Карта ролевой игры "Ещё одно дело Деррика Колмса"

Лондон, Бартс


Однажды в операционной палате госпиталя святого Варфоломея, пациент с ножевым ранением в бедро, усердно молил господа о прекращении мучительных болей. Молил так рьяно и проникновенно, что наш хирург сэр Хопкинс справедливо заметил: 
- Вам бы в пасторы молодой человек, а не в рыбаки. В церкви меньше шансов пасть жертвой грабителей. 
- Клянусь, сэр, если выживу, пойду хоть в пастыри, хоть в монахи-цистерцианцы, только спасите меня! 
- Ну это мы можем, – улыбнулся хирург и махнул мне рукой, давая знак действовать. 
Я взяла со столика склянку с опиумом и осторожно поднесла к обросшим черной щетиной губам юноши. Он жадно отпил больше нескольких капель, еще не догадываясь, что я тайно увеличила его дозу, а то с тем, что у нас положено, он и нескольких минут не продержался бы. Кровь из его ноги тем временем заливала койку и пол под ней, прибавляя мне дополнительную работу после операции. 
Несчастные жертвы грабежей были не редкостью для госпиталя, где я работаю медсестрой вот уже четыре года. С последствиями ограблений в основном к нам поступали жители портовых районов, завсегдатые таверн, пабов, игорных заведений – моряки, рыбаки, картёжники и дамочки легкого поведения. Ну как ограблений? Это они для отвода глаз заявляли, но нам и так было понятно в результате чего ими получены увечья. Многих удавалось спасти, но примерно столько же отдавали богу душу на этом самом столе. 
Я принимала смерть сдержанно, ведь в госпитале существовали вещи и похуже. Ты приходишь на работу полная светлых намерений, но скоро осознаешь, что стала частью несправедливости, отравившей наше общество. Я имею в виду отношение к женщинам. Ведь я наперекор родителям поступила сюда в школу медсестер, полная решимости спасать жизни, а не беспомощно наблюдать как люди испускают дух. Буду честной – иногда врачами усилия для спасения и не прикладываются вовсе! Я ни раз видела как хирург цинично играет в господа и решает за кого стоит бороться, а за кого нет. Несложно догадаться, кому даруется право жить в первую очередь, а кому в силу половой принадлежности «помогают» отправиться на тот свет. И ведь не пожалуешься! А если и попробуешь, никто не станет тебя слушать, ведь ты  женщина. 
Пациент затих, его побелевшие губы изогнулись в блаженной улыбке. Сэр Хопкинс подал мне очередной знак. Сначала я полностью разрезала штанину и оголила ногу. Затем поднесла инструменты, перевязочные и шовные материалы, в общем всё то, что несколькими минутами ранее с усердием трубочиста щедро натирала карболовой кислотой. 
- Мисс Ханч, вам следует быть экономнее, - сердито заметил сэр Хопкинс, приступая к операции. 
- Да, сэр. – Мой покорный ответ, подразумевающий что на моем дежурстве я буду расходовать столько растворов, сколько сочту нужным. Прижимистые хирурги могут и дальше ворчать по этому поводу, мне их брюзжание безразлично! Конечно, открыто я такое заявить не могу, иначе меня непросто уволят, но и лишат возможности когда-либо воплотить свою заветную мечту в жизнь. 
Открытая рана на ноге обработана, в воздухе витает запах крови и паленой кожи, я спокойно подаю инструменты: вот очередь доходит до острой иглы, длинной с мизинец и хирург, словно опытный портной приступает к зашиванию. Пара минут и операция почти завершена. Честь нанести последний штрих выпадает мне. Всего-то убрать вокруг раны кровь и наложить на неё многослойную, воздухонепроницаемую повязку, затем перевязать как подарочную коробку и готово! Теперь точно выживет. 
А вот предыдущая пациентка хирурга, на свое несчастье оказалась девицей легкого поведения. Он слишком долго высказывался о её неподобающем образе жизни и лишь после моих настоятельных просьб поскорее начать, приступил к делу. И как нарочно, возилсялся с инструментами, словно впервые делает операцию! Зашил живот бедняжки так, будто это солдатские портки, а не живая ткань. Два часа и её не стало. Случай не частый, но привычный. 
Я и другие медсестры пытались достучаться до медицинского инспектора. Однажды даже было инициировано расследование, но кто бы сомневался в его результатах? «Обеляющие» со всех сторон похвалы докторам, хула на анонимных клеветников и несколько ничем не обоснованных увольнений отняли у меня последнюю надежду на справедливость. Пришлось искать её в другом месте. 
Разведя хлорную известь, я помогла сэру Хопкинсу вымыть руки и выслушала от него дальнейшие указания относительно пациента: отправить его в общую палату, все прибрать и впредь не проявлять расточительность в использовании растворов. На всё ответила кивком, но язык во рту так и чесался от желания высказаться. О, как я устала молчать! 

