Робин Мак-Кинли "Красавица"

Фиби: 31.03.10 16:06

 » Робин Мак-Кинли "Красавица"  [ Завершено ]

Леди, встречайте новый перевод! Mad Russian переведет роман "Красавица" Робин Мак-Кинли!
Бета - Pchelka.
Желаю удачи с переводом!

  Содержание:

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: Talita; Дата последней модерации: 31.03.2010

...

Mad Russian: 31.03.10 16:16

 » Аннотация

Сказка
Красавица.
Робин Маккинли.
1978 г.


– Добрый вечер, Красавица, – произнес глубокий резкий голос.
Он медленно выпрямился, а я свернулась в клубок от страха. Гигант больше двух метров ростом, с широкими плечами и грудью, как у бурого медведя из северных лесов, вздохнул, отчего словно пронесся ураганный ветер.
Зверь поднял со стола подсвечник, который зажегся, едва он поднес его к плечам. Я посмотрела ему прямо в лицо.
– Нет! – закричала я. Увидев, что этот монстр шагнул ко мне, я в ужасе отшатнулась.
– Тебе нечего бояться, – сказало Чудовище настолько мягко, насколько могло своим резким голосом.
Оно все еще стояло, наблюдая за мной странными глазами. Внезапно мне стало понятно, почему его взгляд настолько ужасен: я смотрела в человеческие глаза…

От автора:
Моей маме,
Потому что ей еще долго ждать Килкеррана;
и обоим Мистерам Рочестерам – за то, что направили Магомета к горе.


Содержание:
Часть 1
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Часть 2
Глава 1
Глава 2
Часть 3
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5

В моем файле 155 страниц.

...

zelenoglazaia kiska: 31.03.10 16:33

мммм звучит интригующе
ждём с не терпением продолжение

...

2008: 31.03.10 16:38

ЭЭЭ, сказка? Надеюсь будет интересно
Mad Russian, Пчелка с почином и удачи в работе

Иногда удивляешься людям, которые умудряются в одном слове допустить сразу 2 ошибки

...

Lisaj: 31.03.10 16:49

Аннотация понравилась и заинтриговала. Похоже на фэнтези. Ура!

...

