Карта ролевой игры "Не по своей воле"

Прости, что рожденный огнем и сталью,
Прости, что крещенный мечом и кровью.
Прости, что однажды меня не станет –
Я сам себе дуло прижму к межбровью.
Прости, что двудушен и обесцелен,
Что каждое слово – смертельным залпом.
Прости, что прощаюсь с таким азартом,
Но... ты – это все, что сейчас бесценно...

И помни...
Однажды наступит завтра. (c)

Если бы Каролина Хэмптон упала перед ним на колени и стала бы умолять пощадить жизнь рабу, он бы не был удивлён больше, чем когда она вытащила оружие и направила прямо на него. На Грея. Защищая раба. Палмер дёрнулся, как от удара, чувствуя, как сердце его колотится о рёбра, не давая сделать вдох. Горечь, глухая боль и ненависть. Это то малое, что он испытывал в данный момент. Не разбирая, что есть ещё в этом жутком калейдоскопе эмоций, не слыша, что она говорит чёрному, глядя только в её глаза. И когда раб убежал, и когда она двинулась в его сторону, так и целясь в Грея, он продолжал вглядываться в её глаза, пытаясь уловить в них хоть что-то. Что он жаждал там увидеть? Может отголоски того времени, когда она была маленькой девочкой?
Шаг
Вот она заливисто смеётся, когда он подбрасывает её в небо
Шаг
Вот она сидит на пони, гордо подняв голову как настоящая маленькая леди
Шаг
Мистер Палмер, как часто вы вспоминаете?
Шаг
Ему будет не суждено никогда узнать, что именно она имела ввиду, потому что она только что предала его, предала всё то, что между ними было, когда направила на него оружие, защищая раба. Он вчера ночью точно также стоял, закрывая её собой, отчаянно боясь, готовый уничтожить любого, вооружённого хоть тысячей топоров ради того, чтобы она могла спастись.

Она подошла вплотную и выронила револьвер, и только теперь Грей смог сделать шумный вдох сквозь крепко стиснутые зубы, только сейчас понимая, что всё это время не дышал. Он не ответил. И не собирался отвечать. Оправдываться за убийство того, кто посмел покуситься на то, что было дорого Палмеру, он был не намерен. Ему тоже было всё равно.
Медленно, не сводя взгляда с глаз Каролины, он расстегнул кобуру, вынул револьвер и вложил его рукоятью в ледяные пальцы Каро. Поднял её руку, уткнув дуло пистолета себе в лоб и так и продолжая неотрывно смотреть на девушку. Нет. На женщину. Принадлежащую другому. Тому, за которого она была готова убить Грея.
Одна секунда, другая. Он чувствовал, как дрожат пальцы Каролины, как упирается дуло ему в лоб... Он чувствовал как стучит его сердце, как из груди рвётся беззвучный крик. И он не мог даже прошептать, не то, что кричать...
Резко разжав пальцы, Грей развернулся и пошёл прочь. Не видя перед собой ничего, кроме тяжёлого бархата ночи, пошатываясь словно пьяный. Прислонившись к боку Ворона, он постоял так несколько секунд с закрытыми глазами, прежде, чем взлететь в седло. Она стояла всё там же, где он её оставил пару минут назад. Грей остановил коня рядом, нагнулся, протягивая ей руку ладонью вверх и глядя поверх головы Ворона.
- Давайте руку, мисс Хэмптон. Я отвезу вас домой, как и обещал, - проговорил Грей, не узнавая собственного бесцветного голоса.

