Карта ролевой игры "Архитектура Страха"

Обитель писателя. Красное

Алан Бойд и Кенна Мак-Кензи сразу же увлеклись и стали рассказывать свои версии того, что же должно было случиться в финале странного романа.

Марк рассматривал список героев и шевелил мозгами, которых, по правде говоря, к этому решающему моменту осталось уже не так много.
Он, конечно, любил придумывать и фантазировать, но сейчас ему мешала смесь совершенно разных и пугающих эмоций. А их центром стала тоненькая золотоволосая Катрина, графиня, в которую он, сам того не заметив, влюбился как мальчишка-подросток.
"Сосредоточься, дурак", - зло велел он себе наконец. Лучше взять себя в руки и сделать то, что приказали неведомые устроители этой ловушки. А о любви и прочем можно будет подумать и после, когда они выберутся и вдохнут свежий ветер настоящей шотландской равнины вместо этого затхлого душка.

- Что ж, я вижу это так. - Марк задумчиво почесал затылок, взял с полки маленькую книгу и поставил ее обратно, разглядев название "Сто сорок четыре позы для безопасного секса".

- День рождения Джона был устроен с необыкновенной пышностью. Особняк сиял огнями, на мебели никто бы не обнаружил и пылинки, в столовой накрыли роскошный стол с серебряными приборами эпохи барокко - они достались Джону от прабабушки. Сам именинник был приветлив и встречал гостей рука об руку с женой Эльзой.
Все знали, что Джон и Эльза уже пять лет жили как кошка с собакой, спали в разных комнатах и не разводились потому, что пуританские родители обоих были решительно против такого шага.
Но сегодня на лицах молодых супругов не было даже намека на грусть или злость, напротив, они просто лучились счастьем.
И вот перед ними появились друзья - Гарри и Мари.
- Мари, дорогая, - улыбнулся ей Джон. - Я рад тебя видеть. Ты все прекраснее с каждым днем.
- Рад, что так ценишь внешность моей жены, дружище, - сухо сказал Гарри и обратился к Эльзе: - Ты сегодня неплохо смотришься в этом зелененьком шифоне, Эйс.
Мари поморщилась и дернула мужа за руку:
- Гарри, идем, хватит уже комплиментов.
- Ты хотела сказать, хватит комплиментов не в твою сторону, милая? - еще суше произнес Гарри. - Ну, думаю, тебе их перепадет немало - и от Джона, и от Чарльза.
- Чарльзу на меня плевать, - вспыхнула супруга. - Он влюблен в самого себя, подлый нарцисс!
- Так-так, - протянул сзади голос. Все посмотрели на нового гостя, это был Чарльз. - Меня уже обсуждают в этом прекрасном доме? Чудненько. Давайте, раз начали, пойдем и пообедаем, а после продолжим это увлекательное занятие.
- Давайте, - бросила вынырнувшая из-за двери Сюзанна. Ее щечки горели алым пламенем. А глаза не отрывались от Чарльза. Мари это заметила и сощурилась, а Эльза, глядя на обеих, мысленно хихикнула.

Обед проходил неторопливо. После него мужчины хотели удалиться пить вино и курить сигары, но женщины упросили их нарушить традицию и поиграть с ними в "бутылочку".
И вот игра началась. По правилам, которые немного изменили, ведущий крутил бутылку, отмеченный ею избранник называл желаемую им особу, а та не имела права отказать в поцелуе. Эльза взяла все в свои ловкие руки и стала ведущей игры.
Первым, на кого указала бутылка, стал Арнольд.
- Кого целуешь? - спросила Эльза, косясь на Сюзанну.
- Сюзанну! - Юноша вспыхнул, а названная леди, наоборот, побледнела и отодвинулась, в ужасе ища взглядом Чарльза.
- Чарльз, - позвала Сюз.
Но он полировал ногти пилочкой и в перерывах распивал портвейн.
И пришлось Сюзанне целоваться с Арнольдом, а потом утираться потихоньку платком.
Тут встала возмущенная Виола и выпалила всем гостям:
- Это же восхитительно! Арни, солнышко, ты так увлекся поцелуем, что забыл о нашей помолвке! Что ж, на нет и суда нет, я все сообщу маме и папе! И не вздумай претендовать на место заместителя в папиной фирме!
Расхрабрившийся Арнольд тоже вскочил и крикнул:
- Пусть твой папаша катится куда подальше вместе с фирмой, я люблю Сюзанну и хочу жениться на ней!
- Что? - Сюз поперхнулась глотком мадеры и закашлялась. - Вы мне не нужны, Арнольд! Кто мне необходим как воздух, так это Чарльз!
Чарльз выпучил глаза и отставил свой напиток. Но не успел он и слова вымолвить, как в ссору влезла Мари.
- С чего это вдруг, милочка, вы стали претендовать на место невесты Чарльза? - сахарным голосом осведомилась она. - Всем известно, он убежденный холостяк! Да, Чарли?
Названный джентльмен попытался выкрутиться из разгорающегося скандала.
- Ну, я такого не говорил...
- Говорил, конечно! - Мари уже понесло. - Еще как говорил! В тот вечер, когда я ушибла лодыжку на корте и ты взял меня на руки и отнес в домик для гостей мистера Абернати!
Гости застыли кто где был и навострили уши.
- Кхм, - деликатно вмешался мистер Абернати. - Кажется, в тот приснопамятный день вы оба... долго пробыли в домике?
Гарри молча изучал жену и Чарльза. Эльза заметила, что на его лбу были капли пота.
- Мари, ты была с... - потрясенный Джон сглотнул и рухнул в кресло. - Но как? Почему?
- Потому что мне нравятся мужчины, способные носить меня на руках и не ныть, что у них больное сердце, - ужалила Мари. И сверкнула глазами на всех: - И даже не думайте ничего такого, Чарльз вел себя достойно и перебинтовал лодыжку, а после ушел!
- Дорогая, - подала голос леди Томпсон. И поправила очки. - Дорогая, но кого же я тогда слышала в том домике, и так явственно? Эти вскрики "Еще! Скорее! Вот так!"... Право же, странно.
Мари ахнула и схватилась руками за щеки, пряча лицо.
Гарри скрипел зубами и сжимал кулаки.
Джон без сил лежал в кресле, а Эльза с удовольствием откусила кусочек торта и зажмурилась. Это было истинное наслаждение для ее измученной и ревнивой души. Наконец-то вертлявозадую мерзавку Мари, едва не отбившую у нее мужа, ставили на место! И при всех.
- Я не виновата, - прорыдала наконец Мари. - Вы все в этом участвовали, разве не так? Разве не вы решили помочь нашей библиотеке, собрали деньги на годовую подписку на журнал "Тайны и приключения" и поручили мне все оформить?
- И? - мистер Абернети поднял бровь. - Как одно связано с другим? Тем более, что ни одного номера у нас так и не появилось.
- Нет. Потому что я потратила всю сумму на сеанс турецкого массажа! - завопила доведенная до предела Мари. Она отняла руки и стояла теперь прямо, вызывающе уставившись на гостей и хозяев дома. - Именно так. И когда Чарльз ушел, мой дорогой Осман стал меня лечить. И вылечил! Я все сказала, а вы можете завидовать, как и всегда!
И Мари уселась на диван к мужу. Гарри положил руку на диван так, чтобы жена не смогла к нему прижаться.
- Уверен, он тебя лечил тщательно, - процедил он сквозь зубы. - А о подробностях мы поговорим дома. И так уже наслушался.
- Ах, какая логика, - заключила ехидно Сюзанна. - Раз мы дали деньги, мы же и виноваты? Мы, а не вы, растратившая их на Османа? Это нужно записать для потомков.
- А кто виноват? Вы же знали, что Мари необязательна. - Чарльз вышел из шока и сумел затушить сигару в пепельнице, а не в парике леди Томпсон. - Нужно было поручить подписку мне. Я нарцисс, но люблю точность и всегда выполняю обязательства. Леди Томпсон, вы ведь отдавали кошелек Мари?
- Ох, мой дорогой, - вздохнула старушка, тряся буклями парика. - И где были мои глаза?
- Видимо, убежали вместе с очками на затылок, - сострил Арнольд.
На него зашикали. Леди Томпсон все любили за доброту.
- Итак, - заключила после долгого молчания Эльза. - Во всем виновата добрячка леди Томпсон. Простим ей вину, леди и джентльмены, это от широты души. А вам, Мари, думаю, стоит уволить Османа. Теперь он вам будет не по карману.
Гарри усмехнулся и склонил голову в знак одобрения. Потом, демонстративно игнорируя разбитую жену, кивнул хозяйке:
- Еще чаю, пожалуй. Распорядитесь, Эльза, у меня нынче неплохой аппетит на сладкое.
- Конечно, мой друг.
И удовлетворенная хозяйка позвонила в колокольчик.

