Карта ролевой игры "Началось в колхозе утро..."

Надежда Крестовская знала, если утро начинается с бабушкиной песни - оно будет добрым и день пройдет замечательно. Она привыкла вставать с рассветом и собираться по-военному. Наскоро умылась, надела скромное, но красивое платье, сшитое бабкой по выкройке из старого модного журнала. Долго расчесывала густые волосы у распахнутого настежь окна, прежде чем уложить их в свободный узел на затылке. Не могла надышаться тонкими ароматами Антоновки и Славы победителю, густым тягучим запахом умытого росой августовского утра, в котором смешалось дыхание свежескошенной нивы, тугих ржаных колосьев и просыпающейся колхозной пасеки. Всю жизнь прожила в станице , а деревенская жизнь не разонравилась. Как любимый пирог с капустой. Опьяненная закружила по комнате и, подхватив ботинки, босиком, чтобы не разбудить спящих сестер, Надя выскочила за порог.
Лизавета Марковна сидела, подперев кулаком нетронутую морщинами щеку на добротном крыльце дома Крестовских, щедро украшенном богатой резьбой, и мощно тянула моложавым хорошо поставленным голосом отставного комбата:
Издалека долго
Течет река Волга,
Течет река Волга,
Конца и края нет.
Опустившись рядышком, Надя придвинулась поближе и подхватила неожиданно сильным бархатным контральто:
Среди хлебов спелых,
Среди снегов белых
Течет моя Волга
А мне семнадцать лет.

