Карта ролевой игры "Aut Caesar, aut nihil"

Октябрь 1497 года, Саламанка

Лежавший на кровати мужчина был без сознания. У окон, завешенных темным бархатом, с вышитыми золотом королевскими гербами, стояло несколько курильниц с благовониями, однако ароматы не могли перебить тяжкого духа.
Духа смерти.
Рыдавшая в углу женщина, что-то шепотом повторяя, все время окунала в медный таз тряпку. Она, казалось, не замечала того, что вода в тазу уже стала темно-бурой от крови, и что тряпка был безнадежно испорчена. Двое слуг-мужчин то входили, то выходили из комнаты, подчиняясь приказам вспотевшего от напряжения лекаря – крошечного курчавого еврея. Новые и новые лекарства, кровопускания, прижигания…

Бесполезно. Дон Луис Рамирес Лусена, учитель шахмат, беспомощно мявший в руках снятый в спешке плащ, отвел глаза от белого лица своего повелителя и мецената, Хуана Арагонского, сына Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской, принца Астурийского, наследника престолов Арагона и Кастилии.
Он уже увидел все, что хотел, и даже более того. Он понял, что его карьера вот-вот закончится. Придется снова искать себе покровителя, выпрашивать, находить лазейки, льстить, писать новое посвящение на книге, которую когда-то назвал «верной подругой его высочества в здравии и болезни».

Какая насмешка, право. Настоящая верная подруга принца Арагонского – Маргарита, дочь императора Максимилиана – сейчас без памяти валялась у себя под присмотром других лекарей и повитух. Отправившись в Португалию на свадьбу сестры Хуана Изабеллы, супруги так туда и не попали – принц заболел опасной лихорадкой и теперь умирал. Принцесса же, как говорили все, рисковала от ужаса потерять нерожденное дитя.

Голова у дона Лусена шла кругом. Он еще раз поглядел на бледного, как полотно, еврея – кажется, его звали ребе Соломон. Видно, личный лекарь Хуана уже окончательно сдался и отчаялся, коль скоро позволил какому-то потомку детей израилевых прикоснуться к царственной особе и даже пустить принцу кровь.
Да, это смерть. Нет никаких сомнений.
Покачав головой, дон Лусена вышел из комнаты и направился к выходу из особняка, в котором по воле случая очутились Хуан и его свита.


- Донатучча, девочка, ты где?
Доната Сицилиани встрепенулась и быстро отложила книгу «Повторение любви и искусство игры в шахматы». Она уже знала творение хозяина чуть не наизусть, обе части – и ту, в которой речь шла о женских уловках и способах их отражать, и ту, в которой описывались всевозможные дебюты и прочие премудрости этих странных людей – игроков.
- Сейчас, сер, бегу!
Тихо ругаясь про себя, Доната сбежала по лестнице постоялого двора к мрачному дону Лусена. По привычке потянулась взять плащ и шляпу, однако тот отмахнулся.
- Слушай, девочка, не до того сейчас. Дела наши плохи как никогда.
- Принц? – служанка побледнела. Темно-голубые глаза впились в лицо шахматиста.
- Да. – Дон Лусена понизил голос, чтобы пробегавший мимо слуга ничего не услышал: - Умирает.
Доната охнула, инстинктивно прижав ко рту руки.
- О Пресвятая Дева, - в животе у нее все перевернулось, ноги ослабели. Катастрофа. – Не может быть.
- Еще как может, - хозяин поманил ее пальцем и стал медленно подниматься в снятую комнату, скорее, комнатушку – средств было мало, и на большее обоим не приходилось рассчитывать. – Нужно думать, как быть дальше, Тучча.
Она шла следом, все так же зажимая рот.

Катастрофа. Святая Доната! Принц умирает. Значит, хозяин останется без покровителя. А если Лусена пойдет искать себе нового мецената, и не найдет в ближайшее время, тогда… Что тогда? Снова его грошовые уроки с высокомерными учениками-недотепами? Снова убогие комнатенки вроде этой, снова экономить на свечах, на платьях, на белье, а об украшениях и говорить нечего?
Будь все проклято. Она привыкла жить в бедности, но нищета – совсем другое.

Доната хорошо помнила жизнь с матерью после отъезда из Таормины. Нищета – это крысы, пищащие за стенкой, это узкие переулки, заваленные кучами отбросов, в которые приходится лезть каждый день, чтобы найти хоть какие-то съестные огрызки, это лохмотья, через которые видно твое худое, жалкое тельце, похожее на тело мальчишки-заморыша.

Она с ужасом припомнила грубый солдатский гогот. «Эй, Марининья! Эй, а ну поди сюда, постирай мне и Паоло кальсоны и рубахи, да пожарь мясо как следует! А потом спой и спляши нам, красавица, да побойчее, а то рассердимся!» Мать, усталая, худая женщина с темным и угрюмым лицом, послушно выполняла приказы солдатни. Такова участь маркитантки, следующей за войсками наемников по Европе, с ее бесконечными войнами, голодом, эпидемиями… Такая участь ждала и саму Донату.

Помог счастливый случай – дон Лусена просто купил ее у матери за бесценок, пообещав сделать из тощей пугливой девчонки-подростка вышколенную служанку. «Будет и в нарядных платьях ходить, и грамоту знать, обещаю, - уговаривал шахматист плачущую Марининью Сицилиани, - всему вашу девочку обучу, что сам знаю. И подумайте, что ее тут ждет? Пойдет по рукам, точно вам толкую». Мать, ждавшая ребенка неизвестно от кого, махнула рукой и согласилась.
Доната уезжала, не оглядываясь. Глаза у нее были сухие и красные от недосыпа: последние три ночи она почти не смыкала век, карауля материного любовника, пьяного наемника Франческо. Тот грозился сделать ее женщиной «в два счета».

