В ад с чистой совестью (СЛР + мистика 18+)

я бы с удовольствием дочитала :-)
_________________

Для моих постоянных читателей выкладываю оставшуюся часть романа целиком
Приятного вам чтения, ну а я жду ваших впечатлений
_________________

 » Часть 11

Проболела я еще ровно два дня, в течение которых не выходила из дома. Так вела себя, не потому что чувствовала сильное недомогание или проявляла благоразумие, чтобы опять не случился обморок. Отнюдь! Из дома мне запрещал выходить Герман, сказал, что нужно дать организму окрепнуть, прежде чем предпринимать длительные прогулки под солнцем. Два раза в день приходил и следил, чтобы я нормально питалась. Иногда приносил что-то из того, что готовила его мама, в другое время хозяйничал на моей кухне, не разрешая ему помогать.
Микстура тети Веры творила чудеса – за два дня кашель практически прошел. Температура тоже не поднималась. Честно говоря, я истомилась в четырех стенах. Работать тоже не могла из-за постоянных мыслей о Германе, который все эти дни вел себя до противного безупречно, даже не пытался до меня дотронуться, хотя я только об этом и мечтала.
Одно хорошо – Владимир не показывался, чтобы потащить меня на очередное расследование. Видно, тоже решил, что для этого я должна быть абсолютно здорова.
Наконец, я не выдержала и взбунтовалась. С раннего утра привела себя в порядок и приготовилась выйти из дома. Осталось дождаться Германа, чтобы заявить ему о самопроизвольном освобождении из-под домашнего ареста.
- Ты чего какая сегодня? – спросил он с порога, увидев меня в джинсах и футболке, вместо традиционного халата.
- Какая? – спросила я, уперев руки в боки, готовая до конца отстаивать свою правоту.
- Какая-то агрессивная, - Герман уже улыбался. Он протянул руку и заправил мне локон, не пожелавший забираться в хвост, за ухо.
- Заранее отметаю все твои аргументы и заявляю, что дома сидеть больше не буду. Я совершенно здорова! Видишь, даже не кашляю.
- Тогда ты сможешь погулять со мной. Хотел предложить тебе это.
- Да?
Вот как? Оказывается, он не собирался больше удерживать меня дома. Как же глупо я должно быть выгляжу.
- Куда пойдем? – немного агрессивно спросила я.
- Может, в музей?
- Не в краеведческий, случайно?
- Ну да. Он у нас тут один. Хотел рассказать тебе историю нашего края…
Что это, как не закон подлости? В какой-то момент мне даже показалось, что слышу издевательский смех Владимира.
- Слушай, может, просто погуляем? Я уже насиделась в четырех стенах.
- Как скажешь, - легко согласился Герман. – Тогда просто погуляем.
Перед выходом из дома Герман настоял, чтобы я надела бейсболку. Он, как и я, подозревал, что прошлый обморок отчасти был вызван перегревом на солнце, чем высокой температурой.
- Выдержишь такое расстояние? – Герман указал в сторону поля, что простиралось перед моим домом.
- Да… А что там?
Горы? Так я их итак вижу каждый день. Не думаю, что вблизи они намного красивее. Это издалека они завораживают и манят, а по мере приближения, больше чем уверена, иллюзия монолитности будет разрушаться, и ты будешь видеть простой кусок возвышенности с кое-где торчащими деревьями.
- Там течет река, и, если пройтись вдоль нее, можно увидеть водопад – местную достопримечательность.
Тропинка пролегала через поле, уходя вправо. Я даже удивилась, как далеко находятся горы. Мне казалось, что они совсем рядом.
Я шла за Германом, и его широкая спина казалась мне очень надежной, словно впереди поджидала опасность, от которой я была защищена. Несколько раз он поворачивался и интересовался, не устала ли я и не нужно ли сделать привал. В такие моменты я подходила очень близко к нему, практически касаясь. Один раз он резко остановился и обернулся, так что я налетела на него. Он придержал меня за плечи и не отпускал какое-то время, рассматривая лицо. А потом снял бейболку, наклонился и прижался губами к моему лбу. Почему-то в тот момент мне показалось, что было это скорее лаской, чем желанием выяснить, не поднялась ли случайно у меня температура. Его горячие губы нежно прикасались к прохладному лбу, и я чувствовала учащенное от быстрой ходьбы дыхание на своих волосах. Он по-прежнему обнимал меня за плечи, а мои руки аж чесались – так хотелось обхватить его за спину и прижаться всем телом.
- Ты так приятно пахнешь, - прошептал Герман мне на ухо, заправляя непослушную прядь волос.
- Чем? – машинально спросила я, чувствуя, как по коже побежали мурашки.
- Цветами и влагой…
- Это поле так пахнет, - я немного закинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Все-таки он был значительно выше гигантской меня.
Попав в плен его светлых глаз, я уже не смогла вырваться оттуда. Они повлажнели и казались почти прозрачными, а взгляд их был таким согревающим и ласковым, что я мгновенно почувствовала тепло где-то внизу живота.
Герман переместил руку с моего плеча на шею, дотрагиваясь пальцами до основания волос и легко поглаживая кожу. Я замерла вся во власти ласки. Это было так откровенно и так желанно, что я даже дышать стала через раз. Его губы были так близко, что я видела каждую мелкую морщинку вокруг них и светлую щетину над ними.
Он наклонился и неуверенно прикоснулся к моими губам, словно проверяя реакцию. А реакция была поразительной. Я не могла поверить, что он целует меня. Сердце заколотилось, как ненормальное, рискуя просто выпрыгнуть из груди, лицо запылало, что я аж почувствовала жар, начавший валить от него.
Видно, проверка прошла успешно, так как губы Германа прижались к моим намного крепче, настаивая на ответном поцелуе. Уговаривать меня не пришлось, я и сообразить не успела, как уже во всю отвечала ему на поцелуй. Я утонула в эмоциях. Они были намного ярче, чем во сне, когда он целовал меня. Наяву все оказалось намного приятнее. Он прижал меня к себе, а я мечтала раствориться в нем, превратиться в единое целое.
Когда поцелуй закончился, Герман еще какое-то время прижимал меня к себе, явно не желая отпускать. Я с удивлением обнаружила, что обнимаю его за спину, склонив голову на плечо и закрыв глаза. Мне тоже совершенно не хотелось что-то менять, куда-то идти… Я бы стояла так вечность.
Герман слегка отодвинулся, и я была вынуждена выпустить его из плена своих рук. Он с улыбкой смотрел на меня, и вся моя стеснительность куда-то испарилась. Сейчас поцелуй мне казался таким естественным, словно его не могло не быть. И я чувствовала, что Герман думает так же.
- Идем дальше? – спросил он таким тоном, что подтекст «или будем целоваться еще?» прочитался сам собой.
Мне стало смешно и уютно, что умеет он вот так с юмором разруливать даже такие волнительные ситуации.
Я и не заметила, как мы миновали поле, находясь во власти романтических фантазий. Речушка поразила меня небольшими размерами и бурным течением. Вот такую кроху я слышу аж от своего дома? Ничего себе! В близи она просто грохотала – бурлила и пенилась.
Герман взял меня за руку и повел по течению реки, предварительно поинтересовавшись, не устала ли я? Какой там!.. Я была абсолютно счастлива, что иду с ним рядом. Сейчас я могу идти хоть на край света, лишь бы вместе с ним.
Для такой небольшой речушки водопад поражал размерами, и это его грохот я слышала возле дома, а не реки. Я то думала, что нахожусь у подножья горы, а на самом деле у подножья раскинулось озеро, куда, с огромной высоты, и сбрасывала воду река. Мы на все это дело смотрели со скалистого выступа, совсем рядом с верхом водопада. Зрелище завораживало, и я, что есть силы, вцепилась в руку Германа, чтобы не улететь вниз, увлекаемая потоком воды.
Видно, это место достаточно популярное у туристов. Территория была окультурена небольшой беседкой в тени раскидистого дерева.
Герман повел меня в беседку и первым делом поцеловал, как будто только ждал, когда у него снова появится такая возможность. И я забыла про водопад. Я вообще забыла, где нахожусь. Этот поцелуй был намного более страстный и продолжительный, чем первый. Я даже подумать не могла, что такой спокойный внешне Герман способен на такую страсть! Да и от себя тоже не ожидала подобной реакции.
Мы просидели в беседке около часа и почти все время целовались, толком не разговаривая. На обратном пути мы тоже постоянно останавливались и целовались. И возле калитки меня Герман долго не отпускал. Да я и сама не стремилась расстаться с ним. Однако моего благоразумия хватило, чтобы не приглашать его зайти. Интуитивно чувствовала, что еще не готова идти дальше, особенно учитывая, что интимного опыта у меня не было. Еще почему-то думалось, что даже предложи я это, Герман откажется. На чем базировались такие догадки, не понимала, но верила в их правоту.
Только оказавшись дома, я позволила себе размечтаться, как бы это могло быть, если бы Герман согласился зайти ко мне? Наверное, волшебно. А может, я бы показалась ему какой-нибудь неумехой, к тому же еще и престарелой. У него-то поди подобный опыт имелся и не малый. Ни за что не поверю, что такой привлекательный парень не встречался раньше с девушками. Тут, так некстати, вспомнилась Вероника. Может, именно с ней он и встречался, и у них все было не так невинно? Не зря же мне сегодня показалось, что смотрит она на него как-то особенно, не так как смотрят просто знакомые девушки.
Ну вот, довела себя до состояния ревности. Причем сама! Герман не сделал ничего такого сегодня, за что можно было бы приревновать его. Зато мысли мои потрудились на славу, рисуя всяких красавиц, с которыми он мог встречаться до меня.
Ругая себя за несвоевременные фантазии, я прошла в комнату и даже не удивилась, увидев Владимира в своем любимом кресле.
- Давно не виделись, привет, - как можно спокойнее произнесла я, хоть и меньше всего хотела сейчас его видеть.
- Ну да, - протянул он. – Ты, как я вижу, не скучаешь?
- А для тебя, типа, это неожиданность, - съязвила я. – Неужели решил больше не шпионить за мной?
- Что это с тобой? Чего взбесилась, как кошка? Вроде, все нормально…
- А ничего! Думаешь приятно возвращаться откуда-нибудь и натыкаться на тебя?!
Неужели он и правда не понимает, как надоел мне? Хоть я и стараюсь абстрагироваться, но все равно не могу почувствовать себя в одиночестве, даже если не вижу его.
- Потерпи, осталось еще чуть-чуть…
- Ага! Или до конца моих дней, если не найдем этот чертов клад!
- Скоро найдем…
- Ага, только пока стихи и читаем.
Сама удивлялась, чего это разошлась так? Как будто очередное явление призрака стало для меня сюрпризом. Знала же, что похода не избежать. Наверное, просто с его появлением померкла радость от свидания с Германом. А мне так хотелось продлить удовольствие.
- Ладно, чего трепаться?.. Собирайся и пошли.
- Сегодня?
Я посмотрела на часы. Уже начало шестого. Он что опять хочет тащить меня куда-то на ночь глядя?
- А ты хотела днем шастать по музею с озабоченным лицом?
Я представила себе эту картину и поняла, что в его словах есть доля истины.
- А музей еще не закрылся?
- Закроется, если ты не поторопишься.
Делать нечего, придется тащиться в музей. До такой степени не хотелось никуда идти, что даже тело заломило, как во время болезни. Решив не тратить силы на сетования на судьбу, я взяла новую кофту, слабо надеясь, что ее минует участь предыдущей, и вышла вслед за одной мной видимым Владимиром.
Вот бы удивился сейчас Герман, увидев меня с унылым видом плетущуюся в сторону поселка ровно через десять минут после нашего расставания. Что бы он подумал? Я даже оглянулась, опасаясь, что он на самом деле может видеть меня. Вокруг было пустынно, и я гаркнула, что есть силы, намеренно, зная, что Владимир где-то рядом:
- Показывай, где этот чертов музей! Я забыла навигатор дома!
- Чего орешь, как полоумная? Вдруг кто услышит?
- А чего ты вечно прячешься, как будто кроме меня тебя кто-то может видеть?
Владимир появился и с сердитым лицом пристроился рядом со мной.
- Если у тебя настроение дерьмо, не пытайся его срывать на мне, иначе получишь такого пинка, что жалеть будет уже поздно, - не глядя в мою сторону речитативом изрек он.
- И будешь ты искать еще вечность свой долбанный клад, - не осталась я в долгу.
Сказав это, подумала, что и мне грозит вечность в поисках клада, если мы не найдем его в ближайшее время. От этой мысли на душе стало еще более гадко и грустно одновременно. Грусть усиливалась стремительно наступающими сумерками. Как же здесь быстро темнело и холодало!
К музею мы подошли за полчаса до закрытия. Кассирша уже собиралась сворачивать работу, и я еле уболтала ее продать билетик, заверив, что мигом посмотрю интересующую меня вещь и покину музей раньше, чем он закроется.
Самый большой зал в здании я нашла без труда – он был почти первый, недалеко от входа, и слабо напоминал содержанием краеведческое направление. В настоящее время в нем устраивалась выставка современного искусства. Что тут называлось искусством, я не понимала. Все эти фигуры из чего-то розового, хаотично вырастающие из пола, в моем воображении рождали неприличные мысли. Видно, скульптор был извращенцем. А так как себя я таковой не считала, то предпочла просто не смотреть на них.
- Что дальше? – шепотом спросила я, стараясь делать вид, что разглядываю картину на стене, такую же безвкусную, как и фигуры вокруг.
- Ждать, когда закроется музей, - услышала рядом голос Владимира.
- Так меня же выгонят! – прошипела я и поймала на себе удивленный взгляд девушки, которую не заметила сначала.
- Не паникуй! Сейчас те двое, что тоже крутятся здесь, уйдут, и ты найдешь, где спрятаться до закрытия.
Я чуть не рассмеялась в голос. Ситуация мгновенно напомнила фильм «Как украсть миллион», как они там тоже прятались в чуланчике. Стало так смешно, что я тихонько захихикала.
- Не поделишься, чего смешного увидела в этом уродстве?
Я проследила за взглядом Владимира, направленным на картину, и опять чуть не рассмеялась, столько брезгливого недоумения в нем прочла.
- Потом расскажу, - только и ответила, пытаясь сдержать нервный смех.
Смех смехом, а мне еще предстояло найти тот самый чуланчик, где можно отсидеться, и действовать нужно быстро, до закрытия музея оставалось не больше десяти минут, скоро всех начнут выпроваживать.
Я степенно начала двигаться по периметру зала, пока не заметила небольшую дверцу, закрытую на примитивный крючок, с надписью «ПК». Воровато оглянувшись и не увидев никого рядом, открыла дверцу и заглянула внутрь. Кроме пластикового ведра, валяющегося на боку, ничего больше внутри ящика не было. Я прикинула и решила, что запросто помещусь там и даже смогу использовать ведро в качестве стульчика. Не тратя больше ни секунды, забралась внутрь шкафа и плотно притянула дверь. Даже если меня закроют снаружи на крючок, я легко его выдавлю.
- Не мог бы ты выбраться наружу? – натужно прошептала я, зажав нос рукой. – От тебя, мягка говоря, пахнет не очень…
Я не учла размеры сумки с огромным фонарем внутри. Она никак не хотела умещаться в шкафу, пока я не пристроила ее на коленях. Владимир куда-то исчез и вонь вместе с ним. Я прислонилась к стене, закрыла глаза и задумалась. Сначала по инерции вспоминала Германа и его поцелуи, потом мысли перетекли в иное русло, не такое приятное. Я подумала, что будет, если кто-то заглянет сюда и обнаружит меня? В лучшем случае, отделаюсь позором, в худшем – придется иметь дело с милицией. Что ж, и этот день придется пережить, философски подытожила я, радуясь хотя бы тому факту, что в зале нет камер наблюдения, и музей охраняется только стареньким сторожем, который, скорее всего, будет спать ночью, а не шастать по залам.
Не заметила, как задремала, убаюканная тишиной и приятными воспоминаниями.
- Дома спать будешь. Вставай уже! – разбудил меня голос Владимира. – Пошли, пока еще хоть что-то видно.
Так не хотелось вылезать их укрытия, но справедливость его слов я оценила сразу же, как только оказалась в зале. Не считая редких мигающих датчиков сигнализации и слабого, едва различимого лунного света, падающего через неплотно задернутые тяжелые портьеры, зал окутывала темнота.
- Что ты имел в виду, когда сказал «хоть что-то видно»?
Я не видела ничего, кроме огромных темных силуэтов, не понятно на каком расстоянии от меня.
- Ну… мне кое-что видно. Пошли.
Стараясь ненароком не свалить какую-нибудь фигуру, которые только с виду были внушительными, а на поверку оказались чем-то типа полого гипса, как я выяснила, задев и чудом удержав одну, шла я медленно и с вытянутыми вперед руками.
- Хоть бы засветился что ли… Никакой от тебя пользы, - ворчала я, учитывая тот факт, что фонарь мне зажигать не разрешили, из страха привлечь внимание сторожа.
- Телевизора насмотрелась? Это только там призраки светятся.
- А тут?
- Как видишь, нет.
- Я не это имела в виду. Тут вас много?
- Не знаю. Я не видел ни одного.
Мои мысли сделали огромный скачок и опять унеслись далеко от цели нашего похода. Я подумала, что как же должно быть тоскливо человеку, пусть даже в образе призрака, если он все время один. Даже себе подобных не видит. И нет возможности пообщаться с кем-нибудь. Как вообще говорить не разучился…
- Стой! Кажется пришли. Посвети.
- Что?
- Посвети быстро фонариком. Чего тянешь мякину? – раздраженно повторил он.
- То свети, то не свети… определился бы уж, - ворчала я, доставая фонарь из сумки и нащупывая пресловутую кнопку. – Вот.
- Слушай, ты и правда недалекая… Не на меня свети а вверх!
- Я-то откуда знаю?!
Я посветила на потолок и увидела в самом центре одной из балок симпатичных ангелочков-херувимчиков – пухленьких и кудрявых. И что дальше? Даже если бы у меня была стремянка, до потолка бы я не достала. Тут нужны строительные леса. А потом, даже если достану, что, ковырять старинную роспись перочинным ножом?
- Красивые ангелочки, но совершенно бестолковые… - начала было я.
- Каждый раз ты читала надписи как? – перебил меня Владимир.
- Как-как… смотрела и читала…
- Нет. Ты их читала через меня.
Точно! Он же становился прозрачным.
- Нужно опять так попробовать, - Владимир встал передо мной и зажмурился в свете фонаря. – Да убери ты его!
- Как же я прочитаю? Не мог бы ты взлететь немного?
- Совсем ополоумела? Я не летаю. Присядь!
Кряхтя, как старуха, я присела, размышляя, как так призрак и не умеет летать? В моем представлении они это умели.
- Наклонись немного, - взяла руководство я в свои руки. - Не так. Надо мной, чтобы видно было балку.
Он навис надо мной, как коршун, для чего-то смешно расставив руки в стороны. Очень не вовремя на меня напал приступ смеха, и фонарь затрепыхался в руке, что я чуть не выронила его.
- Не дергайся, свети! – прошипел Владимир.
Я уже и сама престала смеяться, потому что наблюдала, как его голова становится прозрачной и через нее проступают очертания балки.
- Ну что? – спросил он еле различимыми губами.
- Сейчас… Там что-то есть, но видно ужасно плохо. – Я присмотрелась к буквам на балке. Мы угадали по поводу очередной подсказки, еще бы прочитать ее. – И… первая буква «и», точно. Дальше жгут что ли? Нет «ждут». Точно ждут!
- Давай быстрее, тяжко так стоять.
- Я стараюсь, - огрызнулась я, продолжая читать. – Откровенья, что ли? Ни черта не видно! О…т…ра… точно, «отраженья»! Звезды, ага «звезды»! Еще одно слово, и его видно хуже всего. Так… сейчас… опа… дальше то ли «д», то ли «л», не пойму. Опаденной? Нет, ерунда получается. «Опаленной». Фух, - у меня аж лоб вспотел от напряжения, и ноги дрожали, когда я поднялась с корточек.
- Что получилось-то? – нетерпеливо переспросил Владимир.
Ничего удивительного, что он ничего не понял. Мое чтение больше напоминало бред сумасшедшего.
- И ждут откровенья звезды опаленной, - повторила я. – Вот тебе и стишок: И там где солнце приветствует смерть, увидишь ты знак, на челе нареченный. В нем ангелы смотрят на землю с небес и ждут откровенья звезды опаленной. Осталось выяснить, что все это значит? Есть мысли?
- Нет пока…
Владимир злился, я поняла это по односложным ответам. Фонарь к тому времени мы уже выключили.
- Сейчас ты пропадешь? Опять бросишь меня тут одну?
- Нет, я же обещал!
Сказал, как выплюнул, лишь бы я отстала.
- Осталось решить, как отсюда выбираться?
Едва успела задать этот оригинальный вопрос, как зал залил свет, и, эхом отскакивая от стен, пронеслось:
- Стоять, руки вверх, стрелять буду!
В первый момент я ослепла и от страха перестала соображать.
- Кому говорю, руки вверх! – услышала опять и повернулась на источник шума, силясь держать глаза открытыми.
Усатый дедок, подслеповато щурясь, грозно хмурил лохматые брови, направив на меня ружье. Я покосилась на Владимира, который стоял рядом со мной и нагло ухмылялся. Чуть не спросила, что его так насмешило? Вовремя спохватилась, что дедок-то его не видит. Господи, у него же ружье! Ну, как пальнет в меня!
- Я вам все объясню сейчас…
Стоило сделать шаг вперед, как тут же раздалось грозное:
- Стоять!
Дедок медленно приближался, а я не могла отвести взгляда от дула двустволки, зияющего металлическими дырками.
- Ну-ка, давай-ка… топай, - Он помахал передо мной ружьем, указывая на выход. – Без фокусов! А то…
Ничего не оставалось, как идти в указанном направлении. Лихорадочно соображала, что такого могу сказать, чтобы убедить его, что никакая я не воровка.
Он привел меня в свою каморку, судя по всему, велел сесть на стул и завести руки за спинку. Как по волшебству в его руках вместо двустволки оказался кусок веревки, которой он и прикрутил мои руки к спинке стула. Владимир все время был рядом со мной, как и обещал. Правда, он не переставал ухмыляться, и меня это сильно бесило. Зато, благодаря злости, притуплялся страх.
- Ну что, красавица, поговорим? – Дедок уселся за стол и впился в меня взглядом гестаповца. – Планировала обчистить наш музей?
Обчистить?! Да что тут красть-то? Не фаллические же фигуры? Хотя, может в других залах есть что-нибудь ценное, я ведь не была там?
- Это не так, - Я старалась говорить рассудительно и медленно, чтобы произвести серьезное впечатление. – Я не воровка и совершенно случайно оказалась тут…
- Заметь, ночью. Ладно, чего я тут вожусь с тобой? – он снял трубку телефона. – Пускай милиция разбирается…
- Стойте! – закричала я. – Не нужно милиции! Пожалуйста, - добавила просительно.
Если он вызовет сейчас милицию, то я буду ославлена на весь поселок. В лучшем случае меня выдворят отсюда с позором, в худшем – посадят в тюрьму до выяснения обстоятельств. Что же делать?
- Можете проверить сумку. Я ничего не украла, - взмолилась я. – Я… я просто уснула, а потом искала выход из музея.
- Лапочка, что значит уснула? И где, интересно? Что-то я тебя не заметил, когда делал вечерний обход.
Слава Богу, дедок медлил и не набирал номер милиции. Видно, сам решил поиграть в детектива, а может, ему стало жалко меня несчастной, в чем я сильно сомневалась.
Пока я соображала, что можно сказать, чтобы выглядеть убедительно, слушая разглагольствования дедка на тему, какая нынче пошла молодежь, Владимир проделывал странные манипуляции со своими руками. Он переместился к столу и поочередно тыкал ими в стоящий на столе бокал. Я с удивлением наблюдала, как пальцы его проваливались внутрь бокала, не сдвигая его. При этом он жутко хмурился и раздражался все сильнее после очередной попытки что-то сделать. Интересно, что такое он пытается сделать?
- Слушай, а ты случаем не того? Эй…
Только тут я сообразила, что сижу с открытым от удивления ртом, пристально глядя на бокал. Я посмотрела на дедка, и меня смутил его немного напуганный вид.
- Я спрашиваю, ты случаем не… - Он характерно покрутил пальцем возле виска.
В этот момент у Владимира получилось сдвинуть бокал с места. Он плавно отъехал в сторону сантиметров на десять, ложка в нем несколько раз громко дзынькнула. Сторож тупо уставился на бокал, а потом перевел испуганный взгляд на меня. Я, как могла, старалась выглядеть честной и невинной. Для пущей убедительности напустила на себя испугу, даже нижнюю губу закусила, старясь изобразить панику.
- Это т-ты?.. – он кивнул на бокал.
Я потрясла головой, опасаясь, что он сейчас схватит ружье и просто застрелит меня. Владимир, тем временем, переместился на другой край стола. В этот раз у него получилось быстрее – бокал уверенно проехал гораздо большее расстояние, выплеснув часть жидкости из себя.
- Мать честная! Что же это такое? – дедок потрясенно уставился на меня. Я усиленно старалась делать лицо, соответствующее ситуации. – Нечисть какая-то…
- Отпустите меня, пожалуйста, - прохныкала я, пользуясь испугом сторожа.
- Дык, куда ж ты пойдешь, когда тут такое?.. Ночь же на дворе…
Слава Богу, убивать меня он не собирался. Я мысленно просила Владимира больше не делать ничего, бросая на него характерные взгляды.
- Ничего, я дойду как-нибудь.
Он в раз забыл, что еще недавно хотел арестовать меня по подозрению в краже. Суетливо подбежал к стулу и проворно распутал веревку, стягивающую мои запястья. Я благодарно, стараясь делать это незаметно, взглянула на Владимира. Не привыкла я быть связанной, и руки покалывало, потому что успели затечь от тесной неподвижности.
- Нее, ты это… Ты оставайся тут до утра, ладно? Вон, ложись на кушетку, поспи, а я подежурю… - попросил дедок, заглядывая мне в лицо.
Я поняла, что ему элементарно страшно оставаться одному. В душе шевельнулась жалость. Почему бы правда не переночевать здесь? Составлю ему компанию, да и самой не придется тащиться по темным улицам.
Так я провела ночь в музее. Сторож напоил меня чаем, рассказал всю свою жизнь, настоял, чтобы я поспала пару часов, а в семь утра выпроводил восвояси.

