Карта ролевой игры "Нефритовые истории бухты наслаждений"

Утро накануне бала

Утро было темным и хмурым, холодным, над городом нависали тучи, такие же грязно-серые, как и земля, покрытая пеленой тумана, словно плотным занавесом. Сабрина успела позабыть этот почти вечный лондонский пейзаж. В Брайтоне, где располагался ее пансион, климат был совсем другим – сухим и теплым, а туманов не случалось вообще. Сейчас же, рассматривая из окна ограниченную перспективу родной улицы, девушка никак не могла поверить, что уже наступил новый день. Царящая вокруг серость наполняла сердце какой-то непонятной грустью.

Отец постарел. Его мужественное, волевое лицо было непривычно усталым, виски побелели, а складки, которых Сабрина прежде не замечала, сейчас казались такими глубокими, что он выглядел почти больным.

– Батюшка? – Сабрина постаралась подавить проснувшуюся тревогу. – Вы нездоровы?

– Нет, нет, девочка моя! – он неуклюже засуетился, становясь совсем непохожим на себя. Обнял дочь, стискивая хрупкие плечи почти до боли, тем самым пугая еще сильнее.

Она не помнила, чтобы отец когда-нибудь находился в таком состоянии. Какой-то обреченностью веяло от его объятий, а руки, поправившие локоны девушки, отчего-то дрожали.

– Какая же ты стала красивая, – отец чуть отстранился, рассматривая лицо Сабрины. – И совсем выросла.

Она невольно улыбнулась. В этом отец остался прежним. Упрямо и совершенно искренне считал ее красавицей, которой нет равных. С самого детства, когда Сабрина расстраивалась до слез, до красноты растирая нос и скулы в тщетном намерении смыть с них золотые крапинки. Теперь те детские обиды на саму себя казались забавными, но, разглядывая свое отражение в зеркале, девушка иногда с сожалением вздыхала, понимая, что буйство осенних багряных красок в ее волосах никогда не сменится никаким другим оттенком. И веснушки тоже никуда не денутся.

Сабрина вздохнула, вдруг подумав о том, сколько людей сегодня вечером на балу будут рассматривать ее. Она бы предпочла остаться дома и не торопиться с выходом в свет, но отец был настойчив.

– Дорогая, это очень важный вечер. Ты же знаешь Клиффорда. У него соберется весь цвет Лондона. Самые завидные женихи…

Она не знала. В пансион, где девушка провела последние годы, столичные слухи почти не доходили, да и Сабрина не была охотливой до них, предпочитая слагать обо всем собственное мнение и не полагаться на людскую молву. Но слова отца о женихах снова вызвали улыбку.

– Вы хотите так скоро избавиться от меня, батюшка?

– Конечно, нет, дорогая! Ты ведь знаешь, как я люблю тебя. И желаю только счастья. Но кто знает, вдруг именно сегодня на этом балу ты встретишь свою судьбу...

Его губы шевельнулись, но увлеченная собственными мыслями Сабрина не различила, как он с горечью прошептал: «Очень выгодную судьбу…»

– А в качестве свадебного подарка я отписал бы тебе наше имение в Девоншире. Ты ведь помнишь этот дом?

Она была там всего несколько раз, еще ребенком, но вместе с очарованием старинного поместья уже тогда ощутила какую-то гнетущую удрученность, что царила в его стенах. Девушке всегда хотелось уехать оттуда побыстрее, чтобы не видеть необъяснимое выражение вины, возникающее на лице отца сразу, лишь стоило им переступить порог дома.

Такой свадебный подарок? Вряд ли обрадовалась бы ему, но для чего торопить события? У нее и жениха-то еще никакого нет, а на балу наверняка будет столько настоящих красавиц, что Сабрина сможет благополучно затеряться на их фоне. Так что опасаться по непонятным причинам желанного для отца брака ей точно не стоит.

Бал

От свечей огромных люстр под потолком по залу растекалось теплое сияние, дополняя которое сияющими искрами сверкали драгоценности бесчисленных дам. Сабрине никогда не приходилось встречать столько блеска и роскоши сразу. Бальные платья тоже были восхитительны, они намного превосходили ее собственное, хотя и вполне красивое, и уж точно ничем не напоминали попадающиеся в журналах мод скучные наряды.

Играла музыка, некоторые пары уже кружились в танце, а девушка старалась держаться подальше от основной толпы. Она уже не раз пожалела, что согласилась на уговоры отца. Людей было слишком много, знакомых среди них – слишком мало, а до конца бала – бесконечно далеко.

Сабрина ощущала на себе внимание окружающих, однако надеялась, что излишний интерес скоро угаснет. Ведь она на всего лишь очередная дебютантка, которых здесь немало, и, что бы ни говорил отец, самая обычная девушка, вряд ли способная всерьез заинтересовать кого-то при первой встрече.

Она скучала по привычному уединению, с трудом представляя, как вести себя дальше. В пансионе обучили необходимым для леди манерам, но не рассказали, что делать со скукой, переполняющей сердце в чуждом ей обществе.

Но все изменилось в один миг, когда глаза выхватили в толпе высокую фигуру мужчины.

Сабрина знала, что порядочной девушке не пристало рассматривать человека так пристально. Ей следовало залиться краской стыда, опуская глаза как можно ниже и стараясь скрыть свой откровенный интерес. С первым не возникло никаких проблем. Она в самом деле покраснела, казалось, даже стала пунцовой. Заполыхали не только скулы, но и обнаженная над лифом платья кожа и даже кончики пальцев, внезапно ставших непослушными и отчаянно затеребившими края маски, которую забыла поднять на лицо. Но она не могла ничего с собой поделать, никаких усилий и собственных убеждений не хватало, чтобы отвернуться. Мужчина был каким-то сгустком энергии, неповторимой силы, с которой никогда прежде девушке не приходилось встречаться, не говоря уже о внешности, впечатляющей настолько, что в буквальном смысле не удавалось оторвать глаз.

Раньше она всегда считала неподходящим слово «красивый» по отношению к противоположному полу. Мужчину можно назвать сильным, решительным, отважным, грозным, привлекательным, в конце концов. Но красивым, да еще настолько, чтобы при одном взгляде на него перехватывало дыхание? Немыслимо! А он оказался именно таким. Как в тех романах, что они тайком от воспитательниц читали в пансионе по вечерам. Только не на страницах книг, а почти рядом. Живой. Настоящий. И совершенно неотразимый.

Сабрина пожалела, что находится в шумном зале, посреди толпы людей, а не дома, где можно было бы взять в руки бумагу и карандаш. О ее увлечении рисованием почти никто не знал, отец смотрел на это снисходительно, считая бессмысленной забавой, но девушке иногда до странного зуда в руках хотелось запечатлеть на бумаге то, что будоражило ее воображение. Как сейчас. Но бал только начался, а бегать по незнакомому поместью в поисках принадлежностей для рисований было, по меньшей мере, нелепо.

Как жаль, что незнакомец стоял столь далеко. Рассчитывать на то, что такой мужчина разглядит в толпе ничем не примечательную девушку, не приходилось, а ей бы так хотелось рассмотреть его поближе. И запомнить. И потом, оказавшись дома, нарисовать.

Сабрина покраснела еще сильнее. Подобное желание возникло у нее впервые: нарисовать мужчину. Вывести карандашом каждую черточку. Волосы, уложенные без излишней и такой неприятной ей вычурности. Глаза, проницательность которых угадывалась даже на расстоянии. Рот… Девушка задохнулась, ощущая, что жар на коже внезапно проник внутрь, вызывая незнакомое смятение во всем теле. Что с ней происходит? Приложив ладони к пылающим щекам, Сабрина поискала глазами компаньонку. Не мешало бы выйти на воздух или куда-то, где не так многолюдно. Здесь просто очень жарко, а она еще не совсем пришла в себя после дороги. Только и всего… Но почтенной миссис Эверлик нигде не было, а воздух, которого и без того не хватало, вдруг и вовсе исчез, когда девушка обернулась и встретилась с обращенным на нее в упор взглядом незнакомца.

Бал

Она только что витала в облаках. Нет, гораздо выше: в каких-то заоблачных далях, о существовании которых и не подозревала. Там, где все ощущения находились за гранью привычных пониманий. Где было сладко и неповторимо хорошо. Много больше, чем хорошо, но Сабрина не могла найти подходящих слов, чтобы описать свое состояние. Просто таяла в объятьях мужчины, изо всех сил желая, чтобы это время подольше не заканчивалось.

Но Гидеон резко отпрянул, а в затуманенное сознание пробился чей-то изумленный возглас. А потом девушка увидела отца.

Он задыхался. Ловил ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. И с каждой секундой багровел все сильнее. В родных глазах, ставших сейчас из карих почти черными, кипели такие чувства, которые девушка не встречала прежде в своей жизни никогда.

