diamond:
Мы поехали туда ненадолго летом после возвращения Джо из Австралии. Мне пришлось оставить его там в руках красотки Мишель Блич, потом ко мне домой заявился Лукас, и я сама для себя поняла, что все еще люблю его, так что между мной и Джо все было не так уж радужно. Разговоры по спутнику накаляли обстановку. Наконец мы договорились встретиться в Дорсете после окончания съемок и недельку побыть там вдвоем. И эта передышка оказалась райским блаженством, как раз тем, что было нужно.
— Думаешь, стоит купить там летний домик? — косится на меня Джо, снова касаясь шестом дна и отталкиваясь.
— Я буду скучать по нашему, если мы купим другой, — морщу нос я.
— Я надеялся, что ты это скажешь, — улыбается Джо.
— Почему? — не понимаю я.
— Я купил наш домик. Для тебя.
— Что? — Если бы я стояла на корме, без сомнения грохнулась бы в реку. — Но ведь владельцы не хотели его продавать? — Год назад я им звонила.
— Не хотели, — беззаботно отвечает Джо. — Но я, как ты предлагала, привлек юристов, и те их уговорили.
Пейдж Тун "Одно идеальное Рождество"
Elenawatson:
Бедность не замечаешь, пока не сравниваешь ее с богатством. Наблюдая, как французы доставали из своего автомобиля продукты, изумляясь роскоши их одеяний, он пришел к выводу, что жизнь его семьи и вправду была нищенской.
Но что он мог сделать?
Куда пойти, не имея ничего за душой? О легендарном Гаселе Сайяхе, Охотнике, все забыли, а сами они ничего из себя не представляют. Везде они будут париями – без денег и специальности. Годны-то лишь на то, чтобы ходить за скотом да грузить кирпичи, без малейшего шанса пробиться в тот мир, где люди умеют водить автомобили, управлять самолетами и обращаться с мудреными приборами.
Они безнадежно отстали от времени, и это время с каждым днем ускорялось все больше и больше.
Пропасть, пролегавшая между туарегами и остальными народами планеты, расширялась с невиданной скоростью, и Гасель Сайях, сын Гаселя Сайяха, был убежден, что попытка перепрыгнуть на другую сторону означала бы то же самое, что кинуться в бездну вниз головой.
У туарегов не оставалось другого выхода, как топтаться на одном месте, пока они не исчезнут окончательно, и Гаселю больно было согласиться с тем, что он принадлежит к потерянному поколению.
Альберто Васкес-Фигероа "Туарег 2"
diamond:
Если Чарли — это Моррис, то кто тогда, черт побери, Тимо?
Ответ нахожу в следующем блокноте.
Никки было шестнадцать, когда ее родители развелись и отец — французский шеф-повар — принял предложение поработать в пятизвездочном отеле в Таиланде. Никки и ее сестра были безутешны, но горе Кейт со временем переросло в гнев, а Никки ужасно скучала по папе. Когда он пригласил дочерей к себе на Рождество, Кейт — будучи на три года старше Никки, — отказалась, решив остаться на праздники дома с мамой, так что Никки поехала одна.
Тогда Никки и Чарли просто дружили, хотя Никки была в него влюблена. Она недавно рассталась со своим парнем — малолетним засранцем по имени Сэмюел, который лишил ее девственности, а потом так долго морочил ей голову, что, читая об этом, я мысленно кричала ей: «Брось этого придурка!» несколько недель.
Вернее, страниц. Честно, ее дневники захватывают — я погрузилась в них по уши.
Пейдж Тун "Последний кусочек моего сердца"
ИнВериал:
Я распрощался, чувствуя себя исцеленным. И то, что в этот час я вновь, теперь уже навсегда, обручился с другой беспомощной и отвергнутой, уже не казалось мне жертвой. Нет, здоровые, сильные, гордые, веселые не умеют любить — зачем им это? Они принимают любовь и поклонение как должное, высокомерно и равнодушно. Если человек отдает им всего себя, они не видят в этом смысла и счастья целой жизни; нет, для них это всего лишь некое добавление к их личности, что-то вроде украшения в волосах или браслета. Лишь обделенным судьбой, лишь униженным, слабым, некрасивым, отверженным можно действительно помочь любовью. Тот, кто отдает им свою жизнь, возмещает им все, что у них отнято. Только они умеют по-настоящему любить и принимать любовь, только они знают, как нужно любить: со смирением и благодарностью.
