Карта ролевой игры "Aut Caesar, aut nihil"

Новость герцог воспринял со спокойной удовлетворенностью, приказав готовить отряд к ночной вылазке, и одновременно отдал последние распоряжения для штурма старой башни после артиллерийского удара.
Подготовка к вылазке заняла еще два дня, лагерь у стен города не затихал и на минуту, вселяя тревогу в сердца простых жителей Фарелино.
Утром того дня, когда герцог был готов нанести по крепости решающий удар, в лагерь, не останавливая коня дольше, чем для того, чтобы его узнала стража, въехал Папский гонец. Мессер Пануччо вез весть об ослаблении союза с Францией и опасениях Святого Престола, отец требовал немедленного возвращения Чезаре в Рим. На что герцог только велел предоставить отдых посланцу и не спешил с ответом.

Второй гонец, прибывший в лагерь в то же утро, едва стоял на ногах, когда спустился с лошади.
Урбино захвачен войсками Бальони, Флорентийская Республика отрицает какую-либо связь, но именно они предоставили Бальони ссуду, чтобы набрать в войско еще пять тысяч наемников.
Удар Бальони под Фарелино мог оказаться сокрушительным.
Форца только сложил свиток, глядя на капитанов, собравшихся в его палатке.
- Отправьте гонца к Его Преосвященству, мы просим его прибыть в лагерь, - ему понадобится все, к чему он может прибегнуть, чтобы добиться мира. - Следом отправляйте гонца в Фарелино с призывом немедленно обсудить условия мира.

Его Сиятельству синьору Джованни Бентини, капитанам войска Алессандро Морияди и Эззио Бьянки,

В часы людского смятения, в часы наших сражений Господь испытывает нашу веру.
Веру в преданность истинно верных сердец.
Клевета, возведенная на Вас, синьоры, открылась мне с тем ударом, который готовит наш общий враг.
Нет, наш противник не в Фарелино, не среди людей, жертвовавших собой ради нас.
Имя нашего врага - Бальони, - в сих строках герцог утаил известия из Урбино, готовый смести с лица земли Фарелино.
Наша честь не позволит нам оставить друзей в час неминуемого сражения. Тем выше в этот час мы ценим преданность наших капитанов.

Таковы были строки, вместе с которыми герцог просил возобновить переговоры о мире.

Очередная встреча на мосту была за пределами терпения герцога, гонец пригласил мессера Морияди в лагерь для обсуждения условий мира в войне, которая толком так и не началась.
Кардинал не спешил появиться в лагере, тем не менее, именно он мог сыграть решающую роль в эндшпиле их игры.
- Мессер Морияди, все мы снова рады видеть вас среди нас, - Форца вышел навстречу своему старому командиру.

- Что может быть порукой дворянину, если не его слово, мессер Морияди? Какими могут быть гарантии мира, если всему виной происки наших общих врагов? - Форца не отводил открытого взгляда от лица кондотьера. - Мы готовы предоставить все гарантии, которые ищут от нас наши вассалы, - словно открывая для солдата, что истина состояла в том, что это он принимает их обратно. - Ваши посты ждут Вас, солдаты, бывшие в Вашем подчинении в нашей армии, - кроме тех сотен, которые капитаны увели с собой. - также готовы вернуться. В ознаменование нашего воссоединения Его Преосвященство готов вознести молебен и, - герцог лукаво усмехнулся, - почтить воинов празднеством в нашу честь.

- Он не должен уйти живым, - тяжелый кошель опустился в руки слуги, склонившегося в поклоне.

Герцог приветствовал кардинала и капитанов, расточал благодушие, столь же свойственное ему, сколь и привычная собранность на поле брани. Сквозь прорезные рукава камзола черного бархата виднелась светлая камича, золотое шитье по бархату - единственная перемена в обычной строгости герцогского костюма. На темной ткани берета, как и всегда, сверкали крупные рубины. Случайностью ли было и то, что кровавые капли рубинов мерцали и на плаще-таббаро Его Светлости - там, где была скрыта рана на его плече, никто не смог бы сказать достоверно.
Бросив пару жемчужин мальчишке-лотерейщику, герцог получил две карты, для себя и для своей дамы.