Ещё ночью
Таких контрастных ощущений Грей не испытывал никогда. Словно все они жили внутри него в другой, серой и бесцветной жизни, ожидая момента, когда смогут вырваться наружу. И вот этот момент настал. Его потряхивало от того напряжения, в котором Палмер находился последние полутора суток. Его выворачивали наизнанку все те эмоции, что он успел испытать за крошечный отрезок времени, когда он увидел Каро с другим. Самым верным сейчас было просто подстегнуть Ворона и покинуть это место, Каролину и все те ощущения, что рождались рядом с ней. Но это было бы самообманом. Оставить свои чувства здесь, рядом с этой женщиной он не смог бы даже если бы она парой минут назад спустила курок приставленного к его лбу пистолета.
Едва её тонкие пальцы, неестественно холодные, скользнули в протянутую Греем ладонь, как к ощущениям Палмера примешалось ещё одно: жар, разливающийся по телу, посылающий в голову мысли, которым там было не место. Что если сейчас дождаться, пока она устроится перед ним в седле, развернуть Ворона и умчаться, куда глаза глядят? От всех и вся. От условностей, от гнёта их жизней и судеб, от оков, в которые они сами себя добровольно заковали. Что такое свобода белого, если ты, повинуясь условностям, не можешь ею распоряжаться? Ты беднее, чем самый измождённый раб, который, освободи ты его от цепей, найдёт гораздо более верное применение своей короткой жизни, чем существование в выдуманных кем-то рамках.
Но от этого действия, такого простого и кажущегося единственно верным, Грея удержало понимание: Каролина наставила на него оружие. Она защищала чёрного мужчину. Она бы застрелила его, защищая другого. Сцепив зубы от злости и ненависти ко всем черномазым вместе взятым, Грей почувствовал Каро рядом, но, увидев, что она отодвинулась от него, лишь только крепче сжал поводья, разворачивая коня в сторону дома мисс Хэмптон.

И всё равно предательское тело не могло не отреагировать на близость Каролины. Аромат её духов и кожи впитывался в самый центр существования Грея Палмера, чтобы после, когда он вновь окажется в объятиях серой жизни, эти оттенки стали тем немногим, что он может себе позволить в воспоминаниях. Её неестественно прямая спина, локон, выбившийся из причёски. Его дыхание, касающееся нежного изгиба шеи. Маленькое ушко с розовой мочкой, до которого хотелось дотронуться губами. Он хотел её, всё также сильно, как и несколько часов назад. С той лишь разницей, что в этот раз его объятия и поцелуи не были бы нежными и осторожными. Дай он себе волю, он бы взял её быстро и грубо, выражая этим хоть толику того, что чувствовал в данный момент.
Он спешился, когда они достигли дома Хэмптонов и помог Каролине спуститься с Ворона. Маленькая слабость - касаться её и чувствовать, насколько эти прикосновения незаконны. Маленькая слабость - отвести глаза, когда она стоит рядом, запрокинув голову и смотрит в его лицо. Что она хочет там увидеть? Что он снова сдаётся? Что хочет растоптать свою гордость, всё то, что у него осталось рядом с нею в тот момент, когда она направила на него оружие? Что она желает видеть на его лице? Боль, которую так трудно держать в узде, что отголоски её видны на исказившихся чертах? Что она хочет? Чтобы он умолял её сказать, что всё случившееся неправда? Он мог бы сделать это... Вчера, сегодня, завтра... Но не сейчас.
Прикосновение её губ к подбородку обжигает, заставляя дыхание прерваться. Грей уже не чувствует ничего, лишь только тепло её рта, который так хочется целовать, грубо, наказывая за всё, что она сделала с Греем.
За что?
Её губы перемещаются на его рот и становится так нестерпимо трудно не запустить пальцы в волосы Каро, не вжать её тело в своё до боли, до исступления, до жажды почувствовать, что она становится с ним одним целым. Касания её язычка сводит с ума, понуждая сердце выбивать рваный ритм.
За что?
Что ты хочешь? Чтобы я признал твою власть? Сказал, что ты нужна мне как воздух сегодня и сейчас, и до того момента, пока мир не исчезнет, растворившись в небытие. Что ты хочешь? Чтобы я, готовый сражаться за тебя до последней капли крови пал перед тобой на колени, помня как бездушное дуло револьвера мне в грудь направляет твоя рука?
За что?