– Сабрина! – голос отца поднялся до фальцета, и от визгливых нот у нее зазвенело в ушах. А потом в один миг стало темно в глазах, когда тяжелая ладонь обрушилась на щеку, едва не сбивая с ног.

Это не могло быть правдой. Ее добрый, любящий папочка не мог оказаться таким жестоким. Он никогда в жизни не поднимал на нее руки. Даже не ругал почти. Что же случилось теперь и почему так болит и разбитое лицо, и в груди, где сердце так и норовит выскочить наружу?

– Ты хотя бы понимаешь, что натворила?!!! Ты сгубила меня!!! Лишила последнего шанса исправить дела!!! Ты опозорила весь наш род!!!

Девушка с трудом разбирала смысл его слов. Глаза, заволоченные слезами, машинально следили за высокой, статной фигурой в черном. Мужчина скрылся за дверью, даже ни разу не оглянувшись. Словно ничего не было. Словно ей привиделись эти сумасшедшие мгновенья в бильярдной. Словно не существовало обжигающих поцелуев и умелых рук, сминающих ее тело сквозь тонкий покров одежды.

Но это не было сном, от которого можно очнуться, побольнее ущипнув себя. Да и бывает ли еще больнее? Сабрина чувствовала, как полыхает огнем щека, а распухший от чужих губ рот саднило, когда выбегающие из глаз соленые струйки касались воспаленной кожи.

Руки отца стиснули плечи, встряхивая так, что в глазах опять потемнело.

– О чем ты думала?!! О чем?!!! Он же просто использовал тебя! Что насолить мне! Чтобы сломать! Ооооо!!!! – отец застонал, отталкивая девушку в сторону, и метнул гневный взгляд на ее компаньонку.

– А вы?! Вы должны были следить за этой дурочкой! Беречь от таких вот прохиндеев! Где, где вы находились, пока она развлекалась здесь? Играла в бильярд!!!

Он разъяренно ухватил забытый на столе кий, переламывая его на две части и швыряя к ногам дочери.
– Вот она: моя жизнь! Вот, что ты с ней сделала своим распутством!

Оглядел собравшихся вокруг зрителей и, уцепившись за руку девушки, потащил ее за собой.
– В карету, живо! Не хочу смотреть, как из-за твоей дурости рассыпается в прах то, что я созидал годами!

В поместье Беккетов

Она почти не помнила, как оказалась в своей комнате. Кажется, ее втолкнул туда отец, всю дорогу до дома продолжающий кричать и сокрушаться.

Рухнула без сил на неразобранную постель, не смея поднять на него глаза. Ей было страшно. И руки почему-то дрожали, пытаясь справиться со стянутой на груди и душащей накидкой.

– Как ты могла?! Как, дочь?! С этим… этим… как последняя шлюха?! Разве ты не знаешь, что о нем говорят?! И нем и обо всех его женщинах?! – напоследок проревел отец и, не дожидаясь ответа, выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью.

– Не знаю… – уже не ему, а себе прошептала Сабрина так тихо, что даже сама не расслышала собственного голоса. Откуда ей было знать? Девушка видела этого мужчину впервые в жизни, и несколько кратких минут в его обществе оказалось достаточно, чтобы потерять голову. В самом деле, как она могла??? Мгновенно забыть все, что ей внушали столько лет? Выученных наизусть правил поведения, достойных леди? Почему же отринула все, поддавшись…

Сабрина не знала этому название. Тот жар, что переполнил все ее существо еще в бальном зале, по-прежнему обжигал тело. Она опьянела, но выпитое шампанское было не при чем. Попала в плен собственной иллюзии, что разбилась так скоро и так болезненно.

События прошедшего вечера мелькали перед глазами яркими, отчетливыми картинками. Пестрая, разодетая публика, ломящийся от многочисленных яств стол, несмолкающая музыка, кружащиеся в танце пары, костюмы и маски. Много масок.

Сабрина вдруг подумала о том, что лорд Уитби даже не потрудился прикрыть лицо. Это было ни к чему. Его маска и так оказалась самой подходящей, а все действия – более чем убедительными. Он играл, а она с легкостью подхватила эту игру. Приняла его правила, напрочь забыв о приличиях и здравом смысле.

Память подкинула еще одну картинку: красивую женщину, повисшую на его руке как раз перед тем, как Сабрина покинула зал. Она была ему под стать: роскошная и яркая. Такая яркая, что ее образ трудно стереть из сознания, увидев хотя бы один раз. Не то, что сама Сабрина – невзрачная и глупая девчонка, так легко попавшаяся в расставленные сети.

Девушка уткнулась в ладони, чувствуя, как глазам опять стало горячо. И кожа на щеке по-прежнему горела, храня отпечаток отцовской руки. А губы… губы, казалось, все еще хранили вкус поцелуя. Ее самого первого в жизни. Такого упоительно сладкого, будоражащего кровь и с таким горьким послевкусием.

Не дожидаясь служанки, не желая видеть вообще никого, она с трудом стянула платье, роняя его на пол вместе с покрывалом и опустилась на постель, подтягивая под себя ноги.

Истина слепила, но как бы ни было больно это осознавать, Сабрина не могла не признать правоту отца. Она повела себя как беспутная женщина, покрыв несмываемым позором семью. И выхода из этого безумия не существовало.

До охоты

Утро было таким же серым и склизким, как накануне, но сегодня казалось, что туман, затянувший улицы, проник еще и в ее сердце. Сабрине не хотелось просыпаться, выныривая из крепких объятий сна. В нем все было иначе. Вместо тусклого неба – яркое солнце над головой, подобное тому, к которому она привыкла в Брайтоне. Лучше бы осталась там.

Девушка по-прежнему не понимала, для чего отец вызвал ее в Лондон. Покинув дочь вчера, он больше так и не появился, хотя Сабрина провела без сна полночи в надежде на его возвращение. Она не ждала извинений за его жестокость, но так мечтала услышать хоть какие-то слова утешения и снова почувствовать себя любимой девочкой. Выплакать свою боль на его груди, а уже после снести все упреки и возмущение.

Но отца не было, и его отсутствие мучило еще больше, чем саднящая кожа на припухшем от удара лице.

Вместо него в комнату проскользнула миссис Эверлик, подав горничной знак подождать за дверью. На ее румяном, покрытом мелкими морщинками лице виднелись следы недавних слез.

– Ах, Сабрина, дорогая моя! Что же вы наделали? – дама всплеснула руками и заохала, отчего сразу напомнила девушке квохчущую наседку, суетящуюся вокруг своих цыплят. – Я ведь отошла всего на несколько минут. Конечно, если бы знала, к чему приведет ваше безрассудство, – и шагу бы не сделала в сторону! Но я ведь была уверена, что вы приличная девушка! Ах! Ну как же так? У столь благовоспитанного человека такая дочь… и от кого только у вас подобные наклонности? – она запричитала, обхватив голову руками. – Ваша покойная матушка, да будет земля ей пухом, всегда была образцом добродетели! Она не позволяла себе даже улыбнуться своему супругу на людях, выказывая неподобающие манеры. А вы… О, Сабрина, какой позор! Бедный господин граф…

– Довольно, миссис Эверлик! – Сабрина и сама прекрасно понимала, насколько недостойным было ее поведение, но выслушивать излияния пожилой леди не осталось никаких сил. – Я хотела бы остаться одна.

– Но это совершенно невозможно! – вскричала женщина, распахивая дверь и приглашая в спальню горничную. – Ваш отец распорядился, чтобы вы как можно скорее собрались и прибыли на пикник лорда Клиффорда. Поторопитесь, моя дорогая, мы и так уже опаздываем.

Сабрина покачала головой.
– Я не хочу никуда ехать. У меня болит голова.

– Граф Марчмен потребовал, чтобы вы были там обязательно. Хотя, должна признать, у меня самой нет никакого желания сопровождать вас в этой поездке. Бесстыжая девчонка! Ведь вам теперь закрыт доступ в любой приличный дом. Ни один порядочный мужчина даже не взглянет в вашу сторону, не говоря уже о том, чтобы жениться. Только и осталось, как стать развлечением для кого-то вроде этого Дьявола Уитби, – женщина охнула, осеняя себя крестным знамением. – Какой ужас! Какой позор!

От этих бесконечных возгласов стало еще тоскливее, и Сабрина неожиданно разозлилась. Ни к чему ей напоминать о том, что она и сама не забудет до конца своих дней.
– Оставьте меня, миссис Эверлик! Матильда поможет мне одеться, а на пикник доберусь без вашей помощи. Вам совершенно не обязательно терпеть общество столь порочной особы, как я, и вредить своей безупречной репутации!

Глаза женщины стали круглыми, как блюдца, а на лице проступили багровые пятна возмущения.
– Дерзкая девчонка! Мало вам досталось от батюшки! Ему следовало выпороть вас и отправить в монастырь, хотя и там вам не место! Так опорочить доброе имя графа! – она поправила пышные юбки и бросилась прочь из комнаты.

На охоте

Отца нигде не было видно. Мужчины рассеялись по лесу, увлеченные охотой, и он, скорее всего, находился среди них. Но Сабрина и не жаждала встречи с ним. Она вообще не понимала, для чего он настоял на ее присутствии здесь. Разве что хотел сильнее наказать ее, заставляя слушать перешептывания, раздающиеся за спиной со всех сторон.

Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы догадаться, что именно говорят окружающие люди, завидев дочь графа Марчмена. Не успев позавтракать дома, Сабрина намеревалась перехватить что-то на пикнике, но стоило ей приблизиться к столу, как расположившаяся возле него леди Дерби, с дочерьми которой они когда-то в детстве играли вместе, подхватила своих девушек под руки и потащила прочь, и в ее злобном шепоте Сабрина различила свое имя.

Аппетит пропал, как и желание попадаться кому бы то ни было на глаза. Она отошла подальше, к зеленой изгороди лабиринта, и, укрывшись за кустами, стала наблюдать за гостями. Их действия были не интересны, но Сабрина как будто почувствовала, кого сейчас увидит посреди праздно гуляющих дам. Так и вышло: тот, кто занимал ее мысли со вчерашнего дня, обнаружился в компании восторженных красоток.

Даже на расстоянии было заметно, с каким обожанием смотрит на него та самая леди, которая находилась с ним вчера на балу.

Девушка прикусила губу, давясь горестным вздохом, и отвернулась, погружаясь в свои невеселые раздумья.



Он не должен был находиться рядом с ней. Сабрина растерянно смотрела на мужчину и не понимала, что ему нужно еще. После того, что уже случилось.



Что за странную игру он затеял? В его раскаяние она не поверила ни на миг, но объяснить присутствие рядом с ней не получалось ничем. Если Гидеон Айк желал ее погубить, по какой-то неведомой причине стремясь унизить тем самым отца девушки, ему это удалось. Расстанутся они сейчас навеки или же она падет безвольной жертвой к его ногам, это не изменит ровным счетом ничего в глазах общественности. Что же ему надо на самом деле и для чего он оставил общество той красивой леди, чтобы последовать за невзрачной глупышкой, так легко поддавшейся его чарам? Или же просто забавляется, видя, какое впечатление производит на нее?

– Вашей светлости недостаточно развлечений? Сожалею, но я вряд ли сумею развеять вашу скуку, так что вы обратились точно не по адресу.

Ей показалось, или мужчина усмехнулся, слушая ее заумные слова? Ну конечно, наверняка она смешна и нелепа в его глазах.

Как загнанная в ловушку дичь… Как кролик – один из тех, для кого и предназначался этот глупый лабиринт – перед удавом, готовым проглотить его в один миг…

Почему-то вспомнились скучные нравоучения классной дамы о безропотном смирении, с которым добропорядочная леди должна выполнять свой супружеский долг. Терпеть и молчать, размышляя о высших ценностях в то время, пока ее супруг выполняет недопустимые для обсуждения вслух действа, направленные на продолжения рода.

Сабрина вдруг поняла, что не смогла бы думать ни о чем подобном. Она бы потеряла голову, как вчера, утонула бы в собственных ощущениях и в том жаре, что наполнял все тело в присутствии этого человека. И мыслила бы лишь о том, чтобы и он ощутил хоть толику подобного.

Она и правда порочна… У порядочной девушки просто не могут возникнуть такие мысли. До безумия неприличные желания. Сабрина смотрела на лицо Уитби, находящегося так близко, и по новой переживала предыдущий вечер. Нет, не скандал и не яростный гнев отца. То, что было до этого. Пьянящую сладость рта и бесстыдные прикосновения рук, позволяющие так много и обещающие еще больше.

Что могло бы произойти в той комнате для игры в бильярд, если бы туда не ворвались возмущенные зрители? Это хотелось узнать так сильно, что Сабрина отшатнулась, пугаясь собственного желания. Лучше сбежать, затеряться в этом лабиринте, чем позволить, чтобы он увидел весь водоворот чувств, разрывающих ее на части. Девушка предпочла бы провалиться сквозь землю, только бы не показать Уитби, что она как раз такая, как сегодня ее называют гости лорда Клиффорда. Бесстыжая и доступная. Распущенная. Сожалеющая сейчас не о том, что ее репутация погублена, отец кипит ненавистью, и ни в один приличный дом Лондона ей больше нет хода, но о том, что теперь не узнать, чем могло бы закончиться их вчерашнее уединение без вмешательства посторонних.

Следовало залепить ему пощечину и, гордо развернувшись, удалиться. А Сабрина хотела совсем другого: прижаться к сильной груди, вдыхая терпковатый аромат его одеколона, и снова сделаться пьяной и послушной его рукам.

Глаза защипало от предательских слез, и Сабрина поняла, что еще одно мгновенье – и она попросту разрыдается перед ним, выказывая все свои слабости и желания. Довольно унижений. Не хватало еще, чтобы Уитби рассмеялся ей в лицо, видя, как она отчаянно пытается удержаться от сумасшедшей жажды повиснуть у него на шее. Она отпрыгнула в сторону, не заботясь о том, чтобы ее движения смотрелись элегантно или достойно, а потом бросилась прочь, то и дело врезаясь в живую изгородь. Густая зелень на расстоянии казалась мягкой и приятной на ощупь, а в реальности больно кололась и цепляла одежду так, что уже несколько минут спустя Сабрина в нескольких местах разорвала платье. Волосы выбились из прически и растрепались по плечам. Она запыхалась и из-за грохотания сердца не слышала ничего вокруг. Потом нырнула в очередной проем из растений и оказалась в тупике, а когда обернулась с намерением броситься назад, с ужасом поняла, что бежать ей некуда. Единственно возможный путь преградил тот, от которого она так старательно пыталась скрыться.

Что означали его слова и граничащий с нежностью тон, зовущий столь странно? Она даже для отца не являлась малышкой уже давно, а слышать такое обращение из уст почти незнакомца было необычайно приятно.

Его объятья сделались еще крепче, хотя Сабрине и так казалось, что кости хрустят от силы сжимающих ее рук. Девушка почувствовала на своих волосах горячее дыхание, но вновь не сделала никакой попытки освободиться.

Все тело пылало, а в голове не осталось ни одной внятной мысли. Только ураган ощущений, накативших с такой силой, что девушка боялась не перенести их напора.

Всех ее знаний и жалкого жизненного опыта недоставало, чтобы осмыслить происходящее. Она не испытывала стыда, выгибаясь навстречу будоражащим ласкам. Даже взрывающая тело боль была желанной.

Это и есть тот пресловутый «долг», терпеть выполнение которого вменялось в обязанность всех достопочтенных леди? Если так, она не отказалась бы переживать подобное каждый день своей жизни. Лишь с этим мужчиной.

Случившееся казалось совершенно естественным, как будто именно этого она и ждала всегда до встречи с ним. Даже страх уступил место иному чувству, подозрительно напоминающему то, что возникает между встретившимися после долгой разлуки старыми знакомыми. Оно вскипало, поднимаясь из глубины души, словно прикосновения Гидеона будили в ней какие-то таинственные механизмы памяти. Тело как будто узнало его – и признало, и теперь, помимо воли девушки раскрывало свои потайные уголки, куда никогда прежде не проникал ни отец, ни подруги, ни кто бы то ни было еще.

От этого Сабрина ощущала себя незащищенной и открытой, но в то же время переполненной какого-то непонятного восторга, гадать о природе которого просто боялась.

Движения скользящих по ее телу рук были легкими и такими волнующими, что по коже пробежали мурашки, и Сабрина невольно замерла, когда ладонь Гидеона, ласкающая ее лицо, остановилась. Он понял и двинулся дальше, пальцы сомкнулись на ее груди одновременно нежно и властно.

Девушка задохнулась, открывая рот, чтобы вдохнуть побольше воздуха, и мужчина тотчас этим воспользовался, чтобы вновь поцеловать ее. Вторгся неторопливым движением языка, будто приглашая ее на танец, коснулся зубов и обежал плавным движением нёбо, соблазняя и убеждая. И она подчинилась, ответила на столь откровенный призыв, вступая с ним с игру, то двигаясь следом по кругу, то увертываясь от него, то наступая, если он отступал. От этого кровь быстрее побежала по жилам, а тело напряглось, вытягиваясь в струну в ожидании новых ласк.

Она что-то лепетала, не разбирая слов и не угадывая даже их смысла. Девушку поглотил черный омут его глаз, но это бездна была настолько привлекательной, что Сабрина испугалась охватившей ее агонии. Она провела ноготками по обнажившейся в вороте рубахи груди мужчины, и когда он хрипло застонал, почувствовала, как по собственному телу растекается горячая волна. Она опалила низ живота, и томление внутри стало нестерпимым. Губам сделалось щекотно от прикосновения к коже Гидеона, когда Сабрина выдохнула, ошеломленная собственной смелостью, и осторожно лизнула ее. Это оказалось… невероятно. Солоноватый вкус и незнакомый, терпкий, дурманящий аромат мужчины, притягивающий настолько, что она не могла оторваться. И не хотела этого.