"Нетерпение сердца" Стефан Цвейг
diamond:
В тот день казалось, что мое сердце разрывалось снова и снова. Я так и не переступаю порог дома Хемингуэя. Мне слишком грустно, чтобы изображать браваду перед Марти с Бриджит. А еще я чувствую себя униженной. Вот почему запрыгиваю в проезжавшее мимо такси и возвращаюсь в наш отель. В один присест из глаз неудержимым потоком льются слезы за целых полторы недели, и я усаживаюсь на диван. Уходит половина рулона туалетной бумаги, прежде чем я успокаиваюсь.
Не могу больше использовать Лео как отвлечение от измены мужа. Но потрясенно осознаю, что при мысли о Лео боль сильнее, чем когда думаю о Мэтью. Хотя, понимаю, боль ненастоящая. Просто более насущная. Кажется, меня печалит утрата отдушины.
Послезавтра я покидаю Ки-Уэст. Последнее погружение с Лео намечено на завтра. Накрывает странное предчувствие, что он даже не появится, и я уверена, это меня серьезно подкосит. Перспектива провести пару деньков в Майами вовсе не прельщает, но, может, это то, что мне нужно. Последняя... отдушина.
Как возвращаться домой? У этой шлюхи от него ребенок... До родов всего пять с половиной недель! Снова заливаюсь слезами. Мэтью непременно захочет его увидеть. Ребенка. Разумеется, после теста ДНК. Цепляюсь за последнюю ниточку надежды, что, возможно, ребенок не его. Тогда, вероятно, я смогу простить Мэтью. Не исключено.
Пейдж Тун "Самый долгий отпуск"
Elenawatson:
Хотя нет ничего желаннее освобождения от страданий, при этом нет ничего страшнее утраты опоры.
Лорет Энн Уайт "Тайна пациента"
diamond:
Нахожу маму в глубине сада: она разглядывает розу, что за много лет оплела ветки старой яблони.
— Все нормально? — спрашиваю я.
Резко кивнув, она отворачивается.
— Ты плачешь? Мама! — восклицаю с тревогой, обойдя ее, чтобы встретиться с ней взглядом. — Что случилось?
— О, не знаю, Рози, — сетует мама, качая головой, но по-прежнему отводит глаза. Вместо этого она пристально смотрит на розу — мою розу. Мне стукнуло восемь, когда мы ее посадили, и я поинтересовалась, можем ли мы называть ее моей. Теперь она столь тесно переплелась с яблоней, что кажется едва ли не ее частью. Нынче роза наделяет яблоню вторым цветением в году: ярко-оранжевым взамен бледно-розовых весенних цветков.
— Из-за всего этого меня мучают сомнения, — бормочет мама.
— Давай присядем, — настаиваю я, отводя ее через газон к креслам на террасе. Сад в самом цвету, настоящее буйство ярко-красных, огненно-оранжевых и насыщенно-розовых оттенков. Пододвигаю для мамы кресло и беру одно для себя.
— Какие еще сомнения? — ненавязчиво интересуюсь, положив ноги на холодное кованое железо кофейного столика.
— Из-за дома. И сада. — Мама снова уныло качает головой. — Они хранят так много воспоминаний. Не знаю, готова ли я с ними расстаться.
В груди нарастает ощущение, близкое к беспокойству. Мы зашли слишком далеко. Так будет правильно. Разве нет?
Пейдж Тун "Тот, в кого мы все влюбились"
Elenawatson:
Существуют тихие битвы, ведомые ежедневно, и полем брани для них служат наши сердца.
Чарльз Диккенс «Рождественские истории»
diamond:
В ожидании прихода Бена следующим утром время тянется невыносимо медленно. Когда он все еще не появляется к обеду, я готова рвать на себе волосы.
— Где Бен? — наконец решаюсь спросить я у Джанин, когда она заходит в медпункт проверить Оливию. Я торчала там в надежде, что рано или поздно Бен туда заявится.
— Он звонил и сказал, что приболел, — отвечает она.
— Правда? — Неужели врач нашел у него что-то серьезное?
— Ничего страшного, — заверяет Джанин, увидев мою реакцию. — Съел вчера на ужин что-то не то и отравился.
Но мы ели одно и то же, а я себя хорошо чувствую.
На следующий день наступает суббота. Обычно это мой выходной, но, поскольку в воскресенье мы с Беном собрались на рыбалку, я договорилась с Труди поменяться сменами. Меня привозит мама, так как Майкл отсыпается.
Я сразу направляюсь к лофтам с коалами, чтобы узнать, нет ли там Бена.
— Бен все еще болеет? — уточняю я у Джанин.