Доната стала женщиной через полгода, когда отъелась и ходила уже не в лохмотьях, а в хорошеньком голубом платьице с чистой косынкой на плечах. Поздно ночью она юркнула под одеяло к дону Лусена, изрядно его напугав и вместе с тем потешив. «Что забыла тут, егоза? Кыш, маленькая еще…» «Еще какая большая, все мужики проходу не дают, сер. Задница вон вся в синяках, грудь прячу. Так что лучше уж вы, чем повар или вон конюх снасильничают…» «Дурочка. Сколько раз говорил: изнасилуют». «Ну, изнасилуют. Какая разница, хрен редьки не слаще. Поцелуйте меня, сер». Хозяин от смеха едва не промахнулся, но затем приноровился и исполнил просьбу Туччи.
Утром, до рассвета, Доната оделась и побежала к мессе. Одно правило мать вбила в голову: согрешила, скорее кайся, не то помрешь и черт уволочет тебя в геенну и кинет в серный котел.

Жизнь пошла размеренно, не так чтобы богато, но и не худо.
Лусена не был пылким любовником, слишком уж ученый и привык много думать, что есть, то есть. Зато он был добр, неприхотлив в быту, работать на него Донате нравилось.
Потом Лусена нашел покровителя, и они сумели обустроить житье-бытье, как положено зажиточным людям.
И вот теперь все пойдет прахом. Тяжелые предчувствия стеснили грудь.

Предчувствия не подвели. Хозяин дал ей расчет. Отводя глаза в сторону, он что-то мямлил о невозможности в такой период держать прислугу, о скорби по принцу и недавно умершей родами принцессе. Доната опустила глаза и вроде бы смиренно слушала его речи, едва сдерживаясь, чтобы не заорать от злости и разочарования.
Она ведь на самом деле к нему привязалась. Не любила, нет – уважала, привыкла заботиться, кормить, греть собственным телом ночами.

И вот пожалуйста. Вышвырнута на улицу, как последняя…

Стиснув зубы, девушка вскинула на хозяина холодные глаза и выпрямилась.
- Я все поняла, мессер. Нынче же соберу вещи и поищу другого места. Предложения есть, не сомневайтесь.

Последняя фраза не была поддразниванием. Донату и правда многие переманивали, слишком видная, статная, кровь с молоком. К тому же грамотная, умеет готовить, стирать, крахмалить и гладить самое тонкое белье, в шахматы играет и порой поет очень даже приятным голосом.
Она знала, что найдет нового хозяина.
И на этот раз, будьте уверены, не даст выкинуть себя вон, как старую метелку или рваные кальсоны. Да поможет ей святая Доната, пусть все мужчины поберегутся обращаться с нею как с подстилкой.



Октябрь 1502 года, Фарелино

Утро не баловало хорошей погодой, было зябко, жаровня уже остыла и хотелось скорее нырнуть куда-то под груду меховых одеял.
Только куда же денешься от всех дел...

Доната усердно расчесывалась у зеркала, стараясь помассировать щеткой кожу. Так мать учила, волосы от от этого здоровее бывают.


Она чуть не поперхнулась. Рука с щеткой опустилась.
- О Пресвятая Дева, мессер, когда вы так говорите, у меня сердце вон из груди рвется, клянусь вам, - Доната картинно прижала левую руку к красивой груди. - Страшный он человек, люди говорят, что не сын Папы, а сам черт во плоти. И сколько уж пытались его убить - а он живет и смеется. Ох...

Опомнившись, женщина снова стала приводить себя в порядок, но руки тряслись. Она закусила губу.
Любовник, естественно, пропустил причитания мимо ушей. Мужчины. Вечно уверены в своей правоте.


Она сжала губы и молча кивнула.
Проклятие, если кто-то из заговорщиков уже предал дело, жди беды. И сегодня эти упрямцы все съедутся сюда, а потом... Потом может случиться всякое.
Оказать прием?
Прием оказать - вещь нехитрая, но что дальше? Страшно подумать.

Туалет был окончен, платье в порядке, прическа немного кокетливее, чем обычно. Доната медленно дочистила яблоко маленьким ножом с серебряной ручкой, разрезала на дольки и стала откусывать, изящно, как благородные дамы делают.

Яблоко белое под красной кожурой, белое и сладкое, словно кожа ее нынешнего мужчины. Она улыбнулась и чуть не замурлыкала от удовольствия, вспомнив их последнюю ночь. Да, этот мужчина знал, как вознести женщину на седьмое небо, но стоит признать, что и свергнуть оттуда он мог не хуже.

Негодник, ах, негодник. Улыбка сползла с пухлых губ, Доната доела дольку и облизнулась. Да уж, в этот раз обошлось без ссор, и слава Богу. Не сказать, что поругаться с ним так уж тяжко, милые бранятся – только тешатся, а мириться потом в постели куда как хорошо. И все-таки на сердце осадок после ссоры, и со временем его, кажется, становится больше.

