Marica:
07.02.10 23:51
» Пролог
Ну, девушки, переводить буду не только я ;)
Переводом займутся -
MariAnna,
Sinner,
Marica
Бета-ридеры -
Whitney и
2008
***************************
Итак, встречайте -
Лили Сент-Кроу (Lili St. Crow)
Странные ангелы (Strange Angels)
Видео-анонс книги (на английском языке) -
http://www.youtube.com/watch?v=OQPXGh7YYaw&feature=player_embedded
Дрю Андерсон, всю свою жизнь была "странной". Путешествуя вместе с отцом из города в город, они убивают чудовищ. Тех созданий, что выходят по ночам и поедают ни о чем не подозревающих граждан. Странная и опасная жизнь, но, по-своему она хороша - до тех пор, пока в один ужасный миг, все не заканчивается кошмаром. В новое пристанище Дрю врывается зомби.
Одной, напуганной, и пойманной в ловушку мерзлого городка девушке, чтобы выжить, придется воспользоваться каждым дюймом своей сообразительности и вспомнить навыки тренировок. Можно ли доверять однокласснику, мальчишке, которого только что укусил вервольф? Или тому, странному голубоглазому юноше, который сообщает, что Дрю наследница давно забытой силы? Сможет ли она снова доверять интуиции?
Дрю, единственная выжившая из семьи, остальных убила тьма Настоящего Мира. Твари вышли на охоту. Дрю придется выбирать, кому верить, с кем сражаться, куда бежать и как уцелеть.
Да, и самое важное, все это нужно успеть до заката, иначе - конец...
Dru Anderson has been “strange” for as long as she can remember. She travels from town to town with her father, hunting the things that go bump in the night and eat the unwary. It’s a weird life, but a good one–until it all explodes and a zombie busts into her new house.
Alone, terrified, and trapped in an icy town, Dru’s going to need every inch of her wit and training to stay alive. Can she trust the boy who is just a little too adult–and just happens to get bit by a werwulf? Or the strange blue-eyed boy who tells her she’s heir to a long-forgotten power? Can she even trust her own instincts?
Because Dru is not the first in her family to be killed by the darkness of the Real World. The monsters have decided to hunt back–and now Dru has to figure out who to trust, who to fight, and when to run. And not incidentally, she has to figure out how she’s going to get out of this alive.
And she has to do it by sundown, or it’s all over…
Пролог
Я не стала говорить папе о бабушкиной сове. Нужно было рассказать. Знаю.
Иногда, в пространстве между сном и явью, проникают странные образы, сотканные из грез и предчувствий. Медленно открываются сонные веки, и тут, сквозь дремотную теплую истому, словно через плотный ватный туман, окутывающий сознание, ощущаешь посторонний взгляд.
Именно тогда я и увидела птицу.
Сова сидела на залитом лунным светом подоконнике, каждое бледное перышко ясно вырисовывалось в ледяном свете. Я не вешаю на окна ни жалюзи, ни занавески. Зачем? Мы с папой ни в одном городе не задерживаемся дольше нескольких месяцев.
Я моргнула, желтоглазая птица оставалась на месте. Вместо того, чтобы почувствовать комфорт от сознания того, что бабушка думает обо мне – не спрашивайте, откуда я знаю, что мертвые думают о живых. Я повидала много такого, чего лучше не знать, вместо этого я почувствовала острое раздражение, будто кусок стекла забили под кожу головы.
Клюв совы - черный, на перьях - разводы, похожие на хитросплетения призрачной паутины, тени сверху и белоснежный пух снизу. Казалось, птица целую вечность всматривается в мои сонные глаза, лишь слегка шевелясь, пыхтя так же, как моя бабушка, в моменты, когда кто-то обижал меня.
«Нет. Только не снова. Кыш».
Обычно она появлялась перед особо важными или ужасными событиями. Папа никогда не видел ее, ну, или мне так казалось. Но он всегда чувствовал, когда она ко мне являлась, после чего сразу же хватался за оружие, хотя даже я еще не успевала понять, кого нам ожидать - друга или ушат дерьма.
В ту ночь, когда бабушка с присвистом испускала предсмертные вздохи, сова также сидела у окна. Сомневаюсь, что доктора и медсестры заметили птицу. Никакой реакции с их стороны не последовало. К тому времени я знала достаточно, чтобы держать свой рот на замке и не сболтнуть чего-нибудь лишнего. Я до самого конца была рядом с бабулей и держала ее за руку. После её смерти я сидела в коридоре, пока больничный персонал, совершив все необходимые приготовления, увозил ее опустевшее тело. Когда доктора или социальные работники приставали ко мне, пытаясь разговорить, я внутренне сжималась, повторяя только одну фразу:
– Папа все знает и скоро приедет, - хоть и понятия не имела, где он находился в данный момент. К тому времени он не появлялся вот уже три месяца. Папа избавлял мир от всякой нечисти. Даже в тот момент, когда бабуля умирала у меня на глазах.