- Ай да семнадцать лет! Двадцать два поди скоро, - добродушно рассмеялась Лизавета, - ты когда мужика в дом приведешь, горе луковое? Никак помру, а правнуков не дождусь. На Люську вон понадеялась, а она все пустая ходит, как та бочка без дна.
- Бабуль, ну ты скажешь. У Люды и Вани еще все впереди. Нарожают тебе полный воз, дай только время. А мне в институт нужно поступать на будущий год и строительство нового коровника вон запланировали, как только гараж закончим. К весне просто кровь из носу управиться и тогда звание передового коллектива у нас в кармане. – мечтательно протянула Надежда, представляя, как голова горисполкома вручает ее бригаде почетную грамоту.
- Все некогда, ага. Оглянуться не успеешь - уж вески седые. А про институт Ванька деду вчера разговоры говаривал, будто мы тебя к привязи сыромятными веревками притянули. Езжай в свою столицу, кто тебя держит. Эх, Надь, да разве ж счастье бибье в институтах или званиях? Наша сила в детях да муже толковом. Чтоб весь век душа в душу, как мы с Федором, слезы и радость пополам.
Они с дедом рука об руку прошли всю войну. Федор Егорыч дослужился до подполковника, жене в январе 44-го за удачно проведенную спецоперацию дали капитана. На гражданке обоих ожидала служба на ответственных высоких постах, но вместо этого Крестовские вернулись в станицу поднимать из разрухи родной колхоз. Дед единолично принял решение, а бабка даже не думала перечить. Сквозное ранение подкосило здоровье Лизаветы, с молодыми доярками тягаться не могла, на трактор сесть не позволили, зато счетовод из бывшей «матери» батальона толковый вышел. В коллективе уважали, прислушивались. Могла на колхозном правление кулаком перед носом дироктора по столу грохнуть, а когда ненастье стучалось в ворота «Красного богатыря» - грудью в орденах перед районным начальством за своих стояла.
Работа-работой, а дома Лизавета Марковна была опорой и помощницей Федору, который за сорок пять лет на нее не то что не прикрикнул, не взглянул неласково, хоть всякого в жизни натерпелись: тяготы, болезни, смерть единственной дочери.
Надежда с уважением посмотрела на бабку и гордо вскинула подбородок:
- Душа в душу, говоришь… А найдется в cтанице тот, кто фамилию Крестовских возьмет, как мой отец, и во всем мою сторону принимать будет – сразу распишемся.
- Господь с тобой. Чего удумала…курям на смех.
- Бабушка, Бога твоего нет, и никогда не было. – Упрямо возразила Надя антисоветским речам красного командира.
- Совести у тебя нет, Надежда. А Бог он есть и все видит. Выпороть бы тебя, да некому. – Высокая грудь заволновалась в затяжном вдохе и Лизавета шустро вскочила на ноги, будто вспомнила о чем-то важном, - Дуреха старая, расселась тут с тобой. Детишек с дедом кто кормить будет? Рыбонька, тебе, небось, бежать пора?
Надежда кивнула, не отрывая нарочито внимательного взгляда от потертых носков коричневых полуботинок.
- Полвосьмого правление. К обеду не ждите, после смены переодеться заскочу и сразу в клуб. Вы вечером на концерте будете?
- Дед пойдет, отчего ж не пойти, мужик – птица вольная. А я за Тасей и Катюшей пригляну, нечего Люське дома одной киснуть. Ой, закрутилась, забыла совсем. Платье Танино помнишь, с белым кружевом по подолу которое? Собиралась до ума довести и забыла. Его только в груди ушить малеха - на Люську как влитое сядет.
Помнит, отчего ж не помнить. Мамино любимое. Она его всего раз надевала. В тот вечер пришла задержавшаяся в пути похоронка. Из безвести пропавших фамилию отца в день его рождения официально перенести в список погибших. А мать возненавидела цвет морской волны и «солнце клеш».
- Надь, ты чего? – Голос Лизаветы задрожал, когда взглянула на понуро опустившую голову внучку. - Горе мне, я ж не подумала. Ох, баба, волос долгий…- Беспомощно руками развела, будто старое горе гнала от порога. - Клетчатое вечером наденет, и ладно будет.
- Платье Люсе подойдет, они с мамой почти одного роста. И цвет хороший. Морская волна. К нему мое ожерелье из янтаря хорошо смотрится. Оно в шкатулке на тумбочке. А клетчатое износилось, на тряпки пора. И волосы пусть завьет, как в Ванькин день рождения. Подружки обзавидуются вечером.
- Поди сюда. Кровинушка… - Надежда тут же очутилась в надежных теплых объятьях, где с малолетства пряталась от любых горестей, - Как на мать-то похожа.
Татьяна Крестовская была редкой красавицей. Похожа на героинь заграничного кино. По ней и в сорок мужики сохли. Глупости бабушка говорит. Сколько Надя в зеркало не смотрелась – ничего общего. Брови слишком густые, глаза – недостаточно большие, нос будто нетрезвый скульптор лепил, а рот – вообще недоразумение какое-то. У мамы губы были по-модному тонкими, ярко-коралловыми, никакой помады не нужно. Когда Таня улыбалась , высокие скулы приятно розовели, а на щеках ямочки появлялись. Надежда-то – бледная немочь, только ямочки и унаследовала материнские. Даже ростом не пойми в кого уродилась. Крестовские все как на подбор высокие и стройные. Вон брат и жену себе под стать выбрал. Надя же на носочках тянется, чтобы Ивану до плеча достать. Год-другой, пятилетняя Катюха ее перегонит.
С тяжким вздохом Надежда проглотила горькие слезы, что в горле комом встали, не спеша освободиться из крепких Лизаветиных объятий. Бабка когда расчувствуется, так тискает, аж ребра трещат. Но так хорошо в этих тисках, словами не передать.
На какие-то секунды вокруг воцарилась тишина, даже сверчок под окном в посвежевшей от росы траве умолк. На сердце легко-легко, думать ни о чем не хочется. Ни о грядущем приезде замминистра и вызванном им волнении в колхозе, ни о смотре художественной самодеятельности, о котором Надежда что-то непривычно переживала в последние дни, будто школьница.
И в этой благодатной тишине громом посреди не предвещавшего бури неба вдруг прозвенело:
- Дед Федооор!
Лизавета отмерла первой, засуетилась, высунув голову в проем меж кружевными перегородками крыльца, выглянула на улицу.
- Разорался под окнами, кот мартовский! - Пригрозила кулаком. Ступени жалобно поскрипывали под тяжелой поступью, пока Лизавета Марковна важно спускалась вниз. - Дед только с ночного , задремал, разбудит же отрок окаянный. Васька, тебе чего неймется, ни свет ни заря?
- Теть Надь, Еремин в Синьке утонул. – Васька заприметил невысокую Надеждину фигурку на крыльце и прижал велосипед к высокому побеленному частоколу, пахнущему свежей сосновой смолой.
- Ой, горе! Как Эльке тепереча с дитем малым, несчастье –то какое. – Запричитала Лизавета, прикладывая вышитый платок к сухим глазам.
- То-есть, как утонул? – Округлила глаза Надежда и заспешила к калитке. В Синьке в самом глубоком месте – хромой лягушке по колено. Самое страшное, что могло приключиться с Николаем – набрал гнилой воды в сапоги, и то по-дурости. Вот в озере до десяти метров глубина, но какого лешего Еремина в такую рань на озеро занесло, если вез щебень со станции, что в противоположной стороне?
- Колесами в камыши зарылся по сааамую морду.
- Громов, не выдумывай.
- Вот и не выдумываю, чтоб мне с этого места не сойти. Честное пионерское, своими глазами видел. Я от бабки добирался, а Колька Еремин Нилку Красилову с утренней дойки домой подвозил, у реки высадил, где поворот на Гиблое и кааак газанет. Вроде зарисоваться перед бабой хотел. Колеса на мокрой траве заскользили, груженый в поворот не вписался, а на всем ходу в камыши. Вы ж знаете, там болотище почище, чем в черкисовом лесу. По самые…рессоры увяз.
- Что с Николаем?
- Нос сломал, в штаны нало… - Зажмурив один глаз перечислял Васька, загибая по ходу пальцы, но взглянул на суровое лицо Крестовской и упрятал грязную ладошку в карман мятого дедовского френча, грустно обвисшего на худых плечах. - Словом, нос вправить и жить будет. – Малец обнажил белоснежные зубы в широкой улыбке. - Его брат загрузил в коляску трофейного немецким моциклета и к медичке помчал , а меня за дедом Федей послал, чтобы ЗИЛ из болота вытащил. Директор узнает – вони будееет!
И чему их только в школе учат. Надька насупилась, для солидности сложила руки на груди.
- Значит так, Громов, за ценную информацию о местонахождении стратегического груза выношу тебе личную благодарность. А что за лексикой своей не следишь , сегодня же учительница узнает. Пороть бы тебя, да некому.
- Теть Надь, не надо учительнице. Исправлюсь я, честное пионерское. – Пороли Ваську дома крепко, от души, да только признаваться в этом было стыдно.
- Ладно, уговорил. Транспорт одолжишь до завтра, а то у моего цепка слетела?
- С возвратом?
- Честное комсомольское. Вечером леденец на палочке и пирожок с антоновкой в качестве благодарности, идет? - подмигнула Надежда.
Васька согласно закивал. Пирожки у Надьки объедение. Мамка таких в жизни не пекла. В прошлое воскресенье за кусок рулета со сливами он получил в глаз от Длинного, но вкуснятину из рук не выпустил. Пыль сдул, травинки из начинки вынул и долго смаковал мягкую, как вата, ароматную сдобу в кустах за сараем. От вкусных воспоминаний в пустом желудке заурчало на всю станицу.
- А рубь? – Хитро прижмурил глаз Васька. Деньги ему позарез были нужны. В честь визита важной столичной шишки, кино из района привезут, а у Василия в карманах свищет.
- А по шее?
- По рукам.- Оценив все выгоды безденежного обмена, Громов протянул свободную руку для рукопожатия, и подтолкнул к Крестовской видавший виды драндулет с гнутыми спицами и протертым посередке седлом.
- Надежда, не вздумай. – Лизавета преградила было путь пышной грудью, упакованной в нарядную бумазейную блузку, но уверенная в абсолютном послушании со стороны правильно воспитанной внучки, заторопилась к крыльцу. – Ох горе, пойду Федора будить.
- Бабуль, долго это. До правления успеть бы. – Перекинув ногу под раму, Крестовская вытолкала велосипед на пыльную тропу и напрямик помчала свежей стерней, туда, где Синька криво огибала пастбище. По ушам ударил ветер, соперничая силой звука с зычным возмущенным голосом Лизаветы...


