Карта ролевой игры "Оборотни: Большая охота"

Мифы и правда о Гиенах:
лекарства, изготовленные из внутренних органов этих существ, обладают чудодейственной силой:
печень лечила глаза, шейный позвонок успокаивал нервную систему.
А вот мозг был признан вредным: кто его съедал, сходил с ума. (С-National Geographic)

У него страшно болит голова. Звенит в виске. Жужжит в правом ухе. Отдает в скуле.
Он готов с разбегу удариться лбом о каменную стенку.
И еще раз.
И еще раз.
Пока не утихнет эта боль. А она не утихнет. Он знает что не утихнет.
Эту паскуду ничем не выведешь. Кроме бега и крови.
Он трет пальцами висок. Он смотрит на красный кусок мяса. Он облизывает губы, кусает ребро языка и гипнотизирует стейк, что закрыт полиэтиленовой пленкой, заперт в холоде холодиной камеры, маленького придорожного магазина - заправки.
Мясо протухло и так сладко пахнет. Сладко. Смертью. Ему нравится. Так сильно нравится, что боль виске становится нестерпимой.
Он открывает дверь холодильника, вынимает бутылки с пивом, но все еще смотрит на мясо.
Где-то в гортани рождается звук. Какой-то песни. Он не помнит слов, но напевает простой мотивчик.
Будто если добавит звуки в тишину, запах тухлятины станет не столь притягателен. Будто баюкает псину внутри себя и может её успокоить.
Вот так с мотивом песни без слов, он подходит к кассе. Ставит бутылки с пивом и пока к песне прибавляется пискливый звук сканера смотрит в окно, на машину.
- Спит что-ли сучара? - проносится в голове. - Нашел время
Вагнер не помнит когда спал последний раз. Слишком болит голова. Когда луна ближе, он вообще не может спать.
На прилавок кладется пакет со стейком. Пленка порвалась. Запах ударяет в нос все сильней.
Вагнет замолкает. Кусает язык. И вываливает из карманов брюк пару смятых купюр парню кассиру. Тот смотрит на деньги собирает их.
Потом Вагнет будет вспоминать, что у парня тряслись руки. Он, мать вашу, уверен, что у они у него тряслись.
Он уверен, что пацан не смотрел его в глаза. Он, мать вашу, знает что значит, когда тебе боятся смотреть в глаза.
Он спрашивает: "Все в порядке?" и улыбается. Хотя знает, что ему нельзя улыбаться.
Его улыбка пугает. Мамочка давно говорила...все говорят:"Когда ты улыбаешься хочется сделать две вещи - ударить тебя по морде или убежать"
Вагнеру нравится улыбаться.Иногда он любит боль, сравнивает с той что есть в его жизни. И очень любит когда убегают.
Ему отвечают: "Да, конечно. Сейчас разменяю и принесу сдачи"

Он бросает пиво в ТиДжея. Садится рядом. И вынимает кусок стейка из упаковки. Впивается зубами в мякоть.
Боль утихает. Или ему кажется, что она утихла. И это, конечно, из-за стейка. Это не из-за мальчика подростка, тело которого сейчас лежит в хоз-комнате.
Боль утихает. Или ему кажется, что она утихла. И это, конечно, же из-за стейка. С чуть тухловатым вкусом. Он не предлагает рядом сидящему. Это не правильно. Его учили делится едой.
Пара капель крови стекают на светлые джинсы. И это единственные, что его волнует.
Испачканные в крови новые джинсы. Больше ничего.
Он вытирает пятно смятой в кулаке бумажкой. Та только размазывает и почти не впитывает. Почему, бл*ть, они печатают ориентировки на такой хреновой бумаги?
- Мы едем или как... - говорит он прожевывая новый кусок. И улыбается. Хотя знает, что улыбаться ему нельзя.