Конечно же, в то утро папа всё-таки появился: изможденный, давно не бритый, с перевязанным плечом и синяками на лице. Он сделал всё, что от него требовалось: принес документы, подписал все необходимые бумаги и ответил на все вопросы. Все обошлось, но иногда мне вспоминается та ночь, и я думаю: «А вдруг мне снова придется остаться одной в коридоре, освещенном лампами дневного света, где пахнет «лизолом» и холодной болью».
Не люблю такие думы. Я удобнее утыкаюсь в подушку, смотрю на совиный пух, каждое ее перышко словно залито холодным лунным светом.
Мои глаза постепенно закрываются. Теплая тьма проглатывает меня. Утром, когда звенит будильник, слабый зимний свет уже пробивается сквозь окошко и ложится квадратиком на коричневом ковре. Я, рискуя отморозить зад, из-за того, что папа не включил обогреватель на ночь, рывком скидываю одеяло.
Добрых двадцать минут я простояла в душе, пока не почувствовала себя более или менее бодрее. Пока, наконец, не почувствовала себя человеком. Спускаясь вниз по лестнице, я уже была раздражена, и чем дальше, тем сильнее. Любимые джинсы оказались грязными, а под светло-каштановыми волосами, прямо на виске, вскочил прыщ размером с гору Пинатубо. На сегодня я выбрала серую майку, красную толстовку, пару армейских ботинок и полное отсутствие макияжа. Зачем стараться? Я уеду отсюда прежде, чем мной кто-нибудь заинтересуется.
Моя сумка валялась на полу. В раковине продолжала томиться грязная посуда со вчерашнего вечера. За кухонным столом, согнувшись над подносом с обоймами, сидел отец, каждая гильза, вставая на место, издавала легкий щелчок.
- Привет, милая.
Я фыркнула, открыла пачку апельсинового сока и жадно отпила холодную жидкость. Утерлась и музыкально рыгнула.
- Истинная леди, - произнес отец, взгляд его налитых кровью голубых глаз не оторвался от обоймы. Я знала, что это означает, и поинтересовалась:
- Уходишь сегодня? - подразумевая, что уходит он без меня.
Клик. Клик.
Папа отложил полную обойму в сторону и принялся заполнять следующую. Пули, покрытые слоем серебра, мерцали. Должно быть, он всю ночь провел, готовя оружие.
- К ужину не жди. Закажи пиццу или еще что-нибудь.
Понятно, отец отправляется куда-то, где не просто очень опасно, а где будет сверхопасно. Меня не берет, чтобы сосредоточиться на главной цели. Значит, получил какую-то информацию. На этой неделе он ни одного вечера не провел дома, появлялся к ужину, принося с собой запах курева и опасности. В других городах он частенько брал меня с собой. Обычно никто не обращает внимания на девчонку-подростка, пьющую лимонад в баре. Вместе мы отправлялись в места, где папа точно знал, что любые проблемы можно остановить одним лишь ледяным взором военного или по-южному растягивая слова.
Но в этом городе он никуда не брал меня с собой. Так что информацию он получил по своим каналам. Как? Скорее всего по-старинке. Подозреваю, что так ему больше нравится.
- Я могла бы пойти с тобой.
- Дрю. – с предостережением в голосе произнес он. На шее у него висел, поблескивая в утреннем свете, мамин серебряный медальон.
- Я могу тебе пригодиться, буду подносить боеприпасы, – сказала я и подумала: «И смогу предупредить, если кто-нибудь невидимый будет следить за тобой из-за угла».
Услышав в собственном голосе упрямые хныкающие нотки, я решила скрыть их и отрыгнула, да так звучно, что даже окно, выходящее на жалкий дворик с обветшалыми качелями, звякнуло. Рядом с духовкой стояла коробка с посудой, и я едва сдержалась, чтобы не пнуть ее.
Мамина банка из-под печенья – в виде толстой улыбающейся коровы с черно-белыми пятнами – стояла рядом с раковиной, первая вещь которую я распаковываю в очередном новом пристанище. Я всегда ставлю ее в ванной комнате, рядом с туалетной бумагой и шампунем. Так заведено, поэтому эта штука первая распаковывается и последняя складывается.
Может вам и покажется, что я привыкла к постоянному житью на чемоданах, но скажу я вам, что нет ничего веселого в том, чтобы после тридцатишестичасовой езды пытаться отыскать туалетную бумагу.
- Дрю, не сегодня, – он посмотрел на меня и в свете флуоресцентной лампы сверкнули его короткие светлые волосы. – Вернусь поздно. Не жди.
Я собиралась было запротестовать, но он поджал губы в тонкую, жесткую линию. Бутылка на столе также послужила мне предостережением. Виски «Джим Бин». Прошлым вечером, перед тем, как я пошла спать, бутылка была едва почата, а сейчас лишь остатки янтарной жидкости сияли на дне теплее, чем его волосы. Папа – платиновый блондин, почти беловолосый. Странно, но щетина на его щеках была коричневая и золотистая.