Тут нажать, здесь отпустить. Как дед учил. Фух! ЗИЛ, тяжело пыхтя полз под гору, выбивая колесами клубы пыли. Надежда выпрямилась во весь небольшой рост, не отрывая напряженного взгляда от дороги сквозь замызганное лобовое, не мытое со времен последней грозы. Дворник надежно сломался и покоился под толстым слоем пыли мертвее мертвого. Высунуться на ходу наружу, чтобы протереть кусочек стекла, Надя не решалась. Выпадет еще, потом объяснительную председателю пиши. Ладно сама – ребят подведет под монастырь и не видать их бригаде доски почета, как собственных ушей.
Только бы без приключений добраться до хозяйства. А там щебень сама у себя примет - и порядок. Хорошо еще Кузьмич на тракторе удачно подвернулся, из болота грузовик дернул, а то бы до обеда куковала, ждала пока с почетом вытаскивать приедут. Дела. Еремин теперь у нее не отвертится. Будет помогать ребятам в гараже яму штукатурить, как миленький. А понадобится - и во вторую смену. Замечтавшись о том, как в воспитательных целях нагрузит провинившегося Николая общественно важной работой, Надежда не заметила, что подъезжает к воротам. Директорского УАЗика рядом с конторой не наблюдалось. Неужто пронесло.
Из-за поворота показался недостроенный гараж. Вдруг из-под сени густой живой изгороди прямо под колеса кинулось что-то приземистое и темное - тени раскидистого клена не разглядеть – и большое, судя по тяжелому звуку удара о дутое крыло.
Взвизгнув, Крестовская начала в панике искать педаль тормоза , когда ЗИЛ повело в сторону. Наконец, нащупав, что было сил надавила, стараясь разглядеть хоть что-то из-за внушительного колеса баранки. Грузовик дернулся и, громко чихнув напоследок, уперся колесами в дощатый забор, выкрашенный в синий в честь приезда высокого гостя. Выбраться наружу и посмотреть чего натворила, сил не осталось. Даже если бы на улице прогремела артиллерийская канонада, Крестовская вряд ли бы услышала из-за дикого шума крови в ушах. Вцепившись в руль, Надежда неловко подтянулась на сиденье и уперлась вспотевшим лбом в прохладную обмотку.

Приоткрыв один глаз, Крестовская взглянула на плывущую над кромкой баранки синеву забора и опять понурила голову . Почему синий? Зеленый бы гораздо уместней смотрелся. Да хоть в крапинку, главное, что не врезалась. Началось в колхозе утро, ничего не скажешь.
По вспотевшей спине приятно потянуло сквознячком. Надежда поморщилась и подула на прилипшую к носу прядку. Прежде чем сообразить , что кто-то открыл дверцу, почувствовала на себе внимательный взгляд . Даже обрадовалась , когда увидела бригадира лесорубов, а не суровую пановскую физиономию.


- Жива. – Промямлила Надежда, испуганно хлопая глазами. А что это Беленький вдруг отчитывать ее взялся? Чай не лесорубами своими командует.
- Я и смотрю, - Огрызнулась, гордо выпрямившись на потертом едва ли не до дыр сидении от «Москвича», воткнутом в старенький ЗИЛ прошлой осенью. Надо же какие подробности с перепугу вспомнила. Призадумавшись, пытливо взглянула на Константина. - А это не твой пес под колеса мне бросилсь? Смотрел бы за ним получше, проблем было бы меньше. Сильно зацепила ? – Смягчилась, высматривая черную псину за спиной бригадира. На душе кошки скребли. Жалко животное.
Прихватив путевки, Надежда перебралась на край сиденья и только сейчас поняла, что больно ушибла голень. После трудового дня на сцену придется карабкаться на четвереньках. Или ребята вынесут, как статую.
- Костя, ты… не поможешь? Просто высоко, а я ногу ушибла. Кажется.– Закусив губу, Крестовская покосилась на Беленького. Гордость дело хорошее, но и расстояние от подножки на которой стоял Константин, до земли, приличное. Корчить из себя самостоятельную и прыгать, когда можно попросить о помощи – глупо, а уж глупой Надежда точно не была. И что плохого, если товарищ поможет товарищу в беде. Вот только краснеть сейчас, глядя на едва знакомого парня, вовсе не обязательно . И заикаться тоже.

- А у всяких на ЗИЛах глаз на затылке не предусмотрено. – Ощетинилась Надежда. Продолжала копаться в путевках, создавая рабочий вид, а на самом деле исподтишка за бригадиром лесорубов наблюдала. И этот туда же. Небось тоже выскочкой считает. Будто Крестовская когда в начальники рвалась. Мог же директор бригадиром Ярцева назначить , или Макара того же. Мастера, передовики, многим премудростям ее научили, которых в техникуме не преподают. Но раз уж возложили на нее ответственное дело, из кожи вон выпрыгнет, а добьется, чтобы ее бригада во всем первой была. Недолго осталось комбайнерам на доске почета висеть. Да и не соперники они ее орлам. По три нормы в день на добротной технике – дело не пыльное, а попробуй цельный год на стройке, в зной ли, трескучий мороз или под проливным дождем, когда очередная комиссия из района в спину дышит. Зато сколько домов новых за последние два года с фундамента подняли, любо-догоро глянуть. Осенью свадьбы играть начнут – все ее бригаде работы прибавится. Директор обещал каждой молодой семье отдельное жилье.
Сообразив, что все это время с Константина глаз не сводит, Крестовская стушевалась и взгляд потупила.
- Работа его такая, собачья. – Пожала плечами Надежда. - Взял бы к себе двор охранять. Пес должен знать одного хозяина. – На языке повисло продолжение Лизаветиной поговорки , «а женщина одного мужчину, иначе толку не будет». Хорошо еще спохватилась вовремя.
Беленький то ли внимания не обратил, то ли поговорку старую не слышал, сразу взялся Надьку с сидения снимать, а у той сердце аж заходилось от волнения. С чего бы. Дело-то обычное, житейское.

- Ой! – Беленький ее на руки подхватил, будто не весила ничего и Надежда смущенно заулыбалась, - Скажешь такое. Было бы с чем к фельдшеру. К вечеру буду как новенькая.
Очутившись на земле, тщательно расправила примятый подол и заправила завитую прядку за ухо, не зная, куда руки девать. Столько времени в мужском коллективе – никогда неловкости не испытывала и в карман за словом не лезла, а тут прям напасть. И Константин все не уходит. А ей и не хочется, чтобы уходил. Кажется.

- Нравится как я пою, али из вежливости интересуешься?
Беленький был ростом с Ваньку Крестовского, и Наде пришлось запрокинуть лицо, незаметно вскарабкаться на плоский камень да еще привстать на цыпочки , чтобы казаться хоть чуточку выше и не дышать бригадиру в пупок.
- В станице мало кому не нравится. – Насмешливо изогнула бровь Надежда, покачиваясь на своем пьедестале с пятки на носок. – А вы бригадой в смотре участвуете, или бригадир один за всех?
Да что на нее нашло сегодня! Никак с перепугу мелет всякий вздор, вместо поблагодарить товарища за помощь и вернуться на стройку. Ведь и Константину есть чем заняться.
– Ой, ты верно спешил по делам, а я со своим транспортным происшествием задержала. Да и мне пора. – Замешкалась, соображая, куда же ей "пора". – В контору. Спасибо тебе, Константин Палыч. - Непонятно зачем руку на прощанье протянула, будто вечером не свидятся еще.

