаться в Лондоне. Или подыскивают особняк для приобретения.
– Я никаких таких поисков не примечал. Если хотите знать, это куда как странно. В смысле, зачем столько хлопот, чтобы жить всем в одном месте? Они ведь не шибко-то по душе друг дружке, тут и к гадалке не ходи.
– Ваши постояльцы что, ссорятся?
– То и дело! Во всяком случае, и на вид, и на слух это похоже на ссоры – понимать-то их трескотню я, кстати сказать, не могу, поскольку по-французски не кумекаю.
– В семьях часто случаются разлады, – заметил Себастьян.
– Да уж. Только эта компания вовсе не одна семья – по крайней мере, большинство из них.
– Вот как? А кто же здесь обитает, помимо доктора Пельтана?
– Ну-с, давайте поглядим… Армон Вондрей, он у них за главного – хотя мне кажется, что полковнику это не по нраву.
– Полковнику?
– Угу. Полковнику Фуше, так он себя величает. Как там его дальше, не знаю. Еще есть секретарь Вондрея, Бондюраном кличут. Слабак и доходяга, все время торчит носом в своих книжках.
– Значит, всего четверо, включая Пельтана?
– Пятеро, если считать девочку.
– Девочку?
– Дочь Вондрея.
– А. И что, эти люди арендовали всю гостиницу?
– Я ж и толкую, чудн
ая компания. – Коридорный отвесил губу, отчего его брылы опустились еще ниже. – Тут, скажу вам, дело нечисто – или я не Митт Пиблз.
Наверху что-то громыхнуло.
– А когда вы в последний раз видели доктора Пельтана? – поинтересовался Себастьян.
– Хм… – задумался Митт. – Должно быть, вчера вечером, когда к нему пришли те двое.
– Те двое?
– Мужчина и женщина. Имен они не называли.
– В котором часу это было?
– Пожалуй, около девяти.
– А как выглядела женщина?
– Точно не скажу. Понимаете, на ней была вуаль.
– А мужчина?
– Боюсь, я не особо к нему приглядывался. Он держался сзади, точно. Не помню, чтобы хоть слово от него услышал.
– Пельтан встречался с ними в гостиной?
– О нет, сэр, доктор вышел поговорить на улицу – словно не хотел, чтобы его посетителей увидели остальные жильцы.
– И как скоро после их визита Пельтан ушел?
– Да почти тут же. Поднялся в номер, захватил пальто и был таков.
– Пешком?
– Не знаю, не заметил. А с какой стати вы меня расспрашиваете, а? – нахмурился Митт.
– Мне интересно. Скажите, та женщина была англичанка или француженка?
– Да француженка, хотя, надо признать, по-нашенски говорила не в пример лучше, чем большинство ихних.
– Как она была одета?
Коридорный пожал плечами.
– Пожалуй, прилично, но не по последней моде, если понимаете, о чем я.
– А сколько бы вы ей дали лет?
Митт снова дернул плечом.
– Не старая, но и не так, чтоб шибко молоденькая. Под вуалью-то разве ж много разглядишь?
Описание подходило неизвестной пациентке Гибсона. Однако оно подошло бы тысяче, если не больше, француженок в Лондоне.
– Скажите мне вот что, – продолжил Себастьян. – А каким человеком был доктор Пельтан? Вы бы назвали его приятным? Или вспыльчивым?
– Пельтан? – Митт помолчал, почесывая щеку. – Как для лягушатника, очень даже неплохой был человек. Уж всяко лучше остальных из ихней шатии – он да еще мисс Мадлен.
– Мисс Мадлен?
– Дочка Вондрея.
– Сколько ей лет?
– Я бы дал двадцать пять. Может, чуть поменьше.
Себастьяну, уже представлявшему себе девчушку с косичками, пришлось пересмотреть созданный в мыслях образ.
– Вы видели мисс Мадлен сегодня утром?
– А то как же. – Глаза коридорного прищурились от нового всплеска прежних подозрений. – Так зачем, говорите, вы все это выспрашиваете?
– Просто любопытно.
Митт Пебблз вперил в виконта пристальный, тяжелый взгляд:
– Не чересчур ли вы любопытны, а, приятель?
– Есть такое. А вы не знаете…
Себастьян умолк при звуке тяжелых шагов на лестнице. Низкий мужской голос спросил:
–
A quelle heure? (1)
Девлин теперь видел спускавшихся: двое мужчин, один дородный, средних лет, второй повыше, помоложе и значительно худощавее, со свисающими песочными усами и безошибочно узнаваемой осанкой военного. Мужчины пересекли вестибюль и покинули гостиницу, не глянув в сторону кофейной комнаты.
– Я так понимаю, это месье Вондрей и полковник Фуше? – кивнул вслед ушедшим Себастьян.
– Да, они.
Сквозь старинное волнистое стекло выходившего на улицу окна Девлин наблюдал, как французы останавливают извозчика. Высокий, худощавый усач с армейской выправкой был виконту незнаком.
А вот Армона Вондрея он узнал сразу. Поскольку мельком видел этого человека всего неделю назад, на Пэлл-Мэлл, в карете могущественного кузена короля, лорда Чарльза Джарвиса.
Безжалостный, коварный и беззаветно преданный как своему монарху, так и своей стране, лорд Джарвис владел личной сетью шпионов и информаторов и слыл буквально всемогущим. А еще он приходился Себастьяну тестем.
И смертельно опасным врагом.
Примечание:
(1) A quelle heure?
(фр.) – В котором часу?
...