Карта ролевой игры "Архитектура Страха"

Наконец-то никакого чёрного! Только светлые нарядные платья. И непременно – то бордовое, которое совершенно не шло ей, но которое Кенна купила в Эдинбурге сразу же, как только оно попалось ей на глаза. Потом платье пришлось ушивать, перешивать, снова ушивать, но баронессе не было до этого ровным счётом никакого дела. Она хотела носить это платье, и ничто не могло её остановить. Ничто кроме траура, который начался на следующий день после покупки и продолжался ровно год.
Своего мужа, барона МакКензи Кенна не любила, но безгранично уважала. Особенно за то, что за весь краткий срок их брака он не притронулся к ней ни разу. Она и сама не могла назвать причину, по которой старый барон взял её в жёны, но когда он прибыл делать ей предложение, кряхтя на каждом шагу и угрожая отойти в мир иной в любой момент, естественно, отказываться не стала. В большом поместье МакКензи ей жилось привольно. Она увлекалась рисованием, пением (это искусство ей давалось хуже остальных, но она упорно мучила всех домочадцев и клавесин. Барон лишь кивал и довольно улыбался, но сие объяснялось его полной тугоухостью) и даже фехтованием. Последнее вызывало у её нянюшки, которую Кенна взяла с собой из отчего дома, желание ужасаться и заверять баронессу, что МакКензи скоро надоест её вздорный характер и он непременно отправит её в монастырь.
Но шло время, Кенна всё так же отвратительно пела и всё так же превосходно фехтовала, и никто даже мысли не допускал о том, что конец своих дней, коих, как смела надеяться сама баронесса, у неё впереди много, она проведёт взаперти, приняв постриг.
После внезапной кончины мужа Кенна узнала совершенно новое и непривычное чувство, какого не испытывала за все годы своей жизни. Одиночество. Не сказать, что супруг был прекрасным собеседником или вызывал у неё малейший интерес. Вовсе нет. Но его отсутствие ощущалось физически. В опустевшем тихом доме Кенна стала замечать, что время слишком долго тянется. День бесконечен, занятия однообразны, а душу гложет тоска. Окружающие считали, что вдова скорбит о муже, но на самом деле, если быть совсем честной (а Кенна научилась не обманывать себя), Кенна скорбела о чём-то непонятном, от чего сжималась душа и тягуче болела, не давая покоя своей хозяйке.
Когда тоска добралась и до снов баронессы, окрашивая их в чёрно-серые цвета, стало очевидно, что из этого состояния нужно выбираться. К тому же, траур неизбежно подходил к концу. Год жизни был просто потерян, будто не было, и это злило Кенну. И она ругала себя за эту злость, ведь барон МакКензи заслужил год заточения молодой вдовы в поместье.
Люби она мужа, ей бы точно понадобился не один год, чтобы оплакать его и смириться с потерей, так что было совершенно непонятно, отчего же Кенна тосковала с такой силой, что иногда беспричинно предавалась слезам. Сердобольная нянька даже хотела звать лекарей, после чего пришлось скрывать от неё истинное положение вещей, натянуто улыбаться и устраивать игру в прятки. Кенне очень не хотелось расстраивать старушку своими слезами.
В последний день траура баронесса разве что не станцевала от ощущения свободы и окончания чёрной полосы. Теперь всё точно изменится. Оставалось выбрать себе занятия по вкусу. Она точно не будет рисовать или петь, точно не будет мучить клавесин, вместе с ним и уши слуг, а шпагу отложит до лучших дней. Обязательно случится что-то новое и увлекательное.
Решительно отвергнув первый порыв броситься к родителям и выплакаться в их тёплых объятиях, Кенна наказала себе быть взрослой и степенной (а это уж насколько получится) вдовой и отправиться покорять большой мир. Эдинбургский поверенный доложил баронессе положение дел, которое весьма обрадовало и посулило беззаботное времяпрепровождение не менее пяти лет, в течение которых, как выразился поверенный, подмигивая левым глазом, прекрасная вдова МакКензи обязательно отхватит себе завидного жениха, ведь ей есть чем приманить его благодаря деньгам почившего мужа.
Обнаружив себя несказанно богатой и завидной невестой, баронесса ощутила прилив сил и энергии. По возвращению домой из Эдинбурга её ждала кипа приглашений. Такое ощущение, что все вместе с Кенной считали дни её годичного траура. Баронессу приглашали повсюду, везде она была желанной гостьей. Отбросив в сторону шляпку, Кенна устроилась за небольшим столиком разбирать корреспонденцию. Приглашений было столько, что бедная, измученная высокой причёской, голова Кенны разболелась. Шпильки разлетелись кто куда, и баронесса тряхнула копной светлых волос, ощутив знакомый аромат любимого мыла с ароматом вереска. Повеяло домом и родными заботливыми руками родной матери, и снова стало тоскливо. Рассердившись на саму себя, Кенна перетасовала приглашения, вытащив наугад одно. Фалам Кнок, имение лэрда Кэмерона, собирало множество именитых гостей.
Кенна решила ехать немедленно, оповестив об этом бедную няньку, едва переступившую порог поместья. Она частенько не поспевала за шустрой воспитанницей, чем за беззастенчиво (если уж быть честной) пользовалась. Старушка охала всю дорогу, и Кенна почти пожалела о том, что не послушалась её и так поспешила с отъездом. Не было конца причитаниям по поводу забытых вещей, неугомонной вертихвостки и заказанном в Эдинбурге журнале мод. Неугомонной вертихвостке, естественно, доставалось больше всего. Поэтому Кенна даже обрадовалась, когда экипаж вдруг накренился и сделал остановку, а кучер сообщил досадливо, что придётся задержаться посреди дороги из-за сломанной оси. Но баронесса представить себе не могла ещё несколько с ума сводящих минут рядом с охающей нянюшкой и, подхватив широкие юбки красивого бежевого цвета, стала шагать вперёд, к виднеющимся шпилям Фалам Кнока. Позади раздавался голос няни, но баронесса упрямо продолжала путь по ухабистой дороге.

Нянька отстала. Кажется, даже вернулась к карете, опасаясь за вещи, оставленные без присмотра, и Кенна вздохнула с облегчением, подставляя лицо робким лучам холодного солнца. На неё вдруг снизошло умиротворение, и баронесса улыбнулась, наслаждаясь одиночеством и красотами вокруг.
Топот копыт по дорожке, послышавшийся слишком быстро, заставил её глубоко вздохнуть: насладиться одиночеством и покоем ей не дали.
Кенна зашагала ещё быстрее, делая вид, что ей не интересно, кто же тот самый всадник, который нагонял её. А когда мужчина (а это оказался мужчина весьма недурственной наружности и довольно-таки нахальным взглядом) поравнялся с ней, скользнула по нему равнодушным взглядом и отвернулась.


- Вы хотите, чтобы я села на… жеребца? – не удержалась от восклицания баронесса, снова поворачиваясь к мужчине. Взглянула на протянутую руку, потом на его лицо. Привлекательное, дерзкое. Совсем не как у её мужа, храни Господь его безгрешную душу. – Это предложение может стоить мне чести, если вы понимаете, о чём я. К тому же, - Кенна не удержалась от озорной улыбки, которой наградила незнакомца перед тем, как зашагать дальше, - моционы очень полезны для здоровья, милорд. Для мужчин в первую очередь.
Она прошла несколько шагов прежде чем обернуться, посмотреть на мужчину и прибавить, рискуя, что он мог подумать, будто она отдаёт ему приказание:
- Вы можете спешиться и вести коня в поводу, чтобы составить мне компанию. Вдруг где-то в кустах прячутся разбойники, которые захотят надо мной надругаться. Если вы, конечно, не один из них.

- Это всего лишь игра воображения, милорд, - поспешила заверить Кенна незнакомца, опасливо глянув на кромку леса, куда показывал мужчина. Она лишь надеялась, что он не заметит взгляда баронессы. – А что, вы оставите меня одну, если я откажусь от вашего более чем дерзкого предложения? – уточнила она, прищурившись и окинув незнакомца более внимательным взглядом. От таких, как он, жди беды. Обманут, привлекут, заставят думать только о них. Не то чтобы у баронессы МакКензи был в этом хоть какой-то опыт, но она читала разную литературу. В том числе и ту, что воспитанные леди причисляли к таким же непотребствам, что и фехтование. Жаль, сейчас при ней нет рапиры, от которой няня пришла бы в ужас, иначе бы ей не понадобилась и помощь. Но, кажется, она грозит показаться невоспитанной и неблагодарной.

- Благодарю за ваше участие, милорд. – Кенна сделала книксен на всякий случай. Лишним не будет. Если перед нею кто-то высокородный, как она и предполагала, оказать ему честь – самое верное решение. Если же разбойник, это может сбить его с толку, пока она, как изволил выразиться незнакомец, будет вынуждена кричать громче. – Я очень ценю ваше желание помочь, и если вы тратите на меня своё время и не хотите прогуляться до замка в моей компании, не смею вас больше задерживать. Если вас это успокоит – у меня отвратительный голос, от которого все слуги моего поместья сделались глухи, так что я буду в безопасности, ежели всё же предположить, что на меня нападут разбойники.
И она вновь зашагала к замку, шпили которого уже показались невдалеке.

А Кенна возражала. Но милорду не было до этого никакого дела. Он был типичным мужчиной, который привык решать всё за двоих, и баронессе МакКензи осталось лишь согласиться с ним, ибо он не оставил ей выбора.

- Вы со всеми леди так обращаетесь, милорд? Или мне повезло больше остальных? – полюбопытствовала Кенна, ощущая позади себя волнительную близость незнакомца. От него исходил будоражащий её воображение аромат, который заставлял несчастную Кенну чувствовать себя птичкой, попавшей в ловко расставленные силки. – Если со всеми, то я позволю себе немного полюбопытствовать, если не возражаете. Вы ведь не возражаете, не так ли? Как не возражаю я теперь, когда сижу перед вами в седле. – Она поджала губы, стараясь выглядеть строгой, но на них уже сияла улыбка, которую она была не в силах скрыть. И которая была не видна милорду, сидящему так близко от неё. – Так вот. Каким образом вы до сих пор не оказались пойманными в сети брака, милорд?
Она осознавала, насколько дерзко звучит её вопрос, но разве всё их путешествие не было верхом дерзости и вызовом, брошенном высшему обществу?
- Или вы творите подобное, будучи связанными путами брачных уз? – Кенна вздёрнула бровь, словно незнакомец мог видеть это выражение лица. – Тогда мне искренне жаль вашу супругу, милорд. Я бы на её месте подобного не потерпела. – И она гордо вскинула подбородок, всматриваясь в очертания Фалам Кнок.

- Вы обладатель ужасных манер, милорд? – не удержалась от уточнения Кенна, полуобернувшись к незнакомцу. – Я такая же обладательница того же самого сокровища, - покаянно призналась она, притворно вздыхая. – Нянька и вовсе убеждает меня, что за это лишь одно наказание – монастырь. А вы бы хотели оказаться в монастыре, милорд? Впрочем, не отвечайте. Я уже знаю ответ. – Кенна старалась держать спину прямо, чтобы ничто не выдало состояния, в котором она пребывала, находясь так близко от незнакомца.
– Что же касается масти коня… - Кенна задумчиво провела пальцами по чёрной гриве вороного, который вёз их с мужчиной к Фалам Кнок: - Принцы предпочитают лишь белый цвет? – Она вновь обернулась к мужчине и смело взглянула ему в глаза, опустившись к губам и быстро отвернувшись: - А я всегда верила в то, что настоящие принцы и спасители от страшных разбойников не обременяют себя выбором окраса коня. Для них главное – совсем иное.
Они добрались до Фалам Кнок и их верный конь остановился, опуская голову.
- Ну же, милорд, пока нас не поймали с поличным, вам стоит спешиться и помочь мне оказаться на земле. Иначе, чего доброго, нас увидят, и вам придётся взять меня в жёны. А я, как вы уже успели заметить, не замужем. И грежу о принце на белом коне.

Милорд помог Кенне спуститься с коня, и баронесса невольно ухватилась за его крепкие, обтянутые тканью сюртука плечи. От близости горячего (а жар мужчины Кенна ощущала даже через слои платья) мужского тела лицо её окрасилось краской смущения, а возможности сделать глубокий вдох не осталось. Её покойный муж (упокой Господь его душу на том свете от таких вздорных особ, как она) прикасался к ней более чем невинно. Прикладывался старческими сухими губами к её перстам или к щеке, да и только. И такие ощущения были для Кенны внове.

- Ваши ошибки – вам с ними и разбираться, - отрезала баронесса, глубоко дыша. – Ежели я вас разочаровала, спешу принести вам самые глубочайшие мои извинения.

Она не отняла рук, что так и лежали на плечах милорда, даже несмотря на то, что чувствовала себя пойманной в клетку между мужским телом, пахнувшим чистотой и одеколоном, и крупом коня, чей аромат был не настолько хорош. Так или иначе незнакомец жеребцом не пах.
Как и думала баронесса, их застали на месте почти что свершившегося преступления. Старый дворецкий Кэмеронов, появившийся из ниоткуда, увидел их в весьма недвусмысленном положении. Но не это удивило баронессу МакКензи. Милорд как ни в чём не бывало вдруг произнёс то, что заставило её бедное сердечко сделать в груди сальто.

На восклицание Грега, который поспешил заверить, что их обеспечат двухместными покоями, Кенна ответила, поражаясь своей смелости:
- Спасибо, Грег, а ещё не могли бы вы разузнать, на месте ли священник в часовне Фалам Кнок? – она произнесла эти слова спокойным и уверенным тоном, хотя внутренне тряслась от того, что говорила и что делала. – Мы с милордом хотим обвенчаться прямо сейчас, пока пыль от копыт нашего жеребца ещё не улеглась на подъездной аллее. – Она подобрала юбки, миновала застывшего в недоумении дворецкого и направилась к замку. – Быть может, тогда мне удастся узнать из приходской книги имя моего будущего супруга.
Баронесса МакКензи вскинула голову и принялась подниматься по ступеням крыльца, а плечи её тряслись от едва сдерживаемого нервического хохота.

Поднявшись по широкой лестнице, Кенна принялась развязывать ленты шляпки и стаскивать с рук перчатки. Происшествие с незнакомцем до сих пор не шло у неё из головы, хотя и внутреннее убранство замка и какой-то особенный магнетизм, исходящий от каменных стен Фалам Кнок, захватили её .
Слуга проводил её в подготовленные для вдовы-баронессы одноместные покои и оставил одну, пообещав тотчас же сообщить ей, когда карета миледи достигнет замка.
Бросив шляпку и перчатки на постель, баронесса подошла к широкому окну и взглянула в сад, ныне не представляющий того великолепия и буйства красок, что, должно быть, жило здесь летом. Надвигалась зима. Дождь, пропитавший мшистые тропинки, принёс с собою лишь холод и маленькие клубы тумана, поднимающиеся наверх от несмелых лучей солнца, что касалось их крохами тепла.
Баронесса вгляделась в куст чертополоха, каким-то чудом уцелевшего в этом уголке сада. Он был диким, и, несмотря на ноябрь, всё ещё цвёл, остро контрастируя с блёклостью и пожухлостью остальных цветов. Если бы у Кенны спросили, с кем она бы сравнила безымянного незнакомца, нарушившего её покой этим утром, она бы указала рукой на чертополох.
Такой же дикий, необузданный и дерзкий. Для Кенны МакКензи он был тем, кто появился в её жизни яркой картинкой на фоне серых красок унылой осени её жизни. Ей было всего девятнадцать, а она думала о закате своих дней. Раннее замужество её ничему не научило, не дало познать всей прелести любви, страсти и желания. И баронесса сейчас, глядя на чертополох в саду и вспоминая дерзкого разбойника, испытывала страх.
Такой, как он, смог бы научить её, что значат желание, любовь и страсть. А ей оставалось лишь держаться от него подальше. Ибо он мог её и погубить.
Достаточно было вспомнить, как незнакомец взял её в капкан между собой и жеребцом. Если бы он знал, что она вдова, наверняка решил бы, что Кенна может позволить себе нечто большее, чем смущение от того, что он так близко. А если бы считал её невинной девицей, стал бы так вести себя? Так ведут себя только разбойники.
Чертополох. Как есть.
За этими размышлениями время пролетело незаметно. Вернувшийся слуга сообщил, что её карета благополучно добралась до замка. А вскоре комнату Кенны огласил совсем не тихий голос нянюшки. Она поведала, что их спас какой-то милорд, которому она рассказала о незавидной судьбе её несчастной девочки.
Кенна мысленно застонала. Если нянюшка открыла рот, то выдала всю подноготную, начиная с того мгновения, как впервые взяла будущую баронессу на руки из плетёной колыбели. И теперь милорд знает о ней всё, в то время как она лишена даже крох сведений о нём.
- Хватит уже! Довольно! – Кенна помассировала виски, что стало для няни знаком замолчать хоть ненадолго. Закрыв глаза, она махнула рукой в сторону гардероба и отдала указание принести то самое бордовое платье.
На пустыре у замка приготовления к празднику шли полным ходом. Многочисленные слуги сновали туда-сюда, таща столы и снедь. Несмотря на стремительно надвигающиеся сумерки, было светло – горели несколько костров. Воздух пах дымом и преддверием зимы. Артисты прибывшего для увеселения гостей цирка готовились к выступлениям, репетируя номера.
Кенна прошлась туда и обратно, чтобы чем-нибудь себя занять. Приметив одну из циркачек, остановилась и издалека стала наблюдать за подготовкой к выступлению.

Кенна вздрогнула, когда её уха коснулся тёплый воздух от шёпота незнакомца. Нет, не незнакомца. Алана, поправила себя баронесса.
- Вы сочли нужным представиться только сейчас? – уточнила Кенна, полуобернувшись к Алану. – Какая честь для меня, милорд, а я ведь едва не стала вашей женой.
Она прошла вперёд, к столам, испытывая голод, которого не испытывала ещё ни разу в жизни. Это Алан действовал на неё так странно. Заставлял желать то, чего она не могла пояснить даже самой себе.

- Что касается ваших услуг, милорд, - начала она издалека, слыша как звучит её голос. Чуть напевно. В этих «талантах» она была провальна, но её инстинкты принуждали её окрасить голос нотками напевной хрипотцы. – Вы зря обещаете так много. Я же могу и захотеть слишком большего. И что вы тогда будете делать?
Кенна достигла стола, где взяла тарелку и положила на неё несколько ломтиков фруктов. Сочный персик, янтарная мякоть груши и зелёное яблоко. Откусив кусочек и облизав губы, направилась туда, где циркачи показывали первое представление.


- О! – только и смогла вымолвить баронесса, услышав одного из циркачей, привлекательного и смелого мужчину, от которого веяло свободой и бесшабашностью. Она непроизвольно ухватилась за ладонь Алана и сжала её так крепко, что побелели пальцы.- Вы слышали, милорд? Он ищет того, кто добровольно встанет под его ножи! Скажите, - она обернулась к нему и потребовала ответа неожиданно серьёзным тоном: - Будь я вашей женой, вы бы разрешили мне участвовать?

В нарушение всех правил (и для удобства отведывать сочные фрукты) рука леди МакКензи не была спрятана за тканью перчатки, чем и воспользовался милорд, прикоснувшись к обнажённой коже.
- Вы не доверяете циркачу или…? – Баронесса сделала паузу, когда её внимание привлёк танец женщины со змеёй. Она завораживала каждым движением. Тем, как выгибалась, искусно танцуя.
Змея повторяла за нею всё, будто они были единым целым. Кенна даже забыла о фруктах, приоткрыв губы и наблюдая за завораживающим зрелищем. – Она прекрасна, правда? – спросила она, обернувшись к Алану. В отличие от неё, девушка была привлекательной. И Кенна видела, с каким восхищением на неё смотрят мужчины. – Я о девушке, разумеется. Змей боюсь с детства.
Баронесса спохватилась, зарделась и отвернулась, направившись быстрым шагом к столам с едой.
Опередив слугу, она схватила тарелку и принялась накладывать на неё всё, что попадалось под руку. Горку артишоков, холодные ломтики дичи и пирог. Она не знала, последовал ли Алан за ней, но задала вопрос, не оборачиваясь:
- Вы голодны, милорд?

Кенна даже не сразу поняла, уж не шутка ли это. Милорд спрашивает её серьёзно? Или это такой способ надсмехаться над вдовой? По-видимому, нет, раз он смотрит без тени веселья, или ей это только кажется? Он был испорченным, и только что озвучил это. Сначала произнёс сам, потом подтвердил своим крайне неприличным вопросом.
- Вам не должно быть до этого ровно никакого дела, милорд, - отчеканила баронесса, не зная, как вести себя в подобных ситуациях. Запертая в доме наедине с престарелым супругом (он был слишком стар, чтобы делать визиты, а она предпочитала играть в верную жену, которой нет дела до развлечений), она совершенно позабыла о том, что в мире существуют ещё и такие, как Алан Бойд. Или же за последний год в кодекс приличия были введены новые поправки, которые ещё не успели дойти до обихода Кенны МакКензи. – Раз уж мы определили степень откровенности нашего разговора, могу я попросить вас кое о чём? Хотя, я знаю, что могу. Не заводите со мной более подобных разговоров, милорд, у меня с детства есть дурная привычка обрушивать на головы разбойников, интересующихся слишком интимными вещами, графины с водой.
Она хотела сказать что-нибудь ещё, чтобы понять, действительно ли он не шутит над нею, но милорд сделал то, что выбило из-под ног Кенны почву. Он взял её руку, в которой она держала кусочек мяса, спокойно поднёс к своему рту и забрал яство, не преминув облизать её пальцы. Какой стыд! Особенно от того, что баронесса испытала в этот момент. Бросив затравленный взгляд по сторонам (очевидно, чтобы понять всю степень своего грехопадения, в котором её могли уличить все гости Кэмеронов), она переступила с ноги на ногу, ибо сладкое желание, мгновенно зародившееся внизу живота Кенны, не давало ей ни единого шанса стоять на месте ровно. Баронесса ощутила, как в лицо её бросилась краска, но вовсе не стыд был тому виной. Она испытала наслаждение. Впервые в жизнь – от действий мужчины. С ней мог делать это муж, но только не тот, кого она знала несколько часов.

Теперь не только щёки окрасились румянцем. Всё лицо Кенны МакКензи пылало от негодования. О, Алан Бойд знал толк в том, как бросить женщину в пучину наслаждения и тут же вознести к небесам, на которых горит алый цвет стыда. Сначала ей захотелось убежать, чтобы велеть запрягать лошадей и уезжать из Фалам Кнок. Потом – наградить милорда самой звонкой из пощёчин, которые он когда-либо получал. Первое было побегом (а побеги не входили в число развлечений баронессы), второе привлекло бы к ним слишком много внимания, если это уже не сделал язык Алана (Кенна опасалась смотреть по сторонам, чтобы понять, что на них направлены все взгляды в радиусе нескольких десятков метров). Поэтому баронесса сделала третье. То, чего она от себя не ожидала, но что объяснила себе дурным влиянием милорда. Подавшись к нему, она вручила ему тарелку, которая стала преградой меж нею и мистером Бойдом, и доверительно произнесла:
- Совершенно не удовлетворял, милорд, - покачала она головой, притворно вздыхая. – Да и не знаю даже, смог ли бы кто-то другой это сделать. Ведь во время плотских утех с моим супругом, упокой Господь его душу и тело, мы выяснили одно обстоятельство: я крайне ненасытна.
Она нарушила все приличия. Окончательно. Теперь же, когда Кенна отвлеклась посмотреть очередной номер, баронесса думала только об одном: практикует ли милорд поспешные побеги от вздорных особ вроде неё?

Баронесса МакКензи полностью провалилась в общении с мужчиной. Это она поняла слишком поздно, когда Алан ретировался, ибо ему потребовалась выпивка. Она делала вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло, сосредоточив своё внимание на выступлении артистов цирка. Но не видела перед собой ровным счётом ничего (мешали слёзы стыда).

Но когда милорд вернулся, Кенна заметно успокоилась. Он не сбежал, только принёс себе порцию виски, очевидно, чтобы избавиться от послевкусия её лживого признания. Однако звёзды сошлись сегодня так, что баронесса выдала очередную непотребную фразу, сама не в силах себе объяснить, чего же она добивается. Похоже, того, чтобы отвадить от себя мистера Бойда, который и так стал ей угрозой в тот миг, когда Кенна услышала позади себя топот копыт его коня. Так чего теперь опасаться? Разве что слухов, которые могут распространиться по Эдинбургу со скоростью света, если милорд окажется болтлив.
- Подыскиваю себе нового мужа, - пожав плечами, ответила баронесса, словно речь шла о погоде или о том, не пора ли им пить чай. – Вы, насколько я помню, как раз вызвались стать моим новым супругом. Но не переживайте, милорд, - она положила руку на его рукав, - после моего сокрушительного признания, я пойму, если вы откажетесь от своей задумки.
Баронесса считала, что вот теперь-то она сожгла все мосты. Но так было лучше, для неё в первую очередь. Она никогда не стала бы той женой, на которой было бы сосредоточено всё внимание мистера Бойда.
Боже. Неужели она всерьёз думает о замужестве?
Представления на улице были завершены, и Кенна, мысленно ругая себя, что позволила себе такое недопустимое поведение, направилась в компании милорда в бальную залу. Здесь иллюзионист показывал свой последний номер, который заворожил всех, а после того, как окончился, вызвал бурю заслуженных оваций. Баронесса же смотрела за выступлением не слишком внимательно, отвлекаясь на то, чтобы бросить на профиль Алана быстрый взгляд. Глаза её то и дело останавливались на его губах. Отчего-то они привлекали всё внимание Кенны.
Он не извинился и не ушёл, и это радовало баронессу. Компания милорда была ей приятна.
Начались танцы, и Алан с Кенной закружились по зале. Как давно она не чувствовала себя такой свободной! Отдаваясь танцу целиком и полностью. При муже она была лишена выездов на приёме по собственному желанию. Но сейчас поняла, что не разучилась и помнила все па.
Кенна даже успела подумать, что их общение с милордом, возможно, наладится, когда случилось страшное. Вспыхнули тысячи свечей, их огонь взметнулся до потолка. Огромная люстра покачнулась и упала на пол, рассыпавшись осколками и чудом не зацепив Алана и Кенну. Закричали люди, надрывно и страшно. Заметались по зале живыми факелами. Всё горело, падало и крушилось. Но они с милордом были живы.

