Карта ролевой игры "Венецианский карнавал"

Ранним утром после карнавала:

Я откинулся на удобное сиденье гондолы, слушая легкие удары весел об воду и уже не обращая никакого внимания на крики веселящейся толпы. Моим единственным желанием в этот ранний час было вернуться домой и погрузиться в сон. Такие шумные празднества и кутерьма не для меня. Я это осознал несколько лет назад и еще раз убедился в этом сегодня. Что мне дает это праздное шатание среди пьяной толпы? На этот вопрос я не находил ответа. Это бесцельная трата времени, которое я мог бы потратить на более значимые вещи. Меня ждала моя работа, которая требовала много усилий и сосредоточенности, и я не мог более растрачивать себя на пустые разговоры и проделки юных девиц. Я устал от женщин и их игр. Еще никогда мне мне не доводилось встречать женщину честную, действующую без фальши и умысла. Все преследовали какую-то цель, и я потерял веру. В своей жизни я прекрасно обходился без женщин, лишь иногда уделяя им то малое время, что мне было необходимо для удовлетворения телесных нужд. Я закрыл глаза и вспомнил ту, что когда-то так много значила для меня. Но и она меня предала. Почему люди всегда предают? Почему обещают одно, а потом поворачиваются к тебе спиной без объяснений, оставляя твое сердце болеть и кровоточить?... Ты остаешься с этой болью один на один, и ничто не может ее облегчить, только время... И тогда ты понимаешь, что лучше не чувствовать ничего, чем снова и снова ощущать ту боль, что разрывает тебя изнутри и делает слабым. И хотя прошло семнадцать лет, и образ Лючии постепенно стирался из моей памяти, оставаясь лишь на тех картинах, убранных в дальний угол мастерской, куда я давно не заглядывал, знание о женском коварстве делало меня таким, каким я был: одиноким и неверующим в возможность взаимной любви...

Через несколько часов:

Несколько часов сна придало мне сил, и я проснулся в приподнятом настроении. Туманная грусть, что охватила меня по возвращении домой, исчезла без следа. Мне было некогда предаваться душевным стенаниям. Дела не ждали. Умывшись холодной водой, которую мне принес Лука, я оделся и вышел на балкон, где несколько минут просто дышал свежим утренним воздухом. Спустившись на кухню, я схватил яблоко со стола, и, не отвечая на расспросы кухарки о прошедшем маскараде, вошел в свою мастерскую. Осмотрев ее, я позвал Луку и попросил его подготовить все необходимое для уроков. Скоро придут мои ученики, которые отдыхали уже три месяца, когда я трудился над плафонами в палаццо Реньеров. Работа была почти завершена, и я мог уделить время своим любимым пострелятам. Честно признаться, я соскучился по ним. У меня не было детей, но какая-то потребность в общении с детьми, по всей видимости, была, поэтому я собрал мальчишек от девяти до двенадцати лет, способных к искусству живописи, и передавал им мое мастерство. Без преувеличения я мог сказать, что ученики меня уважали, а я относился к ним со вниманием, не переутомлял их, не бранил, радовался их успехам, горевал об их печалях, заботился об их одежде. Зачастую мы оставляли учение и просто шутили, рассказывали истории, и в эти часы мастерская оглашалась веселым смехом. Эти счастливые часы я бы не променял ни на что другое.

Через некоторое время шумная толпа ворвалась в мастерскую. Когда мальчишки угомонились и расселись по местам, я начал урок:

- Сегодня мы будем рисовать скелет человека, - когда ребята недоуменно переглянулись и стали вразнобой спрашивать, зачем это нужно, я продолжил:
- Мало одного добросовестного труда и таланта, чтобы стать хорошим художником. Важное уметь и нечто другое — изучить правду жизни, природу. Изображая человека без знания анатомии, трудно найти верные пропорции его тела. Именно поэтому каждый художник, начиная постигать азы своего мастерства, должен начинать с малого. Вот и мы сначала нарисуем скелет, покроем его мускулами и жилами, и только после облечем кожей. Посмотрите на картину Вероккио "Иоанн Креститель": как правдоподобно она написана, как жизненно. Взгляните, как поразительно точно изображена рука пророка, со всеми жилами и сухожилиями, так ясно видимыми сквозь кожу. Это действительно рука сурового отшельника, проводящего в пустыне целые месяцы, иссохшая, загрубелая от тяжелого труда.