После полудня, не смотря на палящий зной, рабочие на стройплощадке копошились, как муравьи, будто гараж собирались накрыть шифером не за три дня, а за три часа, хотя Надежда предупредила, что сегодня заканчивают пораньше в связи с вечерним мероприятием. В дополнительных репетициях ее ребята не нуждались. Путь другие готовятся, а у них в бригаде таланты настоящие, народные, примарафетятся - хоть сейчас на сцену Большого выпускай.
В каптерке духота. Пыль весело кружит в косых лучах, падающих из-под коротких белых шторок и на стол оседает. Красиво. Глотнув водички из граненого стакана, Крестовская коротко выглянула в приоткрытую форточку и вновь склонилась над чертежами, пытаясь сосредоточиться. Архитектор-то ошибку в проекте допустил, зря спорил с ней позавчера в кабинете директора и авторитетом давил. Не на ту напал. Эх, жаль, директор сейчас занят гостьей, придется до завтра подождать. Карандашик зажатый между пальцев выстукивал неровную дробь по толстому картону. На сегодня, пожалуй, все. Домой еще заскочить переодеться, если поторопиться, может, на репетицию успеет. Людмила на нее очень рассчитывала, да и Петра Аркадича не охота подводить. А Надежда и так бы пришла. Не петь для нее – все равно, что не дышать.Вон даже на работе все время напевает, куда ходит, и в дороге. А дома с бабулей на пару такие концерты дают, что тебе Сан Ремо.
И потом, на смотре Константин будет. Сам же сказал – любо ему голос ее звонкий послушать, никто за язык не тянул. Подперев подбородок кулачком, Надя мечтательно вздохнула.
- Семеныч, такой раствор будешь дома замешивать. Сказано, не налегай на песок, иначе после первых морозов штукатурка паутиной пойдет. Один раз делаем и для себя, а не для галочки.
- Григорич, родимый, где ты увидел нарушение пропорций? Очки протри.
Ну что опять?! Крестовская недовольно выпустила изо рта тупой конец многострадального карандаша и подняла голову на дверь.
Двое передовиков-строителей со стажем работы посолидней Надиного возраста, одновременно пытались втиснулись в узкий дверной проем, аки малые дети, и Григорич, хоть и старше, пошустрей оказался.
- А вот мы молодежь послушаем, пусть рассудит.
- Надежда, в срок не поспеем, если снаружи наново штукатурить . - Запротестовал приземистый крепко сбитый Семеныч, комкая в руках некогда белую кепку.
- Поднатужьтесь.
- Че я тебе баба, тужиться? – Возмутился пожилой станичник
- Ты зачем в бригаду пришел, Глебов, зубы сушить или работать? - Привстав на табурете, в который упиралась коленями, Надежда сердито пригрозила в окно кулаком нерадивому ученику Тудыбея и повернулась к передовикам. Негоже так со старыми фронтовиками, но ее сюда не сопли жевать поставили, - Резче тужься Семеныч, не разлагайте дисциплину. Чтоб уже завтра качественный раствор родили. Вон у Григорича штукатуры без работы застоялись, что твои рысаки. - На сегодня закругляемся, товарищи. А с завтрашнего дня никому никаких поблажек. Заканчиваем раньше срока. Жилые новострои на очереди. Станица растет и крепнет. Некогда нам прохлаждаться.

В большом ленуголке, специально освобожденном заведующей клубом для репетиции, яблоку было негде упасть. А шумно так – уши закладывало. Кто-то из артистов распевался перед выступлением, кто-то стихи вслух декламировал. Со сцены доносился громкий голос Людмилы, выступающей перед товарищами с призывной речью. Говорили, народу в клубе нынче собралось много, считай, вся станица, да и с окружных понаехали. Дополнительные скамейки пришлось из конторы принести. Надежда устала метаться из угла в угол – что-то и впрямь волнительно ей было нынче – взбежала по ступенькам и осторожно выглянула из-за кулис. Зрителей и впрямь полон зал, но она в городе и перед большей аудиторией выступала, отчего ж переживает так, аж язык к небу присох. Вернувшись обратно, Надя еще раз оглядела собравшихся в ленуголке артистов, , привстав носочки синих лакированных туфель. Заприметила бригадира лесорубов и несмело помахала ему рукой. Да едва ли Константин увидел в эдакой кутерьме.
Нет, нужно срочно взять себя в руки. Артистка выискалась. Мало, что прихрамывает с утра, так для полного счастья дрожит, как осиновый лист.
Поднырнув под руку аккордеонисту, Крестовская выпрыгнула в большой холл и остановилась подле зеркала. Хоть бы грамм краски на бледных щеках. Оглянувшись никто ли не смотрит, Надя достала помаду из кармана и подправила ярко-красные губы. Так то лучше. Не красавица, но ясно-голубой цвет платья ей к лицу и волосы уложены сегодня по-особенному, чтобы было хорошо видно мамины серьги с бирюзой. Целый час убила , укрощая непослушные локоны. А для чего? Все равно сейчас на сцену выйдет и не сможет рта раскрыть. Случалось уже такое позапрошлой весной. Злая на саму себя, Крестовская вытащила из-за пояса аккуратно сложенный платок и начала остервенело тереть губы, избавляясь от помады.

***

Надя так увлеклась, что не услышала тихих шагов за спиной. А у Константина Палыча никак новая привычка появилась – заставать Крестовскую в деликатных ситуациях. Да что ж она к губам этим привязалась. Смешно вздернув нос, Надя крутнулась на каблуках и повернулась к Беленькому, комкая платок весь в красных разводах в повлажневшей ладони. В обществе Беленького, она пуще прежнего разволновалась. Некстати в голове родилась мысль, что зря она так внимательно бригадира лесорубов разглядывает. Еще интерес заподозрит, чего доброго. За ним видать самые красивые девки станицы вихрем увиваются. Избалован поди женским вниманием, насмехаться начнет.
- Да что-то места себе не нахожу нынче, Константин Палыч. Переживаю, как все пройдет. Вроде, не первый год выступаем, а все же боязно перед начальством, - Пролепетала скороговоркой, удивленно глядя, как Костя забирает из ее руки платок с целью оказать товарищескую помощь. Второй раз сегодня, между прочим. Крестовская особо упираться не стала, хотя со стороны такое участие товарища выглядело неуместным. Пальцы Константина надавили на губы осторожно, но сильно. И неумело как-то. Знать, не каждый день бригадиру доводится с женщинами, тобиш с женской помадой дело иметь.
- Я вообще-то сама могла справиться, но спасибо за помощь, товарищ бригадир. – Странный он, но хороший. По всему видать. Жаль только видит в ней исключительно товарища.

