"Помечтай немножко" или клуб поклонниц С.Э.Филлипс

Когда Далли встал к мячу и зрители поняли, что он собирается делать, на трибунах поднялся ропот недоверия. Лицо Никлоса было по-прежнему бесстрастно. Может быть, он и думал, что Далли совершает ошибку, но сумел сдержать свои эмоции.
«Тебе никогда этого не сделать», — прошептал Медведь.
«А вот увидишь!» — ответил Далли.
Его клэб ударил по мячу. Мяч взвился в небо по крутой траектории, набрал высоту и словно завис над водой — над центром озера, проклятого Беном Хоганом, Арнольдом Палмером и многими другими легендарными игроками. Казалось, мяч уже вечность витал в небесах, но вот он начал спускаться, еще не миновав озера. Зрители затаили дыхание, их тела застыли, как в старых научно-фантастических фильмах. Далли стоял как статуя, наблюдая медленное, зловещее снижение. На заднем плане флаг, на котором был отпечатан номер восемнадцать, слегка пошевелился от порыва ветра. Казалось, что во всей Вселенной двигались только флаг и мяч.
Из толпы раздался стон, а потом на Далли обрушился оглушительный шквал возгласов, когда мяч пролетел над берегом озера и, ударившись о грин, слегка подпрыгнул и остановился как вкопанный в трех метрах от флага.
Сив перебросил свой мяч на грин вторым клэбом, потом удрученно покачал головой и ушел на край. Джек героически ударил с расстояния в двадцать метров — мяч скользнул по лунке, но не упал в нее Далли остался один. Ему надо было послать мяч в лунку всего лишь с трех метров, но он ощутил страшную моральную и физическую усталость. Он знал, что если попадет в лунку, то выиграет турнир, а если промажет, то сравняется с Джеком.
Он обернулся к Франческе, и снова ее прелестные губы вымолвили только одно слово: «Пожалуйста!»
Даже падая от усталости, Далли не мог ее разочаровать.

*****************************************
Далли поднял руки, сжимая в кулаке паттер, словно средневековый символ победы. Скит плакал как ребенок; радость настолько переполняла его, что он не мог сдвинуться с места. В результате первым к Далли подошел Джек Никлое.
— Великая игра, Далли, — сказал Никлое, положив руку ему на плечо. — Ты настоящий чемпион!
Потом Скит обнимал его и колотил по спине, а Далли колотил его, но глаза его все время скользили по толпе, пока не увидели ту, которую он искал.
Холли Грейс прорвалась к нему первой, потом Франческа, а за ней, как на буксире, Тедди. Холли Грейс мчалась к Далли на своих длинных ногах — ногах, молва о которых пошла еще со стадиона «Вайнетт-Хай», ногах лучшей американской конструкции — быстрых и красивых. Холли Грейс бежала к единственному человеку, которого она любила почти всю свою жизнь, но резко остановилась, увидев, что его голубые глаза смотрят мимо нее, на Франческу. Спазм сковал ее грудь, пронзил острой болью, но затем боль улеглась, и она решила его отпустить.
Тедди слегка подтолкнул ее локтем, не вполне готовый присоединиться к таким экстравагантным эмоциям. Холли Грейс обняла его за плечи, и оба они смотрели, как Далли высоко поднимает Франческу над землей, держа за талию, так что ее голова оказалась выше всех. Долю секунды она висела там, подставив лицо под солнечные лучи и смеясь в небо. А потом целовала его, и ее смешные серебряные серьги, качаясь, ударяли по щекам Далли. Ее маленькие красные босоножки слетели с ног, одна из них зацепилась за его туфлю для гольфа.

***********************************************************


Консуэло и Тедди не было, когда Франческа пришла домой, Она положила сумочку и портфель, выскользнула из жакета и направилась через прихожую в спальню. Открыв дверь, Франческа застыла на пороге — сияющий хрусталем и серебром кубок длиной почти в метр лежал прямо посередине кровати.
— Далли! — пронзительно закричала она.
Он вышел из ванной с еще мокрыми после душа волосами, завернувшись в одно из ее пушистых розовых полотенец. Улыбнувшись Франческе, Далли поднял кубок с кровати, подошел к ней и поставил приз у ног.
— Ты этого хотела? — спросил Далли.
— Ты негодяй! — Франческа бросилась в его объятия, чуть не снеся и его, и приз. — Ты мой любимый, невозможный, замечательный негодяй!
А потом Далли целовал ее, а Франческа — его, и они обнимали друг друга так крепко, что казалось, жизненные силы перетекают из одного тела в другое.
— Черт возьми, я люблю тебя! — прошептал Далли. — Моя милая маленькая Неженка, ты сводишь меня с ума!
Он целовал ее опять, долго и медленно.
— Ты почти самое лучшее, что приключилось со мной в жизни, — прошептал ей Далли на ухо.
— Почти? — прошептала она ему в губы. — А что самое лучшее?
— То, что я родился красивым, — ответил Далли и поцеловал ее опять.
Они занимались любовью со страстью и нежностью, для них не было ничего запретного, они не отказывали друг другу ни в чем. А потом они, прижавшись обнаженными телами, начали шепотом делиться друг с другом своими секретами.
— Я думал, что умру, — говорил ей Далли, — когда ты сказала, что не выйдешь за меня замуж!
— А я думала, что умру, — сказала ему Франческа, — когда ты не сказал, что любишь меня!
— Я так боялся. Ты была права насчет этого.
— Я должна была взять от тебя все лучшее. Я жалкая, эгоистичная личность!
— Ты лучшая женщина на свете!

Поставив свой бокал с пуншем, Франческа заметила, что Наоми схватила Бена Перлмана за руку и смотрит в небо. Сощурив глаза, она тоже посмотрела вверх, но заметила лишь небольшой самолет, круживший над островом. Потом Франческа увидела, как от самолета что-то отделилось, а потом раскрылся квадратный купол парашюта. Люди вокруг один за другим начали поднимать головы и смотреть, как на остров Свободы опускается парашютист.
Он снижался, а за ним начал раскрываться белый транспарант. На нем было что-то написано черными буквами, но прочитать надпись было невозможно — ветер трепал транспарант из стороны в сторону. Казалось, еще немного — и транспарант запутается в стропах парашюта. Внезапно транспарант распрямился.
Франческа почувствовала, как в рукав ее шелкового жакета впились чьи-то пальцы.
— О Боже мои, — прошептала Холли Грейс.
Глаза всех зрителей и телекамеры устремились на транспарант и на надпись, которая гласила: ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ, ХОЛЛИ ГРЕЙС!
Хотя шлем и белый комбинезон делали парашютиста практически неузнаваемым, это мог быть только Джерри Джеффи!
— Я убью его! — Каждое слово Холли Грейс сочилось яростью. — Это уж чересчур!
Затем ветер изменил направление, и они увидели остальную часть транспаранта.
На ней была нарисована какая-то гантель.
Наоми подошла поближе к Холли Грейс.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я пыталась его отговорить, но он так тебя любит, что с ним ничего нельзя поделать!
Холли Грейс не ответила. Не отрывая глаз, она наблюдала за Джерри. Когда парашютист опустился достаточно низко над островом, ветер начал сносить его к морю. От испуга Наоми тихонько вскрикнула, а Холли Грейс сильнее вцепилась в руку Франчески.
— Он упадет в воду, — закричала Холли Грейс. — О Боже, он утонет! Он запутается в своем парашюте или этой дурацкой тряпке… — Она оторвалась от Франчески и побежала по направлению к дамбе, выкрикивая изо всех сил:
— Коммуняка безмозглый! Законченный безмозглый…
Далли приобнял Франческу за плечи:
— Ты можешь мне объяснить, зачем он нарисовал на этом транспаранте две дверные ручки?
— Это какая-то гантель, — ответила она и продолжала затаив дыхание наблюдать за Джерри, который, едва не задев дамбу, приземлился на лужайке метров за пятьдесят от берега.
— Похоже, Холли Грейс собирается устроить ему хорошую взбучку за все это, — произнес, не скрывая удовольствия, Далли. — Черт! Она вне себя от злости.
«Вне себя» — слишком мягко сказано. Холли Грейс была в ярости! Она уже не могла себя сдерживать. Пока Джерри возился с парашютом, она выкрикивала все бранные слова, что были в ее лексиконе.
Скрутив вместе парашют и транспарант, Джерри бросил их на траву, освободив наконец обе руки, чтобы хоть как-то защищаться от нападавшей. Взглянув на раскрасневшееся лицо Холли Грейс и почувствовав весь ее гнев, он понял, что ему придется нелегко.
— Я тебе этого никогда не прощу! — закричала Холли Грейс, огрев его кулаком по плечу, к радости оказавшегося тут как тут телевизионного оператора. — У тебя же нет опыта для таких прыжков! Ты же мог погибнуть! Как бы я хотела, чтобы это случилось!
Джерри снял шлем, выпуская на волю свои кудрявые буйные, словно у темноволосого ангела, волосы.
— Я неделями пытался с тобой поговорить, но ты и видеть меня не хотела. Кроме того, я думал, что тебе все это понравится.
— Понравится?! — Холли Грейс чуть не плюнула в него. — Меня никогда в жизни так не унижали! Ты сделал из меня посмешище. У тебя нет ни капли здравого смысла. Ни единой капли!
— Джерри! — Он услышал крик Наоми и боковым зрением заметил приближающихся к нему людей из службы безопасности статуи Свободы.
Джерри знал, что у него осталось мало времени. Он, безусловно, нарушил закон и нисколько не сомневался, что сейчас его арестуют.
— Я просто сделал тебе, Холли Грейс, публичное предложение. Что ты еще хочешь от меня?
— Ты публично выставил себя дураком! Прыгнул с самолета и чуть не утонул с этой дурацкой тряпкой. А зачем ты нарисовал на ней собачью кость? Что ты этим хотел мне сказать?
— Собачью кость? — Джерри в отчаянии опустил руки. Как он ни старается, эта женщина все равно недовольна! А если он потеряет ее сейчас, то уже никогда не вернет. От одной только мысли об этой потере на него повеяло холодом. Холли Грейс Бодин была единственной женщиной, которую ему так и не удалось подчинить, — единственной женщиной, рядом с которой он чувствовал себя способным одолеть весь мир и которая была нужна ему как воздух.
Люди из службы безопасности были уже совсем рядом.
— Ты что, слепая, Холли Грейс! Какая собачья кость? Боже, я только что сделал самое главное признание всей моей жизни, а ты так ничего и не поняла!
— О чем ты говоришь?
— Это же детская кроватка!
Первые два офицера службы безопасности схватили Джерри.
— Детская кроватка? — Выражение гнева исчезло с ее лица, голос зазвучал мягче. — Так это была детская кроватка?
Подоспевший третий офицер оттолкнул Холли Грейс в сторону. Решив, по-видимому, что Джерри не доставит им особых хлопот, офицер надел на него наручники, не заводя руки за спину.