Я получила блеклую версию маминых роскошных локонов и улучшенную копию папиных голубых глаз. Во всем остальном моём облике, думаю, не было ничего особенного. Исключая, разве что, бабушкин нос, но, возможно, она просто пыталась утешить меня. Я совсем не красавица. Большинство девочек проходит через стадию неуклюжести, но, похоже, гадким утенком я останусь на всю жизнь.
Нет, я вовсе не заморачиваюсь по этому поводу. Лучше быть сильной, чем бесполезной красоткой. Предпочитаю быть дурнушкой с головой на плечах, нежели глупенькой чирлидершей.
Поэтому, собираясь, я просто подбираю свою сумку, закидываю ее на плечо. Ремень царапает по шерстяным митенкам. Они грубые, но зато теплые. Да и в их манжет можно будет легко спрятать какую-нибудь мелочь. Да так, что никто не заметит.
- Отлично.
- Может, позавтракаешь?
Клик.
Очередная гильза вошла в обойму. Отцовский взгляд снова фокусируется на прежнем занятии, словно это было самым важным делом на свете.
Позавтракать? Когда он собирается куда-то один на один с неприятностями? Папа, ты шутишь?
Желудок сжался в комок.
- Прозеваю автобус. Хочешь яичницу?
Понятия не имею, зачем я это предложила. Папа любит глазунью, но ни у меня, ни у мамы она никогда не получалась. Я всегда разбивала желтки, даже когда он пытался научить меня аккуратно поддеть яйца деревянной лопаточкой, чтобы снять со сковороды. Мама в воскресное утро смеялась и советовала их взбить, да не перестараться, а папа подходил к ней, обнимал сзади за талию, утыкался носом в ее длинные вьющиеся каштановые волосы. Я всегда возмущенно кричала: - Фууууу! Только не целоваться!
А они смеялись.
Так было до её смерти. Кажется, тысячу лет назад. Когда я была маленькой.
Папа отрицательно покачал головой.
- Нет, спасибо, малая. Деньги есть?
Я заметила бумажник на столе и взяла его.
- Беру двадцатку.
- Возьми еще двадцать, на всякий случай.
Клик. Клик.
- Как дела в школе?
«Отлично, папа. Просто зашибись, как хорошо. Две недели на новом месте вполне хватает, чтобы завести кучу друзей».
- Нормально.
Вынимая из папиного бумажника две двадцатки, подушечкой большого пальца я провела по маминой фотографии, засунутой в прозрачный пластиковый кармашек. Это мой ритуал. На пластике даже потертость заметно, прямо над маминой широкой светлой улыбкой. Каштановые волосы такие же кудрявые, как и мои, но стянутые в свободный хвост. Обесцвеченные от солнца прядки колечками падают на ее личико в форме сердечка. Она была настоящей красавицей. Одного взгляда на эту фотографию достаточно, чтобы понять, почему папа так любил маму. Я почти чувствую ее духи.
- Просто нормально?
Клик
- Да, как обычно, нормально и глупо, – я носком поковыряла линолеум и положила бумажник на стол.
- Ну, я пошла.
Клик.
Он не поднял головы.
- Давай. Люблю тебя.
На папе был одет его форменный морпеховский пуловер и синие спортивные штаны с дырой на колене - обычный наряд для работы. Я смотрела поверх его головы, пока он набивал обойму, откладывал и брался за очередную.
Я почти чувствовала звук, который издавали гильзы, вставая каждая на своё место.
Горло будто окаменело.
- Давай. Пока, – произношу я и добавляю мысленно: «Постарайся выжить». Топаю из кухни и, дальше по коридору, случайно цепляюсь голенью за одну из сложенных там коробок. Я так и не распаковала вещи в гостиной. Зачем? Через пару месяцев придется снова все паковать.
Хлопаю дверью, прячу волосы под капюшон. На голове никаких ухищрений, просто прошлась расческой по своим кудрям. У мамы были дивные кудрявые локоны, у меня же на голове сплошной беспорядок. Влажность захолустного Среднего Запада моим волосам красоты не добавила. На улице влажный полог холода моментально превратил мое дыхание в белое облачко пара и защипал за локти и коленки.
Дом, который мы снимали, располагался в длинном, ровном, будто по линейке черченом, квартале одинаковых домов, все они дремали под слабым солнечным светом, едва пробивающимся из-за туч. Меня передернуло от витавшего в воздухе привкуса железа.
До этого мы жили во Флориде, там всегда стояла липкая, потная, душная жара, от которой кожа казалась маслянистой. Мы изгнали четыре полтергейста в Пенсаколе и в одном из заштатных городишек на севере Майами - призрак женщины, который видел даже папа. Там же была женщина, от которой меня бросило в дрожь, с водяными щитомордниками и медянками в стеклянных клетках, она продала отцу серебро для каких-то его дел. Там не нужно было ходить в школу – мы были слишком заняты передвижениями, переезжали из одного отеля в другой, чтобы то, для чего папе нужно было серебро, не смогло нас заметить.
