Карта ролевой игры "Добро пожаловать в "Синий лес"!"

13 апреля, раннее утро
Коттедж Фруде Эрикссона
"Синий лес", ул. Сосновая, 12

Звонкое пение жаворонка за окном действовало лучше любого будильника.
Фруде открыл глаза, едва раздались первые трели пернатого певуна. Пять утра, можно даже на часы не смотреть, скоро начнет светать. Жаворонки начинают петь как раз перед рассветом.
Откинув одеяло, мужчина с наслаждением потянулся, растягивая зажатые после сна мышцы. Спать он предпочитал без пижамы и прочих предметов одежды, чтобы тело полностью отдыхало, не перетягиваемое никакими резинками и завязками.
Включать закрепленную над кроватью гирлянду Эрикссон не стал, для легкой разминки освещения было вполне достаточно. Опустившись прямо на деревянный пол, он начал выполнять привычные асаны йоги, позволяющие организму окончательно проснуться и настроиться на предстоящий день.
После разогрева тела мужчина на несколько минут замер в сукхасане, следя за глубиной и размеренностью дыхания и стараясь выкинуть из головы любые мысли. Эта небольшая утренняя медитация была ему необходима, чтобы очистить сознание от сомнений и блоков, мешающих творчеству. После такой разгрузки Фруде нередко посещали интересные идеи. Впрочем, сегодня никаких озарений на писателя не снизошло, поэтому, поднявшись с пола, он снова не стал включать освещение, отправившись сразу в ванную комнату.
Стандартные гигиенические процедуры: зубная паста со вкусом имбиря и лимона, шампунь с запахом лесных трав – рутина. Если вдуматься, вся его жизнь давно превратилась в постоянную рутину, состоящую из выверенных ритуалов и методик, призванных обеспечить стабильную трудоспособность даже в отсутствие такой легкомысленной и изменчивой дамы как Муза.
В кухню, расположенную на первом этаже коттеджа, Фруде спустился уже одетым: джинсы, футболка и пушистые тапочки с помпонами. Нажав на кнопку проигрывателя, он запустил свой утренний плейлист. Первой зазвучала песня OneRepublic «Good Life». Кивая головой в такт музыке, мужчина вскипятил чайник, плеснул в стакан холодной воды из кувшина, долил немного кипятка, а затем отжал в теплую жидкость пару ломтиков лимона. Ему нравился кисловатый вкус немудрящего напитка, который бодрил не хуже кофе. Кофе Эрикссон так и не смог полюбить, как ни старался. Он предпочитал чай, особенно со специями. Хотя кофемолка у него на кухне имелась. Сейчас в нее отправились четыре стручка кардамона.
Уверенно настрогав тоненькими ломтиками небольшой кусочек имбиря, мужчина налил в сотейник полтора стакана воды, в которую опустил шесть соцветий гвоздики, два крупных финика без косточек, палочку корицы, несколько горошин черного перца, нарезанный имбирь, а затем высыпал перемолотый кардамон. После того, как вода закипела, Фруде убавил нагрев до минимума, накрыл сотейник крышкой, и оставил ароматную смесь томиться.
В сковороде с толстым дном Эрикссон растопил кусочек сливочного масла, а когда оно зашипело, аккуратно разбил в сковороду два крупных куриных яйца. Яйца он любил обжаривать так, чтобы края белка схватились до хрустящей корочки, а желток остался жидким. Как раз хватило времени, чтобы долить в сотейник с варевом пол-литра молока и всыпать столовую ложку чая ассам.
Щедро посыпав яичницу морской солью, мужчина съел свой завтрак, меланхолично наблюдая через окно за занимающимся утром.
Готовый чай Эрикссон процедил через ситечко, отлив часть в большую кружку, остаток же перелил в туристический термос.
Стоя у окна, Фруде с наслаждением вдыхал густой согревающий аромат пряного чая. Его утренняя рутина была практически закончена. Оставалось лишь загрузить посуду в посудомойку, натянуть объемистый свитер, сменить пушистые тапочки на резиновые сапоги, рассовать по карманам телефон, бумажник, блокнот, пару ручек, подцепить с крючка связку ключей, захватить термос, и можно отправляться туда, куда тянуло с того самого момента, как раздалось пение жаворонка – в лес. Слушать птиц и обдумывать перипетии сюжета очередного романа.

Утро, после прогулки по лесу
Салон «Лик Идунн»

Обеими руками держа перед собой пистолет, Гюнтер ворвался в номер и застыл на пороге гостиной. Яркий свет ослепил его. Открытое окно. Солнце, будто нимб, висело над головой, окрашивая волосы старика в рыжий. Что???

«Специальные весенние предложения! К ночи Танцующей Луны: макияж, плетение кос, окрашивание в рыжий».
Фруде в очередной раз прокручивал в голове мельчайшие подробности развернувшейся в его воображении сцены. Он любил писать сразу набело, без черновиков, заранее продумывая каждое слово, и лишь самые важные моменты отмечая в блокноте. Его всегда в тупик ставил обожаемый журналистами вопрос: «Расскажите, как вы пишете книги?» Правдивый ответ звучал бы примерно так: «Большую часть времени я хожу по комнате из угла в угол».
В «Синем лесу» выбор мест для хождения был куда обширней. Собственно, потому Эрикссон и приобрел здесь коттедж.
Сейчас он стоял перед привлекшей его внимание яркой рекламной стойкой, обещающей всем желающим окрашивание в рыжий цвет. Мужчина усмехнулся, оценив иронию момента. В чем в чем, а уж в окрашивании он точно не нуждался. Он давно уже привык оказываться самым рыжим в любом скоплении людей. В поселок он переехал всего несколько дней назад и еще не успел познакомиться с остальными обитателями. Вывеску салона красоты на коттедже в нескольких домах от его собственного он видел, когда проходил мимо, но желания зайти раньше не испытывал. Он вообще не особо заморачивался своим внешним видом. Однако сегодня утром как раз обратил внимание, что бороду неплохо бы подровнять. В принципе, можно было справиться и самому, но раз уж реклама салона все равно отвлекла его от продумывания текста, почему бы и не узнать, оказывают ли здесь подобные услуги.
В салоне красоты неожиданно пахло сдобой. А еще там было на удивление многолюдно для столь раннего часа. Фруде успел заметить краем глаза несколько женских фигур, но разглядеть сумел только одну девушку. Она была рыжая. Нет, не так! Она была РЫЖАЯ! Такого невероятно насыщенного оттенка волос Эрикссон раньше не видел ни разу, кажется, даже в кино. Он попытался подобрать определение цвету волос незнакомки, но получилось не особо удачно: ни словосочетание «морковное пюре», ни более литературный вариант «цвет закатного солнца», не соответствовали действительности. Наверное, он бы еще долго стоял у порога, разглядывая неизвестную девушку, если бы его не отвлек чей-то вопрос:
- Здравствуйте! Вы что-то хотели?
- Доброе утро! Простите, растерялся от такого обилия красоты вокруг, - он с трудом сфокусировал взгляд на девушке, стоявшей рядом со столиком, засыпанным яркими листочками, словно осенний газон в парке – кленовыми ладошками. – Я хотел узнать, оказываете ли вы услуги по уходу за бородой и усами?
Озвучив цель визита, мужчина снова взглянул на рыжеволосую незнакомку, на этот раз отметив прозрачную зелень ее глаз (точь-в-точь морская вода, подсвеченная лучами закатного солнца) и форму губ, будто созданных для страстных поцелуев.

Жил беспокойный художник.
В мире лукавых обличий —
Грешник, развратник, безбожник,
Но он любил Беатриче.