— Выходи за меня замуж, Холли Грейс! — сказал Джерри, игнорируя тот факт, что ему как раз в этот момент излагали его права. — Выходи за меня и роди от меня ребенка, роди целую дюжину детей! Только никогда не бросай меня.
— О, Джерри… — Она смотрела на него с такой нежностью, что Джерри ощутил физическую боль от растущей в его груди любви к этой женщине.
Люди из службы безопасности не хотели плохо выглядеть в глазах прессы и позволили нарушителю поднять скованные наручниками руки и обнять свою возлюбленную за шею. Джерри поцеловал Холли Грейс и совсем позабыл о направленных на них объективах телевизионных камер.
К счастью, у Джерри был партнер, не так легко подпадавший под влияние женщин.
Высоко над головами наблюдающих эту интересную сцену, из маленького окошка в короне статуи Свободы начал разворачиваться другой транспарант, на этот раз канареечно-желтого цвета.
Он был изготовлен из синтетического материала, разработанного для космических программ. Материал был необыкновенно легким, в свернутом виде занимал место не больше обычного бумажника и при освобождении разворачивался до весьма солидных размеров. Канареечно-желтое полотнище скользнуло по лбу Леди Свободы, развернулось по всему ее носу и продолжало раскрываться до тех пор, пока не достигло основания ее подбородка. Черные, от руки написанные печатные буквы текста отчетливо виднелись с земли: НЕТ ЯДЕРНОМУ ОРУЖИЮ!
Первой транспарант заметила Франческа. Затем Далли. Джерри улыбнулся, увидев транспарант, и, с сожалением выпуская из объятий Холли Грейс, чмокнул ее в нос. Затем он поднял руки в наручниках к небу, отбросил голову назад и сжал кулаки.
— Так держать, Тедди! — закричал он.
Франческа и Далли, обменявшись встревоженными взглядами, бросились бежать ко входу в статую.
Холли Грейс смотрела на Джерри и качала головой, не зная плакать ей или смеяться Она знала одно: впереди ее ждет весьма волнующая жизнь — Эта была слишком замечательная возможность, чтобы ее упустить, — начал объяснять он. — Все эти камеры…
— Успокойся, Джерри, и расскажи, что мне нужно делать, чтобы вызволить тебя из тюрьмы, — Холли Грейс подозревала, что в предстоящие годы эта информация ей пригодится еще не раз.
— Я люблю тебя, малышка! — сказал он.
— Я тоже люблю тебя, — был ее ответ.

Да! Да!! Теперь, когда напряжение спало, даже Эмма сумеет это сделать! Ей нужно пробить всего на два с половиной фута! Его драгоценная, собранная, хладнокровная Эмма!
Он встал перед ней, повернувшись спиной к остальным, чтобы никто ничего не слышал. Всеми фибрами души побуждая ее сосредоточиться, Кенни тихо попросил:
— Послушай меня, милая. И запомни каждое слово. Ты можешь победить! Можешь! У тебя есть ко мне вопросы? Хоть один?
Эмма прикусила губу и воззрилась на него из под полей соломенной шляпки.
— Ты любишь меня хоть чуточку?
Боже! Только не здесь! Не сейчас! Как это похоже на женщин!
Кенни едва не разразился потоком проклятий, но вовремя одумался и призвал на помощь рассудок.
— Поговорим об этом позже, хорошо? — как можно спокойнее попросил он.
Эмма покачала головой. Вишенки заплясали.
— Только сейчас.
— Нет, Эмма, для этого еще есть время.
Он видел в ее очках свое отражение. Дикие глаза, взъерошенные волосы…
— Только сейчас, — упрямо повторила она, вздернув подбородок.
Кровь, отчего то превратившаяся в кислоту, разъедала его вены.
— Не нужно, Эмма! Не делай этого. Что тебе в голову взбрело?
— Не знаю. Понимаю только, что либо сейчас, либо никогда.
Ее подбородок задрожал. Эмма стянула очки, и он увидел, как потемнели от боли ее глаза. Его непокорный желудок вновь взбунтовался, когда он увидел, как тщетно, но решительно она пытается взять себя в руки.
— Не важно. Я веду себя глупо. Кроме того, уже знаю ответ. — Она сунула очки в карман. — Что я за безмозглая гусыня. По уши втрескалась в тебя. Но тебе, разумеется, это известно. Что же, нужно положить конец всей… — Она осеклась и даже выдавила гримасу, отдаленно напоминавшую улыбку. — Сделаю все, чтобы забить твой мяч, Кенни. И навсегда исчезну из твоей жизни.
Его желудок… похоже, это хроническое.
— Ты несешь вздор. Я и слышать ничего не желаю.
— Тем не менее когда то это следовало сказать. И кому как не тебе понять меня, Кенни? Не помнишь? — Снова эта душераздирающая улыбка на слегка дрожащих губах. Ничего печальнее он в жизни не видел. — Любовь, которую можно заслужить подвигами на поле для гольфа или где то еще, не стоит и гроша. Любовь должна быть подарена по собственной воле, иначе она не имеет ни малейшей ценности.
Вот так. Двумя словами она вышибла почву у него из под ног.
Эмма старательно обошла его, встала на позицию, схватила паттер. И в этот момент Кенни вспомнил своего отца, Пети и Гонку Памперсов и с каким видом Эмма вскочила в туристический автобус «Грей лайн».
Его передернуло. Все утро Кенни исходил потом, а сейчас озноб пробралчего до костей. И он ясно понял, что если позволит ей ударить по мячу, то потеряет навсегда.
Осознание этого пришло откуда то изнутри, из крохотного, потаенного местечка, где было скрыто, спрятано и заперто так много чувств. Его словно озарило светом, и Кенни понял, что безумно, каждой своей клеточкой любит эту женщину.
Она уже отвела паттер, стоя строго, как было указано, и сердце Кенни ушло в пятки.
— Эмма!!!
Паттер дрогнул. Замер. Эмма подняла глаза.
Кенни улыбнулся жене. Или по крайней мере попытался. Перед глазами все расплывалось. Но он, кажется, возвращался к жизни.
— Игра окончена, солнышко, — прохрипел он. — Мы едем домой.
— Что?!
Далли метнулся вперед, сверкая глазами.
— Не имеешь права! Ты слышал, что я сказал? Если сейчас сбежишь, вспомни, чего тебе это будет стоить!
— Знаю, — кивнул Кенни. — Но Эмме это не нравится, следовательно, нам лучше уйти. — Он выхватил у жены паттер и сунул Далли. — Плевать мне на этот матч. Считай, что выиграл, и делай как захочешь.
Он обнял Эмму за плечи и повел с грина.
— Но твой пат, — бормотала она, — я же сказала, что пробью…
— Ш ш ш, все хорошо. Тебе совершенно ни к чему зарабатывать мою любовь на проклятом поле, леди Эмма. Она и так твоя.
Эмма застыла и уставилась на него.
Кенни только что пустил по ветру свою карьеру, но, глядя в ее невыразимо трогательное лицо, понимал: эта женщина стоит тысячи карьер. И вооруженный этим знанием, он наконец осознал то, что так долго от него ускользало. Каждый раз, выходя на поединок, он старался каким то образом оправдаться перед всеми, но больше этого не будет. Он способен не только хорошо управляться с клабом! У него есть ум, честолюбие и мечты о будущем, о которых он даже не подозревал. И в жизни есть вещи куда важнее гольфа, а самая главная — всепоглощающая любовь к жене.
Кенни наклонился, придержал поля соломенной шляпки и коснулся губ Эммы поцелуем.
Мягкий смешок Далли поплыл над грином.
— Поздравляю, приятель. Так и знал, что рано или поздно до тебя дойдет. И добро пожаловать назад, в наши ряды. Ты снова в игре.
Но Кенни почти не слышал его, слишком встревоженный тем, что Эмма не ответила на поцелуй.
Увидев потрясенное лицо жены, Кенни понял: нужно действовать, и побыстрее. Но что он мог сделать здесь, в присутствии всей семейки Бодинов? Они так непредсказуемы, и нет никакой гарантии, на чью сторону встанут. Кроме того, самодовольная физиономия Франчески отвлекала его, заставляя гадать, так ли уж она плохо управляется с паттером, как делает вид.
— Мы немедленно линяем отсюда.
Он наполовину потащил, наполовину понес Эмму к зданию клуба, охваченный нетерпеливым порывом, который даже не пытался осознать. Сегодня ей придется принять его таким, каков он есть, потому что он глаз с жены не спустит, пока не втолкует, как сильно любит ее и что теперь они женаты отныне и навеки. Пока Эмма не осознает, что у них впереди совместная жизнь и полное ранчо ребятишек.
Видение Эммы, беременной его ребенком, едва не вызвало слезы в его чертовых бесстыжих глазах. Нужно увести ее отсюда, пока он не опозорился перед всем светом. Только… только вот ключи оставлены в раздевалке.
— Послушай, Эмма. Постой здесь, вот у этих тележек, пока я сбегаю за ключами. И с места не смей тронуться. Поняла?
Эмма окинула его ничего не выражающим взглядом.
— Я разгадала тебя с первой нашей встречи.
Не слишком обнадеживающий ответ, но Кенни рискнул снова коснуться губами этих сведенных губ.
— Верно, милая. Ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. Пожалуйста, подожди здесь.
Он отступил, повернулся и ринулся в раздевалку, даже не позаботившись вытереть ноги, двигаясь со скоростью света. К тому времени как Кенни вернулся, Эмма исчезла. Этому существовало всего одно объяснение: ее увели Бодины. Те самые Бодины, которые сейчас шествовали к зданию клуба, причем Тед управлял тележкой, а Далли с Франческой шагали рука об руку, как влюбленные.
— Что вы с ней сделали?! — заорал Кенни, хотя уже видел, что Эммы среди них нет.
Далли весело ухмылялся, но Франческа помрачнела.
— О, Кенни, неужели ты успел ее потерять?
Кенни развернулся и бросился на автостоянку. У Эммы не было машины, так что она, разумеется, решила идти пешком. Он легко догонит ее на шоссе. Он миновал длинный ряд машин, все это время сходя с ума от тревоги. Эмма слишком зла на него, чтобы обращать внимание, куда идет, и запросто может попасть под колеса. А хуже всего, что он даже не знает, что вызвало ее гнев.
Но в глубине души ему все было ясно. С самого начала он не был с ней откровенен, все уворачивался, все уклонялся. И теперь она просто не доверяет ни ему, ни его чувствам.
Добравшись до ворот стоянки, Кенни оглядел шоссе, но не заметил ничего особенного, кроме старого голубого «доджа», неспешно ехавшего по бетону. Он помчался назад и обыскал весь дом. Но Эмма словно растворилась в воздухе.
+++
Эмма прислонилась к ограде, разглядывая бродивших по траве страусов Тори. Бешенство куда то улетучилось, сменившись безразличием. Кенни снова использовал против нее ее же эмоции. Но это в последний раз.