— Нет, он здесь. Ветеринар приедет осмотреть одного из вомбатов, и Бен ушел его встретить.
Пейдж Тун "Фотографии Лили"
Elenawatson:
Мирья выпустила кота наружу.
— Пошел крыс ловить, — сказала она.
— Я не видел тут ни одной крысы, — проговорил Йоаким.
— Это потому, что крысы умнее тебя.
Юхан Теорин "Ночной шторм"
diamond:
Клементина запрокинула голову и взглянула на дерновую крышу лачуги, на которой проросла целая клумба душистых розовых флоксов, распустившихся накануне вечером. Крыша из цветов. Сказочный образ заставил Клементину улыбнуться.
Грозу, разразившуюся прошлой ночью, унес вихрь, и теперь солнце сияло посреди неба, слишком голубого, чтобы быть настоящим. Если бы не неугомонный ветер, это был бы восхитительный день.
Клементина взяла ковш и спустилась на луг к югу от дома, чтобы собрать землянику, пока ее не съели сойки и дятлы. Красный сок окрасил пальцы, губы и язык миссис Маккуин. Ягоды оказались настолько же сладкими, насколько благоухающими были растущие на крыше флоксы, однако для раннего утра сочетание вкуса и аромата явилось чрезмерно приторными, и от тошноты у Клементины скрутило живот.
Из дома доносился шум голосов, и Клементина остановилась у двери. В это время дня Гас и его брат обычно пасли коров, не позволяя скоту покидать пределы пастбища, а Железному Носу – заступать границу.
– Ты уверен, что у него было бешенство, Зак? Может ты просто пристрелил пса, поскольку…
– Да, у него было бешенство.
Гас испустил долгий судорожный вздох.
– Что ж, в таком случае ты не считаешь, что сейчас у нее тоже уже должны были проявиться признаки?
Пенелопа Уильямсон "Сердце Запада"
Elenawatson:
Что ж, взрослые вечно боятся того, что не представляет никакой опасности само по себе, если только не вмешается чья-то злая воля или не будет допущено преступное небрежение. Да, эти самые осторожные взрослые оказались удивительно беспечны, когда нам, детям, действительно грозила беда. И неудивительно, ведь они, в отличие от нас, хотя и тешат себя сказками о призраках и упырях, обитающих в доме, давным-давно перестали прислушиваться к необъяснимым шагам в темноте.
Джон Хардинг "Флоренс и Джайлс"
diamond:
Ничего не сломано. Шишка на голове, пара ушибленных ребер, но ничего не сломано. Он остался жив, даже без единого перелома, и солнце взошло на утро как ни в чем не бывало.
Уже с час собиралась гроза, над головой тяжело нависало небо – серое, словно корка сырой золы. Но раскаленные солнцем каменные ступени Благотворительной больницы, на которых, дрожа, стоял Дейман Рурк, испускали волны жгучего жара.
На улице его ждал Фиорелло Пранковски, опершись о крыло припаркованной патрульной машины. Рурк застыл на месте, не в силах отвести взгляда от лагерстремий, выстроившихся вдоль тротуара. Громыхнул гром, тучи потемнели и надвинулись на него, гнетущие и адски горячие, но изнутри его бил ледяной озноб.
– Ты как, в порядке?
Рурк моргнул. Он не видел, чтобы Фио поднимался по ступенькам. Время словно рвано пульсировало, ударяя в голову.
Фио, щурясь, оглядел напарника, задержавшись на измученном лице. Похоже, увиденное его обеспокоило.
– Сказали, что у тебя сотрясение и ребра сломаны или вроде того. Ты уверен, что тебе уже можно вставать?
Пенелопа Уильямсон "Смертные грехи"
Elenawatson:
Нюся сглотнула. И приникла к заветной фляге. Дядькин самогон был крепким. Зато и действовал моментально.
— Не бойся, Нюся. — Некромант воспользовался мгновением женской слабости, чтобы Нюсю обнять. Она же не стала противиться, здраво рассудив, что дать в глаз за лишние вольности всегда успеет. — Я тебя защитю! Тьфу ты… защищу…
И, окинув разомлевшим взглядом Нюсины обильные прелести, добавил тихо:
— Защищу… затащу…
— Куда это ты меня затащить собрался? — поинтересовалась Нюся.
— Так это… под венец! — нашелся некромантус, и идея сия показалась донельзя здравою. А и вправду, как это прежде он не додумался до такой очевидной мысли: пора жениться!
Князь он будущий или так, хвост собачий?
Карина Демина "Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди"