Карта ролевой игры "Дивье Поле"

Либо интерфейс такой лаконичный, либо продукт совсем сырой. В меню персонажа никакого тебе выбора расы, пола, цвета кожи, глаз и прочего. Только обзор камеры на все 360 градусов, хоть картинка на обозрение представлена и не самая впечатляющая.
Перед глазами только поле сухое, небо серое и перекресток дорог. Как-то совсем не впечатляет графика ни яркостью красок, ни оригинальностью. Проработка и детализация, правда, отличные. Тени, сглаживание, дальность обзора. Ну, все прям как в приличных играх.
Пробую повернуться, руками пошевелить, вперед продвинуться. И тут персонаж мой словно на эскалатор встал, и понесло этот эскалатор все быстрее и быстрее. И вот я уже на карусели кружусь, а карусель вдруг в русские горки превращается, и несет меня вагончик с бешеной скоростью вверх и срывается куда-то в пустоту...
...Помню, что в глазах потемнело, желудок скукожился, а крик не просто застрял, его словно обратно силой встречного ветра обратно в горло вогнало. И все чувства, кроме паники, выдуло разом. Машу руками, как пингвин крыльями, пытаясь поймать равновесие, опору инстинктивно найти хоть какую и... вдруг все останавливается.
Хотя дышать трудно от прыгающего где-то под подбородком сердца, и все слова позабылись, но понимаю, что все ощущения не просто вернулись, а я абсолютно спокойна. Как будто и не прощалась только что с жизнью, а словила чистый дзен прямо в воздухе.
Стою, смотрю вокруг. Все вижу, слышу, понимаю, и все такое натуральные, причем не только визуально, а прям чувствую твердую землю под ногами. И запах пыли и зноя...
Поднимаю руку - рука как настоящая, только не моя. Пальца все исколоты, ни следа маникюра, но эти руки ощущаю как свои. И не только руки. Смотрю вниз и вижу юбку с вышитым подолом, а из-под юбки две ноги выглядывают в странной обуви. Я еще этак покрутила ногой, разглядывая сапожок из тонкой кожи. Прикасаюсь к себе, провожу руками по всему телу - вроде бы я, и в то же время не я. Все такое... крепкое, налитое, хоть и стройное. Тяну прядь волос, скашиваю взгляд - светлые волосы, куда светлее моих.
И где бы я ни оказалась, была я здесь не одна. Поначалу не видела никого, только слышала голоса, словно за пеленой тумана. И вот уже один человек откуда-то возник, другой как из-под земли нарисовался. А неподалеку прям настоящий ведьмак крутился, то в штанах что-то проверял, то побежал к луже на себя любоваться.
Любоваться. Слово-то какое красивое, как имя мое - Любава. То есть, я знала, что не так меня вовсе звали, но и это новое имя, невесть откуда в голове всплывшее, мне понравилось.


Вот когда что-то случается неожиданно, как снег в июле, можно прыгать да волосы рвать, охать да ахать, а можно махнуть рукой и сказать - а и ладно, чего в жизни не бывает. Вот так сейчас и у меня. Я вроде и удивляться должна, а ничего подобного не чувствовала. Почти все герои в компьютерных игрушках, которым суждено мир спасать, свой славный путь в тюрьме начинают, а мы у самой Макоши задание получили, да еще клубочки нам выдали, чтобы не заблудились. Значит, так тому и быть.

Забавно было наблюдать, как посреди поля, на перекрестке из ниоткуда появлялись люди. По всему видать, такие же, как я, счастливчики-попаданцы. И вот уже стоим мы толпой, и все видим силуэт в сиянии золотом и слышим красивый женский голос, каким с нами говорила Макошь.
А как поведала богиня причину нашего появления в этом чУдном мире, так исчезла.
Стою я и думаю, что если уж отправляться в такое путешествие, то хотелось бы мне, чтобы спутником моим стал вон тот беловолосый молодец, на ведьмака похожий. Ну, может, и не на ведьмака, но глаза у него желтые... змеиные. А сам он кажется мне знакомым. И хочется мне назвать его другим именем, но не правильно это как-то, словно те наши имена для этого мира не предназначены, тайные они и звучать им здесь не положено. Может, сила в них особая заключена, что связывает нас с тем местом, откуда мы появились.
Стою, рассуждаю, разглядываю длинноволосого красавца, а сама думаю - когда это я больше двух секунд на одном месте просто стояла? Всегда куда-то спешила, бежала, ехала...

Приняла я клубочек из рук знакомого незнакомца. Клубочек теплый, словно живой.
- Спасибо, - говорю тихо. - Наверное, клубочек и сам знает, что ему делать и куда нас вести. Доверимся его волшебной силе.

- Любавой меня звать. - Смотрю я не него, глаз не могу отвести, и взгляд у Емельяна меня словно зачаровывает. - А ты кто будешь, Емельян? Прости, ежели обидят мои слова, но на простого человека ты не похож.

- Должны быть с нами еще товарищи, видимо, - оглянулась я по сторонам. - Ну, что испытаем чудесный клубочек в действии? Пора нам в путь.

- И ты будь здоров, добрый человек. Меня зовут Любава, можно Любой звать. Или Любашей, - зачем-то добавила я, глядя на Емельяна.
Положила я клубочек на землю и тотчас засветился он мягким сиянием и покатился по одной из дорог. А мы двинулись за ним следом маленьким отрядом путников, всего-то четверо нас и было. Идем, оглядываемся, а я волей неволей всякое подмечаю: следы звериные дорогу пересекают, не иначе лица здесь пробегала недавно. На небе ни облачка, а птички низко летают, значит скорому дождю быть.
И откуда только все это знаю?
Сняла я с плеча котомку, заглянула в нее - лежит в ней два мотка ниток, один с нитками тонкими, второй с толстыми и прочными. Воткнуты в мотки иголки: тонкие, швейные, какие в прежней своей жизни я от силы раза три в руках держала, и толстые, длинные, на острие шила похожие. И глядя на эти иголки захотелось мне присесть в травке у обочины и заняться рукоделием.
«Вон хоть прореху едва заметную на рукаве Емельяна зашить», - мечтательно подумала я.
И сама не заметила, как потянулась и вложила свою руку в ладонь Емельяна.
А тем временем вывел нас клубочек к зеленой долине, поросшей густой травой и душистыми цветами. Свернул клубочек с дороги и покатился напрямик к видневшейся вдалеке полосе леса.