Она представления не имела, чем вызван этот спектакль на восемнадцатом грине, чувствовала только, что ею снова манипулировали. Для Кенни она стала пешкой в попытке сквитаться с Далли Бодином. Что же, с нее достаточно. Она больше не допустит, чтобы ее чувства стали разменной монетой в игре, какой казалась ей жизнь Кенни Тревелера.
Что за идиоткой она была! Как любая женщина, влюбившаяся в неподходящего человека, она воображала, что сумеет перевоспитать избранника, но этому не суждено случиться. А сегодня его притворное объяснение в любви окончательно разбило ей сердце.
Ничему в жизни Эмма не радовалась сильнее, чем Тори и Шелби, показавшимся за углом здания клуба как раз в ту минуту, когда Кенни вошел в раздевалку. При первом же взгляде на невестку они поспешно запихнули ее в «БМВ» Тори и привезли сюда.
Всю дорогу они допытывались, что произошло, приставая к ней в типично американской манере, требуя, чтобы она выдала все свои секреты. Эмма как могла уклонялась, но когда они добрались до дома Уоррена, допрос начался снова.
Конечно, они вполне доброжелательны и считают, что не смогут помочь ей, если не узнают правду. Но беда в том, что Эмма не хочет помощи. Истина так постыдна, а сама она предстанет в таком жалком свете… милая рассеянная особа с тараканами, влюбившаяся в великолепного плейбоя с фиолетовыми глазами, не способного на серьезные чувства.
Кроме того, она понимала еще кое что, явно до Кенни не доходившее. Несмотря на все их протесты и заверения, что они порвут отношения с Кенни из за того, как он обращается с женой, он — один из них, свой, и они сделают ради него все на свете.
Теперь Эмма решила: пора сделать то, что следовало сделать в воскресенье. Пора ехать в аэропорт и лететь домой.
Кенни ворвался в дверь и почти столкнулся с отцом, спускавшимся в прихожую по лестнице.
— Где она?!
— Кто?!
— Не смейте ее прятать! Тори уже звонила и сказала, что она здесь.
— Я сам только что пришел, — пожал плечами Уоррен. — И не знаю, о чем ты говоришь.
— Я знаю, — перебила Шелби, появляясь в прихожей через заднюю дверь. Даже в своем нынешнем состоянии Кенни заметил, как зажглись глаза старика при виде жены.
— Да скажут мне, где Эмма?!
— Давай поговорим об этом во дворике, — предложила Шелби.
— Не желаю идти во дворик. Я хочу…
— Мы твоя семья, Кенни. Единственная, которая у тебя есть.
Кенни кивнул и направился во дворик.
— Где она?
— На этот раз ты превзошел себя, Кенни. Она в самом деле уезжает.
— Черта с два, — сухо бросил он.
— Она заказала билеты на самолет. Мы с Шелби пытались ее отговорить, но ты ведь знаешь, какая она. Где тебя носило так долго?
— Искал ее по всему городу и совсем недавно прослушал автоответчик с твоим сообщением. Скажи, где она?
— В доме. Звонит Патрику, просит собрать ее вещи, — вмешалась Шелби. — Мы твердили, что сначала ей лучше поехать на ранчо и выяснить отношения с тобой, но она ответила, что в этом нет необходимости. Что, если даже она попытается поговорить с тобой, ты ничего не захочешь слушать.
Укол был особенно болезненным еще и потому, что он понимал смысл слов Эммы.
Кенни направился было к двери, но тут же замер как вкопанный, потому что Эмма уже была здесь.
Она молча смотрела на него, и холод в ее глазах леденил кровь. Типичная учительница перед нерадивым учеником, который без всяких нотаций отчетливо понимал: из игр его не исключили, но навсегда выбросили из ее судьбы.
Кенни ощутил, как рубашку снова пропитывает пот. Эта женщина с жестко поджатыми губами ему не знакома. Женщина, которую безжалостно ранил любимый. И все потому, что слишком долго медлил с признанием, замкнутым в его сердце.
— Солнышко, — виновато пробормотал он, боясь сделать решительный шаг. Но дураком Кенни отнюдь не был и знал, что спешить ни в коем случае нельзя.
Эмма заморгала, расправила плечи и подняла голову.
— А, это ты, Кенни.
Она шагнула вперед, исполненная опасной решимости, и хотя при ней не было зонтика, Кенни ясно ощущал, как невидимый наконечник нацелен ему в пах.
— Рада, что ты пришел. Не придется писать записку.
Записку? Она собиралась оставить ему записку!
— Патрик сейчас привезет вещи. Я позвонила Теду и попросила подвезти меня в Сан Антонио. Он любезно согласился.
Ах, маленький паршивец!
— Разумеется, поскольку ты владеешь этим городом и всем, что в нем есть, я также позвонила в службу проката автомобилей. Как только я доберусь до Сан Антонио, намереваюсь вылететь в Даллас и избавить тебя от моего присутствия. — Она взмахнула руками, словно выталкивая его из своей жизни. — На этом все. Жаль, что ничего не вышло. Как только устроюсь, немедленно пришлю адрес, чтобы покончить со скучными юридическими формальностями.
И тут она протянула ладошку, в самом деле протянула ладошку для рукопожатия!
— Гм гм…
Эмма расслышала предупреждающие нотки в голосе Тори, увидела фейерверк искр, рассыпавшихся в глазах Кенни, и поняла, что зашла слишком далеко и толкнула его на крайности. Но сейчас для нее важнее всего сохранить лицо и достоинство и найти в себе силы гордо удалиться.
Кенни, словно наручниками, сковал ее запястье.
— Прошу нас простить, но нам с женой необходимо кое что обсудить с глазу на глаз, — угрожающе сказал он, подчеркнув слово «жена».
Эмма уперлась было в пол ногами, но ее уже волокли к калитке в дальней стене. Кенни втолкнул жену в маленький тенистый садик с зеленым газоном на одном конце и бассейном чуть подальше и притиснул к дереву.
— Ты не смеешь так поступать, Эмма. Клянусь Богом, я не позволю тебе пустить на ветер прочный, нормальный брак только потому, что я сотворил очередную глупость! И не стоит из за этого впадать в истерику!
Прочный, нормальный брак?!
Его наглость просто поразительна!
— Ты ведь знаешь меня! Я вечно все порчу и способен завалить что угодно там, где речь идет о тебе! И что это за семейная жизнь, если ты будешь сбегать в Англию каждый раз, когда я что то натворю! Большую часть года мне придется гоняться за тобой.
Водоворот, имя которому было Кенни Тревелер, снова угрожал засосать ее в свои опасные глубины. Но на этот раз Эмма не поддастся! Вместо того чтобы попытаться урезонить мужа, она смерила его суровым взглядом.
— Эта бесплодная дискуссия ни к чему не приведет. Нам больше нечего сказать друг другу.
— Верно, я выбрал не самое подходящее время, чтобы признаться тебе в любви, — продолжал он, словно не слыша, — но до меня только сегодня дошло. Можно сказать, стукнуло по мозгам.
Боль стала такой нестерпимой, что Эмма не выдержала:
— И как вовремя! Невероятно удачно! Ведь это внезапное озарение помогло тебе вновь вернуться на поле.
Кенни обиженно поморщился, словно именно он был оскорбленной стороной.
— Значит, вот что ты думаешь? Будто я сообразил, как именно вести себя с Далли, чтобы тот смягчился и, как по волшебству, уменьшил срок дисквалификации?
Но Эмма не думала раскаиваться.
— Но ведь именно так и вышло, верно? Мгновение, прежде чем взорваться, он непонимающе смотрел на нее.
— Неправда! Не мог же я читать его мысли! И понятия не имел, что он всего лишь это хотел от меня услышать!
— Всего лишь!
— Я не это хотел сказать! Не это!
Она яростно оттолкнула его и слепо метнулась, сама не зная куда, отчетливо понимая только, что все же утратила достоинство, которое тщетно старалась сохранить, и ненавидя за это его и себя.
— Эмма!
Слезы туманили глаза, слезы, которые она не даст ему заметить. Когда она успела стать такой плаксой? Собственная слабость взбесила ее до предела, особенно еще и потому, что он имел наглость последовать за ней.
— Не смей касаться меня! Никогда, слышишь? Никогда в жизни!
Но Кенни схватил ее и прижал к пропотевшей рубашке, так сильно, словно пытался раздавить.
— Да не вырывайся ты! Я люблю тебя, Эмма! И не знаю, какими словами это яснее выразить.
Словно черпая силы из его гнева, Эмма посмотрела ему в глаза.
— Не трать зря слов, потому что я то тебя не люблю. И никогда не любила! Постель — это еще не любовь! А между нами ничего, кроме секса, не было!
Что то, похожее на растерянность, промелькнуло в его глазах, и Эмме на секунду стало стыдно. Но ведь не она все это натворила!
Ее спасли ярость и сильнейшее чувство самосохранения. Эмма поскорее отвела взгляд и направилась к дому. Но по пути заметила, что все собрались у ворот, эти любопытные, назойливые, обожающие лезть в чужие дела, невозможные техасцы. И не только семья Кенни, но и Бодины. Все они…
Она вдруг потеряла почву под ногами, оторвалась от земли и не сразу сообразила, что Кенни подхватил ее и поднял. И пустился бежать. Бежать! Со взрослой женщиной на руках!
Подошвы его туфель стучали о бетон. Эмма ощутила, как напряжены его мышцы, и тут же взлетела в воздух! Этот негодяй швырнул ее в самый глубокий участок бассейна!
Вода сомкнулась над головой. Она погрузилась… всплыла… захлебнулась… и едва отдышалась, снимая с лица прилипшие пряди волос.
Кенни продолжал взирать на нее с потрясенным, трагическим выражением лица, какого ей еще не приходилось видеть. И не успела она сообразить, в чем дело, как он нырнул за ней, даже не скинув туфель.
Ее собственные босоножки соскользнули с ног, но Эмма упорно пыталась отплыть подальше от него.
Кенни показался на поверхности, отплевываясь и фыркая.
— Я люблю тебя! И это не имеет ничего общего с гольфом или дисквалификацией, и вообще ни с чем, кроме моих чувств! Это вовсе не секс, то есть не только секс. Для этого ты слишком цельная натура.
Эмма рассматривала спутанные чернильные локоны, струйки воды, струившиеся по невероятно красивому, загорелому лицу, темные густые ресницы и горящие глаза.
— Прости, что до меня дошло слишком поздно, но когда я что то делал вовремя? Главное, что я все таки понял! Понял все!
Он испытующе взглянул на нее.
— Я знаю, что слишком многого прошу. Мысль о том, чтобы провести всю жизнь с одним человеком, да еще таким легкомысленным, как я, кого хочешь испугает, но стойкости и мужества тебе не занимать, и ты все вынесешь, если поставишь себе цель сделать из меня человека. — Он осекся и нерешительно добавил: — Ведь правда?
Но Эмма, слишком ошеломленная, чтобы ответить, молчала. Ничуть не обескураженный этим, Кенни не собирался сдаваться.