Челюсти гиены создают самое сильное давление среди млекопитающих 70 кг/см2, позволяя разгрызать кости.
Пищеварительная система гиен адаптирована таким образом, что способна переваривать все виды животных продуктов,
от мягкой растительности до мяса, шкуры и костей.(С-National Geographic)

Он все же блюет. Можно сослаться на тухлое. Хотя на вряд ли - его желудок может переварить все. Все кроме ТиДжея.
Его вечная трескотня. Он постоянно издает звуки. Много звуков. Много действий.
Вечное: бла-бла-бла - не ешь меня
Постоянное движение:  руками, ногами, любыми конечностями - не поймаешь.
Еб*нутый.
Вагнер полощет пивом рот, сплевывает. Смотрит на дорогу. Потом на машину. И на небо. У него привычка смотреть на небо.
Нормальные люди смотрят на часы. Он на небо.
У нормальных людей есть: понедельник, вторник, среда... У него - фазы луны.
Обед, ужин. У него только голод. И уровень желания разорвать кому-нибудь глотку.
Слабый уровень - с которым можно бороться.
Сильный - с которым нельзя.
У нормальных людей есть семьи. У него...
ТиДжей третий раз обходит машину. Стучит по колесам носком кроссовка. В очередной раз открывает капот, смотрит в нутро железного коня. И снова трещит какой то свой бред. 
Бл*ть, когда-нибудь Вагнер его убьет. Его желудок может переварит все.
Вагнет смотрит на ТиДжея. Его снова выворачивает на изнанку.
Еще пару потуг сжатого в кулак желудка. Вдох. Вагнер вытирает рот ладонью.
Ему нравится, когда желания становится нестерпимыми.
Ему нравится, когда на небе вот-вот взойдет луна.
Нравится. Возбуждение.
Нравится, что тело ломит будто перед дозой.
Нравится, что все запахи можно разделить на микро частицы.
Нужно только немножко подождать. Совсем чуть-чуть.
Он садится в машину. Молчит. Одно из удобств если ты рядом с самым болтливым существом на земле. Не нужно ничего говорить, за тебя все скажут сами.
Ему остается только откинуться на кресле, закрыть лицо кепкой. Проводить языком по зубам будто отслеживая стадию обращения, слушая ТиДжея.
И это хорошо. Потому, что в тишине он слышит сам себя.
В тишине он слышит смех .
Вагнер закроет глаза. И будет слушать Болтовню ТиДжея.
И это лучше чем смех. Правда. Лучше.

известный на весь мир крик, представляющий собой смех гиен, который создаёт впечатление, будто животное крайне неприятно смеётся.
В действительности эти звуки являют собой смесь воя, крика, рыка и подобие хохота.(С-National Geographic)

У Вагнера плохо с социальными связями. Может все дело в очаровательной улыбке?
А может, потому что на всю башку больной? На всю башку пришибленный...
Из машины выходит не сразу. Ждет чего-то. Принюхивается.
Лес, костры... Возбуждение и кровь. И где-то там чуть в глубине размазанным пятном нечто сладкое. Нечто вкусное.
Дергаются мышцы на лице. Вагнер рукой проводит будто проверяя... Я еще здесь?
Тело уже почти не слушается. И ему не нужно смотреть на небо. Он костями чувствует, что давно пора.
Держится. А все, потому что нужно дождаться, когда терпеть уже будет не возможно. Так приятней. Так слаще.
Когда в глотке рык такой, что сдирает нутро.
Когда кости ломаются. А он смеется под треск рвущейся кожи и ломающихся костей. Смеется. И не важно что это вой.
И не важно, что это от боли. Это смех такой. Пускай думают, что смех.
Вагнер выбирается из машины. Осматривает местность. Проводит языком по опухшим деснам. И щелкает языком. Ищет.
Он, бл*ть уверен, что было. Точно было.
Это...
Нотка напряженной подминающей под себя панической атаки.
ТиДжей прыгает рядом. Разминается будто перед спаррингом. Бесит.
Слишком много запахов. Разом ударят в нос. И как бы не хотел посмаковать тот самый запах не может снова его поймать.
И это сводит сума. Он найдет.
Цокает языком. Челюсть сводит в напряжении.
Рычит на ТиДжея. Хотя хочется рыкнуть на всю округу. Чтобы замерло. Он бы принюхался.
Проводит пальцем по клыку пуская кровь. А в позвоночнике уже щелкают кости.
Из глотки вырывается вой. Тот самый, что не давал спать и жить несколько ночей подряд.
Громкий. Высокий. Дрожащий.
У Вагнера плохо с социальными связями. Здоровается как умеет...