Решено. Она постарается стать более смиренной и послушной и не возмущаться, коли у ее миленького красавчика вдруг приключится беда и он снова запустит в нее снятым сапогом. Такой уж характер у Джованиньо, то он словно солнышко ясное, то – подернутая ледком полынья посреди реки, куда можно провалиться и утонуть.
Ах, только бы нынешние его затеи не стоили миленькому головы. С этим страшным ди Форца всего можно ждать.

Она поежилась и решила набросить на плечи теплую накидку – подарок любовника на полугодие совместной жизни.
Ждать и догонять – хуже всего, правильно люди говорят.
Надо сходить помолиться и исповедаться, а то мало ли. Прибьют, как воробья, и опомниться не успеешь - отпляшешь у рогатого тарантеллу на сковороде.

Фарелино

Выйдя из цитадели, Доната ощутила некоторое облегчение. Видно, мощные стены давили на и без того полную тревог голову. А на улочках крепости дышалось куда легче: на губах снова появилась легкая улыбка, она плотнее закуталась в накидку и направилась в ближайшую и любимую церковь святой Фелицианы.
Месса прошла спокойно. Священник напоследок благословил свою паству, Доната перекрестилась и, не глядя по сторонам, пошла к чаше со святой водой. Окунув пальцы, благочестиво изобразила крест - вначале на лбу, затем на сердце, и для верности на устах.
У исповедальни было три женщины и парочка наемников.
Доната терпеливо дождалась своей очереди, зашла и задернула занавеску.
- Благословите меня исповедаться, отец Рануччо, ибо я весьма грешна...
Все прошло легче, чем она думала, и в то же время тяжелее.
Доната даже всплакнула под конец. Отец Рануччо пригрозил ей отлучением от причастия на две недели, если не перестанет грешить блудом с Джованни.
А какой у нее, скажите на милость, выход? Бросить любовника и уйти в никуда? Может, пойти по пути матушки, которая, по последним сведениям, умерла родами где-то между Тосканой и Римом? Да, Марининья ухитрилась выйти замуж за того подлеца, который ее обрюхатил последним, и стать подобием порядочной дамы, но какой ценой? О, Доната прекрасно знала эту цену и не намеревалась платить, и так уже переплатила.
С тяжелым вздохом она выслушала последние наставления падре и вышла.

На ступенях церкви стояли те ребята из войска, кажется, из отряда Морияди. Они одобрительно засвистели, видя донну Сицилиани, выплывающую на улицу.
Доната приняла неприступный вид и прошла мимо с независимым видом.
Как же. Какая тут независимость, скажите на милость, когда все зависит от настроения Бентини.
Конечно, он очень к ней расположен, но вряд ли сподобится позвать замуж, не того она полета птица...
Хитрая женщина уже бы подыскивала себе запасного мужчину. Так то хитрая, а Доната нет, неверность не признает даже в сожительстве, пока спит и ест с одним - другого знать не хочет. И потом, стоит признать, что она привязалась к его сиятельству.
Все ее дурное сердце - льнет, как щенок к башмаку каждого, кто его погладит.
Встряхнув головкой, донна Сицилиани пошла обратно.

Крепость под началом командира процветала. Доната с одобрением разглядывала укрепления, орудия, наемников, торопившихся по своим делам.
Джованни был отличным стратегом и тактиком, этого не отнять. Воин до мозга костей.
Может, пройдя школу ди Форца, он сумеет все же выйти достойно из этого сложного и опасного дела?

Вернувшись в цитадель, она первым делом побежала к повару.
Расспросив его и убедившись в наличии необходимых припасов, Доната распорядилась о замене некоторых блюд и напитков на предстоящем приеме.
- Все должно быть самым лучшим, помни, Луиджи.
Повар закивал, видя нахмуренные бровки донны. Прислуга хоть и косилась на нее, но прекословить фаворитке Бентини опасалась.
- Понял, все сделаю, донна.
По пути к себе Доната услышала лай и насторожилась.
Неужто этот паршивец Сапфир сбежал?
Негодник пушистый, проучить его, надрать уши и посадить на прочную цепочку у столбика кровати!

Сбросив накидку, она поспешила на розыски.
Слуга передал собачку и шепотом сообщил о визите кардинала.
Доната подняла брови и прижала Сапфира к груди.
"Только этого не хватало. Папа обратил внимание на Джованни. А если это так, то..."
Побледнев, она отошла к нише и присела на скамеечку.
Песик гавкал и старался вырваться, но хватка донны оказалась сильнее.
"Неужели его вызовут? А я? А... крепость? Святая Доната, Папа - это сила, с которой нельзя не считаться".

Фарелино


Доната уже не помнила толком, как очутилась в спальне. Негодник Сапфир наконец вырвался и донна слабым голосом попросила слугу:
- Джузеппе, присмотрите за ним, умоляю.
Слуга тут же ухватил псину и удалился, поклонившись хозяйке.

Немного полежав, Доната встала, попила воды с лимоном и медом - этот напиток всегда приводил ее в чувство - и решила заняться тем, что нравится.
Вышивать и шить она никогда не любила.
А вот играть - еще как.
На память пришли все те партии, которые случались у них с Лусеной. Ностальгически вздохнув, Доната достала из потайного отделения столика для письма доску и мешочек с фигурами.
Вскоре армия белых пошла в атаку на армию черных.
Белыми, разумеется, были люди Бентини, черными - ди Форца.
Четыре хода спустя стало ясно, что знамена защитников Фарелино клонятся к земле...
Доната в испуге отодвинула от себя доску и перекрестилась.
"Пресвятая Дева, это еще что такое? Лусена говаривал, что в игре "ты против себя же" случаются иногда сюрпризы, но... Не может ли это быть предзнаменованием?"
Глупости.
Такая же чепуха, как и старое предсказание цыганки-гадалки, которая пообещала юной Тучче гибель от царственного мужчины.
Джованни, слава небесам, хоть и родовит, но не владыка.
"А что, если... Если тот мужчина из гадания - ди Форца? Или это Папа?"
Донна Сицилиани сглотнула комок и решила попить еще водички.
Придется, правда, потом лезть за ночным горшком, но тут уж ничего не поделаешь.