— Понимаю, что никогда не значил для тебя столько, сколько твоя школа, но разве школа даст тебе то, что сумею я? Поцеловать тебя, погулять у подножия гор, заставить тебя смеяться и сердиться. — Голос его смягчился, стал чуть гортанным. — Зато я это могу, Эмма, и не: только это. Дай мне шанс.
Несмотря на то что вода была прохладной, Эмме становилось все жарче. Почему она не вспомнила, что у Кенни все не как у людей? Именно это милое свойство делало его одновременно таким невыносимым и таким притягательным.
Тяжелые туфли для гольфа тянули его на дно, но Кенни продолжал говорить, напряженно, отчаянно, страстно:
— Мы поженились, родная. Пусть в дешевой показушной часовне, но для меня произнесенные обеты не стали от этого пустыми словами. Если ты считаешь, что все было не всерьез, можем обвенчаться здесь, в Уайнете, или полететь в Англию. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Мы связаны друг с другом, навсегда и навеки.
Связаны. Этот человек связан с ней.
— Я знаю, что для тебя эта школа. Может… может, просто купить ее? Я мог бы взять кредит, продать кое что, включая ранчо, но это все пустяки, лишь бы ты была счастлива.
Эти слова буквально ее подкосили. Он готов продать ранчо, чтобы купить «Святую Гертруду»! Невообразимо… но сердце ее тревожно подпрыгнуло. А тоска в его глазах… нет, ей этого не вынести.
— Ты второй раз бросаешь меня в бассейн, — хрипло сказала Эмма.
— Но ты хотела уйти навсегда, — растерялся он, — и мне ничего умнее в голову не пришло.
— Чем швырнуть меня в воду?
Кенни кивнул с трогательным выражением тревоги и упрямства.
— Пришлось.
Только Кенни Тревелер, главный террорист Уайнета, штат Техас, способен убеждать любимую женщину подобными методами.
— Прекрасно! Тебе все таки удалось испортить мои любимые босоножки.
Кенни на мгновение застыл, но тут же мягко пообещал:
— Я куплю тебе сотню новых.
О нет, так легко он не отделается! Особенно после того, что ей устроил!
— Это не важно. Главное, что я любила эти босоножки. Итальянские. А кроме того, ты тонешь.
Взгляд Кенни по прежнему оставался настороженным.
— Ты что то хочешь сказать?
— Разумеется. Но предпочитаю сделать это на суше.
Подумав, Кенни со вздохом помотал головой.
— Я сделаю для тебя что угодно, но выпущу отсюда, только когда мы все выясним. Ты еще слишком злишься на меня и можешь слинять.
— Но ты тонешь, — повторила она. — Туфли намокли.
— Об этом не волнуйся.
Эмма начала уставать, но прилагала огромные усилия, чтобы держаться на воде.
— Прекрасно. Во первых, ранчо не продается. А во вторых…
— А как насчет «Святой Гертруды»?
Эмме показалось, что она различила в его голосе нотки надежды.
— Теперь все это осталось позади.
— Но ты любишь эти развалины, солнышко. Может, я сумею найти способ достать деньги. Сезон в самом разгаре, и некоторые жирные кошельки так и просят, чтобы их выпотрошили. Кроме того, на мою долю наверняка придется пара крупных выигрышей.
Эмма почувствовала, что невольно подпадает под его неотразимое обаяние. Ну нет! Она не сдастся, пока не расставит все на свои места.
— Я не допущу, чтобы ты остался нищим лишь потому, что я беспокоюсь о «Святой Гертруде», хотя признательна тебе за предложение. Уверена, если хорошенько подумать, я найду выход.
Кенни незамедлительно навострил уши.
— Я наконец поняла, что не смогу посвятить школе всю свою жизнь, хотя обязана думать о девочках. Это, как я уже сказала, пункт первый. Перехожу ко второму. Тебе придется смириться с тем, что твоя жена относится к разряду трудоголиков. Я ни за что не брошу свою профессию.
Кенни нахмурился.
— Сможешь ли ты хотя бы на время прерваться… или оставить ее, чтобы родить мне детей?
Эмма едва удерживалась, чтобы не броситься в его объятия.
— Разумеется.
— В таком случае у меня нет возражений.
Эмма понимала, что позволяет ему слишком легко отделаться, но видение малышей с фиолетовыми глазками так заворожило ее, что она едва держала себя в руках.
— Пункт третий… — Эмма откашлялась. — Это очень важно, поэтому, умоляю, слушай внимательно. Если когда нибудь… в любую минуту, мне придет на ум публично защитить тебя, я так и сделаю, понятно?
Кенни с недоумением кивнул.
— Только, пожалуйста, никого не придуши при этом.
Нет, нужно придумать что то потруднее. Чтобы он почти наверняка не согласился. Хоть что то, чтобы отомстить этому гуляке и повесе за все ее терзания.
И тут она неожиданно сообразила, что делать.
— Пойдем, Кенни. Нам нужно где то сесть и поговорить.
Направляясь к бортику бассейна, она с удовольствием отметила, как официально звучит ее голос, но тут Кенни поймал ее за щиколотку, потянул к себе, и Эмма с разочарованием увидела, что он весело улыбается.
— Все таки намерена получить свой фунт плоти?
Она, в свою очередь, не смогла сдержать усмешку.
— Это были мои любимые босоножки.
Его улыбка окутала ее сверкающим покрывалом, а во взгляде было столько любви, что сердце ее окончательно растаяло. Но Кенни, мгновенно став серьезным, прошептал:
— Я люблю тебя, милая леди Эмма. Ты ведь знаешь это? Пожалуйста, скажи, что знаешь!
Эмма как зачарованная кивнула.
— Тогда скажи, что и ты меня любишь.
Она снова кивнула, и он почти бросился к ней и, застонав, сжал ее подбородок.
— Я столько глупостей наделал. Прости!
Он обвел пальцем контуры ее лица и, словно умирающий от жажды, припал к губам поцелуем.
Этот поцелуй стал обещанием человека, который не так легко раздавал обещания. Клятвой, соединившей их навеки, и Эмма без слов понимала, что Кенни в эту минуту вручает ей себя. Сейчас она ясно видела их будущее, детей, чувствовала нежность и страсть мужа. Ей предлагалось все, о чем она только мечтала, но давно отчаялась воплотить в жизнь.
Они наконец разъединились, чтобы глотнуть воздуха.
— Сначала он едва не топит ее, — насмешливо протянула Шелби, — потом душит поцелуями. Странная манера обращаться с женщинами, не находишь, Кенни?
Оба виновато подняли глаза и увидели, что остальные, в том числе Бодины, столпились у бассейна.
— По крайней мере он не избивал ее, — сварливо напомнила Тори.
Декс обнял ее за плечи и засмеялся.
Кенни взирал на них со смесью раздражения и снисходительной любви, и Эмма поняла, что испытывает то же самое. Да, они вечно суют нос куда не просят, но добры и искренни. Что же, она всегда хотела иметь семью, и, кажется, ее желание исполнилось.
— Не слишком большая наглость с моей стороны попросить оставить нас в покое? Неужели в этом доме невозможно спокойно поговорить с собственной женой? — осведомился Кенни.
— Не пойдет, — отозвалась Тори. — Если мы уйдем, ты снова все испохабишь.
Эмма решила, что настала пора вмешаться.
— Довольно, Тори, — строго велела она и, нехотя оторвавшись от мужа, подплыла к лестнице.
— Я всего лишь имею в виду ваши личные интересы, леди Эмма, — заверила Тори.
— Вовсе нет. Ты просто находишь удовольствие в том, чтобы дразнить брата.
Кенни вышел из бассейна вслед за женой, и Эмма метнула на него предостерегающий взгляд, напоминая об их соглашении. И только потом произнесла коронную речь:
— Я хочу, чтобы меня внимательно выслушали, поскольку повторять не собираюсь. Кенни — умный, тонкий и чрезвычайно талантливый человек. И вопреки общему мнению он вовсе не избалован, не ленив и не глуп. Я достаточно ясно выражаюсь?
Все изумленно вытаращились на нее. Все, кроме Далли, который сунул руки в карманы и ухмыльнулся.
— Так вот, чтобы было еще понятнее. Мы с Кенни хотим иметь детей, и я не позволю, чтобы они росли, слушая бесконечные истории о юношеских ошибках и промахах отца. Я рассчитываю на вас. Как можно доходчивее объясните это добрым жителям Уайнета. Короче: если я услышу от кого либо из семьи… или в городе… об украденных пирожных, похищенных деньгах на завтраки, исключениях из школы, разбитой посуде и тому подобных эскападах, о которых мне еще не известно, то сделаю все, чтобы поток денег, которые Кенни качает в местные благотворительные организации, немедленно иссяк. Вот так!
Эмма вызывающе щелкнула пальцами.
Она повернулась к Кенни, надеясь, что он ее поддержит и что этому давно пора положить конец.
— Так что я не рекомендовала бы испытывать мое терпение, поскольку имею неограниченное влияние на мужа. Верно, Кенни? И он слова мне поперек не скажет в этом вопросе.
Неужели она одна заметила смешливые лучики морщинки в уголках глаз?
Кенни, словно извиняясь перед родными, пожал плечами:
— Простите, но она взяла с меня клятву, что я позволю себя защищать, когда ей в голову взбредет. Кто знал, что дело так далеко зайдет?
Ноздри Тори негодующе раздувались.
— Как ты мог согласиться на такой идиотизм?
Эмма предостерегающе прищурилась.
— У нее на руках все козыри, — развел руками Кенни.
Тори нахмурилась было, но тут же вздохнула:
— Простите, леди Эмма, но вы испортили нам весь кайф.
— Сожалею, но вам просто придется найти другую мишень для шуточек, потому что отныне с Кенни Тревелером следует обращаться со всем возможным уважением, как в этой семье, так и вне ее. Всем понятно?!
— Да, мэм.
— Да, мэм.
— Да, мэм.
Когда хор голосов наконец смолк, Эмма снизошла до царственного кивка:
— Превосходно.
Шелби нагнулась к уху Тори и прошептала:
— Скажи спасибо, что она не заставляет именовать его «лордом Кенни».
— Пока нет, — немедленно откликнулась Эмма, — но попробуйте меня расстроить — и увидите, что будет.
Присутствующие насторожились было, но Эмма повернулась к Далли и приветливо улыбнулась:
— Спасибо за все, что сделали для Кенни. Мы у вас в огромном долгу.
Кенни, стоявший позади, поперхнулся и закашлялся.
— Счастлив помочь.
Ответная улыбка Далли была жарче техасского солнца. Усердно колотя мужа по спине, Эмма продолжила, обращаясь к Далли:
— Насколько я поняла, вы собираетесь выпустить пресс релиз с объявлением о возвращении Кенни на поле.
— Завтра же с утра, первым делом.
— Не слишком самонадеянно с моей стороны, если я попрошу разрешения кое что добавить к его содержанию?
Кенни наконец отдышался и с ужасом посмотрел на Эмму.
