Карта ролевой игры "Пейзаж в тонах любви и смерти"

Мучали ли меня в тот момент угрызения совести? Нет. Мы спасались доступными нам средствами. Я предпочитал не думать о том, каким опасностям подвергаются наши дамы, а просто шёл сосредоточенно вперёд. Бывшие враги вынуждены были объединиться, и кажется у нас это неплохо получалось.

С первых минут знакомств я был очарован харизмой несравненной маркизы. И в той момент она проявила себя невообразимо ярко и убедительно. Не знаю, где она нашла в себе силы для изображения уличной шлюхи. Но благодаря её стараниям, а также графа и молодых дам мне и Реми удалось незаметно обойти патрульных И когда они поспешили удалиться от больных девиц я и Реми оглушили их, раздобыв тем самым необходимую для дальнейшего спектакля одежду и верительные грамоты.

- Вы были неподражаемы, - произнёс я, когда мы с Реми принесли одежду патрульных. Но вряд ли в тот момент мои слова могли как-то приободрить маркизу. Хороший глоток арманьяка имел для неё более целительное свойство. – Вы правы. Поспешим, пока патрульные не пришли в себя.
Мы накинули черные плащи патрульных и нацепили их защитные маски. К нашему счастью тюрьма оказалась достаточно близко. Остановившись возле дверей тюрьмы, я с силой постучал в закрытую дверь, с придыханием ожидая, когда её отопрут. Наверное, именно тогда впервые за много лет я искренне молился про себя, чего со мной давно не было.

Остров Сите.


Я никогда не был любителем тюрем, и всегда при возможности предпочитал, чтобы мой экипаж проезжал мимо них на почтительном расстоянии, чтобы специфический запах не долетал до меня. Но для помощи какой-то простолюдинки мне предстояло поскупиться своими принципами.
Не буду описывать все тонкости нашего нападения на тюрьму. Отмечу, что все в том нашем достопочтимым образом виртуозного сыграли отведенную роль. Граф де Полиньяк убедительно сыграл патрульного, который испугался разрастающегося пламени огня. Пока он отвлекал внимания дежурного, я изловчился и оглушил последнего, при этом не чувствуя себя каким-то разбойником или налетчиком. Реми де Грамон помог мне разделаться с парой тюремщиков, которые высунули наружу свои пьяные рожи, услышав шум на улице. Как я и рассчитывал внутри охранники давно забыли о своих должностных обязанностях, придавшись пьянству, играм в карты и кости, выяснением отношений друг с другом. Поэтому мы довольно быстро нашли Пьера, освободив его из заточения, и снабдив его провизией. Таким образом, нашим дамам не пришлось особо жертвовать своей честью, принося её на алтарь нашего спасения из необычного обстоятельства.

Мы организовали небольшой совет прямо в кабинете директора тюрьмы, который нашли довольно быстро. Пока молодые особы обыскивали кабинет директора, я стоял на стреме, украдкой поглядывая, на уставшую маркизу. Она приняла на себя невероятный моральный груз ответственности за три девичьи чести.

Мы решили покинуть тюрьму вслед за Пьером. Оставаться в этом месте не только не хотелось, но и было опасно. Мы знали только одно относительно безопасное место на том острове Сите – дом Розетт. Заодно мы могли убедиться в том, что Пьер с провизией благополучно добрался до родного крова, и тем самым мы выполнили обязательства перед его женой.
Я аккуратно взял изящную руку маркизы, помогая ей подняться с дива. Она выглядела очень уставшей, но в то же время держала себя в руках. Невероятная женщина. Возможно, мне стоило подхватить её на руки. И позволив себе от части тем самым скомпрометировать маркизу на глазах её детей. Но моим мысли в ту минуту были заняты не менее опасным возвращением обратно. Предстояло снова в целости и сохранности довести дам до дома Розетт. Не буду описывать наш обратный путь, скажу только, что нам не посчастливилось встретить разбойников, мародеров и новых патрулей. Навстречу нам бежали толпы людей, спасаясь от пламени пожара и боясь задохнуться от него. Всё это время я бережно и аккуратно поддерживал за руку графиню, помогая ей лавировать среди людских волн.
Розетт встретила нас как добрых знакомых и вручила какую-то карту подземелья. По её словам, возможно, там есть подземный выход, который поможет сбежать с острова. Я скептически отнёсся к этому, заметив, что ей самой давно с горем-муженьком и детишками следовала убраться с этого острова. Но тут на наше счастье вновь засветилась миниатюра, что перенесла нас сюда.

