Карта ролевой игры "Таинственный замок 3. Оборотни"

Лопасти вертолета мощно рассекали воздух, создавая низкий, ровный, заглушающий почти все звуки гул. Впрочем, шестеро мужчин, сидящие в отсеке для пассажиров, не стремились к общению.
Высокие, спортивного телосложения, с военной выправкой - если бы не гражданская одежда, их можно было принять за спецназ или военизированную группу охраны. Отчасти, так оно и было. Все они - так или иначе - имели за спиной опыт военных действий в - как это принято говорить - горячих точках земного шара. И там им не было равных. Ни в силе, ни выносливости, ни в скорости реакции. Их считали военной элитой. Избранными. Они называли себя воинами, вкладывая в это слово какой-то особый, понятный только им смысл.
Такие люди, обычно, действуют в одиночку - предпочитая в опасной ситуации полагаться только на самих себя и подчиняться только, по крайней мере, равному себе. Тот, кому они безропотно подчинялись сейчас, был не просто одним из них, - он был их херсиром, командиром и воином, доказавшим бою в свое право располагать их силой и их жизнями.
Машина чуть накренилась, поворачивая к заходящему за горизонт солнцу, словно собираясь догнать его.
Лежащий у ног мужчин грубый мешок перекатился под тяжестью находящегося внутри, и по слабому движению стало понятно, что в мешке находится живое существо. Один из мужчин выставил ногу, задерживая ею движение мешка, а затем ощутимо пнул, возвращая мешок на место. Слегка изогнувшийся в презрительной усмешке рот и поцарапанная щека давали повод думать, что у мужчины с находящимся в мешке живым существом были свои счеты.
- Оставь, - коротко, но повелительно бросил сидящий напротив, и мужчина подчинился. С херсиром не спорят. Его приказ либо выполняют, либо обжалуют - тем, что вызывают херсира на личный поединок. В случае победы вызвавший на дуэль становился сам херсиром. Но только в случае победы. Как правило, Улаф-херсир расправлялся со своими противниками загодя. Быстро. Безжалостно. Не оставляя сопернику ни малейшего шанса.

Улаф перевел взгляд с воина на иллюминатор и посмотрел вниз.
Море... море... Бескрайнее, холодное, беспощадное. Они были чем-то похожи - море и Улаф. Тот же холод, та же сила и та же непримиримость.
Когда-то море, казалось, было частью Улафа. Но с тех пор прошло слишком много времени, и утекло слишком много воды... Так много, что этой воды хватило бы наполнить два океана.
Улаф поджал губы и быстро взглянул на заглянувшего в салон пилота. Тот молча подал знак, что они находятся на подлете к цели и снова скрылся в кабине...

Через десять минут Улаф тяжело ступая по покрытому инеем бетонному покрытию вертолетной площадки подходил к ожидающему его человеку, легко неся за спиной мешок.
- Это то, что ты просил, мой хертуг, - глухо произнес он, бросая свою ношу к его ногам. - Но учти, хотя она на вид и дохлая, брыкается и царапается умеет не хуже настоящей гюгры.

----------------------
хертуг - вождь
гюгра - трольчиха

- Мой брат, я не виночерпий тебе, - голос Улафа звучал так же спокойно и равнодушно, но рука сжалась в кулак. - Или ты хочешь этим сказать, что я недостаточно силен и предан тебе? Или плохо справляюсь со своими обязанностями? - было видно, как напряглись его мускулы - В таком случае, назови мне имя своего нового херсира, я готов сразиться с ним в честном поединке.

Улаф наклонил голову и по-волчьи, исподлобья, выжидающе посмотрел на вождя клана.

Улаф сделал знак, и кто-то из его людей наклонился и развязал мешок. В мешке лежала девушка. Замотанные серебристым скотчем запястья рук и лодыжки ног. Полоской такого же скотча был заклеен и рот.
- Зовут Каролина, - бесстрастно отрекомендовал Улаф девушку. - Фамилия Новак. Живет... Жила, - поправил он сам себя - в Кракове. Одна. Никого из родственников нет.
Улаф наклонился и резким движением сорвал скотч с губ девушки.
- Все, как было сказано, мой хертуг, - отчеканил он, глядя брату в глаза - Не били. Не кусали. Доставлена в целости и сохранности. Каковы будут твои дальнейшие распоряжения?