Трава колыхалась от ветра как море зеленое. Цветы такие яркие вокруг, каких я в жизни не видела, а, может, попросту не замечала. Обман все это или нет, уже и не так важно, потому что сознанием я жила здесь и сейчас. Дышала полной грудью, и ощущала своей рукой сильную руку спутника и оттого делалось не так страшно от мысли,что могло нас ждать впереди.

- Интересный ты. И совсем не страшный с этими глазами. Нравятся мне они, светятся словно янтарные, - улыбнувшись, отозвалась я. - А я обычная девушка, - вздохнула тихонько, - хотелось бы быть какой-нибудь особенной, но... видать не моя судьба.
Я сорвала ромашку и поднесла к лицу. Цветок крупный, с белыми упругими лепестками и яркой желтой сердцевинкой. Понюхала - пахнет пряно и свежо, и пыльца разлетелась вокруг золотистым облачком. Наверное, здешним пчелам раздолье одно с такими-то цветами. Может, где-то в лесу можно найти гнездо диких пчел и соты в нем? Если дымком обкурить гнездо, то можно пчел усмирить и медом разжиться, а то в моей котомке никаких съестных припасов я не обнаружила, а голод в этом мире, судя по всему, самым настоящим ощущался. Да и воды чистой хорошо бы найти.
Вскоре миновали мы долину, зашли в лес. Усталость стала сказываться. Я по сторонам принялась осматриваться, прислушиваться - тропу звериную искала, лягушачье кваканье подмечала, да заросли растений погуще, что могло привести нас к ручью с питьевой водой.
Долго ль коротко шли, но вышли вскоре к лесному озеру, на берегу которого избушка небольшая стояла. Возле избушки и остановился наш клубочек, погасло его сияние. Я подняла клубочек с земли и убрала в котомку.
Дверь в избу оказалась не заперта, а внутри никого не было. Но, видно, наведывался сюда кто-то недавно - в печке зола еще едва теплая, да горшок копотью покрытый с остатками какой-то похлебки.

- Я в лес схожу, заодно осмотрюсь поблизости, - сказала я товарищам. - Надо нам чего съестного раздобыть. А вы, друзья, пока здесь разведайте, может еще что обнаружите или хозяева домика где-то рядом найдутся.
Говорю про съестное и сама себе удивляюсь - откуда мне знать, что можно силки на зайца поставить? Или как белку поймать? И что звериные следы могут к источнику чистой воды привести?
Сделала пару шагов в чащу и остановилась.
- Емельян, вижу, что понимаешь ты природу и вести себя правильно в лесу можешь. Пойдем со мной, вместе и принесем больше.

До прихода на заимку


Легконогая стройная девушка с копной длинных каштановых волос оказалась четвертой в нашей компании.
- И тебе добра! – откликнулась я, приветствуя. – Меня Любавой зовут, будем знакомы.
Посмотрела на нее – красивая, даже очень. И кроме очевидной красоты было еще в ней что-то такое, что заставило меня пристальней взглянуть и на девушку, и на Емельяна, отмечая, что мне ох, как не понравилось, как она смотреть умела. И в глазах красавицы колдовская истома будто мелькнула, как дурман какой.
И все же дЕвица мне понравилась, веселая она и голос у нее удивительно красивый.

Дальняя заимка, позднее

Я чуть не рассмеялась, заметив выражение лица Емельяна, когда сказала, что в лес собираюсь. Глаза у него и без того желтым светились, а тут прям огнем вспыхнули, и так он на меня зыркнул, будто я самую распоследнюю глупость сморозила.
Ага, думаю, значит, горяч парень. Доставит ему хлопот и «приятных» ощущений мое спокойствие и упрямство.
О том, что я именно такая, знание пришло само. Как и понимание того, что я умею. Огорчало только, что ежели сочтет меня Емельян дурочкой блаженной, то обидно мне будет.

- Ну и славно, - кивнула я, беря со стола в избе нож и разглядывая его – острый, недавно наточен.
Подошла к Емельяну ближе и сказала:
- Не сердись, если кажется тебе, что лезу, куда не следует. Так оно, может и есть, только я лес знаю и понимаю, умею быть осторожной. Я тебя не подведу.

В лесу вокруг заимки

Оставив Филимона и Елисаву, мы ушли в лес.
Воздух в лесу можно было пить горстями, до того он был хорош. Пахло свежестью, хвоей и травами. Вскоре по приметам я поняла, что мы двигаемся прямиком к источнику воды – там и трава была зеленей и выше, и лягушачий хор зазвучал оттуда дружнее и громче. Да и звериная тропа туда же вела. И Емельян это подтвердил, указав мне в ту же сторону.

Достала я моток прочных толстых ниток и нож, и только на мгновение подивилась тому, что точно знаю, как силки ставить на заячьей тропке. Сколько нитки отрезать, как петельку сделать, где ее пристроить, да как правильно закрепить, чтобы силок сработал, руки будто сами ловко все делали.
Представив попавшего в ловушку зайца, я загрустила: где-то в другой жизни у меня ведь был маленький крольчонок, и мне представить страшно, что он мог стать добычей. Но здесь дело другой. Здесьработали иные инстинкты, иные законы. Не добыв еды, пропадешь
Еще нашла я лесной мяты и кусты дикой малины, усыпанные спелыми ягодами. Ягодки хоть и мелкие, но необыкновенно ароматные и сладкие. Я порылась в котомке (не иначе на эту штуковину наложено заклинание незримого расширения) и обнаружила в ней еще аккуратно свернутые чистые тряпицы, и кожаный бурдючок, который для питьевой воды очень даже подойдет.

Емельян гнездо диких пчел обнаружил, и пока он мед добывал, я сорвала листок лопуха и набрала в него малины вдоволь. Завернула все аккуратно в тряпицу и в котомку убрала – товарищам понесем, не помять бы только. Сама горсточку съела и еще одну нарвала.
Пока собирала мяту да малину, чувствовала на себе взгляд Емельяна. Смотрел он, словно огнем жег. И хоть понимала я, что природа в нем какая-то не человечья, а совсем непростая, может даже опасная, но страшно мне не было ни капельки. Смущал мой покой этот взгляд, сбивал с толку, но не пугал, а привлекал и будил что-то внутри.
И от мыслей этих бросился мне жар в лицо.
- Вот, попробуй, - сказала я, подходя к Емельяну и протягивая ему ягоды на ладони. - Они сладкие, а тебе, мне кажется, нравится сладкое.
Только я успела поднести ладонь поближе к его рту, и почувствовала, как его рука легла на мою, придерживая, а теплые губы коснулись моей кожи, как вдруг загудел воздух над нашими головами.