Совет был дельный. Не успел я опомниться, как мы снова очутились на постоялом дворе.

“Золотой петух”.

Не помню, кто протянул мне миниатюру. Но я в изумлении смотрел на то, что теперь на месте старой картинки появилось изображение двух влюбленных. Не веря собственным глазам, я перевел взгляд на картину, висевшую над очагом. Я вздрогнув всем телом. Когда понял, что вместо озера Уртен, здесь тоже изображены та же влюбленная пара, что и на миниатюре. Не знаю, как объяснить, но в тот момент я не сомневался, что это были Элен и Антуан. И как в одной известной трагедии, возлюбленные хотели положить конец вражде двух почтеннейших семейств. Или жаждали с помощью своих родственников воссоединиться вновь. Не знаю, почему судьба решила вовлечь в эти хитросплетения полуторавековой давности, но в тот момент, кроме усталости и удивления, я ничего не испытывал. Чувство сентиментальности мне не было знакомо, и порадоваться за двух влюбленных у меня не было желания.

Я проводил маркизу долгим взглядом, убедившись, что она в безопасности. А затем выпил залпом, принесённый мне слугой эль. После чего поднялся в свою комнату, где меня ожил Жан-Батист. Камердинер изумился, увидев меня в странном одеянии. Но он умел не задавать лишних вопросов.
- Сжечь, - приказал я, с брезгливостью посмотрев, на свой недавний “маскарадный костюм”.
Я смотрел, на пламя безжалостно пожирает реальное доказательство моего недавнего удивительного приключения.
- Жан-Батист, узнай, - задумчиво произнёс я. – Продаётся ли рядом с шато де Грамон небольшое поместье.

Поместье герцога де Фуа.

Итак, я постепенно подхожу к развязке одного эпизода из своей жизни. Путь от “Золотого петуха” до поместья герцога де Фуа обошёлся без приключений. Честно, я был не готов со встречей с очередным мистическим сюрпризом. Я предпочитал не вспоминать об этих событиях и изображал из себя привычного светского щеголя. Но это не означало, что то необъяснимое происшествие не оставило неизгладимый след в моей душе.
Герцог де Фуа принял меня радушно, как королевского посланника и мужа его дальней родственницы. Как я и рассчитывал, на балу у герцога оказались все потенциальные поставщики для двора Его Величества. Это упрощало выполнение моей миссии. Довольно быстро я решил задачу Его Величества и выбрал несколько поставщиков, в число которых вошли маркиза Селин де Грамон и граф де Полиньяк. С ними я имел возможность пересекаться и общаться во время бала. Мне как невольному участнику вышеописанного события было отрадно видеть, что оба семейства позабыли полутора вековую вражду и налаживают добрососедские отношения. Замечу, что за время своего общения с графом де Полиньяком, я воочию смог убедиться в том, что он был прочным и монолитным столпом для своего семейства. Он обладал редким даром нашего времени. Граф Эрман де Полиньяк был безукоризненным и порядочным семьянином. По крайней мере, мне так не довелось услышать, что он был замечен в любовных отношениях на стороне. Пока мужская половина, в число которой попал и я, нашего светского общества прожигала жизнь и кутила во всю, граф де Полиньяк воспитал своих детей и приумножил достояние своего семейства. Конечно, бароны де Сент-Эрмины никогда не могли потягаться богатством с Грамонами и Полиньяками, но занимали свою прочную нишу в нашем обществе. Я же ухитрился за свою молодость растратить большую часть своего семейного состояния. Но наличие кредиторов и долгов перед ними открыли мне глаза на мое бедственное положение, что заставило меня, наконец, взяться за ум.
Я не ищу себе сочувствий, чтобы оправдать свою порочность. Я интриговал, обзавелся полезными связями, чтобы вырваться из нужды и иметь возможность по-прежнему предаваться усладу жизни. И мой брак с Клод Дюбуа позволил достичь этих вершин. Сохраняя рамки внешнего приличия, я исхитрился пару раз изменить баронессе, когда она ждала Луизу. К чему эти мои душевные изливания? Да к тому, что я продолжал жить в подобном духе, если бы не моя та роковая поездка, что изменила меня.
Если бы не то приключения, то я не отказал себе завести кратковременную интрижку с маркизой де Грамон, графиней де Реоль или какой-нибудь другой очаровательной вдовушкой. На мой взгляд, хорошенькая вдовушка нуждается в том, чтобы её скомпрометировали. Я очаровывался многими женщинами, но поистине восхищался только одной. Маркизой Селин де Грамон. Она очаровала меня с первых минут нашего знакомства и окончательно покорила на том острове, охваченного чумой, пожаром и смертью. Не перестаю восхищаться тем, как она вела себя в тех обстоятельствах. Не каждая женщина позволила хоть временно попрать свою честь и предать на миг забвению свои принципы. Признаться, по возвращению в “Золотой петух” я был заставлен врасплох этим незваным чувством по отношению к Селин де Грамон. Впервые в жизни я не знал, как себя вести. Мои жизненные приоритеты были сбиты с толку. Все мои коварные мысли и планы отступали на второй план, когда я пересекался с вдовствующей маркизой на балу. Тогда я позволял себе наслаждаться её обществом. Под предлогом того, что сельский воздух должен быть полезен для здоровья баронессы Клод де Сент-Эрмин, я приобрел небольшое поместье подле шато де Грамон. На самом деле мне хотелось иметь возможность видеть маркизу, как можно чаще, общаться с ней и продолжить наше знакомство. В те дни я чувствовал себя заложником своих собственных матримониальных планов. Привыкнув получать удовольствие от жизни, я не был готов одномоментно разорвать свое общение с маркизой. Так же я понимал, что наше милое соседское общение при таком положении дел не могло длиться так вечно. По крайней мере, с моей стороны. Тогда я поймал себя на мысли, что не хочу марать и запятнать репутацию женщины, перед которой преклонялся. Не думаю, что дама такого склада, как маркиза де Грамон, согласилась бы вступить со мной в порочную связь. И то дружеское участие, что проявляла ко мне несравненная маркиза, я не хотел терять.
