-Алиса-:
» Глава 42
Глава 42
Ночь накануне встречи с Раневским Софья не спала. Адам пришел в ее покои, но к близости принуждать не стал. Чартинский уснул, обнимая ее обеими руками, словно даже во сне заявляя свои права на нее. Свечи в подсвечнике догорели и, зашипев, погасли. Софи осторожно высвободилась из объятий князя и отодвинулась от него как можно дальше. Адам что-то пробормотал во сне и, нащупав ее руку, ухватился за тонкое запястье. Уткнувшись лицом в подушку, Софья тихо заплакала: «Боже! Что же я наделала?! Что теперь делать? Ежели Раневский получил письмо, он обязательно придет. Уж таков его характер, не в его правилах отступать. А ежели придет, прямиком на пулю нарвется». Софья вытащила свою ладонь из руки Чартинского и поднялась с постели. Закутавшись в капот, она уселась в кресло около камина с ненавистью глядя на спящего Адама. Чартинский не собирался выполнять поставленных ею условий. Она сама собственными руками подготовила ловушку для Александра.
Софья никогда не входила на половину князя. Для нее порог его комнат был и порогом в их отношениях. И пусть все считали их супругами, но для себя Софи решила, что никогда по собственной воле не войдет к нему. По сути, это обещание самой себе было сродни детской игре: ежели я не сделаю того-то, то не случится того-то и дано оно было, чтобы сохранить хоть какую-то иллюзию независимости от Адама, но нынче, когда на карту было поставлено так многое, было не до смешных условностей, придуманных себе в утешение.
Обсуждая с Адамом условия сделки, она не оговорила самого главного: будущее своих детей. Если Чартинский согласен признать Михала и Анжея своими детьми без всяких оговорок, только тогда, она сама объявит Раневскому, что оставила его по собственной воле и уехала с Адамом без всякого к тому принуждения. В противном случае, она собиралась просить его вернуть ей письмо, и пусть тогда Александр сам разыскивает ее, ежели ему это нужно. Она долго стояла перед дверью, что вела из ее будуара на половину князя, но так и не решилась войти отсюда. Странное ощущение возникло у нее, когда она взялась за ручку двери. Она без малого ощущала себя предательницей, собираясь переступить этот порог, как то сделала бы настоящая княгиня. Потому она вышла в коридор и постучала в двери.
- Entrez! – вздрогнула она от резкого окрика.
Приоткрыв двери, Софья проскользнула в комнату. Сидя за туалетным столиком, Адам чистил дуэльные пистолеты. Щелкнул затвор, Чартинский поднял глаза и, перехватив, ее полный ужаса взгляд, отложил оружие.
- Это, прежде всего, для Вашей же безопасности, София, - попытался успокоить ее Адам.
- Вы намереваетесь убить его, - выдавила она из себя.
- Ежели обстоятельства сложатся таким образом, что ничего другого мне не останется, то да, я сделаю это, - кивнул головой Чартинский. – У меня был шанс избавиться от Раневского в сражении под Можайском, но я его упустил. Ежели Вы откажетесь поехать к месту встречи, я поеду один, - закончил он.
- Вы мерзавец, Адам.
- Я не единожды слышал от Вас об этом, ma chérie, - усмехнулся Чартинский. – Все зависит только от Вас, София. Коли Вы будете достаточно убедительны и сумеете заставить Раневского поверить в то, что оставили его по своей воле, он останется жив.
Хлопнув дверью, Софья выскочила в коридор. Ее всю сотрясала дрожь. Сиюминутное желание отомстить Александру, причинить ему такую же боль, какую испытала сама, обернулось для него смертельной ловушкой. «Я пойду, обязательно пойду, - прикусив костяшки пальцев, чтобы не завыть в голос, дала она себе обещание. – Ежели в моих силах уберечь его от пули, я сделаю это».
***
Пыльная дорога, похожая на серебристую ленту, хорошо просматривалась в призрачном лунном свете. Стук копыт гулко отдавался в ночной тишине. Пару раз Александру показалось, что на этой дороге они с Андреем не одни. Будто бы слышался приглушенный стук копыт где-то неподалеку, как будто кто-то старается следовать за ними на некотором расстоянии, держась обочины дороги, там, где земля помягче. Раневский оглянулся, но не увидел ничего кроме чернеющих на фоне ночного неба деревьев.