Как раз наоборот: его близость стирала границы, которые всю жизнь существовали в ее сознании, срывая оковы сдержанности и стыдливости. Словно какая-то магическая сила наполнила ее, заставляя желать того, что прежде казалось недопустимым.

Сабрина пробежала пальцами по напряженной спине, сдерживая в себе нарастающее волнение, коснулась обнажившейся кожи бедер и тут же ощутила, как на эту легкую ласку отреагировали мышцы его живота судорожными сокращениями. Смущение и инстинкт вынудили девушку отдернуть руку. Она вздрогнула и с лихорадочной торопливостью провела ладонью по его руке, поднимаясь к плечу от запястья и цепляясь с такой силой, что онемевшие пальцы мгновенно утратили чувствительность.

Тело пылало, как в огне, а легким недоставало воздуха, грудь сделалась мучительно тяжелой, а них живота свело от ноющей, тупой боли. В ушах шумела кровь, а глаза застилал золотистый туман, сквозь который чудилось, что даже время не двигается, замерев для них двоих.

Сабрина повела бедрами, млея от тяжести мужского тела на себе и чувствуя, как пульсирует в ней все еще напряженная плоть. Эта твердость дарила неописуемое чувство полноты. Боль не ушла до конца, но она растеклась по каждой клеточке жарким, воспламеняющим кровь удовольствием, вынуждая искать освобождения… в сладком плену близости Гидеона. Оплести ногами, вдавливая в себя так, чтобы не осталось границы между телами. Двинуться, подхватывая сумасшедший ритм. Пробраться дрожащими пальчиками под одежду, едва сдерживая крик удовольствия от острых, почти болезненных вспышек, передаваемых от него к ней словно разряды молнии.

Его движения, мерный, мощный ритм снова заставили позабыть обо всем, сделав способной лишь двигаться в такт его осторожным выпадам, все сильнее раскрываясь навстречу атакующей плоти.

Волшебная, сладостная мука стала почти непереносимой. Гидеон поймал губами ее всхлип, заглушая те звуки, что могли донестись до посторонних ушей, и повлек за собой в каком-то диком танце, где сливались не только тела, но и души. А потом весь мир будто взорвался, разлетаясь на миллионы разноцветных брызг, делая ее одновременно послушной и властной, покорившейся и победившей, низвергнутой в пучину и вознесшейся на неведомые прежде высоты.

Сабрина закрыла глаза, впитывая его огонь, притянула еще ближе, запуская руки в повлажневшие волосы и чувствуя, как отзывается тело на каждое движение, и беззвучно заплакала, изнемогая от избытка чувств.

А потом в ее затуманенное сознание пугающим откровением прокралась реальность. И совершенно отчетливая картина грядущего. Гнев отца – теперь он просто уничтожит ее!, - от которого невозможно будет скрыться. Презрение общества, готового растоптать за один только поцелуй. Теперь же она превратилась в ту, кого в прежние времена побивали камнями, а теперь тыкают пальцами и наделяют злобными насмешками, стараясь избежать любого общения. Нет, Сабрина не боялась людской молвы. То, что свершилось, каким бы ни было оно в глазах света, для нее самой являлось самым важным и значимым, чем все, переживаемое ранее. Но было ли оно таковым для того, чье тяжелое дыхание все еще заглушало ее собственное? Или как там говорила миссис Эверлик?
«Только и осталось, как стать развлечением для кого-то вроде этого Дьявола Уитби»

В самом деле, кто она для Гидеона, если не кратковременное развлечение? Ведь не настолько же девушка глупа, чтобы не понять, как далеко ей до той красотки, что сопровождала Уитби на балу и с кем он был сегодня. И сколько таких других в его жизни? И как ей теперь жить дальше, попробовав сладкий запретный плод и тут же лишившись возможности вкушать его дальше? И зачем?

Она вынырнула из объятий Гидеона, усаживаясь на колени и игнорируя дрожь в ослабевших ногах. Стянула края корсажа, прикрывая грудь. Закрыла лицо ладонями, чувствуя, как становится пунцовой под пристальным взглядом мужчины. И тут где-то совсем рядом раздались голоса.

Больше всего на свете ей хотелось отдаться этому поцелую. Просто закрыть глаза – и снова окунуться в пучину волшебных ощущений, о которых она до этого дня не знала ровным счетом ничего. Поверить, покориться рукам, дарившим невероятную сладость. Гидеон удерживал ее лицо, и пальцы осторожно ласкали кожу, а Сабрина едва сдерживалась, чтобы не запрокинуть голову, вновь бесстыдно впитывая его прикосновения.

Только правда, вбивающаяся в сознание, причиняла большую боль, чем удар отца накануне вечером. «Ты ни в чем не будешь иметь нужды»… Девушка понимала, что Гидеон ей не лжет. У нее ни в чем не будет нужды. Ни в нарядах, ни в драгоценностях. За исключением единственного, что нужно на самом деле. И что для нее так и останется недоступным. Его сердца. Он сам ответил на вопрос, который у нее не повернулся язык задать.



«А я – не та, кто сможет довольствоваться лишь крошками, упавшими со стола во время твоего пиршества. Ты мне нужен весь. Весь. Телом, которое будет только моим. И сердцем, где не останется места для других женщин. А на меньшее я не соглашусь никогда».

Сабрина мало что знала о роли любовницы. Уехав из дома в Брайтон очень давно, она была слишком далека от интриг и развлечений света, но противная, горькая обида стеснила грудь, не позволяя принять предложение Уитби.



«Как долго, Гидеон? И что будет потом, когда тебе наскучит развлекаться со мной? Ты откупишься от меня, выбросив из своей жизни, как ненужную вещь? Надаришь дорогих безделушек, которые никогда ничего не значили для меня? Мне страшно остаться одной, но еще страшнее знать, что однажды ты устанешь и я стану не нужной тебе».

Ничего этого она не произнесла вслух. Одернула подол платья, пытаясь хоть как-то привести себя в порядок, поправила лиф и плечи, пряча грудь, все еще горящую от его рук и губ. От прически не осталось и следа, но сейчас это мало заботило девушку.

Отчаянно рвались наружу слезы, и лишь прикусив изнутри щеку, Сабрине удалось их сдержать.
– Благодарю, лорд Уитби, за столь лестное предложение, но я не могу его принять. Мне это не интересно. Уверена, найдется немало желающих греть вашу постель каждую ночь. Спасибо за преподанный урок, а сейчас простите, меня ждет отец.

Она кинулась прочь, не дожидаясь ответа, понимая, что еще немного – и не выдержит, бросится ему на шею, соглашаясь на любые условия, лишь бы остаться рядом и снова ощутить жар его близости. Знала, что мужчина последует за ней, но на этот раз выход из лабиринта нашелся на удивление быстро, словно сама судьба управляла ее движениями. Девушка выскочила на поляну и побежала к толпе гостей, надеясь таким образом выиграть время. Рассмотрела среди людей фигуру отца.

А тот, казалось, только ее и ждал. Подхватил за локоть, потянув туда, где стоял их экипаж.
– Идем, Сабрина. Нам нужно как можно скорее оказаться дома.

Он выглядел встревоженным, и девушка подумала, что его беспокоит их вчерашняя ссора. Если бы так, она была готова простить родному отцу все на свете. И поспешила следом, успев бросить лишь краткий взгляд назад, замечая Гидеона, кого-то высматривающего в толпе? Ее? Что ж, даже если так, им не о чем больше говорить.

Оказавшись в карете, девушка боялась, что отец поймет, что произошло, увидев, как она выглядит. Но, поглощенный своими мыслями, граф даже не взглянул на дочь. Он заговорил, однако, как оказалось, причиной его смятения были вовсе не угрызения совести.
– Сабрина, я разорен! – девушка вздрогнула, поднимая на него испуганные глаза. – Я потерял все свое состояние. Мы почти нищие, дочь! И все из-за…

Она не поверила своим ушам. Как такое могло случиться? Отец всегда прекрасно вел дела, не ввязываясь ни в какие сомнительные сделки, а его работники отличались честностью и добропорядочностью. Или девушка чего-то не знала, как и о том, что ее любящий папочка может быть непомерно жесток?
– Но как? Почему?...

Отец ее перебил:
– Не спрашивай меня ни о чем, Сабрина! Это неприятная тема, да тебе и не нужны подробности. Достаточно знать, что по твоей милости мы лишились шанса все поправить. Я рассчитывал, что ты сделаешь выгодную партию, найдешь себе хорошего жениха, и мне как-то удастся выкрутиться.

Сабрина опустила голову. Теперь стала понятна торопливость отца, вызвавшего ее из Брайтона, и его странное желание как можно скорее выдать дочь замуж. Ни о каком намерении устроить ее счастливую будущность не было и речи. Она оказалась всего лишь попыткой исправить положение. Неудачной попыткой.