Развязка моего безвыходного положения наступила неожиданно. Я вернулся с конной прогулки вместе с герцогом де Фуа. Когда я спешился с коня, то ко мне подошёл нарочный, которого я послал домой, прибывая в шато де Грамон. Он протянул мне письмо и откланялся. Извинившись перед герцогом, я поднялся в свои покои. Сломав печать, я начал читать письмо от мадам Дюбуа, моей тещи. С прискорбием она сообщала мне, что находясь в горячке, Клод скончалась, не приходя в себя. С Луизой всё было хорошо. У девочки здоровой аппетит, и она с жадностью есть молоко кормилицы.
Я нахмурился и подошёл к окну, перечитав несколько раз письмо моей тещи. Поле чего несколько минут невидимым взором смотрел на сад. Смерть всегда приходит неожиданно. К ней никогда не будешь готов. Что я испытал, когда осознал сложившуюся ситуацию? Жалость к Клод. Я никогда не желал ей смерти, и мне искренне было жаль, что её земной путь оказался столь краток. И спустя годы к этому чувству прибавилась благодарность за нашу Луизу.
Придаваться жалости у меня не было времени. Ситуация требовала действий. Стук в дверь напомнил о реальности.
- Жан-Батист, - произнёс я, когда мой камердинер вошёл в комнату. – Баронесса де Сент-Эрмин умерла. Я срочно возвращаюсь домой. Верхом. Так будет быстрее. Ты же поезжай в тот купленный дом и подготовь всё моему и мадемуазель Луизы де Сент-Эрмин приезду. Моей дочери полезнее сельский воздух, чем дом убитый горем.
Мой камердинер всегда с должным почтением относился к баронессе де Сент-Эрмин. Он высказал мне слова соболезнования и приступил к обязанностям. Сборы были недолгими. Жан-Батист собрал всё необходимое и пошёл на конюшню распорядиться относительно коня. Через секретаря герцога де Фуа я поручил передать прискорбную весть хлебосольному хозяину, так как он где-то развлекал своих гостей. Перед отъездом я постучал в дверь покоев маркизы де Грамон, намереваясь лично попрощаться с ней. Открыла камеристка маркизы и доложила, что её госпожи сейчас нет.
- Передайте её сиятельству мое почтение и скажите, что барон де Сент-Эрмин срочно возвращается в Париж в связи со смертью его супруги, - произнёс я. – Я буду рекомендовать виноделие семейства де Грамон королю. Также я надеюсь на возможную встречу с маркизой в скором будущем.
Камеристка маркизы высказала мне слова соболезнования и клятвенно пообещала передать мои слова очаровательной дамам де Грамон. Сев на коня, я простился с Жан-Батистом и поскакал в сторону “Золотого петуха”. Оказавшись сам с собой наедине, я почувствовал, как меня охватило чувство облегчения. Наверное, мне стоило себя осудить за это и предаться более глубокому чувство жалости к почившей в бозе супруге. Но я не был моралистом, и всю напускную печаль оставил для приезда в Париж, где мне предстояло изображать безутешного вдовца. Тем не менее, смерть Клод можно назвать своеобразным подарком судьбы. Я получил свободу и облегчение. Меня больше не связывали супружеские узы. Живи Клод дальше, я не уверен, что смог бы сохранять видимость благополучного брака. Скорее бы я продолжил вести привычный порочный образ жизни, чтобы как-то заглушить свои чувства к недосягаемой для меня женщине. Или же поставив на кон всё, рискнул бы начать затяжной и непростой процесс развода. Но думаю, что это принесло бы множество проблем. А так у меня появилась возможность вырваться из привычного круга жизни, уединившись с дочерью в приобретенном поместье, где я намеревался прибывать весь срок официального траура. Я мог пересмотреть свои жизненные приоритеты и подумать о своей жизни, прибывая в кругу друзей, с которыми мог позволить себе быть настоящим. Я мог быть рядом с маркизой де Грамон, которую почитал, как ни одну до этого женщину в своей жизни.