— Похоже, твоя жена отныне сама будет писать пресс релизы, — учтиво сообщил Далли.
Кенни вроде смутился, но не слишком.
— Я поговорю с ней.
Эмма на мгновение прижалась щекой к мокрой рубашке мужа.
— Ничего не выйдет. Не позволю снова тебя обижать. Кстати, на случай, если вы еще не поняли. Кенни заслужил, чтобы кто то встал на его сторону, поскольку он все еще несет покаяние за свои детские грехи. Но больше этого не будет. Обещай, Кенни.
— Пункт четвертый? — поинтересовался он.
— Совершенно верно.
— Я уже все решил! — объявил он. Далли почтительно поклонился Эмме:
— Завтра же попрошу одного из наших представителей по связям с общественностью позвонить вам. Думаю, вы вдвоем прекрасно договоритесь.
— Втроем, — поправил Кенни. — Мне необходимо думать о будущих детях.
Эмма согласно кивнула.
— А теперь, — шепнула она, — настало время для пункта номер пять.
— Ты сводишь меня с ума.
— Ничего не попишешь, — хмыкнула Эмма, запирая дверь. — Кстати, где та веревка, что я купила?
— Веревка? — прокаркал он.
— Может, я и не пущу ее в ход. Если будешь слушаться.

— Привет, братец.
Кенни удостоил сестру улыбкой, но, заметив Декстера, помрачнел.
— Что ты тут делаешь?
— Я его пригласила.
— И зачем, спрашивается? — рявкнул Кенни. — Я думал, ты хочешь от него отделаться.
— Да, но это оказалось куда труднее, чем я воображала.
Кенни нахмурился, но, приглядевшись к Тори, тремя шагами пересек кухню и повернул лицо сестры к свету.
— Откуда этот засос? Его работа?
— Возможно, — пожала та плечами, отбрасывая руку Кенни. — Кстати, автоответчик в твоей далласской берлоге, должно быть, скис. На нем не меньше пятидесяти сообщений. Весь мир стремится до тебя добраться. Твоя стычка с Хью сделала тебя героем спортивных колонок.
Кенни сдернул с шеи полотенце и накинулся на Декса:
— Ты напоил ее, верно? Прошлой ночью. В трезвом виде она ни за что не легла бы под тебя, вот ты и постарался!
Тори взгромоздилась на высокий табурет и таинственно усмехнулась:
— Он сделал кое-что похуже. Правда, Декс?
Кенни мгновенно насторожился, а Эмма тревожно огляделась. Кенни уронил полотенце, и мускулы под рукавами футболки выразительно напряглись.
— О чем ты? Что он натворил? Глаза Тори азартно сверкнули.
— Побил меня.
— Что-о-о?!
Эмма тут же оказалась между мужчинами и положила руку на грудь мужа.
— Разве не видишь, сестра тебя дразнит? Тори, немедленно прекрати.
Тори приняла покаянный вид.
— Да, мэм.
Кенни со зловещим видом повернулся к Дексу:
— Может, все-таки скажешь, в чем тут дело?
Декстер налил кофе в поданную Эммой чашку.
— Тори представляет для себя самой куда большую угрозу, чем я.
Но Тори искренне забавлялась, покачивая в воздухе босоножкой, и театрально шмыгая носом.
— Он отшлепал меня, Кенни. Скрутил, перекинул через колени и отшлепал по голой заднице. Ну… почти голой.
Рот Кенни раскрылся.
— Это правда? — еле выговорил он. Декс положил в кофе ложку сахара и рассеянно кивнул. К изумлению Эммы, Кенни, казалось, обмяк, как спущенный баллон, и впервые с интересом оглядел Декса.
— Нет, правда? Даже у меня не хватило бы отваги на такое.
Столь неожиданная реакция расстроила Тори.
— Тебе бы следовало поколотить его, Кенни. Хотя… предупреждаю: он сильнее, чем кажется. Не Геракл, конечно, так что можешь без особой опаски врезать ему.
Декстер поднес к губам кружку и благодарно кивнул Эмме:
— Превосходный кофе.
Эмма сдержала улыбку.
— Передам ваши комплименты Патрику.
Кенни перевел взгляд с сестры на Декстера и, в свою очередь, потянулся за кружкой.
— Итак, Декс, как вышло, что ты не только жив, но и способен поведать о своих подвигах?
Декстер аккуратно стер со стола каплю кофе и сел рядом с Тори.
— Пока я готов сказать только, что провел ночь с твоей сестрой и, поскольку скомпрометировал ее, намереваюсь как можно скорее жениться.
Тори принялась биться головой о стойку.
— Ну и придурок!
— Похоже, не слишком она рвется к алтарю, — заметил Кенни.
— Еще как рвется, — уверил Декстер, погладив Тори по плечу. — Просто у нее своя гордость, а кроме того, она смертельно боится, что вполне понятно, хотя никакой роли не играет. Мы заключили договор и собираемся пожениться.
— Какой еще договор?
— Это чисто личное, — быстро сказал Декс, едва Тори попыталась что-то ответить. — Виктория, ты никогда не думала о том, что вовсе не обязана стирать свое белье при посторонних?
— Кенни не посторонний.
Декс поднял брови и нежно провел большим пальцем по ее губам.
— Ну ладно, так и быть, — проворчала Тори и, пытаясь обрести утерянное равновесие, сменила тему: — Кстати, я невольно заметила, что вчера вечером вы совершенно не походили на голубков. Что стряслось, леди Эмма? Кенни тоже начал вас поколачивать?
Эмма схватила губку и принялась вытирать и без того чистый стол.
— Видите ли, не все так просто, как кажется.
— Но и не настолько запуганно, — возразил Кенни. — Некоторым нравится все усложнять.
Тори призадумалась.
— Не знаю почему, но в этом случае я на стороне леди Эммы.
Кенни почти швырнул кружку, расплескивая кофе по столу.
— Ты ведь даже не знаешь, в чем дело!
— Зато знаю, что Эмма — человек здравомыслящий, а у тебя репутация полного идиота, готового погубить все, как только заходит речь о женщинах.
— Здравомыслящий? И это после того, как она объявила всему миру, что ты ее любовница?
— И при этом та-а-ак невозмутимо! — ухмыльнулась Тори.
Кенни в бешенстве схватил кружку и направился к двери.
— Иду под душ. — Но, остановившись на полдороге, смерил Эмму ледяным взглядом. — Может, предпочтешь сделать торжественное заявление сейчас? Не хочу лишать Тори возможности осудить меня еще и за это.
Ну и вступление! Самое время сказать, что она перебирается с ранчо в отель!
Опять Кенни облажался. Все так и знали, что этим кончится. Гольф — единственное, на что он годен.
И тут Эмма поняла: она просто не в силах сделать это. Вчера, в самолете, ее решение пожить в отеле казалось самым верным. Но здесь, в Уайнете, где новости разносятся молниеносно, она не имеет права подвергнуть Кенни всеобщим насмешкам, особенно зная, что он слова не скажет в свою защиту.
— Дело в том, что я серьезно вознамерилась научиться водить машину. И поскольку Кенни то и дело вопит на меня и дергает за руль, если можно, Тори, дай мне еще один урок.
Кенни подпер плечом косяк и с подозрением уставился на жену, словно ожидая, что она начнет его обличать.
— Не понимаю, почему я должна винить тебя в том, что леди Эмма пожелала водить машину, Кенни. По-моему, у тебя мания преследования. Эмма, как насчет того, чтобы отвезти меня днем к отцу Джозефу?
Кенни снова насторожился.
— Зачем тебе понадобился отец Джозеф?
— Нужно его повидать, — раздраженно буркнула сестра. — Необходимо. Ты что, по обыкновению, все пропустил мимо ушей?
— Очевидно.
— Все эта история с Дексом, — замялась Тори.
— Трепка?
— Да нет же! Нет, ты точно спал на ходу! Слышал, что он сказал? — Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: — Этот сукин сын заставляет меня выйти за него!
Декс поднял на Кенни спокойный взгляд.
— Кажется, я и в самом деле упоминал об этом.
Тори смотрела на брата с таким умоляющим видом, что Эмме захотелось ее обнять. Бедняжка никак не могла смириться и признать, что с самого начала ошибалась в Декстере, и молча заклинала Кенни понять ее без слов.
Так прошло несколько минут. Рука Тори потянулась к Декстеру. Он накрыл ее ладонью.
— Что же, — заговорил наконец Кенни, — пора — значит, пора. Вперед, гвардейцы.
Эмма улыбнулась. Кенни был не в силах разобраться в себе самом, но не оставался слеп и глух к комплексам и «пунктикам» окружающих.
Тори чуть придвинулась к Дексу, чей взгляд определенно принял мечтательно-отсутствующее выражение. Она выразительно вздохнула:
— Понять не могу, почему Дексу взбрело в голову влюбиться в меня. И не знаю, сумею ли когда-нибудь смотреть в глаза здешним жителям. Игрок в гольф из него никудышный.
— Я уже извинялся за это, Виктория. И уверен, что под твоим руководством достигну небывалых успехов.
— Но при этом навсегда останешься жалким приготовишкой.
— Возможно, — чуть скривил губы Декс. — И наверняка проведу остаток жизни, слушая твои жалобы, как ты пожертвовала своей репутацией ради того, чтобы выйти за меня.
— Чертовски точно: так оно и будет.
Она наградила его нежной, так непохожей на свою обычную, улыбкой. Но тут же вспомнила о свидетелях и залилась краской. Кенни, однако, не дал ей выйти сухой из воды и заговорить ему зубы.
— Признавайся, с чего это ты так внезапно передумала? В чем причина, если не считать заслуженного наказания?
— Ни в чем. Честное слово. Просто… а, все это не интересно.
— Уж мне могла бы сказать, — настаивал он. — Знаешь ведь, что я рано или поздно вытяну из тебя правду.
— Ну… в общем… Декс, он… он хочет ребенка и все такое… но готов дать мне шанс… и рискнуть… А если не получится, — едва слышно добавила Тори, — о чем я его уже предупреждала, он сказал, что мы всегда можем усыновить малыша…
— Понятно. — Но Кенни еще не разделался с сестрой окончательно. — Поэтому ты и рада выскочить за него? Решила наконец стать мамашей?
Гордость и нежелание лгать буквально раздирали Тори.
— И ты еще пытаешься осуждать меня за это? Ты ведь знаешь, как я отношусь к детям! А Декс… то есть, несмотря на все его недостатки, только дурак не увидит, что он станет идеальным отцом. Кроме тех мелочей, когда речь идет о спорте, но думаю, мы с тобой сумеем решить и эту проблему. И… и в нем есть что-то такое… — Она неловко пожала плечами, явно пытаясь положить конец допросу. — Что-то милое, и… ну, не знаю.
— Твоя сестра влюбилась в меня, — уточнил Декс на случай, если до Кенни еще не дошел сей факт.
Тори взглянула на брата и сконфуженно поморщилась.