Улаф проводил взглядом Сверра. Они были братьями только по отцу. Оба незаконнорожденные. Сверр - сын знатной дамы. Улаф - ее служанки. Родились они практически в одно и о же время - с разницей в пару дней. Что еще раз доказывало, каким козлом был их папаша. Но он был кунунгом и не имел наследников. После его смерти Сверр занял трон отца.
Их клан дорого заплатил за это.

Сверр верил, что эта похищенная ими девчонка способна спасти их. А Улаф нет. Но он знал, что под его пытками каждый скажет правду. И на все согласится. И если для Сверра есть спасение, он - Улаф - вырвет его из сердца этой девчонки. Чего бы это не стоило.
Улаф отвернулся и знаком отпустил своих людей. У него было полчаса свободного времени.
Не много, но и не мало.... Он быстро зашагал к замку.


Улаф не любил пользоваться парадным входом. Он вошел через кухню. Прошел несколько коридоров и вышел к своей комнате.
Перед дверью стояла какая-то девица. Судя по запаху, - человек. Какого...
- Какого черта ты здесь делаешь? - грубо поинтересовался он у девицы. - Я не заказывал сегодня себе секс в номер.

- Так зачем пришла? - слова прозвучали опять грубо и немного удивленно. Улаф застыл, почувствовав неуверенность девушки, граничащую со страхом. Страх - был бы неверным ходом с ее стороны. Страх раздражал и заставлял отвечать насилием. Страх жертвы убивал последние проблески человеческого сознания.
Таково было проклятье клана.
Наверное, какие-то из эмоций отразились на лице Улафа, потому что девчонка вдруг начала пятиться от него, бормоча какую-то ерунду.

Улаф представил себе, как метнется к ней... обхватит ее тонкую - словно у цыпленка - шейку и пригвоздит к стенке... жалкую, трепещущую... как вонзится когтями в это тщедушное тельце и вырвет теплое, истекающее кровью, точно спелый плод соком, ее сердце...
- Зачем тебе понадобился управляющий? - с запинкой, огромной силой воли подавив себе инстинкты, поинтересовался Улаф, машинально двигаясь вслед за странной девицей. - Говори смело. Я передам ему твою просьбу.

Девчонка была более, чем странная. Хотя и изъяснялась почтительными словами, в ее голосе звучала дерзость и непочтение.
Улаф хмуро проводил девчонку взглядом. Откуда она взялась? Гостья? Служащая?
Черт бы всех побрал! До чего они дожили! Им приходится считаться с людишками буквально в своем собственным доме.
- Хэльветэ! - выругался он еще раз и вернулся к себе в комнату.
Там Улаф снял куртку и, переодевшись в свитер, джинсы и натянув вместо ботинок мягкие сапоги, отправился к Сверру.

И наткнулся на очередную девицу. Интересно, а эта как долго уже шляется здесь - в приватной части замка? И что могла увидеть или услышать? И вообще, кто ее сюда позвал?

А вот с этим человеком Улаф предпочел бы не встречаться.
Он медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, развернулся и, пройдя несколько шагов, завернул за угол; затем поднявшись по лестнице на верхний этаж запросто - без стука - вошел в комнату к Сверру.

- Почту за честь угодить прекрасной даме, - равнодушно произнес Улаф, без труда поймав брошенный Сверром нож, и, скрестив руки, молча встал у края ритуального круга - не отрывая взгляда от девушки.
Ее трудно было назвать прекрасной. Скорее несчастной. Ее испуганный вид вызвал бы жалость у любого. Возможно, даже и у того молодого, но довольно честолюбивого человека, каким Улаф был прежде. Но только не теперешнего.
Время сделало то, что не смогли сделать враги, - душа Улафа медленно умирала, оставляя все меньше и меньше человеческого в нем.


Это было тоже правдой - они гнали, охотились на ведьм как на зверей, жгли и уничтожали их всеми мыслимыми и немыслимыми способами на протяжении века, видя в них своих прямых врагов. То была воистину Дикая Охота. Сколько ведьм прошло через их руки! Пролитой ими крови хватило бы, чтобы утопить в ней весь клан Сверра.
Да, они жестоко мстили ведьмам за проклятье, нанесенное одной из них.
А теперь, спустя почти тысячелетие, эта маленькая ведьма может спасти их...