*** 

Вечернее небо туманной дымкой опустилось над городом, на тротуарах зажглись фонари, хруст деревянных экипажей нарушал непривычный гул железных самоходных автомобилей. Я еще ни разу на таком не ездила, но иногда перед сном фантазировала что вот однажды разбогатею и куплю себе это чудо прогресса, приеду к отцовской лавке и, они с матерью пожалеют, что называли меня никчемной и бестолковой неудачницей. 
- Вот, - скажу я им, - вместо мужа, я обзавелась автомобилем и хочу подарить его вам. Вы, отец, можете возить товары, а вы мама, ездить к своим ученикам, не тратя времени и денег на трамваи с кэбами. 
А пока, я всего лишь медсестра после тяжелого дежурства, утомившего мои нервы и дух. 
Меня провожали серые стены домов, в свете огней сверкали загрязненные пылью улицы, прохожие спешили по домам. Рядом со мной промчался мальчишка-газетчик на велосипеде, так что моя, серая юбка едва не оказалась запутанной в его колесах. 
- Ах, негодник! – погрозила я ему вслед кулаком и спешно поправила платье. При моем финансовом положение каждый наряд сравним с драгоценностью. На работе у меня форма, но в жизни я отдаю почти всё свое жалование отцу и именно он решает из чего будет состоять мой гардероб и когда его обновлять. А он человек суровых нравов, донельзя практичный и готов позволить своим женщинам лишь два-три платья, пару туфель и пару ботинок, сроком раз в три года. Мой срок наступил год назад, поэтому портить наряды нежелательно. Конечно, я могу их заштопать в случае чего, просто сама не люблю, когда хорошая вещь рвется из-за досадных недоразумений. Стараюсь быть осторожной. 
Запах сладкой выпечки я уловила издалека. С удовольствием принюхалась и пошла на аромат. Вот еще одна причина, по которой я обожаю собрания суфражисток: умопомрачительная на вкус сдоба! Пища для ума не в счет, она ведь там обязательна, а вот французские булочки неожиданное дополнение. 
Я вошла в здание штаба, предвкушая, что скоро мой язык познает хрустящую выпечку, а ум обзаведется решимостью. Предварительно сняв шляпу, тяжко вздохнула окинув витрину с выпечкой жадным взглядом. Сначала пища для ума, потом все остальное. Желудок со мной не согласился и жалобно заурчал. 

Собрание еще нескоро начнется, потому я позволю себе немного отдохнуть. Весь путь до четвертого этажа, чувствую, как меня все сильнее одолевает усталость и голод. Зато здесь тепло.
Не успела я войти, как наткнулась на знакомого мужчину. Барона Мирроу. Приятный сюрприз, и как кстати! Может он поможет в моем непростом деле с крошкой Мэри? Бедняжка подвержена простудам, а у её родных нет денег чтоб выехать на воды. Мой отец категорически отказался позволить мне отдать им жалованье за этот месяц, грозя карой небесной, если ослушаюсь. Фонды нашего госпиталя также отказались выделять средства. Я уж было , подумала просить помощи у организации, но раз здесь барон, то лучшего случая и желать нельзя. Попробую попросить помощи у него, но сначала присяду, а то ноги ломит от усталости. 
Клянусь, я присела всего лишь на минутку, а барон пропал из поля зрения. О нет, нельзя так бездарно упустить подвернувшуюся удачу. Прежде, мне не приходилось просить у него помощи или иметь с ним беседу, но я наслышана о чудесах благотворительности, приписываемых этому человеку.
Я встала и отправилась на его поиски, искренне надеясь, что он где-то в штабе, а не покинул наше милое общество. 