– Но у нас остался один выход, дорогая, – отец ухватил ее за руку, до боли сжимая пальцы. – Я надеюсь, что на этот раз ты будешь более благоразумной.

– О чем ты говоришь, папа?

– Есть один джентльмен, который согласился нам помочь. Он очарован тобой и готов взять на себя оплату всех долгов.

Сабрина недоуменно нахмурилась. Неужели кто-то может желать взять ее в жены после того, что случилось? Это казалось немыслимым, но отец тут же пояснил, развеивая ее предположения.
– Надеюсь, ты понимаешь, что теперь с твоей репутацией рассчитывать на брак не приходится? Но этот герцог Скарборо очень добр и в ответ на твою благосклонность…

– Что? – девушке показалось, что она ослышалась. – Скарборо? Но ведь он старше вас! Это шутка, не так ли, папа?

– Конечно, нет, моя дорогая! – дыхание отца стало тяжелым, а в глазах заблестели гневные искры. – Его возраст здесь не причем, если он действительно готов нам помочь, а ты не в том положении, чтобы выбирать. Сегодня он прибудет к нам на ужин, и ты будешь с ним мила и приветлива. И покажешь, как рада, что он согласился оказать нам такую любезность. Поняла меня?

Ей стало трудно дышать. Она до вчерашнего дня не сомневалась в отцовской любви, когда же успела стать для него товаром? Просто вещью, выгодно проданной другому дельцу? И не лучше ли было принять предложение Гидеона, пообещавшего ей заботу и покровительство? Тогда не пришлось бы становиться игрушкой для похотливого старика.

Но промелькнувшие сомнения тут же сменились уверенностью в том, что она поступила правильно. Отец был готов продать ее тело, с Гидеоном же она лишилась бы еще и души, приняв его условия без надежды на взаимность. А в этом случае даже жить ей было бы незачем.

– Ты все поняла? – граф дернул девушку за плечо, заставляя поднять на нее глаза. Их карета как раз остановилась у ворот особняка. – Поднимайся к себе и приведи себя в порядок. Ужин будет через два часа.

Сабрина заставила себя кивнуть.
– Да, папа. Я поняла, – и поспешила в свою комнату.

Желая как можно скорее остаться одной, она прогнала горничную, сказав, что справится самостоятельно, и заперла дверь. Сбросив с себя измятое и порванное в нескольких местах платье, девушка на подгибающихся ногах подошла к зеркалу.

То же лицо, только на щеках растекся лихорадочный румянец, отчего синяк стал еще заметнее, а рот распух от поцелуев. Как отец мог этого не заметить? Как не разглядел следы от мужских губ на шее и плечах? Сабрина осторожно обвела пальцем ключицу, вспоминая, как скользил по коже его язык. Грудь под тонкой тканью сорочки мгновенно набухла, словно ее вновь коснулись вожделенные ласки.

Между ног все еще саднило, а подсохшие розоватые разводы на бедрах заставили девушку вздрогнуть, непроизвольно сводя ноги. Он как будто все еще находился рядом, опаляя своим дыханием и заставляя желать продолжения. Низ живота скрутило от боли, и Сабрина застонала, крепко зажмуриваясь и стараясь удержать слезы. Бесстыжая. Распутная. Как еще можно было назвать женщину с такими, как у нее, порочными мыслями и мечтами? Будто воочию увидела перед собой огромную кровать со сплетенными на ней в диком танце телами, услышала свои всхлипывания и жалобную бессовестную мольбу не останавливаться. Как бы она хотела повторить все то, что он творил с нею! Потрогать его. Попробовать на вкус. Снова ощутить, как сильное, великолепное тело содрогается в ее объятьях. Почувствовать, как он наполняет ее своею мощью. А потом уснуть на его плече, чтобы утром увидеть в любимых глазах улыбку и довольство от того, что она рядом. Но всему этому не суждено сбыться.

Решение пришло неожиданно, но других вариантов девушка не видела. Она вытащила из сундука коробку с драгоценностями.

Каким же было изумление, когда она обнаружила, что коробка пуста! Отец распродал все, что там было. Все ее украшения, доставшиеся в наследство. Остались лишь золотой перстень и браслет с россыпью бриллиантов, которые девушка всегда хранила при себе как напоминание о матери. Что ж, лучше чем ничего. Хоть и было безумно жаль расставаться с ними, другого выхода не оставалось.

Сабрина переоделась, выбрав свое старое школьное платье, в котором вполне могла бы сойти за прислугу, и спрятав волосы под чепец, чтобы они не слишком бросались в глаза прохожим. Рыжих женщин в Лондоне немало, но если все не выйдет с первого раза, другого шанса сбежать отец ей не оставит.

Выбралась через окно в сад, незаметно выскользнув на улицу, и побежала, стараясь как можно скорее оказаться подальше от дома. Девушка стремилась в восточную часть Лондона, где проживала беднота, надеясь, что там ее станут искать в последнюю очередь. Над городом опять сгустился туман, смешавшись с вечерними сумерками, и было не видно даже того, что происходило в нескольких метрах. Сзади загрохотали колеса почтовой кареты, и Сабрина бросилась навстречу, замахав вознице руками.

– Мне очень нужно уехать из города. Я заплачу. Вот… – и протянула ему на дрожащей ладони материнский перстень.

Пожилой мужчина недоверчиво оглядел девушку, потом попробовал кольцо на зуб и прищурился.
– Скрываетесь от кого-то, леди? По этим улицам ходить опасно.

– Мне надо уехать, – повторила Сабрина, отчаянно надеясь, что предложенной платы окажется достаточно.

Возница мотнул головой в сторону кареты.
– Я направляюсь в Шотландию. Если хотите, забирайтесь. Только учтите, что времени у меня мало, дорога плохая, так что не обессудьте. Никаких удобств обеспечивать вам не собираюсь.

Девушка кивнула.
– Мне ничего не надо.

Уже оказавшись внутри, когда карета затряслась по разбитой мостовой, Сабрина позволила себе немного расслабиться. Но вместе с облегчением пришла тоска, когда нахлынули яркие и словно живые воспоминания о мужчине, так глубоко проникшем в ее сердце. Как скоро он позабудет о ней? Уже этой ночью или следующей, утешаясь в объятьях очередной красотки? Сабрина для него – не больше чем эпизод, досадный своей нелепостью. Маленькое приключение, не стоящее того, чтобы хранить даже воспоминания об этом. А она… она ничего не забудет. Денег, вырученных от продажи оставшегося браслета, хватит, чтобы прожить некоторое время. Попытается найти какую-то работу, но никто-никто во всем свете не узнает, кто она и откуда. И где навсегда осталось ее сердце.

Несколько дней назад, возвращаясь в Лондон из школы, Сабрина всю дорогу не могла оторвать глаз от пейзажей за окном. Ей все было интересно, жизнь казалась раскрашенной в яркие цвета юности, а будущее выглядело безоблачным, даже когда девушка оказалась окруженной знакомым с детства городским туманом. Теперь же происходящее за стенами кареты ее не трогало. Сабрина равнодушно смотрела, как редели за окном постройки, постепенно сменяясь почти голыми деревьями и опустевшими полями.

Карету нещадно трясло, и уже спустя несколько часов пути девушке стало казаться, что она в дороге уже очень давно. Ее клонило в сон, но стоило лишь ненадолго задремать, как очередная ухабина или поворот возвращали в реальность, отзываясь ноющей болью во всем теле. Но этой боли Сабрина была даже рада: она помогала отвлечься от другой: той, что напоминала о ее странном, диком, восхитительном опыте, полученном в объятьях лорда Уитби. И от той, что свинцовым обручем сдавливала грудь, терзая мыслями о крушении надежд и страхом перед будущим.

Девушка задумчиво покрутила в руках материнский браслет, пытаясь прикинуть, сколько денег сможет выручить от его продажи. Ей никогда раньше не приходилось заботиться о себе самой, и Сабрина даже не представляла, как и с чего следует начать. Что ее ждет в Шотландии, которая хоть и находилась не так далеко от Лондона, но была знакома девушке лишь по чужим рассказам?

Она хорошо училась, неизменно вызывая похвалу учителей, возможно, сумеет устроиться гувернанткой в какую-то семью? Вот только кто возьмет ее на работу без рекомендаций? Опять, с новой силой одолели сомнения, в который уже раз за последний день. Правильно ли она поступила? Может быть, существовал какой-то иной выход? Упасть в ноги отца и умолять его разорвать договор со Скарборо? Убедить одуматься и пощадить ее? Но девушка вспомнила пунцовое от гнева лицо отца – и покачала головой, понимая беспочвенность собственных надежд. Что-то случилось с его душой за те годы, что она провела вдали от дома. Рассудить, что именно, не получалось, но этот человек вряд ли бы услышал ее мольбы. Отец настолько был озадачен собственными финансовыми проблемами, что будто превратился в чужака, жестокого и беспощадного, видящего в ней только средство для достижения своих целей. Выгодный инструмент, не более того. Как и Гидеон.

При мысли о последнем сердце заныло с новой силой. Можно ли влюбиться вот так, в одночасье, потеряв и голову, и рассудок? Прежде Сабрина наверняка дала бы отрицательный ответ. Теперь же, обращаясь к своей внутренности, понимала, что именно это с ней и случилось. Стоило увидеть его там, на балу у Клиффорда, – и она пропала. Окончательно и бесповоротно. Все случившееся потом стало лишь неизбежным следствием безумия, в которое девушка погрузилась под влиянием чар этого мужчины. Опьянела от нескольких глотков преподнесенного им шампанского, а протрезветь не получалось до сих пор.

Она невольно подумала о прозвище, данном Уитби в обществе. Его назвали Дьяволом, соблазнительным и сводящим с ума девиц и дам всех возрастов. Но этот обморочный дурман, что не миновал и Сабрину, можно ли было вменить ему в вину? Разве Гидеон к чему-то принуждал ее? Всего лишь воспользовался тем, что она отдала с такой готовностью. Так кто из них больше виноват? Мужчина, поступивший привычным для себя образом, или сама Сабрина, мгновенно поправшая все устои и морали, и нравственности ради его внимания?

Девушка вдруг поняла с невероятной ясностью, что если бы и удалось повернуть время вспять, она не стала бы ничего менять. И ни за что не отказалась бы от того, чтобы все случившееся пережить по-новой. Пусть она и стала для Гидеона Айка игрушкой на короткие мгновенья, это словно пробудило ее от сна, показав, какой яркой и неповторимой бывает жизнь. Совсем не такой, как учили девочек в Брайтоне классные дамы. Не такой даже, как в ее любимых книжках.

Сабрина понимала, что должна стыдиться, но вместо стыда испытывала жажду. Снова оказаться рядом. Снова почувствовать вкус его губ. Снова задрожать от бессовестных ласк, раскрываясь для них все сильнее. И самой стать такой же раскованной и бесстыжей. Или просто любящей и потому утратившей оковы?
Не заметила, как по щекам опять, в очередной раз, побежали слезы. Она была готова перейти любые границы и научиться всему на свете, да вот только ни в чем подобном Гидеон не нуждался. Он и в ней-то не нуждался, своим предложением сравняв девушку с множеством других, возможно, лучше, красивее и опытнее ее. И более сговорчивых. Сабрина была готова отдать ему сердце и всю себя, но вот делить с кем-то не смогла бы никогда. А стать единственной… Горький смешок сорвался с губ, переплетаясь с судорожным всхлипом, а рука, размазав слезы по щеке, машинально сползла на живот, заставляя девушку замереть. Что если?... Это усложнило бы жизнь, сделало бы ее будущее в чужой земле, без жилья, денег и друзей почти немыслимым, но Сабрина поняла вдруг, как сильно желает того, чтобы их с Гидеоном краткая связь имела последствия. Те самые, что обрекают одинокую девушку на презрение и порицание окружающих. Но она хотела бы понести его ребенка. Не как позорный плод внебрачных отношений, но подарок, позволивший бы помнить всю оставшуюся жизнь о коснувшемся ее волшебстве. Именно волшебстве, несмотря на всю боль. И жизнь положила бы на то, чтобы сделать этого малыша счастливым. Тем более, что ни с каким другим мужчиной она не будет и не захочет быть рядом. Как жаль, что еще слишком рано делать выводы о возможной беременности…

Карету в очередной раз тряхнуло на ухабе, и Сабрина больно ударилась скулой об оконную раму. Прикоснулась к месту удара рукой, растирая, медленно приходя в себя и выныривая из переполняющих ее фантазий. На улице уже стемнело, и возница повернул коней к приютившемуся у дороги небольшому зданию с неяркими огоньками. Девушка с трудом различила название постоялого двора.

– Выбирайтесь, леди! – донесся снаружи голос. – Заночуем тут, а с рассветом двинемся дальше.

Она распахнула дверь и спрыгнула на землю, поморщившись от боли в затекших мышцах.

– Ступайте в дом, а я пока распрягу лошадей, – возница кивнул на сероватое, мрачное здание.

Сабрине никогда прежде не приходилось ночевать в подобных местах. Снаружи дом казался мрачным и угрюмым, а снующие по двору люди не вызывали никакого желания не только познакомиться с ними, но даже просто оказаться поблизости. Однако выхода не было. Девушка поплотнее запахнула плащ и натянула чепец так, что он почти закрывал глаза, и прошла в помещение. Внутри оказалось на удивление тепло, и хотя никаким уютом и не пахло, поняла, что ночевать здесь будет все-таки намного удобнее, чем на жестком сиденье холодной кареты. Да и проголодалась Сабрина, как оказалось, очень сильно, ведь последний раз ела только на пикнике. И то, не ела, а лишь бросила в рот кусочек какого-то лакомства, даже не различив его вкуса, ошеломленная всем случившимся накануне.

Она огляделась по сторонам в поисках свободного столика. Людей в зале находилось немало. Кто-то уже был откровенно пьян, позволяя себе скарбезные шутки. Другие молча поглощали еду, всем видом демонстрируя безразличие ко всему окружающему миру. Третьи же шарили глазами по сторонам, будто выискивая что-то. Или кого-то. Когда один из таких оценивающих взглядов скользнул по девушке, окидывая ее с ног до головы, Сабрина ощутила приступ дурноты. От усталости и голода не осталось и следа: их вытеснил всепоглощающий, безотчетный страх, и девушка поспешила покинуть зал. Холодный, колкий воздух ударил в лицо, но это было куда лучше откровенной грязной похоти, что она прочла в лице одного и постояльцев. Плохо понимая, куда и зачем направляется, торопливо двинулась прочь.

Она желала оказаться как можно дальше от этого места, но вдруг ощутила, как чьи-то пальцы сжали предплечье, вынуждая остановиться. У нее будто вышибло воздух из легких, и только это удержало от крика. А потом громким шепотом в ушах прозвучал уже знакомый голос.

Сабрина беззвучно охнула, узнавая Гидеона, и застыла, не веря в происходящее. Он не мог здесь находиться. Никоим образом. Что это: у нее от страха помутился рассудок, и мужчина просто мерещится? Но железная хватка его руки была слишком ощутимой, как и гнев в кажущихся черными глазах. Значит, он реален? Но что…? Домыслить она не успела, потому что Гидеон резко дернул ее за руку, куда-то потащив за собой, и несколько мгновений спустя втолкнул в экипаж.

Внутри было почти темно, лишь неяркий свет уличных фонарей проникал сквозь полузавешенное окно. Но даже тусклого света хватило, чтобы увидеть, как мужчина разъярен. Воздух, которого и так было мало в замкнутом пространстве кареты, словно пропитался напряжением, сделался густым и тяжелым. Он давил на грудь, мешая сделать вздох и вынуждая то и дело облизывать пересохшие губы. Не помогало. Ночь, темнота – и только ОН рядом. Гидеон одним своим присутствием спас ее от возможных посягательств со стороны постояльцев, но кто теперь спасет от него самого? И куда бежать на этот раз, если от смеси ужаса и восторга, что они снова встретились, Сабрина почти теряет сознание?

Гидеон подсел ближе, нависая над ней, и девушка отшатнулась, почти вжимаясь в угол кареты, словно могла таким образом спрятаться от него. И прошептала ставшими непослушными губами:
– Что вы здесь делаете? И что вам снова нужно от меня?

Карета остановилась, и Сабрина вздрогнула, как-то мгновенно осознав, что их путешествие завершилось. Он выпрямилась, отрываясь от плеча Гидеона, на котором дремала последние несколько часов. Двое суток, проведенные вдвоем, воспринимались гораздо более долгим сроком, за который девушка успела привыкнуть именно к такому сну: урывками, под мерное поскрипывание колес экипажа, в не слишком удобной позе. Но слаще не спала еще никогда в своей жизни.

Как плохо, оказывается, она знала себя. Все ведь было понятно в жизни, и будущее, о котором девушка мечтала, никак не подразумевала ничего подобного. Противопоставить себя всему обществу, решившись на столь немыслимый шаг, – разве могла Сабрина Беккет совсем недавно такое предположить? Самый первый бал, на котором она оказалась, пошатнул основы мирозданья в тот момент, как на глаза попался лорд Уитби. Теперь, хорошо представляя, что происходит в отношениях между мужчиной и женщиной, она понимала, что Гидеон стал ее частью даже до того, как это состоялось в действительности. Взломал ее привычный мир, проникая глубоко в сердце и поселяясь под кожей. Как она могла жить до этого? Без неистовой близости, без его присутствия рядом? Произошедшие события клубились в голове каким-то смутным туманом, гораздо больше напоминающим сон. Это и в самом деле мало походило на реальность. Сабрина запуталась, потерялась в поисках ответов на десятки различных вопросов, и не знала, что делать дальше.