Путь Форца вел к донне Фелисе, ведь именно для нее должно было быть приглашение на первый танец. Ведь именно его святой отец меньше всего желал увидеть рядом со своей племянницей. Герцог только коротко усмехнулся, склоняясь перед бережно хранимой драгоценностью кардинала в поклоне. Возможно, в зале была другая, танец с кем он желал бы разделить с нетерпением, возможно, в этот момент выросло число тех, кто предпочел бы увидеть больше рубиновых капель на одеяний Форца. И все же.



Музыканты подхватили мотив поживее, поклоны даме следовали один за другим, пока Форца не коснулся кончиков пальцев донны - на миг, прежде чем очередные три шага их разделили до прыжка и следующей фигуры.
- Как вы находите провинцию, мадонна? - обратился герцог к донне Фелисе с улыбкой, всматриваясь в черты девушки.

Святой отец заботился о своем сокровище, не лишенном кроме красоты и умения развлечь беседой, сама невинность в своих вопросах. Город Петра, несомненно, принесет донне Фелисе гороздо больше шума и беспокойств, чем Кастель-ди-Сан-Пьетро в глуши.
- В Романье выдалась на редкость оживленная осень, - с усмешкой отвечал на вопросы донны герцог, - Вы несчастны от того, с кем вас свела здесь судьба? - отворачиваясь друг от друга и вновь возвращаясь, - Несомненно, гостеприимство Фарелино надолго останется в нашей памяти, - герцог завершил танец с поклоном.
Какая досада, - думал Его Светлость, сознавая, что должен проводить донну Фелису к ее тетушке и кардиналу.
Большей досадой было бы только то, если бы кто-то из его капитанов перестал переминаться с ноги на ногу рядом с синьорой Пацци, будто бы перед ними была новая крепость Фарелино.
- Монна будет так добра погадать рыцарю на судьбу? - с улыбкой проговорил герцог, склоняясь в поклоне перед монной Марией и протягивая ей одну из карт лотереи.

Он видел, как она двигалась в танце, с выражением во взгляде, показавшимся герцогу для нее совершенно чуждым. Отстраненность совсем не была чертой монны Марии. Ее чертами были открытость и восхищавшая его смелость. Даже если, они это знали оба, его общество совсем не стоило подобной честности и бесстрашия.
- Как кардинал, - Форца чрезвычайно редко вспоминал о сане, - должен вас заверить в том, что вера в гадания - это очень, - герцог не улыбался, выдавал его только взгляд, - очень грешно. Боюсь, монна, - Форца все же улыбнулся, - если первая карта - подарок, за вторую рыцарь желал бы попросить что-нибудь взамен.
В одеянии цвета зрелого вина или темной крови она напоминала ему римлянку, дочь старого, Древнего Рима, времен, когда к ногам женщин бросали города и провинции. Времен, когда воля женщины перед желанием мужчины не стоила ничего.

Она смотрела, глаз не отводя, как будто заколдованная им, не ведая, что это герцог не может отвести от нее взгляд.
- Взамен? Немного вас, - проговорил Форца, - отнятой у самого Господа Бога, - герцог коснулся костяшками пальцев щеки прекрасной монны, мягко обводя линию скулы, вниз к подбородку. Слова ее пьянили крепче вина, к которому герцог еще не притронулся. Слова монны Марии способны были заставить потерять голову человека и менее искушенного в удовольствиях.
Они были вдали от всех, они просто не могли оставаться не замеченными - к ним то и дело возвращались взгляды всех в этом зале.
Но ответ мужчины был прерван появлением перед ними подруги Бентини. Первый, кого он отыскал взглядом, вслушиваясь в слова донны, был именно его кондотьер, кавалер синьоры. Ладонь Чезаре невольно сжалась на талии стоявшей рядом с ним женщины.
- Держитесь ближе к кардиналу, - провогорил он достаточно тихо, склонившись к Марие, будто смеясь над шуткой, будто не замечая девушку, распростершуюся перед ним.

- Сам Господь образумил всех нас, если этот мир сохранил вашу жизнь, донна, - герцог легко коснулся пальцами щеки девушки, побуждая ее подняться.
Он мог и должен был отмахнуться, но это было бы еще одной насмешкой, презрением к Бентини.
- Это вы, донна, окажете мне честь, - Форца склонил голову, соглашаясь, - Позвольте только проводить монну Марию к кардиналу.

- Уходите прочь из зала, как только кардинал отправит донну Фелису к себе, - твердо, тихо, не позволяя женщине впереди него обернуться. Герцог только приподнял руку, поморщившись от того, как заныла царапина под повязкой, скрывай их обоих на мгновение тканью плаща. Привлек Монну Марию к себе и коснулся ее губ своими. Горячо, желанно, мягко обводя большим пальцем в уголке. Будто обещая себе что-то. Украденный поцелуй был сладок. Сладок, но слишком короток. Герцог опустил руку, взглядом указывая на кардинала.