Губы слегка покалывало, а щеки пылали под внимательным взглядом товарища Беленького. Надя недоверчиво прищурилась, а потом выпалила:
- А как же. Танцевать я любительница и мастерица. Гляди, как бы не утомила тебя, а то завтра вставать с рассветом и трудиться до сумерек.
Костя отчего-то не отдал ей платок, а в карман спрятал. Может, случайно. Но Наде хотелось, чтобы он сделал это намеренно.
- Ой, нас зовут. – Помахав рукой заведующей клубом, Крестовская несмело улыбнулась и взяла Беленького под руку. – Пойдем, Константин Палыч. Уж больно хочется мне ваш номер посмотреть. Жаль только из-за кулис за всем наблюдать придется. Мне аж в самом конце выступать.

Ближе к началу концерта, Крестовской удалось взять себя в руки, а потом и вовсе думать забыла о всех своих глупых волнениях. Осторожно выглянув в крохотный просвет между кулис, Надежда заметила стариков Крестовских в третьем ряду и заулыбалась. Не осталась Лизавета дома, как собиралась, не захотел Федор без жены в клуб идти. Повсюду вместе, весь век душа в душу. Люси только не видать, рядом с Иваном и девчонками место пустует. Неужто решила не идти? Али обиделась? Да вроде, Кристовские никогда слова худого невестке поперек не сказали, зря что четвертый год никак понести не может. Скорее всего с сестрами свиделась и решила новостями поделиться. Лизавета ободряюще кивнув внучке, шикнула на несмолкающую рядом Никифориху. Знала, какое это дело непростое и ответственное концерт закрывать. Поди волновалась бабка не меньше самой Надежды.
Девчата и хлопцы так душевно пели сегодня, аж до мурашек пробирало. А когда комбайнеры под предводительством Лукина с казачьей удалью гопак отплясывали – самой было трудно на месте устоять. Что ни говори, а главная гордость благодатной земли кубанской - станичники. Хоть всю Родину от края до края пешком пройди, а людей таких нигде больше не встретишь. Но больше всего, конечно, демонстрация от бригады лесорубов впечатлила и не только потому, что бригадиром Крестовская еще раньше впечатлилась, и теперь при всяком удобном случае посматривала на статного красивого мужчину, особенно когда думала, что никто не видит.
Под стихающие аплодисменты, адресованные удалившейся со сцены молодой учительнице вечерней школы, из-за кулис появился Кузьмич с фронтовой гармонью, а следом и сама Крестовская. Остановилась аккурат посреди сцены, где свет поярче и сверкнула белозубой улыбкой. Песню они с Кузьмичом веселую выбрали, всеми станичниками любимую, чтоб закончить смотр художественной самодеятельности на высокой, так сказать, ноте и народ в зале подпевать мог. Развернул тракторист гармонь. Мозолистые пальцы ласкою прошлись по черно-белым кнопочкам, и полилась в зал задорная мелодия. Открыла было рот Надежда… и обмерла. Слова, что собиралась ладно вплести в мотив, вмиг в горле застряли. От парадного входа, где молодежь столпилась, по проходу навстречу ей летящей поступью шла мать. В любимом платье цвета морской волны. Блестящие темные волосы короной на голове уложены, на шее нить янтаря тускло поблескивает. Широкая юбка вихрем вьется вокруг стройных ног. Сердце зашлось щемящей тоской, а на глаза соленая роса упала.Едва не сорвалась с места и навстречу не выбежала. Надежде стало не по себе. Ведь вчера только сорняки на холмике Татьяниной могилы прополола, калину подвязала, мохнатые красные георгины на свежие заменила. А мать ей грустно с черно-белой фотографии улыбалась, словно извинялась, что так рано ушла.
Кузьмич кашлянул громче, вскинув густую седеющую бровь на онемевшую Надежду. По залу пронесся ропот. Люда Крестовская, присев рядом с мужем и двойняшками, отмахнулась от говорливой кумушки и обеспокоенно посмотрела на застывшую посреди сцены золовку.
Стыдно-то как. Надя закрыла глаза, сожалея, что не может сквозь землю провалиться. Сорваться бы сейчас со сцены и бежать, бежать, пока сил хватит, упасть в высокую траву, мокрую от прохладной росы, пылающим лицом в нее зарыться. Не слышать никого. Не видеть.
И без того низкий голос слегка охрип и задрожал. Пальцы до боли впились в цветастую шаль. Когда в зале вновь воцарилась тишина, Кузьмич подхватил хорошо знакомый мотив.

Глаза Надя открывала с большой неохотой. Аж не верилось, что вслепую пела, не для зрителя Впервые в жизни для себя, в память о самом дорогом и светлом. И каково было ее удивление перво-наперво увидеть перед собой улыбающееся лицо Люды . Подхватив побледневшую золовку под руку, не позволила сразу со сцены сбежать.
- Надь, давай нашу напоследок, любимую. Вы не против, товарищи станичники? – У Крестовской аж нос от удивления зачесался. Неужто это их Люська, красивая, смелая, со сцены петь собирается.
- Ну… - Замешкалась Надя, не зная, куда глаза девать, - Если только товарищи не против.
На Кузьмича уговоры растрачивать не пришлось, а зрители бодро зааплодировали такому неожиданному повороту, не жалея ладоней. На втором куплете уж вовсю новоиспеченному дуэту подпевали.