Косматый хвост указывает на социальный статус животного: если он задран кверху – животное является лидером, опущен – аутсайдером.(С-National Geographic) 

У него стоит. Честно стоит. У него после обращения всегда стоит. Это не возбуждение это предоргазменное состояние.
Когда челюсти сжаты. Когда мышцы напряжены. И вот-вот. Еще чуть-чуть. Тело сводит судорогой. Сейчас!

Вой рокотом проносится по округе. Потом наступает благословенная тишина.

Он подъедает за ТиДжеем. Кожу. Мышцы. Вылизывает слизь. Все, что осталось после его обращения.
Потому, что голод, а у голода нет табу. И границ у него, тоже нет. Ты либо хочешь жрать или нет, а если хочешь то крышу сносит полностью.
То жрешь все что плохо и хорошо лежит.
Потому что голод после обращение красит глаза в красное. Рокочет в теле и требует.
Потому что у тебя болят все мышцы и кости, если ты будешь думать о чем то другом кроме голода. Ты рехнешься от боли.
А если ты рехнешься то не вернешься назад. Потому жри и не п*зди.
Он постоянно хочет жрать. Не питаться, не охотится - жрать. С этим живет от луны до луны.
И, вообще, он оказывает ТиДжею услугу. Потому что на запах крови придут те кто тоже хочет жрать.
Вагнер не хочет тратить время отгоняя тварей от хорька в припадке. У него другие планы.
У него стоит.
Облизывает морду языком, катается по земле, чтобы сбить вонь своей собственной крови оставшийся на шкуре после обращения. И принюхивается.
Запахи собравшиеся в кучу до обращения стали многогранны.
Он ловит тот самый и скалится.
Охотиться, чтобы питаться? Оставьте это кому-то другому - он охотится по другим причинам.
И для этого не нужно обращаться. Это в нем всегда. Желание рожденные из хохота, боли и голода.
Все начинается с запаха. С запаха...жертвы.

Лес ставший одним сплошным пятном вокруг. Гиена принюхивается. Ищет. Находит. И ждет когда рыжая кошка останется одна.


Пы.Сы. Вагя решил не охотится на людей. Но если что, Вагя готов доесть.

Пятнистые гиены окружив добычу сваливают ее с ног и сразу же начинают поедать.
Жертва гибнет быстрее, чем при удушении.(с-National Geographic )

Он нервничает. Нервничает Нервничает.
Потому что моё. Бл*ть не трогайте моё!
Он скалится. В охоте должны быть правила?
У него нет правил. Их вообще, нет когда у тебя зубы, когти и запах, который заставят рычать и скалиться.
У него нет правил. У него есть инстинкты.
Инстинкт поймать, инстинкт разорвать, инстинкт сожрать. Инстинкт - моё. Только моё. Никто моё не тронет.
Зверьё. Не пес и не дикий кот. Он - свора бешеных псов. Если почуяли кость - прячьтесь все. Кто не успел, тот опоздал.
Свора нападает разом. Меньше пол минуты - борьба за жизнь. Пол минуты - смерть быстрей чем от удушении.
Кто-то начинает с ног. Кто-то с головы. Он всегда начинает с живота.
Он рычит. Тихо на грани звучании, когда к ней подходит кошка. Когти вжимаются в землю.
И шерсть встает дыбом. Потому что запах становится слаще. Слаще. Он принюхивается и смакует. Проводит языком по носу.
Раз. Два. Три. Мало.
И как тут не швырнуться вперёд? Как тут не выйти из себя, не вгрызться в горло любому кто мешает?
Он прижимается животом к земле. Закрывает глаза и напряжен весь от макушки до коротких задних лап.
Сорвется же. Как пить дать- сорвется. Скуление сидит где-то глубоко. Он слушает. Слушает человека, что где-то в нем.
Ждать. Это тоже инстинкт. Пришедший от человека. Тот шепчет. Шепчет: "Скоро" и он ждет. Ждет не двигаясь.
Дергаются только мышцы где-то на спине. Нервно. Как жилка с пульсом. Дико. Быстро.
Он открывает глаза, когда она остается одна. Он тих.
Только шелест. Только шорох листьев словно от ветра.
Только специально задетая листва. Где-то справа.
Только быстро пробежать. Так чтобы быть на границе "показалось?"
У кошки тоже есть инстинкты? Есть. Беги...
Беги.
Беги!
Я за тобой. По следу. По запаху.
Ты же узнала меня. Узнала? Узнала... узнала.

