Карта ролевой игры "Виналия Роминии или фиаско римских богов"

Каждый год двадцатого третьего апреля все мнящие себя богами существа идут в… И нет, баня здесь не причем. Свора прихлебателей “любимого и безмерно обожаемого мною” папаши приваливает на остров Капри просто покутить за чужой счет. Так, словно это поможет вернуть былую мощь и силу. Или так, словно сотен лет после падения Римской империи не было и все до сих пор зашибенно: человеческие особи строят храмы величию богов и приносят им щедрые жертвы.
- Слабаки, - цежу сквозь зубы, затягивая на ботинках шнурки, а после беру с тумбочки кинжал и вкладываю его в ножны на правой ноге. Острый клинок из дамасской стали - мой неизменный спутник, и не раз вонзался он по самую рукоять в трепещущее в предсмертном дыхании тело.
Видит Создатель, мне нравится убивать и ощущать тепло крови, омывающей ладони. Но еще больше я люблю смотреть, как убивают другие. Своих детей, жен, друзей или прохожих - не важно. Жажда смерти, горящая в глазах убийц, привлекает меня. Именно она дает мне утраченные силы. Передел власти и настойчивые попытки одних занять более хлебное место, занятое другими, были и будут всегда. Жадность и корысть не выжечь из человеческих сердец. А потому мне остается лишь самая малость - дать в руки оружие помощнее, чтоб потом людишки, с благодарной улыбкой на губах, шли убивать друг друга. Рьяно, жестоко и самозабвенно. Да, идя в атаку солдаты уже не кричат пресловутое: “Во имя Марса!”, но зато крепко сжимают в руке автомат, собранный на “Martis Enterprise”.
Смотрю на себя в зеркало, подмечая и убирая едва видимые пылинки на рубашке. Я снова здесь. На вилле. На Капри. Там, где с лютой ненавистью ко мне относится даже собственная мать, не говоря уже об отце и прочих божках. Всегда на расстоянии, всегда с опаской. Кажется, и зачем я здесь? Но для меня вопроса этого нет. Ради нее.
Боковым взглядом замечаю, как в комнату входит моя богиня, а спустя мгновение ощущаю ее теплые ладони под рубашкой и в нос ударяет присущий только ей головокружительный запах. Накрываю ее руки своими, прижимая теснее к себе, и разворачиваюсь, заключая женское тело в капкан своих объятий.
- Любимая, - наклоняю голову и скольжу языком по ее шее к уху. Она - мой персональный наркотик и зависимость, от которой избавляться нет желания. - И кто же приехал в этом году на поклон к нашему отцу?

Сладковато-пряный вкус кожи любимой на языке успокаивает бушующие внутри страсти, но лишь до того мгновения, когда слышу слова о приехавшей на виналии матери. Неприятие сдержать трудно, когда перед глазами возникает любящий взгляд Юноны, направленный не на меня, а на брата. Детская обида? Возможно. Но она никогда не понимала меня. Никто меня не понимал, лишь избегая и осуждая.
Лишь только Венера отстраняется, мое внимание переключается на нее. Ту, которая принимает меня таким, каков я есть. Неоправданно жестоким. Жаждущим крови своих врагов. Но откровенным в каждом из своих низменных желаний. Теплая кожа упругих женских ягодиц под моими ладонями сменяет вектор моего настроения в сторону страсти, словно и не было всепоглощающего наслаждения утром и последующей расслабленности каждой мышцы тела.
- Дай мне десять минут, любовь моя, и мы явимся “на поклон” нашему патриарху, - моя богиня стирает полотенцем остатки влаги со своей бархатистой кожи, а после наносит пару капель своих духов. На шею. Там, где проглядывает, пульсируя сквозь тонкую кожу, голубоватая венка. На запястья. Чтоб при каждом движении рук легкий аромат кружил головы окружающих. И, не отводя взгляда от моего лица, Венера распыляет ароматную воду меж грудей.
Сажусь в кресло, наблюдая, как движение за движением на женском теле появляется преграда в виде тончайшей ткани белоснежного платья. Я не подгоняю и не тороплю, являясь безмолвным свидетелем преображения Венеры из ластящейся и открытой в несколько отстраненную и недоступную, но неизменно соблазнительную и манящую женщину. Достаю из тумбочки шкатулку с драгоценностями и подхожу ближе, взяв из нее тонкую вязь белого золота, окаймляющую россыпь сапфиров и бриллиантов. Желание отметить свою женщину горит внутри.
- У меня для тебя подарок, - произношу с улыбкой, опутывая шею любимой украшением, и сразу же защелкиваю застежку.
- Красота, - тихий шепот раздается в ответ. Венера трепетно поглаживает кончиками пальцев переливающиеся в лучах солнца камни, и неподдельный восторг светится в глубине голубых глаз, что отражаются в зеркале напротив.
- Это ещё не всё, - делаю паузу, подмечая, как любопытство наполняет взгляд любимой светом, и, долго не томя, ставлю раскрытую шкатулку на туалетный столик, преподнося созданные рукой лучшего ювелира Европы серьги и кольцо.
- Это прекрасно, любовь моя, - мягкие губы касаются моих губ в благодарном поцелуе, и я ощущаю радость от того, что гарнитур пришелся по душе и что именно он будет на ней сегодня. Мой подарок на моей женщине. Именно так правильно.
Заглушаю мелькнувшую в сознании мысль о других мужчинах, которые раньше позволяли себе называть Венеру своей, и одеваю на безымянный палец любимой кольцо.
- Ты прекрасна, - запечатлеваю на кончиках ее пальцев поцелуй и, дождавшись, когда Венера наденет серьги, подаю руку.
- Я готова, - любимая вкладывает пальцы в мою ладонь, и я тут же притягиваю ее к себе. - Пойдем и заставим их шипеть от зависти.
Усмехаюсь в ответ, представляя недовольные рожи родственничков, и открываю дверь, впуская в спальню музыку и приглушенный смех.
- Террариум ждет нас.
В своем предположении я оказываюсь прав. Стоит нам ступить на лестницу, как все взгляды скрещиваются на нас: восхищенные - в сторону неотразимой красоты Венеры, и напряженные - в мою сторону, так, словно их никчемной жизни сразу стала угрожать опасность. Даже незнакомые мне смертные подвергаются всеобщему напряжению, и кое-где слышатся расспросы, о том, кто это рядом с известной на весь мир моделью. Окидываю взглядом зал, подмечая, что приглашенных людей намного больше, чем самих богов.
- Шушера, - пренебрежение в голосе скрыть не удается. - Зачем здесь этот сброд? Юпитер совсем ума лишился, что пригласил всех этих людей в наш дом? Непохоже на него.
Как я не ненавижу отца, но в то, что его настигло скудоумие, не верю. На все должна быть причина. Нужно только ее узнать. И как раз навстречу нам с Венерой идут “любимые” родители. Так почему же под видом простого любопытства не попытаться выведать?
- Давно не виделись, отец. Поздравляю, что ли, - нарочито добавляю небрежность в голос. - Совсем никто из родни не чествует, так решил смертными дополнить семью?
Раз надменность во взгляде Юпитер сдержать не может, как и Юнона - досаду, то вероятность того, что скажут правду, увеличивается в разы.

В глазах Юпитера, кажется, вспыхивают молнии. С него легко слетает бесстрастная маска, и наружу выливаются истинные чувства ко мне.
- Закрой свой рот, щенок, - ненависть брызжет в каждом слове и жесте, а мне льстит, что своими словами я смог задеть отца за живое. Льстит до тех пор, пока с его поджатых в гневе губ не срывается злобное: - Пока я на глазах всех присутствующих гостей не высек тебя, как зарвавшегося подростка.
Не контролируя свое тело, подаюсь вперед, готовый ответить ударом кулака в челюсть и заставить подавиться угрозой.
“Никто не смеет мне приказывать! Никто! Пусть он хоть трижды громовержец!”
Ощущаю сдерживающее натяжение левой руки. Любимая, прислонившись ко мне всем телом, чуть ли не всем своим весом пытается остановить меня. И я стараюсь просто дышать, хотя каждый последующий вдох, наполняя легкие горячим воздухом, обжигает изнутри.
- А я это сделаю, - не унимается ненавистный родитель. - Мои слова никогда не расходятся с делом. Ты это должен помнить.
Багровая пелена ярости застилает мой взор. Я почти ничего не вижу: лишь черные тени на кроваво-красном фоне. И мне безумно хочется, чтобы это была кровь отца. Отца, который никогда не гордился мной, ни единого одобрительного слова не говорил, как бы я не старался. Была лишь зависть моим успехам и наказания. Много наказаний.
- Любимый, не здесь, - на краю сознания слышу голос, что путеводной нитью тянет меня из глубокой ямы воспоминаний. - Не надо, прошу тебя.
“Да, отец. Я хорошо помню твои уроки. И за каждый из них отомщу. Мое время настанет. Что-что, а в тактике боя мне нет равных,” - мстительные мысли, но вслух я не произношу ничего, лишь прожигая яростным взглядом Юпитера и пытаясь тем самым передать то, насколько сильно я его ненавижу.