13 апреля, утро
Салон «Лик Идунн»

Пока Фруде рассматривал рыжеволосую красотку, в салоне прибавилось посетителей. Миловидная блондинка, проходя в помещение, как-то странно посмотрела на писателя. В любой другой ситуации Эрикссон счел бы, что девушку просто привлекли его яркие волосы, но здесь, на фоне огненно-рыжей копны волос зеленоглазки, его собственные патлы выглядели не так уж и вызывающе. Зато сам он… Скользнув взглядом по тоненькой фигурке совсем молоденькой девочки, пришедшей вслед за блондинкой, Фруде остро почувствовал собственную неуместность в этом женском царстве. Изящные ухоженные девушки и он… в резиновых сапогах, с термосом в руке, в мешковатом свитере и с всклокоченной бородой… Он явно вносил диссонанс в антураж этого местечка. Если бы знал заранее, что здесь настолько многолюдно, вообще бы не зашел… хотя… не зашел бы – не увидел красавицу, словно сошедшую с какой-то картины прерафаэлитов. Точно! Алекса Уайлдинг! Фруде сам не ожидал, что сумеет вспомнить имя натурщицы, позировавшей Россетти для «Вероники Веронезе» - воплощения творческой души во время акта творения. Именно! Рыжеволосая девушка выглядела, как ожившая муза «глашатаев модернизма».
А потом она заговорила, и Фруде понял, что именно так мысленно представлял себе голос героини романа: в нем звучали нежность, теплота и уют. Так в его представлении должно было звучать счастье.
Девушка оказалась мастером и, видимо, ходячей рекламой салона. Она предложила на выбор немного подождать или записаться на более позднее время. Как ни соблазнительно пахла местная сдоба, но Фруде предпочел ретироваться. По его меркам в относительно небольшом помещении собралась уже толпа, а в толпе он чувствовал себя неуютно, поэтому он уточнил у девушки-администратора, до скольких работает салон и записался на самое позднее время, понадеявшись, что перед самым закрытием аншлага не будет.
Уходя, мужчина бросил еще один взгляд на рыжеволосую музу. Жаль, что не удалось дотронуться до ее кожи. Фруде очень хотелось узнать, какова она на ощупь: гладкая и прохладная или теплая и бархатистая?

Утро - день
Коттедж Фруде Эрикссона

Поспешно скинув сапоги и сунув ноги в пушистые тапочки, Фруде ринулся к компьютеру, даже не удосужившись стянуть свитер. Ноутбуком он не мог пользоваться, потому что сильно ударял по клавишам при печатании, а сейчас и вовсе молотил по клавиатуре исступленно, стараясь как можно быстрее перенести в Ворд сцену, которую прокручивал в голове все утро.
Когда он, наконец, распрямился, оказалось, что уже прошло время обеда. С одной стороны, это было плохо – нарушался привычный ритуал, с другой стороны – за утро он успел наколотить в два раза больше своей дневной нормы.
С наслаждением потянувшись, Фруде выключил компьютер и спустился в кухню, чтобы перекусить чем-нибудь легким.
Мелко покрошив в большую миску луковицу, стручок сладкого перца и четыре помидора, он отмерил в маленькую баночку три столовых ложки оливкового масла, столовую ложку винного уксуса, по чайной ложке горчицы и майорана, туда же отправил несколько щепоток перца и соли. Закрыв баночку крышкой, он хорошенько взболтал содержимое, чтобы все ингредиенты заправки тщательно перемешались. Полив салат заправкой, Фруде приступил к трапезе, попутно обдумывая, чем бы таким приятно удивить рыжеволосую музу после напряженного трудового дня.
И идея не заставила себя ждать. Правда, мужчина не был уверен, что в местном магазинчике найдется нужное, но ради такого дела решил сгонять на машине в Скогенвик.

Вечер
Салон «Лик Идунн»

Памятуя о том, как чужеродно он смотрелся в царстве красоты и рыжих кос утром, Эрикссон даже оделся поприличнее: сменил джинсы и свитер на брюки и твидовый пиджак. Держа в руках вытянутый бумажный пакет, мужчина пришел в салон за пару минут до назначенного времени.
- Добрый вечер! – вежливо поприветствовал он девушку-администратора и рыжеволосую музу. – Надеюсь, ваш день прошел удачно! И также надеюсь, что вы любите цветы!
Фруде извлек из бумажного пакета горшочек с гиацинтом и протянул рыжеволосой красавице.

13 апреля, вечер
Салон «Лик Идунн»

Рыжеволосая девушка поднялась навстречу вошедшему в салон Фруде, и мужчина отчетливо увидел, что за день прекрасное светлое лицо незнакомки успело осунуться, прозрачные зеленые глаза ее потемнели, а под глазами залегли тени. Видимо, день выдался напряженным. Цветам девушка, впрочем, обрадовалась, как показалось Эрикссону, вполне искренне.
Вторая обитательница салона распрощалась и ушла, а мастерица, устроив горшок с гиацинтами на столе, протянула руку и назвала свое имя – Сольвейг. Мало кому это имя могло бы подойти больше – сила солнца пылала в огненных волосах девушки, а в ее глазах отражалась зелень напоенной солнечными лучами листвы.
Изящная кисть девушки казалась тонкой и хрупкой, но длинные пальцы оказались неожиданно сильными. Мужчина накрыл руку Сольвейг своими ладонями, наслаждаясь ощущениями от прикосновения к нежной мягкой коже – теплой, но не бархатистой. Ее не получалось сравнить ни с шелком, ни с атласом, ни с бархатом… скорее, с байкой – уютной тканью, ассоциирующейся с детством и счастьем.
Фруде также представился, продолжая удерживать женскую ладонь в своих руках и всматриваясь в выражение глаз новой знакомой. Ему не хотелось заставлять девушку снова браться за ножницы, хотя он и понимал, что для нее это заработок. Мастерица явно была утомлена, а его борода вполне могла пережить еще день-другой без подравнивания.
Сольвейг сама дала ему повод перевести разговор: она предложила чаю с печеньем.
- Очень вкусное! – искренне похвалил мужчина, откусив сразу половину тающего на языке хрустящего кругляшка. – Вы сами печете? – догадался он, вспомнив, как умопомрачительно пахло утром в салоне свежей сдобой.
- Да, я люблю печь, - улыбка Сольвейг казалась несколько смущенной.
- А вот мне выпечка как-то не далась, - признался Фруде. – Я живу один и привык готовить все сам, но науку выпекания всяких пирожков и печений так и не сумел освоить. Пробовал несколько раз – получалась какая-то ерунда. Зато все остальное я готовлю отлично. Слушайте, а вы любите качаться на качелях?
- Да, очень, - голос девушки звучал удивленно, как будто она не ожидала подобного вопроса.
- Не поверите: я тоже! У меня на заднем дворе стоят отличные качели – большие, рассчитанные на взрослого человека. Когда мне хочется почувствовать легкость, я с удовольствием раскачиваюсь и представляю, будто летаю. Мне кажется, что вы утомились за день, - прямо сказал Эрикссон. – Моя борода вполне может потерпеть и до завтра. Приглашаю вас в гости. Я живу на этой же улице, в доме номер двенадцать. Вы сможете отдохнуть, покачаться на качелях, а я вам приготовлю вкуснейшее рагу на костре, как раз привез из города все продукты.
- В гости? – эхом отозвалась девушка и как-то нервно стрельнула глазами в сторону окна.
- Что вас смущает в моем предложении? Боитесь, что я маньяк-расчленитель, и к утру от вас останутся рожки да ножки? Так маньяки обычно крайне осторожные люди, просчитывающие все свои шаги наперед: я записан на прием, и ваша напарница меня видела, если вы утром не появитесь – я буду первым, к кому нагрянет полиция. Стал бы я так подставляться?
- Нет, что вы, вы совсем не похожи на маньяка, - кажется, девушка смутилась еще больше.
- Если бы все было так просто, и все маньяки выглядели как маньяки, - вздохнул мужчина. – Увы, обычно как раз они внушают доверие. Я – писатель, и пишу детективы, поэтому изучил огромное количество всякой криминалистической литературы. У меня дома целая полка с книгами и моим фото на обороте, сможете сами убедиться. Мы взрослые люди: если бы я звал вас разделить со мной постель, я бы назвал вещи своими именами, а я зову разделить со мной ужин. Не бойтесь: не будет ничего, чего бы вам самой не захотелось. Если вам захочется продолжить вечер после ужина как-то еще – лично я буду счастлив, а если пожелаете ограничиться только ужином – поедим, и я провожу вас домой. Но если вам нужно время на размышления, можем перейти к моей всклокоченной растительности на подбородке.