Эпилог.

Финал мемуаров барона Филиппа де Сент-Эрмина.


Много было передумано мной по дороге домой. Порой я думаю, что было бы, если очаровательная маркиза де Грамон оказалась в ту минуту в своей комнате. Думаю, в горячности от неожиданности вести я бы признался несравненной маркизе в своих чувствах, не успев похоронить Клод, и поправ элементарные нормы морали. Думаю, подобное поведение несказанно изумило дорогую для моего сердца даму и подорвало дружеское доверие между нами. Но судьбе было угодно, чтобы мы остались связанны добрососедскими узами дружбы на долгие годы.
Вернувшись в Париж, я отдал дань уважения умершей баронессе де Сент-Эрмин. Никто не может упрекнуть меня в том, что Клод не были отданы все необходимые почести в соответствии с её статусом. Её королевское величество почтила своим присутствием похороны моей жены, на которых горячо простилась с любимой фрейлиной. Не буду останавливаться и подробно описывать тот лицемерный фарс похорон. В отличие от меня родители Клод искренне горевали над гробом своей дочери. Мне же во время отпевания жаждалось быстрее очутиться подле ног маркизы де Грамон. Безапелляционным тоном я уведомил тестя и тещу о том, что уезжаю вместе с Луизой в новый дом. Для них это стало новых потрясением, ибо они рассчитывали, что Луиза будет подле них, став для них отрадой на склоне их лет. Только спустя годы я понял, что довольно жестко поступил с мадам Дюбуа, когда уезжал вместе с Луизой в новое поместье. Но тогда мною двигала страсть к маркизе и стремление начать новую главу своей жизни. Прошу только, ни в чём не упрекать вдовствующую маркизу. Она прислала мне письмо, полное искренне сочувствия. Пожалуй, мне тогда в первый раз стоило задуматься над тем, какие чувства питает ко мне маркиза и есть ли у меня надежда на взаимность. Однако, я был слеп в стремлении добиться своего и рисовал радужную семейную картину счастья с ней.
Я поселился в новом доме с моей крошкой Луизой, полный намеренья начать новую жизнь. Как добрая соседка маркиза де Грамон оказывала мне необходимую помощь. Она всегда была добра и ласкова с Луизой, за что моя девочка искренне привязалась к ней и полюбила. За месяцы официального траура я предпринял несколько попыток добиться большего расположения ко мне маркизы. Но она твердо и ясно дала понять, что мы можем быть только славными соседями и хорошими друзьями. Признаться, для меня было ново, что кто-то посмел отказать мне. И это в какой-то миг раззадорило мою страсть к маркизе. Я даже думал публично скомпрометировать её сиятельство, чтобы добиться желанного объекта моего вожделения. Но маркиза всегда умела правильно вести себя. К тому же часть меня восставала против подобного исхода. Селин де Грамон отличалась тем, что интересы и благополучие именно этой женщины я почитал. Кто знает, остыл ли мой интерес к вдовствующей маркизе, если бы я добился своего. Может быть, страсть ушла, но остались бы прочные дружеские узы и воспоминания. Для любви нужен прочный фундамент. А я признаться не уверен, что со своим характером мог дать нечто подобное маркизе. Увлекаться женщинами свойственно любому мужчине. А я к тому же предпочитал получать удовольствие от жизни. Не думаю, что тот образ жизни, которая вела Селин де Грамон, прельщал меня. Стань она моей супругой, я непременно увёз её в Париж, подальше от этих виноградных полей и винных бочек. Но в те месяцы своего вдовства в кругу хороших друзей я на некоторое время увлекся виноделием и намеревался в серьёз и надолго заняться винокурением. Проблема заключалась в том, что это было всё мило и степенно. Мой дух жаждал действий и желания находиться в эпицентре политических событий. Поэтому едва закончился официальный траур, я, оставив Луизу здесь, вернулся в Париж ко двору Его Величества.
Думаю, что не стоит описывать последующие годы моей жизни, ибо она протекала у всех на виду. Полагаю, немало моих современников оставили свои мемуары, в которых я представлен в разных тонах. Не мне их судить, а уж себя тем более. У меня были взлёты и падения, радости и горечи. В целом я получил богатую жизнь, полную ярких моментов. Однако, годы благоденствия не могут длиться вечно, и химера революции смела и растерзала всё то, что я с таким упорным трудом, не без интриг добился в жизни. Но кое-что у меня осталось. Семья.
Как известно я женился во второй раз на мадмуазель Маргарите де Монбретон. Новая баронесса де Сент-Эрмин родила мне несколько детей, из которых выжил мой наследник Анри. Признаться, я никогда не любил Маргариту, но старался, чтобы она и наши дети ни в чём не нуждались. Насколько это было возможно, я старался быть верен ей. Ведь она стала доброй мачехой для Луизы и вместе со мной любила отдыхать в нашем имении вдали от шумного Парижа. Вместе со мной она поддерживала дружеские отношения с маркизой Селин де Грамон и графом Эрманом де Полиньяком. Думаю, то странное происшествие, которое случилось со мной по дороге к герцогу де Фуа, заставило в час беды проявить свои лучшие качества. Да, в целом я остался самим собой: интриганом и авантюристом, но мог порой с некоторыми людьми быть самим собой. Однако, не буду продолжать столь жалостливую нотку, которая недостойна именитого сановника Его Величества. Не буду лить слёзы и сетовать на то, что отняли у меня эти революционеры. Сейчас я намерен отправить свою семью в безопасную Англию, а сам присоединюсь к контрреволюционным силам, которые задушат эту гидру революции. Но прежде позволю себе небольшую слабость: съезжу на озеро Уртен, по берегу которого я любил гулять вместе с Луизой и Анри, рассказывая им как сказку про несчастную любовь Элен и Антуана и своё приключение…