Теперь я в Дакоте и снега тут по колено. Просто замечательно.
Растения и высокая трава проглядывались только на нашем дворе. Деревянный забор вокруг нашего дома стоял с облупившейся краской, которая местами свешивалась лохмотьями. В некоторых местах она отсутствовала полностью, создавая эффект «щербатой улыбки». Но зато крыльцо было крепкое и дом еще не обветшал. Папа не любил снимать убогие дома. По его твердому убеждению в таких условиях растить детей не пристало.
Опустив голову и сунув руки в карманы, я зашагала прочь.
Живым я, отца, не видела больше никогда.
...
Marica:
08.02.10 00:19
» Глава 1
Глава первая
- Мисс Андерсон? - прогудела миссис Блетчли.
В ожидании звонка, я сидела, подперев щеку кулаком, и смотрела в окно на холодную пустошь бейсбольного поля. В средней школе города Фоли классический школьный звонок подменили чем-то, более напоминающим телефонный. Он эхом раздавался в классной комнате, оповещая о начале следующего урока.
Я опустила карандаш на лежавший передо мной пустой лист бумаги и медленно огляделась. Внезапная тишина в классе служила верным знаком - сейчас все взгляды прикованы ко мне.
Ненавижу такие ситуации.
Блетчли, пухленькая, круглолицая, седовласая женщина. Уверена, все учителя считают ее добрым и безобидным существом. Маленькие карие глазки за очками в железной оправе, губки слегка тронутые красно-коричневой помадой. И если ее руки не сжимали указку, будто трость, то она пальцами постоянно теребила край мешковатого жакета. Свитеров у нее было три: один - бледно-желтый, как цветки примулы, второй - синий с вязаными розочками, третий - желчно-желтый с воротничком а-ля Питер Пэн. Сегодня на ней был как раз этот, цвета желчи.
Она походила на ласку, которая приготовилась стянуть курицу. За спиной школьники называли ее «бешеный пес» и у нее был нюх на слабаков.
Существует две разновидности учителей - «мягкие» и «жесткие». «Мягкие» учителя искренне хотят помочь, если им позволяют это сделать. Обычно они очень нервные и побаиваются детей, особенно старшеклассников. «Жесткие» учителя - это совсем другое дело. Они как акулы-убийцы, чующие кровь в воде.
- Вы с нами, мисс Андерсон? - голос у Блетчли как наждак, лезвие заточить можно. По классу пробежал шепоток. Блетч выбрала жертву на ближайшие тридцать минут, сегодня в этой роли буду я.
«Обожаю» быть новенькой.
Мне, правда, не следовало раззевать рот. «Жесткие» учителя - задиры. Если не реагировать на их провокации, то очень скоро они решают, что вы тупы и оставляют в покое.
Парень-гот полуазиатской наружности, сидящий впереди меня, заерзал на сиденье. Он был высок и худощав, с копной черных волнистых волос. Когда парень наклонялся, становилась видна часть шеи, так как воротник свернутого назад черного плаща, который он всегда носил, топорщился на уголках. Я уставилась на его загривок под темными кудрями.
Какого хрена! Пропадать, так с музыкой.
- Форт Самтер, - произнесла я.
Молчание. Глаза Блетчли за очками в железной оправе, сузились и, больше меня ничего не могло удержать. Пора действовать.
- Вы спрашивали, где грянули первые выстрелы Гражданской войны. Форт Самтер. С двенадцатого по тринадцатое апреля 1861 года, - слова я произносила монотонно, ровным и скучающим тоном. Шепоток, гуляющий по классу, превратился в тот особый тип молчаливого издевательства, который больше всего ненавидят «жесткие» учителя.
Кто бы мог подумать, что урок американской истории окажется столь занимательным?
Какое-то время Блетч таращилась на меня. Пока я оставалась для нее чем-то неизученным, так что мне это вполне могло сойти с рук. Впереди меня, вновь заерзал парень-гот, стул под ним скрипнул.
Очевидно, учительница решила выбрать кого-то еще, взглядом обещая мне будущие неприятности.
- Спасибо, мисс Андерсон. - Пауза затянулась, пока она задумчиво постукивала указкой по столу. Ее набрякшие лодыжки выпирали из ботинок, даже несмотря на прочные темные нейлоновые чулки, которые она носила под развивающейся хлопчатобумажной юбкой. Выглядели они как колготки для диабетиков, которые улучшают кровообращение.
Бабушка носила такие же, когда ей докучали боли в лодыжках.
Я покрылась мурашками, опускаясь на твердое пластиковое сиденье и не смея больше глядеть в окно. Блетч с тем же успехом могла вновь приняться за меня. Я не сказала папе о сове на окне. А вдруг он все еще дома?
Странное тянущее ощущение в желудке усилилось. Я уставилась на шею парня впереди меня, но он снова пошевелился, нервно подергивая уголки воротника.