13 апреля, вечер
Салон «Лик Идунн» - Коттедж Фруде Эрикссона

Тонкие женские пальцы аккуратно касались его лица, и Фруде чувствовал себя котом. Большим рыжим котом, греющимся в теплых солнечных лучах. Машинка для стрижки в руке Сольвейг жужжала, словно мохнатый шмель, и, если прикрыть глаза, можно представить кота, лежащего в прямоугольнике солнца на дощатом полу и лениво наблюдающего за летающим неподалеку шмелем во всех деталях. Только глаза закрывать совсем не хотелось.
Она была удивительно теплой – девушка с волосами цвета закатного солнца. Теплой и нежной. И когда она сказала про болевые приемы, писателю стоило немалых трудов сдержать улыбку. Можно подумать, хрупкая девушка сможет справиться с крепким мужчиной, задумавшим нанести ей какой-то вред, сумев причинить достаточно боли, чтобы тот остановился. Хорошо, что сегодня ей точно ничего не угрожает.
Она любила читать. По-настоящему любила. Это сразу чувствовалось по тону, которым девушка рассказывала о своей домашней библиотеке и о любимых писателях. То, что Сольвейг не читала написанных им романов, Эрикссона даже обрадовало – значит, будет делать выводы на основании общения и поступков, без предвзятости. Читателям свойственно переносить на автора поступки и мысли героев литературных произведений, хотя зачастую писатель придерживается совершенно иной точки зрения и исповедует иную философию.
До коттеджа Эрикссона они дошли быстрее, чем мужчина успел рассказать, что из всего корпуса мировой литературы больше всего любит древнегреческую мифологию. Наверное, даже хорошо, потому что на эту тему он мог говорить часами, а его спутница уже и так была утомлена. Ей явно требовались не заумные разговоры, а отдых и вкусная еда.
Тоник из бузины он делал сам, причем в любое время года, потому что в период цветения заготавливал соцветия впрок и хранил в морозилке. Нежный медово-лимонный вкус напитка помогал даже в самую суровую зиму вспомнить мягкое скандинавское лето. А вот рагу с мясом и красным вином – блюдо с отчетливым привкусом осени: глянцевитые перцы, упругие помидоры, ароматные грибы, сладковатый картофель, острый лук, сочное мясо и пряности тушатся в насыщенно-красном вине, пропитываясь легким ароматом дыма от костра. Такая еда согревает и тело, и душу, насыщает и расслабляет, позволяет вести долгие беседы и создает атмосферу уюта.
Сольвейг ела с аппетитом, и это было прекрасно – значит, расслабилась, значит, чувствует себя комфортно. Только так и можно отдохнуть.
Он понял, что девушка заснула, почти сразу – по переставшим чуть слышно поскрипывать качелям и по обмякшим под объемным пледом плечам, но продолжал еще какое-то время негромко говорить, не тревожа гостью и позволяя ей уснуть крепче. Правда у этого плана оказалась и оборотная сторона: девушка на самом деле отключилась, но при этом наклонила стакан с остатками тоника и немного промочила блузку.
Мужчина вытащил стакан из ослабших пальцев и поставил на столик.
Спящая девушка выглядела такой трогательно-беззащитной и совсем-совсем юной. К разрумянившейся щеке прилипла тонкая прядка рыжих волос. Фруде аккуратно отвел локон от лица гостьи, а потом уверенно поднял девушку на руки вместе с пледом.
Сольвейг машинально закинула руки ему на шею и невнятно пробормотала:
- Вы так интересно рассказываете…
- Конечно, - усмехнулся мужчина, направляясь в дом.
В спальне он освободил тонкую фигурку от кокона из пледа, а затем осторожно снял с гостьи туфли на невысоком каблуке и кое-как стянул юбку с блузкой.
Молочно-белая кожа Сольвейг была такой светлой, что создавалась иллюзия, будто женское тело едва заметно мерцает в темноте. Без одежды девушка выглядела даже красивей, чем в одежде. У ее фигуры попросту не было недостатков, которые требовалось скрывать. Без белья наверняка выглядела бы еще красивей, да и отдохнула бы лучше, но, помимо вопросов эстетики и удобства, существовала еще такая тонкая штука, как доверие. Мужчина не хотел рисковать доверием Сольвейг и не стал освобождать ее от сбруи, которую женщины почему-то считают необходимым на себя цеплять. Как они вообще терпят на себе все эти стягивающие ремешки?
Бережно уложив крепко спящую девушку в постель и укрыв одеялом, Фруде вернулся во двор, убрал остатки костра и их пиршества, немного постоял, глядя в темное звездное небо, а затем вернулся в спальню.
Когда он лег в постель, девушка перевернулась на бок, пристроила голову на его плече и по-хозяйски закинула на мужчину ногу. Судя по ровному сопению, сделала все это совершенно бессознательно.
Мужчина не смог сдержать смешок. «Какие, однако, страстные объятия!» - подумал он, закрывая глаза. Сегодня он пропустил весь привычный и давно отработанный ритуал отхода ко сну. С одной стороны – это было великолепно, в кои-то веки отойти от рутины. Но с другой стороны – это было плохо. Даже очень.

14 апреля, раннее утро
Коттедж Фруде Эрикссона

Фруде открыл глаза, едва раздались первые трели жаворонка за окном.
Он приподнялся на локте и посмотрел на разметавшуюся в кровати девушку. Длинные волосы рассыпались по подушке, одеяло съехало, правая ладонь совсем по-детски подложена под щеку. Сольвейг выглядела хрупкой и уязвимой, впрочем, во сне практически все люди выглядят именно так.
Мужчина поправил одеяло, прикрывая девушку, и ушел в соседнюю комнату. Пропускать утреннюю рутину он точно не собирался, но заниматься йогой рядом со спящей Сольвейг уже попахивало каким-то извращением.
Закончив все утренние процедуры, Фруде вытащил из комода чистое полотенце и положил на кровать, рядом разложил одежду девушки и открыл шкаф. Халата у него отродясь не водилось, пижамы тоже, поэтому он вытащил чистую рубашку и положил на полотенце.
Рядом с кроватью он поставил пушистые тапочки с помпонами. Сольвейг они явно будут велики, но других нет.
На кухню он спустился в джинсах и футболке, но босиком. Рука привычно потянулась к пульту от музыкального центра, но он вовремя остановился. Музыка могла разбудить девушку.
Когда Сольвейг появилась на лестнице, Фруде уже допивал чай, глядя в окно.
- С добрым утром, красавица! Ты была великолепна! – весело улыбнулся мужчина, обернувшись к своей гостье.
Отразившаяся на лице девушки гамма эмоций позволяла предположить, что рыжеволосая муза предпочла бы в данный момент провалиться сквозь землю.
- Ничего не было, - рассмеялся мужчина, довольный произведенным эффектом. – Ты просто уснула. Спали мы в одной постели, гостевой спальни у меня как-то не предусмотрено, но именно спали. Что ты любишь на завтрак?
- Яйца всмятку и тосты с джемом, - еле слышно отозвалась Сольвейг.
- Есть клубничное варенье, подойдет? – спросил Фруде, доставая из холодильника яйца.
- Да, спасибо, - все так же тихо поблагодарила девушка.
Принесенная из подвала баночка варенья распространяла по кухне отчетливый запах лета, крепкий чай благоухал специями, а поджаренные на сковороде тосты вносили в эту гамму ароматов нотки сливочного масла. Фруде подумал, что впервые за долгое время какой-то запах понравился ему больше, чем запах лесных цветов.