- Ты собираешься рассказать Мари? – поинтересовался Завадский.
- Сдается мне, ей уже все известно, - вздохнул Раневский.
- Что ты намерен делать?
- Не знаю, mon ami. Пока не знаю. Я бы многое отдал, чтобы никогда не видеть ее более, но всякий раз, когда я думаю о том, что настала пора положить конец этой связи, вспоминаю ту ночь в Гроткау, залитые кровью простыни и безумный взгляд. Кто поручится, что этого не случится вновь? Конечно, не в моей руке был нож, которым были нанесены те раны, но только моя в том вина. Хотелось бы мне, чтобы той ночи в Москве никогда не было. Единожды оступившись, остаюсь наказанным и по сей день.
Завадский долго молчал и только стук копыт нарушал тишину. Собравшись с мыслями. Андрей заговорил:
- Ты никогда не думал о том, что угрожая покончить с собой, Мари лишь шантажирует тебя?
- Мне бы не хотелось убедиться в обратном, - вздохнул Александр. - Может быть сегодняшняя ночь, наконец, избавит Мари от моего общества, и мне более не придется думать о том.
Андрей придержал жеребца.
- Ты сам знаешь, что это всего лишь ловушка, но все равно собираешься пойти? – покачал он головой.
- Я не могу не пойти. Что ежели Софи придет, а меня там не будет? У меня не будет даже шанса объясниться, хотя она и писала, что не желает выслушивать никаких оправданий.
- Что ежели ты ей более не нужен? – тихо заметил Андрей. – Не то чтобы я верил в это, но…
Раневский промолчал. Доехав до ворот, ведущих на кладбище, всадники спешились.
- Далее я один пойду, - передавая Завадскому поводья, своего гнедого, хмуро бросил Раневский. – Ежели не вернусь через пару часов, не ищи. Уезжай... - André, - остановился Александр, - случиться так, что этой ночи я не переживу, позаботься о Кити. И вот еще. Морозов и Кити... Сашко спрашивал моего дозволения писать ей… Скажи ему, что я был бы рад, видеть его своим родственником.
- Ты будто бы и не собираешься возвращаться...
Раневский пожал плечами:
- C'est la vie. Как говорят французы.
- И все же будь осторожен, - напутствовал его Андрей.
Разглядев, что Раневский и Завадский спешились, Мари неслышно соскользнула с седла своей кобылки. Пытаясь привязать лошадь к тоненькому деревцу, она выронила из рук пистолет. Ей показалось, что звук, с которым он стукнулся о землю, был оглушительно громким. Присев, она принялась шарить руками по земле, пытаясь нащупать его.
Потрепав гнедого по холке, Александр, прихрамывая, шагнул в темноту кладбища. Боясь упустить его из виду, Мари тихо чертыхнулась. Юбка ее амазонки зацепилась за какой-то куст, ткань с треском порвалась, когда она что было силы, дернула ее на себя. Наконец, она нащупала холодный металлический ствол и, сжав его обеими руками, крадучись пустилась вслед за Александром. Она не знала, что собирается делать. Из подслушанного разговора и из письма, написанного женой Раневского, было очевидно, что Софья всего лишь хотела окончательно порвать с супругом, но зная, как Раневский воспринял ее исчезновение, Мари была уверена, что он сделает все возможное и невозможное, чтобы попытаться ее вернуть. Марии пришлось сделать крюк, дабы обойти Андрея, оставшегося с лошадьми у ограды. Гнедой Раневского беспокойно заржал, видимо ощутив ее присутствие неподалеку. Завадский принялся его успокаивать, а Мари между тем проскользнула на кладбище через пролом в стене.
Пройдя между рядами захоронений, Раневский разглядел темный силуэт часовни за кладбищенской оградой. Его неровные шаги гулко прозвучали во мраке под старинными сводами.
У разрушенного алтаря стоял зажженный фонарь. Софья откинула с лица капюшон темного плаща и шагнула ему навстречу.
- Вы пришли, Alexandre. Вы все-таки пришли.
- Вы ждали, что я откажусь от возможности увидеться с Вами, прочитав Ваше письмо, Софи? – мягко улыбнулся Раневский.