Как же хорошо, когда просыпаешься утром от звонка будильника, понимаешь, что выспалась и полна желания работать! Утро наполнено бодростью, и ты поешь, оттого что настроение просто замечательное. И как же плохо, когда все это не про тебя…
Я вернулась с ночной прогулки совершенно разбитой. В сон клонило со страшной силой. Оставалось только сожалеть, что утренние часы, обычно такие плодотворные в плане творчества, придется банально проспать. Почему какие-то обстоятельства, независимые от меня, все время мешают работать? Эдак я растеряю весь потенциал и из Анфисы Масловой вновь превращусь в Софью Масленину. И прощай карьера писательницы.
Даже последнюю стоку четверостишья записывать не стала, понадеявшись на собственную память, легла на диван, укрылась пледом и мгновенно уснула. Спала без сновидений и достаточно крепко, раз не сразу услышала стук в дверь. Судя по настойчивости, стучали уже давно. Бросив взгляд на часы, я поняла, что проспала весь день, время приближалось к пяти.
- Привет! – за дверью стояла улыбающаяся Ксюша. – Еле достучалась, хотела уже убегать… Нет, нет, я тороплюсь, - торопливо заверила она, когда я сделала приглашающий жест. Говорить пока не могла, голосовые связки у меня просыпались медленнее всего. – Меня Герка просил заскочить тебе и передать, что он занят сегодня и зайти не сможет.
Вот как? Настолько занят, что даже зайти предупредить сам не смог? Интересно чем?
Ксюша уже убежала, крикнув на прощание «пока», а я все продолжала стоять в дверях, недовольно размышляя. Опять накатил приступ ревности. Ни о чем другом, кроме заинтересованности Германа в какой-то другой девушке, не думалось. И на душе становилось все более гадко. Даже великолепный вид гор не способен был вернуть душевное равновесие.
Я закрыла дверь и какое-то время стояла посреди кухни, не зная что предпринять. А потом вспомнила, что есть начатая бутылка вина, и решила напиться. Достала из холодильника вино, взяла пузатый бокал и наполовину съеденную коробку конфет. Конфеты прихватила не потому, что испытывала чувство голода, а потому, что пить без закуски считала уделом алкоголиков. Всем этим сервировала журнальный столик, включила ноутбук, чтобы зайти на любимый форум. Решила напиваться в общении с интересными людьми и чтении полезных статей.
Что там подмешал Владимир к вину, я понятия не имела. Это была именно та бутылка, из которой он мне однажды наливал. В итоге вино стало намного крепче, превратившись из столового в портвейн. После первого бокала в голове появился приятный туман, общение в чате форума стало более непринужденным. После второго бокала захотелось послушать приятную музыку. Так как никаких проигрывающих устройств, кроме сотового телефона, не было, его я и использовала, включив на полную громкость.
Эх, сейчас бы потанцевать… с Германом… Звучала моя любимая песня «Женщина в красном» в исполнении Криса де Бурга. Вот такая я несовременная – скачала ее на телефон и плевать, что об этом думают другие. Я считала, что эта музыка специально создана, чтобы танцевать под нее с любимым человеком. А моим любимым с недавних пор стал Герман. Как же мне хотелось, чтобы он сейчас был рядом! Обнять его, прижаться потеснее и танцевать, а потом целоваться долго-долго…
Слезы навернулись на глаза. Ну вот, не хватает только пьяной истерики.
- Я тут подумал, что тебе необходима компания, - услышала я голос Владимира и увидела его мирно сидящим на диване.
Ожидала прочитать привычную издевку в глазах, но ничего подобного не заметила. Сейчас он смотрел на меня как-то очень по-человечески, даже с легким сочувствием.
- Грустно пить в одиночестве, - продолжал он. – Негоже это девушке…
Почему-то я не стыдилась своих слез, они спокойно текли по щекам ровными дорожками.
- Знаешь, на душе так гадко, что ничего лучшего не придумала. А ты вино сделал таким… в общем напилась я.
Очертания Владимира слегка расплывались, то ли от вина, то ли от отсутствия очков, и мне приходилось щуриться, чтобы сконцентрировать взгляд.
- Что ты туда подсыпал? – строго потребовала я.
- Ничего. Просто я его состарил лет на сто, - Владимир улыбнулся, нормально так, как улыбаются близкие друзья, и мне вдруг стало очень уютно. В душе затеплилось что-то похожее на благодарность.
Не такой он, наверное, плохой, раз способен на добрые чувства. Его сегодняшний визит иначе, как проявление сочувствия, я охарактеризовать не могла.
- Зря ты так убиваешься из-за него, - сказал вдруг Владимир, и я сразу поняла, что он имеет в виду Германа.
- Почему?
- Ну, сама посуди, зачем он тебе? Глупый романтик с высокоидейными принципами?
- Он не глупый! – встала я на защиту любимого.
- Ну, пусть будет умным. Что это меняет? Ты сильная, а он – идейный слабак.
- Он не слабак!
Какой же он слабак? Он замечательный! Добрый, умный и такой нежный. А как он целуется… Это же что-то волшебное. Его губы они такие… такие… мягкие и теплые. Я закрыла глаза, окунаясь в воспоминания, чувствуя, как приятно кружиться голова.
- Он неудачник, с больной мамашей, бабкой и еще кучей родственников на шее, - все испортил Владимир.
- Ну, зачем ты так говоришь? – заплакала я от обиды за Германа. – Он не неудачник, а просто очень добрый. Он просто честный. И тебе это не понять. Ты-то никогда не жил честно.
Я громко шмыгала носом, пытаясь остановить поток слез. Мне было так обидно, словно оскорбляли меня лично. В бутылке еще оставалось вино, и я вылила его в бокал. Может, хоть оно поможет взять себя в руки. Раскисла, как сыр духовке.
- А заешь, ты такая… интересная, что, пожалуй, при жизни я мог бы в тебя влюбиться.
Слова Владимира не сразу дошли до сознания. Поняв, что это он говорит про меня, я уставилась на него во все глаза.
- Ты?! Влюбиться?!
Хоть он и рассказывал, что любил когда-то, видно, поверить в это до конца я не смогла. А то, что он может испытывать подобное чувство ко мне, казалось нонсенсом.
- А что тебя удивляет? Я же когда-то был человеком.
Владимир по-прежнему смотрел на меня как-то по-доброму. Не было привычной ехидной улыбочки, и глаза обычного человека, без примеси чертовщины. Значит, может быть нормальным, когда хочет.
- Только, я рад, что это невозможно, иначе все бы повторилось…
- Ты о чем? Что повторилось бы?
Я перестала понимать, о чем он говорит. Видно, вино в процессе потери сообразительности сыграло не последнюю роль.
Размышления на тему вреда алкоголя прервал стук в дверь.
- Легок на помине, - нахмурился Владимир. – Иди, встречай свою любовь, - и он исчез, как будто его и не было.
Я такого Германа еще не видела. Даже пары алкоголя в моей голове не смогли замаскировать его хмурого вида.
- Ты же должен быть занят? – заявила я, стараясь выглядеть надменно, и неожиданно икнула. – Мне Ксюша сказала…
Все, у меня точно паранойя. Теперь мне кажется, что Герман подозрительно разглядывает меня и не торопиться заходить в дом. Он склонил голову на бок, и губы его кривились то ли от сдерживаемой улыбки, то ли от презрения, для моего затуманенного сознания этот ребус казался нерешаемым.
- Заходи! – Я пошире распахнула дверь и царским жестом руки пригласила Германа в дом. Не рассчитала размах, и меня повело в сторону. Покрепче вцепилась в дверь, чувствуя, что ногам доверять нельзя, ведут себя они как-то странно.
- Ты пьяная!
Ну, слава Богу, он улыбается. Если бы я прочитала в его глазах презрение, то умерла бы, наверное, на месте.
- Ничего подобного, - попыталась заверить я Германа, непослушными пальцами борясь с замком, который отказывался закрываться. – Я совершенно трезвая.
- Ну, да…
Герман взял меня за плечи и аккуратно отодвинул в сторону. Продолжая одной рукой обнимать меня, видимо, что бы не упала, другой быстро закрыл дверь. А потом развернул меня к себе и, не убирая рук, заглянул в глаза и спросил:
- Расскажешь, что празднуешь?
Не очень получалось соображать, когда я чувствовала тепло его рук и мечтала, чтобы они касались меня не через ткань футболки.
- Я… я не праздную… Просто стало грустно как-то… О потом еще Ксюша пришла и сказала, что ты занят…
Я осознавала, что мелю всякий бред, но близость Германа действовала на меня шокирующим образом, лишая возможности соображать.
- Ты расстроилась, что я не приду?
Лицо Германа было так близко, что у меня закружилась голова. Я уже не понимала, что на меня так действует – вино, он или оба фактора вместе? Знала только, что возбуждаюсь со страшной силой. Еще чуть-чуть и я первая наброшусь на него. Не подозревала раньше такой страсти в себе. Где же она пряталась всю мою жизнь?
За следующие слова я готова была откусить себе язык, но они вырвались помимо воли:
- Я так ждала тебя! А ты… не пришел.
- Я же пришел…
Губы Германа практически касались моих. Сейчас он меня поцелует, и я окончательно потеряю способность соображать. Нельзя выглядеть настолько доступной. Что он подумает? Я резко отпрянула и требовательно спросила:
- Чем же ты был так занят, что не мог прийти?
Герман явно не ожидал такого выпада с моей стороны. Он удивленно уставился на меня, а я постаралась придать лицу соответствующее выражение – пристального внимания.
- Так я же пришел.
Или он действительно не понимает, что я хочу от него, или пытается выставить меня полной дурой. Непонятная агрессия медленно начинала завладевать моим сознанием. Это потом я поняла, что так проявил коварство алкоголь, а тогда действовала на эмоциях. С видом профессора, нетвердо держащегося на ногах, я начала прохаживаться по комнате. Не хватало только очков на переносице.
- Ты, уверенный, что я жду тебя, присылаешь свою сестру, сказать, что не можешь прийти, потому что ужасно занят. Я, на самом деле планирующая встречу с тобой, вынуждена менять свои планы и подстраиваться под твои. А потом ты вдруг передумываешь и приходишь. Скажи пожалуйста, как я должна на это реагировать?
Я остановилась напротив него в ожидании ответа. Лицо Германа медленно превращалось в такое же угрюмое, каким я увидела его, открыв дверь.
- Пожалуй, мне лучше уйти, - медленно произнес Герман.
- А на вопрос ответить не хочешь?
- Это не вопрос, а словоизвержение.
Он развернулся и направился к двери. Я почувствовала приближение паники.
- Ты куда? – крикнула я ему в спину.
- Домой, куда же?.. – Он взялся за ручку двери и оглянулся через плечо. – Ложись спать. Может завтра твое настроение улучшиться, тогда…
Он не договорил, вышел за дверь и плотно прикрыл ее за собой, так, чтобы защелкнулся замок.
Ушел! Я стояла посреди комнаты, чувствуя, как стремительно начинаю трезветь. Головная боль накатывала волнами, и меня стало подташнивать.