Партия была окончена.
Доната некоторое время бессмысленно пялилась на доску, где победно возвышался черный король и его ферзь, а белый король - Джованни - лежал, поверженный и без охраны.
Невозможно. Или она сошла с ума, или же...
- Донна, - в дверь стучался Джузеппе. - Донна, важные известия! Начались переговоры с ди Форца, мессер Бентини и его люди уже за воротами!
Ахнув, Доната вскочила и потянулась за накидкой, не обращая внимания на стук доски, упавшей на пол, и рассыпавшиеся в беспорядке фигурки.
Сидеть здесь в безвестности - хуже смерти.
Нужно быть как можно ближе к месту событий.

Пока она бежала к воротам, в голове бешено мчались мысли - по кругу, снова и снова по кругу.
"Он не простит, не помилует, у ди Форцы нет жалости, он сам дьявол. Джованни его знает, но до конца ли? Может случиться все, что угодно, Джованни могут..."
Она мысленно взвыла и прибавила скорости.
Бежавший за ней Джузеппе напрасно умолял госпожу чуть замедлиться. Доната любила и умела быстро передвигаться, когда ей было нужно, а сейчас наступил именно такой момент.
Где-то в толпе она столкнулась с молодой женщиной.


- Простите, - только и бросила она на бегу незнакомке и ее служанке. - Спешу!
Джузеппе ухватил ее за руку, когда обезумевшая от страха Доната готова была рвануться туда, к группе мужчин.
- Да не сошли ли вы с ума? - яростно прошипел он, насильно оттаскивая женщину назад и отводя к стене. - Там серьезное дело, мужское, а вы лишь слабая женщина!
Разъяренная и испуганная Доната метнула в него взгляд горгоны, но слуга был непреклонен.
- Мне за вас хозяин голову снесет. Стойте тут и ждите.
Она вынуждена была повиноваться.
Проклятье, тысячу раз проклятье!


Все шло именно так, как она и предполагала.
Плохо. Очень плохо.
Не успел Джованни с Морияди и Бьянки вернуться, как раздался выстрел, ядро с грохотом ударило в стену, посыпались камни и пыль.
Рядом закричали люди.
- Боже милосердный! - Доната зажала руками уши и попятилась. - Они даже не закончили переговоры!
Молодая женщина, с которой они столкнулись, снова очутилась неподалеку. Блуждающий взгляд Донаты остановился на ней.
- Донна, нужно уходить и прятаться, скорее, или погибнете, - крикнула она женщине в темном плаще. - Идите к себе, а лучше - в цитадель, там безопаснее!

Доната кивнула и, схватив девушку за руку, потянула за собой.
- Джузеппе, беги за ее служанкой, прикрывай нас всех!
Мужчина с ругательствами вытащил из ножен короткий меч: вид у него был грозный, и компания подозрительных забулдыг поблизости расступилась и пропустила всю группу.


Атака на крепость Фарелино началась. Партия разыгрывалась - на сей раз с живыми фигурами. Проигравших ждали позор и неминуемая смерть.
Доната не хотела ни умирать сама, ни видеть гибель Джованни.
О небеса, только бы добраться до надежного укрытия, а там хоть трава не расти.
Откуда-то послышались новые выстрелы, Джузеппе завопил:
- Скорее, донны, ноги в руки и подберите ваши треклятые юбки, не то споткнетесь!
Донна Сицилиани последовала доброму совету, упрямо сжала челюсти и крикнула спутнице:
- Шевелитесь, милая! Сейчас не до правил приличий и стыдливости, уцелеть бы!
Та побелела, но просьбу - по сути приказ - выполнила и ускорила бег.


Женщины добрались до громады Собора, куда уже вливалась толпа людей в поисках защиты. Словно стадо, послушная паства текла внутрь. Они хотели защиты божьей и прощения грехов.
Они хотели все сразу - как всегда.
А так никогда не бывает.
Доната вспомнила, как девчонкой видела в одном взятом городе горящую церковь, где крыша провалилась, и прихожане не смогли выбраться на воздух. Их крики и стоны ужасали; армия полупьяных завоевателей лишь потешалась, хотя сами они исповедовали ту же веру и горели перед ними их братья и сестры.
О, вечное и страшное безумие людское!
Спутница было указала на Собор, но Доната лишь покачала головой и потащила ее дальше.
- Опасно, - задыхаясь, прокричала она. - Слишком ненадежно. И ваш дом тоже будет разгромлен, только цитадель достаточно крепка, чтобы выдержать такой обстрел из тяжелых орудий!