- Донна Доната, - Форца склонился в поклоне перед ожидавшей его синьорой.
Фигуры танца на несколько мгновений разъединили пару, после чего герцог вернулся к своей партнерше, крепко сжимая ее похолодевшие пальцы.
- Мужчины, должно быть, доставили вам своими войнами столько неудобств, - взгляд потемневших глаз не отражал и тени улыбки, застывшей на лице Форца

Трепещущая, легкая, живая - такая настоящая в его руках, не та, как те, кто притворялся в Риме. Так часто, что забыл, как быть живыми. О, он понимал, что в ней нашел Бентини. Не знал он только, почему тогда синьора с ним.
Взгляд ее говорил о многом, взгляд светлых и теплых глаз. Видела ли она в нем человека? Было ли это важно?

Ее грудь касалась жесткой ткани его колета. Сердце маленькой донны билось так, что стук его хотелось унять, мягко накрыв ладонью.
Никому души своей не доверяй, мой, только мой, - повторяла Креция. Креция, отдаленная от него волей отца, его собственной волей.
- Снятся ли вам голодающие? - он отвечал бесстрастно, не убеждаясь дрогнет ли взгляд ее, станут ли пальцы еще холоднее. - Снятся ли истерзанные волей тиранов, снятся ли те, кого убивают разбойники по ночам? Потому что в их городах нет мира? Потому что Флоренция, Франция, Испания - разрывают их на части. Потому что нет порядка, нет общей силы, что объединила бы их всех. Снятся ли вам те, кто умирает в то время, что вы зовете миром?
Но герцог остановился, понимая, что все слова не достигнут цели. Он узнавал ее взгляд. Бесстрастному нечестивцу донну было бы жаль. Чезаре, напротив, хорошо ее понимал.

Герцог склонился ближе, не принуждая, не глядя больше в глаза, только тихий голос, слова, что, возможно, для донны уже ничего не значили.
- Вы верите, донна, слову того, кто предал своего господина?
За спиной донны Донаты донна Фелиса склонила белокурую головку, подчиняясь воле кардинала и покидая вместе с тетушкой зал. Форца встретился взглядом с Марией. "Уходи", - он приказывал ей, - "уходи", - губы прошептали это беззвучно.

- Да, донна, быть может, вино оживит вас? - герцог протянул свою руку девушке, взглядом подзывая слугу.

Кольцо, соскользнувшее с тонких пальцев донны Донаты, своим падением на камни будто причинило той невыносимую боль.
Мука застыла на лице еще мгновение назад столь пленительной итальянки, искажая ее черты, превращая теплый взгляд в бездну отчаяния и боли.
И отчаяние это было обращено ни к кому иному, как Бентини, не оставляя сомнений в том, что тот причастен к появлению донны подле герцога.

- Вы не первый ангел, посылающий на мою голову проклятия, - с горечью произнес Форца, надеясь усмирить девушку, но было поздно.

Форца успел еще в сердцах произнести проклятие, от которого впору было бы отлучать от причастия недели на две, когда услышал приказ кардинала, понимая, что все началось.
Первый из его солдат, упавший на каменные плиты от рук наемников, безошибочно подсказал, что предательства в этом зале имели даже больше двойного дна.
Второе проклятие герцога было гораздо громче, почти рычанием. Когда он, не раздумывая оттолкнул донну себе за спину, его кинжал ждал более достойной цели.
- Танкреди! - голос его перекрывал начало бури, поднимавшейся в зале, - уведи ее отсюда! - указывая на Марию, что была к капитану ближе всех.
Пока герцог стиснул горло нападавшего на него пальцами будто клещами, всаживая кинжал ему в грудь и поднимая с пола шпагу убийцы.

Быть может, она напоминала ему его мать, прекрасную монну Ванноцу, быть может, он слишком сильно хотел, чтобы ее хранительница дева Мария защитила свое дитя.
Но думать о судьбе женщины, когда его соратники падали вокруг один за другим, он больше не мог.