Утро следующего дня началось со стыда. И это не являлось следствием похмелья, когда тебе стыдно только потому, что накануне выпила больше положенного. Это было конкретным осознанием собственной вины, что вела себя безобразно, что получила по заслугам и что дерьмовое настроение – еще лояльное наказание.
Благо я не страдала от похмелья физически. Видно, состарив вино, Владимир умудрился значительно улучшить его качество. Иначе, как объяснить тот факт, что выпив почти бутылку, напившись в хламину, я проснулась от будильника в шесть часов утра с абсолютно ясной головой?
Конечно, дерьмовое настроение слабо способствует творчеству, если не рассматривать процесс написания романа, как работу. Но я предпочитала называть процедуру прежде всего трудом, и в данный момент рассматривала труд, как исправительные работы в наказание за вчерашнюю глупость.
Итак, налив себе огромный бокал кофе с молоком, я устроилась перед ноутбуком с твердым намерением трудиться весь день. Моя собственная жизнь пополнялась новыми событиями со скоростью нарастания снежного кома. Чтобы подробно описать поход в музей и все, что было до него и после, не хватит целого дня. Главное теперь представить, что все происходило не со мной. Пусть ответственность ложится на плечи хрупкой Милы.
Неожиданно процесс захватил меня так, что я совершенно забыла о времени. Писалось легко, пока я не дошла до момента вчерашней встречи с Германом. Вот тогда начались трудности. Не отождествлять себя с героиней не получалось. Я точно знала, что вела себя глупо не Мила, которой я хотела навязать вчерашнее поведение, а я.
У него было такое лицо, когда я только открыла дверь! Почему, интересно? Что могло его так расстроить? А потом… Потом все было так хорошо, пока я все не испортила. И что на меня нашло, почему я бросилась выяснять отношения? Кто сказал, что он мне чем-то обязан? И с чего? Только потому, что целовал несколько раз? Так я сама этого хотела с того момента, как танцевала с ним в кафе. Я только и мечтала, чтобы он поцеловал меня. А он, возможно, всего лишь не смог устоять перед желанием в моих глазах.
Чем больше я так думала, тем сильнее разрасталась уверенность, что навязываюсь Герману. Сразу же поняла, какой он добрый, отзывчивый и воспитанный. Не может так сразу оттолкнуть влюбленную в него женщину, догадываясь о ее чувствах. Может, вчера именно поэтому он был в плохом настроении, что хотел поговорить со мной начистоту, объяснить, что мы можем быть только друзьями? В таком случае, я даже рада, что расстроила разговор. Категорически отказывалась слышать подобное. По крайней мере, пока… И это стало бы для меня настоящим ударом. Правда, если дело обстоит именно так, то разговора не избежать. Был бы кто другой на месте Германа, просто самоудалился бы из моей жизни. Но ему, и я это чувствовала, не позволяла порядочность так поступить.
Если сюжет моего романа пойдет по такому пути развития, то рано или поздно наступит эмоциональный ступор. Мой Герман не должен испытывать такие чувства к Миле. Да и не получалось у меня так. Скорее наоборот – она относилась к нему с легким недоверием. Наверное, я отразила свои тайные желания, интуитивно развивая сюжет в этом направлении.
Я работала до самого обеда, пока не поняла, что жутко проголодалась. Ничего удивительного, учитывая, что за все время выпила всего лишь чашку кофе. Дома есть было нечего, и я решила прогуляться в кафе, слабо надеясь развеяться и отвлечься от грустных мыслей.
В кафе я совместила приятное с полезным. Улыбчивая Ксюша сразу взяла меня в оборот, с порога. Усадив за столик, она на свой вкус выбрала блюда для обеда, быстренько сервировала стол и присела рядом, развлекая меня разговорами. Благо посетителей почти не было, и она могла себе позволить немного отдохнуть.
Разговор крутился вокруг Германа. Ксюша как будто задалась целью рассказать мне как можно больше о нем. Так я узнала, что он пошел работать после восьмого класса, чтобы помочь маме с маленькими братом и сестрой на руках. Оказывается, работал он раньше на горнолыжной базе инструктором, пока не случился какой-то конфликт с начальником, и он был вынужден уйти. А вообще он классный горнолыжник, как утверждает Ксюша, с детства занимается этим спортом.
А еще я узнала, что Герман планирует поступить на геофак.
Ксюша с таким воодушевлением рассказывала про брата, что мне даже стало немного завидно, что есть кто-то, кто так любит и гордиться твоими успехами. Как же все-таки хорошо иметь большую семью! Я внезапно почувствовала приступ нерастраченной любви. Или это любовь к Герману так действовала? Захотелось любить всех, кого любит он. И эту веселую девушку, что щебетала без умолку все время обеда, я уже тоже любила.
Ужасно не хотелось покидать уютное кафе, но и оставаться дольше тоже было нельзя. Ксюша на работе, а я ее отвлекаю своим присутствием. Как бы из-за этого у нее не возникли проблемы.
Я простилась с ней и отправилась домой с твердым намерением работать до самого вечера, если, конечно, Владимиру не втемяшится в голову потащить меня в очередное место поисков клада.
Германа я заметила издалека. Он сидел на лавочке возле калитки, засунув руки в карманы брюк и вытянув ноги. Даже не сидел, а полулежал на ней, откинувшись на спинку и слегка съехав вперед. Голову закинул назад, подставляя лицо солнцу. В какой-то момент мне даже показалось, что он дремлет. А потом я заметила их! Ярко-сиреневые шарики небольшой охапкой лежали рядом с Германом на лавке. Неужели это он мне их принес? Я боялась даже допустить эту мысль, чтобы потом не умереть от разочарования. Так и стояла рядом, разглядывая цветы, пока он не открыл глаза и не заметил меня.
- Привет, - улыбнулся он, приложив руку козырьком ко лбу и, щурясь, выглядывая из-под нее. – Думал, изжарюсь тут, пока дождусь тебя.
- Ну, спрятался бы под козырек, на крыльце…
- Да ладно… Не так уж долго я и жарился.
Герман встал с лавки, и несколько цветов упали на землю. Я, словно зачарованная, смотрела, как он собирает их и неловко складывает в букет.
- Что это за цветы? – не удержалась я, так мне нравились эти яркие пушистики с множеством мелких длинных лепестков.
- Маргаритки. Они растут у нас в горах. Это тебе, - он протянул букет.
Я взяла цветы и прижала их к себе, все еще не веря, что Герман мог подарить их. После вчерашнего я ожидала чего угодно, возможно даже прекращения общения, но только не цветов. Еще издалека, завидев его, сидящего на лавке, я готовилась к неприятному разговору. А тут такое… Мне казалось, что от счастья я растеряла все разумные мысли. Уткнулась носом в букет, втягивая едва уловимый аромат свежести, и лихорадочно соображала, какие слова будут уместны в данной ситуации?
- Спасибо, - наконец выдало мое сознание.
- Слушай,- быстро произнес Герман, будто ждал команды, когда можно заговорить. – Я тут вчера… В общем, ты была права. Я не должен был присылать Ксенью. – Выглядел он смущенным и немного растерянным.
Вот тебе раз. В то время как я проклинала себя за глупость, он, оказывается, тоже получал тычки совести?
- Просто… Вчера… Я сначала хотел позвать тебя прогуляться. Потом решил, что итак мотал тебя полдня до этого… Тебе ведь нужно работать, а я отвлекаю. Короче… сам не знаю, что на меня нашло.
Он так неловко изъяснялся, что я ничего не понимала? Вот что он сейчас хотел сказать этим обрывчатым и перескакивающим монологом? Единственно, поняла, что он чувствует себе виноватым, в то время как отвратительно вела себя я.
- Зайдешь? – пригласила я. Конечно, мне хотелось и дольше слушать его оправдания. Они лились, как бальзам на израненную душу. Но держать хрупкие пушистые создания в руках и не думать, что им нужна влага, я тоже не могла.
- А ты не хочешь прогуляться? – не очень уверенно спросил Герман.
- Хочу. Только поставлю их в вазу.
Я унеслась в дом, чувствуя, как счастье буквально переполняет душу. Оказывается, не так все плохо, как я думала. Герман вовсе не сердится, а даже наоборот…
Через несколько минут, которых хватило, чтобы оформить букет в вазу и полюбоваться им чуть-чуть, я уже стояла рядом с Германом и приставала с вопросом:
- Куда пойдем?
- Хотел показать тебе одно место. Только оно в горах. Придется немного карабкаться вверх. Выдержишь?
Хотелось ответить: «С тобой хоть на край света!», но я ограничилась: «Спрашиваешь!», чем немало рассмешила Германа. Отсмеявшись, он обнял меня и крепко поцеловал, чем закрепил наше примирение. Да что же со мной такое?! После поцелуя мне хотелось одного – оказаться немедленно с Германом в постели и продолжить начатое. Не знаю, что чувствовал он, а меня подобные мысли пугали. Как можно мечтать о том, о чем имеешь смутные исключительно теоретические представления? Или это инстинкт? Тогда он просто бушует во мне со страшной силой, рождая всякие неприличные мысли.
Чтобы отвлечься, я задала первый, пришедший на ум, вопрос:
- Ты увлекаешься геологией?
- Минералогией, - уточнил Герман. – Ксюха разболтала?
Я рассказала о походе в кафе, и как Ксюша весь обед развлекала меня беседами.
- Болтушка, - беззлобно заметил он. – Это так… несерьезно.
- Да? А Ксюша сказала, что у тебя приличная коллекция минералов, и что ты хочешь выучиться на геолога.
Мог бы, кстати, и показать коллекцию, когда я была у него в гостях. Или он стесняется своего увлечения?
- Не такая она и приличная, чтобы показывать. Так… в несколько камней…
Показалось мне, или разговор ему действительно неприятен? На всякий случай решила сменить тему:
- А что за место ты хочешь показать?
- Это обсерватория. Довольно высоко в горах…
Никогда не питала любовь к астрономии. Еще в школе этот предмет раздражал меня. Я считала его абсолютно бесполезным. Разглядывая звезды пусть даже в самый мощный телескоп, люди все равно не в состоянии узнать, что там дальше. Я же, когда начинала задумываться об этом, о размерах вселенной и о том, что идет после нее, испытывала приступы головокружения от невозможности охватить необъятное. Поэтому и была твердо уверена, что пока человечество находится на данной ступени развития, астрономия, как предмет, не имеет никакой практической пользы.
- Да?
Наверное, не получилось замаскировать разочарование, и оно прозвучало в коротком вопросе, потому что Герман быстро взглянул на меня и поспешно проговорил:
- Это не простая обсерватория. Она заброшенная. Вернее, сгорела много лет назад. И в развалинах она выглядит… - Он подыскивал подходящее сравнение. Это читалась на его лице. - Величественно. Сама увидишь.
Да он настоящий романтик! А я просто приземленная личность, раз даже после такого восторженного отзыва, не понимала привлекательности этого места. Ладно бы еще нормальная действующая обсерватория. А чем могут быть интересны останки, какие-то обгоревшие головешки?
Герман вел меня какими-то тропинками, уверенно лавируя из стороны в сторону, пока мы не оказались у подножья горы. Дальше начался подъем, достаточно утомительный. Тропинка круто уходила вверх, и сначала мне даже страшно стало карабкаться туда, но Герман первый стал взбираться, а я вынуждена была последовать за ним, чтобы не проявить трусость.
Приходилось хвататься за ветки деревьев, чтобы не скатиться вниз. Кое-где тропинка шла уступами, тогда Герман первый, с ловкостью обезьяны, взбирался на уступ, а потом подтягивал меня к себе. Это было даже весело и очень романтично. Когда я оказывалась рядом с ним, мы целовались какое-то время, прежде чем продолжить путь. Я поймала себя на мысли, что не хочу, чтобы подъем заканчивался, что готова взбираться так вечность и целоваться на каждом уступе.
Вскоре, преодолев последний уступ, мы оказались на месте. Но что это было за место! Пожалуй, самый романтичный уголок земли. Небольшое плато, густо заросшее травой и множеством пестреющих в ней цветов, с раскидистыми деревьями по периметру, больше напоминало волшебную поляну. Здесь было так тихо, а горный воздух наполнял легкие такой свежестью, что создавалось ощущение нереальности. В центре плато высилась облупившаяся и местами почерневшая, но совершенно целая башня, увенчанная куполом. Она не только не портила окружающую красоту, а удивительным образом дополняла ее, делая какой-то средневековой.
Я стояла на поляне, потеряв дар речи от восторга.
- Нравится? – спросил Герман.
- Не то слово! Я даже представить не могла, что на земле существует такая красота.
Мне стало немного завидно, что он может созерцать эту красоту, когда захочет, несметное количество раз, а я, если бы не приехала сюда, то и не увидела бы всего этого великолепия. И, как это обычно случается со мной, мысли сделали резкий скачок, и я подумала, что, не приехав сюда, прежде всего не познакомилась бы с Германом. От этой мысли заболело сердце, в прямом смысле слова.
- Идем, покажу что…
Герман взял меня за руку и повел к кромке деревьев. Пройдя сквозь живую изгородь, мы оказались на краю плато, откуда открывалась панорама гор. Это было так потрясающе, что я даже не испугалась, что стою на краю обрыва. Хотя, может этому факту способствовали объятья Германа – он обхватил меня за талию и крепко прижал к себе.
- Это то, что я называю жизнью. Здесь все такое, каким сотворила природа. И даже люди не могут ей навредить.
Герман смотрел вдаль, и я подумала, что ни за что на свете он не поменяет этот край на какой-нибудь другой, что редко кто так любит родные места, где прошло его детство.
- Так красиво, что хочется плакать, - прошептала я.
- Значит, ты правильно понимаешь сущность, - Герман с улыбкой смотрел на меня. Потом притянул и поцеловал долгим и нежным поцелуем. В этот момент мне стало все равно, даже если мы полетим в пропасть, лишь бы целоваться так вечность.
- А теперь пойдем, окунемся в старину…
Голову даю на отсечение, что в этот момент он испытывал схожие с моими чувства, что ему так же как и мне не хотелось никуда идти. Но в глазах его опять появилось какое-то сомнение, неуверенность. Я не понимала, чем это вызвано и ужасно хотела разгадать, хотя предчувствовала, что отгадка может не порадовать.
Мы вернулись на плато. Герман не выпускал моей руки, уверенно вел к башне, которая вблизи казалась еще более древней.
- А она не развалится, когда мы будем внутри? – высказала я опасение.
- Она простоит еще не одну сотню лет, - засмеялся Герман. – Не понимаю, почему обсерваторию не восстанавливают. Не так уж сильно пострадала она от пожара.
Тут и понимать нечего! Зачем выделять деньги на науку, когда можно все пускать на вооружение? Только такие романтики, как Герман могут не понимать этого.
Он потянул на себя деревянную дверь, и она протяжно заскрипела в звенящей тишине. Внутри было темно и пахло запустением и старостью. Мы постояли немного, пока глаза не привыкли к темноте, и я не разглядела винтовую лестницу.
- Не переживай, не испачкаешься, - заверил Герман, когда увидел мои колебания у подножья лестницы. – Всю копоть стерли задолго до нас.
Лестница была металлическая, и звук шагов гулом разносился по башне.
Еще когда мы взбирались на гору, Герман рассказал, что обсерваторию построил местный барин в начале прошлого столетия. Это была частная обсерватория богатого человека – большого любителя астрономии. После его смерти обсерватория какое-то время пустовала, пока не стала государственной. И место это барин выбрал не случайно – сюда легко было проложить дорогу (чего почему-то так и не сделали), и ландшафт располагал, предоставляя обсерватории темное небо и спокойную атмосферу. Последнего я не понимала, зачем нужно такое небо и такая атмосфера, но уточнять не стала, боясь увязнуть в еще большем непонимании от дополнительных объяснений.
Пожар случился в обсерватории чуть более пятидесяти лет назад. Причины возгорания так и не выяснили. С тех пор она и заброшена, и это место официально не известно туристам. О нем знают лишь местные жители и те, кто случайно забредает сюда.
Лестница привела нас в просторное помещение с куполообразным потолком. И первый, кого я увидела там, был Владимир.
- Ты! – не удержалась я от возгласа.
Он крутился возле огромного устройства, состоящего из длинной толстой трубы и массивной станины, на которой крепилась труба. Я сообразила, что это телескоп.
Владимир дернулся от неожиданности. Он явно не рассчитывал, что кто-то может его увидеть, даже если слышал, как мы поднимались сюда. Одновременно с ним дернулся и Герман. Я с опозданием сообразила, что мой возглас смотрится более чем неуместно в данной ситуации.
- Что, ты? – не понял Герман. Он удивленно смотрел на меня, а я в этот момент старалась не смотреть на уже ухмыляющегося в своей обычной манере Владимира.
- Я хотела сказать, что ты… просто молодец, что привел меня сюда, - как можно увереннее, стараясь придать глазам честное выражение, произнесла я.
Я не расслышала, что ответил Герман, так как Владимир не выдержал и рассмеялся.
- Ради такого я согласен еще сто лет бродить по земле призраком, - Смех просто душил его. – Такого нарочно не придумаешь…
- Что ты сказал? – переспросила я Германа, стараясь перекричать смех Владимира.
- Она сама пришла, да еще и с кем… - продолжал смеяться Владимир, и я снова не расслышала, что сказал Герман.
- Да, замолчишь ты или нет?! – прикрикнула я на призрака и тут же испуганно замолчала.
Ну, все. Теперь Герман будет считать меня форменной идиоткой. И правильно сделает, потому что объяснить своего поведения я не смогу. Даже Владимир замолчал, поняв видимо, что перегнул палку.
- Что с тобой? – спросил Герман
Я даже передать толком не могу, какое выражение лица было у него? Смесь паники, обиды, удивления… Он стоял, даже не подозревая, кто находится рядом, и боялся сделать лишнее движение или сказать хоть слово.
Нужно было как-то выкручиваться, и я сказала первое, что пришло в голову:
- Это место странно действует на меня. Я как будто слышу чьи-то голоса.
- Да? Действительно, странно, - аккуратно ответил Герман, все еще опасаясь приближаться ко мне. – Не замечал тут ничего такого…
- Да, это было наваждение какое-то, - поспешила заверить я, слабо надеясь на успех. – Уже все прошло, - при этих словах, грозно зыркнула на Владимира.
Вроде недоразумение уладилось. Герман сначала натянуто, но потом все более расслабленно начал рассказывать про телескоп и другие инструменты, находящиеся в обсерватории. Правда я его практически не слышала, хоть и старалась делать заинтересованный вид. Одновременно с Германом решил побеседовать со мной и Владимир.
- Хорошо, что он притащил тебя сюда. Облегчил мне задачу.
Так хотелось ответить ему в особо грубой манере, но в это время Герман нажал на какой-то рычаг в стене, и купол начал складываться посегментно, отъезжая в сторону.
- Только это и работает тут, - с улыбкой произнес он. – Телескоп пострадал от пожара сильнее всего, но ты можешь хотя бы представить себе, глядя в него, что видели люди, рассматривая звездное небо.
Купол наполовину сложился, и в помещении стало очень светло. Герман возился с телескопом, поворачивая его и направляя трубу вверх. Владимир крутился возле него, заглядывая во все щели.
- Что ты там ищешь? – не выдержав, спросила я.
- Ищу подсказку. Чувствую, что она где-то тут…
- Я не ищу, а настраиваю, - Герман опять бросил на меня удивленный взгляд. – Хочу, чтобы ты посмотрела на небо. Хоть зеркало и растрескалось, но кое-что можно увидеть.
Так как сказали они это одновременно, я ничего не поняла. Машинально переспросила:
- Что вы сказали?
- Кто, вы?
Герман подошел ко мне, внимательно разглядывая.
- Софья, с тобой все в порядке? Почему говоришь мне «вы»?
- Случайно, прости…
Мне было так стыдно и обидно, что захотелось немедленно удрать. Владимира, весело ухмыляющегося, я готова была задушить.
- Ты сейчас такая… - Герман положил мне руки на плечи и разглядывал лицо, - растерянная. Что тебя смущает?
- Все нормально, - попыталась заверить я. – Просто немного устала.
- Может, тогда уйдем отсюда? – предложил Герман. Мне показалось, что он расстроился. Он на самом деле хотел меня удивить и показать что-то необычное. А тут этот…
- Даже не вздумай уходить! – прорычал Владимир. – Пока не найдешь подсказку или клад, никуда не пойдешь!
- О Господи! Как же я устала!
Я уже не могла маскироваться. Сколько еще он будет измываться надо мной? Он умудрился испортить такое замечательное свидание.
- Да, ты устала. Пойдем отсюда. Захочешь, потом вернемся.
Герман направился к рычагу в стене, чтобы закрыть купол.
- Нет, нет, все нормально, - опередила я нахмурившегося Владимира. – Это я просто… Просто, наверное, древность на меня так действует.
Если после этого свидания, Герман не захочет больше со мной общаться, я пойму, хоть и буду раздавлена. Я сама-то чувствовала себя не совсем нормальной.
- Тогда, посмотришь?.. – совсем робко предложил Герман.
- Конечно! – бодро ответила я и направилась к телескопу. – Куда нужно смотреть?
- Вот сюда, - Герман указал мне на небольшой окуляр. – Приложи его к глазу и смотри…
- Внимательно смотри, - вклинился Владимир.
Я приложила глаз к окуляру и какое-то время ничего, кроме яркого света и каких-то черточек не видела.
- Так ярко, - пробормотала я.
- Сейчас привыкнешь. Старайся не обращать внимания на трещины.
Герман подошел сзади и дышал мне в затылок, сбивая с толку. Сосредоточиться не получалось абсолютно. Его близость возбуждала, а крутящийся тут же Владимир раздражал. Смесь этих чувств приближала к состоянию паники, отчего я сильно нервничала.
Я попыталась сосредоточиться на телескопе. Что же там видно? Точно, не солнце, звезды или какие-то планеты. Эта мысль меня насмешила, и я хихикнула, не удержалась. Герман с Владимиром почти одновременно спросили, что смешного я там увидела? От этого мне стало еще веселее, и я рассмеялась.
- Интересная реакция, - видно, заразившись от меня, а может надо мной, засмеялся Герман.
Знал бы он, над чем смеюсь я, загрустил бы, наверное.
В очередной раз я попыталась сосредоточиться на картинке в телескопе. Почему-то яркий свет мешал смотреть и слепил. Я старалась не жмуриться, ожидая, когда глаз адаптируется. Каково же было мое удивление, когда я начала различать на огромной линзе какие-то буквы вместо небесных светил. Не иначе, как это очередная подсказка.
- Но тайну крылатых откроет полет, и совесть свою там предатель найдет, - вслух прочитала я и тут же услышала радостный возглас Владимира.
- Что? – не понял Герман.
- Да это я так… Просто красиво и вспомнились стихи, - в который раз попыталась оправдать я вырвавшуюся реплику.
Нужно было промолчать, помучить до дома Владимира, наказать его за несносное поведение. Жаль подумала об этом я поздно. А где он, кстати? Владимира, как ветром сдуло, как только он услышал фразу. А промолчи я, надоедал бы и дальше своим присутствием. Я незаметно с облегчением перевела дух.
- А почему предатель-то?
- Что?
- Почему глядя на солнце, тебе пришла мысль о предателе?
Герман явно забавлялся. Я залюбовалась его лицом – добрым и веселым, забыв о телескопе, Владимире, строчках из стихотворения… Сентиментальность до такой степени овладела мной, что я первая поцеловала его. А потом уже он целовал меня, и было так хорошо, что это место я тоже записала в одно из самых романтических моих мест.
Когда мы покинули обсерваторию, то какое-то время еще побыли на поляне. Не хотелось быстро покидать такое красивое место. Я старалась не думать ни о чем, кроме Германа. В его обществе было так уютно, что все время всплывала мысль, как я буду жить, когда рядом не будет его? В такие моменты становилось по-настоящему грустно. Тогда я прижималась к Герману, а он целовал меня, и грусть улетучивалась.
Домой мы возвращались, когда уже начало темнеть. Возле моей калитки долго стояли, обнявшись, и целовались, целовались… Никогда до этого я не целовалась так много. Да и так я не целовалась никогда. Мне казалось, что вся моя любовь заключена в поцелуях, что Герман не может не чувствовать этого. А самое главное, что я не хотела скрывать. Несколько раз была близка к тому, чтобы сказать ему о своих чувствах. В самый последний момент что-то останавливало, намекало, что рано…
- Зайдешь? – ужасно робея, предложила я.
Я понимала, что, приглашая его, откровенно намекаю на продолжение, предлагаю себя. Чего там лукавить, первый раз в жизни я сознательно захотела близости с мужчиной и этого мужчину я любила. Страх сковал меня в ожидании ответа. Герман молчал, сосредоточенно думая о чем-то. Он нахмурил брови и стал похож на того Германа, что пришел ко мне в вечер пьянки.
Невозможно было и дальше выносить его молчание. Я чувствовала себя униженной.
- Ну, ладно, я пошла, - поспешно произнесла я, отворачиваясь от Германа и стараясь замаскировать обиду. Еще не хватало расплакаться сейчас.
- Подожди, - он взял меня за руку и развернул к себе. – Не против, если я приду позже? Только домой зайду?..
Не похоже это было на одолжение, как ни старался уверить меня коварный внутренний голос. Тем более что, сказав это, Герман так страстно поцеловал меня, что я задохнулась от наплыва эмоций.
_________________