«Не двигайся», - хотелось мне прошептать. – «Она ищет очередную жертву». Если бы все мое внимание было сосредоточено на происходящем вместо того, чтобы волноваться об отце, я бы сделала что-нибудь, например, треснула бы ему по спине или по голове, чтобы спасти. Мне терять нечего и откровенно наплевать пошлют ли меня к директору, оставят после уроков или еще что-нибудь.
Топор палача опустился:
- Мистер Грейвс, - заблестели глаза Блетчли.
Плечи парня, сидящего впереди, напряглись.
Кровь попала в воду. Я попыталась заглушить чувство вины.
- Я искренне полагаю, что вы делали заметки. Поскольку мисс Андерсон смогла ответить на вопрос о начале, возможно, вы продолжите, и расскажите нам о причинах Гражданской войны?
Ее брови поднялись, а хищно блестящие глаза напомнили аквариумных водяных щитомордников. Змеи сначала глядели не мигая, а потом открывали пасть и издавали страшный хрустящий звук. В голове эхом отозвался звук удара змеи о стекло, запах красной фасоли и риса, ароматы тела и фимиама.
Мы были так далеко от Флориды. Хозяйка маленького эзотерического магазина внушала реальный трепет, ее глаза, подернутые дымкой, и аморфная масса, следующая за ней - облако чего-то, что обычные люди видеть не могут, но ощущают в виде холодного ветра. Она глядела на меня долгим, изучающим взглядом, пока отец не щелкнул пальцами и не известил ее, что она говорит с ним, а не со мной. «Спасибо за внимание, мадам».
«Надо было рассказать отцу о сове». От внезапной уверенности меня вдруг начало знобить, а пальцы онемели от колющего холода.
- Хм. Причины Гражданской войны... Ммм...... - парнишка запнулся, и тут-то Блетч его и поймала. Остаток урока она провела, придираясь к нему, хотя, в конце концов, он все-таки нашел верный ответ, когда ему удалось вставить слово. Когда в конце урока прозвонил звонок, даже его загривок был взмылен. Мне было жаль его, но я не позволила чувству вины задержать меня.
Школьные коридоры выглядели как обычно - местная крутизна фланировала, точно акулы, девчонки-болельщицы флиртовали, а остальные просто старались пройти мимо. Группа обколотых детишек тусовалась у раздевалки и я видела, как коричневый бумажный пакет перешел из рук в руки. Посмотрела назад – не-а, ни одного препода в поле зрения. Девочка, вместе с которой у нас рисование, посмотрела сквозь меня, когда я робко помахала ей рукой, и пронеслась прочь, с ее плеча уныло свешивался рюкзак.
Ненавижу быть новенькой.
Школьное кафе - рев прибоя, запах линолеума и казенной еды. У меня были монетки для телефона, который располагался между кафе и «аллеей смерти», ведущей в кабинет директора, так что я вставила монету и набрала номер, записанный в тетради - последний из череды похожих, накарябанных карандашом или синей ручкой. Когда мы въезжали, телефон был подключен на фамилию предыдущего жильца, таким образом было проще платить по счетам. Не могла же я запомнить каждый чертов номер. По крайней мере, так я сказала отцу когда он взъярился на меня за то, что я их записала.
Он приказал не болтать и прекратил третировать меня по этому поводу. Домашняя гармония, имя тебе Андерсон.
В ухо прогудел телефонный вызов. Один. Три. Пять.
Его или не было дома, или он работал и не брал трубку. Я подумала о том, чтобы прогулять оставшиеся уроки, но он разозлится и мне придется прослушать еще одну лекцию о важности образования. Если бы я осмелилась указать на то, что образование - не самая важная вещь на свете и что средняя школа не научит меня как очистить комнату от полтергейста или укокошить зомби, я просто прослушаю следующую лекцию о том, как важно чтобы я была «нормальной».
Тот факт, что он охотился за чудищами из сказок, еще не являлся причиной, по которой я могла бы пропускать школу. О, нет. Даже несмотря на то, что без меня он был почти что слеп, так как дар, который бабушка называла «прикосновение», в нашей семье передается только по материнской линии.
Тоже мне – «прикосновение»! Я до сих пор не определилась «кошмарный» это талант или просто «жуткий». Вопрос открыт до сих пор.
Папа никогда не расстраивался из-за того, что был обделен по части «паранормальных» предчувствий. Ну и опять же, бабушка терпеть не могла нытиков, так что могу представить, как она вела себя с отцом, когда он был ребенком. Не верится, что он был когда-то неуклюжим юнцом, но могу себе это представить.
Бабушка прекрасно умела рассказывать.
После пятнадцатого звонка я повесила трубку, уставившись на телефон и кусая заусенец. Он ужасно болел, а на костяшках пальцев левой руки расположилась заживающая царапина от тяжелой сумки. Отцы других девочек не орут на них, чтобы те преодолевали боль, били сильнее, достигали цели и убивали, убивали, убивали! Другие девочки не наливали в термосы святую воду и не подавали патроны через окно, пока их отцы сдерживали натиск рассеивающейся нечисти, вроде гигантских тараканов - мутантов. Как произошло в Батон Руж, где дело закончилось довольно плохо. Пришлось везти отца в больницу и врать о том, как его угораздило лишиться куска икры.