Слово "Прощай" случало в ушах погребальным колоколом. И так хотелось кричать в равнодушное ночное небо "Прощай!", но его губы всё ещё горели от её неумелого поцелуя. И это понимание, словно призрачный шанс, один на двоих, который позволил себе дать обоим Грей, было той соломинкой, что могла продлить их агонию.
Догнав Каролину в несколько больших шагов, он грубо обхватил её предплечье, разворачивая лицом к себе.
- Мисс Хэмптон, у меня к вам остались ещё несколько вопросов. Но задать их я предпочту не сейчас. Пока мне не снесли голову особенно безудержные из ваших братьев, я отправлюсь домой. На рассвете я буду на том месте, где мы встретились с вами вчера утром. Если вы решите не приходить, ваше "прощай" будет мне более чем понятно.
В его голосе сквозила злость. На неё, на себя, на всё то, что с ними творилось.
Больше ни прибавив ни слова, Грей развернулся, и через несколько мгновений уже скрылся на Вороне во мраке ночи.

Утро
Спрыгнув с коня, Палмер заложил руки за спину и прошёлся туда и обратно, словно каждую секунду удерживал себя от того, чтобы не сорваться с места и не поскакать обратно. Он переночевал в своём поместье, общаясь со слугами и только по делу. Оставив рано утром Мэгги, которая что-то писала, сидя за столом, он соврал ей, что едет по делам, и отправился на встречу с Каролиной. Или же на то место, которое сегодня казалось ему неприветливым и неуютным. И то, куда Каро не приедет.
Это место пару дней назад стало началом чего-то запретного и безумно дорогого. История всегда развивается по спирали. Сегодня здесь всё должно было окончиться. Его агония, его мука и его боль. Те, которыми он так щедро поделился с Каролиной.

Расхаживая взад и вперёд по лужайке, заложив руки за спину, Грей ругал себя на чём свет стоит. Он, как идиот, ждал Каролину, волнуясь, что она не придёт, в то время как она, не далее, чем несколько часов назад, держала его на прицеле, угрожая пристрелить за какого-то раба! Нет, он решительно сошёл с ума, если пошёл на всё это. И даже не знал, какое объяснение придумать тому несоответствию, что жило внутри него, когда он понимал, что это Каролина - его маленькая Каро! - держала его на мушке, чтобы её черномазый любовник смог убежать! Наверное, желание понять, что он жестоко ошибался в своих преждевременных выводах о ней. Да, она выросла, но стала не женщиной, что принадлежала ему, а женщиной, способной выпустить ему в лоб пулю, если он встанет у неё на пути.
Грей с мрачным удовлетворением наблюдал за приближением Каролины, испытывая одновременно множество чувств. Все слова, что он заготовил, вдруг исчезли, но Палмер решил, что будет опираться на обстоятельства, и то, что почувствует во время беседы с Каро. Видит Бог, она могла за ночь пожалеть о том поцелуе, что внезапно подарила ему, то ли желая наказать, то ли извиниться за содеянное. Или вообще сделать вид, что меж ними вчера ничего не случилось. Но она здесь, значит, помнит и желает понять, зачем он позвал её.

Она продолжала сидеть на лошади, не торопясь спускаться. Грей склонил голову набок, чуть прищурившись глядя на бесстрастное лицо Каролины, размашисто подошёл к ней и остановился рядом с наездницей. Ему хотелось наказать её. Сделать хоть что-то, чтобы стереть это вежливое выражение лица, которое он уже начинал ненавидеть. Выражение, но не Каролину. Медленно подняв руку, Грей невесомо провёл ладонью по ноге Каролины, приподнимая ткань платья и наблюдая за тем, как показывается плотный чулок, в которую затянуто совершенство её щиколотки и голени.
- Доброе утро, мисс Хэмптон. Не в пример добрее прошедшей ночи, - таким же бесстрастным тоном ответил Грей, не смотря на Каро, но любуясь на её ножку. - Я хотел. Спросить. Но не привык говорить с собеседниками, которые где-то там, наверху.
Он потянул её на себя, довольно грубо стаскивая Каролину из седла вниз, пока она не соскользнула вдоль его тела и не оказалась на земле, инстинктивно положив ладони ему на плечи, чтобы удержаться на ногах. Лицо Каро было в нескольких сантиметрах от его лица. Идеальное искушение. Слишком сладкое, чтобы быть правдой. Конь девушки стоял на месте, и Грею в голову пришла мысль о том, как часто ей помогал спускаться на землю её чернокожий любовник? От этого на душе стало как-то гадко и отвратительно, а в груди заклокотала злость.
- Кто это ниггер, с которым ты вчера ночью встречалась, чёрт бы тебя побрал? Кто он? Тот, ради которого ты готова была пристрелить меня на месте? - выдохнул он ей в губы, жаждая впиться в них поцелуем-наказанием. И будь что будет.