***
Утомленная дневным зноем кубанская земля дышала густым ароматом уходящего лета. На улице было гораздо тише и прохладней. Легкий ветерок приятно холодил покрытую испариной кожу. Подбежав к старому битому молнией клену, накренившемуся над плетнем, Крестовская сердито швырнула туфли и шаль под скамейку, а сама прислонилась спиной к шершавому стволу в тени густых ветвей и дала волю слезам. Она всех подвела. Всю бригаду. Что теперь товарищи о ней подумают. Гордячка, заноза в одном месте, которая три шкуры с подчиненных снимала, оказалась ни на что не пригодной пустышкой. Правильно Семеныч говорил, от Крестовских – одна фамилия. Завтра же заявление напишет, а еще лучше – прямо сегодня. Чем занимать должность не по годам и уму, лучше подаст документы на поступление и за книжки засядет. Чем раньше из станицы уедет – тем лучше. Кому она здесь такая нужна. А самое страшное, Константин теперь в ее сторону и не взглянет.

Вечером до выступления

Надя спрятала тихий смешок за ладошкой, которую ко рту как –то совсем уж по-детски прижимала. Подле Константина ей вообще ничего не страшно. Пусть хоть десяток замминистров в Красносиньковское наведаются во главе с самим товарищем Никитой Сергеичем. Если будет знать, что Костя смотрит на нее, как сейчас, что аж в жар бросает, и ноги в истоме отнимаются, к месту приросли. Костя. Впредь в мыслях своих только так его называть будет. Непривычно все, что творится сейчас с нею. Помрачение ума какое – то. Давно, вроде, знакомы, пусть и не близко. По работе вон едва не каждую неделю пути их пересекаются, а нынче утром будто другими глазами на Костю посмотрела. И чем больше смотрела – тем больше голову теряла.
Совсем Крестовская разомлела от преобразившей лицо Беленького улыбки. Других ребят иначе как зубоскалами не назовешь, все подначить да посмеяться норовят, черти. А Костя вечно серьезный, деловой, аж подойти и заговорить боязно. Вдруг глупой сочтет.
- Ну если разрешаешь, – Окончательно стушевалась Надежда, – теперь только по имени звать буду.

Сверкнув глазами, Крестовская тихо рассмеялась. Скажет такое, всю ночь напролет танцевать. Ей то что, танцы любила не меньше песен, а уж коли такой видный парень приглашает, отчего же в удовольствии себе отказывать.
У клена
Всхлипывая, Надя пошарила в кармашке в поисках платка , но вспомнила , что он у Кости остался, и с тяжким вздохом отерла влажные глаза пальцами. Из клуба доносились звуки венского вальса и веселый смех. Вот и потанцевала. Теперь перед Константином неудобно, обещала же. Ну что за непутевая такая уродилась, куда не повернись – везде за ней золотые вербы.

Ох! Сердце подпрыгнуло и ухнуло вниз. Приподняв голову, Надя увидела на освещенных ступенях клуба раззирающегося по сторонам Константина и машинально отступила к плетню, прячась в густой тени клена. Босые ноги крапивой обожгла, которой здесь вдоволь росло - даже не почувствовала. Вот найдет ее сейчас Костя босую и зареванную, а ей даже сказать толком нечего. Номер свой самодеятельный провалила, из клуба как угорелая выбежала, только что пол под ней не задымился. Проскочила мимо – даже не взглянула.

А Константин меж тем приблизился на такое расстояние, что прятаться уже смысла не было. Сердце разрывалось от глупой жалости к себе и неуместного желания выйти навстречу, припасть к широкой груди и молча стоять так, вдыхая его запах, греясь его теплом. Оттолкнет ли? Или напротив, прижмет к себе крепче, обвив сильной рукой поникшие плечи. Погладит по растрепавшимся волосам, уткнувшись в макушку упрямым подбородком. Ни о чем не спрашивая, и все понимая. Надежда задержала взгляд на широких ладонях Кости и густо зарделась. Хорошо хоть в темноте было не разглядеть ее пылающих заплаканных щек и лихорадочного блеска в глазах. А еще лучше, что Костя не мог мыслей ее прочитать. Ни к чему мужчине знать, что баба вовсе стыд потеряла. Пусть лучше глупой считает.
- Костя… - Замялась, упираясь ладонями в шершавый ствол, чтобы не дай бог не прикоснуться к мужчине. – Ничего не случилось. Жарко в помещении вот и вышла на воздух. – Пожала плечами с деланной беззаботностью. Голос только подводил, глухой, будто надтреснутый совсем в шуме листвы терялся. Надежда прошла мимо Кости, подхватила оставленные под скамейкой туфли и шаль. Как не трудно было, а ни разу не взглянула на него. Сдержалась. Двигаясь точно во сне, неспешно обулась. Озябшие плечи платком укутала.
- Пойду я , поздно уже. День завтра тяжелый, ответственный. Вставать раньше обычного. – слова в горле застревали, а она через силу выталкивала их, будто выплевывала, о каждом произнесенном жалея. – А ты бы в клуб вернулся, Константин Палыч. Праздник в самом разгаре. Танцы.
Точно предугадав его намерения, или выдавая желаемое за действительное, что вероятнее всего, ибо в сгустившейся темноте прочесть выражение Костиного лица было невозможно, Крестовская отрицательно покачала головой.
- А провожать меня не нужно. Ни к чему это. Всего доброго тебе. Костя.
С этими словами Крестовская стремительно развернулась и, вытянувшись струной, быстро зашагала в сторону дороги, стараясь не сорваться на бег. Или, того хуже, не вернуться обратно. К нему.

Ночью, когда Надежда лежала без сна, уткнувшись лицом в подушку, кровать скрипнула старыми пружинами и прогнулась под тяжестью большого Лизаветиного тела. Ласковая рука прошлась пару раз по распущенным и тщательно расчесанным на ночь волосам.
- Горе ты мое… Зачем сбежала -то?
- Дура потому что. – Прогудела Надя, не отрывая головы от подушки. До сих пор перед глазами озадаченное лицо Константина стояло.
- Хорошо, что понимаешь. Умнеешь поди .
- Бабуль, шла бы ты спать. Одна побыть хочу. – Повернувшись к стене, Крестовская уперлась взглядом в оленью голову на рисованном коврике, выхваченную неверным светом уличного фонаря, что сквозь окно в комнату пробивался. Утренние заботы сгладят переживания и утишат боль. А там, гляди, все и наладится.