Тихонько вскрикнув, я прижалась к Емельяну, в первый миг не поняв толком, что случилось. Мой спаситель рванул дальше от дерева с пчелами и в три шага оказался снова у озера. Только как-то оказались с другой его стороны.

Емельян замер, прижимая меня к себе, а я перевела взгляд на гладь озера и увидела, что с ним, и правда, что-то не так – вода тихая, неподвижная, ни мошки, ни птички над водой не летают, только черный рогоз по краям торчит, как неживой, да мутный туман потихоньку начинает клубиться, освещенный клонившимся к горизонту солнцем. И тихо, будто озеро на округу немоту наводит.

Я вздрогнула невольно от басовитого рявканья Емельяна, голос его по всему телу моему прокатился. Губ моих коснулась улыбка. Крепче обняла я Емельяна за шею и прошептала:
- А я ведь тебя знаю.
И коснулась губами его губ, чувствуя аромат малины.
И пусть думает, что я странная, только пусть знает, что я его узнала и рада, что он рядом со мной.

Я прикрыла глаза и уткнулась лицом в шею Емельяна. Слышала, как гудел в груди его голос, как сильно стучало его сердце. Чувствовала жар его тела, проникавший сквозь нашу одежду. Хотя, сказать стыдно, но одежды на мне была самая малость: рубаха вышитая, юбка верхняя, под ней еще одна, из тонкого полотна, да сапожки.
И как так народ все время ходить мог, не понимаю.

Я взглядом проследила над взмывшей над озером белой птицей. ЧуднО. До сего момента ни одна птичка, ни одна мошка над озером видна не была, и вот откуда-то лебедь белая взялась.

- А не наша ли это Елисава? - проговорила я, наблюдая за красивым полетом птицы. - Есть же в ней что-то такое, правда? - посмотрела в ожидании на Емельяна - что ответит? Заметил особенное в красивой деве или не заметил?
Понимаю, что неправильно это все, и глупо с моей стороны какие-то чаяния питать, но ничего не могла с собой поделать.

На руках Емельяна я едва не заснула. Так тепло, спокойно и надежно мне было. А как соприкоснулись наши губы, все еще покрытые сладким малиновым соком, так закружилась моя голова совсем.
Настоящее это или нет? Не пойму никак. Но кажется, что если даже вокруг мир искусственный, то в душе-то моей все истинное... И тело отвечает так, как чувствует и притворяться не хочет ни за что...

Дикий мед, сладкий и душистый, мгновенно растаял во рту, заставив зажмуриться от удовольствия. Золотистый, прозрачный и тягучий, он стекал по моей руке, а я на это и внимания не обращала - смотрела в глаза застывшего передо мной мужчину и взгляда не могла отвести. Подняла руку и поднесла кусочек сот к губам Емельяна. Смотрела, как он берет осторожно угощение, а глаза его темнеют, становясь похожими на закатное зарево .
Чувствуя, как забилось мое сердце, я бездумно поднесла свои покрытые медом пальцы ко рту, неспешно облизала. Взгляд Емельяна безотрывно следил за каждым моим движением.
Не знаю и никто, наверное, мне не скажет, что такое случилось со мной, как это зовется, и в каком из миров берет начало, но словно бы живой огонь побежал по моим жилам, разлился под кожей, разрушая какие-то стены и преграды.
Может, пожалею потом, а может стану самой счастливой на свете, сохранив в памяти, душе и сердце радость от того, что осмелела так в ту минуту.
Не осталось ни сомнений во мне, ни страха, когда сладкими от меда пальцами я распустила шнурок на своей рубашке и повела плечами, скидывая одежку. Тонкая ткань с узорной вышивкой соскользнула до талии, а я осталась стоять, чуть дрожа от смущения и прохладного предвечернего ветерка, коснувшегося обнаженной разгоряченной кожи и болезненно-сладко напрягшихся сосков. И так мне хотелось, чтобы Емельян прикоснулся ко мне, руками, губами, прижался всем телом.
Я потянулась к нему, обвивая его шею руками, приникая губами к его рту.
Его поцелуи пахли малиной и медом, и имели вкус ягодного сока и медовой сладости. И я забыла обо всем: виртуальное все это или подлинное, так ли уж важно, если в ту минуту я поняла, что живее себя еще никогда в жизни не ощущала.
- Люби меня... - прошептала ему в губы и потянула за собой, на мягкий ковер из мха и травы, покрытой уже вечерней росой...

Дальняя заимка

...Снилось мне все или взаправду было?
Горячее, сильное тело прижималось ко мне. Я слышала дыхание того, кто был со мной, слова, что он шептал мне, и ощущала стук его сердца в своей груди. Я чувствовала поцелуи и руки Емельяна, изнывала от наполнявшей истомы, которой не было сил сопротивляться. Но тут что-то изменилось: словно дурман какой-то наплывал и обволакивал, лишал воли... И совсем это уже не было похоже на то, что я чувствовала еще совсем недавно.
Снова меня куда-то уносило. Не так, как в тот миг, когда в этот чудный мир попала, но словно опять тянуло в неведомые дали безудержно. Голова зашумела, перед глазами все поплыло, я хотела сказать что-то, попросить, чтобы не отпускал...
...Очнулась непонятно где. Огляделась - я, похоже, лежу на топчане в избушке, в печке огонь горит, свеча на столе потрескивает. За окном почти совсем стемнело. Приподнялась и села, пошатываясь от легкого головокружения. Только успела задаться вопросами, что же случилось, где Емельян, уж не приснился ли мне, как снаружи раздались крики и чертыхание. Споткнувшись, я кинулась к двери. Выскочила на улицу в тот момент, когда из озера выходило на берег чудище - похоже на человека, но синее все, со светящимися глазами и все тиной и водорослями опутанное.
Я застыла на месте, не в силах ни пошевелиться, ни слова сказать.