«Куда уж ближе?» - по обыкновению захотелось воскликнуть баронессе, но её губы опалил дерзкий поцелуй, и она забыла обо всём. Крики боли и ужаса исчезли, жар огня превратился в пламя первого в её жизни поцелуя. И был он так сладок, что будоражил кровь.
«Господь милосердный! Он же вот-вот поймёт, что я вводила его в заблуждение всё это время», - опять подумалось Кенне, и она приоткрыла губы, вспоминая, что читала об этом в романах.
Их обуяла тьма, время замедлилось. Если такова смерть – баронессе МакКензе она была по нраву. Лишь бы не встретить в таком недвусмысленном положении своего почившего супруга, который, возможно, ждал её на том свете.

Нагорье каирнов и костров
- Что случилось? – с трудом оторвавшись от губ милорда, вопросила Кенна, чувствуя, как пылают её щёки. Они выжили и оказались в странном месте. Здесь везде были каменные пирамиды, а вдалеке слышался плач. Наверное, это выжившие в том огне люди, которые нуждаются в их помощи. – Милорд, нам нужно срочно туда, к ним на выручку! – воскликнула Кенна, взяв мистера Бойда за руку. Но тут же отступила, решив, что это крайне неприлично. – Вы видите огонь, милорд? Смотрите, там горит костёр! Идёмте же туда скорее! – и баронесса, подобрав юбки, побежала к отсветам костра.

Здесь были люди! Живые люди, которым удалось спастись после огненного бала. Кенна даже рассмеялась от облегчения, когда увидела леди Макданн в компании циркача, который так ловко метал ножи. И ещё двух знакомых – Изабеллу Дарем и Себастьяна Гранье. Может быть, остальные гости тоже выжили? Но не успела она сказать ни слова, как милорд выдал уничижительный комментарий, который заставил её щёки окраситься румянцем гнева:

Она задохнулась, оскорблённая и униженная до глубины души. Возможно, баронесса сама дала милорду повод настолько… над ней пошутить. Но ведь он был джентльменом! Или не был?
Он действительно думал, что она жаждет быть изнасилованной группой разбойников? Кенна стояла, заливаясь краской стыда от того, что реплику Алана слышали все находящиеся здесь люди. И от того, что она сама дала ему возможность думать о том, насколько она распутная и развратная. А тем временем, леди МакКензи была невинна, как бутон розы, едва приоткрывший лепестки навстречу солнцу.
Алан накинул ей на плечи сюртук, и Кенна огромным усилием воли не скинула его тотчас. Этот запах… Мускусный аромат мужчины и одеколона. Он был способен избавить от мыслей об обидных словах, сказанных милордом, но баронесса не собиралась их забывать. О, нет! Их она точно не забудет.
Она подбросила в огонь сухой травы, чтобы костёр горел сильнее, исподлобья наблюдая за тем, как мужчины работают, разбирая камни. Мышцы одного из них бугрились под пленом белоснежной рубашки, и Кенне пришлось усилием воли отвести взгляд, чтобы не глядеть на него. Рядом с Аланом она превращается в ту, кем назвала себя: ненасытную девственницу.
А потом он начал… танцевать. Из темноты к милорду вышла какая-то женщина в чёрном, протянула к нему руки и увлекла в танец. Он ещё и выбрал не её, а какую-то призрачную плакальщицу, в то время, как им было нужно разбирать камни, чтобы найти путь к спасению!
Кенна вскинула подбородок и прошагала к одной из могил, скидывая сюртук Алана. Бросив его на землю, прямо в грязь, чтобы было удобно сидеть на нём, баронесса устроилась на коленях прямо перед могильником и принялась разбирать камни. Пусть танцует, сколько влезет! Его работу сделает она!
С каждым камнем, сдвинутым с места, из темноты к Алану шли всё новые плакальщицы, но Кенна МакКензи лишь улыбалась и бралась за следующий камень.
«Может быть, вам только и надо, чтобы вас изнасиловали сразу вдесятером, милорд?»