Когда они наконец достигли цитадели, там уже все кипело и бурлило, как в раскаленном котле.
Доната указала женщинам дорогу в жилую часть и толкнула за ними Джузеппе:
- Быстро, олух, проводи дам в мои покои, там есть комната свободная!
Сама же донна Сицилиани стала давать четкие и краткие указания другим слугам, метавшимся в страхе по лестнице и зачем-то хватавшим и прятавшим дорогие вещи.
- Куда, идиоты царя небесного? Скорее бросьте все, главное - спрятать детей, стариков и женщин в подвалы, там самые толстые стены и еще скальная крыша!
Убедившись, что ее приказы, слава небу, выполняют, Доната еще выше подняла пышные юбки и помчалась проверять кладовые.
Если все эти люди, бегущие сюда в панике, набьются в цитадель, как бы им тут не помереть от голода и жажды.
Кроме того, понадобится чистая ткань для перевязок, вино, масло, лезвия, огонь для промывания, прижигания и очищения ран и многое другое. Скоро в цитадель будут отвозить раненых защитников крепости, рук будет не хватать.
"Святая Доната, только б выдержать все!"

На полпути Донату все же задержала тараторившая служаночка Розинья.
- Не ори ты так, дуреха, и без тебя уши заложило от этого грохота, - цыкнула вспомнившая свое непростое маркитантское прошлое донна. - Ну?
- Ай, мадонна, там такое творится, вы не представляете, просто не представляете...
- Толком говори, - тряхнула ее за плечи хозяйка.
- Все бойцы убежали туда, на стены, а в цитадель пробрались какие-то странные мужики, похожие на бандитов! Они как раз сейчас в кладовых, бьют бутылки лучшего вина и вопят, что хоть перед смертью попробуют, каковы на вкус господские напитки и бабы!
- Что?!

Остолбеневшую Донату отвлекла новая знакомая.


- Святые небеса, - Доната очнулась от столбняка и выдохнула, зажмурилась и снова открыла глаза. - Донна... Лаура, простите, не представилась как полагается, я Доната Сицилиани, подруга его сиятельства Джованни Бентини.
Лаура с интересом посмотрела на белую от ужаса Розинью, потом снова на Донату.
Кажется, не робкого десятка попалась вдова, уже хорошо...
- Так, - Доната перевела дух и постаралась взять себя в руки. - Розинья, быстро зови всех слуг-мужчин, и чтобы все были вооружены, как для битвы! Идем и вынесем этих мерзавцев из моего дома, и лучше всего - вперед ногами, чтобы неповадно было грабить честных людей!

С этими словами уже кипящая гневом донна Сицилиани, как ангел возмездия, двинулась по направлению к драгоценным запасам.
Переглянувшись, обе женщины решительно последовали за ней.
А через несколько мгновения подтянулись и возмущенные слуги.

Картина, которую они там застали, была достойна кисти мастера Возрождения. Любого.
Семеро простолюдинов-негодяев, пьяных, но вполне бодрых и тяжеловесных притом, увидели беззащитных, по их мнению, дам, и начали атаку.
- Эй, какие курочки, цып-цып, сюда!
Доната поняла, что ее терпение лопнуло.
- Джузеппе, вперед!
Слуга с ревом ринулся на главаря и ударом кулака свалил его на бочку с оливками.
Она схватила свой кинжал и полоснула первого же плебея по протянутой волосатой лапе.

Где-то там воевал Бентини.
А здесь, в цитадели, шла маленькая война: слуги и женщины против мародеров.
Летели предметы мебели, лилась кровь, своя и чужая, бандитов валили на пол, а женщин пытались скрутить и обесчестить. Причем одновременно.
Это уже было чересчур...

В разгар боя Доната вдруг оступилась и едва не упала прямо в лужу дорогого тосканского красного вина, вокруг которой блестели осколки бутылок.
Ойкнув, она сделала шаг назад и сумела выпрямиться.
"Вот это действительно позор", - уныло подумала донна, глядя на то, как разошедшийся Джузеппе калечит самого тощего бандита, а остальные ему помогают и мешают в одно и то же время.
М-да, раньше она могла продержаться не меньше часу. А теперь...
Но тут, к ее облегчению и безмерному восторгу, к воюющим присоединился грозный Джованни.


Когда последние мерзавцы перестали двигаться, Доната с всхлипом счастья упала в объятия своего мужчины.
- О Мадонна! Как я боялась за тебя, мой лев!
Он с готовностью ее подхватил одной рукой, другой отряхивая капли крови с оружия.
Доната обмякла на мгновение и позволила себе прислониться головой к широкой груди Бентини.
В конце концов, она это заслужила.

Немного придя в себя, донна Сицилиани сообщила командиру крепости обо всем, что случилось по дороге и здесь. И представила донну Лауру.
- Она случайно здесь очутилась, любовь моя. Думаю, донна хочет оказывать помощь раненым. Кстати, много ли их? И как успехи в сражении?
И донна вытерла кулачком запачканные в пылу боя щеки и губы.
Платье безнадежно помялось, сердце колотилось как сумасшедшее...
Но главное - ее мужчина уцелел и держал Донату за талию. Крепко. Как свою душу.
Это было прекрасно, и она тихо прошептала благодарственную молитву своей покровительнице.

Доната с облегчением вздохнула. Потом опять нахмурилась. Если так, то главное и страшное еще впереди.
- Розинья, позаботься о тех несчастных, которых повезут к лекарям! Отнеси туда все, что необходимо!
Служанка, такая же растрепанная, как и госпожа, мигом убежала.

Донна Лаура, отважная и румяная, между тем беседовала с Джованни.
Он пригласил ее остаться.
Что ж, так будет лучше.