Дальняя заимка

Что за оторопь на меня напала, я не понимала. Просто стояла, как истукан и таращилась на вылезавшее из воды чудо-юдо, морда которого была перекошена от запредельной ярости, и ни пошевелиться, ни сказать что-то не могла, как ни старалась.
На небе луна и звезды зажглись, вокруг деревья черной стеной стоят, а над темной гладью озера туман клубится и мечется, будто живой. И диким холодом от него тянет, таким, что аж дышать тяжко. На миг мутная дымка взметнулась к небу, вытянулась и стала похожа на женский силуэт, и над озером разнесся жалобный стон или крик.
Сначала подумала, что все это привиделось мне, вот сейчас проснусь, а кошмар закончился. Только жаль будет, если и Емельян мне приснился. Но сон оказался самой что ни на есть явью, хоть и похож был на одну из самых страшных сказок, что я знала.

Знакомый голос вернул мне способность двигаться и нормально дышать. Я инстинктивно шагнула ближе к Емельяну, стараясь под руку ему не попасть и не спуская глаз с приближавшегося к нам синего монстрюка.

Разнесшийся над озером голос заставил меня вздрогнуть: вроде и красивый голос, приятный очень, а было в нем что-то, отчего хотелось зажать уши и не слышать больше никогда. Но на чудище колдовской голос подействовал совсем иначе. С каждым шагом по берегу страшнючий монстр все больше становился похож на человека.
Я таращилась на чудесное превращение и не понимала толком, что вокруг происходило. Филимон и Елисава куда-то вдруг подевались, а вместо них появились огромный котяра, вылитый булгаковский Бегемот, а на нем сидела окутанная плащом роскошных волос красавица, в которой я не сразу узнала Елисаву.
Емельян, пробормотал что-то явно недоброе, стоя в напряженной боевой стойке и держа огромный сверкающий меч наготове.

Емельян с усилием опустил меч и заговорил с мужиком, тоскливо взиравшем на озеро, подернутое плотным туманом. А я видела, как глаза того, кто еще минуту назад был чудищем неведомым, становятся вполне по-человечески осмысленными. Он слышал и понимал и даже попытался говорить.
И пока он рассказывал нам свою печальную историю, я подошла ближе к Емельяну, встала возле левой его руки. Мне необходимо было почувствовать, что он рядом и никуда не денется.

...Позже сидели мы за столом вчетвером и размышляли, как нам дальше быть, как озернику и туманнице помочь и самим отсюда живыми выбраться. Филимон оказался отменным поваром и приготовил добытую дичь до того вкусно, что аромат и вкус еды на время позволили забыть об опасности, поджидавшей снаружи. А я готовить не умела даже в этой реальности, зато заварила ароматный чай из дикой мяты и малинового листа. Время от времени я поглядывала в черный квадратик окошка, на силуэт неподвижно сидящего недалеко от берега озерника, не сводившего взгляда со своей любимой, туманом метавшейся над проклятым озером.
Я вздохнула - до чего печальная у них судьба. Очень хочется им помочь, что опять они были вместе и зажили счастливо. Заслужили они это, если и были за ними какие грехи, то уже заплатили они за них сполна годами разлуки и страданий в облике нежити.
- Я так понимаю, что не только две змеи в озере зачарованные, а и остальные какие-то непростые, - произнесла я. - Мы их не видели на поверхности воды ни днем, ни когда темнеть начало. Может, они все по дну ползают? Может такое быть? - я обвела взглядом сидящих за столом товарищей. - Как их выманить на берег?
Я про змей не особо много знала, даже в этой своей ипостаси с повадками заправской следопытки, а уж про зачарованных не знала вообще ничего. Может кто-то из моих спутников знал больше? Или им чары какие известны, что мне, человеку, неведомы?
- Жаль, я мало чем помочь могу, - вздохнула я, нахмурившись. - Разве что соорудить для ловли змей палку с петлей. Но этой штуковиной мы целый век провозимся, пока всех гадов выловим.

Дальняя заимка

Зря я думала, что нет ничего на свете страшнее голого синего мужика, вылезавшего ночью из черной воды. Когда при свете дня из неподвижного озера на берег, извиваясь и шипя, полезли сотни змей, на меня снова напало противное оцепенение, хоть и верила я Филимону, что змеи нас не заметят.

Страх ли это был или еще что, я не понимала, только руки и ноги похолодели, а горло словно сдавило обручем. И застыла я снова, не в силах двинуться с места. Только смотрела во все глаза на тварей, устилавших берег шевелящимся ковром.

Но настоящий страх напал на меня, когда Емельян в воду полез. Вдруг с ним что-то случится, а я так и буду столбом стоять и ничем помочь не смогу? Усилием воли я обратилась к своему другому "я" - не спи, давай же сделаем вместе что-нибудь! И получилось: с меня будто оковы упали. Я тут же задышала свободней, нащупала укрепленный на поясе нож и сжала его в руке, сама толком не понимая, зачем. Так и стояла, не сводя взгляда с поверхности заклятого озера, в котором исчез Емельян.
И перевела дыхание, лишь когда он вынырнул на берег, живой и невредимый, да еще и зачарованную змейку обнаружил. А кроме нее нашел клад на дне, да не простой какой-то, а с ценными вещицами.

...Давно уже перевалило за полдень, когда была найдена и вторая змейка, и еще чудесного вида камушки Емельян со дна достал. Обе змейки в пояса обратно превратились, чары над заимкой развеялись. Я это точно поняла, потому что ожило все вокруг: птицы над озером стали летать, мошки разные, стрекозы. И словно бы дышать стало легче.
Сказка про заколдованных влюбленных оказалась со счастливым концом, а вот наша...
Пока все невероятные события шли чередой, камушки найденные исчезли. И как так получилось, кто мог их взять, никто из нас понять не мог.

Макошь, конечно, известно больше нашего, и не стала бы она посылать раззяв по такому важному делу. Значит, что-то во все этом есть правильное и пора нам двигаться дальше.
Оглянулась я последний раз на ожившее озеро - а я бы осталась здесь еще ненадолго, просто посидела бы на берегу, и понаблюдала, как возвращается в заклятое место жизнь.
Но некогда было сидеть на месте. Достала я клубочек из котомки, бросила его на дорогу, тот час засветился клубочек мягким сиянием и покатился вперед. Поначалу катился он по лесной тропинке, по которой мы вчера с Емельяном ходили, вон еще мои силки остались, а вон там ручей звенит.
Но вскоре лесок поредел, посветлел и оказались мы в прозрачной, словно кружевной березовой рощице, а на полянке чуть впереди показался старый колодец.