Обитель писателя. Красное

Марк скороговоркой рассказал свою историю, вытер пот со лба и тяжело присел на краешек объемного алого кресла. Другие обитатели комнаты оживились и подхватили - их финалы были один другого безумнее и интереснее.
Катрина, которая выглядела, несмотря ни на какие испытания, великолепно и казалась белой розой на фоне красных портьер, тоже успела сочинить то, что требовалось в записке сумасшедшего писателя.
Окончив повествование, графиня стала бродить по библиотеке, видимо, томясь от беспокойства. Марк хотел было подойти к ней, но усилием воли заставил себя остаться на месте. Если бы он сейчас коснулся ее руки и вдохнул ее аромат, его воля бы сломалась, как тонкий ледок ранним осенним утром на реке. Он бы снова повторил, что любит, а потом...
А потом выслушал бы благоразумную отповедь умной, благородной женщины. А чего еще он мог бы ожидать? Он, бродяга без рода и племени, искатель приключений, никогда не сидевший на одном месте дольше недели? Брэдиган горько фыркнул и пожал плечами, переставил правую ногу, и ножны напомнили о своем существовании и придали сил.
Нет, он совершенно не мог сидеть неподвижно и ожидать неизвестно чьей милости либо окончательной смерти. Марк пил в особых случаях, это правда, но черт его побери, если это и не был тот самый случай, один из миллиона.

Вскочив на ноги, циркач стал обыскивать полки. Ричард Лоури, ученый муж, который явно пылал чувствами к рыженькой красотке в шляпке, обратил на это внимание. Марк махнул ему рукой:
- Если бы я был нелюдимым гением и писал роман, то обязательно заначил где-то тут бутылочку. Мистер Лоури, не составите компанию? Одному пить как-то неудобно. А там, может, и другие джентльмены присоединятся. Если, конечно, вы не побрезгуете пить с цирковым артистом вроде меня.

Говоря все это, Брэди рыскал по рядам книг, отодвигал их, заглядывал за края. Что там блеснуло за толстым томом в кожаном переплете?..
- Ага! Она, родимая! - Марк чуть не прокричал это во весь голос, но вовремя спохватился. - Дамы, надеюсь, вы нас поддержите. Мистер Лоури, вот и бокалы. Наливайте. А я вас расспрошу об одной штуке, о родословных наших аристократов. Верно ли, что их иногда составляют годами? И кто этим занимается?

Обитель писателя. Красное

Судя по реакции, найденная бутылка красного вина стала в глазах пленников чуть ли не ценнее сокровищ шотландской короны. Оно и понятно. Марку самому смерть как хотелось хоть немного расслабиться, правда, количества напитка с учетом десяти человек было с котячий хвостик, но раз пошла такая пьянка...
Пока Лоури разливал и предлагал желающим, Брэдиган заново шнуровал не вовремя развязавшийся башмак. А когда выпрямился, понял, что историк уже успел пошевелить мудрыми извилинами и приготовил ответ на его вопрос.


"Родословные данные могли фальсифицировать". Эта фраза ударила по и без того болевшей голове жонглера, как пушечное ядро. Он пошевелил губами, проговаривая ее как бы про себя. "Фальсифицировать".
Если ушлые ученые могли подделывать документы, значило ли это, что?..
Что?..

Но не успел он довести мысль до логического конца, как прозвучал нежный и явно обиженный голосок Катрины.