 » Часть 12

Я волновалась, как никогда. Что надеть? В чем встречать Германа? Стояла посреди комнаты в банном халате, который накинула после душа, и беспомощно озиралась по сторонам. Хорошо хоть кругом порядок, не стыдно принимать гостей. О чем я думаю? Ну, каких гостей? Герман не хуже меня понимает, что сейчас должно произойти, для чего именно я позвала его. И зачем думать, что надеть? Не лучше ли встретить его прямо так – в халате на голое тело?
Как можно чего-то страстно желать и стыдиться одновременно? Я мечтала о близости с Германом, представляла себе эту сцену со всеми подробностями. Мне хотелось, чтобы он касался меня, ласкал… Я рисковала мечтать даже о том, что считала непристойным. И я замирала от стыда, просматривая нарисованные моим же воображением картины. В такие моменты мое бедное сердце выписывало настоящие пируэты, что я начинала опасаться, выдержит ли оно?
Я так и не придумала, как лучше поступить, так и пребывала в прострации, пока не услышала стук в дверь. Толком не помню, как шла и открывала ее. Помню только, что ноги почему-то не сгибались в коленках.
- Ты чего какая?.. – Герман настороженно смотрел на меня, не торопясь входить в дом.
- Какая? – хрипло спросила я. Даже голос и тот попал под власть страха.
- Как будто увидела приведение, - Он вошел, а я попятилась от него на безопасное расстояние.
Я поймала себя на том, что наблюдаю, как Герман снимает кроссовки, и тереблю пояс халата, завязанный узлом на животе. Я его уже так натеребила, что узел практически развязался. Не хватало еще распахнуть полы прямо тут, в кухне. Я резко отпустила руки, как раз в тот момент, когда Герман выпрямился и повернулся в мою сторону.
- Да что с тобой? – Герман сделал несколько шагов в мою сторону, а я опять попятилась, пока не наткнулась на кухонный шкаф. – Ты как будто чего-то боишься?
Он подошел очень близко. Отступать было некуда, поэтому я не придумала ничего лучше, как уткнуться взглядом в пол, свесив голову на грудь. От его близости меня бросило в жар, низ живота мгновенно утяжелился, а ноги стали совсем слабыми. Кажется мне, или я действительно дрожу всем телом?
Горячие пальцы Германа прикоснулись к моему подбородку, и он заставил посмотреть на себя. Его лицо было так близко, дыхание охлаждало мои пылающие щеки…
- Ты боишься? – выдохнул он прямо в мои губы.
Ответить не было сил, остатки их ушли на то, чтобы слегка помотать головой. Как же быстро способно меняться настроение! Теперь я его не боялась, а страстно желала. «Ну, поцелуй меня», - молила я глазами. Герман не торопился. Он аккуратно стянул резинку с моих волос, давая им возможность свободно рассыпаться по плечам. Потом зарыл в них пальцы, одновременно большими лаская шею. Я уже вся горела от незнакомого ранее возбуждения. Чтобы не упасть, вцепилась руками ему в плечи, с ужасом осознавая, что от такого бешенного наплыва эмоций могу банально потерять сознание, когда он поцелует меня.
Руки Германа переместились к открытому участку кожи в вырезе халата. Он гладил мои ключицы, проникая под халат, постепенно сдвигая махровую ткань к краям и открывая плечи.
Я прижала халат к груди, опасаясь, что он может просто упасть к ногам, и я останусь ни чем не прикрытая перед Германом. Он наклонился и поцеловал меня в ямочку между шеей и ключицей, а потом начал губами прокладывать дорожку вдоль шей к губам. В это момент я поняла, какие чувства испытывают кошки, подставляя шейку. Машинально я сделала то же самое, чтобы Герману было удобнее целовать меня, а я сама получила от этого максимум удовольствия. А потом практически поймала его губы своими. Терпеть уже не было сил, потребность выплеснуть хоть часть возбуждения затмила все остальные мысли.
Я целовала его как одержимая, забыв про халат и то, что он продолжает сползать, все больше обнажая мое пылающее тело. Я обхватила голову Германа руками и прижала к себе, не давая возможности прервать поцелуй, чувствуя, что способна убить любого, кто посмеет сейчас забрать его у меня. В тот момент страшнее всего была мысль, что его не станет рядом, и я сгорю в собственном возбуждении.
Не прерывая поцелуя, Герман подхватил меня на руки и понес в спальню.
Какой же он молодец! Он догадался, что для меня это впервые, что раньше я не имела подобного опыта. Он раздевал меня так деликатно и говорил столько всего приятного, что я не заметила, как осталась совершенно голой, и чувствовала себя самой красивой женщиной на свете. Одновременно он раздевался сам, и в эти моменты я замирала от восторга, таки красивым мне казалось его обнаженное тело.
Когда все произошло, я даже не почувствовала боли, к которой заранее готовила себя, опираясь на скудные теоретические знания. Я осознала, что только так это и должно быть – без боли и в момент, когда уже терпеть не остается сил. Я так любила его в тот момент, что даже прикусила губу, чтобы не закричать об этом вслух, и не потому, что стеснялась своих чувств, а потому что боялась отпугнуть его излишней откровенностью.
Когда все закончилось, и я лежала, прижавшись к нему и вдыхая успевший стать самым родным запах, Герман спросил, целуя меня в макушку:
- Ты никогда раньше не была с мужчиной, верно?
- Ну, да… Как-то не до этого было, - Я постаралась, чтобы ответ прозвучал как можно более легкомысленно. Почему-то в тот момент для меня это было важно.
До ужаса хотелось спросить его, сколько раз и с кем у него это было, но я понимала, что не имею право задавать такие вопросы, по крайней мере, пока.
Герман молчал, и мне даже показалось, что он уснул. Правда, тогда, наверное, он бы не смог так крепко обнимать меня. Я посмотрела на него и опять увидела то самое выражение на лице – грусти вперемежку с угрюмостью.
- Почему ты такой?.. – Вопрос вырвался сам. Я просто не ожидала увидеть такое выражение на его лице. Сразу вспомнила те моменты, когда он уже был таким. Стало немного обидно, что, в то время как я нахожусь на вершине блаженства, он может выглядеть таким хмурым.
- Какой?
Я заметила, как он борется с собой, пытаясь согнать это выражения с лица, что получалось плохо.
- Ты хмуришь брови, - Я дотронулась пальцем до складки между бровей Германа, попыталась ее разгладить, но она опять залегла, как только я убрала палец. – Что-то не так?
Он перевернул меня на спину и прижал своим телом. Когда поцеловал, почему-то захотелось заплакать, так грустно он это сделал. Я не позволю ему испортить самый замечательный вечер в моей жизни! В свой поцелуй я постаралась вложить всю любовь к нему и неослабевающую страсть.
- Ты самая удивительная женщина! Такая красивая и такая естественная… И… я рад, что встретил тебя.
Да? А по лицу так не скажешь. Что же тогда тебя так напрягает?
В слух я не стала ничего спрашивать. Не хотелось портить ощущение тихого счастья, которое поселилось в моей душе. Возможно, как-нибудь позже поинтересуюсь, если сам не захочет рассказать.
Скоро я не могла уже думать ни о чем более-менее вразумительном, так как ласки Германа стали более откровенными. Не думала, что такое возможно, но второй раз получился еще более волшебным.

Герман ушел под утро. Я хоть и мечтала уснуть в его объятьях, признаться не посмела. С другой стороны, чувствовала себя такой счастливой, что сна не было ни в одном глазу. Хотелось до бесконечности прокручивать в голове события уходящей ночи. Краснеть, вспоминая откровенные моменты и замирать от счастья, вспоминая слова Германа. Сколько же приятного я сегодня услышала! Никогда раньше ни один мужчина не говорил мне столько комплиментов. И, честно говоря, не представляла, что Герман способен на такое. Он мне казался эдаким букой, из которого лишнего слова не вытянешь. А на деле оказалось все наоборот, я молчала, боясь сморозить лишнего и отпугнуть его.
О будущем думать не хотелось. Решила, что будь, что будет. Сколько продлятся наши отношения, зависело только от Германа. Мне казалось, что принадлежу ему теперь навеки, и совсем не была уверена в его ответных чувствах. Наверное, об этом лучше не думать, потому что от подобных мыслей настроение заметно портилось.
Окончательно определив, что сна ни в одном глазу, я решила потратить время с пользой и зафиксировать последние события.
Судя по всему, поиски злополучного клада близились к завершению. Я перечитывала строки на экране, которые только что напечатала, и не понимала, что так сильно меня смущает?
И там, где солнце приветствует смерть,
Увидишь ты знак, на челе нареченный.
В нем ангелы смотрят на землю с небес
И ждут откровенья звезды опаленной.
Но тайну крылатых откроет полет,
И совесть свою там предатель найдет.
Судя по последним двум строкам, поэт-самоучка не планировал больше ничего писать. Я даже не хотела вдумываться в их смысл, рассудив, что и без меня есть кому это делать. Владимир заварил эту кашу, пусть сам и разгадывает свои ребусы. Я хотела только понять, что же меня смущает?
В который раз перечитала стихотворение, а мысль все не проявлялась. Вернее, она ускользала, как только я пыталась ухватить ее за хвост.
Давай, Анфиса, думай. Ты же писательница, ну, или стремишься ею стать. Что тут не так? Все дело в последних двух строчках, уверена. Почему мне кажется, будто их писал не Владимир? Вот она! Зацепка! Писал Владимир… Он их сам придумал… И именно он сочинил последнюю строку: «И совесть свою там предатель найдет».
Эврика! Я поняла, наконец, что меня так сильно смущает? Владимир сам себя называет предателем! Получается, что под конец он раскаялся в содеянном и попытался хоть как-то это исправить. Правда, сделал это достаточно странным способом, хотя он-то, скорее всего, быстро бы нашел клад, если бы не проклятие.
Проклятие… Все дело в нем. Владимир был проклят дважды! Один раз – когда нашел клад, а второй раз – когда погиб его друг. Именно поэтому он ничего не помнит. Одно проклятие мешает другому. Скорее всего, он даже не помнит, что начал раскаиваться еще при жизни, что именно это и отравило ему существование. Тогда, странно, что он просто не отдал клад семье друга. Зачем нужно было его прятать?
Внезапно, я поймала себя не мысли, что верю в существование клада. Я рассуждаю так, как будто он есть на самом деле. Раньше–то все приписывала больному воображению призрака, его самодурной прихоти. А теперь уверена, что мы на правильном пути, и осталось совсем чуть-чуть.
- Ну, где ты там? – задала вопрос пустоте. – Почему не появляешься, когда так нужен?
- Я тут…
Владимир появился в соседнем с моим кресле.
- И… был тут все время?
Дала же себе слово не думать об этом и не смущаться. Почему же сейчас подумала именно о том, что он мог видеть нас с Германом, отвлекаясь от мыслей о кладе?
- Не дури, - угрюмо произнес Владимир. – Не смотрел я на вас.
- Но ты был?..
Если он находился в доме, то мог все слышать. Я мгновенно покраснела. Видно, не настолько было все равно, как я полагала сначала. Даже присутствие призрака, молчаливого и видного только мне одной, казалось кощунственным.
- Да не было меня тут, успокойся, - В голосе Владимира угадывалось раздражение. Он не смотрел на меня и выглядел то ли жутко сердитым, то ли ужасно расстроенным. – Хотел расстроить твои планы сначала, но потом передумал…
- Как это расстроить планы? Зачем?
Я перестала понимать, о чем он говорит. Какое вообще ему дело, с кем я встречаюсь? И какое право он имеет вмешиваться в мою личную жизнь?
- Зачем ты хотел расстроить мои планы? – требовательно спросила я, пытаясь поймать его взгляд, который он все время отводил. – Неужели не понимаешь, насколько это для меня серьезно? Я его люблю, понимаешь? Люблю по-настоящему, на всю жизнь.
Именно сейчас я поняла, что так и есть, что никого больше не смогу полюбить так, как Германа. Если нам суждено расстаться, что ж, в утешение мне останутся воспоминания о нашей любви. Но забыть его я не смогу никогда, и так полюбить уже тоже больше не смогу.
- Вот поэтому и не стал… Не зверь же я, - Наконец-то он посмотрел на меня, и в глазах его я прочитала вековую усталость, замученность.
- Что с тобой? – Моментально мне стало жалко его, захотелось помочь этой загубленной душе.
- Хочу, чтобы поскорее все закончилось…
Он больше ничего не сказал, но я поняла, что в этих нескольких словах кроется гораздо большее. Он не просто хочет, чтобы все поскорее закончилось, он хочет уйти отсюда, забыть столетние мытарства, получить, наконец, прощение и, хоть так, но изменить свое прошлое.
- Тогда, нам нужно как можно скорее найти этот… - чуть не сказала долбанный, - клад.
- Знаешь, что меня больше всего бесит? – внезапно спросил Владимир. Наверное, по моему виду и так было понятно, что не знаю, потому что он в раздражении отвернулся и продолжил: - Меня просто выбешивает, что я ничего не помню! Я не могу вспомнить, как решил запрятать клад, как писал эти чертовы стихи! Я даже поверить не могу, что писал их я. И самое страшное, что я точно знаю, если не найду клад, гнить мне тут вечно! И я не знаю, откуда я это знаю.
Я совершенно запуталась в его «знаю», «не знаю». Что это – эмоциональный призрачный срыв? Мне стало смешно.
- Чего скалишься?! – Владимир злобно уставился на меня.
- Просто, стало смешно. Ты вот сейчас бесишься, плюешься ядом. А я, глядя на тебя, не могу поверить, что стихи написал ты.
- Я и сам в это не верю, - буркнул он.
- Но больше-то некому? Значит, сочинил их именно ты! И уже тогда, когда сочинял их, ты раскаивался.
- С чего взяла?
- А иначе как бы ты смог назвать себя предателем?
Он задумался, и я последовала его примеру. Судя по всему, осталось одно место. Именно там мы и должны найти клад. Как же хочется поскорее с этим покончить!
- Слушай, на какое место могут указывать последние строки? – спросила я у Владимира, чем вырвала его из омута не очень приятных мыслей, судя по выражению лица. – Ты же тут все знаешь…
- Я напрочь запутался… Не понимаю эти строки.
- Именно предпоследняя строка указывает на конкретное место, - начала я рассуждать вслух. Этого я и боялась, что в какой-то момент мы окажемся в тупике. - Что это может быть за место? Это как-то должно быть связано с птицами, раз ты упоминаешь про них. Где-то высоко в горах, если плясать от высоты полета птиц? Или это место как-то по-другому связано с птицами?..
- Есть всего одно место. Похоже, оно нам и нужно. Но я не понимаю… Там не может быть клада.
- Да что это за место?! Не тяни уже.
- В том-то и дело, что это смотровая площадка. Понимаешь?
Владимир испытующе смотрел на меня. Что я должна понимать? Ну, смотровая площадка, и что? Почему она не годится, как он утверждает? До этого мы были в более странных местах, с моей точки зрения. Чем это хуже?
- Там не может быть зарыт клад. Это просто кусок земли, куда шляются обычно толпы туристов, чтобы посмотреть на наш замечательный поселок с высоты…
Он резко замолчал, и я замерла в ожидании.
- … Птичьего полета, - закончил он, удивленно глядя на меня. – Ты была права, подсказка говорит именно об этом. Но там все равно не может быть клада, - снова скис Владимир.
- Ну, может или не может, мы разберемся… потом. Главное сейчас, что определились с местом.
Я старалась, чтобы мой голос звучал как можно более бодро. У меня уже было такое чувство, что именно мне важно найти этот клад. Надо же, до какой степени я прониклась! Кладоискатель, елки-палки. Что бы сказал Герман, узнай, чем я сейчас занимаюсь? Наверное, жутко бы разозлился. Значит, он ни в коем случае не должен об этом узнать.
- Когда пойдем туда?
Не терпелось уже закончить. Я готова была бежать на смотровую площадку прямо сейчас. Хотя, если придется выкапывать клад, то, наверное, это лучше делать ночью. Я затосковала, опять ночью, наедине с собой. Владимира я не считала – какая он мне компания?
- Не сегодня, - ответил Владимир, а я сначала даже не поняла, к чему это он? – Хочу пока побродить один, может, что вспомню…
Наверное, так даже лучше, потому что я чувствовала, как постепенно начинает клонить в сон. Сказывалась бессонная ночь. Я разулыбалась, забыв о присутствии Владимира. Да, собственно, он тоже на меня не обращал внимания, занятый своими мыслями. Готова не спать еще несколько ночей, если все они будут такими прекрасными. Я широко зевнула и подумала, что неплохо бы перекусить перед сном. Герман наверное видит уже десятый сон, а я тут совершаю геройские поступки и чуть не бросилась на поиски неизвестно чего…
- Ложись спать! – услышала я голос Владимира. Он, оказывается, сидел и внимательно рассматривал меня, в то время как я предавалась эротическим фантазиям. Краска стыда не заставила себя ждать, густо заливая лицо. – Ты похожа на довольную кошку. Сидишь тут потягиваешься…
- Да, я счастлива! Что тут плохого?
Обидно было слышать, с каким пренебрежением он все это говорил.
- Ты ослепла, как все влюбленные.
- Да иди ты!.. – не выдержала я. – Почему ты все время стараешься все испортить?! И вообще, не лезь в мою личную жизнь.
- Да нужна ты мне больно! Просто, противно видеть все это.
- Вот и не смотри!
Владимиру не удалось испортить мне настроение. Как только он исчез, я снова окунулась в фантазии о Германе. При этом не забывала о более земных вещах – начистила картошки и пожарила ее, как люблю, с хрустящей корочкой. Куда-то идти, обедать сил не было, поэтому решила обойтись собственной стряпней. После обеда сон сморил меня окончательно, и я, не мешкая, отправилась спать.