— Он ужасно добр. И все понимает. И забавный. Не так, как мы с тобой, но по-своему даже очень. И любит моих эму. Не пойму, как все вышло, и Господь знает, как я стыжусь этого, но кто может понять, что творится в сердце человеческом?
Кенни задумчиво кивнул.
— Вот что я тебе скажу, Декс. Почему бы нам с тобой не потренироваться немного? Тори — отвратительный тренер. Слишком сквернословит.
Эмма видела, что Декс готовился сражаться с Кенни не на жизнь, а на смерть, но по его улыбке можно было прочитать, как он рад такому финалу.
— Буду очень благодарен.

Тучи сгрудились над головой, оглушающее громыхнуло, и волна ярости подбросила Мег в небеса.
– Я была так растрогана, когда ты поцеловал меня перед всеми. Как последняя дура, поверила, что ты отважился на жертву. Ради меня! Но ты… ты ничем не рисковал.
– Подожди минутку. – Потемневшие глаза пылали праведным негодованием. – Ты же сама набросилась на меня в тот вечер. Называла меня идиотом.
– Это говорил мой разум, а не сердце… Мое глупое сердце… – голос предательски дрогнул, – оно пело.
Тед поморщился:
– Мег…
Череду эмоций на лице этого мужчины, который никогда никого намеренно не обижал, было мучительно просто прочесть. Беспокойство. Участие. Жалость. Она ненавидела все это – она ненавидела его. Мег хотела ранить его в отместку за свою боль, и знала верный способ покарать неуязвимого. Честность.
– Я влюбилась в тебя, – призналась она. – Как и все остальные.
Он не смог скрыть смятения:
– Мег…
– Но я интересую тебя не больше любой другой. Не больше, чем Люси.
– Подожди.
– Полная кретинка. Тот поцелуй так много значил для меня. Я позволила ему значить слишком много. – Она разразилась резким смехом, похожим на рыдание, не понимая, на кого сердится больше: на Теда или на себя. – И то, как ты настаивал, чтобы я жила в твоем доме… Все страшно всполошились по этому поводу, но случись такое, они бы самоубились, лишь бы прикрыть твою задницу. Ты знал, что можешь на них положиться.
– Ты поднимаешь много шума из ничего.
Но он избегал встречаться с ней глазами.
Мег взглянула на сильный четкий профиль.
– Один твой вид будит во мне желание танцевать, – прошептала она. – Я никогда никого не любила, как тебя. Никогда даже не представляла чувств, которые испытываю к тебе.
Его рот скривился, а глаза потемнели от боли.
– Мег, ты мне не безразлична. Не думай, что ты мне безразлична. Ты… ты удивительная. Ты заставляешь меня…
Он сделал паузу, подыскивая слово, а она глумливо усмехнулась сквозь слезы:
– Я заставляю твое сердце петь? Вызываю у тебя стремление пуститься в пляс?
– Ты расстроена. Ты…
– Моя любовь горяча. – Слова вылетали сами собой. – Она сжигает живьем. Она бурлит, и опрокидывает, и утягивает в бездонную глубину. А твои чувства стылые и жиденькие. Ты вечно держишься вне игры, чтобы не вспотеть слишком сильно. Вот почему ты хотел жениться на Люси. Это было уместно. И логично. Ну а я совсем не подходящая. Слишком непредсказуемая, дикая и неорганизованная, повсюду вношу беспорядок. И ты разбил мое сердце.
С ударом грома начался дождь.
Лицо Теда скривилось.
– Не говори так, ты расстроена …
Он потянулся к ней, но Мег резко уклонилась:
– Проваливай. Оставь меня в покое.
– Только не так.
– Именно так. Потому что ты всегда поступаешь как лучше для людей. А для меня сейчас самое лучшее – остаться одной.
Дождь хлестал все сильнее. Можно было пронаблюдать, как ищут равновесие его внутренние весы, взвешивая «за» и «против» в стремлении поступить правильно. Всегда все делать правильно. Такова природа Теда. И, позволив ему увидеть, какое страдание он причинил, Мег ранила его всего больнее.
Зигзаг молнии расколол воздух. Тед потянул Мег вверх по лестнице под навес церковного крыльца. Она вырвалась.
– Уходи. Хоть на это ты способен?
– Пожалуйста, Мег. Мы все уладим. Нужно только немного времени. – Он попытался коснуться ее лица, но, когда Мег отшатнулась, нерешительная рука упала. – Ты расстроена. Я понимаю. Попозже, вечером, мы…
– Нет. Только не сегодня.
И не завтра. Никогда.
– Послушай меня. Пожалуйста … У меня завтра весь день встречи со Спенсом и его людьми, но вечером мы сможем… поужинаем у меня, где нам никто не помешает. Только ты, да я, да мы с тобой. У нас будет время все обдумать и обсудить.
– Отлично. Как следует поразмыслим. И все исправится.
– Будь справедлива, Мег. Это обрушилось нежданно-негаданно. Обещай мне, – потребовал Тед хрипло. – Пока ты не дашь слово встретиться со мной завтра вечером, я никуда не уеду.
– Хорошо, – вяло процедила она. – Обещаю.
– Мег …
Тед еще раз попытался дотронуться до нее, и снова она уклонилась.
– Просто уйди. Пожалуйста. Поговорим завтра.
Он разглядывал ее так долго, что Мег показалось, будто он останется. Но в конце концов Тед уехал, а она стояла на крыльце и смотрела, как он исчезает за завесой дождя.
Когда сокрушитель сердец скрылся из поля зрения, Мег сделала то, на что не решалась прежде, – обошла вокруг церкви и разбила окошко. Вынула стекло, чтобы отомкнуть защелку. Потом толчком открыла раму и забралась в свое пыльное пустое святилище

Лимузин по-прежнему не отставал, фары пятнали мокрый асфальт желтыми мазками. Дождь промочил матерчатые кроссовки, и Мег плотнее запахнула фиолетовый плащ, купленный в секонд-хенде. Магазин сари, корейская лавочка уцененных товаров для дома, даже кафе со свежей выпечкой – все закрылись на ночь, защитив окна решетками.
Мег пошла еще быстрее, но ровный рокот двигателя не становился тише. Это не игра воображения. Автомобиль определенно преследовал ее, а впереди еще целый квартал.
По перекрестной улице промчалась полицейская машина, ревя сиреной и пульсируя во влажном мареве красными огнями. Лимузин притормозил совсем рядом, и дыхание Мег участилось. Темные окна в ночи угрожающе пялились. Мег бросилась бежать, но загонщик двинулся следом. Краем глаза она заметила, как одно из стекол опустилось.
– Тебя подбросить?
Из окна смотрело последнее лицо, которое она когда-либо ожидала увидеть. Мег споткнулась на неровном тротуаре, чуть не упав от потрясения. После всех ее усилий замести следы – вот он маячит в открытом окне, высунувшись из мрака салона.
Неделями она трудилась до глубокой ночи, сосредоточившись только на работе, не позволяя себе думать, отказываясь спать, пока не доводила себя до полного изнеможения. Мег чувствовала себя измученной и опустошенной и была не в состоянии беседовать ни с кем, особенно с этим субъектом.
– Нет, спасибо, – выдавила она. – Я почти дома.
– Выглядишь слегка промокшей. – Луч света от уличного фонаря обласкал его скульптурно вылепленную скулу.
Он не может так с ней поступить. Она не позволит. Не теперь, после всего случившегося. Мег зашагала дальше, но лимузин держался поблизости.
– Тебе действительно не стоит бродить здесь одной, – сказал Тед.
Она понимала его достаточно хорошо, чтобы точно определить, что скрывается за этим внезапным появлением. Угрызения совести. Тед терпеть не мог причинять боль и должен убедиться, что не нанес ей непоправимого ущерба.
– Не волнуйся по этому поводу, – отмахнулась она.
– Может, сядешь в машину?
– Незачем. Я почти дома. – Мег приказала себе ничего больше не говорить, но любопытство взяло верх над благими намерениями. – Как ты меня нашел?
– Поверь, это было нелегко.
Она смотрела прямо перед собой и не замедляла шаг.
– Один из моих братьев. Ты их расколол.
Следовало ожидать, что слабаки сдадутся. На прошлой неделе Дилан сделал крюк из Бостона, чтобы лично пожаловаться, что звонки Теда всех достали, и потребовал поговорить с неугомонным. Клей обрушил на нее поток сообщений. В последнем говорилось, что чувак рвет и мечет и неизвестно, что он может учудить. «В худшем случае промажет мимо лунки с четырех футов», – бессердечно ответила она.
Тед подождал с объяснениями, пока проедет такси.
– Твои братья только вставляли палки в колеса. Клей даже наврал, что ты уехала из страны. Я и забыл, что он актер.
– Я же говорила, что он хорош в лицедействе.
– Не сразу, но меня наконец осенило, что ты не взяла бы деньги у родителей. А суммы, снятой тобой со счета, на путешествие не хватило бы.
– Откуда ты знаешь, сколько я сняла со своего счета?
Даже в сумеречном свете Мег разглядела, как он поднял бровь. Фыркнув от отвращения, она прибавила шаг.
– Я знал, что ты заказывала через Интернет материалы для бижутерии, – разъяснил Тед. – Составил список вероятных поставщиков и попросил Кайлу обзвонить их.
Мег обошла осколки бутылки из-под виски.
– Уверена, она была более чем счастлива тебе помочь.
– Кайла говорила всем, что держит бутик в Фениксе и хочет найти дизайнера уникальных украшений, которые видела в Техасе. Описала несколько твоих изделий и сказала, что мечтает выставить подобные вещицы в своем магазине. И вчера получила твой адрес.
– И вот ты здесь. Зряшная поездка.
Тед сердито гнул свою линию:
– Тебе не кажется, что уместнее продолжить разговор в лимузине?
– Нет.
Пусть справляется со своей совестью сам. Раскаяние и близко не лежит к любви – чувству, с которым Мег распрощалась навсегда.
– Я настаиваю, чтобы ты села в машину, – пробурчал преследователь.
– А я настаиваю, чтобы ты отправлялся к черту.
– Только что вернулся оттуда, и, поверь, не так страшен ад, как его малюют.
– Жаль.
– Проклятье!
Дверца распахнулась, и Тед выскочил на ходу. Мег не успела среагировать, а он уже тащил ее к машине.
– Прекрати! Что ты делаешь?
Лимузин наконец остановился. Мужчина затолкал жертву в салон, забрался следом и захлопнул дверь. Щелкнули замки.
– Считай себя формально похищенной.
Автомобиль снова тронулся. Закрытая перегородка скрывала водителя. Мег потянула за дверную ручку, но та не пошевелилась.
– Выпусти меня! Не могу поверить, что ты такое выделываешь. Что с тобой? Спятил?
– Более или менее.
Она до последнего избегала смотреть на соседа. Еще чуть-чуть, и он почувствует ее слабость. Голова медленно повернулась.
