Карта ролевой игры "Дорогами судьбы"

- Мы не делаем громоздкие куклы, как Вокансон или Дро, - отцу и мне они не нравятся. Наши механизмы меньше, изящнее. – Генри поднял лицо к небу и некоторое время задумчиво смотрел ввысь. – Конечно, - прогнав задумчивость, продолжил будничным тоном, - возможностей у маленьких механизмов меньше, чем у больших. Тот же цикл движений не сделаешь таким большим и разнообразным, как например у утки Вокансона, но нам по душе маленькие механизмы. Работа с металлом, филигранность деталей, кропотливый процесс сборки и маленькое чудо в твоих руках. У них свой особенный шарм. – Улыбнулся облакам в небе и, словно вспомнив о собеседнице, посмотрел на девушку. – Должно быть вам скучно, кузина, а я могу говорить о механизмах часами.
Лилиан вежливо улыбнулась и этим почти убедила кузена, что беседа ей неинтересна.
- Мать утверждает, что это неподобающая тема для беседы с молодыми леди и скоро я превращусь в парию в Свете. – Ответил задумчивой улыбкой Генри, ничуть не испуганный перспективой.
Даже несмотря на титул виконта, близкое родство с герцогом Эксетером и связями с ещё двумя герцогскими домами, Генри никогда не чувствовал себя лисицей, на которую открыли охоту. Нет, он безусловно считался прекрасной партией, но молодые леди, как и их матери, помнили о том, что поместье Глинкериков находится в Шотландии, и том, что виконт со странностями. Его редко видели в Свете, чтобы утверждать это с уверенностью, но разве добровольное затворничество само по себе не странность? И его наследник, говорят, такой же. Это и привело к пониманию, что сделай Генри предложение – он с большой долей вероятности получил бы согласие, но для матримониальной охоты он был куда менее привлекательней своих кузенов.
Будущего виконта Глинкерика это не огорчало и не радовало. Его это не интересовало. Чопорность высшего света давила массой правил поведения, быстро сменяющимися веяниями моды и тысячью нюансов, о которых выросший в относительной свободе шотландских земель молодой человек, бывало, забывал. Он подавил вздох. Если бы не матушка. Виконтесса твёрдо решила женить сына и обзавестись – раз уж Бог не дал ещё детей – внуками.
К счастью, по пути в Лондон, матушка пожелала навестить родственников, а теперь и провести тут ещё пару дней.
Генри улыбнулся кузине:
- Я слышал от слуг, что вблизи деревни разбил стоянку цыганский табор. Я много раз слышал о египтянах, но никогда их не видел. Собираюсь прогуляться в деревню, - ответил на вопросительный взгляд Лилиан, - и взглянуть на них. Не желаете присоединиться, кузина?

Мисс Лилиан колебалась лишь минуту, а потом попросила подождать пока она переоденется для прогулки.


Кузина, с вашего позволения мягко тушкую, в виду ваших обстоятельств.

Генри осадил пару гнедых, когда увидел в конце улицы яркую толпу цыган, и выпрыгнул из двуколки.
Громогласные, раскованные - их поведение столь разительно отличалось от привычного, что он так и замер, позабыв о кузине. Цыганки высоко взмахивали и без того коротковатыми юбками и их ноги обнажались до колен. Смуглые груди, мало у кого скованные корсажем, грозились выпрыгнуть из низких вырезов. Мужчины, танцуя, играли на гитарах, чьи мелодичные переборы оттеняла нежная скрипка и подзуживал бойкий бубен.
Девушки то и дело отделялись от толпы и останавливались погадать. Генри, завороженно пошёл навстречу табору и только когда услышал сзади приглушённое "Кузен" вспомнил о том, что приехал не один.
Он вернулся к двуколке, извинился и помог кузине выбраться. Продев её ручку под свою руку, он теперь уже степенно зашагал по краю деревенской дороги, не сводя глаз с пёстрой толпы.

Смуглая красавица, танцуя, скользнула к Генри и неожиданно взяла его за руку. Он перевёл взгляд с рук на лицо девушки и зачаровано замер. Черты её лица, бесспорно экзотические, были правильным. Совершенными. Изящными. Вся она была такой, оценил Генри, охватив взглядом точённую фигуру девушки.

- Дам серебряный, - хрипло отозвался Генри, глядя в чёрные, как бездна, глаза цыганки.

Огонь в её глазах вспыхнул сильнее, когда цыганка посмотрела на двуколку оставшуюся на дороге, и рассыпался искрами улыбки не очень искренней, но обворожительной. Генри понял, что солжёт ему цыганка, но лишь улыбнулся и приготовился слушать.

- Девушку на радость матери? - Кто же не знает, что матери сыновей женить хотят? Генри надеялся услышать более рискованную ложь, но не сердился на дерзкую красотку, а продолжал улыбаться. - А как будут звать девушку, что украдёт мои думы? Как она будет выглядеть?