Настроение мне испортил Герман. Даже не настроение, а жизнь.
Он пришел вечером, когда я, отлично выспавшись, полная радужных планов на будущее, с рвением принялась за работу, охваченная творческим порывом. Едва открыв дверь, поняла, что случилось ужасное. Герман выглядел не просто уставшим. Под его глазами залегли темные круги, взгляд был хмурый, как грозовые тучи, даже плечи и те ссутулились, словно на них давил непосильный груз.
- Что случилось? – я чувствовала, как мое сердце летит куда-то вниз.
- Нужно поговорить…
Я пыталась поймать его взгляд, но он старательно отводил его в сторону. Интуитивно я поняла, что предстоит неприятный разговор, который не несет мне ничего хорошего. Модель счастливой жизни, выстроенная воображением за последние сутки, стала покрываться глубокими трещинами. Я понимала, что вот-вот она рассыплется прахом.
- Я тут думал… долго, с момента расставания… - начал Герман, устало опустившись на диван.
Я стояла возле кресла, вцепившись в спинку, на случай, если сердце, которое билось медленно и тревожно, вдруг решит остановиться. Страшно было даже пошевелиться, не то что сказать хоть слово. Все мои усилия были направлены на то, чтобы губы не дрожали раньше времени и на глазах не выступили слезы. Наверное, в этот момент мое лицо было похоже на маску и не соответствовало внутреннему настроению, так как Герман, бросив хмурый взгляд на меня, никак не отреагировал. Если бы я так не старалась замаскировать чувства, возможно, он не сделал бы мне настолько больно следующей фразой:
- … И решил, что мы не должны были… В общем, мы не можем быть вместе.
Мир рухнул, как я и ожидала. Все произошло так стремительно, что даже пепла не осталось, его развеял ветер отчаяния. Мне казалось, что я окаменела, причем изнутри. Первым каменеть начало сердце, а потом и все остальное. Единственно, что успели спросить мои губы, до того, как станут неподвижными:
- Почему?
Несколько часов спустя я пыталась вспомнить, что ответил тогда Герман на мой единственный вопрос, но в том месте памяти, где должна была храниться эта информация, образовалась темная пустота, ничего… только смысл, что мы не можем быть вместе, и так лучше, прежде всего, для меня. В том момент, когда он что-то говорил, а потом встал с дивана, прошел мимо, не посмотрев и не коснувшись меня, самое важное было устоять прямо, не покачнуться. Покачнулась я, как только за ним закрылась дверь. Даже не покачнулась, а закрутилась в водовороте, не имея ни сил, ни желание сопротивляться. А потом наступила темнота…
Очнулась я в кромешной темноте и сначала не поняла, где нахожусь, почему так холодно и жестко. Рукой нащупала что-то бархатистое и не сразу догадалась, что это обивка кресла. Всполох воспоминаний был подобен молнии. Он сверкнул в голове, и последние события восстановились с пугающей четкостью, я еще раз пережила их.
Тело сильно затекло от долгого лежания в неудобной позе, во рту все пересохло, и голова просто раскалывалась. С трудом я поднялась на ноги и, не включая свет, поплелась на кухню. Там, первым делом, выпила стакан холодной воды, а потом уже, при свете вытяжки, нашла таблетку цитрамона и запила ее вторым стаканом воды.
Глаза были совершенно сухими, а тело била крупная дрожь, как при высокой температуре, хотя никакой температуры не было, в этом я была уверена. Возможно, если бы я могла заплакать, боль внутри перестала бы быть такой щемящей. Она распирала меня изнутри, мешая дышать, причиняя физические страдания. Находиться в вертикальном положении становилось невозможным. Так же медленно, как и до этого, стараясь ни о чем не думать, я прошла в спальню и забралась под одеяло, как была, не раздеваясь. Свернулась калачиком, стараясь сплющить гигантскую боль внутри, загнать ее как можно дальше. Видно, мне удалось, а может какие-то добрые силы моего организма решили позаботиться о своей хозяйке, временно отключив способность думать и налив веки свинцовой тяжестью. Хотя, скорее всего, такова была реакция моего организма на сильнейший стресс, подобный которому я не испытывала со времен смерти матери. Как бы то ни было, но я уснула.
Спала я без сновидений, а под утро меня разбудил Владимир с требованием немедленно вставать и идти на смотровую площадку.
- Никуда я не пойду!
Я уселась в кровати, подложив подушку под спину, скрестила на груди руки и, не мигая, уставилась на него. Мне было все равно, что он предпримет или скажет, меня совершенно не волновала собственная судьба. Возможно, я даже мечтала, чтобы он в порыве злости уничтожил меня, поставив жирную точку в моей никчемной жизни.
- Ты спала вот так, прямо в одежде?
Владимир подозрительно рассматривал меня, на что мне было плевать. Я без труда выдерживала его тяжелый взгляд, который, к слову сказать, постепенно становился все более растерянным.
- Что-то случилось? – настороженно поинтересовался он.
- Случилось, - медленно кивнула я. – У тебя есть повод для радости. Он меня бросил!
В самый последний момент голос подвел меня и дрогнул, на том месте, где должно было стоять имя Германа. Я просто не смогла произнести его, заменила на нейтральное «он».
Я ожидала тирады на тему: «Я же говорил, предупреждал…» Но ничего такого не последовало. Владимир молчал, продолжая разглядывать меня, пока я не выдержала и не отвела взгляд, вперив его в противоположную стену.
- И чему же тут радоваться? – как-то слишком осторожно спросил Владимир.
- Ну как же? Разве не ты втирал мне, что… он мне не пара?
- Он тебе действительно не пара, но я не хотел, чтобы это произошло…
Что это? Неужели в голосе Владимира я различила нотки сочувствия? И что стало с моей душой в тот же миг?! Она наполнилась слезами, как небольшой резервуар мощнейшим напором. Я просто ничего не смогла предпринять, как слезы неудержимо брызнули из глаз. Все, что успела, это упасть лицом на подушку, чтобы заглушить громкие безудержные рыдания. Я выплакивала все: свое детство без матери, неброскую внешность, отсутствие железного характера… Вся жалость к себе, которая копилась годами, изливалась сейчас из меня. Я оплакивала самую большую любовь в моей жизни. Даже сейчас я не сомневалась, что никогда и никого больше не смогу полюбить так, как Германа, что он навсегда останется мужским идеалом для меня.
Возможно, следует периодически плакать, а не сдерживать себя. Наверное, нужно плакать над сентиментальным моментом в фильме, от сочувствия к чужому горю, от переживаний неудач на работе, просто плакать иногда, когда появляется такое желание… Тогда есть вероятность, что в один прекрасный момент невыплаканные за всю жизнь слезы не превратятся во вселенский потоп, рискуя затопить все вокруг. Я практически не позволяла себе плакать, все время считала это постыдным, глупой слабостью, которую некоторые намеренно демонстрируют на публике. Даже в те моменты, когда слезы подступали совсем близко, я насильно прятала их, готова была искусать губы в кровь, лишь бы не расплакаться.
Не скоро иссяк поток слез, и с трудом рыдания перешли в судорожные всхлипывания. Зря я надеялась, что Владимир деликатно удалится, превратится в невидимого свидетеля моей слабости. В том, что он все время находился рядом, я убедилась, как только смогла оторвать лицо от мокрой подушки.
- Ты тут?
Хорош, наверное, у меня сейчас видок. Хотя, какое мне дело до этого? Стану я стесняться призрака! Плевать, что нос распух и стал размером, как все лицо, а глаза, напротив, превратились в заплывшие щелочки. Все равно он никогда не считал меня красавицей, как и я сама.
- Да вот опасался, не затопишь ли ты мой дом?
Как можно улыбаться в такой момент?! Но Владимир улыбался, по-доброму и очень весело.
- Что смешного?
- Видела бы ты себя сейчас…
- И что? Много ты видел красивых заплаканных женщин?
- Да я вообще не видел раньше, чтобы так плакали.
- Ну, считай, что побывал в бесплатном цирке.
Из меня перла агрессия, а ему становилось только смешнее. Постепенно его смех заразил и меня. Правда, был это какой-то истеричный смех, который закончился новой волной рыданий, уже кратковременной.
- Все слезы выплеснула? – поинтересовался Владимир, когда я во второй раз успокоилась. – Развела тут мокротень…
Мне и самой казалось, что слез во мне не осталось, и больше никогда в жизни я не смогу заплакать.
- Теперь послушай меня, - Владимир уселся рядом со мной на кровать. – Не знаю, станет ли тебе легче, но Герман тебя любит.
От этого имени я дернулась, как от удара. Не ожидала, что он заговорит на эту тему.
- Я уверен в своей правоте, - продолжал Владимир. – Ты знаешь, что человеческие мысли подвластны мне, и в его голове я покопался основательно.
- Зачем?
- А просто так, от нечего делать.
Тогда я совсем перестала понимать, что происходит? Если, как утверждает Владимир, Герман меня любит, то зачем он порвал отношения, да еще и так жестоко?
- Наверное, у него были причины, - уклончиво ответил на вопрос, который я задала вслух, Владимир. – Достаточно серьезные причины.
- О которых ты, конечно же, знаешь, но мне ни за что не скажешь, - скептически отозвалась я.
Зачем мне нужна любовь, если нет рядом ее обладателя? Это же все равно, что добровольно согласиться, чтобы тебя дразнили всю жизнь. Не желаю такого! Я чувствовала, как во мне закипает злость, вытесняя страдания. Я даже рада была этому чувству. Наверное, только злость и способна сейчас вернуть мне желание жить дальше.
- Я могу только догадываться. В общем, мои догадки только подтверждают его глупость, о которой я говорил тебе. И повторю – не стоит он тебя.
- Ну, не стоит и не стоит. Давай на этом закончим? Ладно?
Я поняла, что Владимир не скажет мне ничего более-менее вразумительного. А рассуждать об абстрактных вещах у меня не было желания. И вообще, если я хочу забыть Германа, то нужно начинать прямо сейчас.
- Пойдем что ли на смотровую площадку? – немного агрессивнее, чем хотелось, спросила я.
Все-таки я была несправедлива к Владимиру. Как мог, он поддержал меня в трудную минуту, пусть и своим присутствием. А я пытаюсь обвинить его в моих бедах.
- Думаю, что сделаем это завтра, - улыбнулся он, а я внезапно подумала, что в последнее время практически не замечаю брезгливо-надменного выражения на его лице. Неужели мы дошли до стадии, когда взаимоотношения перерастают в дружбу. Как ни странно, приятно было это осознавать.
Владимир продолжал поражать меня чудесами вежливости и деликатности. Перед уходом поинтересовался, справлюсь ли тут одна, не впаду ли в очередную истерику? Пришлось успокоить его и пообещать, что буду вести себя благоразумно.
Оставшись одна, я задумалась, что может отвлечь меня от грустных мыслей? Можно было попытаться поработать, но я боялась, что, записывая хронологию событий, опять окунусь в них и уже не смогу выплыть, тем более что Владимира рядом не будет.
Можно заняться домашними делами, постирать, там, затеять генеральную уборку… Но от одной этой мысли мне стало дурно. Да, в таком состоянии все из рук будет валиться! Нет, это будет приравниваться к подвигу разведчика, а я на подвиги сейчас явно не способна.
Оставалась единственная возможность хоть как-то отвлечься – прогуляться.
Даже простейшая процедура одевания далась мне с трудом. Чувствовала себя столетней старухой – тело ломило, и в ногах предательская слабость, как после серьезной болезни.
Несмотря на утро, на улице уже во всю пекло. Что же будет днем? Хотя сейчас меня солнце даже радовало, так как от слабости немного познабливало, и я с удовольствием нежилась в его лучах.
Проходя мимо кафе, с которым у меня было связано столько приятных воспоминаний, отдающихся болью в душе, я заметила Ксюшу. Она стояла возле входа, опершись на колонну, и смотрела в одну точку. Наверное, ждет, когда придет хозяин и откроет кафе, они как раз в это время начинали работать. Я хотела незаметно проскочить мимо, разговаривать с кем-нибудь не было желания, но Ксюша повернулась в мою сторону. Я поразилась ее бледности, и глаза выдавали следы недавних слез.
- Ты плачешь? – Не раздумывая больше, я пошла в ее сторону, на ходу задавая вопрос.
- Да… - Она махнула рукой и отвернулась, но я заметила, что глаза ее опять наполнились слезами.
- Да, что случилось?
В душу начали закрадываться нехорошие предчувствия. Что, если что-то случилось с Германом? Нет, только не это! Несмотря на попытку убедить себя, что ничего, кроме злости, к нему не испытываю, я замерла от страха в ожидании ответа.
- Да, Санька… - Ксюша всхлипнула, борясь со слезами, которые начинали уже катиться по ее щекам.
Я почувствовала себя предательницей, когда незаметно с облегчением перевела дух. Это было против воли, не зависимо от совести я испытала облегчение, что с Германом ничего не случилось.
- Что, Санька?
Совесть проснулась, пусть и немного запоздало. Волнение за брата Германа всколыхнули душу.
- Да, он… Он пропадал всю прошлую ночь, - сквозь слезы рассказывала Ксюша. – А под утро его нашли в горах с переломанными ногами. Сорвался с обрыва…
Ксюша заплакала, уткнувшись лицом в ладони. Я подошла и обняла ее, не в силах пока переварить информацию. Прошлую ночь?! Сознание опалила яркая вспышка. Прошлую ночь Герман провел со мной, а его брат, значит?.. Кошмар! Вот почему он выглядел так ужасно? Следующие слова Ксюши подтвердили мои опасения:
- И Герка где-то пропадал, явился под утро. Мама довела себя до приступа, у нее слабое сердце, ты знаешь… Это такой ужас! Видела бы ты Саньку! – Ксюша горько плакала, уткнувшись мне в плечо.
Я боялась пошевелиться, постепенно проникаясь трагичностью ситуации.
- У него обе ноги в гипсе. Он лежал там без сознания… Врач сказал, что, если бы нашли его немного позже, мог бы не выжить.
И все это произошло, пока Герман был у меня! В жизни он не простит себе этого! Или я совершенно его не знаю.
- Но что он забыл ночью в горах? – спросила я, чтобы что-то спросить.
- Это все проклятый клад! – Ксюша оторвала заплаканное лицо от моего плеча и с гневом уставилась на меня. Я понимала, что не являюсь причиной ее злости, но все равно такая реакция пугала. – Он помешался на его поисках! Даже работать специально устроился на базу… Вбил себе в голову, что так будет легче его искать. И дался он ему, - слабо продолжила она. Злость ушла из глаз, их опять заволокли слезы. – Сколько мы с ним не бились, он все одно… говорит, что найдет его когда-нибудь. И не понимает, что это все вранье, что никакого клада нет.
- А как Герман?
Я боялась спрашивать о нем, но мне было необходимо узнать, как он.
- А что Герман? Ходит себе, страдает… - отмахнулась Ксюша. – А толку-то? Раньше нужно было думать, а не шляться где-то по ночам.
Вот значит как? Его еще и обвиняют в том, что произошло с братом? Представляю, каково ему. Мне как будто передалось состояние Германа, словно я стала на время им. Я почувствовала всю степень вины, в которой он сам себя обвинял, к тому же отягощенной обвинениями близких. Так дело не пойдет. Он-то тут при чем?
- Герман не виноват, - твердо произнесла я. К тому времени мне уже совершенно не было жалко Ксюшу. Все силы бросились на защиту любимого. – Не он погнал Саньку в горы ночью.
- Да?! Но он мог бы помешать ему, если бы был дома!
- Почему же тогда вы не помешали?
Что же это за несправедливость? Они готовы обвинить невиновного, лишь бы самим не чувствовать себя виноватыми.
- Мы?.. Да мы не слышали, как он ушел. Слышали бы, не пустили…
- И Герман не слышал. Не факт, что, будь он дома, заметил бы, как брат куда-то собирается. Так нечестно, Ксюш, - уже мягче добавила я. – Думаешь, только вам тяжело? Ты хоть попыталась представить, как он себя сейчас чувствует? Да, ему хуже, чем вам, всем вместе взятым!
- Ты его защищаешь, потому что он твой парень, - упрямо гнула она свою линию. Впрочем, в голосе уже не улавливалась прежняя уверенность. – Ты его любишь, вот и оправдываешь…
- Да, я люблю его. Очень люблю! И могу себе представить, каково ему… Но ведь и ты его любишь!
Самое важное для меня сейчас было убедить сестру Германа в его невиновности. Она не имеет права так думать и точка!
- Почему ты, вообще, не дома? Зачем пошла на работу? Мама больна, а ты бросаешь ее одну.
- Но там Гера и Лешка тоже…
- Они мужчины. От них зачастую никакой пользы. Давай-ка, пойдем отсюда. Я провожу тебя до дома.
В это момент подошел хозяин кафе. Я подождала в сторонке, пока Ксюша отпрашивалась у него, а потом мы вместе отправились к ней домой. Моя прогулка обернулась миссией по спасению любимого.
Возле дома Германа я на минуту замялась. Что скажу ему, если он вообще захочет со мной говорить?
- Ты чего? – Ксюша удивленно смотрела на меня. – Пойдем уже…
А и правда, чего это я? В конце концов свет не сошелся клином на одном Германе. Есть еще его семья, с которой я знакома. И пришла я сюда навестить их, а не увидеть его.
Оправдывая свое поведение таким образом, я переступила порог дома и первым, кого увидела, стал Герман. Бросив на меня быстрый, ничего не значащий, взгляд, он обратился к сестре:
- Отпросилась с работы?
- Анфиса уговорила, - Ксюша кивнула в мою сторону, что не сподвигло Германа одарить меня взглядом.
Выглядел он, конечно, ужасно. К тому, что я видела вчера, добавились еще щетина и растрепанные волосы, что значительно прибавляло ему возраст.
- Раз уж ты дома, может приготовишь что-нибудь поесть? – Герман продолжал разговаривать исключительно с Ксюшей. Я все больше чувствовала себя тут лишней. – Я пытался, но все валится из рук, мама лежит…
- Ну, конечно, - Ксюша махнула мне рукой и побежала на кухню.
Мы с Германом остались одни, и он, наконец-то, посмотрел на меня. Но что это был за взгляд? Он как будто спрашивал меня, почему я такая бестолковая, отчего не понимаю очевидных вещей?
- Зачем ты пришла?
Так унизительно я еще никогда себя не чувствовала. Да, отчасти я воспользовалась случаем, чтобы увидеть его. Но только отчасти. В остальном мной двигали сострадание и желание помочь людям, оказавшимся в беде. И он не может не понимать этого. Иначе, все, что было между нами, на самом деле являлось плодом моей больной фантазии. А еще слова Владимира, который утверждает, что Герман любит меня. Как может любящий человек так поступать?
Я едва сдерживала слезы, которых, думала, у меня уже не осталось.
- Уже ухожу, - Повернулась к двери, пытаясь разглядеть ручку сквозь застилавшие глаза слезы обиды. Где же она, эта дурацкая ручка?! Нельзя, чтобы он увидел, как я плачу. Я не вынесу дополнительного унижения.
- Постой! – Я почувствовала, как холодные пальцы Германа обхватили мое запястье. – Софья, я… Давай, я потом приду к тебе, и мы поговорим?..
Я лихорадочно затрясла головой. Еще одного разговора я просто не вынесу.
- Софья, посмотри на меня, - Герман потянул меня за руку, а я только сильнее затрясла головой и вжалась в дверь, стараясь не шмыгать носом и не всхлипывать. Слезы текли уже нешуточным потоком. – Ты плачешь? – потрясенно спросил он. Голос раздался совсем рядом.
Я почувствовала, как на мою разгоряченную щеку легла его рука, а потом, как я не сопротивлялась, мое лицо оказалось прямо напротив его.
- Господи, что я делаю?! - Герман прижал меня к себе так сильно, что не чем стало дышать. – Сколько можно сеять несчастья вокруг себя?
Я все пыталась остановить поток слез, моля, чтобы никто не вышел в сени. В смысл сказанного вникать не было никаких сил. Да и не позволила бы я себе вновь обрести надежду.
В слабой попытке высвободиться я уперлась Герману в грудь кулаками. Но он продолжал меня с силой прижимать к себе.
- Пусти, - просипела я. Голосовые связки отказывались подчиняться. – Мне нужно домой.
- Я приду позже…
- Нет, только не сегодня, - практически выкрикнула я. От неожиданности, Герман отпустил меня. Слава Богу, плакать я тоже, кажется, перестала. – Поговорим, но не сегодня, ладно?
Я смотрела на него и понимала, что продолжаю любить, как бы он не вел себя. Когда он стал для меня настолько дорогим человеком? Я любила каждую черточку его усталого лица. Даже щетина, и та меня умиляла.
- Хорошо. Давай не сегодня…
Он стоял в какой-то обреченной позе, безвольно свесив руки вдоль туловища. Смотрел на меня так, словно прощался навсегда. А я не могла ничего с собой поделать. Обида переполняла, не позволяла оставаться в его доме ни минутой дольше.
- Пока, - только и сказала я, выскакивая за дверь.
По пути домой я подумала, что так и не навестила маму Германа и его брата. Хотя, чем я могла им помочь? Сочувствием? Вряд ли оно им нужно сейчас. Деньгами? Так они не примут такую помощь, особенно Герман, слишком гордый.