Марк снова получил пресловутый удар ядром прямо в висок и захлопал глазами.
- Я... - он мычал, как недавно излечившийся глухонемой крестьянин и ненавидел себя за это. - Я... конечно. Да. Разумеется. Графиня, я к вашим услугам.
Поскольку в переданной ему бутылке вина уже было мало - приложились все и основательно - Марк вылил этот остаток в бокал, стараясь все же не выбрать осадок с донышка.
Он трясущейся рукой протянул Катрине бокал и посмотрел ей прямо в глаза. Не просто обижена. А ранена в самое сердце, уж такие нюансы он научился различать. Мысленно обругав себя по всем буквам алфавита, Брэди продолжил уже увереннее:
- Мадам, рад, что могу предложить вам уже не сырую воду из ямы, а благородное вино. Мой дед, отец мамы из Инвернесса, когда-то занимался виноторговлей, а сам я, будучи в Италии, немало повидал людей, которые изготовляют этот прекрасный напиток. Ваше здоровье и счастье! Пусть солнце никогда не заходит на вашем небосклоне, а любовь всегда царит в вашем доме! Lang may yer lum reek! (шотл. "Пусть дым всегда поднимается вверх по вашему дымоходу!")
И он капнул в свой бокал осадок, разбавил водой и выпил, отсалютовав графине Макданн.

Обитель писателя. Красное



Марк был в отчаянии. Язык, казалось, присох к горлу, он мог только смотреть за плавными движениями Катрины, взявшей в руку бокал.
Взгляд женщины был выразительнее тысячи слов. "Боишься? Сомневаешься? Но почему? Почему отталкиваешь меня, скажи?"
"Потому что давно не верю в сказки, любимая. Потому что меня слишком часто и больно били. Потому что когда я притрагиваюсь к тебе, боюсь обидеть и стать одним из тех, кто снится тебе по ночам в страшных снах..."


В воздухе комнаты прозвучал чей-то далекий голос.
- Выбор сделан. Матильда - жертва.
Вмешался второй:
- Была бы ею. Но теперь все переиграно, Архитектор! Ничья! Да свершится превращение!

Инстинктивно Марк понял, что произойдет, и, вырвав у графини бокал, отбросил его в сторону. А потом отчаянно схватил ее в объятия и крикнул, забыв обо всех, кто был рядом:
- Я люблю тебя!
Он держал ее, вдыхал, чуял всем существом. Он бы готов умереть за нее сто и тысячу раз. Но ему не дали этого сделать.
Тело Катрины таяло, становясь плоским и холодным. Зеркальце с чудесной ручкой.
Марк закричал снова, от ужаса, но его голос становился тише. Металл проникал во все клеточки его тела, сглаживал неровности, сливал кости вместе, превращал в лед теплую кожу...
Он упал на пол, его лезвие проткнуло красивый узорчатый ковер, словно в последней попытке переспорить злую судьбу.

Фалам Кнок

Был ли это сон? Или морок? Чары, которые наслали на него и Катрину неведомые силы, затеявшие злую и коварную игру?
Марк не знал, что думать, что чувствовать, он только видел сквозь тяжелую пелену небытия чью-то руку с зеркальцем, яркие огни и разговоры вокруг, удивленные глаза красивой женщины в странной одежде... а потом...
Потом его тело вдруг заныло, затекшие члены стали распрямляться, кости затрещали от неслыханного напряжения, и он вновь встал на ноги. А рядом стояла она.
Его Катрина. Женщина, стоявшая под его ножами, защищавшая его от душегубительницы на нагорье, такая тихая и такая упрямая.
Такая драгоценная.

Зал был почти пуст. Невдалеке мелькали еще фигуры таких же ошеломленных, как и он сам, людей. Слышались нервный смех и восклицания.
- Пожар закончился, - непослушными губами прошептал Брэдиган. - Катрина, я...
Но ее глаза вдруг заблестели таким гневом, что он изумленно уставился на спутницу.


Когда графиня Макданн заплакала, как девочка, совсем не сдерживая себя и прижимая пальцы к щекам, Марк сделал единственное, что мог в такой ситуации.
Он схватил ее в охапку, наплевав на приличия, на законы, которые предписывали отрубать руки всем бродягам, посмевшим посягать на достоинство аристократии, и впился в ее зовущий рот сокрушительным поцелуем.
Катрина стала отбиваться, молотя кулачками по его широким твердым плечам, но Марк не собирался сдаваться. Он целовал ее так глубоко и жадно, что кулачки потихоньку ослабели, потом разжались, и подавленные вопли сменились тихими вздохами удовольствия.
- Обожаю тебя, моя маленькая звезда, - он оторвался хлебнуть воздуха, заглянул в ее голубые расширившиеся глаза. - Моя единственная и желанная. Моя любимая. Прости. Я трижды дурак, что не смел сказать тебе этого раньше. Я твой, делай, что хочешь, хоть прикажи привязать меня к позорному столбу, надеть на голову колпак и швырять в меня гнилыми яблоками. Но сначала...