- Мистер Мирроу, - окрикнула я уже в который раз. Куда же он мог запропаститься?! 
Поднимаясь по лестнице, мне показалось, что я слышу шаги из крыла, в котором находится кабинет. В коридоре было совершенно темно. Мне показалось, что в конце мелькнула тень, но я не придала этому значения. В день собраний здесь всегда много людей. В кабинете тоже было темно и я хотела уже уйти, но запах керосина и... в нос ударил знакомый по работе запах. Кровь! Человеческая. Я её ни с чем не спутаю! 
По мере того как глаза привыкли в темноте, я ведомая обонянием, уже примерно определила, где лежит источник запаха. Здесь кто-то ранен! Человеку нужна помощь и, я должна действовать без промедлений. 
Пристально вглядываясь в темное пятно у моих ног, я поняла, что такое количество крови - это результат серьезнейшей раны! Она текла из головы мужчины. Быстро присев, я приложила два пальца к шее в надежде нащупать пульс. До меня дошли две ужасные вещи. Первое: мужчина мертв. Второе: этот мужчина судя по силуэту, не кто иной, как барон Мирроу! Впервые за долгие годы работы мои руки затряслись. Я спешно отдернула ладонь. Ему уже не помочь! 
Я не сразу услышала шуршание ткани у двери. Комната озарилась светом лампы, и тут я увидела рядом с телом окровавленную статуэтку. Меня передернуло, когда я всё поняла. Сердце забилось со скоростью 140 ударов в минуту, вызывая бешеную пульсацию в висках. Если бы не истошный крик вошедшей Эдвины Уилкинсон, я бы так и продолжала стоять в ступоре. Не знаю, испуг это был или шок, но вылетела я вихрем. 
Страх поглотил меня, сотрясая крупной дрожью и я где-то спряталась. Там было темно и сыро, но дверь со щеколдой придала какое-то чувство защищенности. Я заперлась, прижалась спиной к двери и дышала, дышала, дышала, как бьющаяся в агонии недавняя пациентка сэра Хопкинса. Убийство! И я была прямо над ним! Меня видели над ним!

Я пребывала в тумане, подобном тому, что поглотил наш город. Оглядевшись, поняла, что заперлась в какой-то тесной кладовой, набитой мешками. Было темно. Темно и страшно. Я сидела на холодном полу, протянув ноги. Стопы упирались в твердое содержимое мешков и, колени приходилось держать согнутыми. Обе ноги затекли, болезненное онемение  давало о себе знать.  Необходимо встать и попробовать прийти в себя, но это сложнее, чем кажется.

 Я боялась. Боялась, как никогда в своей жизни! Эдвина Уилкинсон. Что-то было в её крике такое, обвиняющее.  Убийство карается смертной казнью. А та пикантная деталь, что убийца-суфражистка, настолько провокационна, что никакой речи не может быть о справедливости! Меня обвинят просто потому, что так выгодно. Это ясно как божий день.

 Ладонью я потянулась к шее и легонечко её сдавила. Веревка грубо, не зная пощады, сожмет мои артерии. Будет больно, я начну задыхаться, а потом усну и начну умирать.

Меня обдало холодом. Тряхнув головой, я сбросила ужасное ведение и опустила руки.