И в этой битве победу одерживаю я. Отец отводит взгляд первым, обращаясь к моей жене:
- Здравствуй, Венера. Прелестный гарнитур, - небрежная снисходительность в его голосе бесит. Чувствую, что еще одно его слово, и мне станет все равно, где я и сколько народу увидит, как мой кулак впечатывается в его лицо, стирая нарочитое превосходство напрочь.
- Да, отец, муж всегда балует меня, наверное, потому что любит больше, чем… - в голосе любимой прослеживается сарказм, но эта высокомерная сволочь даже не обращает внимания, продолжая раздавать приказы.
- Чувствуйте себя, как дома. Позже вас позовут.
- Да подавись ты… - не сдержавшись рычу вслед Юпитеру, искренне желая ему смерти. - Ненавижу. Ненавижу тебя, - не отвожу взгляда от спины отца, пока он не скрывается в гуще людей.
Раз за разом вдыхаю на полные легкие нежный аромат, что мало-помалу снимает напряжение во всех нервных окончаниях, и я замечаю, что любимая гладит мои щеки, лаской успокаивая и нежным голосом:
- Сейчас ты ничего сделать не можешь, не зли его попусту, пожалуйста, - жена прижимается ко мне всем телом и шепчет едва слышно на ухо: - Хоть меня твоя необузданная ярость и возбуждает, так что я уже жалею, что не надела ничего под это платье, всё же надо хотя бы сутки продержаться с ними.
Мое внимание тут же переключается на ее слова об отсутствии нижнего белья, и яркие картинки воспоминаний возникают в сознании. Тонкая ткань платья, скользящая по нежным изгибам, и розовая щель, мелькнувшая в момент, когда Венера наклонилась застегнуть застежку на босоножках.
- Я тоже ненавижу их, любовь моя. За всё, что они с нами сделали, и за эту зависть. Но сейчас нам надо отвлечься от этого разговора. Идём, поищем, чем можно заглушить твою ярость.
Венера говорит о том, что нужно куда-то идти, но я знаю, что мне никуда идти не нужно. Все, что я хочу, я могу получить здесь и сейчас.
Мои руки смыкаются кольцом объятий на ее талии, и под фоновый шум вспышек фотоаппаратов я накрываю ее губы своими и проталкиваю язык глубже в сладость ее рта. Да, где-то на краю сознания мелькает мысль, что нельзя позволить всей этой своре увидеть силу нашей любви, но в требовательном поцелуе сдержать себя даже не пытаюсь.
Глоток за глотком пью ее дыхание, ощущая мягкость губ и их головокружительную сладость. Я уже не думаю об отце, о ненависти. В моих мыслях нет планов мести, есть расчетливое желание увести любимую подальше от посторонних глаз и убедиться в ее готовности принять меня, терпкого аромата ее желания мне недостаточно. Сильнее вдыхаю носом ее запах. Знаю, что “подсел”, и кайфую от этого.
- Ты мой наркотик, - хрипло шепчу в ее губы, и тут какая-то охреневшая сволочь щелкает вспышкой прямо перед моим лицом.
Рефлексы отточены, а потому спустя мгновение шея назойливого репортера сминается под моими пальцами, и он начинает сипеть:
- Отпус… ти… те…
- Еще один кадр, и ты уже никогда не сможешь сделать ни одной фотографии. Ничего не сможешь!
Отбрасываю тело недоноска в сторону, как никому не нужный мусор, и как ни в чем не бывало, обращаюсь к жене:
- Любимая, вон за тем столом, как я погляжу, неплохие пирожные с молочным кремом. Хотел бы тебя я им угостить, - подхватываю Венеру за талию и веду в указанном направлении, думая совсем не о десертах. Мне осточертели родственники с их важностью. Я буду делать, что хочу и наслаждаться этим всем на зло.

Быстрые шаги по направлению к выходу из зала, подальше от раздражающих папарацци и лишних глаз. Движения порывистые, резкие, категоричные. И, словно нутром чуя мой боевой настрой, людишки отодвигаются, чтоб не коснуться и ткани длинного шлейфа супруги. Поворот за угол, разворот и страстный поцелуй, не ограниченный приличиями. Прохладный мрамор колонны, в который вжимаю любимую, должен бы остужать, но это, напротив, еще сильнее возбуждает. Холод камня и тепло женского тела - контраст, что туманит сознание. Скольжу ладонями по гладкому шелку платья, приподнимая подол вверх, и касаюсь нежной кожи меж бедер, не скрывая того, что хочу. И горячая влага под пальцами лучше всяких слов свидетельствует о том, что желания наши зеркальны.
Совсем близко слышится радостный крик Меркурия с приветствием, и любимая отрывается от моих губ, тяжело дыша. Слегка припухшие складки женской плоти легко раскрываются навстречу прикосновению моих пальцев, и я даже не пытаюсь прекратить откровенные ласки, обводя по кругу пульсирующий комочек клитора и крепче прижимаясь напряженным пахом к ее ладони. Судорожный выдох с губ любимой, и она поднимает на меня взгляд, на дне водной глади которого расплывается мед сладострастия.
- Ты обещал меня накормить, - на ее губах улыбка, за которую могу убить, а следом прикосновение к моему рту, так что я ловлю кончики ее пальцев губами. - И я о-о-очень голодна.
Ответная улыбка поднимает уголки моих губ, и я облизываюсь, предвкушая яркое наслаждение от созерцания того, как любимая поглощает пирожные с молочным кремом. Пухлые губы, обхватывающие лакомство, и игривый язык, что слизывает даже малейшие капли крема, настолько живо возникают перед моим мысленным взором, что учащается дыхание.
- Пойдем, я накормлю, - в моих фантазиях уже совсем не пирожные у ее рта, - тебя.
Ломящиеся от всевозможных угощений столы окружены гостями праздника, которые веселятся, пользуясь щедростью Юпитера, и набивают себе желудки. Любимая берет тот самый десерт двумя пальцами и разворачивается ко мне, чтоб предложить.
- М-м-м, хочешь попробовать? - легкое поддразнивание, и демонстративно вкушает сладость, прикрывая глаза от удовольствия, что будит во мне желание не только “попробовать”, но и “съесть” любимую целиком. Коршуном набрасываюсь на ее губы, соединяя ее неповторимую сладость с ванильным вкусом пирожного, жадно втягивая в себя и скользя языком глубже, чтоб забрать больше.
- М-м-р-р… - довольное урчание, не сводя взгляда с ее влажных после поцелуя губ.
- Так хочешь сладенького? - пирожное в ее руках меня привлекает лишь возможностью снова вкусить сполна.
- Тебя хочу, - наклоняюсь и забираю губами остатки пирожного, а после снова целую, невольно делясь не только дыханием, но десертом. Кормлю со своих губ. Снова и снова.
Но кажется, что мы уже столько времени в этой толпе нелюбимых родственников и человеческих отродьев, что больше находиться здесь нет желания. Поворачиваюсь к столу с закусками и забираю целую тарелку тех самых пирожных со словами:
- Любимая, от этого праздника жизни я уже все взял. Здесь нам больше делать нечего. Теперь только ты и я. Без преград в виде ткани. И с белым кремом на твоем божественном теле, - поднимаю руку и провожу кончиками пальцев по ее губам. - Здесь. - Скольжу ниже и по краю декольте оглаживаю бархатистую кожу. - Здесь. И ниже. Внутри.
Тихий голос человеческой прислуги слышу не сразу. Мужская особь в костюме тройке навязчиво пытается обратиться к моей жене, и, несмотря на мой дикий от бешенства взгляд, быстро произносит:
- Синьора Юнона хотела бы видеть вас, синьора Венера, в музыкальной комнате. Сейчас, - и скрывается с глаз. Жизнь ему, видать, дороже верности чете верховных.
- Да пошли они со своими приказами! - громко разражаюсь проклятиями, а потом крепко обхватываю кисть жены и, не выпуская тарелку пирожных, направляюсь в противоположную сторону. На свежий воздух. Мне он, как никогда необходим, иначе порежу на ленточки всех.

Крепко прижимаю к себе любимую и иду вон из зала, расталкивая и отпихивая всех, кто смеет оказаться на пути. Дерганные движения и широкие шаги, лишь бы быстрее покинуть помещение, пропахшее грязной ложью и гнилой лестью. В груди кипит злость. На отца. На мать. На их вечные придирки и попытки сломить мою волю. Всегда против течения приходится плыть мне. Выбивая и чуть ли не выгрызая право быть тем, кто я есть. С самого рождения идет война. Война, в которой я намерен быть победителем.
“Если в их головах возникла мысль, что на виналии я прибыл, чтоб почтить величие отца или же выполнять приказы, то я за их бредовые домыслы не в ответе!”