- Я не виноват, что у твоего управляющего нерадивые горничные, - равнодушно произнес Улаф. Почему-то перед глазами всплыло лицо встреченной им в коридоре девицы. Может, она горничная? Или хочет стать ею?
Впрочем, какое ему дело?.
Внезапная злость волной поднялась в его душе и потребовала выхода. Улаф рывком поднял девчонку и сжал рукой ее шею.
- Ты хорошо поняла моего хертуга, хейда? - негромко поинтересовался он тоном, не предвещающим ничего, - Или ты хочешь, чтобы я повторил его слова для тебя еще раз?
Улаф поднял руку - кончик заостренного ножа коснулся выреза тонкой вязанной блузки. Одно легкое движение, и блузка оказалась распорота надвое - открывая нежную, молочного цвета кожу груди девушки.

- Не вижу причин тянуть время попусту, - пожал плечами Улаф и приставил лезвие ножа к обнаженной кожи девушки. Он слегка надавил...

Не отнимая ножа, Улаф вопросительно посмотрел на брата. Можно ли считать эти слова капитуляцией? Или это обычная уловка ведьм? Чтобы запутать, уйти от возмездия...

Это было похоже на магию. Ту самую древнюю магию, которую помнил Улаф-человек, но которой не доверял Улаф-волк.
И все же... Это свершилось - книга через столько веков была снова открыта. А это значит... а это значит...
Улаф невольно облизнул губы, почувствовав их сухость.


Улаф машинально кивнул.
- Да, - ответил он хрипло, - похоже прорицатель не соврал. Жаль, что он умер так быстро. Уверен, он мог бы рассказать еще кучу интересного...


- Послезавтра как-раз полнолуние, - правильно поняв этот взгляд своего хертуга, негромко произнес Улаф. - Если мы чуть-чуть поторопимся...
Он снова облизнул губы...
Но уже в следующую минуту Улаф торопливо поклонился Сверру, ударив при этом себя в грудь правой рукой - жест повиновения вождю, который не соблюдался в клане уже почти три столетия - и развернувшись торопливо вышел.

Улаф нисколько не преувеличивал, говоря, что им нужно поторопиться.
То, что ведьма оказалась настоящей, а книга открылась, означало, что тот шанс, о котором они мечтали столько столетий, наконец, настал. Проклятье - как язва, как червоточина - нанесенное вождю клана, разъедало и уничтожало сам клан. Их осталось совсем немного - из тех, кто стали первыми воинами Сверра. Другими словами, обращенными им.
Им действительно не было равных по силе. И они действительно разгромили всех своих врагов, посадив Сверра на трон его отца. А потом... а потом выяснилось, что потомство не может оставить никто из них.
Им предлагалось либо сдохнуть как паршивым собакам - медленно и мучительно, либо поддерживать свою численность единственно доступным им способом - обращением.
И они обращали - выбирая самых сильных, самых ловких, самых решительных охотников... А проклятье все-равно поглащало их, жрало изнутри, подобно живой твари - сводя с ума от ярости и ненависти и заставляя мечтать о смерти.
Так было вплоть до сегодняшнего вечера. Сегодня все изменилось. Сегодня у них появился шанс. И они его не упустят.

Улаф уже был на полпути к казармам, расположенным в подвальной части замка, когда почувствовал внезапный всплеск ничем неконтролируемой ярости, а затем страха. Человеческого страха.
Улаф принял решение мгновенно - стремительно развернувшись, он ринулся туда, откуда уже слышались ему крики, звон бьющегося стекла и рык оборачивающегося оборотня...


Их было двое. Двое придурков, затеявших драку; придурков, которые чуть было все не испортили; придурков, которым Улаф собственноручно бы оторвал головы и выбросил тела на мороз, будь на то его воля.
Крикнув, чтобы все выметались и отбросив полуобращенного оборотня к стене, он повернулся к лежащему на полу человеку.

Тот находился без сознания. И около него уже хлопотала та самая девица из коридора. Сейчас она была в униформе горничной. Значит, все-таки приходила устраиваться на работу, - мысленно отметил Улаф и разозлился за это сам на себя.
- Отойди, - хмуро приказал он девчонке, стараясь не прикасаться к ней. Одно ее присутствие раздражало Улафа, вводя в нервозное состояние, что не сулило ничего хорошего.
Он быстро осмотрел человека.
Похоже, ничего серьезного не случилось - лишь сломана рука. Картину дополняло несколько неглубоких, но впечатляющий ран от осколков, синяки и порванная одежда.
Рука Улафа дернулась, едва пальцы коснулись амулета на груди человека.
- Отнесите его в комнату, - распорядился Улаф, поднимаясь. - И вызовите ему врача... А ты, - он обернулся к оборотню, - Молись, чтобы до завтра больше ничего ни с кем не случилось. В противном случае, ты останешься на этом острове навсегда, - и уточнил - В могиле.