Мужчина больше не предлагал ей роль любовницы, но то, что происходило между ними раз за разом, говорило само за себя. С того самого мгновенья, когда Гидеон втолкнул ее в карету на постоялом дворе «Королевский гусь», они почти не отрывались друг от друга.

Это стало большим, чем просто наслаждение, – яростная страсть, штурм тел, сливающееся воедино дыхание, жар, переходящий в самозабвение. Битва изначально была проиграна. Сабрина если бы и хотела бороться, то не с ним, а с собственным телом, которое сделалось таким доступным, раскрываясь и пробуждаясь к жизни его дыханием, поцелуями, касаниями, то терпеливыми, то неистовыми. Ее охватывало какое-то сумасшествие от звуков его голоса, шепчущего такие слова, от которых захватывало дух, и сердце ускоряло свой ход. Была покорна ласкам, одновременно нежным и граничащим с болью.

Девушка наслаждалась каждой минутой, при этом безумно боясь того момента, когда придет конец их пути. Не решалась спросить, куда и зачем они едут, и что с ними будет дальше. С ней. Как она сможет жить дальше, если в жизни не будет его.

Ей вспомнился вчерашний ночлег на очередном постоялом дворе. Приехали туда уже затемно, но дорожная усталость сразу отступила, стоило увидеть ванну с горячей водой, которую по просьбе Гидеона принесли в их комнату. Пока мужчина распоряжался насчет лошадей и ужина, Сабрина успела вымыться и переодеться в захваченную из дома чистую сорочку и набросить сверху покрывало с кровати, хотя после всего случившегося вряд ли имело смысл прятаться.

Кажется, Гидеон подумал именно об этом, чуть усмехнувшись при виде ее облачения. В отличие от Сабрины он и не собирался стесняться, раздеваясь, чтобы приступить к купанию.

Девушка была шокирована тем, как легко и уверенно он чувствовал себя, ничуть не смущаясь ее присутствием. Словно это было привычным. И было, наверное. Но сейчас мысли о других женщинах, что встречались в его жизни, вытеснило восхищение. Она не могла оторвать глаз, как завороженная рассматривая совершенное мужское тело, представшее перед ней в первозданной красоте.

Краска стыда залила лицо, но Сабрина, прекрасно понимая, что не смеет, не должна разглядывать его так пристально, все равно не нашла в себе сил отвернуться. Смотрела, запоминая и наполняясь им, как прежде – поцелуями и ласками. Сердце в очередной раз стянуло болью: она ведь только вслух отказалась от роли любовницы, а фактически именно ею и стала, желая не расставаться с этим мужчиной ни на минуту.

«Я уеду. Убегу снова, и на этот раз он меня не найдет… Только побуду с ним еще совсем немного…» Как будет уходить – не знала, боясь даже думать об этом, но и не осознавать неизбежность предстоящего расставания не могла. Она и прежде не стала бы для Гидеона Айка завидной партией, теперь же, оказавшись практически нищей, не могла предложить ему ничего. Да он и не просил. Брал ее тело, подчиняя себе, одновременно покоряя душу, но не обмолвился ни словом о том, что у них есть общее будущее.

От непрошенных, горьких мыслей, что никак не давали покоя, ее отвлек негромкий и чуть насмешливый голос Гидеона, заставивший вздрогнуть и покраснеть еще сильнее. Мужчина не только увидел ее любопытный взгляд, но и осмелился предложить присоединиться к нему.

Ей опять стало нечем дышать, уже в который раз за последние дни. И снова захотелось покориться. Или покорить.

Она с самого детства не находилась при купании в присутствии кого бы то ни было. Это казалось настолько личной и интимной процедурой, что даже услуги горничной девушка всегда отвергала, предпочитая справляться самостоятельно. И в умении Гидеона обходиться без посторонней помощи не сомневалась ни минуты. Вот только устоять не смогла.

Ее никто этому не учил, но словно водимая издревле заложенными в женщину инстинктами, она отчего-то знала, что делать дальше. Утратив связь с рассудком, отдалась собственным ощущениям и жгучей потребности и Гидеона свести с ума. Лишить той здравости, которую потеряла сама, стоило оказаться в его власти.

Губка, пока еще лежавшая без дела рядом с небольшим куском мыла, приятно защекотала пальцы, но ее мягкость была не сравнима с бархатной влажностью бронзовой кожи. Скользнула по плечам, оставляя на них пушистую дорожку из пены, а потом оплела руками, прижимаясь к широкой спине мужчины и скользя ладонями вниз по его груди. Собственная сорочка тут же намокла, делаясь почти прозрачной, и оставалось лишь радоваться тому, что Гидеон не видит, как она вызывающе обтягивает тело, изобличая желания девушки.

Насколько, наверное, нелепо смотрелись ее движения. На что они больше походили: на попытку помочь в купании или соблазнить? Первое выходило плохо, второе – еще хуже. Пальцы дрожали, и это невозможно было не заметить, и Сабрина молча благодарила мужчину за то, что он не смеется и не подшучивает над ее неловкостью. Мог бы, но отчего-то не сделал этого, а у нее не существовало ни сил, ни желания остановиться. Она водила губкой по его телу, оставляя на нем пушистые островки пены, чтобы потом сломать, снести их одним касанием второй руки и дрожащими пальцами прочертить какой-то непонятный узор или просто обвести выпуклости мышц, замирая от сладкой возможности прикасаться к нему.

Ей вдруг вспомнилось, как однажды в Брайтоне они с подругами, невзирая на запреты классной дамы, сбежали из школы, чтобы полюбоваться выступлением бродячего цирка. Прекрасно знали, что их побег обнаружится и наказание будет суровым, но не смогли устоять. О завораживающих номерах артистов ходили легенды, а девочки, лишенные строгими школьными правилами любых развлечений, мечтали хотя бы немножечко прикоснуться к сказке, попробовать ее на вкус. Пусть даже потом это и грозило обернуться порицанием и слезами.

Сабрина словно вернулась в те дни, снова становясь взволнованной юной девочкой. Только теперь цель, к которой она стремилась, попирая возможные последствия, была куда более привлекательной.

Рука дрогнула в очередной раз, роняя губку, от которой по всей ванне разлетелись крошечные радужные брызги. Девушка накрыла губами выступающие позвонки. Палец коснулся спины чуть ниже лопаток, вырисовывая слова, которые Сабрина не осмелилась бы произнести вслух, но которые рвались наружу, из сердца, вопреки логике и здравому смыслу. И повторила неслышно, едва шевеля губами и оставляя ими дорожку из поцелуев на влажной коже.

«Люблю… Даже если это тебе неважно. Даже если ты прогонишь меня, когда насытишься и устанешь играть. Даже если мои чувства к тебе постыдны и смешны. Люблю. Сегодня. И завтра это чувство будет еще острее. Пусть я никогда не услышу подобного от тебя, это ничего не меняет. Люблю… И благодарна за то счастье, что ты мне подарил, независимо от того, какой срок ему отмерян…»

Она по-прежнему не знала, что побудило мужчину из множества красавиц на балу выбрать именно ее – самую неподходящую во всех отношениях. Ни о какой внезапно вспыхнувшей страсти не могло идти речи, а постичь истинные причины у Сабрины больше не было желания. Есть только сейчас. Короткое и упоительное время, когда Гидеон принадлежит ей одной.

Она прижалась щекой к его плечу, зажмурилась, удерживая слезы, которые подошли слишком близко. Сделала один вдох, другой, стараясь успокоиться и ничем не выдать своего смятения. А потом позволила рукам двинуться туда, куда так хотелось: исследовать совершенное тело. Грудь, так отличающуюся от ее. А реакция оказалась похожей: его соски напряглись тотчас, стоило лишь прикоснуться к ним несмелой лаской. Как и ее собственная, вжимающаяся в его спину, сокращая даже то небольшое расстояние, что еще оставалось между ними. Скрытый в белой пене живот, напрягшийся от прикосновений, и бедра, упругость которых помнила слишком хорошо, после того, как почти весь день провела, расположившись на них верхом.

И та часть его тела, что дарила наивысшее наслаждение, теперь манила, побуждая притронуться к ней. Девушка затаила дыхание, касаясь возбужденной плоти и осторожно сомкнув вокруг нее пальцы. Ей было страшно… и восхитительно. Одновременно. И оба этих чувства нарастали с каждым мгновеньем, с каждым скольжением руки по атласной твердости его члена. Сабрина непроизвольно сжала бедра, как уже научилась делать всякий раз, когда он оказывался внутри, чтобы продлить удовольствие. Пальцы непроизвольно повторили то же движение, и мужчина глухо застонал, толкаясь в ее ладонь. Девушка как будто обрела власть над ним, хотя сама была целиком подчинена. Но продолжила свою игру, уже не имеющую ничего общего с купанием, снова сжимая пальцы. И поддаваясь внезапному порыву, легонько укусила плечо. По телу растеклось вожделение. Теперь предложение Гидеона составить ему компанию в ванне больше не казалось ни странным, ни неприличным. А если и было таковым, то для Сабрины это не имело значения. Она отдалась ощущениям, но не только своим, улавливала ладонью то, что происходило с телом мужчины: его дрожь, нарастающие толчки бедер и сумасшедший ритм сердца, сливающийся с ее собственным.