Тед был, как всегда, ослепителен: с тигриными глазами и выступающими скулами, прямым носом и твердым подбородком, как у кинозвезды. Темно-серый деловой костюм, белая сорочка и синий галстук. Она не видела его так официально одетым с самого дня свадьбы и теперь барахталась в темном потоке эмоций.
– Я требую! – воскликнула Мег. – Выпусти меня немедленно.
– Нет, пока мы не поговорим.
– Не желаю разговаривать с тобой. И вообще ни с кем.
– Как такое может быть? Ты же обожаешь поболтать.
– Теперь уже нет.
По периметру крыши салон освещали крошечные голубые огоньки, вдоль стен вытянулись длинные диваны. Огромный букет красных роз лежал на сиденье перед встроенным баром. Мег сунула руку в карман плаща за телефоном.
– Я позвоню в полицию и сообщю, что меня похитили.
– Не советую.
– Это Манхэттен. Здесь ты не Господь Бог. Тебя наверняка отправят на Райкерс[52].
– Вряд ли, но рисковать не стоит. – Он выхватил у нее мобильник и спрятал в карман пиджака.
Будучи дочерью актера Мег смогла безразлично пожать плечами.
– Отлично. Давай говори. И поторопись. Мой жених заждался меня в квартире. – Она прижалась бедром к двери, отодвинувшись от Теда как можно дальше. – Я же обещала, что забыть тебя не займет много времени.
Он моргнул, потянулся за охапкой «извинительных» роз и положил искупительную жертву ей на колени:
– Думал, они тебе понравятся.
– Неправильно думал. – Она отшвырнула розы в дарителя.
Когда веник ударил в голову, Тед осознал, что воссоединение проходит не лучше, чем он заслуживает. Похищение Мег стало еще одним просчетом с его стороны. Не то чтобы он планировал умыкнуть любимую. Он собирался появиться у ее дверей с розами и проникновенной декларацией вечной любви, а затем увлечь в лимузин. Но едва машина свернула на искомую улицу, как он заметил беглянку, и весь его здравый смысл испарился.
Даже со спины, закутанную в длинный лиловый плащ, поникшую под дождем, он мгновенно узнал ее. У других женщин могли быть такие же длинные ноги и летящая походка, и решительные движения рук, но ни одна не заставляла его чувствовать, что грудная клетка словно взрывается изнутри.
Тусклый синий свет в салоне лимузина выхватывал такие же тени под ее глазами, как и те, которыми обзавелся он сам. В нежных мочках, в которых он привык видеть неровные бусины и древние монеты, сейчас не покачивалось никаких висюлек, и крошечные пустые дырочки подчеркивали ее уязвимость, ранящую в самое сердце. Из-под подола влажного фиолетового плаща выглядывали джинсы и мокрые матерчатые кроссовки. Растрепанные волосы, усыпанные каплями дождя, стали длиннее, чем при их последней встрече, и огненно-рыжими. Он хотел вернуть прежнюю Мег. Хотел поцелуями убрать впадины, появившиеся под высокими скулами, и возвратить тепло блестящим глазам. Хотел заставить ее улыбнуться. Рассмеяться. Снова любить его так же глубоко, как он любит ее.
Упрямица смотрела прямо перед собой на стекло, отделяющее их от водителя, долгие годы катавшего Франческу Бодин по Манхэттену. Тед отказывался допустить возможность того, что опоздал. Конечно, выдумщица солгала насчет жениха. Хотя... разве какой-нибудь мужчина способен устоять перед ней? Тед жаждал уверенности.
– Расскажи об этом своем женихе.
– Ни за что. Не хочу, чтобы ты еще сильнее комплексовал.
Врушка. По крайней мере, он молился, чтобы так и было.
– То есть ты уверена, что знаешь все о моих чувствах?
– Конечно. Тебя гложет раскаяние.
– Это правда.
– Честно говоря, прямо сейчас у меня нет сил утешать тебя. Как видишь, со мной все в порядке. Теперь возвращайся к своей жизни и оставь меня в покое.
Мег не выглядела как человек, у которого все хорошо. Она выглядела измученной. Хуже того, равнодушной... и серьезной... Настолько непохожей на забавную задиру, которую он знал, что в голове не укладывалось.
– Я скучал по тебе, – пробормотал Тед.
– Приятно слышать, – ответила она голосом, отдаленным, как горы, которые – по наихудшему сценарию – она могла бы сейчас штурмовать. – Тебе не трудно отвезти меня домой?
– Позже.
– Тед, я серьезно. Нам не о чем больше говорить.
– Может, тебе и не о чем, а у меня есть идеи.
Ее упорное стремление уйти пугало. Он неоднократно оказывался непосредственным свидетелем ее беспримерного упрямства, а теперь эта решимость была направлена против него. Необходимо как-то пробиться сквозь ледяной панцирь.
– Я подумал... мы могли бы прокатиться на яхте.
– На яхте? Не думаю.
– Ну да, затея в общем-то дурацкая, но Комитет по реконструкции настаивал, что это отличный способ помириться с тобой. Забудь эту обмолвку.
Мег резко вскинула голову:
– Ты советовался с Комитетом по реконструкции?
Эта вспышка гнева воскресила в нем надежду.
– Возможно, упомянул о проблеме. Мимоходом. Мне требовался женский взгляд, и они убедили меня, что любая женщина оценит широкий романтический жест. Даже ты.
Определенно, в ее глазах сверкнули искры.
– Не могу поверить, что ты обсуждал наши личные дела с этой бандой.
Она сказала «наши дела». Не только его. Тед поднажал:
– Тори и правда сердится на тебя.
– Мне без разницы.
– Леди Эм тоже, но она формулирует более вежливо. Ты задела их чувства, сменив телефонный номер. Действительно, не стоило этого делать.
– Передай им мои извинения, – хмыкнула Мег.
– Яхта была идеей Бёди. Она сделалась твоей ярой защитницей из-за Хейли. Кстати, ты была права, не позволив обратиться в полицию. Хейли очень повзрослела за последнее время, а я не из тех, кто не способен признать свою неправоту.
Надежды еще подросли, когда Мег прижала кулаки к своему мокрому пальто.
– Со сколькими еще советчиками ты трепался по поводу наших отношений?
– С несколькими. – Тед тянул время, лихорадочно пытаясь сообразить, как сыграть дальше. – Кенни оказался бесполезен. Скит все еще злится на меня. Кто бы мог ожидать, что старикан так привяжется к тебе? А Бадди Рэй Бейкер посоветовал купить тебе «Харлей».
– Знать не знаю Бадди Рэя Бейкера!
– Конечно, знаешь. Он работает в ночную смену на заправке. Шлет тебе наилучшие пожелания.
Возмущение вернуло краску на ее гладкие щеки.
– Есть хоть один человек, с которым ты не поделился? – фыркнула Мег.
Тед потянулся к салфетке возле ведерка для шампанского, в которое в преждевременной вспышке оптимизма положил охлаждаться бутылку.
– Позволь тебя вытереть.
Мег выхватила салфетку и бросила на пол. Он откинулся на сиденье и постарался придать голосу безразличие:
– Без тебя в Сан-Франциско было скучновато.
– Жаль, что тебе пришлось потратиться, но уверена: Комитет по реконструкции выразил признательность за столь щедрый взнос.
Признание, что совсем не он расщедрился на победную ставку, едва ли поможет убедить Мег в его любви.
– Целый день прождал тебя понапрасну в холле отеля.
– Чувство вины – исключительно твоя проблема. Со мной это не сработает.
– Так я же не упрекаю.
Автомобиль подъехал к тротуару, и водитель, следуя ранее данным инструкциям, остановился на Стейт-стрит напротив Национального музея американских индейцев. Дождь не утихал, и, возможно, следовало выбрать другое место, но Теду никогда бы не удалось затащить Мег в родительскую квартиру в Гринвич-Виллидж. Кроме того, Тед не представлял, как отважиться на откровенность в ресторане или баре. И был чертовски уверен, что не произнесет больше ни слова в этим лимузине, когда шофер Франчески навострил уши по другую сторону перегородки.
Похищенная выглянула в окно:
– Почему мы здесь остановились?
– Чтобы прогуляться по парку.
Тед разблокировал замки, прихватил с пола зонтик и распахнул дверь.
– Не хочу гулять. Я промокла, ноги замерзли… хочу домой.
– Скоро. – Он схватил ее за руку и умудрился выволочь жертву и зонтик на улицу.
– Дождь идет! – возмущенно воскликнула Мег.
– Не слишком сильный. Кроме того, ты ведь уже мокрая, эти огненные волосы тебя согреют, и у меня большой зонт. – Тед раскрыл купол и, обведя Мег вокруг кузова лимузина, вытащил на тротуар.
– Здесь много лодочных причалов. – Он подтолкнул ее ко входу в Бэттери-парк.
– Я же сказала, что не собираюсь кататься на лодке.
– Отлично. Никаких лодок. – В любом случае, он ничего подобного и не планировал. Это потребовало бы многоходового мышления, на которое он сейчас не способен. – Я всего лишь упомянул, что здесь есть причалы. И прекрасный вид на статую Свободы.
Мег совершенно упустила значимость последнего замечания.
– Черт побери, Тед, – бросила она отчужденно, без капли своеобразного юмора, когда-то созвучного с его собственным.
Ее веселость погасла. Нестерпимо видеть ее такой, зная, что винить приходится только себя самого.
– Ладно, давай закругляться. – Нахохлившаяся Мег хмуро посмотрела на велосипедиста. – Говори, что хотел сказать, и я отправлюсь домой. На метро.
Так он ее и отпустит.
– Заметано. – Тед повел ее по ближайшей аллее, устремленной к набережной.
Двое под одним зонтом – романтично, но не в том случае, когда один из спутников противится сближению. К тому времени, когда парочка достигла набережной, дождь промочил пиджак Теда, а его ботинки хлюпали, как кроссовки Мег.
Торговые лотки улетучились по случаю ненастья, и лишь несколько приверженцев спорта рысили по мокрому асфальту. Ветер усилился, и холодная морось хлестала в лицо. В отдалении на страже гавани высилась статуя Свободы. Уже включили ночное освещение, и можно было различить крохотные огоньки в оконцах короны. Однажды давним летним днем он разбил одно из этих окон, развернул плакат с призывом «Нет ядерному оружию» и наконец обрел своего отца. Теперь, когда фигура защитницы придает ему смелости, Тед надеялся обрести свое будущее.
Он набрался мужества:
– Я люблю тебя, Мег.
– Пустое. Могу я теперь уйти?
Тед кивнул в сторону статуи:
– Самое важное событие моего детства случилось вон там.
– Да, помню. Твой юношеский акт вандализма.
– Верно. – Он сглотнул. – И мне кажется правильным, что здесь же должно произойти и самое важное событие моей взрослой жизни.
– Разве оно заключалось не в потере девственности? Сколько тебе было? Двенадцать?
– Послушай меня, Мег. Я люблю тебя.
Она не могла выглядеть менее заинтересованной.