Каждое животное обладает своим уникальным запахом – для людей пахнет он отвратительно,
но в жизни гиен значит то же, что для человека речь.(с-National Geographic)

И тот самый детонатор. Вечно заряженный. Вечно на тонкой, взрывной грани. Взрывается.
Словно с цепи сорвались. Вся свора. Вся свора бешеных собак. Отпустили к хр*нам.
И они лают. Рычат. Воют. Они хотят жрать.
Разум человека уходит назад. Держится на тонкой почти неощутимой грани.
Знает ли она настолько важен для него ее запах?
Он пробуждает безумие.
Оно впивается куда-то в кадык, под гортань. Словно жалом.
Проникает под шкуру и зарывается в сухожилия. Несется.
Несется. Несется. Несется. Вместе с кровотоком то ли в грудную клетку то ли в мозг.
И уже не распознать где оно. Просто внутри, и оно находит отклик.
Воем. Лаем. Диким рычанием.
Безумие застилает глаза. Он прижимает кошку справа.
Беги. Беги. Беги...
От тебя пахнет жертвой. Вечной жертвой.
Беги. Беги. Беги.
Ты будешь всегда убегать. Всегда.
Ты убегала тогда? Ты убегала от него.
Тот другой давал тебе фору? Догонял. Дышал на ухо?
Показывал что может поймать тебя в любой момент.
Безумия наполняет рот слюной. Зубы клацают возле ее шеи.
Он не даст тебе фору. Он вопьется в тебя зубами. Он начнет с живота.
Безумие так сложно сдержать.
И он не знает хочет ли он его сдерживать.
Он вдыхает запах уже ее безумия.
Того самого. С каплей паники. Когда крышу сносит. И есть только зверь.
Он обгоняет ее где-то на повороте. Кусает сверху чтобы пустить кровь. И Воет от того как сладко.
Бл*ть ...это реально сладко.
Где твой зверь? Киса. Киса... Где твой зверь...
Он есть. Или ты постоянная жертва?
Ты и тогда бежала. Ты и сейчас не убежишь.
Не убежишь. Кусай!

когда самка гиены проходит мимо, он уважительно уступает ей дорогу, опуская голову в знак покорности и прижимая уши,
а если заметит, что она раздражена, побыстрей отойдёт подальше.(с-National Geographic)