Но цыганка перебила его, словно торопилась уйти.

- Как же я приведу, если... - Генри вдруг понял, что цыганка имеет в виду кузину Лилиан и кивнул. Развязал кошель и достал серебряную монетку. Она легла в раскрытую ладонь девушки, и теперь его пальцы осторожно скользнули по её коже.
- Я приду сегодня вечером, египтянка. И если мне понравится твоё гадание, то дам ещё одну монету.

- Я запомню, - пообещал Генри, пытаясь разглядеть в ускользающем взгляде цыганке искры огня, что только что плясали в них. Но они пропали, заставляя задуматся были ли?
Он повернулся к кузине вместе с цыганкой и ободряюще улыбнулся. Конечно, не она. Это же Лили - кузина, девчонка, которую он знает всю жизнь.

Генри молча кивнул. Проводил цыганку взглядом и залюбовался красотой необычного танца.

- Никогда такого прежде не видел, - не сводя глаз с танцовщиц, сказал подошедшей кузине. - Они такие другие. Яркие, свободные... - Генри завороженно наблюдал за танцующими цыганками. - Я пойду сегодня вечером на место их стоянки. Меня пригласила та цыганка, что подходила ко мне. Только доставлю вас обратно в поместье и отправлюсь в табор.

Восклицание кузины заставило Генри оторваться от танцующих. Он шагнул ближе к кузине и тут же почувствовал как её рука крепко сжала рукав его сюртука.
Смерив грубияна надменным взглядом, примирительно сказал:
- Я уверен, он не имел в виду дурного, кузина. Не так ли, цыган? - Генри был склонен думать, что цыган не хотел оскорбить кузину. Не мог же не знать египтянин, какая кара его ждёт за причинение вреда аристократке. - Это отсутствие воспитания, Лили, и я уверен, что он уже раскаивается. Проявите христианское милосердие, дорогая кузина.

Генри развернулся, увлекая кузину за собой, и теперь стоял к цыганам полубоком, оттеснив их от девушки.

- Я же правильно расслышал и понял, что вы желаете отправиться со мной в табор? - Наклонившись ближе к её ушку, сказал уже тише. - Или теперь предпочитаете вернуться в поместье?

- Придумаем что-нибудь, - пообещал Генри и, успокаивающе накрыв пальцы кузины своей ладонью, повёл обратно к двуколке.

За обедом Генри сказал, что собирается на рыбалку и Лилиан попросила у родителей разрешения пойти с кузеном. Баронесса сомневалась в разумности такого предприятия на ночь глядя, но виконтесса заверила её, что для сына это обычное дело и Лилиан ничего не угрожает, если они покатаются на лодке и полакомятся сэндвичами, любуясь на закат. В сопровождении служанки, разумеется. Генри с некоторым подозрением посмотрел на мать, но она выглядела такой безмятежной, что он отнёс кольнувшую тревогу к ложным.
Лили попросила собрать для них корзину для пикника, а потом проскользнула в чулан и самолично заменила некоторые продукты на более подходящие для подарка. Не забыла она положить и бутылку семилетнего красного вина.
Генри в своей комнате наверху снял с пальца фамильное кольцо, вытряхнул в шкатулку все монеты из кошеля, оставив только две серебряных и, немного поразмыслив, на всякий случай одну золотую. Из драгоценностей на нём остались только золотые часы на цепочке да запонки с сапфирами. Даже брошь из этого гарнитура, обычно украшающую шейный платок, он оставил в шкатулке. Он не боялся быть обокраденным, но и искушать судьбу считал не разумным.

Лилиан спустилась вниз так же с минимум драгоценностей, как они и условились на обратном пути в поместье, и в сопровождении служанки. Они снова заняли места в двуколке и Генри щёлкнул возжами, посылая коней рысью.

Когда поместье скрылось из вида за поворотом, Генри развернул и направил двуколку к месту стоянки цыган.

- Это хорошо, Лили, - одобрительно кивнул, - Я слышал о цыганах, что они очень любят подарки и в гости без них не ходят. И раз уж мы сегодня напросились к ним в гости, то и угощение будет привезти не лишним.

- Нисколько, - удивился вопросу Генри. - Вреда они нам не причинят - побоятся, а посмотреть на их жизнь вблизи... разве это не интересно?

Двуколка прокатила мимо стоянки дальше, туда, где паслись лошади цыган. И проезжая мимо Генри различил какое-то праздничное движение в таборе, на что обратил внимание Лилиан.

- Кажется мы вовремя, кузина, - подал ей руку, помогая спуститься. - Похоже мы побываем на празднике.
Он бросил взгляд на служанку, убеждаясь, что она несёт за ними корзину с продуктами, и повёл Лилиан к кибитке, у которой собрались цыгане.