Было так странно видеть ее, спустя столько времени. Все было так обыденно, будто они расстались не на два года, а всего лишь на пару дней, будто не было тяжелых военных походов, бессонных ночей, беспокойных дум, не взорвались фейерверком далекие холодные звезды в ночном небосводе, только сердце забилось часто и тяжело, только ком встал в горле. Желание коснуться ее, сжать в объятьях, убедиться, что перед ним не бесплотное видение, но она сама, живая, теплая, нежная было неодолимым. Александр сделал несколько шагов к ней и остановился, когда из-за спины Софьи выступила темная фигура. Софи подняла фонарь, и его призрачный свет осветил лицо Чартинского.
- Значит, это правда? – застыл на месте Раневский.
Софья кивнула головой.
- Все так, как я написала Вам. Вы свободны от каких бы то ни было обязательств, Alexandre. На будущей седмице мы с Адамом уедем из Парижа. Надеюсь, наши пути с Вами более никогда не пересекутся. Прошу Вас, оставьте меня. Дайте мне жить с тем, кого люблю, - рука Софьи в белой перчатке легла на плечо Чартинского.
Александр сглотнул ком в горле. Каждое ее слово, сказанное в тиши разрушенной часовни, камнем ложилось на сердце:
- Ну что же, ma chérie. Мне остается лишь пожелать Вам счастья, - голос Раневского чуть дрогнул, выдавая его с головой.
- Возможно, Вы думаете, что я такая же, как моя мать, - тихо обронила Софья, - ведь яблоко от яблони недалеко падает.
- Ошибаетесь, Софи. Ваша мать была ангелом. Ее просто оклеветали и у меня есть тому доказательство.
Софья тихо ахнула. Она хотела было подойти к Раневскому, но Адам сжал ее локоть пальцами, будто тисками. Вспомнив про пистолет в его руке, она осталась на месте.
- Возможно, так и есть, - отозвалась она, - но для нас с Вами это более не имеет никакого значения.
До самого конца не хотелось верить в предательство. Мелькнула в голове мысль о том, что все сказанное Софьей – вынужденная ложь. Возможно, у Чартинского есть что-то, чем он может удержать ее подле себя. Сделав вид, что собирается уйти, Александр шагнув в тень полуразрушенной колоны. Шорох у входа заставил его обернуться и вновь выйти из тени на свет. Войдя в часовню, Мари подняла пистолет, направив его в грудь Раневского и сжимая рукоять двумя руками.
- Неужели ты думал, что можешь оставить меня здесь в Париже, а сам уехать с нею, - сбивчиво заговорила она, кивнув в сторону, застывшей в страхе Софьи. – Впрочем, ты ведь пойдешь за ней на край света, пока она жива. Так может мне не тебя следует убить, а…
Мари развернулась, направив дуло пистолета уже на Софью. Звук взводимого курка был слишком громким в ночной тиши. Оттолкнув Софью, Адам шагнул вперед, и в этот момент грохнул выстрел. Схватившись за грудь, Чартинский осел на холодный каменный пол, громко завизжала Софья. Раневский метнулся к ней, но Адам слабеющей рукой вскинул пистолет и выстрелил. Пуля угодила в грудь, чуть ниже ключицы.
- Дьявол Вас побери, Мари! – выругался Раневский, упав на одно колено. Бедро тотчас отозвалось ноющей болью.
Софья опустилась на колени подле Адама. Слезы повисли на длинных ресницах. Князь был еще жив. Со стоном поднявшись, Александр, зажимая рану ладонью, шатаясь сделал несколько шагов и присел подле Чартинского. Другая его рука повисла как плеть.
- Расстегните сюртук, - бросил он Софье. – Зажмите чем-нибудь рану.
Опомнившись, Софья, подняла юбки и оторвала широкую полосу от подола сорочки. Дрожащими пальцами она принялась расстегивать сюртук Адама. Пуговицы выскальзывали из непослушных рук.
- Быстрее, Софи. Он истечет кровью, - подгонял ее Раневский.
Софья подняла на него глаза, полные слез. На белом колете Раневского расползалось алое пятно крови.
- Вам тоже нужна помощь, - всхлипнула она.
- Рана не смертельная, - отозвался Раневский. – Бывало и хуже.