Стоит ли говорить, что работать в этот день я так и не смогла? Как не пыталась настроиться на творческий лад, ничего не получалось. У моих героев все складывалось хорошо, и я завидовала своему же сюжету. Ощущения предурацкие, скажу я вам. Хотелось и им подпортить жизнь, чтобы не страдать в одиночестве.
Я все время вспоминала Германа, каким видела его сегодня. Что он испытывал? Раскаяние? Стыд? Так хотелось знать, о чем он думал в тот момент? Если бы я могла читать чужие мысли! Скольких проблем можно было бы избежать.
К вечеру я совершенно вымоталась морально и решила выйти подышать воздухом и посмотреть на горы. Герман преспокойненько сидел на лавочке в своей любимой позе – засунув руки в карманы и вытянув ноги. Как давно он тут сидит, интересно? Я заметила его, когда уже вышла за калитку, иначе вернулась бы обратно в дом. После всего, что я передумала за день, видеть его было особенно тяжело.
- Привет, - сказал он и подвинулся, освобождая мне место.
Я закуталась плотнее в шаль и присела рядом на самый краешек. Естественно, о красоте гор я моментально забыла. Хоть и смотрела на них, но все мысли были заняты Германом.
- Как брат?
- Лежит… Жалуется, ноги болят.
- Наверное, ему в больницу надо?..
- Да не захотел он. В травматологии предлагали, отказался наотрез. Хотя, больно-то и не настаивали. Сказали, что переломы не сложные…
Он, как и я, смотрел на горы все время короткого разговора. На данный момент меня устраивало такое положение вещей. Не уверена, что смогла бы сидеть спокойно, разглядывай он меня.
- Как мама? – задала я очередной вежливой вопрос.
- Получше, спасибо. Ксюха молодец, ухаживает за ними обоими. Даже уколы Саньке шлепает.
Я поняла, что Герман улыбается. Не знаю почему, стало приятно. Может потому, что последние несколько раз я видела его до ужаса хмурым?
Повисло молчание. Я все думала, зачем он пришел? Если поговорить, то почему не зашел в дом? Уверен был, что я захочу выйти подышать воздухом? Или наоборот в глубине души надеялся, что я не выйду, и разговор не состоится?
- Отсюда вид намного лучше, чем у меня, - произнес Герман.
Вот и ответ на мои вопросы. Ему просто захотелось полюбоваться горами. Перед его домом росли деревья, и гор не было видно так хорошо. А я-то размечталась…
- Всегда спрашиваю себя, - продолжал Герман, нарушая мои грустные измышления, - люблю я их или ненавижу?
- Конечно, любишь, - не раздумывая, ответила я. Достаточно было видеть, с каким выражением он смотрит на них.
- Нашей семье они принесли столько несчастья.
- То, что произошло с Санькой, - случайность. Не приписывай это закономерности… - начала я тоном учительницы и даже посмотрела на Германа, отвлекшись от собственных мыслей.
- Ты не понимаешь, - Он тоже посмотрел на меня. – Вернее, ты не можешь понять этого, потому что ничего не знаешь. Я сейчас не о Саньке говорю.
- А о ком? Вернее, о чем?
Я, действительно, не понимала его. Что такого у него связано с горами? Собственно, я только сейчас сообразила, что ничего толком про него не знаю.
- Горы забрали у нас отца, - Голос Германа звучал совсем тихо в сгущающихся сумерках. – Ему было тридцать пять, когда он погиб.
- Но… Герман, как ты не понимаешь, это же тоже случайность! – возразила я, возможно, с излишней горячностью. – Это, конечно, ужасная трагедия, но и случайная, одновременно.
- Нет. Это ты не понимаешь, - Герман повернулся в мою сторону и посмотрел так твердо и обреченно одновременно, что у меня по коже побежали мурашки. – Отец – не единственный мужчина в нашей семье, кого забрали горы. До него было много других, и все они не дожили до сорока лет.
Вот тут мне стало по-настоящему страшно. Что же это такое? Почему все эти мужчины так рано умирали и… в горах?
- Представляешь, какое горе копилось годами и досталось нам в наследство? У отца был брат, на десять лет младше. Они погибли одновременно. И бабушка осталась без сыновей, и мужа ее тоже забрали когда-то горы.
Я представила старушку, которую впервые увидела в библиотеке. Такая добрая и веселая с виду, она, оказывается, несла такой крест! Страшно было даже думать о таком.
- Еще и Санька!.. – Герман отвернулся и опять уставился на горы, словно требуя ответа за все несчастья у молчаливых исполинов. – Даже сопляк Лешка и тот поговаривает о кладе. Дался им этот клад?
- А ты?..
- Что я? – не понял в первый момент Герман. – Ах это? Хочешь знать, искал ли я клад? Нет, не искал! И знаешь почему? – он испытующе смотрел на меня. – Потому что считаю это болезнью. Инфекцией, которая отравила поселок. Она поселилась сто лет назад, и с тех пор каждый ею болен. Вон, даже тебя и то зацепило, - усмехнулся он невесело. – А у меня, наверное, специфический иммунитет к ней.
Я задумалась. Только теперь я поняла, почему тогда, когда нашел меня в ущелье, Герман так разозлился. Еще бы! Представляю, какие чувства он испытывал. Внезапно в голову пришла мысль, что не из-за того ли, что в его семье так рано погибали мужчины, Герман так старательно отталкивает меня? Не считает ли он это чем-то типа проклятия? Я задала вопрос вслух.
- Сам не знаю, что думаю по этому поводу, - устало ответил он. – Знаю только, что это отравляет жизнь.
- А почему вы не уедите отсюда?
Ведь это было бы решением проблемы – переехать в другое место, подальше от гор.
- Мама категорически отказывается. Говорит, что умрет в чужом месте. Да и бабушка против, старенькая уже. Кроме того, врачи говорят, что для маминого сердца наш климат самый приемлемый…
Все правильно! Не бросит же он их, не уедет один. Да и вряд ли станет счастливее, покинув свою семью.
- Я понимаю, что горы тут не при чем, - продолжал рассуждать Герман. Я поняла, насколько важно ему сейчас выговориться, и сидела тихо, не перебивая. – Люди сами виноваты в своих бедах. Но… когда смотрю на них, такие красивые, начинаю чувствовать что-то типа враждебности. Как будто они предупреждают меня о чем-то.
Я посмотрела на горы и подумала, сколько тайн они хранят? Сколько человеческих судеб связано с ними. Столько трагедий! А они не перестают поражать красотой.
Герман замолчал, и я тоже не знала, что можно сказать. Сидели молча, пока он не заговорил вновь:
- Ты прости меня за то, что я тогда так… Нельзя было так поступать…
Я поняла, что он имеет в виду свой визит с предложением расстаться.
- Ты был не в себе из-за случившегося, - оправдывала его я, а сама чувствовала, как опять напрашиваются слезы. Он не сказал, что допустил ошибку, что берет свои слова обратно… Он просто сожалел, что повел себя так резко. Ничего не изменилось в наших отношениях. Вернее, их по-прежнему не существовало.
Какое-то время мы сидели молча. Мне передалось состояние Германа, появилась какая-то неуютность, неудовлетворенность. Причина этого чувства была известна – меня не устраивало такое положение вещей. Если верить Владимиру, а я склонялась к мысли верить, то Герман любит меня. Если любит, то его поведение больше похоже на садомазохизм. А я такого терпеть не могла. Не успела додумать мысль до конца, как задала вопрос, за который готова была медленно, мучительно вырезать себе язык и покрошить его на мелкие кусочки:
- Ты любишь меня?
Все! Теперь нужно срочно бежать отсюда! Так опозориться могла только я. Вечно со мной так… Противный глупый язык, который все время опережает мысли! И я бы успела сбежать, если бы Герман принялся размышлять. Он же предпочел ответить сразу, что в корне изменило мое отношение к ситуации.
- Люблю.
Так просто это прозвучало, что я даже растерялась. В глубине души я могла лишь слабо надеяться на примерно такой ответ, но не настолько прямой и откровенный. Это волшебное слово прозвучало так естественно, что у меня не осталось никаких сомнений в его чувствах.
- Тогда почему?..
- Почему решил расстаться? – договорил за меня Герман.
На большее, чем завороженный кивок, я была не способна.
- А зачем тебе такая жизнь? – вновь спросил он.
Вот тут меня понесло, как того Остапа.
- Ты считаешь, что вправе самостоятельно решать, как поступить в той или иной ситуации, которая касается нас обоих?! – Меня просто душила ярость. Наверное, таким образом из меня выливались все те эмоции, что накопились за последние сутки. – Легче всего прийти и сказать адьес, поговорить, конечно, сложнее. Я уж молчу про то, что можно попытаться объяснить, чтобы и я все понимала. – Руки сами сжались в кулаки. Я поймала себя на мысли, что с удовольствием врезала бы сейчас ему. – Ты хоть представляешь, что я испытала?!
- Сонь, ты чего? – Герман на всякий случай немного отодвинулся. Видно, видок у меня был еще тот. Фурия отдыхает.
- Не смей называть меня так!
Все детские обиды и неуверенность всколыхнулись во мне от одного этого имени. Ярость разрасталась в геометрической прогрессии. Это был настоящий срыв, который я не могла контролировать.
- Не смей, слышишь?! Я тебе не Соня и не игрушка! Я даже не карманная собачка, за которую можно все решать самому! Я – человек! Больше того, я – женщина, со всеми вытекающими из этого последствиями. А ты… Ты просто законченный эгоист, жалеющий себя любимого и не замечающий чувств другого человека. Моих! По-твоему, тебе одному плохо, да? Весь такой бедненький, несчастненький, непонятый Герочка, - съехидничала я. – Ты весь такой переживающий, а я просто счастлива! Петь готова от счастья. А я еще считала тебя добрым, деликатным… А ты… Прав был Владимир, ты меня не стоишь. Никогда не прощу тебе этого! – напоследок выкрикнула я и унеслась в дом.
Я громко хлопнула дверью и прислонилась к ней спиной, пытаясь перевести дух. Вот тут пришло осознание. Что я наделала? Что я сказала Герману? Я ляпнула про Владимира! Что он должен сейчас думать?
Остаток вечера я провела в переживаниях, правда, уже другого типа. Я мучилась вопросом, слышал ли меня Владимир? Успокаивал тот факт, что он не появлялся. Значит, есть вероятность, что он ничего не слышал и не спалит меня гневом, а потом не развеет пепел по ветру.
Устав от переживаний и самоедства, я пораньше отправилась спать. Засыпала почти счастливая от сознания, что Герман любит меня. Правда, после моей истерики, не удивлюсь, если его любовь испариться. Это немного омрачало радость, но совсем чуть-чуть.