После такого мрачного заявления, он вышел - постаравшись игнорировать горничную и одарив на прощание Бекку хмурым взглядом. С Беккой он поговорит тоже завтра. Она поймет.

Улаф вернулся к себе только под утро - раздавая задания своим воинам и проводя последний инструктаж.
Он видел ушедшего в лес Сверра, но по давно заведенному правилу не последовал за ним. Как всегда брат уходил в тень и как всегда его раздирала только ему ведомая боль - то, что они называли проклятьем, и то, от чего не было спасения. До сегодняшнего дня.
Улаф еще раз проверил выставленные им самим посты.

Обычно клан защищают ведьмы. Одна или две. Клан Сверра защищал себя сам. Из-за этого волки постоянно теряли в численности. Что составляло настоящую проблему для херсира, вынужденного пополнять состав из новообращенных, еще не обученных охотников, которые, в свою очередь, могли стать добычей хищников и даже людей.
Наконец, убедившись, что все в порядке, Улаф отправился к себе. До рассвета оставалось пара часов, и он хотел их посвятить самому необходимому - сну.

Добравшись до своей постели, он лишь стянул с себя свитер и сапоги, и буквально упал в кровать, очень надеясь, что никто и ничто не потревожит его раньше определенного времени.


Проснулся он резко, открыв глаза, словно совсем не спал, а только и ждал этого крика. Кричала горничная - та самая девица из коридора. Кричала так, словно увидела привидение или оборотня. К ней присоединился еще кто-то. И они орали теперь, на взгляд Улафа, просто самозабвенно. Словно соревнуясь, чей голос разбудит больше народу.
Улаф полежал еще несколько мгновений, прислушиваясь к вибрирующим звукам голосов, потом одним рывком поднялся, натянул сапоги и, захватив свитер, побежал на крик.

- Ну и что мы тут так орем? - с недовольным видом поинтересовался он, возникая в дверях открытого номера и натягивая на себя свитер. - Мышь увидали или крысу?

- В замке нет садовников, - холодно отрезал Улаф.

- Да? - скептически поинтересовался Улаф у горничной, - А в ком вы, в таком случае, уверены?

Он прошел в комнату и приблизился к кровати. Вид охотника можно было по праву назвать ужасным. На шее зияла страшная рана, а кровь залила всю верхнюю часть груди и постель.
Улаф машинально отметил, что амулета на шее усопшего больше нет, потом аккуратно взяв кончиками двух пальцев край одеяла, потянул его - закрывая лицо охотника.
- Он мертв, - ровным ничего невыражающим голосом констатировал Улаф.

Другой орущей оказалась женщина с фотоаппаратом - тоже из коридора. И она снова орала. Хорошо хоть горничная прекратила вопить, - со все более нарастающим раздражением подумал Улаф.


- Тогда кто? - хмуро поинтересовался Улаф, интуитивно догадываясь, что ему скажет эта девица. Но девица решила ничего ему не говорить - потому что тут же грохнулась на пол, совсем ненатурально изображая обморок.


Улаф чуть не выругался.
Две орущие и падающие в обморок женские особи, и ни от одной нет никакого толка. И это называется свидетели?
Улаф нечеловеческими усилиями воли подавил в себе гнев и раздражение и присел перед девицами.

- Вы не ответили ни на один мой вопрос, - ровным голосом констатировал он очевидное. - Вы что-то хотите скрыть от меня? Почему?
Улаф осторожно одним пальцем дотронулся до подбородка горничной, вынуждая девушку поднять голову и посмотреть ему в глаза.

Девица что-то попыталась выдать и Улаф, что называется, превратился в слух, но она тоже раздумала что-то говорить - по причине приступа тошноты.

Тихо выругавшись, Улаф подошел к бару и, открыв его достал бутылку с минералкой. По пути он захватил огромную чашку из-под фруктов - вывалив фрукты прямо на стол.
Отодрав горничной ладони от рта и сунув в них чашку, Улаф отвинтил крышку с бутылки и осторожно полил лицо изображающей обморок девице. Это должно стать ей уроком на будущее, - злорадно подумал Улаф. - Чтоб больше не притворялась.

Улаф тяжко вздохнул, подозревая, что опять начнутся слезы и причитания. Поэтому он взял чашу, в которую горничная почему-то не стала плеваться, а собрала всю воду - что лишний раз подтвердило притворство женской натуры - и выплеснул содержимое на "лежащую в обмороке".

- Что опять не так? - разозлился Улаф, когда на него уставились полные гнева глаза.