До полудня зашили оставшуюся половину крыши и начали западную стену штукатурить. Крестовская вертелась как та белка в колесе, везде поспевала, за всем старалась уследить. И на конек взбиралась проверить стыки, и раствор лично замешивать помогала под недовольное бухтение Семеныча, а когда Прохора Девятова у дыры в заборе поймала с бутылью Зинкиного, будь она не ладна, самогона – такой разнос учинила, что с двухметрового детины семь потов сошло. Взорвалась на одном, а шрапнелью зацепило еще пяток недобросовестных граждан.
- Егоровна нынче не с той ноги. – Громко заржал кто-то из штукатуров.
- Лучше б не с ноги, а с мужика утром подымалась, меньше бы нас пилила. Тьху, кобра. – Что такое кобра и с чем ее едят, у Девятова представления не было, да больно слово подходящим к ситуации показалось, а он любил при случае ввернуть в разговор чего эдакого, для усиления эффекта, так сказать. И уж совсем не думал, что «кобра», ни жива ни мертва всего в паре метров застыла с молотком в руке, не зная то ли вдогонку инструментом запулить, то ли сквозь землю от стыда провалиться.
- Обед, товарищи. – Разрядил обстановку умудренный жизнью Григорич.
От гаража до столовой минут десять пешего хода. Это когда в Гиблом коровник ремонтировали –Кузьмич обед подвозил, а так не грех прогуляться, ноги поразмять. К тому ж мужикам было только в радость в прохладе просторной столовой часок посидеть да с поварихами румяными пошутковать.
Сегодня Надя плелась в самом хвосте стройбригады, замыкая шествие. С такой неохотой, еле ноги переставляла. Лучше бы в каптерке за чертежами посидела, да делать нечего, Григорич ясно дал понять - не отстанет, если бригадир вздумает оторваться от коллектива. Шла Надя, понурив голову, отрывисто здороваясь с колхозниками и невпопад отвечая Григоричу. В сетке в такт неуверенной походке болтались замотанные в полотенце пироги с капустой. Утром специально напекла, чтобы ребята перед обедом подкрепились. Закрутилась, забыла. Ничего, пойдут за милую душу в дополнение к основному колхозному меню.

- Ой лихо, да где ж ключи эти проклятущие искать! - Причитала однокашница Нюра, согнувшись в три погибели хлюпала носом на плече у Крестовской, когда та зашла на кухню тарелку под пироги взять.
Утром Семеныч про какие-то утерянные ключи толковал, да Наде не до станичных слухов было. Только теперь осенило, ключики-то от новенькой "Победы", той самой, что Даздраперма Никитична обещала передать в пользование Петру Аркадичу, как должностному лицу. Давно пора директору боевого коня сменить, а то больше пешком ходит. Все ломается колымага, как девица до Дмитриева дня, чинить скоро нечего будет.
- Нюр, погоди с ключами, ты орлов моих накорми, а там решим как быть. На голодный желудок они ни ключей, ни смысла жизни искать не станут.
- Так ить не готово еще ничего толком. – Развела руками Нюра. – Тут такой переполох с утра, ты бы видела.
- А Зоя где? – Оглядела Крестовская кухонное хозяйство в поисках Саранцевой .
- Откуда ж мне знать. Мы тут с ключами этими. Каждый угол, понимаеш.
- В отходы не бросили случаем?
- Как раз Клавдия с Георгием Борисовичем хлопочут, проверить собирались.
Округлив глаза, с чего бы Лукину такими мелочами заниматься, Крестовская прозрела . А ведь нашедшему пропажу благодарность вынесут. Вот жеж бригадир, за соломинку хватается, лишь бы комбайнеры на доске почета подольше повисели. Ну-ну, дерзайте, Григорий Борисыч. Еще вилами по воде, кто первый найдет замминистерскую потерю. Кухня большая, а столовая и того больше, кто знает, где Даздраперма Никитична ключики обронила. Лежат себе небось где на полочке, ждут пока Крестовская на них свой ясный взор поднимет.
Отодвинув раскрасневшуюся Нюру в сторону, Надя выхватила из ее рук белоснежный фартук.
- Отставить панику, Анюта. Что там у вас готово, а что нет. Вон тебе только своих три десятка голодных ртов привела, а еще лесорубы с комбайнерами, трактористы да водители. – Насупилась, упомянув лесорубов. Как теперь Косте на глаза показаться. Ведь придется же рано или поздно. Спохватившись вновь на Нюру танком поперла. - А министерских ты чем потчевать собираешься?
Колхозный харч нехитрый – щи да каши, но в честь приезда замминистра намудрили вареники с вишней, толму да ароматный борщ со свежей свининкой. На прошлой неделе ради такого дела гордость местной свинофермы хряка Чегевару, исправно выполнявшего свой долг перед Родиной и породистыми свиноматками-рекордистками последние полтора десятка лет, подвергли жестокой процедуре кастрации, и вчера после обеда пустили под нож, светлая ему память.
Через пять минут на кухне дым коромыслом поднялся - и на чужой територрии Крестовская умудрилась командовать, что твой генерал, одновременно ловко лепила вареники с вишней и походя просматривала полки с посудой в поисках заветных ключиков.

Нюра пришла в себя и теперь ловко заворачивала фарш в подготовленные виноградные листья. Крестовская невольно улыбнулась. Вот что значит чуткое руководство. На бабу прикрикни – она сразу бросит паниковать и делом займется, это мужики создания нежные, после хорошей трепки обиженных из себя строят. Строители, твою дивизию. Отерев муку с кончика носа, Надя ускорилась с варениками. Вон уже и вода в кастрюле вскипает.
Как держала в руке тесто, так и уронила. Хорошо хоть не на пол. Вот кого не ожидала у себя, то -есть, на колхозной кухне, увидать, так это Костю. Встал рядом, как ни в чем не бывало, в помощники просится . Зачарованно наблюдая , как Константин подворачивает рукав рубахи, обнажая крепкую жилистую руку до локтя, Крестовская нервно сглотнула. Никогда не думала, что смотреть на мужские руки так…увлекательно.
- Я… - наконец отмерла, зыркнув на Костю из-под длинных ресниц. – Здравствуй, Костя. Не ожидала тебя в помощники, но рада. Сегодня на кухне как раз острая нехватка рабочих рук. – На большую доску перед Беленьким лег большой ароматный жмут зелени, прям букет целый. – Начни с этого. – Кивнула на разнос с ножами. – А после мясо на толму мелко нарубить надобно, вон у Нюры фарш почти закончился.
Чудеса да и только. Еще ночью думала, что Костя с ней больше говорить не захочет, после того как сбежала накануне, ничего не объяснив, и оставила одного под кленом стоять. А сейчас вот рука об руку на чужой кухне трудятся. Надежда подняла глаза на красивый четкий профиль и несмело положила руку на сгиб локтя Кости, как раз там, где рубаха закатана была. Погладила большим пальцем неровную складку на ткани, привлекая внимание.
- Костя, ты прости меня за вчерашнее. Сама не знаю, что на меня нашло. Все из-за того, что на сцене сбилась. Мелочь, вроде, а в тот момент казалось, будто вся жизнь под откос. Так неудобно получилось. Я же , правда, потанцевать с тобой хотела.
Смутившись, Надежда отдернула руку и, схватив кусок теста, принялась быстро вымешивать.