 Жизнь, начавшаяся в семье бакалейщика и учительницы музыки, с самого детства походила на борьбу. Мать была слишком строга и, я не помню случая, когда нам удавалось договориться о чем-либо без взаимных обид. Отец дни и ночи проводил в лавке и вспоминал о воспитании лишь тогда, когда требовалось сурово меня наказать. Младший братишка, которого родители, наоборот, обожали, рос болезненным и скончался от тифа в возрасте десяти лет. Мы никогда не были близки, но именно его смерть подтолкнула меня к пути, приведшему в госпиталь. Я хотела спасать людям жизни. С трудом, но я уговорила родителей позволить мне поступить в школу медсестер и закончила её с отличием. У меня были неплохие шансы поступить на медицинский факультет лондонского университета. Но родители воспротивились. Мне постоянно ставили в упрек, что я никак не выйду замуж, что мало зарабатываю на свое содержание, при этом вынуждали довольствоваться должностью медсестры.

 Моим утешением стало движение «за допуск женщин к медицинской профессии». Новый госпиталь и медицинская школа для женщин, словно маяк в ночи, принесли в жизнь смысл. Но я не успела к ним присоединиться. Столкнувшись с несправедливостью в отношении женщин на работе, я поняла, что нашему полу нужно куда большее, чем «допуск к профессии».

 Все знали где находится организация. Я сама пришла сюда. Мое совершеннолетие давало право не прислушиваться к мнению отца и матери на этот счет. Я была крайне осторожна. На демонстрациях мне несколько раз удавалось ускользнуть из-под носа полиции. Я тайно распространяла листовки в госпитале и ни разу не попалась. Трусливо, признаю, но я всегда боялась подвергнуть родителей общественному порицанию. Я люблю их. И что теперь? Вместо дочери суфражистки, они получат дочь-убийцу? Это несправедливо. Жестоко. И что с этим делать? Как мне поступить? Я не знала.




Я моментально вернулась к действительности. Очень неуклюже встала, а онемевшие конечности поразили слабые судороги и пришлось застыть. Любое движение отдавалась тягучей болью в ногах.
- Хизер? - я почувствовала облегчение. - Что там происходит? Я так напугана, - честно призналась подруге и отперев дверь, тутже спросила, - Меня уже ищут? Да? Мисс Уилкинсон обвинила меня? Только не ври, Хизер.
Я не смогла сдержать проклятые слезы, заранее накрутив в голове ответы.
- Хизер, что мне делать? Что сказала миссис Честер?

Я не более не чувствовала себя загнанной в угол. Объятия всегда действовали на меня успокаивающе.



- Да, была, - вздохнула я, утирая слезы, - Но я клянусь, что это не я! Я ни причиняла вреда барону! Ты мне веришь?




- Но я ничего не сделала, - я боялась, что она не верит мне. Моя голова болела, сердце изнывало от страха, а еще это гнетущее чувство беззащитности. Когда знаешь, что ты один на один против могущественных господ и даже собственной отец не придет на помощь, а поспешит отвернуться.




- Конечно не делала! Но бежать? - я задумалась. Предложение самое что ни наесть разумное в сложившихся обстоятельствах. Но ступив за порог, я лишь усугублю свое положение.



- Я останусь, Хизер. Я невиновна и мне нечего скрывать! - смело заявила я. Внутри зарождалась решимость, подавляющая страх. Хизер напомнила, что я не одна и организация заступиться за меня, в случае если полиция вздумает навязать обвинение.

- Сыщики? - я сердито сдвинула брови, - Держу пари они такие же, как и остальные. Ждут не дождутся, чтобы обвинить меня. Эби, прошу, не оставляйте меня одну, не позволяйте патриархальным консерваторам взять над нами верх! А еще, ведь где-то здесь бродит настоящий убийца! Я теперь вспоминаю, что видела какую-то тень.

***
После объяснения с подругами, я в их сопровождении вернулась в зал, где всех собирали.

Я ожидала увидеть толстого, надменного старика с усами, а вместо него повстречалась взглядом с вполне приличным на вид мужчиной. Он не выказывал насмешек или высокомерия. Статен, блондин с очень серьезным лицом. Как говорят в народе, плох тот детектив, кто не умеет прятать свои эмоции. Этот, похоже, умел, а еще внушал нечто похожее на доверие. Он не вязался у меня с образом злодея, намеривающегося обвинить невиновную. Но кто знает, что на уме у детектива? Надо быть осторожной и следить за языком.