14 апреля, утро – день
Коттедж Фруде Эрикссона

Сохранять самообладание оказалось сложнее, чем он думал. Сольвейг со спутанными после сна волосами, облаченная в его рубашку, выглядела еще сексуальнее, чем в одном белье. Да и белье периодически просвечивало сквозь ткань, заставляя вспоминать, как красиво светилась в темноте молочно-белая женская кожа. Девушка снова демонстрировала здоровый аппетит, и это было прекрасно, но в том, как она поглощала завтрак, слизывая капельку варенья с края тоста или облизывая губы, чуть испачканные загустевшим яичным желтком, было столько соблазна и эротики, что хотелось уже просто плюнуть на все правила приличия, отнести ее обратно в спальню, и увидеть, наконец, как рыжеволосая муза прекрасна в первозданном виде. Но он не хотел ее спугнуть, да и девушке еще надо было работать, так что он просто сидел и любовался Сольвейг.
Когда красавица собралась уходить, он бросил взгляд за окно: было уже светло, но еще явно прохладно для такой легкой одежды. Фруде предложил довезти девушку до ее дома на машине, но та наотрез отказалась. Тогда мужчина быстро взбежал на второй этаж и вернулся с чистым мягким свитером. Свитер Сольвейг надеть согласилась и ушла, помахав на прощание рукой, а писатель еще долго стоял на пороге и смотрел ей вслед.
На прогулку в этот день мужчина не пошел: чувствовал себя вполне вдохновленным и без этого. До обеда он, как обычно, писал, а после обеда поработал на своем участке, высаживая ипомеи.

Вечер
Салон «Лик Идунн» - праздничная поляна

К коттеджу Сольвейг Эрикссон подошел ровно в восемь. Он понятия не имел, как нарядится для праздника девушка, но на всякий случай предпочел резиновым сапогам и мешковатому свитеру брюки и пиджак.
Девушка появилась в каком-то длинном свитере насыщенного лавандового оттенка и с причудливо заплетенной косой.
- Тебе к лицу этот цвет, - заметил мужчина, залюбовавшись рыжеволосой красавицей. – И вообще ты очень красивая. Даже в моей рубашке. Впрочем, нет! Особенно в моей рубашке.
Он улыбнулся и взял девушку за руку.
По пути к поляне они разговаривали обо всем и ни о чем, а писатель периодически смотрел на небо и на огромную сияющую луну, которая висела прямо над ними.
На поляне было многолюдно, раздавались взрывы смеха, горели костры, аппетитно пахло жареным мясом.
Фруде не испытывал особой тяги к шумным людным празднествам, но ему хотелось, чтобы Сольвейг было весело, поэтому, заметив прыгающих через костры, он уточнил:
- Хочешь прыгнуть?
- Если только с тобой, - улыбнулась девушка в ответ.
Костры были не особо высокими, поэтому даже сильно разбегаться не пришлось. Мужчина просто покрепче сжал девичью ладонь и прыгнул через огненное препятствие. На миг стало жарко, но и только. Зато стоило им миновать огненную преграду, как вслед им из костра взметнулся столб искр и с шипением потянулся за потревожившими пламя. Сольвейг тихонько взвизгнула, видимо, напуганная треском заискрившего полена, и едва не потеряла равновесие при приземлении. Мужчина успел развернуться к ней и удержать за талию. Сам он опустился на ноги вполне твердо, но покачнувшаяся девушка заставила его сделать несколько шагов по инерции.
- О, мы еще до аквавита не добрались, а ты уже на ногах не держишься, - пошутил Фруде, подхватывая девушку на руки так, что ее стройные ноги в джинсах обхватили его талию. – Лучше я тебя сам отнесу к столам, так надежнее будет. Чего ты испугалась, это полено стрельнуло. Неужели огонь может как-то навредить девушке, у которой солнце запуталось в волосах? – он потерся кончиком носа о девичью щеку и почувствовал еле уловимый аромат жасмина. Видимо, так пахли духи Сольвейг.
Отойдя подальше от костров, мужчина уточнил:
- Ну как, уже можешь стоять на ногах?
- Думаю, да. Спасибо. Теперь мне просто необходимо выпить. Ты какой аквавит предпочитаешь?
- Я предпочитаю абсент, но за компанию с тобой выпью то же, что и ты, - он аккуратно опустил девушку на землю, а потом наклонился к самому ее уху и прошептал, слегка согревая дыханием мочку, - хотя рядом с тобой я и безо всякого алкоголя чувствую себя захмелевшим.
Его пальцы скользнули по ладони Сольвейг и, едва касаясь, погладили нежную кожу на внутренней стороне запястья, там, где пульсировали венки.
- Ты хочешь меня соблазнить? – спросила девушка, глядя ему прямо в лицо.
- Нет, - спокойно ответил он, не отводя глаз. – Желание соблазнить подразумевает одноразовое действие: соблазнил и пошел дальше искать новый объект для соблазнения. А я хочу тебя ласкать много-много раз, хочу чувствовать ответные ласки и получать взаимное удовольствие. Хочу видеть, как меняется твое лицо в момент оргазма. Хочу слышать, как ты кричишь и стонешь. Снова и снова. Опять и опять. Так что я хочу многого, но точно не соблазнить.