Верно никогда еще за все существование «Красного богатыря» кухня не работала в режиме экстренного самообслуживания. Колхозники гоготали что те гуси на птичнике, охотно помогая девчатам на столы собирать.
Прихватив банку с густой сметаной и сковороду с ароматными шкварками и поджаренным до золотистого лучком, Крестовская взобралась на небольшой стульчик и отодвинула увесистую чугунную крышку с казанка. Зря, что в необъятном переднике до пят с большой деревянной ложкой выглядит, как поваренок из сказки. Зато обед почти готов, колхозники будут вкусно и сытно накормлены. Принюхалась, сглотнула слюнки. Борщ кубанский на славу удался, запашной да наваристый. А со сметаной и зеленью еще вкуснее будет.

Иш ты, скорый какой, усмехнулась Надя. Мясо так ловко нарубил, куда тем поварам. Советский человек он к любому делу ответственно относиться.
- Ай да бригадир! И то всякая работа тебе по плечу, Константин Палыч. Даже не знаю, найдется ли в станице девушка, чтобы ровней тебе была. – сказав это, язык прикусила. Что-то совсем разошлась Надежда, никак упарилась на кухне, жар от раскаленной плиты в голову ударил.
Зачерпнув немного юшки с кусочком мяска, Крестовская подула на дымящуюся страву, лукаво темной бровью повела и протянула ложку бригадиру:
- Пробу снимешь, Костя? Не пересолила ли, не переперчила?

- Твоя правда. - Потупив взор, Надежда рассеянно отерла руки о подол передника. Костя так чудно говорил, будто жизнь с нею прожить вместе собирался. Да нет, показалось ей. Они же просто хорошие знакомые, хоть и видится ей Костя в последнее время вовсе не другом, а сама мысль о том, что другой девушкой всерьез увлечен, и вовсе невыносима.
О ярмарке Надежда совсем позабыла, за хлопотами утренними из головы вылетело, что вместе с Людой и Лизаветой сходить собирались.
- Пойду. – Серьезно кивнула головой, не сводя с Константина заинтересованного зеленого взгляда. – Только домой ненадолго нужно, переодеться. Зайдешь за мной к трем?

Cтоловая

У Надежды аж коленки затряслись. Едва устояла на шатком стульчике. Лицо ее сейчас почти вровень с Костиным было, и расслышать тихий шепот в многоголосом гомоне не составило труда. Неужто про нее говорит? А глаза-то огнем полыхают. Чего доброго под взглядом этим сама Надежда как лучина сухая вспыхнет и сгорит дотла, только кучка горячего пепла останется. Пропала девка. Совсем пропала. А если кто другой у Беленького в мыслях, и глядя на Крестовскую думает о зазнобе своей. Сравнивает. Чужая душа – потемки. Отведя взор, Надя невпопад ответила что-то суетившейся на раздаточной Нюре, не подав виду, что слова Константина за живое зацепили.
От сильного теплого прикосновение мужской руки Надю то в жар, то в холод бросало. Зарделась, что твой маков цвет. Сейчас бы в прорубь с головой, зря, что август на дворе. Понимала же, что Костя вовсе не о стряпне ее толкует, чай не школьница. От того еще больше разволновалась.

С томным вздохом проводив крепкую высокую фигуру Беленького, Надежда слетела со стула и заметалась по кухне, отдавая последние распоряжения. Обед удался, колхозники накормлены, а что ключи министерские не найдены –не беда. Разве в них счастье? Крестовская знать не знала и ведать не ведала , какое оно на самом деле, счастье женское. Так и жила. Пока в глаза бригадира лесорубов не посмотрела и не увидела в них то, от чего голова кругом шла, а в груди жар разливался.
- Надь, не знаю, что и сказать. Благодарствую. – прослезилась Нюра, утирая ладони о крутые бока, ладно обтянутые фартуком. – На вареники-то останешься? Со свежим маслицем. Сама делала. У меня тут и наливка черносмородиновая припасена.
- Не соблазняй , Анют, некогда, - Крестовская сунула в руки подружки фартук и быстро зашагала к выходу. Понимающе улыбаясь, Нюра к мойке вернулась. До начала ярмарки еще гору посуды надобно было перемыть, дык разве ж ей привыкать.
Со стройплощадки, куда Надя всего на минуту забежала с Григоричем потолковать, летела домой, ногами земли не касаясь. Сердце выпрыгивало из груди в предвкушении чего-то чудесного и в то же время от страха замирало. Боялась Надя, а чего именно, и сама толком не понимала. Никогда прежде с ней такого не приключалось, чтобы минуты до встречи считала. Где-то глубоко сомнения гложили, а она гнала их прочь.
***
Завидев прохаживающегося у ворот Беленького, Надежда заулыбалась и спряталась за кружевной занавеской. Сердце все колотилось, никак успокоиться не могло. Взглянув на свое отражение, вздернула темную бровь. Подбоченившись, у зеркала крутнулась, так что юбка до бедер взлетела да блестящие завитые локоны по спине хлестнули. Пора.
С крыльца спускалась, будто по плацу маршировала – нос кверху, плечи расправлены, Крестовская порода на лицо. А в шаге от калитки застыла, не в силах вдох сделать – вдруг Косте платье ее не понравится, или прическа? Вот глупая, неужто такой серьезный мужчина мелочами вроде тряпок бабских морочиться будет.
Выдохнув, Крестовская толкнула калитку и оказалась в тени антоновки рядом с Константином.
- Здравствуй, Костя. Я готова. – Рука сама собой уютно улеглась на сгиб Костиного локтя. Завидев букет георгин в руках у бригадира, Надежда несмело улыбнулась, потупив взор. Уж больно сильно он прижимал цветы к груди, будто не собирался с ними расставаться. – А цветы мне, Константин Палыч? Красивые. - И тут же перепрыгнула на другую тему. - Слишала, нынче на ярмарке соревнования для лесорубов устраивают. Ты тоже участвуешь?