И Марк Брэдиган, не слушая никаких возражений, легко вскинул маленькую графиню на руки и вышел из зала проклятого Фалам Кнок. Он шел твердым шагом все дальше, мимо так и не разобранного помоста для трюков и мимо щита, мимо костров, возле которых уже не толпились зеваки.
Дойдя до своего фургона на пустыре, Марк опустил упирающуюся Катрину на землю, открыл одной рукой дверь и, блестя глазами, сделал жест рукой:
- Прошу, моя любовь. Прежде, чем ты велишь меня казнить, войди ко мне и позволь полечить твою ручку, которой так досталось на нагорье.

Внутри он усадил ее на свою кровать, наполнил миску водой, принес мазь и чистую ткань для перевязки. Катрина все еще хмурила бровки, но больше не пыталась вырваться.
И он стал мазать руку любимой, в перерывах рассказывая о том, каково это - быть вечным полуголодным бродягой и получать то аплодисменты, то тычки праздной публики. Каково стоять в любую погоду на пустоши и тренироваться до мозолей, до сломанных ногтей и яростных слез. Каково это - не иметь никогда своего угла и своей женщины.
- Я теперь точно знаю, - сказал он потом, очень тихо, - что у меня может не быть дома. Но если у меня будешь ты - мое сердце успокоится, Катрина. Я предлагаю тебе авантюру. Стань моей ассистенткой и отправляйся в путешествие, мы вместе увидим мир. А еще предлагаю тебе пойти за меня замуж. Потому что если ты будешь выходить на сцену каждый вечер и смотреть вот так, как сейчас, без кольца на пальце... я не выдержу и поубиваю всех зрителей-мужчин, которые станут на тебя глазеть.
Марк затянул последний узел на повязке, повернул ее ручку ладошкой к себе и поцеловал.

А где-то за стенкой радостно закукарекал спасшийся из застенков замка неунывающий петух Лори Мэй.

Эпилог
Восемь ножей, два сердца

Марк выполняет все желания Катрины. Он носит кольцо – простое железное обручальное кольцо без всяких украшений. Он учит ее бросать ножи в цель, но запрещает выходить с этим трюком на сцену. Он показывает ей весь мир, рассказывает обо всем, что ему дорого, и он принадлежит ей.
Только – ей…