Грею потребовалась вся его выдержка, которая и так была ни к чёрту, чтобы просто стоять возле Каролины, физически ощущая её близость и тепло, исходящее от её тела. Но он смог сдержаться, постоянно напоминая себе о ночи - кратком отрезке времени, что перевернул, казалось, всю его жизнь. От мыслей о том, что её кто-то трогал, неважно белым он был или чёрным, зубы Грея сжимались от ярости и испытываемой ревности. На которые он не имел никакого права, но которые не спрашивали его, правомерны ли они будут если родятся у него в душе. И всё тот же жест Каро, когда она вскинула руку с зажатым в ней пистолетом, целясь в Грея. Должно быть, эта картина будет стоять перед его мысленным взором до самой смерти.

Облегчение от её слов было, пожалуй, чересчур сильным. Неужели он так сильно ждал того, что она развеет все его сомнения и скажет то, что она сказала? Да. Ждал с того самого мгновения как увидел их ночью вместе с рабом.
- Не нужно читать мне лекции о рабовладении, мисс Хэмптон, - проговорил он тихо, заложив руки за спину, но так и не делая ни единого шага назад, который бы освободил Каролину от его настолько близкого присутствия. - Не будем забывать, где мы с вами живём. Мы - дети рабовладельческого Юга. И если для вас подобные мысли, носящие в основном романтический характер, ещё как-то объяснимы, для меня они неуместны. И таковыми никогда не будут, - отчеканил он. - Вспомните, что эти животные сделали в ночь восстания. И поверьте мне: если бы вы оказались распростёртыми на полу под огромной тушей какого-то ниггера, которого после сменит другой, а следом третий, вы бы так уже не думали. Если бы в принципе после смогли думать. Поверьте на слово, поскольку подобного я не допущу и никогда бы не допустил. И, отвечая на ваш вопрос, - нет, я как раз надеялся, что вы с ним ни в каких более близких отношениях не состоите. Но, повторю, я существую в тех условиях, в которых родился и в которых закончу свои дни. И менять ничего не буду. Если вы рассчитываете на то, что после ваших слов я вернусь к себе в поместье и побегу с рабами на поля нюхать ромашки и радоваться их свободе - вы жестоко ошибаетесь.

- Я не умею читать мыслей, мисс Хэмптон. Посему не знаю, стали бы вы в меня стрелять или нет, - он посмотрел на то, как она стукнула его кулачками и поджал губы, чтобы не улыбаться. Каролина Хэмптон была прекрасна в своём гневе. - И вновь отвечая на ваш вопрос: нет, получил ответы не на все вопросы. Поэтому смею задерживать вас до тех пор, пока вы не скажете мне, что означал тот ваш поцелуй. Хотя, постойте. Я предпочту получить этот ответ из ваших уст совсем другим способом.
Его руки сначала грубовато обхватили её за предплечья, притягивая Каро к донельзя напряжённому телу Грея, вжимая девушку в него так, что она охнула. После чего одна ладонь Палмера легла на затылок девушки, вторая обхватила её подбородок, когда Грей впился жадным поцелуем в её губы, по-хозяйски раскрывая их для себя языком, проникая в тепло и сладость её рта и встречаясь с её язычком. Если она и отталкивала его, он не замечал ничего, лишь только с упоением целовал Каролину, так, словно от этого зависело будет он жить дальше или нет.
Местность вокруг них, что казалась Грею такой необычной, вновь обрела ни на что не похожие оттенки и цвета их общего мира.
С трудом разорвав поцелуй, отстраняясь от Каролины, Грей прикрыл глаза и прошептал, прежде, чем снова с жадностью наброситься на её приоткрытые губы:
- Я люблю тебя, слышишь? И что бы ни случилось после, никому тебя не отдам.