Сладкий аромат сотен цветущих роз окутывает со всех сторон, стоит нам оказаться в саду. Я прикрываю глаза и наполняю легкие свежим воздухом. Приятное тепло распространяется от грудной клетки по всему телу мелкой дрожью, и тугой комок ненависти к тем, кто дал мне жизнь, опускается на дно моей души, оставляя на ее поверхности видимость спокойствия. Но не в чарующем запахе цветов дело. Супруга, моя единственная любовь и отрада, касается ладонью груди, прямо напротив сердца, и согревает его своим теплом, сглаживая бушующие внутри чувства.
Венера пододвигается ближе ко мне и, привстав на цыпочки, касается губами моего уха. Тепло ее дыхания, нежность прикосновения и шепот, чувственный и едва слышный. Только для меня одного.
- Давай сбежим с этой ярмарки тщеславия? Я не хочу ни о чем разговаривать с твоей матерью, как и присутствовать здесь. Мне рассказывали, что на этом острове полно уединенных местечек, - ощущаю протяжное касание языка любимой к щеке, и яркие картинки того, как супруга им доводит меня до вожделенного безумия страсти, мелькают перед глазами. - И там можно будет меня всю обмазать твоим сливочным кремом, - добавляет она, и я уже сейчас готов покрыть ее кожу своим семенем.
Пульсация в чреслах стремительно нарастает. Соблазнительная улыбка, скольжение розового языка по припухшим от поцелуев губам, и хватка моих рук на теле супруги становится крепче. Воспоминания, фантазии и реальность - все сливается в моем сознании в единое целое, где губы любимой обхватывают мою плоть и скользят вниз, до самого основания, позволяя мне ощутить судорожные сжатия ее горла головкой. Нервно сглатываю. Желание почувствовать ласкающие поглаживания самой восприимчивой части моего тела настолько сильное, что голос мой срывается на рычание:
- Можно и здесь…
Не свожу голодного взгляда с губ любимой, и зеркальное желание лучится в ее глазах. Такое откровенное поддразнивание стремительно приближает меня к точке невозврата, когда неважно станет, где дарить и получать наслаждение. И, словно ощутив это, Венера увлекает меня за собой, быстро постукивая каблуками по вымощенной камнем тропинке, конец которой венчает лазурное море.
Любимая с воодушевлением осматривает все вокруг, явно радуясь, что толпа приспешников Юпитера осталась на вилле, тогда как здесь, у воды - нет ни души. А я смотрю на нее, свое сокровище. На то, как развивается подол платья, как тонкая ткань оплетает стройный стан, будто вторая кожа, и как предвкушающая улыбка расцветает на мягких губах, когда супруга замечает на причале бесхозную отцовскую яхту.
- Думаю, наш папочка не будет против, если мы попользуем его яхту и отправимся к гигантским скалам Фаральони.
Усмехаюсь ее неожиданному, но очень заманчивому предложению. Задеть посильнее самолюбие Юпитера, уведя морскую жемчужину у него из-под носа, будет безмерно приятно. Пусть даже это выглядит детской шалостью со стороны.
Вдруг Венера, собрав складками юбку и перекинув через руку подол, срывается с места и бежит вниз по лестнице, балансируя на носках, ведь босоножки на шпильках у нее уже в руках. Тугая прическа от быстрого бега распускается, и супруга вынимает мешающие заколки из тяжелой копны волос. Какое-то время я смотрю на побег своей богини-красавицы, на ее открытые изящные щиколотки и развевающиеся на ветру шелковистые волосы, а после искренне и счастливо смеюсь, тем самым, словно сбрасывая груз обид с души. Не мешкая перемахиваю через перила, пару пролетов преодолевая одним прыжком, и догоняю любимую уже в воде. Тарелка с пирожными, сильно оскудевшая после бега, остается на берегу.
Освежающая морская волна окидывает нас почти по пояс, поднимая кучи брызг, так что солнечные блики радугой отражаются от водной глади. В обувь быстро затекает вода, а брюки намокают, враз впитывая в себя воду, но ощущающаяся прохлада приносит не раздражение, а так необходимое чувство покоя и стабильности на фоне бушующих страстей. Подальше от ненавистных родственников, подальше от прилипчивых репортеров, подальше от всего, что мешает дышать полной грудью.
Я никогда не думал, что смогу отринуть ненависть. И да, я не могу это сделать до сих пор. Ненависть - часть меня, и зачастую мне кажется, что я сам и есть скопление ненависти и злобы, так глубоко они вросли в мою душу. Но супруга показывает мне другую сторону жизни, где наслаждаться каждым прожитым днем легко, ведь там царит тепло любящих сердец.
Подхватываю на руки Венеру и, покружив вокруг своей оси, чтоб поднять еще больше брызг и больше счастья увидеть в небесной синеве любимых глаз, выношу на берег. Нас ждут приятные минуты, где только она и я.
Взломать пару навесных замков, чтоб отшвартовать яхту от берега, дело пяти минут, когда знаешь, что делать. И я знаю. За годы, десятки, века жизни среди людей невольно научишься многому. Спустя четверть часа “сердце” морской яхты мерно гудит, и мы быстро отдаляемся от берега. Быть за штурвалом и управлять своей судьбой - безмерное удовольствие, особенно, когда любимая находится в моих объятиях, разделяя одну нить, ведущую к будущему, на двоих.
- Родная, тебе не кажется, что твое платье промокло и тебе нужно немедля снять его, чтобы не заболеть? - проговариваю негромко, касаясь губами плеча любимой, а после отрываю левую руку от приборной панели и провожу по промокшей насквозь ткани на груди Венеры. Тугие вершины сосков отзываются на ласку мгновенно и твердеют, требуя большей ласки. - Или, может, ты уже заболела? Где болит, любимая, скажи? Я сниму боль.
Хрипло проговаривая каждое слово, обвожу поочередно кончиками пальцев соски, то касаясь лишь самой вершины, то слегка вдавливая в полную грудь, а то и вовсе сминая ладонью мягкие полушария, пропустив острые камешки сосков меж пальцев. Скольжение языка по шелковистой коже за ухом, покусывания и дразнящая ласка губ под музыку неровного дыхания супруги в моих объятиях. Но томительное ожидание не моя стихия, а потому стискиваю почти до боли упругие вершинки, вырывая с женских губ протяжный стон.
Налившийся кровью член упирается меж округлых ягодиц, но этого мало. Несоизмеримо мало. Подчиняясь еще оставшемуся на задворках сознания здравому смыслу, укладываю яхту в дрейф и разворачиваю любимую, чтобы обрушится поцелуем, что сметает все на своем пути. Каждое прикосновение перестает быть легкой лаской, оно подчиняет, требуя больше отдачи, больше накала чувств. Белоснежное платье спускается к ногам с легким шорохом и так и остается лежать на мостике. Но тесное пространство между кресел и приборной панелью не позволяет сделать то, что хочу, а именно вколачиваться, дико и самозабвенно погружаясь в податливую женскую плоть. Обхватываю любимую под ягодицы и переношу на мягкое ложе на носу яхты. Там, в присутствии единственных свидетелей - моря и солнца - мы будем любить друг друга.

Ощущение скольжения ладоней по бархатистой коже любимой женщины - изысканное удовольствие, которое доступно только мне. Жадное желание быть внутри застилает сознание, и я немедля раздвигаю бедра супруги, готовый тут же вонзиться в податливую плоть. Но Венера останавливает меня, начиная поглаживать ступней налившийся кровью член прямо через ткань брюк - касания, что толкают меня все ближе к грани между разумным существом и обезумевшим от вожделения животным.
- На тебе всё ещё много одежды, сними её, - голос жены, как медовая патока, льнущий и безмерно сладкий. - И поскорее, любовь моя, я вся уже теку от желания почувствовать твою плоть в себе.
Улыбка, больше на хищный оскал похожая, растекается на моих губах. Озвученные желания и вид раскрытого передо мной женского тела вынуждают сердце биться чаще, и в груди вибрацией зарождается довольное рычание. Откровенность в проявлении чувств и желаний, без каких-либо заслонов и преград в виде стеснения или жеманства, есть всегда между мной и Венерой, но признания, соблазнительным шепотом произнесенные вслух, мне хочется слышать снова и снова.
Пуговица за пуговицей расстегиваю рубашку, не сводя глаз с приоткрытых губ любимой, что заманчиво поблескивают влагой, и наконец отбрасываю мешающую ткань в сторону. Взгляд супруги наполнен одновременно жаркой страстью, предвкушающим томлением и диким голодом, который я намерен утолить.
- Я тебе говорила, что обожаю твою татуировку? - розовый язык скользит по пухлой нижней губе, отвлекая меня от самих слов и будоража фантазии. - Готова вечно её целовать.
- Целуй меня, - рычащий выдох, пока я стаскиваю с себя один промокший ботинок с негромким стуком, а затем и второй, - вечно.