Иногда не отличить где заканчивается вранье нормальному миру и начинается необходимое «лапшевешание» для Реального. На грани Реального мира ошивается масса косящих под вояк мужиков и желание показать свою крутость достигает в этой среде эпических размеров.
Телефон продолжал звонить.
- Охренеть, - мое бормотание потонуло в шуме кафетерия. Я даже не смогла получить свои пятьдесят центов обратно, аппарат их просто сожрал.
Пару секунд я просто стояла и смотрела на телефон, словно он мог ниспослать мне озарение. Здесь пахло сырым деревом и мокрым асфальтом, а еще синтетическим ковролином и дыханием двух тысяч учеников. Упомяну еще запах ног в потных носках и еды из Макдональдса. Школьный запах. Одно и то же в любом штате США, с небольшой региональной разницей запаха ног и закусочных.
Шум из кафетерия резал мне уши, а голова раскалывалась как от одной из маминых мигреней. Хотелось есть, но сама мысль о том, что надо проталкиваться локтями сквозь толпу, затем найти столик, где не пришлось бы встречаться с кем-то взглядом или сидеть рядом с какими-то отморозками...Все это было чересчур.
Если вернусь домой и застану там отца - придется выслушать «лекцию». Если вернусь, а его дома не будет - буду просто сидеть и переживать. Если пойти на геометрию и рисование, то я просто свихнусь, несмотря на то, что рисование обычно было самым клевым уроком. И забудьте про просиживание штанов на «Гражданском праве». Я повидала больше гражданских прав в обед по телевидению. Конечно, если вы определяете граждан как «выпендрежников с дорогой стрижкой».
Ни один из этих уроков не учил ничему полезному и настоящему. Я бы предпочла вести наблюдение вместе с отцом или отправиться с ним на «поиск инфы» - прогулку по оккультным магазинам и барам, туда, где собирались люди, знающие о Реальном темном мире, и переговаривались негромкими голосами в промежутках между выпивкой.
Вроде того чайного магазинчика, где зависает старый друг отца Август, где вы шагаете вперед, чтобы попасть в темный мрак бара, и делаете шаг назад, дабы попасть обратно. Или бар в Сиэтле, где у владельца из челюсти растут клыки, а широкое лицо, покрытое бородавками, делает его похожим на нечто, живущее под мостом и пожирающее лягушек. Или «ночник» в Пенсаколе, где мигающие столпы света похожи на искаженные криком лица, когда они достигают пола. А тот магазинчик у проселочной дороги по пути к Порт-Артуру, где у хозяйки, раскачивающейся в кресле у парадного входа, окажется все, что вам нужно прямо в бумажном пакете, стоящем рядом, и днем, пока пыль мерцает и сияет, садясь на окно, и даже в ночное время. Таких мест полным-полно - там можно приобрести то, чего не существует, ну или не должно существовать.
Если вы готовы заплатить. Иногда деньгами. В большинстве своем - информацией. Иногда чем-то, менее вещественным. Услугами. Воспоминаниями.
Даже душой.
Возможно, я смогла бы сама провести разведку - найти отцу место куда «влиться». Сквозящие дыры Реального мира были скрыты от обычных глаз, но для меня они торчали, точно гнилой зуб. Думаю, тут сыграл роль и бабушкин фокус «что это у нас на столе», когда она предлагала закрыть глаза и вспомнить все предметы, которые она выкладывала во время обеда и ужина, будь то консервирование или штопка.
В общем, все это было намного веселее, чем вся та хрень, с которой приходится мириться моим ровесникам. Так что я повернулась и пошла в другую сторону, по направлению к дверям, что вели к футбольному полю и бейсбольной площадке. Я могла бы срезать путь через поле и выскользнуть из зеленой зоны, окружавшей Фоли, эта школа была одной из тех, где школьная территория оставалась открытой - редкость в наши дни. У меня была двадцатка, так что можно было посидеть в какой-нибудь кафешке, где бы меня никто не трогал, пока я соберусь с духом и начну следовать зову интуиции.
На улице стужа хлестнул меня по замерзшим щекам. Все еще чувствовался запах железа, словно медная монетка во рту. Шмыгая сопливым носом, я шла, опустив голову и давя замерзшую траву ботинками.
Потрясающий выбор! Прогулять школу и отморозить задницу или вернуться в школу, в тепло, и в буквальном смысле умереть со скуки.
- Эй! Эй, ты!
Я проигнорировала окрик, вытирая нос рукавом толстовки. За моей спиной раздался хруст шагов. Я не сгорбилась - это верный признак, что ты слышал, как тебя окликали. Если это учитель, то мне придется собрать мозги в кучу и придумать что-то креативное, отчего я нахожусь здесь, я уже начала напрягать свои поднаторевшие во лжи извилины.