Mad Russian: 31.03.10 16:52

 » Часть 1 Глава 1

Первую главу бетила Amica, вычитка - Pchelka


Я была младшей из трех дочерей. Наша мама, воспринимавшая все буквально, дала нам имена Грейс, Хоуп и Онор [1], но немногие, кроме священника, крестившего нас, помнили мое настоящее имя. Мой Oтец все еще любит рассказывать историю о том, как появилось мое странное прозвище: я пришла к нему с вопросом, когда поняла, что наши имена означают нечто большее, чем просто «эй-ты-подойди-сюда». Он преуспел в объяснении имен «Прощение» и «Надежда», но не смог легко объяснить пятилетнему ребенку концепцию чести. Я выслушала его с выражением глубочайшего отвращения на лице и сказала:
– Ха! Уж лучше быть Красавицей.
Он рассмеялся; а в течение следующих нескольких недель рассказывал каждому, кого встречал, историю о своей развитой не по годам дочери. Я обнаружила, что мое неверно понятое мнение воплотилось в реальность; по крайней мере, прозвище прикрепилось ко мне прочно.
Мы были красивыми детьми: с кудрявыми светлыми волосами и серо-голубыми глазами; волосы у Грейс были ярче, а глаза Хоуп – больше, но первые десять лет разница не была так заметна.
Грейс (она на семь лет старше меня) стала красивой, невероятно изящной девушкой. Ее волосы вились и были прекрасны, роскошны, такого же масляно-жёлтого цвета, как и в детстве (так говорили преданные друзья нашей семьи), а ее кристально-голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, были прозрачны, как майское утро после дождя (это заявляли ее преданные поклонники).
Волосы Хоуп потемнели до насыщенного каштанового цвета, а большие глаза стали дымчато-зелеными.
Грейс была сантиметров на пять повыше, и, если ее кожа была розоватой, то у Хоуп была – цвета слоновой кости. Кроме существенной разницы в цвете волос, мои сестры выглядели очень похоже: обе высокие и стройные, с тонкими талиями, прямыми носиками, ямочками на щеках, когда улыбались, и маленькими деликатными руками и ступнями.
Я была на пять лет младше Хоуп и не знаю, что со мной произошло. Я становилась старше и волосы мои приобрели мышиный оттенок (не блондинка, не брюнетка), детские кудри сошли, а все, что осталось, совершенно не поддавалось завивке; глаза мои стали мутно-карими. Более того: я не росла, была тощей, неуклюжей, неразвитой, с большими руками, длинными пальцами и огромным размером ноги. А что еще хуже, в возрасте тринадцати лет я вся покрылась прыщами. Я была уверена, что в семье моей матери столетиями не было ни прыщика. А Грейс и Хоуп продолжали быть восхитительно-невинными и прекрасными, и каждый холостой мужчина (а также многие женатые) продолжали сгорать от любви к ним.
Ребенком меня очень баловали. Наша мать скончалась меньше, чем через два года после моего рождения, а наша сестренка Мерси умерла через две недели после нее. Хотя у нас были весьма опытные и очень добрые няньки и гувернантки, сестры чувствовали, будто вырастили меня они. К тому времени, как стало ясно, что я не оправдаю надежд семьи и не вырасту красавицей, меня называли так уже больше шести лет; и хотя я ненавидела это прозвище, но была слишком гордой, чтобы меня избавили от него. Мне не так уж нравилось и мое настоящее имя, Онор; если откровенно, то оно звучало, как ярлык, словно «честная, достойная» – это самое лучшее, что могли обо мне сказать. Было мило со стороны моих сестер не замечать возрастающего несоответствия моего прозвища и внешности. Чего уж хуже: они были настолько добросердечные, насколько красивые, и их доброта была искренней.
Наш Отец, храни его Бог, даже не замечал, что была значительная разница между двумя его старшими дочерьми и младшей. Наоборот, он все время улыбался нам за обеденным столом и говорил, как доволен, что мы становились тремя такими непохожими девушками; что он всегда сочувствовал семьям, в которых все выглядели, как лепестки одного цветка. Сначала недостаток понимания с его стороны обижал меня, и я подозревала его в лицемерии, но со временем стала благодарна ему за эту великодушную слепоту. Я могла говорить с ним открыто о своих мечтах, о будущем без страха, что он почувствует жалость ко мне или засомневается в моих побуждениях.
Единственное удобство быть сестрой Грейс и Хоуп заключалось в том, что я была «умненькой». Это простое слово было, своего рода, моим проклятием, ставило меня в ту же категорию, что и мое настоящее имя – как эпитет, описывающий мои ограниченные качества, лучшее, что могли обо мне сказать. Наши гувернантки всегда говорили о моем уме с жалостью в голосе. Но, по крайней мере, это была правда. Мои интеллектуальные возможности предоставляли мне свободу и служили оправданием: я не сияла в компаниях, предпочитая им книги; а все мечты, что доверяла отцу, были о том, чтобы учиться успешно и поступить в Университет.
– Невероятно, чтобы женщина делала нечто подобное, – заявляли мне изумленные гувернантки, когда я отвечала слишком откровенно, но мой отец кивал, улыбался и говорил:
– Посмотрим.
Так как я верила, что отец мог сделать все, кроме того, чтоб сделать меня красивой, я работала и училась со страстным рвением, жила надеждами и избегала общества и зеркал.