Припухшие от поцелуев губы, возвышающиеся на груди алые ягоды сосков и прозрачные капельки влаги на розовых створках вагины - мой жадный взгляд оглаживает совершенное женское тело, каждый его сантиметр не лишая внимания. Распирающее давление крови в паху становится почти болезненным, и я, вдохнув носом побольше воздуха, замираю прежде, чем расстегнуть молнию на ширинке. Любимая делает то, что просто лишает меня какого-либо самообладания: ее рука накрывает лобок, и я вижу, как супруга начинает ласкать себя, касаясь розовой горошины клитора, а затем кончики пальцев погружает в свое лоно.
- Ма-а-а-арс, - протяжный стон моим именем с губ, и Венера проталкивает пальцы глубже в себя, изнывая от потребности быть заполненной, но мной. Шире разведя бедра, она раз за разом толкает пальцы, но жажда разгорается лишь сильнее и в жаркие стоны вплетается требовательность: - Ма-а-арс! Возьми же меня!
Сладкая музыка ее наслаждения подгоняет меня как можно быстрее избавиться от сковывающей тело ткани. Рывком расстегиваю ремень, затем - ширинку, и сдергиваю вниз брюки, чтоб в следующий удар сердца накрыть любимую своим телом, а ладонью - истекающую влагой промежность.
- Горячая… - хриплые и рваные выдохи мешают говорить. Желание ощутить, как ее горячее тело принимает меня, заставляет заменить ее пальцы своими. - Ты…
Обволакивающее тепло ее вагины, мягкий обхват и податливость плоти моим беспощадным ласкам сводят с ума. Я собираю губами кричащие женские стоны и тихие похныкивания, продолжая доводить жену до исступления рукой. Должна хотеть меня всей своей бессмертной душой и каждой клеткой тела. И жаждать наполненности, мечтая обо мне внутри. Так же сильно, как и я нуждаюсь в ней.
Любимая задыхается, словно забывая, как дышать, и судорожно двигает бедрами, насаживая себя на мои пальцы. Еще одно проникновение, и я обхватываю ее ягодицы двумя руками, сдвигая жену на себя, чтоб в следующее мгновение всадить в ее сокращающееся лоно член. Крик наслаждения срывается с губ Венеры, и она выгибается всем телом мне навстречу, не контролируя себя. И я не могу остановиться, качая бедрами и поршнем двигаясь внутри ее тела. Острые вершины сосков царапают мою грудную клетку, требуя и себе ласки, а потому скольжу ладонями по изящным изгибам и при следующем толчке обхватываю мягкие полушария, приподнимая и стискивая жадно. Выгнутая, стонущая и до боли желанная подо мной.
Вталкиваюсь с каждым разом сильнее, глубже стараясь проникнуть и выбить, таким образом, метку принадлежности в самой ее сути. И это желание словно отражается в любимой, она цепляется за меня, что есть сил, и пытается удержать внутри себя, царапая плечи ногтями. Безумие желаний, подстегиваемое жадностью тел, охватывает сознание. Вобрать в себя пульсирующую вершину сосков, целовать покусывая и вколачиваться по самое основание - безрассудство, основанное лишь на инстинктах.
Сильнее толчок, хриплое рычание с губ, и судорожная дрожь сотрясает жену, подстегивая, подталкивая и забирая с собой во власть неконтролируемого наслаждения, что наполняет каждую клетку моего тела, чтоб удар сердца спустя выстрелить тугой струей семени.
Крепче сжимаю Венеру в объятиях, подминая под своим весом. И где-то на задворках сознания мелькает мысль, что надо бы сместиться, но желания такого нет совершенно. Чувство единения, смешанное с безумной жадностью, пульсирует в мозгу, пока все мышцы мелко подрагивают расслабляясь. Касаюсь губами шелковистой кожи шеи и, как наркоман, слизываю капельки испарины. Глаза закрыты, и только легкие работают рвано, наполняясь воздухом, наполненным фимиамами сотия. Ее чарующий слегка сладковато-пряный аромат вожделения сплетается с моим в головокружительный запах страсти.
- Любимый… - приглушенный шепот жены, как дополнительное удовольствие для моего слуха.
- М-м-м, - лишь протяжный звук, на большее меня не хватает. В душе царит нега и спокойствие, и хочется продлить эти мгновения, как можно дольше. Но супруга настойчиво упирается в мою грудь, и я поднимаю голову, а после и переворачиваюсь, зажав ее в объятиях, чтобы оставаться так же близко, как сейчас. Тепло ее тела и нежные прикосновения действуют лечебным бальзамом на мою очерствевшую душу.
На какое-то время Венера замирает в моих объятиях, а после я ощущаю скользящее поглаживание ее языка на груди. Пришедшее в свой нормальный ритм сердце ускоряет свой бег, ведь я знаю эти игривые ласки, как и то, что любимая замышляет. Запускаю руку в шелковистую россыпь ее волос и, массируя пальцами кожу головы, прижимаю к себе ближе, подталкивая жену к продолжению. Расслабленность слетает с тела, но глаза оставляю закрытыми, чтоб острее ощутить ласки мягких губ, гладкого языка и словно бы невесомых прикосновений шелковистых волос к животу. Меня так и подмывает направить Венеру ниже, но спустя секунду ощущаю тепло ее дыхания на члене.
- Ты же знаешь, что я хочу тебя снова. Всего тебя хочу.
Распахиваю глаза, чтобы увидеть, как розовый язык скользит по пенису, и он слегка подрагивает навстречу прикосновениям. Мое дыхание учащается, и кровь приливает к паху, подгоняемая ласками рук. Хриплый стон срывается с губ моих, и крепче стискиваю руку в кулак, захватывая волосы жены.
- Ты же хочешь мои губы у себя на головке. Как мой язык обводит её снова и снова.
Сочетание откровенных слов и касаний к самым чувствительным частям моего тела возбуждает, вынуждая жаждать большего.
- Хочу, - одно слово с губ и резкий вдох, когда ее язык начинает кружить по открытой головке, согревая дыханием, нежа прикосновениями. Рычание прорывается: - Хочу-у… р-р-р…
- Вижу, что ты хочешь мои губы, любовь моя, а я хочу твой член.
Мой мозг почти не осознает произнесенных слов, желание окунуться целиком в теплую обволакивающую глубину ее рта рвет сознание, и я толкаю бедра вверх. Ощущение скольжения кольца ее губ по самое основание сводит с ума, и одного погружения мало. С каждым движением вниз жажда увеличивается , и мне становится несоизмеримо мало ее губ, я хочу ощущать ее всю. Глубину и сокращения горла, скольжение языка при каждом поступательном движении, шелк волос в руках, мягкость груди в ладони и поглаживания по напряженным мышцам живота. Воздух, выталкиваемый легкими, кажется слишком горячим, и перед глазами пелена, сквозь которую я вижу лишь силуэт, но воображение дорисовывает все остальное.
Не могу контролировать больше свое тело, мозг купается в наслаждении, пока тело самозабвенно толкается навстречу наслаждению. Кажется, я натягиваю волосы любимой, пытаясь проникнуть глубже в горло, и стискиваю до боли тугую вершину ее соска, ощущая, как лавина удовольствия несется на меня, грозя накрыть целиком. И в этот момент жена скользит пальцами к моему анусу. Проникновение, касание к простате, и дрожь распространяется от паха по всему телу. Балансируя на грани, ощущаю, как семя горит в мошонке, и дергано толкаюсь, снова и снова. Не слыша и не видя ничего вокруг, только гудящее в теле наслаждение, которое при следующем проникновении вырывается пульсирующей струей спермы. Боль от распирающего движения семени по раздутому от крови члену и обволакивающий экстаз, когда последняя капля жизненной силы моей поглощается супругой.
Подверженный главенствующим во всем теле чувствам, жму Венеру к себе, и моих цепких объятий не разорвать. Сердце заходится от боя где-то в горле, а в глазах ни капли света, но я на ощупь тяну любимую выше и укладываю на себя. И только когда губы мои с ее губами сливаются, ощущаю правильность положения вещей. Смесь вкусов, смесь запахов, слияние душ и единение тел. Вместе.
То ли сон, то ли безмятежное забытье, но в момент, когда я открываю глаза, луна серебрит кожу жены так, словно она подсвечивается изнутри. Судно мерно покачивается на волнах. Штиль. Но не в моем теле. Голод просыпается внутри, и я с нажимом провожу ладонями по спине супруги, поглаживая шелковистую кожу и поклоняясь своей богине.
- Любовь моя, - мой хриплый шепот, что нарушает укрывающую нас тишину и покой. Напрягаю бедра, подавая напряженные чресла вверх и толкаясь в низ живота Венеры, теплого и нежного. И пусть сейчас дело близится к ночи, но сон действует на мой организм весьма определенным образом - я снова возбужден и это желание сдерживать нет резона. Мы одни, на много миль вокруг нет ни души, и лунный свет добавляет романтики в окружающую обстановку. - Ты слишком соблазнительна, чтоб я дал тебе отдохнуть.