Где-то за спиной тихо, как побитая собака, скулила Мари.
Услышав выстрелы, Андрей вопреки всем данным обещаниям, не разбирая дороги, едва ли не бегом пустился через кладбище. Ему понадобилось чуть менее четверти часа, чтобы разыскать часовню.
- Раневский! – вбегая в полуразрушенное строение, позвал он.
- Я здесь, - стиснув зубы, отозвался Александр. – André, уведи Мари. Быстрее, прошу. Нужна коляска и врач. Возвращайтесь в Париж. Найди Кохмана.
Разглядев на полу подле Мари дуэльный пистолет Раневского, тот самый, что Александр чистил днем, но так и не взял с собой, Андрей мгновенно догадался о том, что произошло. Подхватив под локоть Марию, Завадский поднял ее с пола:
- Идемте, сударыня. Вы достаточно бед натворили уже.
Вцепившись в его руку, Мари тихо завыла:
- Я не хотела его убивать. Не хотела.
- Я знаю, - раздраженно вздохнул Завадский. – Вы намеревались убить мою сестру и поверьте, это печалит меня куда больше. Не скрою, что не стану оплакивать смерть князя Чартинского, но кому-то придется ответить за это.
Адам тихо простонал, когда Софья приложила к его ране скомканный обрывок своей сорочки.
- Ваше сиятельство, - слабым голосом окликнул он Завадского. – Вам надобно найти как можно скорее еще одного секунданта. Не могу допустить, чтобы решили, будто я умер от руки женщины, - попытался усмехнуться Чартинский, но тотчас скривился от боли.
- Молчите, - попытался приподнять его одной рукой Раневский.
- Полно, я немало повидал ранений, - закашлялся Чартинский. – Я не жилец, Александр Сергеевич. Вы ранены, я скоро умру, все это дело легко можно представить, как дуэль, коли у Вас найдутся нужные люди, способные держать язык за зубами.
Столь длинная фраза утомила его. Чартинский закашлялся, и тонкая струйка крови стекла из уголка побелевших губ ему на подбородок.
- Вам не стоит говорить сейчас, - тихо прошептала Софья, стягивая с руки перепачканную кровью князя перчатку и касаясь его щеки. – Андрей привезет врача. Все будет хорошо.
- Экипаж у южных ворот, - простонал Адам, теряя сознание.
Раневский тяжело вздохнул. Рану нестерпимо пекло будто огнем:
- Я не смогу его поднять, - глядя в бледное лицо Софьи, покачал головой Александр.
- Я помогу, - выпустив руку Мари, подошел Андрей.
- Ежели не хотите остаться здесь в одиночестве, ступайте следом, - стиснув зубы, пробормотал Раневский, поднимая вместе с Андреем, впавшего в беспамятство Адама. Путаясь в юбках и спотыкаясь, Мари последовала за Раневским и Завадским. Софья замыкала сие шествие, держа в руках фонарь.
Превозмогая боль, Александр вместе с Андреем дотащил Чартинского до южных ворот кладбища. Возница, спрыгнув с козел, устремился им навстречу. Разглядев в раненном хозяина, Гастон, забормотал что-то на непонятном Софи диалекте. Прикрикнув на юношу, Софья распахнула дверцу кареты. Слуга кинулся помогать втащить раненного в экипаж. Адама устроили на сидении так, что голова его покоилась на коленях у Софьи. Раневский забрался следом, предварительно объяснив перепуганному слуге Чартинского, куда их отвезти. Мари рванулась к экипажу, но Андрей удержал ее, схватив за руку чуть повыше локтя.
- Я должна быть с ним, он ранен, - попыталась она вырвать свою руку у Завадского.
- Вам там не место, сударыня, - холодно оборвал ее Завадский. – Мы поедем верхом. Где Ваша лошадь?
Подчинившись его воле, Мари побрела обратно через кладбище к тому месту, где оставались лошади Раневского, графа Завадского и ее собственная кобылка.
- Что теперь со мною будет? – тихо спросила она.
Андрей промолчал. Только его рука на ее локте чуть сильнее сжалась.