*****

Наш Отец был купцом, одним из самых богатых в городе. Сын корабельного плотника, он вышел в море юнгой, едва достигнув десяти лет, а к сорока Отец и его корабли были известны во многих главных портах мира. И в сорок же лет он женился на нашей матери, Леди Маргерит, которой было лишь семнадцать. Она была родом из добропорядочной семьи, у которой не осталось ничего, кроме родственных связей, чтобы выжить, поэтому ее родители были более чем счастливы принять ухаживания моего отца с его щедрыми свадебными дарами.
– Но это был счастливый брак, – говорили нам друзья семьи.
Наш отец с ума сходил по своей молодой жене (мои сестры унаследовали ее внешность, конечно, за исключением ее рыжевато-золотистых волос и янтарных глаз), а она обожала его.
Когда мне исполнилось двенадцать, а Грейс – девятнадцать, она обручилась с самым многообещающим капитаном одного из кораблей нашего отца, Робертом Такером – голубоглазым, темноволосым гигантом двадцати восьми лет. Он почти сразу же после объявления помолвки ушел в плавание, которое должно было продлиться почти три года и сделать его богатым. Впервые начав осбуждать планы на свадьбу и плавание, они (Робби, Грейс и мой отец) разыграли Маскарад Любезностей. Отец предложил им сразу же пожениться, чтобы они смогли провести несколько недель до отплытия вместе, а Грейс могла бы забеременеть и длинными долгими месяцами хлопотала бы по дому, готовясь стать матерью и ожидая возвращения мужа. Путешествие можно было отложить на некоторое время.
– Нет, – сказал Робби, мол, сначала он хочет испытать себя; не стоит мужчине оставлять свою жену в доме отца, если он не сможет позаботиться о ней, как она того заслуживает, значит, он недостоин быть ее мужем. Но пока он не мог позволить себе собственный дом, а три года – это большой срок; возможно, ей лучше быть свободной от обязательств их помолвки. Это было нечестно – заставлять такую прекрасную девушку, как она, ждать так долго.
А затем, естественно, Грейс, в свою очередь, встала и заявила, что она может подождать и двадцать лет, если понадобится, и ей окажут величайшую честь, если сразу же объявят о свадьбе. Так они и сделали, а через месяц Робби отплыл.
Грейс очень много рассказывала нам с Хоуп об этом Маскараде сразу же после того, как это случилось. Мы пили чай у Грейс в гостиной, украшенной шелковыми розами. Ее чайная церемония была безупречна, и она управлялась с серебряным чайником, как благородная и обходительная хозяйка, передавая по кругу свои любимые чашки любимым сестрам, будто мы тоже были благородные леди. Я сразу же опускала свою чашку: годами приходя пить чай с сестрами, я все еще смотрела на изящную фарфоровую посуду с подозрением, предпочитая подождать возвращения к своим занятиям, где я могла вызвать служанку и попросить принести мне большую кружку чая и печенье.
Хоуп выглядела рассеянной и витала в облаках; я была единственной, кто видел нечто забавное в истории Грейс и, тем не менее, я понимала, что участники этой драмы не видели в ней ничего смешного; хотя только я в семье видела иронию в этой ситуации и читала стихи ради удовольствия. Грейс покраснела, упомянув ребенка, и признала, что, хоть Робби и был прав, конечно, она всего лишь слабая женщина и желает – о, совсем немножко, – чтобы они поженились до его отплытия. Моя старшая сестра была еще красивее, когда краснела. Гостиная удивительно оттеняла ее.
Те первые месяцы после отплытия Робби для нее, должно быть, были очень долгими. Она, звезда светских вечеров, теперь редко выходила в город; когда Хоуп и отец возмущались тем, что Грейс живет как монахиня, она ангельски улыбалась и говорила, что на самом деле больше не хочет выходить и общаться с людьми. Сестра проводила большую часть своего времени, «приводя в порядок свое белье», как она говорила; Грейс очень красиво вышивала – я не думаю, что она вывела хоть один кривой стежок с тех пор, как в возрасте пяти лет подшивала свою первую простыню. У нее уже было приданого на троих.
Итак, Хоуп выходила одна, с дуэньей – последней из наших гувернанток – или в сопровождении одной из многих престарелых леди, которые находили ее просто восхитительной. Но примерно через два года стало заметно, что несравненная Хоуп также перестала уделять внимание многим модным собраниям – невероятное развитие событий, потому что не было никаких объявлений о помолвке или странных изнуряющих болезней, о которых все шептались. Мне все стало понятно однажды ночью, когда она пробралась в мою спальню, всхлипывая. Я не спала, переводила Софокла. Хоуп объяснила мне, что должна была кому-то довериться, но не могла быть настолько эгоистичной, чтобы беспокоить Грейс, когда все мысли старшей сестры были заняты безопасностью Робби.
– Да, я понимаю, – сказала я терпеливо, хотя про себя подумала, что Грейс не помешало бы отвлечься на другие проблемы. Но она, Хоуп, влюбилась в Жэрвейна Вудхауса, а значит, была несчастна. В конечном счете, я разобралась в этом интересном заявлении.