«Этому следует учить. Интересно, кто бы вел этот урок? И как бы ставили оценки?»
- Эй! Андерсон! - мужской голос был слишком молод, чтобы принадлежать учителю.
Блин. Это мой день. Обычно задиры меня не трогали, но кто знает. Я уперлась ногами о гравий и повернулась, вскидывая голову вверх, волосы, убранные под капюшон, упали мне на глаза.
Это был тот гот, полуазиат, с урока по американской истории.
Парень был высок, его черное пальто хлопнуло на ветру, когда он остановился. Он вновь задрал воротник кверху, а его щеки и нос под копной крашенных черных волос от холода стали красными, как вишня. Пару секунд он восстанавливал дыхание, косясь на меня сквозь пряди длинных волос, его худая грудь вздымалась под черной футболкой с названием группы «Black Sabbath». Его глаза имели странный оттенок бледно-зеленого цвета, но из-за копны волос их почти не было видно. Возможно, через пару лет он станет настоящим красавчиком, так ярко контрастирующие глаза на фоне черных волнистых волос. Сейчас же, он находился в той забавной стадии развития, когда каждая часть мужского тела выглядит так, словно ее воткнули на место без согласования с предыдущей. Вот бедняга.
Я ждала. Наконец, он отдышался и спросил:
- Сигарету хочешь?
- Нет. – «Господи. Нет». Детское личико, вид которого в зеркале большинство парней проклинают, нос и скулы несопоставимы. Лицо, которое получает большинство полукровок, если им не выпадет счастливый билет. Лицо двенадцатилетнего мальчишки, если бы не рост. Волосы отрастил, наверняка специально, чтобы выглядеть на «мне шестнадцать, честно». Обут в хорошие армейские ботинки со стальным подноском, зашнурованные до колен. В довершение ко всему, на его костлявой груди болталось перевернутое распятие на серебряной цепи.
Я отступила на шаг и оглядела его повнимательней. Не-а. Ничего от Реального мира в мальчишке не было. Доверяй, но проверяй. Отец всегда говорил – лучше дважды проверить, чем, проверив один разок, поплатиться своей задницей.
«Папа. Уже ушел? Сейчас день, так что наверняка с ним все в порядке». Мне не понравилось, как сжалась грудь от этих мыслей.
Прищуривая уголки глаз, мальчишка порылся в кармане и выудил мятую пачку сигарет Winston. Ну, по крайней мере, он не узкоглазый, как большинство полукровок, знаете, с таким характерным прищуром, круче, чем у Клинта Иствуда.
- Хочешь? - снова предложил он.
«Что за фигня»?! Я уставилась на распятие. Он хоть смутное представление имеет, что это значит? Или в какую беду он может из-за него попасть в некоторых местах.
Наверное, нет. Вот почему Реальный мир Реален: обычные люди думают, они одни цари во всей Вселенной.
- Спасибо, нет, - отказалась я и подумала: «Хочу кофе и сэндвич. Хочу посидеть где-нибудь и порисовать. Хочу найти место, куда бы не проникал солнечный свет и не чувствовать себя чужой в этом мире. Оставь меня в покое, черт возьми. Надо было сказать отцу насчет совы».
Тут укол совести заставил меня произнести:
- Прости за Блетчли.
Он быстро, совсем по-птичьи, пожал плечами. Он и сам как птица: нос похож на клюв, острое личико с кожей цвета карамели, нервные движения пальцев. Паренек извлек сигарету из пачки, достал серебряную зажигалку Zippo и поджег раковую палочку. Вдохнув облако дыма, он тут же согнулся в приступе кашля.
Боже мой. Стою и отмораживаю задницу с Крутым Готом. Это уже даже не смешно, но некоторые дни были гораздо хуже этого. Когда к нему вновь вернулся дар речи, он ответил:
- Да нормально все. Она, сука, всегда так делает.
«Рада, что не помешала».
Я стояла и не знала что сказать. Решила просто пожать плечами и сказала:
- Ну, пока.
- Прогуливаешь? - он зашагал рядом, игнорируя мое прощание. - Тогда вперед, к светлому будущему.
«Отстань».
- Мне просто нужен выходной.
- Отлично. Знаю местечко, куда можно пойти. Играть на бильярде умеешь? – у него получилось не поперхнуться следующей затяжкой. - Меня Грейвс звать.
«Тебя пригласили чтоль?»
- Знаю. - Я смотрела вниз, на ботинки, оттягивая время. - Дрю.
«Не вздумай спрашивать полное имя».
- Дрю, - повторил он. - Ты новенькая. Всего пару недель здесь, точно? Добро пожаловать в Фоли.
«Да, прозорливый ты наш, а теперь выкладывай набор местных приветствий». Я никак не могла придумать, как бы потехничнее его отшить, просто хмыкнула что-то в знак согласия. Мы пересекли футбольное поле странным тандемом - он, из солидарности тому факту, что ноги у меня не как у кузнечика, шел, укорачивая шаг. Я смерила его взглядом. Случись драка, ставки бы я сделала на себя. Он не выглядел бойцом.