- Встань у щита, плотно прижмись к нему. Затылок, ягодицы и пятки должны касаться поверхности. Руки положи на боковые штырьки.
Женщина медленно выполняет его приказ. Она раздета до белья. Над тугим краем корсета поднимаются два белоснежных полушария, ноги в панталонах с ленточками и кружевами почти незаметно подрагивают.
Ни одного зрителя. Только они – вдвоем.
Марк подходит и поднимает правую руку. Едва касаясь, обводит пальцем лоб. Спускается по носу к губам, ласкает их коротким движением, скользит ниже, к подбородку. Еще ниже, на шее, бьется жилка, он чувствует толчки крови, хочет припасть к нежному местечку между плечом и шеей и облизать его, но сдерживается. Ниже. Ложбинка между грудей – влажная, точно, как ему мечталось, аромат женского пота, смешанный с запахом духов, поднимается и бьет его под дых, словно опытный боец на ринге.
Ниже. Палец лениво следует по груди, телу, талии, потом касается того местечка, которое горит огнем, и это чувствуется даже через белье.
Марк мучительно выдыхает, наклоняет голову так, что лбом касается щита, а где-то под подбородком – ее макушка, завитки светлых волос, таких нежных, шелковистых…
- Не страшно?
- Нет.
Одно слово шепотом в ответ. Оно возбуждает его до такой степени, что приходится отвернуться на минуту и приказать уже самому себе: «Стой!». Непослушный орган не хочет ничего слышать, он живет отдельной от хозяина жизнью и угрожающе рвется из-за ширинки, так, что пуговицы трещат. Только жесточайший самоконтроль и глубокое дыхание позволяют опомниться и продолжить подготовку к номеру, и то лишь через несколько минут.
Наконец все готово. Марк отходит на положенное количество шагов, громко считая их и нарочно топая ногами. Так, чтобы она тоже слышала каждое его движение и избавилась от остатков страха.
Он поворачивается к ней лицом. Она встречает его взгляд. Минута молчания, вторая.
В его руках – ножи. Восемь идеально сбалансированных, заточенных до остроты бритвы лезвий поблескивают на свету. Хищно дрожат, готовясь впиться куда угодно: в дерево, камень, плоть.
Ее глаза полны темной тайны, истомы, жажды, он тонет в них. Зеленовато-голубые воды залива смыкаются над темноволосой головой бойца, вора, циркача, влюбленного. И чтобы не утонуть окончательно, Марк единым движением вскидывает руку, переносит вес с одной ноги на другую, бросает.
Свист лезвия, глухой стук. В цель.
Еще бросок. И еще – быстро, не дав себе времени на размышления, они здесь ни к чему.
Восемь ножей окружают ее натянутое, как струна, тело, ее молящие глаза, и Марк не выдерживает – бросается к женщине, хватает ее лицо в ладони, целует жадно, свирепо, поглощая ее губы, проникая в рот языком и проводя им по ее зубкам, посасывая ее розовый язычок.
Он одной рукой расстегивает ширинку, другой мнет локоны сзади, треплет и распускает их по ее великолепным плечам. Марк дышит как молотобоец, лишь на секунду отрывается от ее губ, лизнув их напоследок, и выдергивает один нож. Взмах – и завязки корсета отлетают в стороны, нож вновь воткнут в щит, а корсет летит на пол. Нагие груди страдальчески опускаются, расправляются, Марк зализывает морщинки, появившиеся после многочасового ношения клетки из жестких пластин. И она мурлычет, ахая от восторга, а он не слышит из-за шума крови в ушах.
Ниже, с поцелуями и легкими прикусываниями, пока он не опускается на колени, теребя ленточки и дурацкие кружева. И опять нож сверкает на свету.
Панталоны улетают клочьями в сторону. Ее бедра влажные, кожа на них обжигает, Марк ласкает их пальцами. Встает, смотрит ей в глаза, окончательно и бесповоротно тонет – и это счастье.
Совместным усилием они соединяются там, так плотно, что между телами теперь нельзя просунуть даже соломинку. Она стонет, извиваясь и прижимаясь к нему бедрами, потом догадывается и поднимает левую ногу, обхватывает ею талию Марка. Он помогает, и вот уже обе ее ноги – на нем. Марк делает первый толчок, проверяя, и понимает, что теперь пути назад нет. Толчки усиливаются, щит стонет, как и она, два тела смыкаются и размыкаются, торопя и подстегивая друг друга.
- Ты… теперь… вся… моя… - вырываются из его горла хрипы пополам со стонами. – Ты никуда… никогда… не…
Но тут воздух заканчивается, он глубоко вдыхает, снова припадает к ее рту, сосет, полизывает, она отвечает с не меньшим пылом. Марк работает всем телом, точно вбирая ее в себя, а не только внедряясь сам. Она кричит, сцепляя ноги на его талии, подаваясь вперед так, что их встряхивает до головокружения, до тьмы в глазах.
- А-а-а, - выпевает его женщина, - н-н-не-е…
А потом издает такой яростный вопль, что Марк почти глохнет и с огромным облегчением отпускает на волю и самого себя. Даря ей свою частичку, он с низким рыком утыкается в то самое местечко между плечом и шеей и слегка прикусывает нежную кожу.
Он не выходит из нее, медлит. Она дышит часто, облизывает зацелованные губы, закрывает глаза и шепчет что-то непонятное.
- Мой, - наконец разбирает он слова. – Ты только мой…


Он продает книгу итальянского циркача, своего учителя, чтобы купить своей любимой понравившуюся лошадь белой масти, и чтобы у кого-то еще был шанс пойти по пути Маэстро. Через сто восемьдесят лет эта книга, уцелевшая чудом, оказывается в руках супругов О’Кейн.
Однажды вечером, после того, как красивая француженка дописывает свой новый роман о циркаче и его жене, книга Роберто Санталио раскрывается будто сама собой. Страницы шелестят очень тихо… Француженка смотрит. Улыбается. Потом захлопывает ее и идет к мужчине, который ее так ждет...
Она знает – истории никогда не кончаются. Там, где есть пустошь, свежий ветер и солнце, всегда есть место для новой…