-Да, сэр. - спокойно ответила я, пряча дрожащие пальцы в складках юбки.

Когда ты знаешь чего ждать от человека, то и чувствуешь себя проще. Мне же оставалось гадать, какими мотивами руководствуется мистер Колмс. Словно хирург, проводящий манипуляции, он может спасти меня или намеренно погубить. Чего же он желает? Правды и справедливости? Или стать героем газет, где предстанет разоблачителем убийцы-суфражистки?



Его голос звучал уверенно, а намерения казались самыми благородными. Но я боялась поверить. Эти его "если" пошатнули мою решимость. Я хотела спросить, действительно ли ему нужна правда? Может он уже обвинил меня и ждет случая надавить. Я вздохнула. Выбора у меня не было. Оставалось надеяться, что я здесь как свидетель, а не в качестве удобной убийцы. Еще раз окинула детектива взглядом.

- Я не виновна, сэр. И лгать вам не стану. Я действительно первой обнаружила тело барона Мирроу. Я искала его, чтоб обсудить одно благотворительное дело. Поднимаясь по лестнице, мне показалось, что я слышу шаги из крыла, в котором находится кабинет. В коридоре было совершенно темно, но я отчетливо помню мелькнувшую тень. Там явно кто-то был. Почему-то я решила зайти в кабинет. Там тоже было темно и пахло керосином. Я ушла бы тотчас же, если бы не кровь. - мне было не комфортно возвращаться мыслями к тем событиям, но раз детектив просит правду, то он её получит, - Я работаю медсестрой и отчетливо знаю как пахнет кровь. Именно наличие этого запаха заставило меня остаться. Я решила, что кто-то ранен. Глаза немного привыкли к темноте. Пятно крови было внушительным, а человек лежащий рядом не подавал признаков жизни. Клянусь, я хотела помочь! Я склонилась над ним, чтобы нащупать пульс и констатировала, что он мертв. И только тогда по характерному силуэту, я поняла что передо мной лежал барон. Я не закричала и не закатила истерику лишь потому, сэр, что работа в госпитале закалила мои нервы. И тут появилась мисс Уилкинсон с фонарем или лампой, я точно не помню, но стало светло. Поймите, я привыкла сталкиваться с раненными и умершими на работе, но не в обыденной жизни и тем более в организации. Разумеется, в первые секунды, я искренне считала, что барон был ранен, а не пал жертвой убийства. Все прояснилось при освещении. Я увидела статуэтку, а потом мисс Уилкинсон завизжала. И это было похоже на нечто обвиняющее. Поэтому я выскочила прочь.

Я рассказала детективу всё как было. Поверит он мне или нет? Не знаю. И это незнание меня гложет, напрягает мое сердце и разум. Я не выдерживаю и задую ему терзавший меня вопрос:
- Вам ведь не нужна правда? Вы все равно хотите обвинить именно меня? Потому что я суфражистка. - я расправила плечи и гордо посмотрела ему в глаза, - Но я невиновна и готова чем угодно поклясться что не причиняла никому вреда. Мой долг спасать жизни, а не отнимать их.

С детективом был еще один мужчина. Я не сразу обратила внимание на его присутствие, поглощенная беседой с мистером Колмсом. Он одарил меня холодным, полным недоверия взглядом, чем вызвал в моей душе желание отгородиться. Я опасалась таких людей. Осуждающих, делающих выводы в угоду своим предубеждениям.



- В зале, когда только пришла. А потом он исчез из моего поля зрения. - второй вопрос заставил меня нахмуриться. Этот джентльмен явно намерен спустить на меня собак. Стало не по себе, словно я маленькая девочка, на которую нападают.
- Какие у меня могли быть с ним конфликты!? Я знала его как "друга" организации, но лично никогда не обращалась, поскольку в этом не было необходимости. Любая подтвердит этот факт. У меня не было общих дел с бароном. И решение обратиться к нему сегодня я приняла, имея отчаянные обстоятельства.