Жэрвейн был очень приличным молодым человеком во всех смыслах этого слова, но он также был рабочим-металлургом на верфи нашего отца. Его семья – добрые и честные люди, но совсем не благородные, а его шансы на будущее были очень ограничены. Отец ценил его идеи об устойчивости судов и несколько раз приглашал его в дом для обсуждений, оставляя Жэрвейна выпить чаю или поужинать. Я полагаю, что здесь моя сестра с ним и познакомилась. Я невнимательно слушала рассказ Хоуп о последовавшем за знакомством романе и не сразу поняла, что ее страдающий возлюбленный и был тем молчаливым и вежливым молодым человеком, которого отец принимал у себя. Во всяком случае, заключила Хоуп, она знала, что отец ожидал, что она составит хорошую партию, по крайней мере – достойную, но сердце ее уже было несвободно.
– Не глупи, – возразила я ей. – Отец хочет, чтобы ты была счастлива. Он в восторге от того, что Робби станет его зятем, ты же знаешь, а ведь Грейс могла подцепить графа.
На щеках Хоуп показались ямочки.
– Престарелого графа.
– Граф есть граф, – строго сказала я. – Лучше, чем твой дворянин, который удерживал свою жену на чердаке. Если считаешь, что будешь счастливее всех, отскребая смолу с мешковатых фартуков, Отец не скажет тебе «нет». И, – добавила я, задумавшись, – он, скорее всего, наймет тебе для этого нескольких служанок.
Хоуп вздохнула.
– Ты ни капли не романтична.
– Это ты и так знала, – отозвалась я. – Но я напоминаю тебе, что Отец не людоед, ты поймешь это, если только успокоишься и подумаешь. Он сам начинал как корабельный плотник, и ты знаешь, что до сих пор в некоторых кругах нас за это осуждают. Только мама была из высшего общества. Отец не забыл. И ему нравится Жэрвейн.
– О, Красавица, – продолжила Хоуп, – это еще не все. Жэр остается в городе только из-за меня: ему совсем не нравится здесь – ни корабли, ни море. Он родился и вырос на севере, далеко отсюда. Жэрвейн скучает по лесам. Он хочет уехать обратно и снова стать кузнецом.
Я задумалась над этим. Похоже, что я, будучи дочерью металлурга, при всей своей образованности, не была полностью свободна от городских предрассудков, считавших северные земли краями, перенаселенными гоблинами и волшебниками, которые гуляют по деревням, бормоча свои дикие заклинания.
В городе магия была сдержанна в более или менее разумных пределах: ею занимались низкорослые старички и старушки с загадочным блеском в глазах, которые варили любовные зелья и лекарства от бородавок за скромное вознаграждение. Но, если это не волновало Хоуп, значит, и мне не было причины беспокоиться.
Наконец, я сказала:
– Ну, нам будет тебя не хватать. Надеюсь, ты не уедешь слишком далеко, хотя это не будет непреодолимым препятствием. Посмотри на меня: перестань заламывать руки и послушай. Хочешь, сначала я поговорю с отцом об этом, если уж ты так боишься?
– Это было бы чудесно, – живо ответила моя ясноглазая сестра. – Я обещала Жэрвейну пока ничего не рассказывать, а он чувствует, что наше продолжительное молчание неправильно.
Такая была традиция в нашей семье, я могла общаться с Отцом свободнее всех: как самая младшая и прочее. Так мои сестры еще раз тактично пытались компенсировать мою внешность, но в этом был смысл, поскольку Отец сделал бы для нас что угодно, а сестры иногда робели перед ним, испытывая благоговейный страх.
– Ээээ… да, – сказала я, уставившись в свои книги. – Я поговорю с Отцом, дай мне хотя бы неделю, пожалуйста, если уж ты ждала так долго. У Отца проблемы с торговлей, как ты, возможно, заметила, так что нужно выбрать подходящее время.
Хоуп кивнула, обрадованная, назвала меня «милой девочкой», поцеловала на прощание и выскользнула из комнаты. Я вернулась к Софоклу. Но, к моему удивлению, не смогла сосредоточиться: истории, которые я слышала о существах с севера, закрались в греческие стихи и тревожили меня. И дело было еще и в том, что Жэрвейн – надёжный и разумный Жэрвейн – находил местных колдунов интересными: он не смеялся, когда о них говорили, а умолкал. Как надоедливая младшая сестра, я изводила его этим фактом, пока он мне кое-что не рассказал:
– Там, откуда я родом, любая старуха может вылечить бородавки припарками; они учатся этому от матерей, наряду с тем, как сшить рубашку и испечь пряники. Или, если всё-таки не могут лечить, то всегда есть соседка, которая умеет; также как и ее муж, который, возможно, знает парочку заклинаний, чтобы заставить набитое соломой пугало выполнять работу немного лучше. – Жэрвейн увидел, что завладел моим вниманием, усмехнулся и добавил: – Знаешь ли, осталось даже несколько драконов далеко на севере. В детстве, когда я был мальчишкой, я видел одного, хотя обычно они так далеко на юг не залетают.
Даже я знала, что драконы могут делать всевозможные восхитительные вещи, доступные только сильнейшим волшебникам.