- Мы попали на сватовство или даже свадьбу, - улыбнулся Генри кузине. - Давайте подойдём поближе.

- Вы думаете нам повезёт стать свидетелями языческого обряда? - Оживился Генри, но тут же сам отринул мысль. - Я в этом сомневаюсь. Но попасть на свадьбу вот так, без приглашения... я много жду от этого вечера.

Название "Чувства и чувствительность" показалось Генри смутно знакомым (не иначе где-то слышал), но не пробудило чётких образов. Он пытался расслышать, что говорили цыгане, но о происходящем всё равно догадывался только по их жестам и улыбкам - среди своих они не говорили на английском.

- Не знаю, кузина, - ответил рассеяно, не заметив сколь неподобающую тему задела Лилиан, - об этом мы можем только догадываться.

- Нет, не уверен.
Глинкерик остановился, раздумывая вернуться к двуколке. Для простого визита корзины с угощением было достаточно, но не в качестве свадебного подарка.
В его думы ворвался зычный голос бородатого мужчины, выглядевшего главой.

Генри склонил голову в качестве приветствия, совершенно не представляя как приветствуют друг друга цыгане. И обрадованный английской речью, двинулся к предложенному месту. Рубина, так звали красавицу-цыганку, что он встретил в деревне, так быстро увела Лилиан и служанку, что он без слов понял, что им тут по какой-то причине не место.
Глинкерик поблагодарил пригласившего его мужчину и, сев, замер, обратившись в глаза и слух.

Генри понимал, что происходит что-то неладное. Только что все улыбались и праздновали и вдруг повисла тишина, и в ней раскатами дальнего грома, приглушённо гремел голос только что радушного хозяина дома. Генри напрягся, но не подал виду, что его беспокоят взгляды, которыми его ни с того, ни с сего стали награждать враз помрачневшие цыгане. Один даже дёрнулся в его сторону, на что Генри надменно вскинул подбородок и смерил дерзкого цыгана взглядом.

Следующей из кибитки, на которую были направлены все взоры, выскочила Рубина. Её будущий виконт увидеть хотел, а потому узнал сразу. Но красотка даже не заметила его, а потом раздался крик

... и оцепенение сменилось бурной деятельностью.
Цыгане бросились в рассыпную, что Генри показалось совершенно неправильным, но они, вооружившись лопатами и вёдрами, быстро стекались в одно место, где, должно быть, и был пожар.
Генри хотел помочь, но снова наткнулся на недоверчивые взгляды египтян и отступил. Сегодня днём, при первой встрече, они показались ему дружелюбными, но не сейчас... Он развернулся и решительным шагом вернулся к кибитке бородатого цыгана - там оставалась кузина. Лили в кибитке не оказалось, только служанка со злополучной корзиной. Велев оставить гостинцы у входа в кибитку, Генри отправил служанку к двуколке, а сам пошёл искать кузину.

С него хватит! Мало того, что половина табора волками смотрит, так опять этот египтянин к кузине пристаёт.
Темнее ночи двинулся он к цыгану, державшему за руку перепуганную Лили. Но на полпути понял, что не вольность себе позволил цыган, а уводит кузину подальше от огня. "Гости" мелькнули в голове слова бородатого главы. Они гости табора. Генри выдохнул, пытаясь успокоиться, и увидел как Лилиан вырвала у цыгана свою руку и бросилась прочь.

- Кузина, - Глинкерик заступил дорогу Лилиан и поймал её за руки, - этот египтянин обидел вас или смутил?

Вечер обещавший весёлый праздник обернулся давящей безысходностью ночью. Разрываемому противоречивыми чувствами Генри хотелось покинуть это место, вернуть кузину в покой её опочивальни и никогда больше не играть легкомысленно честью молодой леди.

Записка Лилиан догнала Генри на конюшне.
Он рано встал, чтобы не встретиться за завтраком с матушкой и дядей с тётей. Велел седлать вороного и, к своей вящей радости так ни с кем и не встретившись, достиг конюшни.
И всё же уйти не удалось. Сложенный листок бумаги разрушил идеальный в своей простоте план.
Генри вздохнул и приказал служанке, передавшей ему записку, отправляться наверх за шляпкой и перчатками мисс - они поедут на прогулку вместе и - увы! - опять не верхом, потому что заставлять бежать служанку за лошадьми всё же бесчеловечно.
Конюший понимающе кивнул и кинулся закладывать двуколку и перепрягать лошадей.
Генри не терпелось вернуться в табор. Правда, мысль вернуться туда одному нравилась ему больше, но отказать кузине он не мог. Кто знает, что она тогда может выболтать.
Он беспокойно спал. Ему снилась цыганка с искрами в хитрых глазах, ворох алых юбок, расплескивающих огонь, и унизанные золотыми браслетами гибкие, как языки пламени, руки. Она поднимала их над головой, изгибалась, а потом соблазнительно вела колышашейся в низком вырезе грудью. Генри плохо спал в эту ночь. А проснувшись, спрятал в карман золотую вещицу и монеты, и засобирался к красавице-цыганке.