И все же я шла по направлению к лесу с парнем, которого не знала. Украдкой кинув взгляд на его руки, я подумала, что ничего страшного не случится. По крайней мере, задумай он что-нибудь, у меня получится надрать ему зад, а лесополоса была не такой уж и большой.
Он попытался вновь: - А откуда ты?
«С далекой-далекой планеты. Где кошмары становятся явью». И ответила:
- Флорида.
Раньше или позже, этот вопрос всегда задавали. Когда я была моложе, я лгала. В большинстве случаев притворялась, что всегда жила в том месте, которое мы недавно покинули.
На самом деле люди ничего не хотят о вас знать. Им просто нужно поместить вас в то место, которое они для вас предопределили. В первые же две секунды они решают, что вы из себя представляете, и потом нервничают или расстраиваются, когда вы не вписываетесь в их поспешные суждения. В этом нормальный и Реальный миры схожи - все зависит от того, что люди о вас думают. Вычислите это, подыграйте их ожиданиям и получите карт-бланш.
- Да, у тебя южный акцент. Вот уж перемена для тебя, а? Кажется, снег пойдет.
Он произнес это таким тоном, словно я должна выразить благодарность за эту «новость». Лямка сумки впивалась мне в плечо.
Я постаралась не злиться. Нет у меня никакого южного акцента. Иногда я просто говорю, как бабуля, и всё.
- Спасибо, что предупредил, - я и не подумала скрыть сарказм.
- Да без проблем. Первый раз - халява.
Когда я вновь глянула на него, он улыбался под копной волос. Волосы почти проглотили его улыбку. Гордый, хрящеватый нос, однако, отчаянно сопротивлялся и выглядел при этом ужасно замерзшим. У парня даже перчаток не было.
Пару секунд я позабавилась мыслью: «А не рассказать ли ему что-нибудь".
«Привет. Меня зовут Дрю Андерсон. Мой отец совсем шизанулся после смерти матери и теперь много путешествует, охотясь за нечистью, что выползает с приходом тьмы, убивая существ, о которых ты слышал лишь в сказках да детских страшилках. Когда могу, я помогаю папе, но частенько я - балласт, даже несмотря на то, что могу сказать, где в этом городишке зависает Нежить. А школу я прогуливаю, потому что меня тут все равно через три месяца не будет. Так что все это, не имеет никакого хренового значения.»
Вместо этого я удивленно заметила, что улыбаюсь в ответ.
- Тебе следует носить перчатки.
Он покосился на меня, откидывая волосы. Глаза у него оказались зелеными с крапинками коричневого и золота, окаймленные черными густыми ресницами, глаза - хамелеоны. Парням всегда достаются отличные ресницы, прямо закон подлости какой-то. А уж полукровкам везет вдвойне. Как только он перерастет свой нос и лицо его немного вытянется, девушки по нему с ума сходить будут. Может, ему это даже вскружит голову.
- Мешает имиджу, - изрек он. В его левом ухе блеснуло что-то серебряное, но серьгу мне разглядеть не удалось.
- Да ты просто замерзнешь тут нафиг.
Мы достигли конца поля и он пошел впереди, сворачивая направо, к пыльной тропинке. Над нами переплетались голые ветви деревьев, а запах палой листвы щекотал мне нос пылью. Кирпичная громада школы позади вот-вот должна была скрыться из виду, и это сделало меня счастливее, чем я была на протяжении всего дня.
Грейвс фыркнул, откинув назад кудри, пока затягивался в очередной раз.
Некоторое время дым просто висел облаком, и мне пришлось моргнуть, чтобы восстановить зрение.
- Слышь, красота требует жертв. Телки не западают на парней в перчатках.
«Готова поспорить, что «телки» на тебя вообще не западают в этом Степфордском захолустье».
- Откуда тебе знать? - я перешагнула корень дерева, получив толчок сумкой по бедру.
- Да просто, знаю. - Он стрельнул в меня взглядом из-за плеча, его волосы почти скрыли ухмылку. - А ты так и не ответила, любишь шары гонять или нет.
- Не люблю, – произнесла я и вновь почувствовала себя виноватой. Он просто пытался быть вежливым.
В любой школе всегда находился парень, который считал, что у него есть шансы с новенькой.
- Но я тебе запросто надеру задницу, усек?
Я решила, что местная паранормальная тусовка может подождать. Все равно получу от папы лекцию, если отправлюсь на ее поиски в одиночку. Как-то раз в Далласе, когда он нашел меня, пропускающей стаканчик Колы с остроухим, шароглазым гремлином, его чуть удар не хватил.
- Отлично, - он даже не оскорбился. - Если сможешь, Дрю.
Мне подумалось, а не рассказать ли ему, что папа научил меня играть в бильярд затем, чтобы я умела раздобыть наличности. Решила - нет. Может, случись мне смутить парня, он все-таки оставит меня в покое.
...