Клубочек припустил быстрее к колодцу, а как докатился до него остановился и... исчез бесследно.

По дороге с заимки к колодцу

Задумалась я крепко над пропажей камушков, и всю дорогу к колодцу только про это и думала. Как теперь все для нас повернется, если мы с задачей не справимся? Шагала я, время от времени на Емельяна поглядывала - он спокойным выглядел и уверенным. Ну и я, глядя на него, волноваться перестала. Подсказывало мне чутье, пусть и не волшебное, а просто человеческое, девичье, что раз тот, кому я доверяю, спокоен, то и мне нет нужды изводиться понапрасну.

Я откинула голову, прижимаясь затылком к груди Емельяна и проговорила:
- Уж больно сказка на быль похожа. В той жизни и сотой доли такого не чувствовала, как здесь.
Развернулась в объятиях Емельяна лицом к нему, обняла его за шею и замерла - просто постоять вот так, чувствуя его тепло и силу. Так и усталость и волнение улетучивались, словно он своей мощью подпитывал.
- Клубочек исчез, нет у нас больше помощника в пути. А нам надо ведь путь к Дивьему полю отыскать еще, - говорю. - И что нам тут ждать, и сколько, непонятно, только кажется мне, что мы как-то узнаем это обязательно. А давай я тебе пока рубашку зашью. Видела, что на рукаве порвалась.
Я присела на траву, прислонившись спиной к березе, открыла котомку и достала моток с тонкими нитками и швейную иглу. Подняла взгляд на Емельяна. Пользы от меня немного, так хоть одежду ему починю, пока есть возможность.

У колодца

Шить мне понравилось. То есть, я знала, что умею это отлично, но только сейчас в этом на деле убедилась. Дыра на рукаве рубашки Емельяна исчезала на глазах по воле моих пальцев, а я словно бы со стороны на рукоделие смотрела и удивлялась - до чего ловко у меня выходит.
И захотелось мне не просто дыру залатать, а оставить памятный значок. И, повинуясь порыву, я вышила поверх зашитой прорехи маленький символ оберега Макоши. Знала, что символ считают женским, но это вовсе не так. Защищал он тех, кто носит его от злого умысла, оговоров и злых чар.
Так я своим рукоделием увлеклась, что забылась. Почувствовала, как Емельян близко ко мне придвинулся, и замерла, прижав к груди почти законченную работу.

- Так ты нашел их... А я думала...

Я смотрела в глаза напротив - желтые, не человечьи, а, скорее, змеиные. Подумалось, что, может, в этом мире как-то проявилось наше второе «я». Истинное, то, что обычно скрыто глубоко в нас и чаще всего таким и остается всю жизнь, умирая вместе с нами.
И тот, кто ел со мной пирожные и говорил, что просто салюты продает на самом деле вон какой...

- Да. Люб, - отозвалась серьезно, не отвечая на его шутливое подмигивание. - И я тебе верю.
Я замолчала, раздумывая.
- Скажи мне, Емельян, а что произошло тогда... в лесу? - опустила глаза, сосредоточенно заканчивая свое рукоделие. - Помню только, что... как я... - и почувствовала, как запылало лицо. - Очнулась в избушке, и не знаю до сих пор, как попала туда. Вот, возьми, готова твоя рубашка.
Откусила нитку и, протянула рубашку Емельяну, все еще стараясь не смотреть в его лицо.

В колодец, навстречу полудню

Задремала я, наверное, или просто глаза на миг прикрыла, но очнулась от того, что потянуло опять куда-то неведомая сила. Не сильно, а словно приглашая. Смотрю на старый колодец и кажется мне, что над ним словно воздух колышется, точно как от июльского полуденного зноя.
- Емель, а нам не туда ли... сигать надо? - повернулась к своему спутнику.


- Да тут все дорожки вон к тому терему ведут, - отозвалась я, разглядывая терявшиеся в облаках острые шпили башен. Высок терем, хорошо, что я высоты не боюсь, а то бы голова точно вмиг закружилась.

Полуденный колодец,
по дорожке к терему

Вела нас тропинка через сад такой огромный да пышно цветущий, словно целый яблонево-вишневый лес.

- Меня Любавой зовут, - представилась я. - А вас?
Чем ближе мы к терему подходили, тем сильнее слышались шум, крики многоголосые да суета, и неслись в воздухе во все концы нескончаемо повторяемые воззвания о том, что
"созывают на честной пир всю округу на тысячи вёрст кругом. А пир тот в честь скорой свадьбы княжеской дочери Прекрасы устроен будет".
- По всему видать, мы сюда прямо на пир попали. Давайте осмотримся сначала, не полезем прямиком в толпу. Стражников тут, наверняка, полным полно на каждом углу понаставлено. Еще привяжутся. А на случай, если все же прицепится кто, надо нам придумать, кто мы и зачем здесь. Может сможем как-то с толпой смешаться пока не поймем, что и как нам делать.
Я остановилась, оглядела себя: наряд мой совсем не годен для княжеского двора, юбка мятая, на рубашке пятна от травы и ягод. Надо бы найти что-то и переодеться. И тут меня осенило - а как же Емельян? Ежели вступит на княжеский двор этакий молодец под два метра ростом, с мечом за спиной и змеиными глазами, что стражники подумают?
- Емель, а ты у нас чем не заморский королевич! - слетело с языка вперед мысли.

Полуденный терем

Как из колодца прямиков в саду оказались, так шагали мы бодро, и вдруг все разом остановились и переглянулись - по глазам видать было у каждого, что не хотелось никому из огня да в полымя. Все же и в этом мире человеческого в нас, видать, больше было, чем от персонажей компьютерной игры. Отдохнуть требовалось хоть чуток, дух перевести.
А если бы нас с Емельяном сейчас волей судьбы разделили, как бы я себя чувствовала? Вот же в паре с нами не Филимон с Елисавой оказались, а другие парень и девушка. Вдруг бы и Емельян куда делся...
Мысль мне откровенно не понравилась.

- Ну, это ты, конечно, загнул насчет «не обучен» и «посоромлюся», -сердито откликнулась я на пламенную самокритичную речь Емельяна, - но я с тобой согласна - нечего тебе делать в королевичах среди кандидатов в женихи не пойми к какой Распрекрасе.