А потом он что-то хрипло выдохнул и резко поднялся, не заботясь смыть с себя остатки пены. Выпрямившись в полный рост, сейчас походил на античного бога, каким тот мог выглядеть, если бы вдруг решил снизойти и явиться перед взором простых смертных. Капли воды блестели на коже крошечными бриллиантами, мокрые волосы делали черты лица резче. Совершенный, будто выточенный из мрамора рукой искусного мастера, только живой и настоящий. И такой необходимый сейчас, что от желания, сгустившегося внизу живота, девушка едва могла дышать. Но даже не пошевелилась, когда он шагнул навстречу, выдавая собственные намерения. Лишь беззвучно охнула, в изумлении распахивая глаза в ответ на легкое движение, которым мужчина сдернул с нее сорочку, лишая последнего покрова. Ей стало жарко, хотя воздух в комнате был довольно прохладным. Неловкость, смущение, и что-то еще, неописуемое, вызванное вот этой неожиданной обнаженностью перед его пристальным взглядом, наполнило тело таким огнем, что девушка затрепетала, тая от переполняющего желания. У нее опять не осталось никакого выбора. Точнее, его и не было. Можно было лишь повиноваться – и получать от этого ни с чем несравнимое удовольствие. Постельное белье оказалось довольно грубым на ощупь, но соприкосновение с жестковатой тканью лишь усилило остроту ощущений. А мгновенье спустя девушку укрыло его тепло, и вожделенная тяжесть мужского тела наполнила каждую клеточку. Он припал к губам, запуская язык в рот и одновременно проникая в нее, так резко и глубоко, словно хотел наказать за дерзкую игру, затеянную в ванне. Только для нее это не было игрой, а его напор стал не наказанием, а самой желанной наградой, единственным способом утолить жажду, переполняющую тело. Он вонзался глубже и глубже, почти полностью распластавшись на ней, и хотя казалось, что это невозможно, но его проникновение продолжалось бесконечно. Словно, наполняя собой ее тело, он коснулся души.

Движения стали еще быстрее и жестче, и два тела превратились в одно, два сердца сошлись воедино. Уносимая вихрем наслаждения, Сабрина заметалась на постели, ощущая, как бесконечно долго сокращаются мышцы, стискивая мужскую плоть, пока он не излился внутри, издав стон, больше напоминающий звериный рык. И, задыхаясь от собственного удовольствия, девушка опять заплакала, не в силах сдержать эмоции и какую-то неописуемую радость от того, что контроль над собой утратила не только она.

Это единение и последовавшая за ним ночь, проведенная в объятьях друг друга на грубой постели деревенского дома, вспомнились с необычайно ясностью именно сейчас, вытеснив другие минуты близости. Скрип кареты прекратился, и сердце заныло от того, что теперь все будет по другому. Но навязываться мужчине, если он решился расстаться с ней, Сабрина не собиралась.

Ей бы только разобраться, где они находятся и куда двигаться дальше, тем более поздним вечером. И удержаться от слез. Девушка повернулась к Гидеону, стараясь разглядеть в полумраке карете выражение его лица.
– Что это за местность? Где мы?

Гретна-Грин. Шотландия.



Замужество? Этого не могло быть. Просто не могло. Мужчина, стоящий сейчас рядом, никак и ни при каких обстоятельствах не должен был предлагать ей подобного. Сабрина ущипнула кожу на запястье, пытаясь убедиться в том, что не спит. Боль оказалась не сильной, но достаточной, чтобы понять: девушка не спала. Все происходило наяву. Только вот объяснений не находилось.

Сладковатый запах ладана окутывал небольшую церквушку, слегка кружа голову. Здесь их определенно ждали: Сабрина даже в полумраке рассмотрела фигуру священника и еще каких-то людей.

Гидеон все спланировал заранее? Это казалось еще более странным. Сабрина не сомневалась, что их путь закончится расставанием, что накрывшая с головой сумасшедшая страсть для мужчины угаснет так же быстро, как появилась. Была готова к этому, хоть и не представляла, как сможет жить дальше… без него.

Ей бы следовало радоваться: тот, кто завладел ее сердцем, произнес такие желанные слова. Но радости не было. Девушка всматривалась в лицо Гидеона, пытаясь прочесть на нем то, что оставалось непонятным, но у нее ничего не получалось. Он был загадкой с самого начала, с их встречи на балу, и сейчас, став и физически, и душевно ближе всех других людей на свете, не сделался более доступным. Значимым – да, дорогим и необходимым, почти как воздух, но при этом одновременно остался тем же незнакомцем.

Зачем ему понадобился брак? Никакой выгоды: она лишена и наследства, и доброго имени: знатные лорды не женятся на таких.

Но на шутку его слова мало походили: Гидеон выглядел серьезным. И даже как будто обеспокоенным, словно волновался в ожидании ответа. Всего ее небольшого жизненного опыта не доставало, чтобы понять сейчас этого мужчину. Они проделали такой длинный путь, пересекли почти всю страну, но ей и в голову не могло прийти, что небольшая деревушка с редкими огоньками – тот самый знаменитый на всю Англию приют влюбленных. Влюбленных? В груди внезапно кончился воздух, и Сабрина покачнулась, почувствовав, как задрожали колени.

Она не представляла собственную свадьбу. Это всегда казалось чем-то очень далеким, ее сердце оставалось свободным, и думать о том, что когда-то кто-то встанет рядом с ней перед алтарем, девушка не могла. Да, она мечтала о семье, о забавных розовощеких малышах, но в этой картине самый главный образ был настолько неясным, словно его и вовсе не существовало.

Но с появлением Гидеона Айка в жизни все изменилось. Теперь девушка абсолютно точно знала обратное: она не окажется в церкви ни с кем другим. Не сумеет и не захочет. Этот мужчина, вкус губ которого она ощущала так явно, чьим запахом пропиталась насквозь, к которому по-прежнему до боли желала прикоснуться, был единственным, кто мог занять это место.

Супруг, тот, с кем хотелось бы засыпать по ночам, согревшись в его объятьях, и просыпаться на рассвете, ощущая рядом с собой, на себе, в себе сильное тело. Любимый… Слово замерло на губах, едва не сорвавшись, и Сабрина поняла в этот миг, что способна дать один-единственный ответ. Даже если он неправильный, и остатки ее гордости разлетятся в пыль, едва девушка озвучит свое признание. По какой бы немыслимой причине Гидеон не предлагал ей брак, она не найдет сил отказаться. Слишком заманчива, сладка и вожделенна перспектива заполучить этого мужчину. Вспомнила, как отвергла его предложение в лабиринте, не желая становиться любовницей. Это проговорил ее разум – не сердце. Сердце же сдалось уже тогда, а теперь и вовсе было готово вырваться из груди, чтобы покорно упасть к его ногам. И наслаждаться каждым днем из отмеренных судьбой на двоих. Будет ли их много или уже спустя короткое время он устанет от жены и начнет сожалеть о принятом решении, это ничего не изменит. Ее сердце, ее душа, и уж подавно тело останутся его собственностью, пока она в состоянии дышать.

Сил хватило лишь на то, чтобы кивнуть, а потом потеряться в собственных ощущениях, перекрывших происходящее. Сабрина почти не различала слова священника, произносимые во время короткой церемонии, лишь отчаянно цеплялась за локоть Гидеона, словно от этого зависела ее жизнь.

А потом, когда все завершилось, и их оставили вдвоем, застыла, чувствуя, как смятение в сердце постепенно сменяется иным чувством: странной смесью растерянности и неудержимой потребностью раскрыть то, что переполняло ее сейчас.

Она уткнулась ему в грудь, пряча лицо, опаленное краской смущения, и вдохнув теплый, такой уже родной и любимый его запах, прошептала:
– Ты не дьявол… Я не знаю, кто придумал эту ложь, но не хочу ни повторять, ни слышать ее больше. Ты принес свет в мою жизнь и сделал меня счастливой, и я хочу дорожить каждой минутой, проведенной с тобой. И любить тебя… – все-таки осмелилась поднять глаза, в который раз утопая в глубине его взгляда. – Я люблю тебя, Гидеон… – пересохшие губы защипало от слез. – Это может показаться смешным и совершенно не нужным… Но я не могу лгать. Ты слишком много значишь для меня, чтобы я это скрывала. Люблю и хочу быть рядом, пока буду нужна тебе.