Разбудил меня Владимир и сообщил, что пора отправляться на смотровую площадку. Время было пять утра. Рань несусветная. Даже на улице еще едва забрезжил рассвет. Но, как показывает практика, выбора у меня не было. Пришлось вставать и экипироваться для похода в горы.
- Возьми в погребе лопату, - велел Владимир.
- Зачем?
Он так посмотрел на меня, что отдаленно напомнил того Владимира, которого я знала раньше, еще до того, как наши отношения переросли в дружеские. Ну конечно! Лопата! Она мне понадобиться, когда придется выкапывать клад. До сих пор слабо представляла себе этот процесс. Как я его буду выкапывать? У нас с папой даже дачи не было. Опыт общения с лопатой отсутствовал. Я даже не знала, как ее правильно держать и нести. Вспомнив какое-то старое кино, как там колхозники дружно шли на поле, закинув лопаты на плечи, я последовала их примеру. Даже это у меня и то получалось не очень хорошо – центр тяжести все время смещался, отчего лопата то начинала свешиваться назад, то падала вперед.
Слава Богу, смотровая площадка располагалась совсем не далеко от моего дома. И дорогу к ней осовременели для удобства туристов. В горы вели бетонные ступеньки с самыми настоящими перилами. К тому же лестница была не особо крутой, хоть и достаточно длинной. В общем, если бы не лопата, которая казалась мне до ужаса тяжелой, лестницу я бы преодолела без труда.
Всю дорогу я порывалась рассказать Владимиру о вчерашней оплошности, но в последний момент что-то останавливало, пока я не рассудила, что, раз он молчит, значит, ни о чем не догадывается, а раз не догадывается, значит, так тому и быть. Как говорится, не пойман, не вор.
Смотровая площадка оказалось совсем маленькой, не более трех метров в диаметре. Когда мы ступили на нее, стая голубей вспорхнула, потревоженная нашим появлением. Вернее, моим, потому что вряд ли Владимир мог кого-то потревожить своей бестелесной сущностью. Или птицы способны видеть призраков? Я предпочла не углубляться в подобные дебри.
- Вот тебе и крылатые! – проговорила я, пристраивая лопату на земле, вернее, забетонированной площадке. – Правильно ты определил место.
Сама не знаю почему, но настроение у меня было замечательное. Хотелось петь и танцевать, даже несмотря на легкую усталость. Видно, все еще продолжала греть мысль о любви Германа.
- Но тайну крылатых откроет полет, - процитировала я на песенный лад. Правда, продолжать не стала, чтобы не расстраивать и без того хмурого Владимира. – Ты чего какой сегодня? – поинтересовалась я, отчасти чтобы привлечь к себе внимание. Всю дорогу Владимир молчал и хмурился. – Тебя что-то смущает?
- Я не чувствую, что клад где-то тут.
Он мирил площадку шагами, осматриваясь по сторонам.
- Думаешь, ошибся с местом?
- Не думаю. Место мы определили правильно. Интуиция меня не обманывает…
Я подошла к невысокому ограждению, стараясь держаться подальше от края. Высоты я всегда немного опасалась. С площадки открывалась панорама поселка. Можно сказать, что он был виден весь, как на ладони.
- Смотри, - позвала я Владимира, – с высоты он похож на дерево. Видишь? Интересно, его специально так строили, или это получилось случайно?
Я прищурила глаза, и сходство с деревом стало еще более очевидным. Дороги - это толстые раскидистые ветки, а застройки – густая листва. Так причудливо получалось. Казалось, что этому дереву уже не одна сотня лет, и что время над ним не властно.
Но что с Владимиром?! Случайно взглянув на него, я поразилась выражению его лица. Он, не мигая, смотрел на поселок, и на лице его была смесь изумления, мрачного торжества и толика испуга.
- Да что с тобой? Давай уже определяться, где может быть зарыт клад.
Хотелось тронуть его за рукав, но я не рискнула. Ни разу до этого я не дотрагивалась до него, и сейчас боялась это сделать. Боялась, что рука провалится в пустоту, и ощущения от этого станут не очень приятными.
- Эй, - позвала я. Он, как будто, забыл о моем существовании. – Ты где сейчас, а?
- Тут нет клада, - наконец ответил он.
- Как нет? И где же он тогда?
К чему это он клонит? Что тут мы найдем очередную подсказку? Не многовато ли стихов? Очередная подсказка станет началом следующего четверостишья, потом еще одно… Он что, поэму написал, когда прятал клад?
Владимир повернул ко мне лицо. Это было лицо совершенно незнакомого мне человека. Даже капли неуверенности, к которой я так привыкла, не осталось. Впервые я видела у него такой осмысленный взгляд.
- Я все вспомнил, - без тени улыбки, не проявляя даже малейшей радости, произнес он. Напротив, получилось у него это как-то грустно.
- Расскажешь?
Я тоже хотела знать правду, какой бы она не оказалась.
- Теперь я точно знаю, где клад. И я помню, как закапывал его и о чем тогда думал…
- Ну и?.. – поторопила я. Не терпелось услышать всю историю от начала и до конца.
- Я тебе обязательно расскажу, только не сейчас, ладно?
- А когда? – Я почувствовала разочарование. Мало того, что мы не нашли клад, так он еще и говорить ничего не собирается. По крайней мере, пока.
- Вечером. Пойдем домой сейчас. Мне нужно как следует все обдумать. Вечером поговорим.
С другой стороны, я его понимала. Если мы близки к находке, значит, его время на земле истекает. Скоро он получит горячо желаемое забвение, или что там следует за жизнью. Наверное, ему действительно есть о чем подумать. И что мне стоит потерпеть до вечера?
- Ок, вечером, так вечером, - согласилась я, в безотчетной попытке поддержать его. – Только, лопату я обратно не потащу!
Маленький ультиматум я считала справедливой мерой наказания за томительные ожидания в течение целого дня. В крайнем случае, если ее кто-то хватится, компенсирую стоимость и все.
_________________

 » Часть 13, заключительная

Кажется, моя история подходит к концу. Вернее, история моего романа. Осталось выкопать клад, и скелет будет полностью завершен. Конечно, сейчас написанное больше напоминало подробный план. Предстояло еще наращивать «мясо», добавлять необходимые подробности и описания. Но, это уже легче сделать, имея завершенный сюжет, с завязкой, основной идеей и развязкой.
Жалко, что так же нельзя поступить с собственной жизнью – стереть все неправильное, подкорректировать неудачные моменты, добавить положительных эмоций…
У моих героев все складывалось хорошо. Те непродолжительные ссоры, что я навязала им, как автор, заканчивались бурными примирениями. С моей жизнью все обстояло сложнее. Думала ли я, когда ехала сюда, что встречу любовь всей своей жизни? Что он окажется таким непростым человеком? Что отношения у нас завяжутся специфические? Да и есть ли у нас отношения?
Одни вопросы, на которые нет ответов. Мое самолюбие подпитывала мысль, что Герман любит, а рассудок все время подсовывал вопрос, что есть ли толк от такой любви?
В любом случае, как бы не сложились наши отношения с Германом, я планировала остаться здесь до завершения работы над романом. Даже самой себе боялась признаться, что мечтаю связать с ним дальнейшую жизнь, что быть рядом и не иметь возможности видеть его, дотрагиваться, будет равносильно пытке. Чем больше я думала об этом, тем больше склонялась к мысли, что время рассудит. Если в итоге Герман, по одному ему известным причинам, решит отказаться от меня, а я не смогу этого выносить, то просто уеду. Владимир к тому времени перестанет удерживать меня, а больше никто не сможет помешать поступить по-своему.
Несмотря на грустные мысли, поработала я на славу и с удовлетворением перелистывала плоды своего труда.
Вечером, как и обещал появился Владимир. Выглядел он так, словно собрался в длительное путешествие, и возле дверей его ожидает собранный в дорогу чемодан. Я судила не по одежде. Тут, как раз, все было, как обычно – заляпанные грязью сапоги, длинный неопределенного темного цвета плащ… Даже волосы и те были привычно растрепаны. Изменилось что-то внутри него, что наложило отпечаток на лицо. Из взгляда исчезла неуверенность, появилась какая-то серьезная сосредоточенность.
Он сел в свое любимое кресло, а я загрустила. Только сейчас подумала, что мне будет не хватать его. То, что раньше было навязанной необходимостью, превратилось в привычное времяпровождение. Мне будет не хватать бесед с ним, даже по обмену колкостями я буду скучать.
- Как прошел день? – поинтересовался он, и я поняла, что ему нужно время, чтобы приступить непосредственно к рассказу.
- Плодотворно, - ответила я. – Растопим камин?
- Как хочешь…
- Хочу.
Я действительно хотела посидеть возле пылающего камина, посмотреть на пляшущие языки пламени и послушать историю его жизни. За то время, что провела в этом доме, я успела поднатореть, и розжиг огня в камине не доставлял уже былых трудностей.
Когда горящие поленья начали уютно потрескивать, объятые веселым пламенем, я забралась с ногами в кресло, укуталась пледом и приготовилась слушать.
- То, что я расскажу, будет мало похоже на сказку на ночь, - грустно улыбнулся Владимир. Наверное, сделал неправильные выводы из моей заинтересованной внешности. Я и не ожидала услышать приятную сказочку со счастливым концом. Просто, хотелось уже узнать правду и расставить все точки над «и».
Владимир медлил, глядя на огонь. Как же ему должно быть тяжело сейчас.
- Я вспомнил все, - наконец заговорил он. – Только сейчас я понимаю, какую никчемную земную жизнь прожил, сколько подлости совершил, - он быстро взглянул на меня и продолжил: - Не подумай, что я прошу сострадания, это не так. Просто хочу, чтобы ты попыталась понять, что если бы мне позволили еще раз прожить жизнь, я бы воспользовался этим шансом и никогда не натворил бы такого…
Мы жили вдвоем с матерью на деньги, которые нам достались от ее отца. Жили довольно состоятельно… Я мог позволить себе учебу в престижном Институте инженеров в Петербурге, хотя в школе не проявлял особых талантов. Единственно, к чему испытывал страсть, - это горы. Четыре года вдали от них были для меня настоящей пыткой, - Владимир усмехнулся, и получилось это у него не очень весело. – Мамаша меня не видела, когда приезжал на каникулы. Все время пропадал в горах. Так мы и познакомились с Михаилом.
- Тем самым другом? – уточнила я, сообразив, что он ни разу не называл друга по имени.
- Да, тем самым. Он страдал тем же заболеванием. Только, в отличие от меня не мог позволить себе учебу в престижном институте. У него была большая семья, семеро по лавкам. Одним словом, бедствовали они, а Михаил перебивался случайными заработками. В то время он был еще хорошим малым…
Я поняла, что имел в виду Владимир, что характер друга сильно изменился, после того, как они нашли клад.
- … А я относился к нему снисходительно, эдакий покровитель, барин недоделанный, - Возле губ Владимира залегли скорбные складки. – Не мог он не замечать этого. Примерно в то же время мы подружились с Ольгой. Она тогда только приехала в наш поселок. Родных у нее не было, сирота. Жила тем, что пекла хлеб и продавала. Как-то так получилось, что сдружились мы все втроем, частенько сидели болтали, а то и по горам вместе лазали. Тогда я и влюбился в нее, почти сразу сделал предложение, - Он замолчал ненадолго, и я подумала, видно память его была сильнее затуманена, чем мы предполагали, раз он только сейчас мне все это рассказывает. – Мне бы тогда заметить, что не любит она меня, что засматривается на Михаила, может, и не случилось бы ничего. Хотя, кто знает, характер у меня уже тогда был отвратительный. Вряд ли позволил бы ей уйти. В общем, согласилась она стать моей женой, видно устала мыкаться одна. Да и Михаил не проявлял к ней никаких чувств. В его голове витал ветер свободы, а большая семья сковывала его по рукам и ногам. Только сейчас я понимаю, как он хотел вырваться из этого круга.
Незадолго до моей свадьбы мы и нашли клад. Сейчас мне кажется, что все было кем-то подстроено. И спрятан-то клад был плохо, просто завален большим камнем, который мы сдвинули на спор.
- Как это? – не поняла я.
- Ну, поспорили, кто сильнее. Увидели первый попавшийся на дороге валун и давай двигать его… Победил Михаил, что меня сильно задело. Вот под этим камнем и увидели неглубокую ямку, а в ней приличных размеров мешок. Знаешь, - он посмотрел на меня, и в глазах его я заметила лихорадочный блеск. Видно, события тех дней вспоминались очень ярко, он как будто снова переживал их. – Мы тогда словно помешались, увидев такое богатство. Чего там только не было – и драгоценности, и золото ломом, и старинные монеты… Почему-то тогда мне показалось, что клад пиратский, только, что он делал в наших горах?
- А когда вы поняли, что клад проклят? – не удержалась и спросила я, хоть и дала себе слово не перебивать.
- Не сразу. Вернее, проклятие уже тогда начало действовать, только поняли мы это позднее. В тот день мы решили, что клад побудет у меня, пока не решим, как воспользоваться им. Я вот сейчас подумал, что реши мы по-другому, и возможно Михаил поступил бы со мной так же, как поступил с ним я. Ведь все это проклятие. Сейчас я в этом уверен. Но, у меня было надежнее – одна мамаша, и та не лезла в мои дела. Именно той ночью я и спрятал клад. Я словно обезумел: сначала не мог на него налюбоваться, а потом решил, что ни с кем не буду делиться, что клад принадлежит мне одному.
- Какой кошмар! – Я представила себе всю степень его мгновенного падения. Это точно было действие проклятия. Его разум помутился, он перестал поступать адекватно.
- Кошмар, правильно ты сказала. Потом начался настоящий кошмар, и длился он почти десять лет, в течение которых я становился все злее, Михаил все больше опускался, а Ольга потихоньку сходила в могилу.
Почти сразу, как я перепрятал клад, умерла моя мамаша. Потом от меня ушла к Михаилу Ольга. Про это ты знаешь, я рассказывал… Мой бывший друг сначала действовал угрозами, потом решил отомстить, переманив у меня невесту, а потом стал унижаться, вымаливать отдать ему причитающуюся половину. А я становился все злее. Стал отшельником. Все мое общение с людьми сводилось к ядовитым плевкам. Я вынашивал план, как разбогатею благодаря кладу и каждый день, неделю, год… откладывал его осуществление. Какая-то священная страсть мешала мне его выкопать и зажить на полную катушку. А, может, я боялся Михаила, который, с упорством помешанного, следил за каждым моим шагом.
- Получается, что находка клада вас обоих обрекла на безумие, - размышляла я. – В этом и был смысл проклятия?
- Получается так. Не просто на безумие, еще и на бедность. После смерти матери я узнал, что от нашего состояния почти ничего не осталось. Последние годы я и жил на эти крохи кое-как. Михаил и того хуже… Дальше ты знаешь, все было так, как я рассказывал раньше.
- Ты не сказал самого главного, где зарыл клад?
- Разве?
Да что это с ним? Неужели и сейчас не может выдать место его нахождения?
Владимир заерзал в кресле. К нему мигом вернулась вся неуверенность, и во взгляде появилась затравленность.
- Где ты зарыл клад? – медленно спросила я, стараясь не разозлить его неосторожным словом.
- Да тут, рядом…
- Поконкретнее, пожалуйста.
Мне было страшно, но я решила идти до конца. На моих глазах он вновь превращался в безумца, каким был когда-то.
- Владимир, посмотри на меня! - спокойно приказала я, стараясь, чтобы голос не выдавал внутреннюю дрожь. Он уставился на меня помутневшими глазами. – Где ты зарыл клад? Назови место!
Он молчал и продолжал бездумно рассматривать меня.
- Да очнись ты! – решилась прикрикнуть я. – Хочешь еще сто лет бродить по земле в виде призрака? Где клад?
Наконец, в глазах его стала проступать осмысленность, одновременно с этим плечи опустились под грузом вековой усталости.
- Я зарыл его в саду Михаила.
- Как?! В его саду, ты ничего не путаешь?
Как же так? Что же двигало им в тот момент? Не иначе, как все то же безумие.
- Я зарыл его под дубом, что рос в его саду.
- И где этот сад?
Осталось совсем чуть-чуть. Скоро я выясню место нахождения клада.
- Рядом с моим домом, во дворе у соседей.
- Постой. Ты говоришь про дом Германа?
Я вспомнила, что там действительно растет дуб. Мне еще показалось странным наличие этого дерева в саду, где столько цветов. Но потом я перестала об этом думать.
- Хочешь сказать, что Михаил жил там?
Что же получается, что когда потомки Михаила покинули дом, туда заселилась семья Германа. Все это время они искали клад, который зарыт у них в саду?
- Его семья и сейчас живет там.
Смысл сказанного дошел до меня не сразу. Ему пришлось продираться сквозь толщу размышлений.
- Что ты сказал? Ты же сказал, они уехали?..
- Я соврал.
- Зачем?
- Что бы ты не путалась с этим!..
Получается Герман потомок Михаила? Вот это да! И Владимир хотел скрыть это? Или он на время отодвинул от меня правду? Нужно спросить у него самого.
- Я еще не сказал самого главного, - проговорил он, после того, как я задала свой вопрос. Мне стало немного страшно. Что еще он может такого сказать, о чем не говорил раньше? – Когда я тебе говорил, что, откапав клад, ты разрушишь проклятье, то сильно преувеличивал.
- В каком смысле? – Мне стало еще страшнее, и по спине побежал холодок.
- В смысле, что я совсем не уверен в этом…
- То есть ты все придумал?
- Не совсем. Я так думаю. Что-то мне подсказывает, что проклятие будет снято, но я совсем не уверен в положительном результате.
Вот засада! Получается, что клад все еще может быть проклят? И нашедший его становится проклят сам? То есть, если я откапаю клад, то, мало того, что могу не спасти Германа и Владимира, так еще и сама оказаться во власти проклятия?
- В любом случае, у тебя нет выбора. Сегодня ночью идем его выкапывать.
Владимир превратился в того Владимира, которого я так привыкла видеть, - надменного и жестокого. Он равнодушно смотрел, как мое лицо из пунцового превращается в бледное.
- Ну и свинья же ты! – процедила я сквозь зубы. – На меня, значит, плевать?
- У меня нет другого выхода. Я должен попробовать. А поэтому, у тебя тоже нет выбора. Сбежать не получится, рассказать этому ничтожеству тоже. Готовься, ночью я приду за тобой. Кстати, - добавил он, уже собравшись исчезнуть, - радуйся, что в погребе есть еще одна лопата, а то пришлось бы тебе идти за ней в магазин.
И он исчез, а я осталась наедине с невеселыми мыслями. А подумать было о чем.
Получается, что в данной истории рискую я одна. В случае неудачи, ни в судьбе Германа, ни в положении Владимира ничего не изменится. Зато, если есть хоть малейший шанс разрушить проклятие, то могу ли я им не воспользоваться? Не должна ли я это сделать ради Германа?
Я думала, думала, пока не зашла в тупик. А потом меня осенило, и я обругала себя тупицей. Что он сказал? Что все равно заставит меня выкопать клад, думай, не думай. Так чего ломать себе голову, которая постепенно начинала болеть. Самое лучшее, что я могла сделать в создавшейся ситуации, это отправиться спать, чтобы набраться сил перед ночным мероприятием.