«Среди моих успехов в свадебных хлопотах только успешное расставание с женихом за две недели до свадьбы», - горько усмехнулась я про себя, внезапно поняв, что во мне все больше и больше переплетались и перемешивались мое здешнее и настоящее «я».
- Я, конечно, могу попытаться хоть сенной девицей прикинуться, скоморохом перед публикой сплясать, если это нам как-то поможет. Только... - я покосилась на Емельяна, не пожелав вслух произносить, что расставаться с ним мне совсем не по нраву. - Только ведь вон Ольга в мужском платье ходит, и я тоже могу в парня обрядиться и твоим оруженосцем притвориться, - проворчала я.

- Вот и правильно, - деловито кивнула я, старательно пряча радость, - а то точно пропадете без женского догляду. Вляпаетесь куда, а нам с Ольгой вас потом выручать. Так и до Дивьего поля не дойдем.
Я оценивающе взглянула на Игнатия и Ольгу. Боевые, по всему видать, ребята. Игнатий воин настоящий, боец бравый, а Ольга хоть и хрупкая девушка, но этак лихо у нее хлыст за пояс заткнут и глаза горят огнем. Эти точно за себя постоять сумеют и Святозара научат и родину и Прекрасу любить, и на ристалище отважно сражаться. Ну, а если я не права, то все равно выбора особо у нас тут нет. Что в тереме, что рядом с Святозаром - сплошной риск и неизвестности.
- Емельян, надо бы нам для начала понять в каком из теремов княжна заперлась. Хоромы-то княжеские вон какие огромные, и теремов там несколько, - обратилась я к спутнику. - А прежде чем туда соваться, мне бы хотелось переодеться и умыться, а то я похожа на чудище лесное.
И тут послышался девичий плач. Доносился откуда-то поблизости, а кто плачет не видно среди ветвей и листвы.
- Пошли, узнаем, кто там слезы льет, - понизив голос, предложила я Емельяну.
Прошли мы немного вдоль вглубь сада и увидели девушку в простом сарафане. Сидела она под яблоней и горько плакала. Вздрогнула при нашем появлении, вскочила на ноги и хотела бежать.
- Не бойся нас, не убегай, - поспешно обратилась я к девице. - Расскажи, о чем плачешь. Может, поможем как.
- Не поможете вы. Да и не из-за себя я плачу, а из-за нашей княжны. Хорошая она, а вот счастья ей не видааааать... - и девица снова заголосила, вытирая слезы косой. - Выдадут замуж за урода какого-нибудь, немытого да пузатого, у которого бородища в крошках и капустой воняет.
Переглянулись мы с Емельяном.
- Емель, а пусти в ход эти свои штучки, которыми ты ну... с женщинами умеешь, - приподнявшись на цыпочки, зашептала я ему прямо в ухо. - Только смотри, не очень-то... лихачествуй, - и я тихонько дернула его за рукав. - Может, узнаем у девицы, в каком тереме Прекраса сидит и как туда лучше пробраться. Скажем девице, что помочь можем ее княжне и ее возлюбленному Святозару. Как думаешь?

Полуденный колодец

Я чуть не расхохоталась в голос, глядя на лицо Емельяна, когда он просьбу мою услышал, насчет того, чтобы пустить в ход свои примочки, которые огненные змеи с женщинами обычно проделывают.
Ой-ой, смотрите-ка на него, замялся возле почек и сразу отговорки придумывать. Нет, ну понятно, что не хочет при мне свои профессиональные приемчики демонстрировать, но сейчас-то для дела надо.
И вовсе не дите девица эта, а вполне себе возраста согласия. Она и над своей судьбой уже задумывается, раз вон как из женской солидарности подвывает. А под этим соусом мы хоть что-то полезное можем узнать.
Смотрела я, как Емельян девицу медом потчует, и шевельнулось во мне до жути неприятное чувство. Вспомнился вкус этого меда и как я... Может, зачарованный этот мед и на всех девиц так действует? Или все же не в нем дело, а во мне?
Тряхнула я головой, прогоняя несвоевременные мысли.
И пока вела нас девица окольной дорожкой к княжеским хоромам, узнали мы, что и Святозар прибыл в княжеские владения, чтобы в честном состязании за руку и сердце Прекрасы участвовать. Только княжна об этом не знает, сидит себе в высоком тереме и сохнет от тоски. Возле дверей там дружина выставлена и никого к Прекрасе не пускает, кроме строгих мамок да нянек, приставленных самим князем. Вспомнился мне мультик «Летучий корабль», там царевна Забава замуж за того пообещалась выйти, кто этот самый корабль построит, а здешняя страдалица, значит, просто сидит и горе мыкает, пока за нее ее же судьбу решают. Нет бы придумала свои условия.
Я тихонько коснулась руки Емельяна.
- Емель, а ты бы мог летучий корабль построить? - спрашиваю мечтательно, а сама в небо смотрю.


- Верхотура это не самое страшное, - отозвалась я тихонько. - А вот как нам туда пробраться через стражников да мамок этих, которые глаз с княжны не спускают.

- Давай, - кивнула я. - Нам бы для начала в подклеть попасть (и откуда я слово такое знаю?) Там прислуга живет, а еще там кладовые и чуланы всякие. Может, с помощью ключей раздобудем где одежку подходящую, чтобы в толпе потеряться.
Тут пришла мне в голову мысль одна. Окинула я Емельяна с ног до головы.
- Емель, а может нам тебя в стражника княжеского переодеть? Если найти шмотки подходящие не удастся, тогда того... надо одного стражника как-то из строя вывести и его одежду позаимствовать, - понесло меня невесть куда. - И кто-то же княжне еду носит, кто-то ее, может, развлекает, чтобы она там грибами от тоски не поросла. И есть же еще эти, ну рукодельницы, белошвейки всякие.
Бурный поток моих мыслей прервало появление дородной тетки, оказавшейся ключницей Марфой. У этой тетки ключи разве что дракон отобрать мог, да и то после смертного боя, в котором неизвестно еще кто бы победил. Даже Емельян на мгновение оторопел, оглядывая ключницу. А потом с ходу меня в те самые вышивальщицы и записал.

То есть, сидеть мне теперь в светлице с другими девицами и под Лучинушку княжеские панталоны вышивать? Ладно. Почему бы и нет. В жизни надо все попробовать.

Провозгласив себя мастером на все руки, а по совместительству записавшись в мои законные мужья, Емельян одарил матерую тетку серьгами, которые откуда не возьмись появились в его руке. Интересно, откуда он их взял? Что за серьги такие? Чьи? Всенепременно выясню, только чуток позже. Я хмуро посмотрела на "мужа", томно поглядывавшего на Марфу. И почему-то вспомнилось мне о толстенной игле, что была воткнута в моток ниток в моей котомке.