Оставляя тебя позади,
Не вернуться, не вздрогнуть и выстоять.
И удар сердца тихий в груди
Вдруг смертельным покажется выстрелом.

Каролина говорила ему то, что, наверное, понимал он сам. С той лишь разницей, что раньше он не думал о том, что будет дальше. Он просто жил привычной жизнью, которая казалось ему неизменной. Вчера, сегодня и завтра были одинаковыми, похожими друг на друга. У него было своё дело, которое он знал и умел им заниматься. И Грей попросту не допускал тех мыслей, которые сейчас озвучила Каро. Он не стал отвечать на её слова о рабах, просто потому что спорить с нею было глупо и бесполезно. Слишком многое изменилось за эти два с лишним дня, чтобы так быстро осмыслить всё и принять как данность. На это в любом случае нужно время. Поэтому, лишь коротко кивнул, то ли молча соглашаясь с нею, то ли пытаясь убедить самого себя.

Поцелуй вместо яростного стал нежным, губы Грея почти невесомо прикасались к губам Каролины, пробуя их на вкус снова и снова. И когда она отстранилась, но положила голову ему на плечо, он попытался выровнять дыхание. Мысли метались в голове с одной на другую. Как долго она позволит ему вот так держать её в объятиях? Как быстро решит отобрать всё то, на что он не имел права, но что обрёл сегодня, украв у всего мира? Как быстро он сам сможет отказаться от неё, зная, что слишком много всего стоит между ними и пока будет стоять... Пока он не решит все вопросы, связанные со своим браком. Зная, что она заслуживает гораздо большего, чем рано состарившийся душой Грей Палмер, который в последние пару дней научился дышать свободно, но дыхание которого она могла забрать с собой, если бы решила уйти навсегда.
И она решила...

Она говорила те слова, что были единственной правдой, имеющей право на существование. И каждое из этих чертовски правдивых слов выбивало почву из-под ног Грея. Забирало дыхание, которое он только-только обрёл, едва научившись жить вне вакуума собственного серого мира. Она подарила ему возможность жить и сейчас забрала, а он стоял и слушал её, всматриваясь в черты лица Каролины, эгоистично желая увидеть в них противоречие жестоким словам, всё ниже пригибая голову, словно что-то огромное невыносимо давило на него сверху.
В горле стоял ком, и слов не было. Он просто молчал и пытался выстоять на ногах и вынести тот груз, что лежал на его плечах. Ему предстояло жить с ним дальше до конца его дней. И он уже ничего не сможет с этим поделать. Ни забыть, ни повернуть время вспять. И не хочет. Это его груз, но это и его самая большая драгоценность.
Грей смотрел за тем, как Каролина отходит от него, делая шаги назад, прочь, туда, где её ждало совсем другое будущее, где не будет женатых мужчин, чувствующих себя стариками. Он сжимал руки в кулаки, чтобы только не сделать вновь эти несколько шагов. Туда, к ней, хоть на мгновение прикасаясь к тому, что никогда не будет ему принадлежать. Чтобы только не прикоснуться вновь, потому что тогда он уже не сможет её отпустить. Не сможет не быть эгоистом и не натворить ещё больше дел, чем он уже натворил... В воздухе растворялось последнее "прощай", то ли сорвавшееся с её губ, то ли с его.
Грей Палмер смотрел на то, как фигурка Каролины удаляется, как она теряется из виду, и понимал, что он больше никогда её не увидит. Не позволит себе ни единой встречи. Ни единого взгляда и уж тем более ни единого прикосновения.
Грей Палмер стоял на том же месте, где его оставила Каролина, чувствуя на плечах всё тот же невыносимый груз. И ледяную дрожь, проходящую по телу, которую щедро дарило ему немилосердное солнце, показавшееся вдруг морозным. А сердце стучало в рваном ритме, и каждый удар отзывался в груди последним выстрелом.