Мои губы скользят по скуле супруги к уху, и я обхватываю упругую мочку, начиная посасывать, как самое изысканное лакомство в мире. Затем смещаюсь и переворачиваю жену на спину. Взгляд ее скрыт за пушистыми ресницами, но я точно знаю, что она не спит: дыхание ее сбивается от моих прикосновений к плоскому животу, и шелковистые вершинки груди превращаются в острые камешки, стоит лишь овеять их дыханием. Незначительное женское притворство - игра, подкрепленная любопытством касательно моих дальнейших действий. И я не стану разочаровывать.
- Я голоден, родная, и ты обещала накормить меня, - захватываю ягоду соска и, стиснув губами, щекочу языком, чувствуя, как Венера подается всем телом навстречу, издавая полустон-полувздох. Но я отстраняюсь и, встав с ложа нашей любви, направляюсь к столику за той самой тарелкой пирожных с молочным кремом внутри, которую я умыкнул с виллы.
Мои манипуляции не занимают и пяти минут, но любимая, привстав на локте, ожидает меня и не отрывает от моего тела взгляда, скользя по нему снизу вверх. Напрягаю мышцы, представая во всей красе, и усмехаюсь, видя, как жена облизывается.
- Нет, сейчас лакомиться буду я, - ставлю тарелку на матрас и, наклонившись над ложем, жадно целую подставленные женские губы. Небольшая передышка, взгляд в затянутые пеленой желания небесно синие глаза, и, разделив пирожное на две части, прижимаю одну из них ко рту супруги. - Моя сладость, - хрипло проговариваю, видя белые капли крема на полных губах, и вспоминаю недавнее наслаждение. - Ты - моя сладость.
Венера сначала пытается ухватить пирожное, но, не дав ей укусить десерт, снова припадаю к своему персональному источнику живительного нектара и целую, ощущая смешение вкусов на языке и жаждая большего. И я, словно бы проводя кистью художника, начинаю рисовать кремовые узоры на шее - прямо над пульсирующей венкой, на груди - не оминая острых вершин сосков, и на животе - неспешно спускаясь к влажной расщелине. Супруга застывает в момент, когда я впервые прикасаюсь к чувствительной коже промежности, но после расслабляется, подставляя тело под ласки и подталкивая меня к продолжению учащающимися сладкими стонами. Голод плоти пульсирует в напряженных чреслах, и следом за дорожкой из сливочного крема, следует мой язык, собирая вместе с подтаявшим лакомством неповторимый вкус возбужденного женского тела. Жадно причмокивая от удовольствия, скольжу языком по шелковистым складкам, удерживая бедра и вынуждая принимать мое поклонение - дразнящую ласку, как для любимой, так и для меня, ведь вид ее выставленного на обозрение тела горячит кровь, заставляя каменеть напряженный от прилившей крови член и сильнее вбирать в себя терпко-сладкий вкус ее влаги.
Дерганные движения бедер навстречу моим прикосновениях, хныкающие стоны, срывающиеся на требовательный крик, и я больше не могу сдерживать свою потребность быть глубоко внутри ее тела. Упираюсь коленями в матрас, переворачиваю Венеру на живот, тут же пристраиваясь к ней сзади, и вталкиваю себя в ее тело на всю длину. Теснота ее вагины и рычащее “Дар-р-р!” с женских губ, как сигнал к отречению от любых запретов. В наслаждении двоих отсутствует слово “нет”, лишь слово “да”, срывающееся с губ мимовольно.
- Да-а-а… да-а-а… возьми… еще-е-о-о! - подвизгивания любимой, когда я снова и снова врываюсь в ее тело, сжав кожу на бедрах в кулаки и натягивая на себя без возможности сделать вдох, только отдаваться самозабвенно. До темноты в глазах и дрожи в каждой клетке тела от наполненности. - Выше… войди… Ма-а-а-ар-р-рс!
В глазах темнеет от прилившей крови, желание быть внутри всеми возможными способами неискоренимо, и жена знает эту мою жадную потребность. Еще один прошивающий будто насквозь толчок, чтоб самого ее естества коснуться, и выскальзываю из теплых объятий лона, прижимаясь влажным от обильных соков членом к сжатому кольцу ануса. Надавливаю ладонью на поясницу, вынуждая супругу выгибаться, выставляя себя, и проникаю урывчатыми толчками в тесную глубину.
- Дар-р-р! - не сдерживаю рычания, когда оказываюсь по самое основание внутри, и тут же отступаю, чтобы толкнуться еще раз. Но глубже.
Тысячелетия прошли с тех пор, как я впервые ощутил податливость тела жены, но всепоглощающее желание пронеслось сквозь века, усиливаясь и словно вписываясь в геном каждой клетки тела. Я околдован ею, я безумен от любви к ней, и я не позволю никому забрать ее. Только я на все наше бессмертное существование.
Шлепки мошонки о истекающую промежность, влажные звуки соития, животная страсть в каждом движении тела, и только писк срывается с губ Венеры, когда оргазм обрушивается на наши тела вспышкой ядерного взрыва. На молекулы разлетаемся, но вместе.
Удерживаю супругу в крепких объятиях, пульсируя внутри ее тела и отдавая себя всецело, а после, зажав так, чтоб не разорвать имтимной связи, заваливаюсь на бок. Выровнять дыхание удается отнюдь не сразу, но спустя какое-то время произношу:
- Любовь моя, зажигательные танцы после полуночи мы можем устроить и здесь, совместив с ночным купанием, - сопровождаю свои слова легким толчком бедер. - Идти на увеселения на площади Пьяццетта нет никакого смысла.

Медленный иль быстрый, томительно-нежный или же страстно-грубый, но всегда откровенный и чувственный танец любви, который лечит, восстанавливает и дает заряд положительных эмоций, по силе превышающий даже щедрое жертвоприношение смертных перед кровопролитной войной. Сердце пульсирует где-то в горле, а в теле разливается горячая истома, сопровождающаяся мелкой дрожью натруженных мышц. Мне кажется, что мои аргументы убедили любимую, и я расслабленно перебираю шелковистые пряди, серебром отливающие в лучах лунного света, радуясь, что эту ночь мы проведем вдвоем.
Праздник виналии ничем не отличается из года в год. Та же щенячья радость людишек, которым, по большей мере, наплевать за что поднимать бокалы, лишь бы на несколько часов ощутить себя счастливыми. Тот же высокомерный взгляд отца, будто бы эта толпа осознанно приходит воздать Юпитеру почести и испросить божественного благословения. И та же надменная снисходительность матери, неизменная, чтобы я не натворил - а уж способов испытать терпение родственничков за минувшие тысячелетия испробовал немало. Мне осточертело лизоблюдство остальных богов, пытающихся урвать долю внимания верховного, словно это поможет им вернуть свое былое могущество. Засел в печенках уже этот театр абсурда, где роли божественных актеров выучены назубок.
Супруга переворачивается, выпуская член из плена своего тела, и льнет, носом начиная рисовать узоры на моей щеке. Прикрываю глаза, ощущая ее ласку, но следующие слова вынуждают меня напрячься:
- Нам не избежать посещения Виналии. Это мой праздник, любимый, и мне надо там быть, - голос любимой, как шум прибоя, тих и ласков, а глаза лучатся искренним желанием быть на площади в эту ночь. - К тому же, одно дело игнорировать твою мать, и совсем другое - всех остальных на празднике.
Чувствую нежное прикосновение ее ладони на лице, и мысленно проклинаю каждого из тех, кто удосужится прийти на праздник сегодня, и всем скопом. Я не хочу расстраивать жену, но и губы растянуть в улыбку также не удается. Молчу, наслаждаясь последними минутами уединения.
- Но сейчас я совершенно не против искупаться голышом в море, - любимая выскальзывает из объятий и встает с нашего мягкого ложа, подставляя идеальные изгибы своего тела моему жадному взгляду.
Не могу сдержать рычания, не осознавая, какова его причина: злость на то, что совсем скоро придется снова увидеть лицемерные улыбки “любимой” семейки, или же жадное желание подмять свою богиню под себя, пока все мысли покинуть созданное нами место для любви не выветрятся из ее головы. Тем временем Венера дефилирует к краю палубы, покачивая бедрами при каждом шаге, словно бы невзначай, поправляет руками волосы, приподнимая тем самым упругие полушария с острыми вершинами сосков, и прыгает в воду, скрываясь из вида.
- Сейчас я тебя поймаю, неугомонная, - хрипло шепчу и, преодолев расстояние к леерам в пару шагов, ныряю в морскую глубину, чтобы выловить и прижать к груди любимую.
Волны едва слышно ударяются о борта яхты, а луна стелется лентой от горизонта к нам, словно только для того, чтобы осветить наше ночное купание, она и взошла на небосвод. Поцелуи неспешны и сладки. Обмен дыханием и искрящимися чувствами растягивается на десятки минут. Мои ладони скользят по скрытому водой телу супруги, поглаживая, помечая и пытаясь растянуть время единения губ до бесконечности. Но в какой-то момент игривость просыпается в жене, и она, широко улыбаясь, отплывает в сторону лестницы и подтягивается на руках, чтоб мгновение спустя вытолкнуть тело из объятий моря, представив мне соблазнительную картину своих округлых ягодиц. Усмехаюсь и выбираюсь следом за супругой. Она притягивает, как магнит, и я следую за ней.