Кузину придётся ждать. Генри нахмурился, но вернулся в дом, чтобы как положено пожелать доброго утра старшим и испросить разрешения пригласить кузину на прогулку.
А ведь день так хорошо начинался.

- Не знаю, кузина, они такие странные, эти египтяне, - Генри задумчиво смотрел на дорогу, - то в гости зазывают, то кидаются как на злейших врагов. А вы почему опять к ним отправиться захотели? Я был уверен, что после вчерашнего, у вас такого желания не возникнет.

Дорога петляла между урожайных полей и пёстрых лугов. Солнце стояло высоко в небе, лаская теплом. Генри не пытался загадывать, как их сегодня встретят в таборе, но подозревал, что точно не ждут. Он посмотрел на альбом, что захватила с собой на прогулку Лилиан, и пожалел, что не догадался об этом сам. Рисование - прекрасный предлог задержаться на прогулке подольше.

Он остановил двуколку у крайнего вардо и улыбнулся подскочившему мальчонке.
- Сэр, я за вашими лошадьми поухаживаю! Дадите монетку?
Генри кивнул, но уточнил, что заплатит он, когда они решат возвращаться. Мальчишка радостно кивнул и схватил гнедого под уздцы.

Глинкерик подал руку кузине и повторил вопрос:

- И всё же, какова ваша цель пребывания здесь, кузина?

- Я думаю, вы правы, кузина, и мы для них такие же странные, как они для нас, - Генри говорил понизив голос, памятуя о том, что цыгане понимают английский.

- Именно поэтому, - ничуть не обескураженный, подтвердил догадку кузины. - Потому что вы молодая леди и вчера были испуганы лишь тем, что цыган приблизился к вам.

- А, ну конечно, - рассмеялся Генри, что происходило с ним довольно редко. Он снова бросил взгляд на альбом и предложил кузине руку.

- Надеюсь, нас оно не сгубит. - Потеряв желание смеяться, сказал серьёзно.

Хотел ли он, чтобы ему погадали? Наверное, нет. Генри не поверил тому, что говорила Рубина (теперь он называл её только по имени) в деревне, но он хотел ещё раз посмотреть в её глаза. Близко-близко. И почувствовать её пальцы на своей ладони. И... он хотел её ещё раз увидеть. Кузина была права, его тянуло сюда. Не к самому месту или яркому, громкоголосому племеню смуглых чужеземцев - его манили тёмные, как бездна, глаза Рубины.

И снова он увидел её сразу, а она его не заметила. Разве не странно, среди множества черноволосых, смуглых лиц разглядеть одно и, выделяясь как чернильная клякса на белом листе, остаться незамеченным? Рубина стирала. Рядом стоял цыган и крутилась маленькая девчушка.

- Мегги, не отходи от мисс Лилиан ни на шаг, - строго посмотрел на служанку, почувствовав как кузина убирает свою руку с его локтя.
Девушка сделала книксен и встала за спиной своей хозяйки. Генри увидел это краем глаза, уже направляясь к Рубине.

- Здравствуй, Рубина, - остановился он рядом и кивнул цыгану, который накануне извинялся и предлагал приехать сегодня. - Ты приглашала - я приехал.

Генри услышал обрывок разговора и вежливо дождался, когда цыганка закончит свою речь. Цыган, как и она резко ответил, в сердцах. Неудобно было оказаться свидетелем ссоры, но и отступать было некуда. Глинкерик дождался конца разговора и окликнул Рубину.
Девушка резко обернулась, в глазах всё ещё злось плескалась.

- Подожди, - Генри и с места не двинулся. Куда идти? Она сама гадать обещала. Он ей ещё один серебряный обещал, а не кому-то там, кого не знает и знать не хочет. - Ты мне погадай. Пожалуйста.
В неудачное время их встреча случилась, но отступать так быстро Генри не хотел.

Генри смотрит на неё пристально, кивает:

- Знаю. Но это моё дело за что тебе серебряный дать, - протянул ей руку и в глаза посмотрел, - прошу, Рубина.

Он не слушал её почти. Смотрел на линию носа и рубиновых губ, черты правильные, скользящий по его ладони тонкий палец и безотчётно улыбался. Маленькая шарлатанка.

- Порча? Кто навёл? Мы уединённо живём, никто зла мне не желает. - Поддержал игру, не желая отпускать её от себя, сказав что не верит ни одному слову. - Я не чувствую совсем, что со мной что-то не так. В чём выражается порча?