Ночь с 14 на 15 апреля
Праздничная поляна – странный лес

Мужчина негромко рассмеялся, принимая правила игры.
- А ты смелая девушка, раз не боишься смешивать такие разные напитки! Предлагаю начать с аквавита, потому что у абсента вкус более выраженный.
Но до абсента они добраться не успели. Стоило им выпить по рюмке напитка со жгучим горьковато-пряным вкусом, как взвыл ветер, деревья вокруг заскрипели и застучали ветвями, склоняясь под мощным порывом налетевшего урагана, исчезла заливавшая поляну ярким светом луна, потухли костры, лишь противный дым заползал в ноздри и стремился выесть глаза и легкие.
Как только началось это светопреставление, Фруде инстинктивно протянул руку и прижал к себе тонкое девичье тело.
- Ч-ш-ш-ш! Все будет хорошо! – еле слышно шептал он, поглаживая Сольвейг по спине и пытаясь понять, как такое могло разразиться.
Случившееся было странно, непонятно и… неправильно… Такого попросту не могло произойти, но произошло! И понять причины этого явления мужчина пока не мог.
Когда гарь развеялась, и глаза чуть привыкли к полумраку, оказалось, что вокруг стоят деревья – изогнутые и искореженные, с обломанными ветвями и растрескавшейся корой.
Но не они казались угрозой в этой странной полумгле: ужас внушал плотный людской поток, проталкивающийся между стволами. Толпы людей с выпученными остекленевшими глазами проталкивались через чащобу, сметая все на своем пути, подобно саранче. Стена из людских тел надвигалась неумолимо, грозя подмять и растоптать.
Фруде медленно втянул воздух сквозь зубы и смежил веки.
«Это галлюцинация. Не понимаю, как так вышло, но это – галлюцинация!» - убеждал сам себя мужчина, заставляя напряженные мышцы расслабиться. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох.
Когда он распахнул глаза, его сердце билось уже ровно, а толпа человеческих тел все еще колыхалась вокруг, но ни на шаг не приблизилась.
Он заставил себя оторвать взгляд от этой жуткой человеческой массы и сосредоточиться на стоящей рядом девушке. Личико Сольвейг отчетливо побелело и казалось совершенно бескровным, а глаза бессмысленно смотрели в одну точку. Мужчина не знал, что сейчас видела его спутница, но догадывался, что она также стала жертвой какого-то морока.
- Сольвейг, Сольвейг, посмотри на меня! – он силой развернул голову девушки, стараясь поймать ее взгляд. – Это галлюцинация. Что бы ты ни видела – это галлюцинация. Ты слышишь меня? Успокойся, дыши, и все будет не так ужасно! – его руки скользили по щекам и плечам девушки. – Сольвейг, это все не настоящее, слышишь?
Он видел, как девушка моргнула раз, другой, как затрепетали крылья ее носа, как взгляд стал проясняться, чувствовал ладонью, замершей на ключице девушки, как неровный прерывистый стук сердца Сольвейг замедляется и выравнивается.
- Как это может быть? – еле слышно прошептала она.
- Понятия не имею! Скорее всего какой-то… шутник, - Фруде с трудом подобрал подходящее слово, - добавил в аквавит, который мы пили, галлюциноген. Понятия не имею, что это за дрянь и как быстро нас отпустит, никогда не принимал наркотиков и не писал о них, но точно знаю, что пытаться передвигаться под наркотой опаснее, чем оставаться на месте: можно запросто угодить в костер или свалиться в реку. Мы стояли около столов, когда нас накрыло. Предлагаю спокойно сесть на землю и сидеть. Либо нас отпустит, либо кто-то заметит, что нам нехорошо, и вызовет скорую. По крайней мере, точно не покалечимся, - он старался убедить Сольвейг, что опасности нет, и одновременно удерживать ровное дыхание и не всматриваться в шевелящуюся вокруг биомассу.
- Ты думаешь, что все так просто? – заглядывая ему в глаза, спросила девушка.
- Я думаю, что самое простое объяснение обычно и самое вероятное, - тщательно подбирая слова, ответил он. – Ну, что с нами может случиться на глазах у всех жителей поселка? Просто чья-то неуместная шутка. Подростки в поселке есть?
- Не знаю, не видела…
- Могли приехать на праздник. И смеются сейчас где-то за кустами. Все равно в таком состоянии мы их не поймаем. Давай просто попробуем успокоиться, - он снова погладил Сольвейг ладонями по щекам, а потом чуть склонился и мягко коснулся нежных девичьих губ своими.
Губы Сольвейг еще сохраняли горьковатый вкус аквавита, зато ее кожа все также нежно пахла жасмином.
- Все будет хорошо! – произнес он, оторвавшись от мягких губ. – Ты мне веришь?
- Да, - выдохнула девушка.
- Тогда просто сидим и ждем, когда закончится вся эта чертовщина. Тебе не холодно? – уточнил он, помогая Сольвейг устроиться у корней ближайшего дерева.
- Нет, - помотала она головой, все еще косясь взглядом куда-то за плечо Фруде.
- Успокойся. Это – галлюцинация! – уверенно сказал мужчина, опускаясь на землю рядом и сосредотачивая взгляд на растрескавшейся коре искореженного дерева напротив.

Ночь с 14 на 15 апреля
Странный лес

Волосы и кожа Сольвейг нежно пахли жасмином. То ли во влажной прохладе леса аромат проявлялся четче, то ли успели выветриться запахи всяких средств для укладки, которыми девушка наверняка много пользовалась по работе, но сейчас тонкое и свежее благоухание ночного цветка ощущалось гораздо отчетливей, чем на поляне возле костра. Ей подходил этот аромат: на ее коже запах не казался тяжелым или восточным, скорее, напоминал шампанское, искрящееся и пузырящееся в высоком хрустальном фужере. И уж точно отвлекал от мыслей о продолжающей шевелиться где-то на периферии зрения человеческой массе.
Сольвейг зябко поежилась, и мужчина поднялся с земли, чтобы удобнее было снять пиджак. Он накинул свою одежду на плечи девушки и огляделся, соображая, можно ли в этом странном нереальном пространстве как-то развести костер.
- А ты не замерзнешь в одной рубашке? – тихо спросила Сольвейг, кутаясь в плотную ткань.
- Нет, - лаконично ответил Фруде, заметивший в расщелине дерева нечто непонятное. Больше всего это походило на край сундука. Вплотную приблизившись к рассеченному стволу, мужчина некоторое время всматривался в темный провал, после чего осторожно ощупал кончиками пальцев края трещины, а затем ловко просунул руку внутрь углубления и вытащил оттуда внушительных размеров книгу в старинном переплете, снабженном резными металлическими наугольниками и застежкой. Фолиант выглядел на удивление хорошо сохранившимся, словно в древесную щель его засунули каких-то пару часов назад. Лишь несколько муравьев деловито сновали по верхней крышке переплета.
Осторожно стряхивая насекомых под корни дерева, Фруде вспомнил, как совсем недавно смотрел интервью с хоккеистом, кажется, Ларсом Обергом, который рассказывал о муравьях-древоточцах, умудрившихся перепортить запас клюшек команды. Интересно, сколько времени на это потребовалась муравьям? Как бы там ни было, книге эти неутомимые труженики, кажется, не успели нанести вреда. Сняв кольцо со шпенька, мужчина раскрыл массивный том, но почти сразу захлопнул его обратно.
- Что там? – спросила Сольвейг, видимо, заинтересовавшаяся находкой.
- Руны, кажется, но при таком освещении не разобрать, - ответил Фруде. – Потом рассмотрим, если книга не исчезнет вместе с остальной галлюцинацией.
Стоило ему произнести эти слова, как пейзаж вокруг подернулся дымкой и начал медленно таять. Мужчина поспешно схватил Сольвейг за руку, одновременно помогая подняться и удерживая рядом с собой.
По крайней мере, на этот раз обошлось без удушливой гари и прочих спецэффектов из арсенала фильмов ужасов. Туманная дымка просто растаяла, являя взору ту же самую поляну с кострами, на которой продолжали веселиться люди.
- Ну, вот, кажется, действие галлюциногена закончилось, - подытожил мужчина, подбадривающе улыбнувшись притихшей рядом Сольвейг. – Хотя… - он недоверчиво повертел все еще зажатую в его руке книгу. – Хм… получается, что я это откуда-то достал… Откуда бы? – он огляделся. – Не вижу ничего подходящего поблизости. Знаешь, это наверняка какой-то реквизит сегодняшнего праздника. Честно говоря, у меня сейчас нет ни малейшего желания разбираться, как эта штука попала мне в руки. Завтра я ее отнесу в администрацию, в полицию или куда тут положено сдавать найденные вещи, а сейчас мне расхотелось что-то еще тут пробовать. Предлагаю вернуться в поселок, и ты, кажется, предлагала вернуть мне свитер?

Салон «Лик Идунн»