- Я знаю, что Вы недолюбливаете меня, Ваше сиятельство, - вздохнула она. – Осуждаете…
- Мари, - остановился Андрей, - неужели у Вас совсем не осталось хоть капли гордости? – глядя ей в глаза в призрачном свете луны, тихо спросил он. – Он ведь Вас совсем не любит. Только и думает о том, как бы порвать с Вами.
- Что мне с той гордости? - усмехнулась Мари. – Я не могу жить без него. Вам того не понять, - вздохнула она.
- Отчего же? Я могу Вас понять, но не могу принять Ваших поступков. Никто не виноват в том, что с Вами случилось. Только Вы сами тому виной. Я знаю, что Раневский винит себя во всем, но ведь он Вам ничего не обещал.
- Это был мой выбор, - согласно кивнула головой Мари.
- Значит, Вам и отвечать за Ваш выбор, - беря ее под руку, отозвался Андрей.
- Меня будут судить? – испуганно вздрогнула она.
- Не ожидал подобного благородства от Чартинского, - вздохнул Андрей, - но ежели дело представить так, как он предложил, то Вашего имени даже упоминать не станут, хоть Вы того и не заслуживаете, - тихо добавил Завадский.
Далее они прошли в полном молчании. Идти по ночному кладбищу было страшно, но еще более страшно становилось Мари, когда она думала о том, что сделала нынешней ночью. Страшно было от того, какими глазами смотрел на нее Раневский – лед и презрение. Она часто замечала подобный взгляд у него, обращенный к ней, но еще больнее было видеть в его глазах жалость. Страшно было от мыслей, что и в самом деле могла его убить. Ведь тогда в душе полыхала ненависть с такой силой, что нажать на курок пистолета, направленного ему в грудь было бы совсем не трудно. Он бы непременно упал, ведь она целилась в самое сердце, и эти пронзительные синие глаза застыли, сделались бы мертвыми и стали еще холоднее. От этих мыслей холод пробрал Мари до костей. Она остановилась, вздрогнула, выдернула свой локоть из хватки Завадского и обхватила себя руками за плечи. Слезы жгли глаза: «Может, права была тетка, и не надобно было уезжать вслед за ним. Сколько всего пережила. Казалось бы, ни на одну жизнь хватило бы горя и печали».
- Мари! - Андрей уставился на нее пристальным взглядом, в резком окрике сквозило раздражение.
«Боже, никому, никому я не нужна!» - слезы полились по бледным щекам нескончаемым потоком.
- Мари, - голос Завадского смягчился, - не время слезы лить.
Сильные руки обняли хрупкие вздрагивающие плечи.
- Он никогда меня не простит?
Андрей медленно наклонил голову в знак согласия.
- Он никогда не был Вашим, Мари.
- Тогда оставьте меня здесь, - прошептала она. – Я не хочу возвращаться, не хочу видеть ненависть и презрение в его глазах.
- Полно, Мари. Все мы совершаем ошибки. Имейте смелость отвечать за них. Для Вас лучше всего будет уехать, как можно скорее. Возвращайтесь в Россию, все образуется со временем. Время, как известно, лечит любые раны.
Мария отрицательно качнула головой:
- Я никогда его не забуду. Вы хороший, André. Очень хороший, - прошептала она. – Ваша жена, должно быть, счастливейшая женщина на земле.
Завадский нахмурился и ничего не ответил. Надин часто писала ему, но учитывая сложности с доставкой почты, ее письма иногда приходили сразу по нескольку штук. Ему очень хотелось верить в искренность ее слов о том, что скучает и считает дни до встречи с ним, но в ответ так и не смог написать ни слова о любви. Слишком сильна была обида, слишком тяжело было преодолеть в себе недоверие к ней, слишком ярко в его памяти отпечатались ее слова о любви к Раневскому. Писал о том, что жив и здоров, писал о местах, где они побывали, подробно описывая красоту прусской осени, мягкую австрийскую зиму.
- Идемте, Мари, - подал он руку madame Домбровской.
Завадский помог Мари взобраться в седло ее кобылки и, взяв в руки повод жеребца Раневского, направился вместе со своей невольной спутницей к Парижу.
По дороге в Париж, Адам пришел в себя. Чартинский ничуть не удивился, разглядев в полутьме экипажа Раневского. У него не было сомнений, что жить ему осталось недолго. Все тело трясло в ознобе, чудовищная слабость не давала пошевелиться. Игнорируя присутствие полковника, он взял за руку Софью. Ему хотелось верить, что слезы, повисшие на ее пушистых ресницах, проливаются о нем.