Все хорошо, что хорошо кончается. Я только надеялась, что и история с кладом закончится хорошо. Ни о чем больше думать не могла, когда шла с лопатой наперевес в сад Германа. Меня даже ночь не пугала. С некоторых пор она стала привычным спутником в моих приключениях или злоключениях, не знаю, какое из определений сюда больше подходит. Фонарь, как необходимый атрибут, болтался на сгибе локтя и периодически больно бил меня в бок, как бы напоминая, что все это мне не снится.
Хорошо хоть дуб рос со стороны дома, где не было окон. Собственно, так, наверное, дело обстояло и сто лет назад. Вряд ли Владимир стал бы закапывать клад перед окнами. А дом, скорее всего, с тех пор не перестраивали, хоть и обложили кирпичом.
На участок мы попали без проблем, калитка запиралась на одну щеколду и не скрипела при открывании. Луна освещала сад, и дорогу к дубу я нашла без помощи фонаря, чему была очень рада. Не хватало еще светом привлечь к себе внимание, разбудить кого-нибудь из хозяев.
Глядя на дом я представляла себе мирно спящего в нем Германа и мечтала оказаться рядом, а не мерзнуть от ночного холода и не пробираться по саду, словно воровка.
Владимир без колебаний определил место, где зарыл клад, и я начала копать под его пристальным наблюдением. Не буду углубляться в подробности и рассказывать, как я это делала. Скажу только, что все то продолжительное время, что я неумело орудовала лопатой, опираясь исключительно на теоретические знания матчасти, Владимир грязно ругался, и со времен института прозвищ у меня прибавилось.
Наконец, почти через час времени, лопата наткнулась на что-то твердое. Вот тогда мне понадобилась помощь фонарика, чтобы убедиться, что никакой это не камень, а действительно мешок из очень плотной ткани. Самое сложное оказалось вытащить его из ямы по причине солидного веса, а потом еще и закидать яму землей. Конечно, хозяева сразу заметят, что кто-то тут копался недавно, но случиться это не сразу, и подозрение вряд ли падет на меня.
Потом предстоял путь домой с дополнительной тяжестью в виде солидного мешка. И лопату я не могла бросить в саду Германа, как на смотровой площадке, не стоило подвергать себя дополнительному риску. Я только тихо радовалась, что расстояние между нашими домами не более ста метров, а не километр или и того больше.
Дома я водрузила мешок на кухонный стол и не сразу справилась с веревкой, которой он был завязан. Все это я проделывала под пристальным наблюдением Владимира.
- Зачем столько морских узлов накрутил? – ворчала я, пытаясь распутать веревку.
- Для надежности, - он переминался рядом и продолжал злиться, так не терпелось ему заглянуть внутрь мешка.
Наконец я распутала хитросплетения веревки, больше напоминающие замысловатый узор макраме, и заглянула внутрь. В первый момент почувствовала себя героиней сказки, которая вместо сокровищ нашла в сундуке черепки. Потом поняла, что драгоценности покрыты слоем грязи и копоти от длительного нахождения в земле.
Я достала одну черную монету и потерла ее кухонным полотенцем, пока она не заблестела золотом. Почему-то в том, что это золото, я не сомневалась.
- Что ты чувствуешь? – спросил Владимир, о существовании которого я на время забыла. Он, оказывается, некоторое время внимательно меня разглядывал.
- В смысле?..
- Ну, что ты чувствуешь, когда рассматриваешь все это богатство?
Я задумалась. Правда, что же я испытываю, разглядывая содержимое мешка? К тому времени передо мной на столе лежали пара брошек, несколько колец и горсть монет. Все это я оттерла тем же полотенцем, и теперь они блестели в свете лампы.
Я поняла, что ничего, кроме любопытства, не испытываю. Интересно было рассматривать эти побрякушки, но, как клад, я их не воспринимала, и уж точно не считала своими. Этими мыслями я и поделилась с Владимиром.
- Хорошо, - удовлетворенно кивнул он. – Проклятие не действует.
- Ты уверен?
Честно говоря, про проклятие в тот момент я вообще не думала. Удивительная беспечность!
- Абсолютно! Если бы оно действовало, ты бы уже попала под его власть.
- Как это?
Неужели так необходимо говорить загадками?! Хоть бы раз сказал так, как есть, не ходил вокруг, да около.
- Если бы ты попала под проклятие, в твоем мозгу уже бы начали происходить перемены, не смогла бы ты так спокойно рассматривать все это богатство. Так было со мной, с Михаилом… Я думаю, так было со всеми, кто держал этот клад до нас.
- Ты хочешь сказать, что клад нашел своего хозяина? – Почему-то от этой мысли мне стало смешно.
- Даже не знаю… - Владимир задумался. – Наверное, впервые клад выкопал человек, которому он абсолютно не нужен.
Скорее всего, Владимир был прав. Мне, действительно, не нужен этот клад. Никакого трепета не испытывала, складывая драгоценности обратно в мешок и крепко завязывая его.
- Слушай, а зачем ты так запутал следы? – Эта мысль внезапно осенила меня. – Зачем нужно было сочинять все эти стихи, оставлять подсказки в разных местах? Не проще было бы нарисовать подробную карту и спрятать ее где-нибудь?
- Трудно сказать… - Владимир почесал голову, и получилось у него это очень по-человечески. Сейчас он меньше всего походил на грозного призрака. – Наверное, даже тогда я не хотел, чтобы клад нашли. Ты не сможешь понять, как все это может подействовать на человека, - Он кивнул на мешок.
- И тем не менее, ты считал, что поступил, как предатель…
- Наверное, я просто не мог так больше жить. Невозможно жить и находиться под двойным проклятием.
- Одно из которых продолжало преследовать тебя и после смерти, - закончила я его мысль.
В который раз мне стала жалко этого запутавшегося человека. Сейчас я относилась к нему именно, как к человеку, будто время отмотало сто лет назад. Никому бы не пожелала прожить такую жизнь! Что видел он в ней хорошего, не считая времени безоблачного детства, которое просто не может быть другим, независимо от того в богатстве ты живешь или в бедности. Трудно предположить, куда он отправится дальше? Я могла только надеяться, что там ему будет лучше.
- А почему ты все еще здесь, как думаешь? – спросила я, отчасти чтобы отвлечься от грустных мыслей.
- Наверное, потому, что задача выполнена не до конца и нужно еще отдать клад семье Михаила. С утра отнесешь его…
- А когда вернусь, тебя уже не будет?
Он не ответил на этот вопрос, да и смысла отвечать не было. Вместо этого он сказал:
- Знаешь, ты очень хороший человек. Только сейчас я понял, как мне повезло, что именно тебя судьба привела в этот дом. И еще… Я рад, что познакомился с тобой. Надеюсь, ты будешь хоть изредка вспоминать заблудившуюся душу, - Он улыбнулся, а у меня на душе потеплело.
Хотелось сказать ему, что тоже буду скучать, что не считаю его плохим человеком, но почему-то не смогла. Вместо этого, первый раз за все время, протянула руку, чтобы дотронуться до него. Хорошо, что не сделала этого раньше, потому что только сейчас, когда пальцы провалились в него, окончательно осознала, что передо мной бестелесный призрак, хоть и довольно очеловеченный с виду.
Утром я отправилась к Герману. Волновалась жутко. Представления не имела, что скажу ему, и как вообще следует вести себя. Мешок с кладом засунула в большую дорожную сумку, чтобы не бросался в глаза.
Открыл дверь заспанный Лешка и сказал, что Герман с утра пораньше отправился на рынок за продуктами. Я обрадовалась, что появилось время на передышку. Все равно, никому другому не смогла бы отдать клад, поэтому решила дождаться его. Пообщалась с тетей Верой и убедилась, что чувствует она себя лучше. Посмотрела в стыдливые глаза Саньки, страдающего от вынужденного лежания в постели. Хорошо хоть боли в ногах уже не было сильной, как он меня заверил, сказал, что Ксюша лечит его хорошо.
Мы сидели с тетей Верой за утренним чаем, когда вернулся нагруженный Герман. Я боялась увидеть выражение недовольства на его лице. Но, ничего подобного не было. Он радостно улыбнулся, хоть и выглядел усталым.
- Я уже сам хотел идти за тобой и звать в гости. Думал, ты вчера придешь…
- Простите, вчера не получилось зайти, - обратилась я не к Герману, а к его маме. Я поняла, что на самом деле желанный гость в их доме, и стало немного неудобно, что не зашла раньше навестить их.
Герман бросил взгляд на мою сумку, стоящую возле порога, и я поняла, что воспитание не позволяет ему проявить любопытство, хоть оно и было «написано» на лице.
- Там… Я… - Я поняла, что никак не могу подобрать слова. – Я там принесла кое-что. Это тебе… Только, сейчас не смотри, - попросила я, видя, что он уже готов заглянуть в сумку, как ребенок под елку в новогоднюю ночь. – Посмотришь, когда уйду, ладно?
Думаю, он и сам догадается, что в мешке. Почему-то мне не хотелось присутствовать при этом. Наверное, где-то в глубине души, я опасалась, что клад может подействовать на него так же, как когда-то на Владимира.
Мы еще пообщались немного за чаем, а потом я засобиралась домой. Герман хотел меня проводить, но я настояла, чтобы он остался дома. Честно говоря, не хотела, чтобы кто-нибудь раньше него заглянул в сумку.
Оказавшись дома, первое, на что обратила внимание, стояла какая-то неестественная тишина. Тут и раньше никто особо не шумел, но сейчас тишина была материальной, если так можно выразиться. Я поняла, что Владимира больше нет. От этой мысли стало очень грустно и легко одновременно. Странное сочетание, понимаю, но именно смесь этих чувств я испытала в первый момент.
Зайдя в комнату, я обнаружила свой ноутбук включенным. Мало того, на экране был открыт вордовский файл и крупными буквами выведено одно единственное слово «Спасибо». Видно, Владимир гораздо чаще наблюдал меня за работой, чем признавался, раз успел поднатореть в компьютерном деле. Мне стало весело и почему-то показалось, что он все еще может видеть меня оттуда, где находится сейчас. Поддавшись порыву, я приветливо помахала рукой в воздухе. А может, это был прощальный жест, сама не знаю. В одном я была твердо уверена, что вековое проклятие, наконец-то, разрушено.
Не ждала Германа так рано. Думала, в лучшем случае, придет он ближе к вечеру. Однако он пришел через час, я как раз только вошла во вкус работы над романом, примирившись с мыслью, что больше никогда не увижу Владимира.
- Чай, кофе?.. – спросила я с порога, лишь бы что-нибудь спросить, потому что выглядел он, мягко говоря, не очень и явно подбирал слова, чтобы начать разговор.
- Нет, - ответил он, подходя ко мне и беря за плечи. – Ты должна мне все объяснить.
- Ты про клад? – задала я вопрос, и прозвучало это как-то по-будничному равнодушно.
- Как ты?.. Где ты нашла его?
Герман выглядел до крайности озадаченным. Складывалось впечатление, что он перестал понимать, что происходит в его жизни. Мне стало немного смешно. Конечно, куда ему все понять? Не он же общался с самым настоящим призраком в течение почти месяца, и не его этот самый призрак упорно заставлял искать клад. Только, как же мне ему все объяснить-то?
- У тебя в саду, - для начала ответила я.
- Так это ты?.. А я-то думал, кто рыл землю под дубом? Для животного слишком большая яма…
- Я бы попросила! Между прочим, яму я засыпала. Да и не такая уж большая она была.
Герман смотрел на меня, и веселость его не заражала. Он по-прежнему оставался серьезным и напряженным.
- Ты можешь мне все объяснить? – практически взмолился он. Я поняла, что нужно попытаться это сделать, если не хочу спровоцировать нервный срыв.
- Ну, история довольно длинная. Если уж рассказывать ее, то сначала и со всеми подробностями.
- Я никуда не спешу.
Герман схватил меня за руку и потащил в комнату. Усадив рядом с собой на диван, он для надежности, а может, повинуясь внезапному порыву, обнял меня за талию, притянул к себе и поцеловал.
- А теперь рассказывай, - приказал он, усаживаясь поудобнее.
Не мудрствуя лукаво, я начала с момента появления в доме. По мере повествования замечала, как меняются эмоции на лице Германа. Сначала оно ничего, кроме изумления и недоверия не выражало. Потом, на нем постепенно стала проступать вера. Наверное, при всем желании, он не мог подумать, что такую невероятную историю я могла придумать. Для этого нужно обладать поистине извращенной фантазией. Мне даже казалось, что моментами он проникался таким же сочувствием к Владимиру, которое испытывала я в свое время. Закончила рассказ я словами:
- Думаю, душа его, наконец, успокоилась.
- Да, уж… Дела… - Герман выглядел немного ошарашенным. Скорее всего, не мог до конца поверить в услышанное, а может просто смысл не усваивался до конца. – Вот кого ты имела в виду, когда сказала, что я тебя не стою. А я все искал подходящий момент, чтобы спросить об этом.
- Несколько раз я была близка к тому, чтобы рассказать тебе обо всем, особенно в ущелье, когда ты так разозлился. Но… он не разрешал. Он даже соврал, что твоя семья живет далеко отсюда, в смысле потомки его друга…
- И это понятно…
- Да?
Интересно, что он хочет сказать этим?
- Знаешь, почему я после той ночи решил, что мы не можем быть вместе?
- Понятия не имею, - ответила я, чувствуя, как в душе возрождается былая обида. Воспоминания еще были слишком свежи.
- Не только он был проклят находкой клада. В моей семье из поколения в поколение передается эта история. Кроме бедности, моя семья была обречена терять мужчин в рассвете сил. Хотя, как я считаю, это уже явилось следствием проклятия. Каждый из них пытался разыскать клад, поэтому и погибали молодыми…
- Да, да… знаю, что ты сейчас скажешь, что не мог позволить себе связаться со мной, не рассчитывая прожить долго, - перебила я.
- Не только поэтому. Как бы тебе объяснить? Дух бедности впитался в мою кровь, понимаешь? Быть может, не найди ты этот клад, я стал бы единственным мужчиной, кто прожил бы до глубокой старости. Но, несчастья бы это не отменило! Оно по-прежнему бы тяготило над нашим родом. Как мог я тебя, такую жизнерадостную, естественную, впутывать во все это? Я бы просто отравил твою жизнь! Больше всего на свете я хотел быть рядом с тобой, и именно этого не должен был делать.
- Давай на минуту забудем, что клад найден, - Я повернулась к Герману и заставила его посмотреть мне в глаза. – Представим, что все, как раньше. Ты – с тяготеющим над тобой проклятьем, и я – нашедшая мужчину своей жизни, любящая до безумия. Как думаешь, что причинило бы мне большее горе: расставание, без объяснения тобой причин, или возможность разделить все тяготы? Ответь, только честно!
- Да как ты не понимаешь!.. – начал было Герман, но я его опять перебила.
- Не пытайся рассуждать. Просто представь себя на моем месте. К чему склоняется твое сердце? Ты бы бросил меня, если бы моя семья находилась в такой ситуации?
- Я нет!
- Тогда, почему ты решил, что я так уж отличаюсь от тебя?
Мне было до глубины души обидно, что он готов был разрушить свое и мое счастье, даже не обсудив этот вопрос. Получается, если бы я не нашла клад, мы бы расстались? Вопрос я задала вслух.
- Нет, - совсем тихо ответил он. – Я бы не смог. Помнишь, как ты плакала, когда привела Ксюху? Тогда я понял, что просто не смогу отказаться от тебя. Чувствовал себя подлецом, ругал эгоистом, и ничего не мог поделать. Я бы все равно пришел и заставил бы тебя простить.
- Ладно. Проехали, - вздохнула я, понимая, что обида не скоро выветрится из моей души. Но и подпитывать ее не стоит. – Хорошо, что все разрешилось. Что собираешься делать с кладом?
- Да я не думал еще, - пожал он плечами.
- А что там по закону? Нашедшему клад до сих пор полагается двадцать пять процентов?
- Наверное, не знаю…
- Скорее всего, - рассуждала я. – Судя по тому, сколько там всего, двадцать пять процентов – это баснословная сумма. Ты станешь очень обеспеченным мужчиной, - первый раз за весь разговор я позволила себе улыбнуться.
- И ты, - Герман прижал меня к себе и долго не отпускал. – Софья, прости меня, пожалуйста, - пробормотал он мне в волосы. – И выходи за меня замуж. Теперь, когда могу обеспечить тебе безбедное существование, не могу сдержаться.
Знал бы ты, что мое существование давным-давно обеспечено моим папочкой! Я тихонько усмехнулась. Пусть пока порадуется, правду я всегда успею ему рассказать.

Эпилог

- Что вы сказали? Можете еще раз повторить, пожалуйста? - Я чувствовала, как рука, удерживающая трубку телефона вспотела от волнения и немного подрагивала. – Да? Спасибо большое! Хорошо, буду ждать.
Я положила трубку и какое-то время пыталась переварить информацию. Как только смысл услышанного дошел до глубин моего сознания, я сорвалась с места и понеслась по огромному дому, в который мы заселились совсем недавно, после того, как были закончены отделочные работы.
- Герман! Герман! Ты где? – кричала я, рискуя свалиться с лестницы и свернуть себе шею. – Мама Вера! – забежала я в гостиную, где свекровь собирала наших годовалых близнецов на прогулку. Хорошо, они уже были в коляске, потому что я подскочила к растерявшейся женщине и закружила ее по комнате. – Мама Вера, а где Герман? У меня для него такая новость, такая!..
- Да тише ты, - засмеялась она. – Перестань кружить меня, а то сердце заходится…
- Ой, простите, пожалуйста, - Я остановилась и виновато взглянула на нее. – С ума сошла от счастья.
- Гера в своем кабинете, готовится к зачету, - смеясь, ответила она. – Не переживай, со мной все в порядке, - заверила она меня, когда я стала осматривать ее с беспокойством. – А что случилось-то?
- Я сначала хочу Герману рассказать, а потом уже всем вам.
Мне, действительно, было очень важно сообщить новость ему первому. И пусть эта новость касалась меня, но рад больше ей будет он. Потому, что именно он мечтал об этом и всячески поддерживал меня.
Стараясь держать себя в руках и не нестись по дому, как ребенок, как даже Леха не носится, я степенно вошла в кабинет Германа и притворила за собой дверь. Сложнее всего было сдерживать губы, которые так и норовили растянуться в счастливую улыбку.
- Не помешаю? – нарочито вежливо поинтересовалась я.
Герман повернулся от стола и протянул мне руки. Я тут же уселась к нему на колени, обняла и поцеловала в шею. Мы всегда так делали, когда рядом больше никого не было.
- Я уже почти закончил, - ответил он и с улыбкой спросил. – А ты чего, какая довольная?
- Отгадай!
- Кто-то приезжает в гости?
- Папа приедет через неделю. У Ксюхи с Санькой тоже скоро каникулы… Не угадал. Думай как следует!
- Ты выиграла в лотерею? – засмеялся он.
- Фууу, бери выше…
- Лешка сегодня ни с кем не подрался? – продолжал допытываться Герман в игриво-шутливой манере.
- Да, ну тебя! Все не то! Ну, подумай, о чем мы только вчера говорили, и я сказала, что не верю в такую возможность?
Герман задумался, приняв серьезное выражение. Потом в его глазах мелькнула так любимое мной удивление, смешанное с радостью. Больше всего любила его именно таким, поэтому и старалась все время удивить.
- Неужели есть положительный результат? Тебя одобрили?
- Именно! – гордо ответила я, задрав подбородок как можно выше. – Они сказали, что я успешно прошла фокус группу, и на днях мне будет выслан договор.
- А что такое фокус группа?
Мне стало смешно. Герман сейчас напоминал ребенка, все время задающего вопросы родителям.
- Это группа психологов, писателей и редакторов, человек десять, которые читают начальные несколько глав романа и одобряют его для дальнейшего рассмотрения. Потом заключается договор, и роман рассматривается целиком. – Я победно смотрела на любимого. – Конечно, это еще не окончательное утверждение, но шансы-то уже гораздо выше!
- Ничего себе! – Герман выглядел потрясенным. – Значит, совсем скоро мы сможем назвать тебя писательницей?
- Надеюсь! А знаешь, что им больше всего понравилось?
- Откуда?
- Твое название.
- В ад с чистой совестью?
- Именно!
В этот момент мне почему-то отчетливо представилась ухмылочка Владимира. А ведь его тоже нужно поблагодарить, что я написала этот роман. Не будь его, не стать бы мне писательницей – Анфисой Масловой. Мысленно я послала ему сигнал горячей благодарности. Надеюсь, он его получил, где бы ни находился.
_________________

мне очень понравилось!
вот уж запутала так запутала нас :-)
за Софью и Германа очень рада!
спасибо за интересный роман!
_________________

Катя, спасибо большое!
Рада, что роман понравился
_________________

Надюша, спасибо за очаровательную историю
Софья и Владимир зажигали всё время ))) Так было интересно читать перепалки.
Рада за семью Германа. Ага, а я говорила, что он потомок друга нашего призрака
Эпилог тоже классный, хорошая пара получилась
___________________________________

Натик, я очень рада, что история с поисками клада понравилась


Думаю, в жизни они могли бы стать друзьями


Спасибо большое! В общем, я довольна тоже
_________________

Привет, Надя!
Ну что я могу сказать! Когда еще не были прочитаны главы, то меня насторожило появление Германа у скалы. Думала, как он там оказался, не следил ли за Софией? Потом-то конечно все прояснилось!
Расстроил тот факт, как Герман отшил Софью, мне это очень не понравилось, было обидно за нее
Клад найден все счастливы
Но вопросик. Был проклят тот, кто меркантилен, он терял рассудок от такого количества богатства, но ведь братья Германа тоже вожделели найти клад, значит, они тоже были подвержены проклятию, если сокровища в полном объеме остались бы в семье Германа?!
Спасибо! Как будто сама искала клад! Особенно загадки пыталась все разгадать

___________________________________

Юля, привет!


Это да


Если бы они нашли клад, то да. А так, проклятие снялось раньше


И тебе спасибо, что читала с интересом!
_________________