Вот так и попали мы в подклеть. Определили нас на постой в комнатуху с крошечным оконцем под потолком, с маленькой закопченной печкой и узкой лежанкой. Марфа распорядилась нам не мешкать и поскорее делами заниматься - мне в светлицу отправляться, Емельяну - во двор по хозяйству- и, окинув нас напоследок недобрым взглядом, удалилась.
Я присела на краешек лежанки, огляделась с тоской.
- Умыться бы для начала, - проговорила устало. - И как мы с тобой будем в терем пробираться, если нас сейчас по разным углам расставят?
Одно хорошо - в хоромы княжеские мы попали и в каком тереме Прекраса засела узнали.

Полуденный колодец

Темно и тихо в каморке, шума и суеты совсем не слышно. Едва я на краешек лежанки присела, как усталость навалилась, глаза стали слипаться и в сон без удержу потянуло.
На миг показалось, что я снова в поезде и еду куда-то далеко...

Голос Емельяна прогнал дрему, я встрепенулась, зевнула украдкой.
- Какую обиду? О чем ты? - удивилась его словам. - Все хорошо, нет у меня обиды на тебя. Да и с чего бы ей быть? Ты мне ничего плохого не сделал.
Все во мне потянулось к Емельяну, захотелось почувствовать его ближе, погладить по щеке, прикоснуться к губам кончиками пальцев и своими губами...
Но, наверное, голос у меня прозвучал совсем не бодро, не убедительно, потому что засуетился вдруг Емельян, будто стало ему неловко от чего-то, и поспешил он уйти.

- Хорошо, - согласилась я.
Умывание холодной водой очень было бы кстати сейчас. Голову остудить.

Он говорил, я слушала старательно, но при словах о средстве сонливом снова зевнула, словно на меня оно уже подействовало.
Емельян ушел, а я прилегла на лежанку, поджав коленки, свернулась калачиком и, кажется, провалилась в сон. Отключилась на время, мне даже сон успел присниться: мы стояли с Игнатом посреди просторного поля и смотрели на расцветающий в небе салют. Только у Игната были длинные волосы, перехваченные сзади кожаным шнуром, а на мне платье надето, похожее на русский сарафан. Сроду таких не носила. И один залп салюта оказался таким громким, что я проснулась и распахнула глаза, не сразу поняв, где нахожусь...
Поднялась, взглянула в крохотное оконце, едва пропускавшее снаружи свет: на улице время перевалило далеко за полдень, скоро сумерки наступят. И значит, надо нам поторапливаться выбираться отсюда.
Покопалась в своей котомке, достала оттуда чистую тряпицу, оторвала от нее кусок и постелила его на грубо сколоченный табурет, стоящий в изголовье лежанки, а сверху разложила оставшиеся у меня веточки мяты, источавшие сильный пряно-свежий аромат. Бодрящий, чистый запах сразу же наполнил комнатушку, освежив голову и прогнав сон и уныние.
Тут дверь в каморку открылась, и вошел Емельян. С ведром колодезной воды, ковшом и с букетиком ромашек.

- Перестань, не за что мне тебя прощать. Или я не знаю чего? - прищурилась, глядя на него. Он так смешно моргнул, словно мальчишка растерянный. А ресницы у него, я только заметила, длинные, густые, и темные. - Ромашки-то мне?
Я протянула руку, взяла букетик. Поднесла к лицу, вдыхая запах цветов.
- Спасибо. И за воду спасибо, и за одежку чистую.
Я достала оставшийся обрывочек ткани, разорвала его пополам - как раз нам обоим хватит, чтобы лицо и руки утереть.
- Емель, думаю я, что сейчас переоденусь и пойду в светлицу, где девушки собираются и рукодельничают. Посижу там немного, послушаю, о чем говорят. Может, разузнаю, что полезное, - заговорила я, раскладывая на лежанке чистую одежду.
- Ты выйди, я умыться хочу, и переодеться, - сказала Емельяну, стараясь на него не смотреть. - Только не уходи далеко, ладно? Постой возле двери, пожалуйста.
Что происходит? Он прощение все время просит, я от смущения готова сквозь землю провалиться.
Емельян безмолвно поставил на пол ведро, ковш на печку положил, и вышел, прикрыв за собой дверь. Я принялась торопливо раздеваться, время на время поглядывая на запертую дверь. Мне и хотелось, чтобы она открылась и Емельян вошел, и боялась я этого.
И снова в каморке так тихо стало, что слышно было только мое дыхание. Я стянула рубашку, зачерпнула воды из ведра ковшиком и замерла, ругая себя на чем свет стоит - куда же я воду-то лить буду? Не на пол же.
Прикрывшись руками, подошла к двери и тихонько позвала:
- Емель... А воду куда лить? Посмотри там посудину какую и дай мне.

...Умывание и переодевание это в тесной темной клетушке оказалось испытанием, почище прежних. Холодная колодезная вода освежила, запах мяты голову прочистил, и вскоре я сидела в уголке в светелке вместе с десятком девиц и слушала их сплетни да перешептывания. Все разговоры только о том и были, что о несчастной Прекрасе да о Святозаре. Да еще о долюшке женской, подчиненной чужой воле, а не велениям собственного сердца.
Среди всего этого перемалывания одного и того же узнала я, что у дверей покоев княжны по двое стражников стерегут, а меняются они утром, в обед и вечером. Сейчас вот только сменились, да трапезничать пошли. Следующие на смену придут как совсем стемнеет, а перед этим поужинают плотно.
Отложила я рукоделие, выскользнула из светлицы и поспешила на поиски Емельяна, сообщить ему, что узнала.

Полуденный колодец

Пока я за рукоделием сидела и трескотню девушек слушала, все губы себе искусала, все пальцы исколола. Потому что думала о Емеле - где он сейчас да что делает?
Теперь поняла, что ощущали «гости» в «Солярисе» Станислава Лема. Тянуло их со страшной силой к тем, с кем были они особой связью связаны. И что там говорила Макошь про «особую связь» между некоторыми из нас, попаданцев? Хорошо, правда, если связь эта в обе стороны и одинаково крепкая. Плохо, если от кого-то ниточка протянется, а на другом конце никак не закрепится.
К вечеру в голове моей наварилась полнейшая каша. Реальность, выдумка, прежнее, настоящее - все перемешалось. И везде он - Емельян-Игнат. В разных образах, но лишь один он.
Бежала я к нему, искала, куда запропастился, и думала о том, что хоть здесь, но моим он будет. Да так, что я все-все запомню, ничего не упущу. И не сморит меня никакой зачарованный сон, ни за что. И он запомнит меня. Даже если не суждено нам в реальности вместе быть, но эту сказку мы сообща сочиним.