*****


Возможность обсудить будущее Хоуп с Отцом так и не представилась. Удар был нанесен нам спустя несколько дней после нашего с сестрой разговора. У небольшого торгового флота, которым владел отец, началась полоса неудач: очевидно, с того дня, как Роберт Такер отплыл на корабле «Белый Ворон» три года назад, в сопровождении судов «Ветер Флота», «Стойкий» и «Шанс Судьбы», всё шло не так, как надо. Отправки отменялись, урожай был скудным, восстания мешали обычной торговле; корабли отца тонули в штормах или захватывались пиратами; многие склады были уничтожены, а рабочие исчезали или возвращались домой без денег.
Наверное, окончательным ударом стало известие от изнуренного мужчины со стертыми ногами, что отплыл на корабле «Стойкий» три года назад. Четыре судна потеряли друг друга в море из-за внезапного шторма. Разбитые корабли «Стойкий» и «Ветер Флота» прибило к берегу, выжили немногие. Позже мы узнали, что «Шанс Судьбы» находился в руках пиратов, которые обнаружили затерявшийся и полностью развалившийся после шторма корабль. О «Белом Вороне» и его экипаже было ничего неизвестно: предполагалось, что он исчез. Капитан корабля «Ветер Флота» пережил крушение двух кораблей, сломав при этом ногу, которая никак не заживала. Год назад матроса, который теперь стоял и мял свою шляпу в руках, вместе с другим моряком послали на поиски дороги домой, чтобы доставить послание и просьбу о помощи, потому что отправленные письма затерялись. Когда два матроса отправились в путь, в живых оставалось около дюжины моряков, а их поведение, учитывая пребывание в чужой стране, было осторожным. Но спутника матроса убили разбойники, а добравшийся домой мужчина ничего не знал о моряках, которых он оставил.
Я не помню следующие несколько недель после возвращения моряка и не жалею об этом. Помню только, что Отец, всегда выглядевший моложавым и веселым, за несколько дней постарел до своего настоящего возраста – шестидесяти лет; а бедная Грейс побледнела, как полотно, когда услышала новости, и бродила по дому в молчаливом ужасе, как те несчастные бледные девушки из старых баллад, которые угасали на глазах, пока не становились для живых дурным предзнаменованием. Мы с Хоуп по очереди старались убедить Отца и старшую сестру поесть и следили, чтобы в их комнатах не угасал огонь в каминах.
Отец планировал собрать все, что осталось, взять нас и переехать в деревню, где мы могли бы жить на скромные средства. Быстрое развитие его дела, быстрое богатство и успех были основаны на том, что Отец умел просчитывать возможный риск. Раньше он вел рискованные дела почти на грани, но всегда в нужный момент останавливался, так что теперь не мог поверить, что в этот раз все так обернулось.
В результате, наше разорение было полным, поскольку Отец никогда не откладывал деньги на чёрный день. То немногое, что осталось, он использовал, чтобы смягчить удар для своих лучших рабочих; многие из них отплыли с моряком с корабля «Стойкий», чтобы попытаться найти людей, которые оставались где-то там, и помочь им в этой сложной ситуации. Тот моряк уплыл обратно, меньше чем через неделю после своего прибытия, хотя Отец упрашивал его остаться и отдохнуть, потому что другие могли поехать вместо него. Но мужчина хотел увидеть своих товарищей и был готов рискнуть, чтобы найти их; он не сказал этого, но мы поняли, что ему хотелось уехать прочь от нас, чтобы не видеть краха, который нас постиг из-за известия, принесённого им, хотя никто не обвинял этого матроса в случившемся.
Дом и земли назначены на продажу с торгов; вырученные деньги должны были помочь нам начать все заново. Но что начинать? Отец был разорен: его теперь называли проклятым и никто из купцов не хотел иметь с ним дела, даже если он стал бы работать на кого-нибудь сам. В последний раз Отец вырезал безделушки своим маленьким дочерям, а до этого он не работал плотником около тридцати лет, оставив своё ремесло в угоду более доходному делу. Больше он ничего не умел делать.