- Бентини, - церемониально кланяясь Его Сиятельству, насколько позволяло пространство и атакующие его наемники, одному из которых герцог размозжил череп ударом эфеса клинка, прорываясь к предавшему его кондотьеру. - Неужели вы сами? Не подсылая женщин!
Клинок одного из убийц герцог бросил капитану, схватка вокруг почти не оставляла им места для боя. Форца скрестил свою шпагу с Бентини, перехватывая кинжал покрепче.

Они были оба слишком похожи, чтобы один смел хоть в чем-то винить другого. Не потому ли так безудержна была ярость Бентини.
Отражая удары, не уступавшие по силе его собственным, герцог отступал к стене, пока лезвие клинка не дрогнуло у его горла.
Резкий удар по острию, скользнувшему от горла вверх по щеке, оставляя глубокий порез. Форца рванул на себя Бентини, всаживая меж ребер врага кинжал. Ощущая, как лезвие пронзает его самого.
- Мы могли бы править Италией, - слова с трудом срывались с губ. Последняя ложь друг другу? А теперь они оба бесславно умрут в этой ловушке церковника.

Он смотрел в глаза того, кто звал его братом, и сознавал, что не враги, не безумный церковник - его собственные поступки привели к нему смерть. С лицом человека, который воевал с ним плечом к плечу. Но другого пути у герцога не было. И быть не могло.
Клинок провернулся внутри, заставив задохнуться от боли и сжать рану ладонями. Теплая кровь хлестала в пальцы толчками, унося с собой жизнь. Герцог привалился спиной к стене, наблюдая за тем, как падает на колени рядом Бентини. Его соратник, его друг, его враг...Враг.
- Альфьери! - крик вновь заставил его задохнуться, он не видел уже, не различил бы лицо. Но Форца не был бы тем, кем он стал, если бы не хотел сокрушить последнего. - Делла Верре, - слишком тихо, должно быть.
Он не хотел, чтобы тот жил. Чтобы продажный священник одержал над ним верх ради собственной жажды власти.
Его страна. Его армия.
Светлое лицо маленькой Креции.
Тихий голос, тихий грудной голос "Ваша Светлость...Просто отдадим судьбы в руки Господа". И открытый взгляд женщины в часовне Каподимонте.

Эпилог

Покушение на Папу Александра VI закончилось неудачей, понтифик не торопился расстаться с апостольским перстнем Рыбака, как и с Римом, с жизнью и властью. Так, правление Папы пошатнулось, но еще не было сломлено, не в тот год. Потрепанные походом войска Чезаре Форца вернулись в Рим под предводительством Танкреди и Корсо-Альфери - без прежнего своего командира. Не было более стража у подножия Святого Престола, льва с красно-желтыми знаменами. Как не было и многих из тех, кто отдал свои жизни во имя силы новой Италии. Оставались лишь немногие, чьи сердца некогда были верны честолюбивому сыну Папы.

Кардинал Риарио делла Верре со всеми почестями был захоронен в церкви Сан-Чикано в Риме, в капелле, с именем которой сан некогда и перешел к нему.
Джованни Бентини нашел покой в пределах родной земли, той, что так отчаянно защищал. От врага или от духа несвободы?
Чезаре Форца был захоронен в Риме, в одной из церквей, сияющих мрамором под сенью Ватикана.

История, случившаяся в Кастель-ди-Сан-Пьетро обрастала все более жуткими подробностями, отличными от правды, как вода от вина. Поговаривали даже, что сами демоны ада протянули свои когтистые лапы за двумя нечестивцами, чтобы с хохотом и рычанием утянуть их за собой в Геенну.
Говорили о многом, и только те, кто знал правду, по прямому приказу Папы хранили молчание. И оно, впрочем, все же не было крепким настолько, чтобы эта история не дошла когда-нибудь до наших дней.

Италия, казалось, на время замерла, словно раскачиваясь и решая, в чью сторону упадут черные или белые камни, и вздохнула с облегчением с приходом новой весны. Вновь обманувшись верой в гибель старых тиранов, покуда история расставляла новые фигуры на карте плодородной, впитавшей кровь падших земли.

***
Тридцать лет спустя при новом правлении было решено, что Чезаре Форца не место в городе Петра, останки его были извлечены из капеллы и вывезены из Рима. Последний покой рыцарь Святого Престола, Чезаре Форца, герцог Валентино, обрел у крохотной церкви, рядом с заброшенной часовней Каподимонте.
Где под невысокими серыми сводами голос женщины, чистый и тихий, вел его сквозь темноту.



Италия, мой друг, прекрасная жестокая страна...