Тихий. Чуть хрипящий. Довольный. Почти сытый. Почти.
Смех. Не зверя - человека. Где-то внутри. Далеко спрятавшийся под плотью и жаждой.
Что? Я не ослышался? Мне не показалось? - говорит он. Шепчет, где-то между смехом.
Хорошо. Это, бл*ть хорошо! Давай начнем с нее.
С ненависти.
Он кидается в перед. На огонь её глаз. На разгорающиеся угли её шипения.
На её протест. На её когти. На её зубы.
Давай еще!
Он позволяет себя укусить. Чтобы понять силу её зубов, силу её сопротивления.
Мало! Он кусает в ответ. Сжимает зубами плотное тело. Отшвыривает чуть дальше, от себя и рвется снова к ней. Не давая передохнуть.
Потому что тебя сожрут если давать себе передохнуть. Это закон выживания. Выживает сильнейший.
Выживает тот кто хочет жить больше. Даже когда твою голову сжимают клыки. Даже когда черепную коробку вот-вот прокусят.
Останутся рефлексы. Рефлекс сопротивляться. Рефлекс ненавидеть. Рефлекс - "Я хочу жить!"
Это всегда есть. Это всегда есть на донышке глаз любого зверя. Оно не проходит даже на границе смерти.
Это желание разносит последний стук сердца. Это замирает в теле. В несобранных когтях. В еще оскалившейся пасти.
Это есть всегда. У тебя тоже есть?
Ты дашь ему этот рефлекс? Ты хочешь жить?
Кошка отшвыривается куда то к дереву. Он смотрит через тьму ночи на то как приподнимается её грудная клетка.
Он слышит её дыхание. Он ловит его носом с запахами леса. Он воет.
Вой гиены страшен. Это смех. Это всегда смех.
Тихий. Чуть хрипящий. Довольный. Почти сытый. Почти.
Он облизывает языком свою пасть. Ловит вкус крови кошки. Зализывает раны на своей шкуре.
И переминается с лапы на лапу. Он ловит всех своих псов в одну сбитую стаю.
Они собираются в позвонках. С воем и досадным плачем.
Он собирает их вместе под одним телом. Он выпустит человека вперед.
И это больно. Это прожигает кожу. Это меняет органы которые горят в агонии.
Это скуление. Это боль в костях.
Это не я - зверь. Это не - я человек. Это мы.
У него остаются когти. И лицо изуродовано остатками оскала.
У него остаются инстинкты всей гребаной стаи. Той самой что все еще требует жрать. Они всегда голодные.
У него на губах крик. Он утыкается в сырую землю. Сжимает еще клыками мох на котором следы крови. Ее крови. Его крови.
У него тело недочеловека. Недозверя. Разум. А разум....
Он цепляется за разум. За тонкий флер воспоминаний....
...Тонкие руки с забинтованными запястьями....
...Запах сладкий запах жертвы....
...Взгляд не пробудившийся кошки. Взгляд загнанного зверя, застрявший на самом дне...
... Он хотел тогда. Ему не дали...
А сейчас он кидается вперед.

В одиночку гиена способна совладать и побороть жертву, в 3 раза превосходящую ее в размерах.А самые мощные в животном царстве челюсти позволяют гиенам съедать жертву целиком, разгрызая кости.(с National Geographic)

У меня крепкие зубы))))


Дергает плечом там, где рваные от кошачьих когтей следы. Шипит будто от боли. Но улыбается.
Потому что это кайф. Это почти прелюдия. Сладкое удовольствие. От раны - там, где рождается сжигающая боль и волнами бьет по всему телу.
Она облизывает пальцы с его кровью и он почти кончает. Рычит гортанно, почти удовлетворенно.
Он всегда на этой границе: "почти" - почти доволен. Почти сыт. Почти не хочет убивать.
Он смотрит на нее и любуется протестом. Он любит когда говорят нет. Он привык, когда говорят нет.
Нет. Не трогай меня.
Нет. Не делай мне больно.
Нет. Убери руки.
Нет. До крика.
Нет. До истерики.
Нет. Нет. Нет. До замершего под ним тела.
Он расслабляется. Выдыхает. Такое обманчивое спокойствие. Ленивое спокойствие.
Потому что знает, что будет потом. Потому что знает. Смакует.
Смакует напряжение в воздухе.
Смакует ее протест.
Смакует жжение на плече.
И шаг вперед, к ней. Чтобы понять насколько сильным будет ее: "Нет"
- Ты сильно кричала? - еще шаг. Медленный. - Расскажи... Как сильно ты кричала?
У нее красивая, тонкая шея.
- Ты билась, царапалась. Ты орала... Не надо? Или нет? Или спасите? Что ты кричала?
На шее дергается жила. Быстро быстро. Учащенный пульс.
- Он тебя не услышал. С чего ты взяла, что в этот раз будет по другому? - хрипло. Потому что горло саднит.
Потому что смех разодрал гортань. Он всегда после охоты говорит тихо. Чуть хрипяще. Это пройдет после.
- Ты плакала? - ближе к ней. .Отойдет назад? Или кинется вперед?
Он цокает языком. Качает головой. Нельзя. Нельзя бежать назад. Нельзя оглядываться. Или утонешь.
Он следит за ее глазами. Они сияют. Страхом? Все еще страхом?
Или готовностью драться за себя. В теле человека с когтями кошки.
И выбора нет. Если пойдет назад. Кинется подомнет под себя. Если кинется на него.
Исход один. Выбора нет. Нет. Это ключевое слово. Нет.
Один рывок. Так чтобы накрыть ее тело. Так чтобы когти рвали лицо если дотянутся. Так чтобы видеть глаза.
- Он же победил. Ты же в каждом видишь его? В каждом оскале. - Он сжимает ее волосы на затылке в кулак. Так чтобы не отводила глаза.
Он чувствует телом каждый ее рефлекс. Каждую ее попытку ударить.
От этого сносит крышу. От этого она еще более вкусная.
- Ты была такая узкая. Такая тесная. Такая маленькая. - Он знает. Знает. Она наверное и сейчас такая.
Тесная. Маленькая.
Он смотрит на ее глаза. Он ловит в них рассвет. Он слышит вой своры бешеных собак.
Он вжимается в ее тело. И бл*ть он ее хочет. Так дико хочет. Что рычит где-то в шею. Там где бешено бьется жилка пульса.
Он вдыхает запах. Он шепчет.
- А теперь скажи. - Хочу жить. И если я тебе не поверю.- Он заглатывает подальше запах долбленного возбуждения. Почти экстаза. - Я тебя ... Тебе не понравится.
Скажи. Я хочу. Жить. Или он снова победит.