Именно в этот момент, когда мы начали думать о худшем, Жэрвейн посетил нас; это было примерно через неделю после того, как моряк со «Стойкого» поведал свою историю. После ужина мы вчетвером сидели молча в гостиной; обычно мы разговаривали или отец или я сама читали вслух, пока сестры вышивали, но теперь нам было совсем не до развлечений. Торги уже были назначены на следующую неделю и отец начал поиски небольшого дома где-нибудь вдалеке от Города.
Доложили о приходе Жэрвейна. Хоуп покраснела, а затем уставилась вниз на свои сцепленные руки. За два дня до этого она сказала сообщила мне, что отказалась от встреч с Жэрвейном с тех пор, как пришли новости о нашем разорении. Не было и речи о том, что он не знал о нашем положении: весь Город обсуждал это. Верфь отца была продана первой, чтобы покрыть все торговые убытки, а все работники гадали, кто будет новым хозяином, если только их всех не уволят. Отца не только любили и уважали люди, которые на него работали, – они восхищались его способностями в ведении деловых предприятий.
Жэрвейн объяснил свой приход сразу же, без предисловий. Он уже думал о том, чтобы несколько недель спустя предложить Хоуп руку и сердце. Молодой человек осознавал, что все резко поменялось, но он знал свое сердце и так же доверял сердцу Хоуп. Когда Жэрвейн впервые пожелал жениться на ней, а моя сестра дала ему надежду, что сможет уехать с ним из города к простой жизни, если ее семья позволит, он начал поиски работы в качестве кузнеца в своей родной деревне через друзей, которых знал с детства.
Буквально этим вечером юноша узнал о том, что освободился дом с кузницей неподалёку от его родной деревни. У него было предложение: мы окажем ему честь, если согласимся переехать туда. Дом был маловат для пятерых, но можно было сделать пристройки и, добавил молодой человек, поклонившись Отцу, там было небольшое помещение для работы плотником.
Жэрвейн не настаивал на своих ухаживаниях и мы не должны были думать, будто Хоуп обязана выйти за него в благодарность за то, что он окажет нам услугу. И, хотя юноша был уверен, что эта услуга могла оказаться намного больше, чем можно было благородно принять, не уронив своего достоинства, он знал только, что нам нужно было помочь войти в новую жизнь с достоинством. Молодой человек почел бы за великую честь оказать нам такую помощь.
Отец долго молчал после того, как Жэрвейн закончил. Ему было предложено сесть, когда он вошел, но юноша отказался; теперь Жэр стоял спокойно, будто в своем собственном доме, в ожидании ужина. Симпатичный молодой человек, хоть и не красавец, с каштановыми волосами и серьезными серыми глазами – думаю, ему было около тридцати. Он работал на Отца почти шесть лет и показал себя примерным и честным работником.
Наконец, отец спросил:
– Хоуп, то, что этот молодой человек сказал о тебе, правда?
И сестра то краснея, то бледнея, напоминая осеннюю зарю, мелькавшую сквозь трепещущие на ветру листья, кивнула и ответила:
– Да, отец.
Отец поднял голову и посмотрел на Жэра, который не шевелился, только дышал и следил за своим собеседником глазами.
– Жэрвейн, я не знаю, правильно ли поступаю, говоря так, поскольку то, о чём ты просишь, – тяжкое бремя, несмотря на все твои красивые слова. Но я и мои дочери, в самом деле, нуждаемся в такой помощи. – Он окинул нас взглядом. – И мы, я думаю, будем более чем благодарны принять твое предложение.
Жэрвейн медленно кивнул.
– Благодарю, мистер Хастон. Я зайду, если можно, завтра, чтобы обсудить все детали.
– В любое время, когда тебе будет удобно… – сказал Отец и с ноткой черного юмора в голосе добавил:
– Можешь быть уверен, что найдешь меня здесь.
Я не знаю, что бы мы делали без Жэрвейна. С тех пор, как мы узнали о том, что случилось худшее, жизнь наша будто катилась с обрыва. Наша семья жила сегодняшним днем, а мысль о торгах казалась концом самой жизни. Мы плыли по волнам времени, как брошенные в море корабли, не видя горизонта. Планы Жэрвейна, которые он, после долгого обсуждения с Отцом тем вечером, в деталях объяснил нам, заставили нас задуматься. Он был терпелив насчет всего, кроме дурных предзнаменований; поощрив наши вопросы, юноша рассказал о холмистом, лесном крае, куда мы направлялись и который он так любил; его спокойный энтузиазм зажег искорки интереса в наших усталых сердцах. Мы понимали, что придется покинуть город и уехать, возможно, очень далеко от своих старых друзей и знакомых. Теперь мы знали, что будем жить в доме с четырьмя комнатами, в городе под названием Синий Холм, окруженном высокими холмами с одной стороны и лесами – с других сторон. Кажется, наша поездка могла занять от шести недель до двух месяцев. Мы уже было начали проявлять интерес к практической части путешествия, но Жэрвейн начал рассказывать о лошадях, фургонах и дорогах.
Мы с Хоуп переносили происходящее легче других. Я была младшей и не была влюблена – ну, может, только в Еврипида [2] – и, хотя я горевала вместе с отцом и Грейс, в этом городе для меня не было ничего значительного, что я любила бы настолько сильно, чтобы остаться, кроме того, что я воспринимала как должное: своя собственная служанка и все книги, которые я хотела прочитать. Я была напугана неизвестностью, с которой мы столкнулись, и нашим неведением, но никогда не боялась тяжелой работы; потерять красоту я не могла – её не было, как не было и прощания с высшим обществом; я не находила удовольствия в том, чтобы спать на чердаке и самой стирать свою одежду, но мысль об этом и не ужасала, потому как я была довольно молода и могла почувствовать вкус приключения.
Хоуп сказала мне еще несколько недель назад, что Жэрвейн планировал нанять служанку для особо тяжелой работы, а четыре комнаты – это достаточно, но слишком просторно для них двоих (хотя в нашем городском доме было восемнадцать комнат, включая бальную комнату в два этажа высотой, а еще кухни и помещения для слуг). Эти последние дни она была расстроена, но казалось, что моя средняя сестра просто подавляет свое возбуждение. Однажды начав дело, которое можно было завершить в один заход, она обычно с трудом могла закончить его: Хоуп никогда не помнила просьб или того, что нужно было возвращаться к незавершенным делам. Она призналась мне, что как-то ночью почувствовала себя виноватой, потому что была такой счастливой: это было так эгоистично с ее стороны – ощущать радость оттого, что она едет с Жэрвейном и не расстается со своей семьей.
– Не глупи, – ответила я. – Видеть тебя счастливой – это единственное, что поддерживает этих двоих.
Почти каждую ночь после того, как Грейс и Отец ложились спать, мы с Хоуп встречались, обычно в моей спальне, чтобы обсудить, как «эти двое» себя чувствовали и можно ли было сделать для них что-то ещё. Сестра же просто выплескивала свое напряжение, потому что не могла болтать рядом с Отцом и Грейс в течение дня, и непрерывно говорила о том, какой Жэрвейн замечательный.
– Кроме того, – добавила я в какой-то момент, – ты будешь сама мыть полы: вот она – самая настоящая жизнь.
– И не забудь про мешковатые фартуки, которые ты пророчила, – добавила, улыбнувшись, Хоуп.
И никто не вспомнил про гоблинов, драконов или волшебников.