Когда Сольвейг заперла дверь, они будто снова оказались в призрачном нереальном мире: льющийся через окна лунный свет мерцал на блестящих поверхностях столов и поблескивал на зеркалах, придавая всему вокруг какой-то туманно-потусторонний оттенок.
- Давай останемся здесь? – предложил Фруде, обняв девушку за талию. Книгу он пристроил на ближайшем столе. – Хочу, чтобы ты тоже видела, какая ты красивая без одежды.
- Любишь стоя? – голос Сольвейг звучал смущенно.
- Люблю глубоко, - негромко произнес мужчина, касаясь губами тонкой девичьей шеи как раз там, где под молочно-белой кожей напряженно билась жилка. – Чтобы головка члена упиралась в матку. Чтобы чувствовалось каждое твое движение, каждая судорога. Чтобы ты ощущалась вся. А стоя, сидя или лежа – не важно.
Он развернул Сольвейг к себе лицом и поцеловал: уже не скрывая желания, не пытаясь уберечь от опаляющего кожу и иссушающего кровь жара страсти. Целовал жадно, безжалостно сминая пухлые губы, ощущая кончиком языка острую кромку зубов, наслаждаясь смешением сладкого и горького вкусов на ее языке и деснах.
Его ладони скользили по женской спине и бедрам, стягивая и отодвигая ставшую лишней одежду, сдергивая и оттягивая мешающие завязки и бретельки.
Когда они оба избавились от всех навязанных цивилизацией покровов, мужчина снова развернул Сольвейг лицом к зеркалу, чтобы она могла видеть, как его руки мягко оглаживают ее нежную кожу, изучают каждую линию ее стройного тела, как кончики пальцев обводят контуры упругих грудей, как ладони накрывают живот и спускаются ниже, к беззащитно обнаженному, лишенному волос лобку.
- Ты безумно красивая, как будто ожившая Галатея. Воплощение недостижимого совершенства, - шептал Фруде, целуя молочно-белую кожу - по шее вдоль позвоночника, между лопаток, на плечах.
Левой рукой он продолжал ласкать грудь девушки, играя с напряженными сосками и чуть сжимая упругие полушария, а правой исследовал манящие складки плоти между стройными ногами. Его палец нашел вход в глубину ее тела: туда, где тепло, темно и влажно, где самой природой разожжен костер женской силы, издревле привлекающий мужчин.
Когда дыхание Сольвейг стало хриплым и прерывистым, а ягодицы плотно прижались к его напряжённому паху, Фруде выпустил девушку из своих объятий.
- Обопрись о стол! –велел он, вытаскивая из кармана валяющихся рядом брюк поблескивающий в неверном лунном свете квадратик.
Девушка послушно сделала пару шагов и облокотилась на столешницу, невидяще глядя куда-то в зеркальную глубину.
Раскатав тонкий кусочек латекса вдоль члена, мужчина подошел к Сольвейг, еще раз провел ладонями вдоль всего ее тела, слегка раздвинул мягкие ягодицы и сильным движением вошел в раздавшееся навстречу его плоти лоно.
Девушка вскрикнула и сильнее склонилась над столом, опустив голову.
- Нет, - мужская ладонь обхватила горло Сольвейг, с силой приподнимая подбородок. – Смотри в зеркало. Хочу, чтобы мы оба видели твое лицо в момент оргазма.
В зеркальной поверхности отразились влажно поблескивающие широко распахнутые глаза и волнующий рот с закушенной губой.
Пальцы Фруде скользнули вдоль шеи, по щеке, по подбородку и накрыли губы девушки. Сольвейг приоткрыла рот и лизнула подушечку пальца.
- Хулиганка, - негромко рассмеялся мужчина и в ответ сжал пальцами свободной руки плотный бугорок клитора и слегка потянул его.

Ночь с 14 на 15 апреля
Салон «Лик Идунн»

Она оказалась страстной.
По-настоящему огненной, яркой и дерзкой.
Ее крики звучали лучше самой изысканной музыки.
Ее ласки разгоняли многолетнюю тоску.
Ее эмоции били по нервам и насыщали.

У людей очень яркие эмоции: их жизни сгорают быстро, поэтому каждый миг они ощущают красочнее и острее. Человеческие эмоции подобны наркотику: к ним так легко привыкнуть, пристраститься, стать зависимым. Бурные и неподдельные человеческие страсти не просто подпитывают, он подхлестывают и подстегивают, наполняют силой и энергией. Но человеческая жизнь невероятно скоротечна. Не успеешь оглянуться, как источник живительной силы иссяк.
И снова наваливается тоска.
И снова холод сковывает душу.
И снова говоришь себе: в последний раз…
Но проходят столетия, и однажды ты снова оказываешься в плену того же дурмана.
Людей намного проще ненавидеть, чем любить. Ненависть надежно защищает от привязанности.

Сольвейг приходила в себя после оргазма, уткнувшись лбом в плечо мужчины, а он поглаживал левой рукой еще подрагивающую женскую спину. Правую руку он мягко положил на живот Сольвейг, аккуратно охлаждая собственную сперму и направляя ее вниз по лону, как делал это множество раз за минувшие столетия.
Уроженец Синего леса не желал разбавлять божественный ихор и плодить полукровок.

15 апреля, раннее утро

Фруде открыл глаза и напряженно втянул ноздрями воздух.
За окном было удивительно тихо: ни одна птица не подавала голос. Сольвейг негромко сопела рядом, сжав пальцами угол подушки. От рыжих волос девушки еле ощутимо пахло жасмином. Но доминировал в утреннем прохладном воздухе совершенно другой запах: запах мокрого дерева и жирной, напоенной влагой земли.
Запах речной воды.
Мужчина бесшумно поднялся с постели и подошел к окну. В мутноватых предрассветных сумерках конец Сосновой улицы слегка подрагивал и поблескивал.
Манеелва наступала на поселок.
Фруде спустился на первый этаж коттеджа и прошел прямиком к распределительному щитку. Обесточив дом, мужчина педантично обошел весь этаж, проверяя, закрыты ли окна и двери. Завершив обход, он вернулся в салон и взял в руки книгу, принесенную из леса.
Вчера вечером он удивлялся, как его – чистокровного фрамона – могло накрыть магией Синего леса? Это было странно, непонятно и неправильно! Всю важность произошедшего Фруде смог понять только после того, как заглянул внутрь старинного фолианта. «Книга лунных теней» считалась утраченной уже несколько столетий. Никто не мог объяснить, что произошло, но однажды книга, по преданиям, написанная самой праматерью Луной, просто исчезла. Почему она явила себя именно сейчас и почему таким замысловатым способом, мужчина пока не знал, но был уверен, что праматерь Луна в мудрости своей ничего не делает без причины.
«Книгу лунных теней» легенды фрамонов называли неистощимым источником силы и энергии. Говорили, что книга может впитывать в себя лунный свет и яркие эмоции. Когда-то она лежала в ажурной беседке на поляне в сердце Синего леса, чтобы свет полной луны беспрепятственно омывал ее страницы. В эту беседку приходили влюбленные пары: они делились с книгой своими эмоциями, а книга в ответ усиливала и подпитывала их магические способности.
Сейчас Фруде собирался проверить, удастся ли ему использовать книгу как внешний источник силы. Он редко пользовался магией, поскольку был наблюдателем. Он следил за живущими поблизости от Синего леса людьми и сообщал старейшинам фрамонов об угрожающих общине планах человеческой саранчи. Люди и впрямь напоминали ему повадками саранчу: они уничтожали все, до чего только умудрялись дотянуться, заменяли величественные леса на душные и грязные лабиринты из асфальта и бетона, безжалостно вгрызались в землю, выкачивая из ее недр все, что считали приносящим выгоду, захламляли реки, озера и даже целые океаны тоннами отходов своей жизнедеятельности, отравляли воздух ядовитыми испражнениями. Ни одно живое существо не нанесло этому миру столько вреда, сколько люди. И вот сейчас они подступили вплотную к священному лесу. Но лес не собирался сдаваться.
День за днем при помощи продуманных до мелочей ритуалов Фруде поддерживал иллюзию обыкновенной человеческой жизни. Жизни существа, убивающего ради удовольствия и развлечения. Существа, способного поджечь по весне сухую траву в поле и спокойно наблюдать, как в огне гибнут сотни живых созданий! Целые выводки весенних зайчат, а зачастую и взрослые зайцы погибали в огне таких пожарищ. Но если у зайцев был хотя бы шанс на спасение, то неоперившиеся птенцы полевых птиц гарантированно сгорали заживо, не говоря уже о рептилиях и насекомых. И все только потому, что люди возомнили, будто лучше природы знают, как поступать с сухой травой. А охота, которая уже давно перестала быть способом выживания и пропитания? Птицефермы и мясокомбинаты обеспечивают людям непрерывный поток мясной пищи, пушных зверей тоже давно разводят на фермах, чтобы модницы могли пощеголять в красивых шубках, но человек все равно упорно идет в лес, чтобы собственноручно убить какого-нибудь зверя.
Фруде видел глаза трехлапых волков, сумевших в мороз переломить обескровленную конечность, застрявшую в капкане. Он бы с наслаждением защелкнул капкан на руке поставившего его человека и с интересом пронаблюдал, хватит ли «царю природы» мужества поступить в этом случае так же, как волк.
Фруде было безразлично, как именно Синий лес выживет человеческую саранчу: мороком, потопом, эпидемией... Более того, еще два дня назад он спокойно развернулся бы и ушел из поселка в лес, но сейчас… Впервые за долгое время он хотел защитить человека. Одного конкретного человека. Женщину.
Женщина может стать для мужчины источником силы, а может сделать его слабым. Фруде пока не был уверен, чем обернется для него Сольвейг, но бросать ее без защиты не собирался. Он положил руку на верхнюю крышку переплета и сосредоточился на защитном заклинании. Через пару минут на кончиках его пальцев вспыхнули серебристые искры, а затем разлетелись по периметру коттеджа.
То, что он сделал ошибку, не замедлив кровоток девушки, прежде чем выйти из комнаты, Фруде понял еще во время плетения защитных чар, но не стал прерываться. Рыжеволосая красавица проснулась и сейчас тихонько наблюдала за ним с лестницы. В ее понимании тихонько. Мужчина слышал ее шаги с того момента, как она встала с постели.
- Я слышу тебя, - спокойно сообщил он, оборачиваясь.
- Так это правда? Фрамоны существуют? – негромко спросила Сольвейг.
- Тебе все равно никто не поверит.
- А что ты делал?
- Защитил твой дом. Манеелва вышла из берегов и заливает поселок, но сюда вода не проникнет. Правда, электричество пришлось отключить, но я не думаю, что наводнение продлится долго, это не Нил.
- Раз про фрамонов правда, значит, существуют и все остальные? Некки, например?
- Некки существуют, но их ты тоже можешь не бояться. Они не будут тебя заманивать.
- Почему?
- Почувствуют меня и мою магию. Между нами нет вражды, они не захотят это менять. Пойдем в спальню, - держа в левой руке книгу, мужчина поднялся по лестнице и легко поднял Сольвейг, обхватив правой рукой за талию.