Эпилог
Три месяца спустя
И снова этот серый дождь. Стучит по крыше, приминает траву, поднимается вверх слоистым туманом, и нет ему конца и края. Так казалось Грею Палмеру, который стоял возле распахнутого настежь окна, засунув руки в карманы брюк и смотрел на пелену дождя, что властвовал над Луизианой третьи сутки подряд.
С того дня, когда он виделся с Каролиной Хэмптон в последний раз, прошло чуть более трёх месяцев, но Грею до сих пор казалось, что он слышит все оттенки её голоса. И ту фразу, что звучала в его голове беспрестанно.
«Нам лучше не встречаться, мистер Палмер».
Даже сейчас, по прошествии времени, когда Грей столько раз обдумывал те слова, что они сказали с Каролиной друг другу, воспоминания о последней произнесённой фразе причиняли ему неимоверную боль. Его чувства, эмоции, ощущения сворачивали внутренности Грея в тугой узел, не давая полноценно дышать. Палмер был растерян. Не знал, что ему нужно было делать, как он должен был поступить тогда. История не терпит сослагательного наклонения, но в его мыслях постоянно возникали слова «если бы».
Если бы он удержал её тогда? Что было бы дальше? Что он мог бы дать Каролине Хэмптон? Молодой, красивой женщине, впереди у которой была вся жизнь? Смог бы заполнить всё её существо собою, чтобы она не могла больше думать ни о ком?
«Я люблю тебя, Грей. Ты сам это знаешь».
А он знал. Наверное, знал с того самого момента, когда в шутку сказал маленькой девочке, что у него лучшая партнёрша для танцев, на которой он непременно женится, стоит ей чуточку подрасти. Он знал это тогда, после, он знал это сейчас. И ничего не мог поделать. И от этого бессилия чувствовал себя опустошённым. Всё было неправильно, неверно. И в то же время эта неправильность и составляла единственно возможную реальность, в которой Грею предстояло прожить до конца его дней.
- Хозяин, вас зовёт хозяйка, - послышался тихий голос Розы, вырвавший Грея из плена размышлений. Он встрепенулся, словно разом возвращаясь из другой вселенной в мир привычного серого дождя, и отдал приказание:
- Закрой окно. Я совсем забыл, что Мэгги нездоровится.

Жена лежала на постели и казалась такой маленькой и хрупкой, что у Грея сжалось сердце от этой картины. С того момента, когда он вернулся домой после последней встречи с Каролиной, ему казалось, что Мэгги знает всё. Словно чувствует всеми фибрами души то, что случилось в «Белом Раю» и какие демоны теперь владеют душой её мужа.
- Присядь рядом. Я хочу, чтобы ты просто побыл со мной.
Тонкая полупрозрачная рука потянулась к Грею, и он поспешно опустился прямо на пол возле кровати Мэгги, поднося ледяные пальцы жены к своим губам. Чувство вины, не исчезающее ни на мгновение, вновь подняло свою голову, начиная терзать мужчину изнутри. Он так и не дал своей жене то, чего она заслуживала как никто другой. И уже никогда не сможет дать. Он заботился о ней, желал всё изменить, желал подарить ей счастье, понимая, что это невозможно. Но не мог дать ей главного, того, что было нужно Мэгги – любви. И врать было бы бесполезно. Она бы почувствовала и это.
- Снова дождь, - только и смог шепнуть Грей, с тоской наблюдая за тем, как слабо улыбается Мэгги.

Полгода спустя
И этот день был наполнен дождём. На этот раз ледяным и колючим. Проникающим под одежду и, как казалось в тот момент Грею, под кожу. Очередной бокал виски, который так быстро опустел, воспоминания, кружащиеся перед замутнённым внутренним взором. Опустошение и непомерное чувство всепоглощающей вины. Сколько он сможет протянуть со всем этим? Год? Два? Десять лет? Ему нужно прожить как можно дольше. Насладиться всеми оттенками этой морозной боли, опаляющей изнутри и снаружи. Он заслужил её на все сто.
Сегодня был сороковой день с того момента, как он похоронил жену. Он сам совершил убийство. Уничтожил близкого человека своим безразличием, и теперь должен был расплачиваться за это до конца своих дней. Который, как искренне надеялся Грей, наступит ещё нескоро. Ему хотелось сделать хоть что-то. Понять, сколь много он сможет выдержать ещё. Медленно поднявшись из кресла, Грей прошёл в комнату жены, где всё так и оставалось на своих местах и подошёл к столику, за которым она обычно сидела и писала письма. А он даже не удосужился поинтересоваться, кому же пишет Мэгги Палмер.
Аккуратная стопка писем лежала на столике, и Грею казалось, что стоит только протянуть руку, дотронуться до шероховатой бумаги, как он почувствует тепло, что сохранили письма. Первый же конверт, оказавшийся в руках Грея, заставил его сделать судорожный вдох. Мэгги писала письма ему. Своему мужу.