- София, мне жаль…
- Молчите, Адам, - прошептала в ответ Софи, чуть сжав его холодную ладонь.
- София, берегите мое дитя… - простонал, закрывая глаза.
Невыносимо хотелось спать, соскользнуть в темную бездну, что так и манила, но в то же время знал, что это будет конец, что от этого сна ему уже никогда не очнуться. Он все же успел заметить, как сжались губы Раневского, когда он просил Софью позаботиться о будущем ребенке. Он знал, что этими словами причинил ему боль куда более сильную, чем та, что терзала сейчас его самого, потому как ему недолго осталось переносить физические страдания, а Раневскому придется жить с этим до конца дней. Когда-то Софья обманула его, выдав детей Александра за его собственных, потому ему захотелось, чтобы Раневский непременно узнал о том, чье дитя она носит сейчас. Вскоре достигли бульвара Сен-Мартен. Колеса экипажа загрохотали по булыжной мостовой полночных улиц столицы. Карета остановилась. Появились люди с фонарями. Морозов помог выбраться из экипажа Раневскому, молча подал руку Софье, а потом вместе с Гастоном перенес истекающего кровью князя в дом. Адама устроили на диване в гостиной. Спустя четверть часа Кохман уже осматривал раненного. Тимошка, как смог перевязал рану полковника, пока тот дожидался своей очереди.
- Что за блажь, господа, стреляться посреди ночи? - ворчал Кохман.
Чартинский попытался ответить, но закашлялся.
- Молчите, Ваше сиятельство, - шикнул на него Кохман. – Рана серьезная, я не могу ничего обещать Вам.
Выйдя из гостиной в столовую, где расположились остальные участники сегодняшней трагедии, Кохман удрученно покачал головой на вопросительный взгляд Софьи:
- Вряд ли он доживет до утра, Софья Михайловна, - губы доктора презрительно сжались, когда он произнес имя Софьи. – Надобно бы священника позвать. Полковник, я бы хотел осмотреть Вашу рану, - повернулся он к Раневскому.
- Позже, - стиснув зубы, прошептал Раневский. – Вы разве не пойдете к нему? – перевел он взгляд на Софью.
Софья вспыхнула под пристальным взглядом холодных синих глаз и, поднявшись со своего места, торопливо вышла из столовой. Андрей только что привез madame Домбровскую, и Софи столкнулась с ними в передней, когда шла через коридор в гостиную, где Адам отсчитывал последние часы своей жизни. Мари посторонилась, пропуская ее. Остановившись, Софья хотела было высказать, все, что она думала о ней, но Андрей помешал. Подхватив Мари под локоток, он поспешно потащил ее к лестнице. Поднимаясь по ступеням, Мари несколько раз обернулась. Софья показалось, что она прочла по губам женщины: «Прости». Но в душе не было сил простить, не было сил даже смотреть на нее. Отвернувшись, она продолжила свой путь и толкнула двери, ведущую в гостиную. При ее появлении длинные ресницы Чартинского вспорхнули вверх, лихорадочно блестевшие глаза, уставились на нее:
- Все случилось так, как Вы того хотели, София, - хрипло прошептал он. – Помнится, Вы говорили, что желали мне смерти.
- Я не хотела, - присаживаясь в кресло подле дивана, на котором лежал князь, отозвалась Софья. – То со зла было сказано.
- Мне недолго осталось. Не оставляйте меня, - прошептал Чартинский.
- Я не уйду, Адам, - Софья нашла в себе в силы, взять в руки его холодную ладонь. – За священником уже послали, - тихо добавила она.
- Не нужно, - выдохнул Адам, - я не собираюсь каяться.
С первым лучом солнца князь Чартинский испустил свой последний вздох. Его тело погрузили в экипаж. Софье предстояло сообщить княгине Луизе и Фелисии о смерти единственного сына и брата. Андрей вызвался поехать с ней, а Раневского она так больше и не увидела. Ранним утром, едва рассвело, Александра арестовали и увезли к коменданту, коим был назначен генерал Шеншин.
***
...