15 апреля, раннее утро
Коттедж Сольвейг Матссон

- И что будет дальше, Фруде?
- Тебе будет хорошо, - отозвался мужчина, продолжая покрывать поцелуями тело Сольвейг.
Рыжеволосая красавица оказалась чувственной и страстной, ее тело безо всякого магического воздействия отзывалось на ласки, выгибаясь навстречу горячим губам Фруде. Грудь Сольвейг напряглась и покрылась еле заметными мурашками, когда мужчина пощекотал языком упругий сосок. Девушка извивалась на скомканных простынях и еле слышно постанывала, пока Фруде целовал и поглаживал ее тело, спускаясь все ниже, к беззащитно обнаженным половым губам.
Его язык раздвинул нежные складки женской плоти и проскользнул глубже в лоно. Сольвейг ахнула и резко выгнулась, но мужские руки крепко сжали ее ягодицы, удерживая девушку.
Она была сладковато-пряной на вкус и упоительно нежно пахла. Так пахнут первые нарциссы – символ пробуждения и надежды. Аромат женских соков пьянил и кружил голову, эмоции Сольвейг дурманили и возбуждали, и Фруде почти забыл об окружающем мире, лаская языком бугорок клитора. Для него на всей планете остались только они одни: мужчина и женщина, ведущие разговор на самом древнем из языков – языке тела.
Сольвейг гортанно вскрикнула и забилась в охвативших все тело спазмах.
Он оторвался от ее будоражащего лона и вытянулся рядом с девушкой на постели.
- Отдохни, иначе я тебя совсем замучаю, - тихо произнес он, положив ладонь на щеку Сольвейг.
- Можешь мучать меня так каждый день, - пробормотала девушка, утыкаясь носом в его плечо и, совсем как в их первую ночь, по-хозяйски закидывая ногу на мужчину.

Все еще утро, после наводнения

Фруде открыл глаза и сразу же понял, что атмосфера изменилась.
Бесшумно подойдя к окну, он увидел, как потоки воды покидают поселок, стягиваясь обратно в русло Манеелвы. Теперь пришла пора отнести книгу в безопасное место. Фруде обернулся к мирно спящей Сольвейг. Девушку можно было оставить в доме, но мужчина боялся, что вслед за стихией придет бедствие куда более страшное: люди, стремящиеся нажиться на беде своих сородичей. Мародеры, насильники, убийцы. Так всегда бывает во времена бедствий и катастроф. Это только магические существа не нападают друг на друга без надобности, человеческая саранча же пожирает даже сама себя.
Сольвейг очень красива, и любой из этого сброда сможет сделать с ней все, что угодно. Нет, оставлять ее без защиты – безумие. Значит, придется забрать с собой. Отец наверняка поймет, что другого выбора не было.
Приняв решение, Фруде спустился на первый этаж и проверил распределительный щиток. С электричеством все было в порядке, значит, подстанция не пострадала. Он нашел на кухне хлеб, яйца и черносмородиновый джем и приступил к приготовлению завтрака.
Когда Сольвейг спустилась на кухню, ее уже ждала кружка горячего ароматного чая, тосты и яйца всмятку.
- Ты знаешь, где находится озеро Тунглхеймар? – без обиняков спросил Фруде, когда девушка наелась.
- Да, - голос Сольвейг звучал несколько удивленно.
- Сможешь дойти до него?
- Да, смогу.
- Тогда одевайся так, чтобы ты могла пройти по лесу. Мы пойдем к Тунглхеймару. Все поймешь на месте.
- А тебе не нужно зайти к себе: проверить, все ли в порядке, тоже переодеться?
- Нет, даже если там что-то не в порядке, я не привязываюсь к вещам, а пройти по лесу безо всякого вреда для себя могу вовсе без одежды.
Сольвейг собралась на удивление быстро, а увидев, что Фруде взял в руки фолиант, предложила убрать книгу в сумку. Мужчина лишь отрицательно покачал головой: для этой книги было лучше, чтобы он держал ее прямо в руках.