- Натанцевались? – невинно поинтересовалась Кенна, сдувая со лба прядку волос. – А я здесь вся в работе, как вы видите. Если есть желание и потребность ещё поучаствовать в этих ваших плясках, то я готова и дальше делать за вас дела, милорд.
Баронесса, неотрывно глядя в глаза Алану, тщательно вытерла руки о его сюртук и продолжила таскать камни. Вокруг них творилось что-то невообразимое. Чем больше камней убирала Кенна, тем больше женщин приходило к ним. Они уволокли в свой жуткий танец циркача, и баронесса принялась ещё быстрее разбирать могилу. Если есть хоть один шанс на то, чтобы найти ключ и покинуть это ужасное нагорье, она им воспользуется.

Неожиданно милорд ощутимо тряханул её, и губы баронессы приоткрылись от неожиданности. Что, интересно знать, он себе позволяет? Недолго думая, баронесса размахнулась и залепила Алану пощёчину, оставляя на его щеке след грязной ладони.
- Комар! – объявила она, снимая со щеки милорда несуществующее насекомое и отбрасывая его в сторону. – Если вы отвлеклись на других женщин, это не повод для меня рваться на передовую. Но повод призадуматься о данном вам обещании выйти за вас замуж. И смею вам напомнить: как только я стану вашей супругой, вернее сказать, если стану, вы будете командовать и применять ко мне ваши «вам же было сказано». До тех пор извольте не высказываться по этому поводу. - Она поднялась на ноги, заглянула в образовавшуюся дыру в каирне и скомандовала:
- Держите меня за талию, милорд. Я лезу в могилу.
И она перегнулась через край, заглядывая в темноту проёма.

Благодарю, мистер Брэдиган, за восхищение и картинку. Я не рассчитывала отыскать ключ, но если нужно, стану той, кто его найдёт во имя спасения всех нас. И особенно вас от танцев этих ужасных женщин)

Нагорье каирнов и костров

Это всё только ради дела. Так уговаривала себя баронесса, вися почти вниз головой и чувствуя, как её бёдра крепко сжимают мужские руки. Всё только ради того, чтобы выбраться отсюда. В любом другом случае она бы позволила мужчине держаться за её бёдра только если бы он предварительно на ней женился.
- Здесь, как ни странно, темнота, тишина и чьи-то кости, - глухо отозвалась Кенна, вслепую шаря в каирне. Ладонью наткнулась на что-то склизкое, ойкнула, убедила себя, что это влажный камень, и продолжила свои поиски. – Вполне уютно, но вы держите меня покрепче, милорд, мне пока здесь обустраиваться рановато.
Возможно, ключа здесь и не окажется, но самое главное свершится. Баронесса МакКензи обретёт нужные навыки обыска могил, которые могут пригодиться в дальнейших поисках.

- А вы не могли бы не упираться чем-то мне в место, которое не пристало озвучивать приличным барышням? Тогда бы, может статься, и не было бы жарко. Ни мне, ни вам. – Кенна замерла, пальцы сжались на чьей-то бедренной кости, когда баронессу пронзила страшная мысль. Но она заметно успокоилась, когда убедила себя в ещё одной вещи: милорд не мог тереться ниже её поясницы своими чреслами. Скорее всего, он был вынужден держать её так для общего удобства.
Она не видела, что происходило снаружи, но понимала, что там действительно стало нестерпимо жарко. Отсветы танцевали даже на внутренних камнях каирна.
Пришла помощь в виде милорда Гранье, и гробница осветилась более ярким светом. Что-то блеснуло совсем неподалёку от руки Кенны. Ключ тёмного цвета, такого, что сразу и не разглядишь. Спасены!
Всё ещё вооружённая бедренной костью, она принялась подтягивать ею ключ к себе, пока её пальцы не сомкнулись на металле. Вовремя. Провиси она так ещё несколько минут, с ней, чего доброго, случился бы апоплектический удар.

С трудом выбравшись из могилы, баронесса вскинула обе руки вверх (в одной так и была зажата кость, в другой – тёмный ключ) и радостно воскликнула:
- Нашли!