«… если бы ты знал, как часто я корю себя за то, что так сильно полюбила. Тебя, твои глаза, то, как ты запрокидываешь голову, когда смеёшься. То, каким ты был раньше, когда мы только познакомились с тобой…»

«… ты заслуживаешь гораздо большего, мой муж, который никогда не был моим. Ты заслуживаешь того, что мы с тобой не смогли дать друг другу. Счастья».

«… Иногда мне бывает больно. Но боль проходит, замещаясь тихим, выдуманном мною самой счастьем: когда меня не станет, ты сможешь обрести то, чего не смогла тебе дать я».

Если Грей Палмер и желал, чтобы груз вины, лежащий на его плечах, стал ещё более непомерным, он получил это с лихвой. За расплывающимися строчками писем, которые он сжимал в руках, ему виделось только одно: если он считал, что заслужил все те оттенки боли, что стали его неотъемлемыми спутниками, он жестоко ошибался. Нет того наказания в этом мире, которое смогло бы помочь ему хоть отчасти искупить свою вину…

Рождество, через год с лишним после основных событий
Каждый день он медленно умирал, невыносимо мучаясь и погибая от безысходности, для того, чтобы на следующий день воскреснуть для новой смерти. И чувствовал, что, несмотря на стойкое желание продолжать страдать так и дальше, не выдержит долго. Каждое утро он седлал Ворона, срывался с места, чтобы через несколько мгновений развернуть коня и вернуться обратно в своё добровольное заточение. В тот плен, в который он сдался самовольно, зная, что не сможет никогда его покинуть.
И вот сегодня вновь… Ворон скакал во весь опор, подгоняемый мужчиной, медленно сходящим с ума, в лицо которому хлестали ледяные струи дождя. Но который не замечал ничего кругом.
Одна маленькая слабость. Последняя. Единственная, что он способен себе позволить. Вот то место, где они с Каролиной встречались в последний раз. Господи, как же хочется хоть на мгновение вернуться назад. Вновь почувствовать тепло её кожи под пальцами, сладость её губ. И какое невыносимое отвращение к самому себе вызывают эти мысли. Он не достоин даже помнить, каково это – быть другим и с другой. Но он помнит. Помнит всё до чёрточки.
Всего один шанс не сойти с ума. Соскочить с лошади, упасть на колени, чтобы кричать в небеса… И не услышать ни звука, просто потому, что он не достоин всего этого. И не заслужил прощения.
Но всё равно с его губ срывается шёпот, когда он понимает, что не может больше выдержать всё это:
- Господи, помоги… Дай мне знак, прошу. Что мне делать дальше? Что?
Он никогда не умел молиться. Не знал, как подобрать слова, чего просить, и стоит ли просить вообще. Но сейчас в серую хмарь зимнего неба срывались беспорядочные вопросы. На которые он сам никогда не смог бы найти ответа. И мольбы…
Внезапно прорезавший тучи луч солнца выхватил из серой пелены тонкую фигурку, сидящую на лошади. Господи, если это безумие, дай ему сил остаться в нём навечно.
«… ты заслуживаешь счастья…»
Нет, не заслуживал. И никогда не смог бы заслужить. Счастье – это слишком бесценный дар для преступника. Слишком невероятный для того, чтобы быть правдой…
Господи, если это безумие и есть призрачное счастье, дай мне его в долг. Возьми потом сторицей обратно, но дай мне его в долг хоть на минуту.
Он смотрел, как Каролина спешивается с лошади, как падает рядом с ним на колени, что-то говорит ему, поворачивает его лицо к себе. Что она хочет там увидеть? Что он жаждет украсть у судьбы эту кроху счастья просто прикасаться к ней и видеть её рядом?
И он крадёт. Прижимает её к себе, с такой силой, что она издаёт едва слышный вдох. Не в силах отпустить поднимается на ноги, продолжая верить в своё безумие, наслаждаться им, как наслаждаются самой сладостной мукой. Подходит к Ворону, чтобы сесть в седло и усадить перед собой Каролину.
Он крадёт счастье, которое просил у Господа взаймы.