...Раздевал он меня и зубы заговаривал. Про дружинников рассказывал, бои кулачные, как воду таскал, да девкам помогал.
«Да забудь ты о девках! Иди уже ко мне», - хотела крикнуть я. Но сдержалась, смотрела на него, каждое его движение запоминая, звук голоса, как слова произносил. Пусть говорит, о чем хочет, но сегодня он все равно мой будет.
...Покатывались со смеху мы с девчонками в той другой моей жизни, когда фэентезийные романчики читали о том, как девицы-попаданки с всякими перевертышами в драконов, медведей да тигров любятся. И смешно, и жутко. Как представишь такое чудо-юдо...
А тут мой мир с ног на голову перевернулся: сама жить не могу без огненного змея. Дышу с ним вместе, всей кожей его чувствую. Везде его руки и губы, он сам во мне так глубоко, что даже немножко больно, и оттого еще более сладко. И мне словно мало этого. Оплела его руками, ногами, притянула к себе. Хочу всего его, только для себя, без остатка.
Волосы Емельяна и кожа пахли речной водой и лесом, ветром, что над полем гуляет и немного дымком. Он был так близко, что ближе и быть нельзя. А я будто потерялась где-то, но не в темноте вовсе, а в своих желания, в крови растворившихся.
...Уснула я крепко, ощущая, как все тело мое поет, слыша дыхание и стук сердца Емельяна. Лежали мы, тесно прижавшись на узкой лежанке, на которой и одному то едва уместиться можно. А разбудил меня шепот тихий и требовательные теплые губы на моих губах...

Тела не чувствуя, поднялась я с лежанки и быстро оделась. Подхватила свою котомку и, заплетая на ходу косу, выскользнула из каморки следом за Емельяном. Он двигался быстро и бесшумно, ну точно, как змей, да еще бадейку с рассолом с собой тащил. Я за ним изо всех сил поспешала, ведь оживало все в хоромах потихоньку: уже вон и петух пропел, во двор кто-то вылез, зевает да гремит чем-то. Надо нам поскорее в покои Прекрасы пробираться.
Вчера еще, до того как совсем стемнело, мы с Емельяном Игнатия и Ольгу отыскали, поделились с ними своими задумками и уговорились, что предупредят они Святозара, чтобы был он начеку, и как мы со стражниками разберемся, чтобы ждал сигнала условного от Прекрасы.
Плохо, коли подхмелевших дружинников сменили бы на трезвых, но, видать, эти были трезвее прочих, потому они на карауле и стояли.
У входа в сени, что вели к покоям Прекрасы, Емельян остановился, палец к губам приложил, прислушался внимательно.
- Там точно вчерашние богатыри покои княжны сторожат, - сказал почти беззвучно. - И, судя по всему, маются парни от похмелья.
- Емель, а знаешь, что, - тихонько прошептала я. - Давай я здесь в окошко вылезу, по уступочку до гульдбища вокруг терема княжны к окну ее проберусь, постучусь, попробую убедить в... в чем я ее убеждать-то должна, чтобы она вой на все Тридесятой царство не подняла? - я посмотрела на Емельяна, и не удержавшись, рассмеялась тихо, наблюдая, как меняется его лицо - нахмурился он, и глаза запылали от желания прыть мою немедля укротить. Не напугал, только раззадорил меня подначить его еще чуток: - Скажи мне какое-нибудь кодовое слово, которое надо произносить, чтобы девица крик не поднимала, если к ней в окно кто-то лезет с... добрыми намерениями. Ты же знаешь такое наверняка.
Только он рот открыл, чтобы окоротить меня решительно, как я потянулась к нему, взяла его лицо в ладони и крепко поцеловала в губы.
- Не сердись, шучу ведь. Оставь свои секреты при себе. Не хочу их знать. Полезла я, сама разберусь, - перекинула ногу через раму окна сеней на узкий выступ, ведущий к гульдбищу. - Ты стой здесь на шухере, вдруг услышат меня, заинтересуются, так ты их отвлекай.
И, прежде, чем Емельян успел что-то сказать, выскользнула в окно и стала продвигаться, прижимаясь в стене терема. Надеюсь, снаружи меня никто не заметит.
Добралась до гульдбища с бешено колотящимся сердцем, перелезла, пригнулась, прячась за ограждением, миг один дух перевела и двинулась к окошку.
В тереме три красных окна, одно как раз подходящее - выходило на долину, а не во двор. Привстала я, заглянула внутрь терема. Смотрела-смотрела, ничего не разглядеть толком внутри покоев княжны. Увидела, наконец, что на кровати нет никого, а возле печи изразцовой притулилась фигурка маленькая. Да такая печальная, поникшая. Мордашка с кулачок, ушки топорщатся, глазищи грустные, слезами налитые, на голове кокошник нахлобучен, а сама в пышный сарафан наряжена. Словно и не ложилась спать девица. Неужели эта юная девчонка и есть Прекраса? Больше на школьницу-Несмеяну похожа.
Собралась я с духом, стукнула тихонько в оконную раму. Княжна встрепенулась, на ноги вскочила и в окошко смотрит. Печаль из глаз ее вмиг улетучилась и запылала в них решимость. Схватила княжна со стола ковш здоровенный и, замахнувшись им, стала к окну подходить.
- Княжна, не пугайся меня, не поднимай шум, я с добром пришла, помочь хочу, - выпалила я скороговоркой, приложив руку к груди, не зная, как еще показать, что не стоит меня опасаться. - Открой окошко и выслушай меня.
Девица недоверчиво смотрела на меня, все еще держа ковш наготове, потом оглянулась по сторонам, подошла к окошку и отворила его немного.
- Ты кто такая? - спрашивает повелительно. - Как сюда попала? Зачем? Отвечай, а то стражу кликну.
- Помочь мы хотим вам со Святозаром, - ответила я. - Выслушай меня внимательно.