Шелковая ткань оплетает изящную фигурку любимой в несколько мгновений - так ей хочется побыстрее попасть на праздник, - и, шаловливо стреляя глазами, припадает к моим губам, стирая соль моря и заменяя своей сладостью. Крепче прижимаю жену к себе, оставляя мокрые пятна ее белоснежном платье, но мысли Венеры уже далеки от любовных утех:
- Как думаешь, что скажет Юпитер, когда мы заявимся на праздник на его яхте? Наверняка старика удар хватит, - заливистый смех сопровождает ее слова, и я улыбаюсь в ответ:
- Не думаю, а знаю. Его лицо побелеет, не хуже мела, и прежде, чем ему удастся что-то сказать, руки его потянутся к моему горлу, - не отрываясь смотрю на супругу, и не думая одеваться даже. Спешить уж точно не стану.
- А ты так и останешься обнаженным? - жена, полностью облаченная в соблазнительное одеяние, подходит ко мне и дразнит прикосновениями в области живота, скользя ногтями вниз.
- А нужно? - перехватываю ее ладонь и направляю ниже, к наливающимся силой чреслам.
- Я, конечно, не против смотреть на тебя целыми днями, но категорически против, чтобы все остальные глазели на тебя. Поэтому давай одевайся, любовь моя.
Ревность Венеры забавляет меня и поднимает настроение. Демонстративно медленно тянусь к брюкам, но любимая шустро обходит меня, шлепает по ягодице и чуть ли не бегом скрывается на верхней палубе. И не зря. Будь она менее расторопна, то уже лежала бы на моих коленях кверху попой и стонала под моими шлепками, выпрашивая еще.
С сожалением, что заканчивается время, отведенное нам для любви, натягиваю брюки, шнурую ботинки и, не удосужившись даже застегнуть пуговицы рубашки, прохожу за штурвал. Раз мне придется снова лицезреть ненавидимые физиономии, то появление на празднике должно быть воистину масштабным и привлекающим внимание. Направляю судно в сторону набережной, что у площади с нынешними увеселениями, и, когда любимая занимает место рядом со мной, произношу:
- Улыбайся, любовь моя, сейчас нас ждет представление.
И я не лгу. Только лишь красавица Sunseeker 75 Yacht подходит к берегу, как толпы праздно гуляющих местных жителей направляют свои взгляды на нас. Отовсюду раздается восхищенный шепот, смешанный с завистью, а пара особо нагловатых людишек умудряются приветственно махать головными уборами. Праздник уже в самом разгаре, и те, кто из года в год посещает данное мероприятие ради поры бокалов вина, уже изрядно накидались.
- Пошли вон! - мужичок в форме прогоняет людей от причала и ловит швартовные концы, зарабатывая себе тем самым на бутылку горячительного напитка.
Придерживая за талию, помогаю супруге сойти на берег и с улыбкой голодной гиены выдаю:
- Ну что ж, пойдем почтим своим присутствием это убогое место? - не отвожу взгляда от любимой. Ее довольная улыбка освещает лицо светом, и я понимаю, что каждая тварь, имеющая в штанах член, будет желать мою богиню, напитывая ее магической силой.
Громогласные крики у прилавков с вином привлекают не только наше внимание. Плотное кольцо зевак говорит само за себя, и потому мы направляемся туда, отодвигая препятствия на пути в виде любопытствующих смертных. Спустя пару минут мой недоуменный взгляд останавливается на беснующемся папаше, который с откровенной злобой на лице выкрикивает ругательства.
- Отец, мы с Венерой, конечно, опоздали, но не стоит так, - демонстративно обвожу взглядом зрителей, - убиваться по поводу нашего отсутствия.
Бросаю взгляд на враз побелевшую лицом мать и начинаю осознавать, что-то в поведении Юпитера выходит из ряда вон. Но сделать ничего не успеваю. Мощный хук справа сбивает меня с ног.
- А праздник начинает мне нравиться, - соленый привкус крови ощущается во рту, и ехидная улыбка поднимает уголки моих губ. Поднимаюсь на ноги, поворачиваю голову в одну сторону, вызывая легкий хруст в шейных позвонках, во вторую, и с жаждой, копившейся на протяжении веков, обрушиваю ответный удар в челюсть родителя.

Учащенное сердцебиение и мгновенный впрыск адреналина в кровь - неконтролируемые реакции, что аккумулируют все силы организма перед сражением. Я люблю драться и люблю выходить из драки победителем. И сейчас вид физиономии отца, которая сминается под моим кулаком, радует безмерно. Мне кажется, что я даже слышу хруст смещенных суставов или сломанной кости, и жажду, чтобы слух не обманул меня. Много веков кряду я мечтал стереть в порошок надменную снисходительность во взгляде Юпитера и сейчас не упущу возможность сделать давнюю, можно сказать, детскую мечту реальностью.
Я заношу левую руку для следующего удара, но папаша быстро приходит в себя и контратакует подачами в солнечное сплетение, которые чуть ли не останавливают биение моего сердца. Легкие горят от жалящей боли, но даже это не затыкает мой мысленный смех от азарта, жара сражения и осознания, что только сейчас слетели покровы приличий и каких-либо ограничений, открыв всепоглощающую ненависть друг к другу во всей красе. Тянусь к своему верному другу-кинжалу, желая добавить больше ярких пятен крови на рубашке отца. Мои пальцы крепко обхватывают рукоять, и я молниеносно вытягиваю смертоносное оружие из ножен, готовясь перерезать яремную вену на шее ненавистного родителя, но меня останавливают за мгновение до касания лезвия к коже.
“Как он оказался быстрее?” - недоумеваю, ощущая боль в пальцах правой руки и прерывистый гул в груди от воздуха, что мало-помалу попадает в легкие.
- Ты будешь подыхать медленно и мучительно за то, что пошел против меня и помог титану отдать жалким людишкам Ситулу Морте. Я долго терпел твои выходки, но довольно. Ты кровью заплатишь за измену. И смерть тебе покажется избавлением.
- Да о чем ты говоришь? - кривлюсь, сведя брови к переносице и пытаясь вспомнить, где я слышал о Ситуле, но никаких ассоциаций не появляется. И я далеко не агнец, чтобы безропотно принимать наказание за чужие деяния.
Прожигаю Юпитера озлобленным взглядом. Всегда и во всем виноват оказываюсь я, так, что начинаю жалеть, что не делаю то, что настолько выводит верховного бога из себя. Прикосновение лезвия к коже заставляет меня крепче ухватиться за рукоять, и я, напрягая мышцы рук, отвожу кинжал в сторону от своего сердца. Борьба на грани напряжения, когда неизвестно, кто одержит верх. Но ясно, что живым останется только один из нас.
“Тебе, сволочь, не удастся так легко отправить меня на тот свет!”
Тем временем, Юпитер наполняет свои речи намеками и недосказанностями, продолжая сыпать угрозами, как из рога изобилия:
- Ты дал людям надежду, но лишил ее себя и свою женушку. Неправильный выбор, но он был сделан.
- Ничего я не знаю про твою Ситулу и знать не хочу, - рычу, перенося вес на правую ногу, чтобы сделать последний рывок и, вогнав лезвие по самую рукоять, заткнуть пасть папаше. - Еще припиши мне самопожертвование во имя и во благо смертных, и я точно утвержу себя в мысли, что ты сошел с ума, - насмехаюсь в открытую, хотя это движение и вызывает легкую боль в разбитой губе.
Но вместо ответа на голову Юпитера опускается нечто тяжелое и разбивается, окидывая “великого и непобедимого” верховного бога темно-гранатовой жидкостью, разящей, кроме первичного пряно-фруктового аромата, запахом гнилых овощей, явно свидетельствующим, что вино непригодно к употреблению. Меня ведет в сторону от исчезновения опоры в виде противостоящего папаши, и я опускаюсь на колено, не отводя взгляда от супруги.
- Это ты, отец, ошибся с выбором, - любимая стоит над поверженным противником, как пышущий яростью ангел возмездия, а после подходит ко мне, окружая заботой. Испуг, злость и переживания за меня сливаются воедино, когда она кончиками пальцев касается моих губ. - Больной ублюдок, - зло бросает Венера в сторону Юпитера, а я думаю о том, что все же любовь - страшная сила.
- Ты была великолепна, любовь моя, - опускаю ладонь на талию жены и поглаживаю легонько, успокаивая то ли ее, то ли себя.
Мне хотелось покончить с Юпитером и его навязанной властью здесь и сейчас, настолько жажда крови застилала взор. Но праздник виналии в присутствии десятков зевак, кольцом окружившие нас, не место для выяснения такого рода отношений и постановки финальной точки. Главное, я знаю, что пути назад нет, и рано или поздно останется в живых только один. Это дело времени, а благодаря бессмертию я могу и подождать.