God bless us everyone,
We're a broken people living under loaded gun
And it can't be outfought,
It can't be outdone,
It can't be outmatched,
It can't be outrun

Он верит? Он смотрит в глаза дикой кошке. Оценивает их огненную бездну, глубину ее животной пати.
Катится словно с валунами вниз. И не достигает дна.
И ...нет. Вагнер никому не верит. Таков порядок жизни. Жизнь та еще шлюха, чтобы верить кому либо
- Я не вкусный, - отвечает. Сжимает крепче волосы на загривке. Вжимается плотнее.
Носом в шею, туда, где подтеки крови. Ее крови после обращения. Он бы вылизал. Всю бы вылизал.
Он бы размазал ее вкус по небу. По языку. Покусывал бы его потом, чуть позже желая достать того, сладкого вкуса, еще. И может быть. Может быть... все его твари внутри наконец заткнулись.
Он всегда думает так. Может быть, если будет одна доза крови... Чужой крови... они, наконец, заткнутся. Это всегда самообман. Всегда.
Они не замолкают никогда. Им всегда мало. Вагнеру тоже всегда мало.
Он трется носом о шею. Он ловит ее протест от его касания. Похрипывая, смеется, словно старый курильщик.
Вдыхает запах. Глубоко-глубоко. До боли в легких. Так, чтобы распирало там. Чтобы коснулось дна.
Рокочет на выдохе.
И отрывается. От чуть клейкой от крови кожи. Откатывается в сторону. И закрывает глаза.
Потому что бл*ть ее запах на нем. Это приятно. Это чертовски приятно.
Звери замолкают. Тело после охоты и обращение ослабло. Осталось только возбуждение. Тягучее. Невыносимое.
До боли внизу живота. До перетянутых в канаты мышц. У него есть совсем немного времени, когда смех снова начнет стучать в висках.
Когда каждая из темных тварей начнет жрать, каждый кусочек его головы шептать. Говорить. Просить. Биться о черепную коробку.
Он не смотрит на кошку, когда уходит. Не хочет.
Он шепчет что-то про доктора. Старого ублюдка. И он не приукрашивает. Она поймет, а если не поймет то к черту.
Он говорит: "Не бойся. Никогда. Страх пахнет падалью".

Он выходит к машине. Когда уже почти рассветает. Прикусывает язык и проводит по кровоточащим деснам. Касается лица. Подбородка, носа. Будто пытается понять. Я вернулся?
Из одежды на нем только тонкий слой крови и царапины от когтей дикой кошки.
Он будет смотреть на ТиДжея. Он будет его слушать. После охоты это единственное врем когда он может слушать его не фоном.
Возможно, он что нибудь ответит.
Возможно.
Если получится вставить хотя бы слово.