Я чувствовала себя загнанной в клетку. Я не знаю, что делать и как себя вести, чтобы мне поверили, чтобы не поставили в вину то, чего я не совершала! Сделав глубокий вдох, я крепко сжала кулаки. Пусть только попробуют меня обвинить! Я зубами буду цепляться, но докажу свою невиновность!

В обстановке нервозности, мне вдруг стала любопытна одна деталь. Невзрачный блокнот,в котором мужчина делал записи. Страсть как захотелось узнать, что же такое он там пишет и если пишет обо мне, то что именно?



- Прошу прощение, сэр. Но я ни говорила о благотворительном бале. И о помощи организации вам больше расскажет миссис Честер, чем я, - у меня даже шея затекла и пришлось едва заметно её разминать левой ладонью, чтобы не казаться невежливой.
- Барон Мирроу был известным благодетелем, а мне нужны были средства для важного дела. Вот и я подумала, почему бы не попросить у него помощи?




Удивительный человек, который может сначала успокоить и тут же вновь заставить переживать.
- Улик против меня не существует, - настойчиво утверждаю я, - И как я могла поднять тревогу, когда все длилось каких-то несколько мгновений? - меня конечно расстраивало их недоверие, но понять детектива можно. Он не студент, а опытный мастер и если бы хотел меня обвинить, то уже давно бы сделал это. По его речам, стало понятно что мистер Колмс жаждет правды не меньше, чем я.
- Запах керосина присутствовал, не скажу, что сильный, но там точно пахло именно им. А тень мелькнула кажется возле кабинета, потом в конце коридора. Что касается хозяйственного инвентаря, то я помочь не могу. Я посещаю организацию, но не живу здесь и где хранят лампы, не знаю.




- Боюсь, вы не совсем правильно меня поняли. - я покачала головой и с вызовом посмотрела в глаза детективу, - Знаете, скольких из нас выгоняют на улицу без средств к существованию? А скольким необходимы дорогие лекарства и длительное лечение? Листовки, платья, печатные станки и машинки. У нас есть благотворительный фонд, который позволяет решать проблемы организации и сестер, а барон Мирроу часто делал щедрые пожертвования. И он помогал не только организации, но еще и школам. Мы с подругами об этом знали и часто обсуждали его, восхищаясь такой добротой и заботой о ближнем. - я на миг замолчала, припоминая что в последнее время, многие восхвалявшие барона ранее, отчего-то предпочитали не говорить о нем вовсе или спешно меняли тему. Тогда я не придавала значения, но сейчас. Надо обсудить это с соратницами. Разумеется, я не стану ничего рассказывать детективу.

- Какие дела его связывали с членами нашей организации лично, я не знаю. Мы никогда не просим за себя, мы просим за кого-то и это называется благотворительностью, чем покойный барон и занимался. Я хотела просить его помочь семье одной из пациенток госпиталя, оказавшейся в сложной ситуации. О конфликтах я не слышала, - и это было правдой. Да, то что о нем перестали говорить некоторые из нас, еще ничего не означало. Я только зря себя накрутила.

- Сэр, я очень устала, могу ли я идти? - честно призналась я, подавляя подступавшую зевоту. Глаза начали слипаться. Меня клонило в сон так, будто я отдежурила в госпитале несколько дней без отдыха. - И еще, ваш эээ друг, то есть коллега, не представился. - я взглянула на незнакомца с его блокнотом, манящим меня, словно заговоренный. Это я о блокноте. Что же там написано? Что?

Я шла не очень ровно. Безумно хотелось уснуть, а при пробуждении понять что все это был страшный сон. Почему детектив Колмс считает, что меня будет мучить мысль, будто убийство совершил кто-то из наших? Я ни секунды не сомневалась в своих подругах и даже, если бы вдруг случилось, что к смерти барона причастна одна из них, я бы никогда не отвернулась от неё. Как же несправедливы наши законы! Врача, намеренно угробившего пациента, никогда не посчитают убийцей, а человека, в отчаянии совершившего тяжкий грех, осудят и повесят, не взирая на мотивы. А что если человек защищался? Хотя что такого совершил барон, чтобы от него необходимо было отбиться? Домогательства?!
Я пошатываясь вышла к подругам, в многолюдный зал. Эби и Марша Деркс выглядели измотанными. Схватив со стола одну из последних булочек, я жадно набросилась на сдобу, совершенно не чувствуя вкуса. Жевала, лишь бы голод утолить.