Венера помогает мне подняться на ноги, а не могу сдержать кривой улыбки, смотря на лежащего без сознания отца. Когда он очнется и поймет, что оказался повержен моей богиней любви на глазах десятков свидетелей, ненависть к нам взыграет с новой силой. Но видеть его искаженную злобой рожу нет никакого желания - она одна и та же на протяжении тысячелетий.
- Когда наш драгоценный папочка придет в себя, я надеюсь его мозги встанут на место, и он перестанет нести чушь про Ситулу. Нам не жарко и не холодно, что люди получат возможность не болеть. Это только вы, старые древние мумии, нуждаетесь в их крошках поклонения. Только вас питали их просьбы и жалобы. И вы получили по заслугам, - любимая эмоционально высказывает все, что думает, бледной, как мел, матери, которая застыла каменным изваянием, будто бы неживая. Но только я хочу добавить, что пусть они катятся со своей Ситулой или без нее куда подальше, отстав от нас, как супруга добавляет: - Лучше бы спасибо сказала, что я наладила ваш с ним брак, немного подтолкнув тебя к решительным действиям с помощью бутылки виски.
- Моя воинственная супруга снова вершит любовь? - усмехаюсь и крепче прижимаю к себе жену, обхватив руками. Довольство растекается теплом по моему телу, и я, совершенно не обращая внимание на присутствие Юноны, продолжаю свою мысль: - Ты права, любимая, нищие и обездоленные требуют к себе снисхождения, - и громко смеюсь, пока мы неспешно покидаем площадь. Боль в грудной клетке еще дает о себе знать, но она никак не сравнится с тем потоком унижения, что выпал на долю отца. Дети всегда превосходят своих родителей во всем. И правлению Юпитера скоро придет конец. А уж я подсоблю этому.
Храм Святого Стефана блистает белизной, вырываясь кажущейся неприступной стеной к небу. Много веков назад здесь стоял другой храм, и другим богам поклонялись смертные. Но это место пронизано силой, и не скоро снизойдет на нет его мощь. Выводок людишек разрывает воздух смехом перед сводчатым вдохом, и даже мальчонка с огромным гипсом на ноге прыгает на скакалке, дурачась и веселясь. Сначала я не понимаю, чем меня привлекает происходящее, но, вспомнив слова отца о Ситуле, начинаю замечать, как меняются люди: полностью исчезает обреченность в их взгляде, а на смену ей приходит глубинная уверенность в счастливом исходе, не смотря ни на что.
- Любовь моя, - скольжу губами от виска супруги по щеке к пухлым губам, все еще зло поджатым, - а ты знаешь, что с открытием сосуда и высвобождением надежды для людей в толпу почитателей твоей красоты прибудет множество новеньких. Ни старость, ни болезни - ничего теперь не станет помехой твоим сокрушительным чарам. Как желание взять то, что принадлежит другому, даже ценой чужой жизни, всегда будет рождаться в душах жалких человечишек, так и жажда обрести любовь всегда будет пламенеть в их сердцах. Нужно лишь раздуть пламя до всепоглощающих размеров, и весь мир будет у наших ног.

Хитрая улыбка касается губ супруги, и я знаю, что это означает - любимая уже придумала нечто грандиозное.
- Так давай поможем им осознать свою природу, - слышу тихие слова и улыбаюсь, видя, как горит предвкушением взгляд супруги. Она отодвигает ткань платья, открывая мне соблазнительный вид на свои стройные ноги, скользит ладонью по внутренней части бедра под подол и достает изящный кулон в виде небольшого флакончика с необыкновенно действенным - это я знаю не понаслышке, - содержимым.
Обнимаю свою богиню крепче. Сердце ускоряет свой бег. От азарта, нарастающего вожделения и жадного предвкушения грядущего представления. Тепло ладони жены у моих губ, и я припадаю поцелуем к нежной коже, жадно втягивая воздух, заполненный ее запахом. Неповторимым и до безумия сладким. Мой наркотик. Моя жизнь.
- Пойдем, любовь моя, потанцуем немного, - Венера со счастливой улыбкой тянет меня в гущу никчемных людишек, которые двигаются под музыку, думая, что танцуют. Хотя сокращения их мышц танцем назвать никак нельзя.
- Пойдем, - следую за супругой, не сводя с нее жаркого взгляда, и любимая, словно самой своей сутью чувствуя ритм, начинает плавно покачивать бедрами, в скромных по своей форме движениях передавая окружающим огонь чувственности и неконтролируемого желания. Упругие ягодицы касаются моей напряженной плоти в мимолетной ласке, но мне ее несоизмеримо мало. Обхватываю руками талию жены и прижимаю к себе, впечатывая свою твердую эрекцию меж округлых половинок, несмотря на преграду ткани. И ощущаю такое необходимое мне тепло, исходящее от любимой.
Скольжу по плоскому животу выше, и мгновение спустя полная грудь с выпирающими острыми сосками идеально помещается в мои ладони. Бросаю взгляд на жалких зрителей, и голодное желание обнищавших без любви и ласки смертных горит в их глазах. Будь-то мужчина или женщина - каждый жаждет прикоснуться к той, что принадлежит мне, и потому я сжимаю крепче мягкие полушария, отмечая собственническим прикосновением. Даже взгляда, брошенного в сторону Венеры мне жаль.
“Все только мое!” - горит ревностная жадность внутри.
Но спустя мгновение вижу, как поведение людей меняется. Едва слышный звон разбивающегося флакона, и ранее ничего не значащие прикосновения, объятия и рукопожатия начинают связывать один за одним всех человечешек на площади в единый клубок страсти. Без ограничений знакомствами, родственными связями, гендерными отличиями или чувствами. Только желания на грани животных инстинктов довлеют над ними.
- Так меня вполне устроит отмечание праздника, - слышу сквозь обволакивающий туман сладко-пряных ароматов феромонов и делаю намеренно глубокий вдох.
Словно волной цунами меня тут же накрывает животная страсть, и жажда вобрать в себя каждую крупицу чарующего запаха заставляет меня дышать глубже. Все себе. Все.
Резкие сокращения сердечной мышцы подгоняют кровь по венам к паху, делая мою и так напряженную плоть твердокаменной. И я не могу терпеть. Да и не желаю. Подхватываю супругу на руки, стискивая в руках почти до боли. Я осознаю, что сейчас выражение моего лица больше похоже на оскал смертельно опасного безумца, но так и есть. Хочу. И отправлю на тот свет любого, кто станет на пути.
Ударом ноги открываю тяжелые двери храма, думая лишь о том, чтоб быстрее оказаться подальше от грязной совокупляющейся толпы. Никто не должен и взглядом коснуться той, что принадлежит мне. Они достойны лишь объедков в виде своих собратьев-смертных, а сама богиня любви - мой персональный десерт.
Опускаю нос в густой шелк волос, раз за разом вдыхая аромат любимой, и не сдержавшись прижимаю губы к нежной коже, а затем протяжно скольжу языком, слизывая сладостно-медовый вкус. Грохот затворившейся двери эхом отдается от сводчатых стен, но другие звуки наполняют святилище теперь. Стоны, хриплое дыхание и рычание, что невольно срывается с моих губ.
Ставлю жену на пол и разворачиваю спиной к себе, начиная жадно шарить ладонями по ее телу. Я сминаю и сдергиваю одежду, беспощадно освобождая себе путь для откровенных ласк. Мне хочется собрать всю сладость, дурманящую голову, до последней капли.
- Моя, - рыком дикого зверя перемежаны слова, - моя.
Надавливаю ладонью на поясницу, вынуждая Венеру выгнуться и отдать мне себя. Бархатистая нежность ее кожи под губами лишь раззадоривает сильнее. Становлюсь на колено, двигаю к себе любимую и раздвигаю упругие ягодицы, заскальзывая языком во влажную расщелину, сочащуюся влагой. Гул в грудной клетке нарастает, и я, как дорвавшееся до добычи животное, лакомлюсь нежной плотью, толкаясь глубже, посасывая и вытягивая пряный сок ртом. Я раз за разом делаю глотки, сквозь шум крови в ушах слушая стоны. Жаркие, настоящие и откровенные в своей истинности. Но и этого мне мало.
Поднимаю левую ногу супруги и, согнув в колене, толкаю вверх, на твердую каменную гладь, лишь бы добраться до пульсирующего комочка плоти, обделенного моей лаской. Я не замечаю, как двигаю бедрами, протыкая членом воздух, но продолжаю скользить языком вглубь обволакивающей тесноты лона, будто трахая снова и снова.
- Моя очередь, любимый, - Венера отстраняется, но только, чтобы развернуться и скользнуть в мои объятия, обвиваясь лианой вокруг моего тела. Легкие поцелуи, скользящие прикосновения, покусывания на грани моего самообладания. Кажется, что воспаляются все нервные окончания, а мышцы напрягаются, будто стальные канаты и вот-вот лопнут.
- Любовь… моя… - запускаю ладони в густой шелк ее волос и прижимаю к себе, увеличивая нажатие ее губ к моему животу. Так близко и, в то же время, так далеко от части моего тела, требующей нежной ласки ртом.