– Тебе нужно лечиться. Серьезно. Твое чувство ответственности вышло из-под контроля. – Мег похлопала его по руке. – Все кончено, Тед. Прекрати угрызаться. Я пережила это, и, откровенно говоря, ты смотришься немного жалким.
Он не позволил задеть себя:
– По правде, я бы предпочел, чтобы этот разговор состоялся на острове Свободы. К сожалению, мне запрещено появляться там до конца жизни, поэтому не выйдет. Запрет не казался особо ужасным в девятилетнем возрасте, но сейчас чертовски мешает.
– Ты не мог бы подвести черту? Мне еще нужно сегодня заняться кое-какими документами.
– Какими документами?
– Для приема в университет. В январе я начну учиться в Университете Нью-Йорка.
В животе стянулся узел. Определенно, он надеялся услышать совсем не это.
– Ты возвращаешься в университет?
Мег кивнула:
– Я наконец-то поняла, чему хочу посвятить жизнь.
– Разве ты не создаешь ювелирные украшения?
– Этим я оплачиваю счета. Большинство, по крайней мере. Но это не то, что способно меня удовлетворить.
Тед желал быть тем, кто удовлетворит ее.
Мег принялась говорить без принуждения с его стороны. К сожалению, совсем не об их отношениях.
– К лету я смогу получить степень бакалавра по экологии и сразу поступлю в магистратуру.
– Это… замечательно. – Ничего хорошего. – А потом?
– Возможно, устроюсь на работу в службу Национальных парков или что-то вроде комитета по охране природы. Я могла бы специализироваться по программе охраны почвы. Вариантов много. Например, организация сбора и утилизации отходов. Многие не считают это поле деятельности привлекательным, но свалка очаровала меня с самого начала. И теперь я мечтаю работать... – Тут Мег осеклась. – Я замерзла. Давай вернемся.
– Так о какой работе ты мечтаешь? – Тед в душе взмолился, чтобы любимая призналась в готовности поработать его женой и матерью его детей, но такой вариант сейчас представлялся практически невероятным.
Мег заговорила оживленно, словно с незнакомцем:
– В действительности, я хочу превращать заброшенные промышленные территории в места отдыха, и ты вправе считать себя ответственным за это стремление. А теперь, мы очень занятно побеседовали, но я ухожу. И на сей раз не пытайся меня остановить.
Мег повернулась к нему спиной и двинулась прочь – непреклонная, лишенная чувства юмора рыжеволосая женщина, жесткая, как гвоздь, исключившая его из своей жизни.
Тед запаниковал:
– Мег! Я люблю тебя! Хочу жениться на тебе!
– Удивительно, – бросила она, не сбиваясь с шага. – Всего шесть недель назад ты убеждал меня, что Люси разбила твое сердце.
– Я ошибался. Люси разбила мой мозг.
Новый поворот остановил ее.
– Твой мозг? – обернулась она.
– Ну да, – сказал он тоном ниже. – Когда Люси сбежала, она разбила мне мозг. Но когда ты уехала... – к его смятению, голос предательски дрогнул, – когда ты меня бросила, то разбила мне сердце.
Он наконец сумел привлечь внимание Мег. Не то чтобы она смотрела на него мечтательным взором или готова была броситься в его объятия, но, по крайней мере, слушала.
Тед захлопнул зонтик, шагнул вперед, но остановил себя.
– По всем расчетам, мы с Люси превосходно подходили друг другу. У нас было так много общего, и ее выходка абсолютно не имела смысла. Весь город выворачивался наизнанку, соболезнуя моей потере, и я был чертовски не готов демонстрировать свое уныние. Я... утратил ориентацию. А тут ты – в центре всего безобразия – прекрасная, колючая и безжалостная, заставляющая меня снова стать самим собой. Вот только... – Он ссутулился, и струйки дождя запятнали воротник. – Иногда логика может оказаться врагом. Если я так ошибался по поводу Люси, как мог я довериться неведомому чувству к тебе?
Мег стояла, не произнося ни слова, вся обратившись в слух.
– Хотел бы я сказать, что осознал глубину своей любви к тебе, едва ты уехала из города, но, по правде, я был слишком занят, пребывая в бешенстве из-за того, что ты меня бросила. Без привычки к безумству мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что в действительности я злюсь исключительно на себя. Я был упрямым дураком. И трусом. Прежде мне все давалось слишком легко, но с тобой ничего не было просто. То, что ты заставила меня почувствовать... Как вынудила присмотреться к себе самому... – Тед с трудом дышал. – Я люблю тебя, Мег. Хочу жениться на тебе. Хочу спать с тобой каждую ночь, заниматься любовью, завести детей. Хочу ссориться и мириться... просто быть вместе. А сейчас... ты собираешься и дальше на меня пялиться или избавишь от страданий и скажешь, любишь ли ты меня еще хоть немного?
Мег смотрела на него. Пристально. Без улыбки.
– Я обдумаю ситуацию и сообщу тебе свое решение.
Она ушла, оставив мужчину в одиночестве под дождем.
Тед уронил зонтик, доковылял до мокрых перил и сжал пальцами холодный металл. Глаза жгло. Никогда еще он не ощущал такую опустошенность и неприкаянность. Слепо уставившись на залив, Тед гадал, что следовало сказать, чтобы убедить ее. Ничего. Слишком поздно. Мег не стала его дожидаться. Она списала убытки и двинулась дальше.
– Ладно, я обдумала, – послышался за спиной знакомый голос. – Что ты предлагаешь?
Тед резко обернулся, сердце билось в горле, дождь заливал лицо.
– Эээ... Свою любовь?
– Это понятно. Что еще?
Она выглядела неумолимой, неодолимой и неотразимо очаровательной. Ресницы мокрыми колючками обрамляли глаза, которые теперь приобрели не голубой или зеленый, а нежно-серый туманный оттенок. Щеки горели, волосы пламенели, рот сулил исполнение желаний. Его сердце пустилось в галоп.
– А чего ты хочешь?
– Церковь.
– Собираешься снова там поселиться?
– Возможно.
– В таком случае нет, ты ее не получишь.
Мег помедлила, обдумывая решительный отказ. Тед ждал, кровь шумела в ушах.
– Как насчет остальных твоих земных богатств? – поинтересовалась она.
– Одаряю тебя.
– Без надобности.
– Знаю. – Что-то расцвело у него в груди, что-то теплое и исполненное надежды.
Мег искоса взглянула на Теда. С кончика носа падали капли.
– Я собираюсь встречаться с твоей матерью только раз в год. На Хеллоуин.
– Возможно, еще передумаешь. Ведь это она тайно внесла деньги, чтобы ты выиграла аукцион.
Он наконец лишил ее равновесия.
– Твоя мать? – растерялась Мег. – Не ты?
Теду пришлось скрестить руки на груди, чтобы удержаться и не обнять ее.
– У меня был период безумия. Она решила, что ты – цитирую – «великолепная».
– Занятно. Ладно, как насчет невыполнимого условия?
– Таких не будет.
– Это ты так думаешь. – В первый раз Мег заколебалась. – Ты... готов жить где-нибудь, кроме Уинетта?
Он должен был предвидеть это, но не смог. Конечно, Мег не захочет вернуться в Уинетт после всего, что с ней там приключилось. Но как же его семья, друзья, его корни, так глубоко вросшие в каменистую землю, что он сделался ее частью?
Тед смотрел в лицо женщине, завладевшей его душой.
– Согласен, – каркнул он. – Я оставлю Уинетт. Можем переехать в любое место, куда тебе заблагорассудится.
Мег нахмурилась:
– Что ты несешь? Я не имела в виду навсегда. Господи, ты спятил? Уинетт – это дом. Но я серьезно собираюсь получить степень, поэтому нам понадобится жилье в Остине, если, конечно, я поступлю в Техасский университет.
– Боже милостивый, ты непременно поступишь. – Его голос снова дрогнул. – Я выстрою дворец для тебя. Где пожелаешь.
Теперь она выглядела так же наивно-восторженно, как он себя ощущал.
– Ты действительно мог бы пожертвовать Уинеттом ради меня?
– Я бы пожертвовал ради тебя жизнью.
– Начинаю всерьез тревожиться за тебя.
Но Мег выглядела отнюдь не встревоженной. А очень-очень счастливой.
Тед заглянул в глубину переменчивых глаз, желая донести до нее, насколько он серьезен:
– Для меня нет ничего важнее тебя.
– Я люблю тебя, Тедди Бодин. – Она наконец произнесла слова, которые он ждал. А затем, издав восторженный вопль, бросилась ему на грудь, плотно прижавшись мокрым, холодным телом, зарывшись ему в шею мокрым, холодным лицом, касаясь влажными, жаркими губами самого уха.
– Решим наши проблемы с сексом позднее, – прошептала подстрекательница.
Ну уж нет. Его так легко не обставить.
– К черту, мы решим их немедленно.
– Отлично.
На сей раз именно Мег тащила его. Они помчались обратно к лимузину. Тед быстро дал указания водителю, а потом целовал Мег до потери дыхания на всем пути до отеля «Риц Карлтон Бэттери-парк». Они ворвались в вестибюль без багажа, разбрызгивая дождевую воду с одежды. И вскоре заперлись в теплой, сухой комнате, окна которой смотрели на темную, дождливую гавань.
– Выйдешь за меня, Мег Коранда? – спросил Тед, увлекая ее в ванную.
– Естественно. Но сохраню свою фамилию, просто чтобы позлить твою матушку.
– Договорились. Давай, раздевайся.
Она подчинилась, и он тоже разделся. Они прыгали на одной ноге, держась друг за друга, путаясь в рукавах и мокрых штанинах джинсов. Тед включил воду в просторной душевой кабинке. Мег обогнала его, прислонилась к мраморной плитке и широко раздвинула ноги.
– Покажи, можешь ли ты использовать свои способности и мощь для порока вместо добра.
Он засмеялся и присоединился к искусительнице. Поднял на руки, целуя, любя, желая, как никого и никогда не желал. После того что случилось в тот ужасный день на полигоне, он дал себе слово никогда больше не терять самообладания рядом с ней. Но, глядя на Мег, ощущая ее близость, он забыл все, что знал о том, как правильно заниматься любовью с женщиной. Это не просто партнерша. Это Мег. Его забавная, прекрасная, неотразимая любовь. О Господи, он чуть не утопил бедняжку.
В голове у Теда окончательно прояснилось. Он все еще оставался погруженным в нее, и озорница смотрела на него с пола душевой кабины, расплывшись в лучезарной улыбке.
– Извиняйся, – разрешила она. – Я знаю, тебе хочется.
Потребуется лет сто, чтобы постигнуть эту женщину.
Мег повалила недотепу на спину, потянулась, шлепком ладони выключила воду и одарила нечестивым взглядом:
– Теперь моя очередь.
У покоренного не достало сил противиться.
Выбравшись из душа, они завернулись в халаты, высушили друг другу волосы и поспешили в постель. Прежде чем лечь, Тед подошел к окну задернуть шторы.
Дождь прекратился, и Леди Гавани смотрела на него издалека. Он чувствовал, что она улыбается.