- Это какой-то кошмар, не находите?

Доев булочку, я осторожно стряхнула крошки с ворота платья и прошла к свободному стулу возле Эби.

- Мистер Колмс, кхм, он не похож на тех полицейских, с которыми мы обычно имеем дело. Он не стремился обвинить меня, но и дал ясно понять, что не снимает с меня обвинений. Я считаю, он будет честен и беспристрастен в расследовании. А вот второй, - я перешла на шёпот, - Мистер Уоррен. У меня он симпатий не вызывает. Он очень похож на сторонника патриархальных устоев, а в его черных глазах такой холод, что мне стало не по себе! А еще он что-то постоянно записывает в свой кожаный блокнот, и мне кажется это имеет отношение к подозреваемым. Еще они спрашивали, не было ли у барона конфликтов с нами.

Я вопросительно посмотрела на подругу.
-Я ответила, что не было. Но, согласись, в последнее время, мы перестали его восторженно обсуждать.

Соблюдая тактичность, я не стала тревожить Эби дальнейшими расспросами про барона. Ей и без того не сладко.
- Давай лучше поговорим о тебе. - я ободряюще улыбнулась подруге, - Как твое самочувствие? Ты ужинала? Со сном есть проблемы?

- Нет, это невозможно. Я имею ввиду что если они кого-то подозревают, то сведения есть в этом блокноте.

Спустя время

- Ни в коем случае! - я проснулась от слов, показавшихся мне нереальными. Видимо задремала. - Хизер, я не ослышалась? Ты предлагала избавиться от тела?! Поздно, не находишь? Во-первых его уже видели детективы, во-вторых, многие дали показания и я в том числе. Есть тело или его нет, факт убийства останется, а если потревожим трупп, лишь усугубим свое положение. Мистер Колмс обещал, что наши политические взгляды в расследовании замешаны не будут и я ему верю!

Слова Хизер были очень похожи на мое недавнее состояние, поэтому я не осуждала её за страх. Томно вздохнув, подошла ближе и взяла её за руки:
- Знаю, Хизэр, но мистер Колмс не похож на циничного и бездумного сноба. Я ему верю, и если уж на то пошло, то главная подозреваемая я и вас трогать никто не станет. И еще, виновного определят не по опросам, а по уликам. Так мне сказал детектив! Хизэр, тебе и Мартину, а также нашим сестрам ничего не угрожает. Мы сильные и мы справимся. Никто не посмеет обвинить нас без доказательств!




- Миссис Панкхерст умная женщина и уж точно не стала бы прятать тело, после того как его увидел весь честной свет. Я думаю, она бы боролась за то, что бы репутация суфражисток была очищена от любых подозрений в кровопролитии. Мы обращаем на себя внимание радикальными методами, но без человеческих жертв.

После разговора с Хизер, ко мне подошла мисс Уилкинсон.



Я поприветствовала её сочувствующей улыбкой.
- Словно только что пережила долгое лечение от чахотки, Эдвина. А вы? Простите что бросила вас тогда, в кабинете. Я растерялась и испугалась. Видите ли, я искала барона, чтобы попросить его профинансировать профилактическое лечение одной из моих пациенток. Больничные фонды, да и мой собственный отец, наотрез отказались помочь. Я так надеялась на барона, а теперь ума не приложу, где взять деньги?

Мои намерения помочь маленькой Мэри, приводили меня же в отчаяние. Девочке надо было срочно ехать на море, иначе она не переживет зиму. А какое море в ноябре? Только Португалия или африканские острова. Мне нужны были деньги и в самое ближайшее время. Но где их достать? Просить у организации, когда у нас такое несчастье, просто верх цинизма.