Лес

Лес начинался прямо за коттеджами. Вступив под кроны деревьев, Фруде послал вглубь лесной чащи мысль: «Отец! Я иду к Тунглхеймару. Ты нужен мне».
Через несколько минут легкий ветерок ласково коснулся лица, и в шелесте листьев Фруде разобрал принесшийся ответ: «Буду ждать тебя».
И он ждал, стоя у самой кромки воды: крепкий мужчина в неприметных штанах и куртке, выглядящий лет на десять старше Фруде. Встретив такого в лесу или на дороге, ни один человек не сумел бы понять, кто перед ним.
Но отец пришел не один: Фруде чувствовал присутствие еще троих фрамонов. Они не показывались, но Фруде был уверен, что это – стражи, верные охранники, готовые защищать его отца любой ценой, даже закрыв собственной грудью. И это было правильно: фрамоны поняли, что рядом с Фруде идет человек, а от людей можно ожидать любой подлости.
Фруде усадил Сольвейг на высокий пень, торчавший неподалеку от воды.
- Ничего не бойся. Здесь никто и ничто не причинит тебе вреда.
Девушка настороженно кивнула, и Фруде подошел к спокойно наблюдающему за ним отцу.
- Прости, я не мог оставить ее одну, - произнес он вслух, чтобы стражи тоже услышали его слова.
Отец лишь молча потрепал его по плечу. Все присутствующие на поляне уже наверняка уловили эмоциональное состояние девушки и прекрасно поняли, что связывает ее с Фруде.
Так же молча Фруде протянул отцу книгу.
- Как это случилось? – спросил тот, бережно принимая из рук сына древний фолиант.
В ответ Фруде приложил ладонь отца к своему лбу и раскрыл сознание, позволяя увидеть события минувшей ночи собственными глазами. Это был самый быстрый и надежный способ передать все подробности случившегося.
- Горжусь тобой, - просто сказал отец, убрав руку. На миг он замер, будто прислушиваясь, а затем так же ровно произнес: - Тьяльви тоже хочет поговорить. Он идет один.
Сольвейг негромко ахнула, и Фруде резко развернулся к девушке, но сразу же расслабился, поняв, что произошло. Рядом с рыжеволосой красавицей стоял Эвар. Еще двое стражей – Оддгейр и Унар – проявились за спиной отца, на почтительном расстоянии.
Владыке озера можно было верить – если Тьяльви сказал, что идет один, значит, на самом деле один, без свиты или охраны. В такой ситуации скрывать количество находящихся на поляне фрамонов было бы проявлением элементарного неуважения к дружественному народу, более того, невидимые охранники могли бы считаться проявлением враждебности, поэтому все трое явили себя, чтобы Владыка озера мог сразу же их увидеть.
Появление из ниоткуда троих мужчин, конечно, могло испугать девушку, но Фруде был уверен, что никто из них не позволит себе даже пальцем прикоснуться к его женщине, если Сольвейг не попытается сама напасть на отца. В возможность подобного исхода он не верил.
Вода в озере забурлила, и на поверхность поднялся Владыка Тьяльви – правитель некки. Он выглядел почти как человек, если не всматриваться в зеленоватый оттенок кожи и напоминающие водоросли пряди волос.
Все фрамоны уважительно склонили головы, приветствуя Владыку озера. Тьяльви тоже поприветствовал соседей, с подозрением покосился на Сольвейг, но не стал возражать против ее присутствия.
- Вальдимар, я пришел, чтобы выразить возмущение агрессивными действиями одного из ваших, направленными против представителей моего народа, - голос Тьяльви звучал скрипуче и неприятно, как у того, кто редко разговаривает. – Сегодня ночью один из фрамонов руководил группой вооруженных мечами людей и лично угрожал порубить в крошку моих подданных. Не особо похоже на добрососедское отношение, ты не находишь?
- Кто это был, Тьяльви?
- Егерь, живущий в поселке. С ним в группе людей был еще один фрамон – женщина, но ее никто не сумел опознать.
- Я впервые слышу о произошедшем, Тьяльви. Пока не знаю, о какой женщине речь, но обязательно это выясню. Что же касается егеря… Он долго жил в пустыне и вернулся оттуда… странным. Мы считаем, что его рассудок помутился без целительного воздействия леса. Думаю, лично я бы точно не выдержал и сошел с ума, если бы мне пришлось жить там, где нет ни одного дерева. Прошу не считать действия нашего собрата, утратившего способность мыслить здраво, выражением настроения всего нашего народа. Мы с уважением относимся ко всем твоим подданным, и к тебе лично, и высоко ценим установившиеся между нами добрососедские отношения. Мы сделаем все, чтобы не допустить подобных инцидентов в будущем. В качестве извинений за случившееся мы готовы поделиться силой, чтобы пострадавшие от действий нашего собрата могли восстановиться как можно скорее.
- Я услышал тебя, Вальдимар. Мы принимаем ваши извинения.
Отец коротко кивнул, раскрыл книгу, возложил руку на разворот и прикрыл глаза.
Чистое лунное сияние полилось со страниц древнего манускрипта. Потоки света сплетались в небольшой шар, напоминающий лунное светило.
Фруде залюбовался красотой творимой отцом магии. Недаром Вальдимар уже много столетий был старейшиной их общины – сын самой праматери Луны, он был самым сильным магом из ныне живущих, а опыт и мудрость, накопленные за тысячелетия жизни, делали его великим правителем.
Шар чистой лунной силы замер перед Владыкой озера. Тьяльви склонил голову в знак уважения к мастерству старейшины фрамонов.
- Благодарю тебя, Вальдимар! Пусть благословение Луны не оставит тебя и твой народ, - с этими словами Владыка озера протянул перепончатые пальцы к шару, но не коснулся сгустка света, лишь задержал ладони около лунной сферы и начал медленно погружаться в воду.
Отец вновь повернулся к Фруде, потрепал его по плечу, а затем развернулся и пошел вглубь леса, унося книгу с собой. Стражи, уже не скрываясь, двинулись за ним.
Перед уходом Вальдимар слегка улыбнулся Сольвейг уголками губ, и почти сразу откуда-то с вершин окружающих поляну деревьев раздалась звенящая нежная мелодия.
- Что это? – спросила девушка у подошедшего Фруде.
- Это музыка Синего леса. Подарок моего отца тебе.
- Это был твой отец? – удивленно переспросила Сольвейг, кидая взгляд вслед уходящему мужчине.
- Да. Никто, кроме него, не умеет договариваться с Лесом. Эта музыка дарит услышавшему молодость и здоровье. Потанцуем?
- А можно?
- Нужно. Лес любит, когда в него приходят с радостью и весельем.

Однажды

- Как ты? Главу дописал? Дашь почитать? Хочу скорее узнать, кто убил Джексона! А чем это так вкусно пахнет?
Оживленный голос Сольвейг разнесся по наполненной сладковато-пряными ароматами кухне, вызвав легкую улыбку на губах Фруде. Рыжеволосая муза была воплощением жизненных сил и энергии, ее эмоции были такими же яркими, как и ее роскошные шелковистые локоны. Эмоциональность Сольвейг подхлестывала и подпитывала воображение писателя не хуже прогулок по лесу.
Мужчина вытащил из духовки противень, на котором три часа пропекались мясистые половинки помидоров, политые оливковым маслом и щедро посыпанные солью и перцем. Под действием жара помидоры запузырились, стали мягкими и блестящими, а аромат распространяли такой, что хотелось съесть всю партию сразу. Пока в духовке запекались помидоры, на плите так же медленно томился бульон из куриных костей с сельдереем, розмарином, тимьяном и еще десятком разнообразных специй, а в кастрюльке рядом благоухало свежее яблочное пюре с корицей и кардамоном.
- Осторожно, горячие! – предупредил Фруде, протягивая половинку помидора Сольвейг.
Девушка сосредоточенно подула на кусок томата, а потом смело откусила ароматное угощение:
- М-м-м, вку-у-усно!
Капля сока скатилась по пухлой губе и капнула на подбородок Сольвейг. Мужчина как завороженный наблюдал за маслянистой дорожкой, оставшейся на нежной женской коже.
- Ты безумно красивая! – сообщил он, аккуратно собрал губами скатившуюся каплю и крепко поцеловал свою музу.
- Еще хочу! – заявила девушка, шаловливо улыбаясь, и немедленно получила остаток помидора. – Вредина! А в кастрюльках что?
- Десерт и бульон для восстановления сил, - ответил Фруде. – Главу я дописал, если захочешь, на ночь почитаешь, а сейчас будут скампи. И мама передала тебе наливку из дикой ежевики – очень хорошо оттеняет вкус креветок.
Фруде налил в сковороду оливковое масло и, пока оно прогревалось, ловко засыпал в бумажный пакет муку, соль и перец, затем туда же отправились очищенные креветки. Хорошенько перетряхнув содержимое пакета, мужчина пересыпал креветки на сковородку, разровняв лопаткой. Обжаренные до глубокого золотистого цвета скампи заняли свое место на столе рядом с помидорами и кувшинчиком ежевичной наливки.

- Ты еще обещал десерт! – напомнила Сольвейг, когда Фруде загружал тарелки в посудомойку.
- Десерт будем употреблять наверху: теплое яблочное пюре и холодное ванильное мороженое.
- Как интересно! Я – за!

Когда утомленная играми рыжеволосая красавица замерла на смятых простынях, тяжело дыша, Фруде привычно положил ладонь на нижнюю часть ее живота.
Неожиданно девушка перехватила его руку:
- Не надо! Я давно поняла, что ты делаешь, но… не надо! Я знаю, что ты – потомок Луны, но они будут похожи на маленькие солнышки!
- Кто?
- Малыши-погодки, озорные и веселые. Пусть они будут самыми обычными детьми… пусть просто будут!
Мужчина посмотрел в широко распахнутые, зеленоватые, словно подсвеченные лучами закатного солнца морские волны, глаза своей музы и медленно убрал ладонь.