- Конечно. Эй, Ромуальдо, отряхнись и сбегай к мессеру Фарнези срочно. Скажи, что его племянница в целости, в гостях у его сиятельства.


Оказавшись в его объятиях в темной комнате, Доната дала выход сдерживаемым чувствам.
Она едва его не потеряла. Сегодня они могли расстаться навеки, а за гробом... за гробом вряд ли довелось бы встретиться.
Обвив сильную шею руками, женщина впилась губами в его губы, потом дрожащими руками раздела и разделась сама.
Пока Джованни распускал ее длинные волосы и целовал снова, Доната почти не дышала. Не думала. Не могла.
И снова мужские руки на ее теле - такие умелые, такие чуткие, его губы по коже, вначале холодные, потом жаркие, сводящие с ума, дикие.
Она выгнулась, впитывая в себя его - всего, телом и сердцем, понимая, что их связь, начавшаяся так обычно и буднично, вдруг превращается во что-то совсем иное.
Что-то опасное, чего она всегда боялась и в то же время желала.
- Прошу тебя... Умоляю, - ее слова заглушил его очередной свирепый поцелуй, и Доната куда-то провалилась, мучительно желая остановить это мгновение. Стук его сердца напротив своего. Его последний хриплый выдох. Тяжесть тела, которое он не удержал - рухнул на нее.
Ей было все равно, она бы вынесла куда больше.
Только бы с ним все было в порядке.
Она поймала на себе его взгляд, когда засыпала. И улыбнулась таинственной, благодарной улыбкой.

Прошло два мучительных дня, в течение которых Доната не находила себе места.
И не только потому, что ди Форца по-прежнему угрожал, а Джованни становился все мрачнее и почти с ней не разговаривал. Пусть его, мужчины на войне становятся другими, она уже привыкла.
Самым волнующим было это ощущение.
Тихий шепот в душе, который подсказывал, что ее чувства к Бентини становятся слишком сильными.
Доната никогда не любила никого из своих покровителей и потому сейчас ей было очень не по себе.

В дверь постучала служанка. Кажется, Бити?
- Что там?
- Донна Лаура просила с ней поговорить, госпожа.
- Иду.
Хоть отвлечься беседой с милой женщиной...

Поздоровавшись с Лаурой, Доната улыбнулась и зябко укуталась в накидку.
- Кажется, вы хотите нас покинуть, дорогая? Дядя зовет обратно?

- Ваша правда, - покачала головой Доната. - Мы для них - лишь игрушки, не более.

Жест собеседницы ее поразил - Лаура взяла ее за руки, словно подругу или родственницу.
Донна Сицилиани почувствовала, как горло стеснило. Пожалуй, впервые другая женщина была так с нею приветлива. Раньше все смотрели, как на злую помеху, бесстыдницу, которая только и думает, как бы отбить мужчину.


При этих словах Доната онемела.
Комок в горле стал таким большим, что сглотнуть его не получалось.
Силы небесные, подарок... и кому? Обычной содержанке, в сущности.
Невероятно.

Увидев в открытой коробочке украшение, женщина чуть не сделала шаг назад.


Опомнившись, Доната кивнула, взяла подарок и левой рукой потерла саднившие от бессонных ночей глаза.
- Это... это поистине бесценный дар, донна Лаура. Ваша дружба. А камея - ее я обязательно сохраню на добрую память о нашей встрече.

И снова стук. Что такое?
- Донна, - пробасил Джузеппе. - Добрые вести! Мир! Будет снята осада, и состоится пиршество в честь события!
Доната ахнула, и эхом отдался вскрик Лауры.
- О Пресвятая Дева! Молитвы, наши молитвы услышаны, дорогая, это чудо!
Она от души обняла новую подругу, затем послала Бити шутливый воздушный поцелуй и выбежала.
Ликование переполняло душу Донаты.
Свершилось чудо. Неважно, как, по какой причине. Важно - Джованни не угрожает смерть.

На приеме в Кастель

Доната шла немного позади Джованни, глядя под ноги. На ней было лучшее платье из вышитого серебром темно-фиолетового сукна, ножки украшали великолепные башмачки телячьей кожи с серебряными пряжками, изысканную прическу, над которой немало трудились служанки, дополняли дорогие украшения.
"Ты должна выглядеть, как королева", - только и сказал любовник, приглашая ее сюда.
Королева?
Нехорошие предчувствия снова вернулись.
Донна Сицилиани даже не попыталась заикнуться о том, что ей, безродной выскочке, даже носа не следует казать на столь богатый пир. Любовницам суждено сидеть в своих покоях и дожидаться повелителей, а не танцевать с ними напоказ благородным мессерам и доннам.
Точнее, попыталась - но в ответ Джованни наградил ее обычным холодным взглядом, и Доната молча ушла выполнять его просьбу - а по сути, приказ.

В зале было много людей. Ее испуганный взгляд скользил по ним и снова опускался.
Выше голову, натяни улыбку. Это лишь люди из плоти и крови, Доната, они точно так же едят, пьют и в нужники ходят.
Она оперлась рукой о руку Джованни, вслушиваясь в музыку.
Танцы? Ну что же, раз так...


Доната поймала кивок Лауры и тихо выдохнула. Хоть одно приветливое лицо среди этой стаи.
Послав в ответ искреннюю улыбку, сосредоточилась на движениях.