_____________________________________________________
[1]Прощение, Надежда и Честь (возможные русские эквиваленты - Вера, Надежда, Любовь) – христианские имена, которые давали девицам в надежде, что их характер будет соответствовать именам.
[2]древнегреческий драматург, представитель новой аттической трагедии, в которой психология преобладает над идеей божественного рока.

...

Veresk: 31.03.10 16:57

Ура!!! Только сейчас обнаружила темку, еще не читала, пока только радость по поводу официального открытия выплескиваю!!!! Мэдди, ты супер!!! Обожаю сказки))) Обожаю сказочное фэнтези))))

...

Жизель: 31.03.10 17:06

Девочки, огромное спасибо за перевод!!!

...

Нюрочек: 31.03.10 17:39

Прекрасно! Мну ваш читатель, Мэдди, Пчелка! Эгоистично желаю вам много-много вдохновения и хорошей скорости

...

juli: 31.03.10 17:49

Мэдди, поздравляю с началом нового перевода!

...

янат: 31.03.10 18:15

Девочки, спасибо большое!!!
Не смотря на все злоключения героев на душе остался светлый след.
Буду ждать продолжения.

...

Catrina: 31.03.10 18:46

Просто прелесть!

...

Moonlight: 31.03.10 20:25

Всех поздравляю с началом нового перевода. Прочитаю с огромным удовольствием.

...

elinor: 31.03.10 20:28

спасибо за перевод нового романа

...

Nalina: 31.03.10 20:38

Девочки, поздравляю вас с началом нового перевода!!! С удовольствием почитаю.

...