Поделись со мной теплом. Хотя бы толикой. Хотя бы крохой того тепла, что горит в тебе пожаром. Поделись и не проси отдать его взамен, потому что я не могу… Я не могу делиться тем, чего во мне нет. Но мне так нужно знать, что ты наполнишь мою жизнь светом и горячим дыханием жизни. Хотя бы на миг. Миг – это так много, если у тебя больше нет ничего.
Мокрая одежда на полу, обжигающие поцелуи, дыхание одно на двоих. Каролина принадлежит Грею. Всегда принадлежала, и будет принадлежать дальше. Это неверно, неправильно, невозможно. Это безумие, в которое так просто оказалось окунуться. И это единственное спасение.

Как мог он врать себе, что она могла исчезнуть, стать женой другого, раствориться в его памяти, словно её никогда не было? Словно их не было и не могло быть.
Её стон, который он выпивает губами, маленький мир его кабинета, где всегда царит прохлада. Горячая лава по венам и стук сердца, что отмеряет ударами его жизнь. Он снова жив, и в каждом движении, в каждой невесомой ласке, в каждом прикосновении губ отчаяние погибающего, которому дали отсрочку перед смертью.
- Я люблю тебя, слышишь? Никому никогда не отдам…
Словно эхом слова в тишине, где есть только он и она. Так неправомерно, невероятно, так невозможно… И единственно правильно…

Семь лет спустя. Поместье «Луч Солнца»
- Папа, а ты знаешь, что делала Санни, когда ты вышел из-за стола?
- Наверное, что-то невероятно ужасное.
- Именно! Она стала есть варенье. Ложкой!
- Разве варенье нужно есть не ложкой, а руками?
- Варенье мама ей вообще не разрешает есть. Так много уж точно.
- Тогда это будет ваш с Санни секрет.
- Но о нём уже знаешь и ты.
- Ну и что? Я тоже люблю сладкое. Правда, в детстве часто ел варенье руками.
Грей спрыгнул с коня и протянул руки шестилетнему Честеру, что сидел перед ним в седле, когда они объезжали плантации. Взяв сына за руку, он повёл его к дому, и каждый, кто видел их со стороны не смог удержаться бы от улыбки. Настолько похожи были мужчина, с посеребрёнными сединой висками и мальчик, одетый точь-в-точь как отец. Походка, то, как они прикладывали руку ко лбу, чтобы всмотреться в горизонт. И как замедлили шаги, подходя к крыльцу и поднимаясь по нему, словно боялись кому-нибудь помешать.
- Я в конюшню, узнаю, не родился ли жеребёнок, - почему-то шёпотом проговорил Честер, дождался кивка отца и умчался в сторону хозяйственных построек.
Грей Палмер же осторожно вошёл в дом и сразу же прошёл в гостиную, где увидел жену и дочку, мирно спящих в обнимку на диване. На полу – книга, на столике недопитое молоко и надкушенное печенье.
Он тихонько подошёл к дивану и опустился перед ним на пол, вглядываясь в лицо Каролины и улыбаясь так, словно он самый распоследний счастливый дурак на свете. Он так и не смог избавиться от мысли, что не заслужил всё это. Маленькая Санни смешно наморщила носик, крепче прижимаясь к матери, словно кто-то собирался отнять её у малышки. Но Грей Палмер знал: никому и никогда он не позволит совершить подобное. Никому и никогда.
Словно прочитав его мысли, Каролина распахнула глаза и всмотрелась в лицо мужа, будто искала на нём ответ на невысказанный вопрос. И Грей чуть подался к жене и шепнул, прежде, чем легко поцеловать её в губы:
- Я до сих пор не знаю, настоящая ли ты или всего лишь моё безумие. Но я люблю тебя, Каролина Палмер. И никому никогда не отдам.