"Если улыбнусь еще шире, у меня рот треснет".
Доната выпрямилась, с грациозным полупоклоном встала в начальную позицию.
Музыка будоражила ритмом, хотелось сделать что-то дерзкое. Бросить свой танец в лица этим аристократам.


Гальярду она любила и умела ее плясать.
Доната ловила на себе взгляды танцоров: любопытные, насмешливые, равнодушные. И видела его глаза.
Суровые. Напряжение читалось в них, словно в открытой книге.
"Этот мир ненадолго".
Мысль стучала в ее голове в такт с ритмом танца.
"Этот мир ненадолго".

Зал для приема - укромная комната - снова прием

Окончив танец, Доната рука об руку с Джованни направилась к холлу.
На щеках цвел румянец, глаза блестели, улыбка по-прежнему не сходила с лица.
Глупости все эти мысли, не стоит так себя терзать. Пока что ничего плохого, напротив - все гости ведут себя с нею любезно, здороваются, кланяются.
Пусть даже это исключительно из уважения к Бентини, что из того?
Она заставила себя успокоиться. Хотя бы немного.
И остановилась резко, так, что Джованни поднял брови в удивлении. Встала на цыпочки и шаловливо прошептала ему на ухо:
- Мой восхитительный лев, я хочу остаться с вами наедине. Хоть на несколько мгновений.
Бентини усмехнулся, подал ей руку и оба пошли по лестнице наверх, в комнаты для гостей.

Едва они вошли и дверь с грохотом захлопнулась, поведение Джованни изменилось. Куда-то пропали ленивые, снисходительные манеры; он быстро осмотрел всю комнату, включая малейшие щели и уголки.
Доната растерянно смотрела на его лицо. На глаза, в которых появился вдруг хищный блеск.
О, это выражение было ей знакомо. Бентини бывал таким только в двух случаях.


Если бы сейчас посреди комнаты ударила молния, Доната восприняла бы произошедшее с меньшим изумлением.
Изумлением?
Да она просто превратилась в соляной столп.

Этого не может быть.
Потому что не может быть никогда.
Аристократ предлагает руку и сердце деревенской девчонке, служанке, бывшей маркитантке.
"Мадонна, я сошла с ума. Помоги мне".

А он уже скользнул ей за спину, приблизился, согревая жарким дыханием открытую шею. Их взгляды скрестились в зеркале напротив.
Ее - ошеломленный, но с искоркой надежды и любви. Его - стальной, и в то же время страстный. Огонь, который его сиятельство держал под спудом, теперь вырывался сполохами наружу.
Медленно, вкрадчиво Бентини дотронулся до ее уст. Палец скользил по губам, напоминая о его власти над ней. Затем прижался ртом к шее, начал водить по ней своими губами, соблазняя, уговаривая, окончательно сводя с ума.
Доната задыхалась, в ушах гудела кровь, перед глазами появилась странная темная пелена.
В этот миг она была готова кинуться в пропасть по его слову. Положить голову на плаху. Сделать что угодно.
Он любит ее. Любит. Любит.


Из ее рта вырвался невнятный всхлип.


Под натиском его рук и губ Доната вся рассыпалась на мелкие кусочки. Охваченные огнем.
Когда кольцо оказалось на ее пальце, она смогла лишь поцеловать его руку. С таким же неистовством, какое чуяла в нем.

Его просьба...
Она готова была исполнить и эту, и сотню других просьб. Любых.
Ибо Доната Сицилиани впервые в жизни ощутила за спиной крылья истинной любви. Во всем блеске перед ней стояла надежда на счастливое будущее.
С ним. Единственным мужчиной на свете.
Да будет так.

Вниз по лестнице она шла, не чувствуя под собой ног.
В зале было уже жарко, душно. По лицам гостей струился пот, свечи пылали ярко, музыка играла все громче.
Она отпустила его руку и, чувствуя спиной тяжелый взгляд Джованни, направилась к тому, из-за кого и случилось самое радостное событие в ее жизни.
К Чезаре ди Форца.

Подойдя к нему, Доната почти распростерлась в низком поклоне. Герцог разговаривал с некой эффектной дамой.
Дождавшись паузы в их беседе, Доната тихонько откашлялась. Герцог смотрел на гостью с удивлением и некоторым озорством.
Она могла надеться лишь на известную всему свету склонность ди Форца к красивым женщинам.
- Ваше преосвященство, позвольте представиться и поблагодарить вас за величайшее милосердие, явленное всем жителям Фортелино и мне, грешной. Я, донна Доната Сицилиани, одна из тех, кого пощадила ваша могучая длань, свидетельствую вам глубочайшее почтение. Целую ваши руки и стопы, мессер, не смею просить о чести быть моим кавалером на следующем танце в знак примирения.
Робкий взгляд из-под ресниц. Рядом много красавиц.
Выберет ли ди Форца ее среди прочих или лишь взмахнет рукой и с усмешкой откажет?

Когда ее всполошенное сердце стало буквально выпрыгивать из груди, грозный герцог наконец соизволил дать ответ.


- Воистину, - выдохнула Доната, выпрямляясь и разглядывая мужчину, которого некогда назвала наследником нечистого.
Жесткое, очень замкнутое лицо. Взгляд, подобный запертым вратам самой неприступной крепости.
Воин и священнослужитель. Сын Папы и нечестивец.
Но крылья все летят и летят за спиной, подталкивают вперед.