Франция. Наши дни. Историческая конференция.

- На этом обрываются воспоминания барона Филиппа де Сент-Эрмина, - произнёс докладчик, заканчивая своё сообщение. Но зал, полный участников конференции, посвященной историческим и видным деятелям эпохи правления короля Людовика XVI, молчал. Тогда докладчик продолжил свою речь. – Со слов потомков барона, он просил перед прощаньем со своей дочерью сжечь эти мемуары после того, как Луиза ознакомиться с ними. Он написал их по просьбе своей дочери, чтобы у неё было нечто дорогое на руках от отца, что она могла держать при себе. Но она не выполнила просьбу своего отца, особенно когда узнала, что он был схвачен в том своём поместье. Как известно, барон Филипп де Сент-Эрмин не оказал сопротивления и ввёл как всегда себя высокомерно и нагло. Мы знаем, как многие дворяне, барон Филипп де Сент-Эрмин закончил свой жизненный путь на плахе гильотины. Его вдова с детьми вернулась во Францию при Наполеоне, и сын Анри согласно амнистии 1802 года смог вернуть себе некоторое имущество отца в Париже и то аквитанское поместье. Барон Анри де Сент-Эрмин стал яростным сторонником французского императора и умер в битве при Бородино. Таким образом, в живых осталась только Луиза, которая стала единственной наследницей. Она в свою очередь вышла удачно замуж и …
- Нам это всё прекрасно известно, - заметил один из участников конференции. – Все мы прекрасно знаем, что барон Филипп де Сент-Эрмин был достаточно одиозной фигурой и политиком своего времени, есть косвенные факты, указывающие на то, что он был порой даже казнокрадом и по мемуарам некоторых дам высшего света не так уж был верен своей второй супруге…
- Полностью согласен, - пафосно заметил другой участник конференции. – Все мы знаем, что барон де Сент-Эрмин любил приукрашать действительность и сочинять сказки для своей пользы. Но позвольте узнать, где вы нашли эти мемуары барона сомнительного содержания? Это нелепица чистой воды…
- Один из сыновей Луизы унаследовал поместье барона на Мартинике, которое, не смотря на годы кровавой революции, всегда оставалось во владении де Сент-Эрминов. Он уехал туда и забрал с собой воспоминания деда. Внук барона наладил производно рома, в том числе знаменитую ромовую продукцию “Селин”. Внук барона де Сент – Эрмина назвал эту продукцию в честь женщины, которую глубоко почитали его дед и мать, - продолжил докладчик. – Недавно мне довелось встретиться с потомками барона, живущими на Мартинике. Один из них, сеньор Филипп, предоставил мне возможность ознакомиться с этими мемуарами. По словам сеньора Филиппа, они верят в то, что в этих воспоминаниях барон не врал. Сеньор Филипп с трудом дал согласие на то, чтобы ввести в научный оборот эти мемуары. Уж слишком личные, по его мнению, они вышли. Он заметил, что даже у его далекого прадеда-тезки, не смотря, на всю спорную и неоднозначную политическую деятельность могло быть в жизни что-то хорошее, имя которому Селин де Грамон…