Вжик молнии и краткая вспышка боли, когда перекачанная кровью плоть освобождается от оков ткани. Дыхание рывками вырывается из груди. Коленопреклоненная, с влажными от жадных поцелуев губами, так что я ощущаю жар выдыхаемого ею воздуха. В мозгу заевшей пластинкой звучит мысль-желание: “Возьми! Ну же!”. И память подкидывает картинки того, как розовые губы смыкаются на головке и скользят по стволу, по основание член в себя вбирая.
- Гр-р-р-р…
- Любовь моя, тебе нравится представление, которое я устроила для тебя? - касания невесомые, но совсем не там, где до безумия желаю. Легкие работают, как кузнечные мехи, но взгляд не отрывается от пухлых губ, что произносят слова, смысл которых я понимаю с трудом. - Посмотри на них, этих благочестивых жителей Капри и богов, что были на площади. Они все, словно животные, совокупляются, кто где был, тот там и занялся сексом, - с трудом отрываю взгляд от супруги и смотрю прямо в оконный проем на площадь, где сплетение движущихся тел в который раз доказывает никчемность человека, как разумного существа.
“Ведомое стадо…” - на краю сознания мысль и хриплый стон с губ. Острые ноготки жены оставляют метки на моем теле, не переходя к основным ласкам. Любимая медлит дразня, и я готов предоставить ей это удовольствие - держать меня на краю безумия. Еще. Чуть.
- ...с неизменной страстью… тебя это заводит… - лишь обрывки фраз воспринимает мой мозг сейчас.
- Черт возьми, дар-р-р! - рычу, ощущая сжатие у основание и трепетное касание к самой чувствительной части моего тела. - Да-а-ар-р… - рычание переходит в хриплый стон, когда губы супруги касаются члена у основания, и, больше не сдерживая себя, обхватываю руками голову любимой и толкаюсь вглубь ее горла, словно чтоб поместится целиком во влажное тепло. Удары бедер, пронизывающие проникновения. Бездумные, на инстинктах, ускоряясь и пытаясь получить сейчас все то, чего был лишен. Путаюсь пальцами в густой копне волос и, намотав их на кулак, вталкиваюсь по самые яйца, закрыв глаза и жаждая вкусить наслаждения, что уже совсем близко. И потому потеря объятий рта любимой воспринимается слишком остро.
- Смотри представление, которое я устроила в нашу честь, и ощущай мой рот на своей плоти, - хриплый голос супруги звучит категорично, а влага на ее губах так и манит снова погрузиться в персональный рай.
- Дерзкая девчонка, - свожу брови на переносице. Я хочу ощутить обхват ее губ, скольжение языка и неконтролируемые сокращения горла, которые нежно ласкают головку при каждом толчке, - ты ответишь за свое непослу… а-а-а… м-м-м… - непонятные звуки венчают мои грозные слова, и удовольствие жаром распространяются по телу от бедер.
Мельтешащие перед глазами картинки трахающихся людей вкупе с рьяными сосущими движениями рта Венеры грузовым поездом, несущимся без тормозов, подгоняют меня к наивысшей точке. Кажется, раздается треск камня, который я стискиваю руками, и, широко раскрыв глаза, почти перестаю что-либо видеть, пока последнее движение вперед не сталкивает меня с эмоционального обрыва.
- Хр-р-р… - звуки сквозь сжатые зубы, когда пульсирующий поток семени покидает член и скользкий палец жены проникает в задний проход, прикасаясь к простате. - М-м-м… - поцелуи, ласки и пощипывания губами мошонки качают меня на волнах наслаждения, продлевая его. Но судорожные вдохи раз за разом наполняют мои легкие воздухом, в котором сплелись аромат мой и ее в наш общий. И конечная нота пряных феромонов снова наполняет мое тело незыблемым, как сама планета Земля, желанием любить.
- Теперь можешь наказывать меня, - Венера с жемчужными каплями моего семени на груди поднимается на ноги и провоцирует улыбкой, прикосновениями и томным голосом, в котором довольство можно выделить отдельной нотой, - а я, так и быть, приму наказание.
Открытая дерзость вызывает в моей душе протест, который сливается с бушующим в крови желанием в гремучую смесь.
- Ты играешь с огнем, любимая, - мои губы расплываются в улыбке, и я резко дергаю жену на себя, чтобы снести грубым поцелуем явное предвкушение на ее лице, заменив его мольбой не останавливаться. Соленый привкус семени добавляет остроты слиянию наших губ, а податливость тела супруги в моих объятиях подбивает воспользоваться ее разрешением на полную.
Скольжу ладонями по плечам любимой, лаская и поглаживая с нажимом, а после завожу обе ее руки за спину и разворачиваю лицом к зрелищу.
- Наслаждение обоюдоострое оружие, любовь моя, - хрипло шепчу, прикусывая мочку ее уха, а после наклоняю вперед, распластывая на камне, нагретом за день солнцем. Я не выпускаю ее сведенных за спиной рук, заставляя выгибаться и тереться возбужденными сосками о гладкий камень.
Отставленные ягодицы, изящный изгиб спины и россыпь поблескивающих в свете луны волос - картинка, сподвигающая меня сместить ладонь ниже и начать разминать упругие ягодицы, раскрывая, но не касаясь влажных складок.
- Я накажу тебя, - отвожу ладонь и с громким шлепком опускаю на правую ягодицу. - Накажу, - еще один шлепок, что согревает и левую половину попы. - И ты будешь просить еще, - следующий шлепок приходится на промежность, и я специально задеваю пульсирующую горошину пальцами.
Сдавленный стон срывается с женских губ, но мне его мало. Хочу слышать свое имя, выкрикиваемое бездумно. Снова невесомые поглаживания бедер и спины, а после на отмеченные прикосновением ягодицы снова опускается моя ладонь. Звонко. И прилипая к истекающему соками лону.
- Да-а-а-а-а! - срывается громкий крик с губ Венеры, завершающийся протяжным стоном, когда я опять начинаю разминать попу, словно прося прощения или же подготавливая к следующему подходу.
- Моей богине нравится наказание, - шепчу хрипло, прижимаясь эрекцией к бедру супруги, давая почувствовать, насколько велико мое желание, а после начинаю растирать соки по промежности и особо смачивать анус, совсем не завуалированно намекая на свои дальнейшие действия. Ласковое скольжение и едва заметное погружение указательного пальца вглубь, а после снова звонкий шлепок по промежности, заставляющий жену подрагивать от желания и, не контролируя себя, кричать:
- Ма-а-арс… не дразни… возьми меня… как хочешь, возьми… - любимая извивается, пытаясь выставить и приподнять ягодицы выше, в открытую предлагая себя, но я не даю ей приблизиться и обездвиживаю, продолжая успокаивающе поглаживать по пояснице.
- Тише, тише, - скольжение по промежности и медленное погружение двух пальцев в тугое кольцо заднего прохода, но сердце пропускает удар от ощущения ее сжатия. Черт, совсем не пальцы супруга должна сжимать внутри себя. Рывок за бедра на себя, и багровую от прилившей крови головку пристраиваю к тесному отверстию заднего прохода.
Всхлипы, прерывистые стоны источают уста Венеры, когда я по сантиметру наполняю ее собой. Но долго сдерживаемая страсть срывает все заслоны, и, вместе со шлепком по ягодице, вгоняю себя по самое основание, купаясь в укутывающем объятии ее ануса.
- Только… - небольшое отступление и до упора толчок вперед, - ты!
Моя правая рука крепко стискивает бедро любимой, раз за разом толкая на себя, а левая - удерживает запястья за спиной жены, вынуждая выгибаться и при каждом следующем глубоком толчке елозить по камню грудью и чиркать сосками. Теснота, обволакивающий жар и обхват по всей длине заставляют ускоряться, вбивая себя в податливую женскую плоть.
Гулкое эхо от непрерывающейся серии шлепков мошонки о промежность, надсадные крики, превращающиеся в хриплые всхлипы, и рычание, что гулом наполняет мою грудную клетку. Движения мощные и грубые, без поблажек, а полностью отдавшись любви. Любви откровенной и без прикрас.
- Кричи! Гр-р-ромче! - рычу, не прерывая фрикций, а после скольжу рукой по бедру любимой и, просунув ладонь меж ее животом и камнем, опускаю в промежность, чтоб в следующий удар сердца стиснуть упругий комочек клитора и отправить содрагающуюся в оргазме Венеру за грань наслаждения.
- Ма-а-ар-р-рс! - то ли вой, то ли крик и неконтролируемые сокращения внутренних мышц, что выдаивают, вытягивают и забирают всю жизненную силу вместе с семенем.
Прикрываю на пару мгновений глаза, мелко подрагивая всем телом, но не разрывая связи тел, и вдох за вдохом легкие снова вкачивают в себя воздух, наполненный феромонами любви.
- Мое безумие, моя любовь, - шепот, и выпускаю сведенные за спиной руки супруги, а после притягиваю в свои объятия, накрыв воспаленные соски ладонями и согревая их прикосновением.