- Разумеется.
Она терпеливо стояла на том же месте, наблюдая, как герцог провожает свою даму. Вдруг заныло что-то в душе: он явно испытывал к спутнице неподдельный интерес, а она любовалась Чезаре. Могут ли они испытать те же чувства, что и они с Джованни?
Может ли сын дьявола любить? Смеет ли?
Кольцо на пальце было тяжелым. Доната поправила его, на всякий случай повернув камнем внутрь.


Она с облегчением улыбнулась и взяла его руку. Тяжелая рука, сильная, уверенная. Каждый жест - в цель.
И эта легкая бледность, словно герцогу больно. Возможно, рана.
Но мужчины молчат о боли, если они мужчины.


Несколько биений сердца - поворот, снова поворот, вернуться в ряд и взять его за ладонь.
На таком расстоянии скрыть что-либо нельзя. От Чезаре исходило такое напряжение, что Доната кожей ощущала искры, как перед грозой.
"Этот мир ненадолго".
Снова проклятая, назойливая мысль.
Поворот, шаг, переход, вернуться. Улыбка - искренняя, вопреки сомнениям.
- Да, это так, мессер. Войны всегда приносят страдания простым людям. А слава достается военачальникам, таким, как вы.
Внезапно в ее голосе проскользнула горечь. Доната выполнила очередную фигуру танца и, вплотную сойдясь с ним, продолжила:
- Снятся ли вам убитые, мессер? Дети, женщины, старики? Сожженные города и крепости? Мне - да. Я их вижу каждую ночь и от этой картины мое сердце покрывается льдом, а молитвы не идут с уст.
Тряхнув головой, она попыталась сдержаться, но слова рвались наружу. Пусть хоть раз кто-то ее выслушает.
- Я видела столько зла и несчастий в этом мире, что уже не верю в мир и радость. Не верила до сего дня, когда...
"Просьба, любимая. Просто поговори с ним в укромном месте, погладь его по щеке. Так, как гладила бы меня..."
Танец длился. Музыка рвала ее душу в клочья.
Доната снова задыхалась.
Просьба простая, но выполнить ее теперь глядя в глаза герцога, тяжко.
Отец Рануччо отлучил ее от причастия, что будет, если она послушает Джованни и сотворит это грех?
"Одна жизнь - и мир для всех, любимая".

Она висела на волоске. Меч уже занесен.
- Ваша светлость, мне нехорошо. Мы могли бы отойти вон туда, к нише в углу? Где занавесь?

Герцог внушал ужас. И уважение.
Как не пыталась Доната справиться с собой, не могла.
Сумбур внутри достиг пика, пальцы были ледяными, а сердце, казалось, вот-вот сокрушит грудную клетку.

Она повернула голову: Джованни у дверей, ждет.
Ждет ее решающего поступка.
Убийства.
Вот оно, слово, которое донна Сицилиани пыталась прогнать все это время, заслоняя образом любящего и любимого мужчины.
Смертоубийство ближнего.
Грех, за который придется ответить перед совестью и Богом. Который не искупят самая пышная свадьба и долгие годы брака.


"О да, снятся. Замолчите же!"


"Не хочу слушать и слышать!"


Она исхудала за эти дни, спала с лица, и пальцы также стали совсем худенькими.
Когда слуга подносил вино, Доната, сама не замечая этого, крутила и крутила кольцо вокруг безымянного пальца.

Оно соскользнуло и покатилось куда-то под ноги танцующим.
С приглушенным воплем Доната рванулась было за ним, но окаменела.
Ноздри раздувались, как у породистой кобылицы. Глаза сверкали. Обернувшись, она почти выкрикнула в лицо герцога:
- Бог сильнее вас, слышите! Сильнее! Он все видит, и то, что вы задумали недоброе, тоже!
Какой-то мужчина уже поднимал ее судьбу с пола.
Судьба. Беда. Ее промах.
Она не могла убить по приказу, даже по приказу любимого.

Взглядом найдя Джованни, Доната сказала:
"Беги один".

Взгляд Джованни поразил ее, как нож, всаженный в самое сердце.
Вместо любящего и нежного красавца на нее смотрел враг.
Это был приговор ее несчастной, отчаявшейся душе, только что избежавшей страшного искушения.

Доната не успела вскрикнуть, когда на Чезаре налетели серые фигуры с оружием. Он выругался, как обыкновенный наемник-простолюдин, и бросил ее за свою широкую спину.
Герцог защищал ее, несмотря на то, что понял: Доната пришла его убить.
Это наводило на мысль - на ту ли сторону она встала, ослепленная чувствами?

До нее донесся громкий крик донны Лауры, вырывавшейся от Морияди.
- Нет! Бегите наверх со всеми! - голос Донаты срывался от ужаса.

Она отлетела к стене, прижалась к ней спиной и нащупала на ближайшем столике что-то тяжелое. Смешно думать, что она справится с крупным мужчиной, но на худой конец в руках есть металлический увесистый подсвечник.

Бентини уже несся к герцогу, его лицо искажала такая ненависть, что Доната зажмурилась.

Мужчины наконец скрестили оружие. Дрались они не на жизнь, а на смерть.
- Сумасшедшие! Сейчас люди кардинала вас убьют обоих! Станьте спиной к спине и деритесь с ними! - прокричала Доната сцепившимся мужчинам.
Потом оставалось только молиться всем святым, чтобы они позволили ей и Джованни увидеть еще один рассвет.


Она опоздала.
Герцог оказался удачливее. Или молитва Папы - сильнее ее молитв за жизнь Джованни Бентини.