Время бежало незаметно, когда мальчики трудились над своими холстами, старательно вырисовывая кисти, предплечья и лодыжки человека. От старания у некоторых даже взмокли лбы и немели руки. Эта атмосфера всеобщей увлеченности захватила меня, наполняя душу покоем и удовлетворенностью. Вот она - моя жизнь. И большего я не хотел.

Проведя день в плодотворной работе, я вышел прогуляться по шумной улице, что я всегда делал перед сном. Когда веселая стайка моих учеников упорхнула из мастерской, меня оглушила тишина моего дома. Все они вернутся к любящим их семьям, будут рассказывать своим родным о том, что я им сегодня преподал, делать домашнее задание, чтобы своим усердием заслужить похвалу родителей. Ими будут гордиться, одаривать добрыми словами и участием, а кому я расскажу о сегодняшнем дне, о той радости, что подарили мне эти детские неискушенные сердца? Я оглядывался по сторонам, ощущая себя потерянным и одиноким, и тут же отругал себя за это упадническое настроение. Возможно, прием в палаццо Реньеров уже без масок позволит мне немного прийти в себя и избавиться от той тоски, что внезапно засела внутри. Я вошел в палаццо и огляделся в поисках знакомых...

- Здравствуй, Дарио, - я кивнул одному из хозяев дома, стараясь улыбнулся. Я не хотел, чтобы он видел, как паршиво у меня на душе. - Благодарю за радушие и приглашение. Творчество в некоем застое. Знаешь ли, нужна муза..

- Да неужели? - с смехом воскликнул я и поддался энтузиазму молодого Реньера.

- Не слушайте этого льстеца, синьорина Каваллари, - я поцеловал руку прелестной блондинке и сел на указанное место рядом с ней, - хотя вот Вашей красоте он не льстит. Вы действительно как лучик солнца, освещающий Царство тьмы.

Я все еще удивлялся энтузиазму Дарио. Как бы я хотел быть таким легким в общении и очаровательным, как он.

- Хорошо, Дарио, я - просто гениален! - гордо надуваю грудь и делаю высокомерное лицо, потом не выдерживаю и смеюсь.

Я с улыбкой смотрел на удаляющегося Дарио, а потом обратил свой взор на соседку по столу.

- Да, художник, и ничем другим в жизни не занимаюсь. Всю жизнь отдаю искусству. Не огорчайтесь, синьорина Каваларри, уверен, что Господь наградил Вас другими талантами, - услышав слова о моей славе, я удивился:
- Я даже не могу предположить, насколько популярен, но если Вы обо мне слышали, то это меня только радует.

- Здесь не очень хорошее освещение, но, - я чуть отодвинул волосы девушки и очертил абрис ее подбородка, - могу заметить, что у вас замечательные скулы и лучистые глаза, а цвету волос позавидовала бы любая синьорина. Я бы изобразил Вас в виде богини Охоты, Дианы, с луком и стрелами на фоне оленя. Только для этого Вам пришлось бы позировать. Ваши родители позволили бы такое?

- Я бы так не сказал, милая синьорина. Я весьма неразговорчив, - я замолк и задумчиво уставился на бокал с вином.

- Честно, не задумывался над этим вопросом, потому что с раннего детства только и делал, что рисовал все, что движется и не движется. Но когда я набрал группу учеников, то понял, что живопись подобна математике, подчиняется строгим законам. Зная их, можно создавать неплохие картины. Хотя, безусловно, талант тоже играет немалую роль.

- Вот тут Вы меня и подловили, прелестная синьорина Каваларри, - я усмехнулся и понял, что беседа доставляет мне истинное удовольствие, - в своих мечтаниях о портрете я как-то не учел, что олень не очень-то захочет позировать, да и поймать его было бы непросто. Но я бы заставил свое воображение поработать и нарисовал его так, как представляю себе. Так позволили бы? Как Вам идея портрета? Или Вы себя видите в роли другой Богини?

- Я понимаю, что со стороны так не кажется, но это именно так, - я отведал несколько блюд, как и моя собеседница, и тут я заметил нечто странное:

- Синьорина Каваларри, - прошептал я, - Вы не любите мясо?

- Я рад, что угадал хотя бы с замыслом, а если Вы решитесь, то всегда буду рад видеть Вас в своей мастерской.

Я немного оторопело слушал это странное объяснение и не находил, что ответить.

- Это Вас я должен поблагодарить за чудесно проведенное время, - я поцеловал руку девушке и попрощался с ней:
- Всего Вам доброго. Надеюсь, что мы еще увидимся.

После чего я попрощался с хозяевами приема и отплыл к себе.

Я почти не спал эту ночь. Грустные мысли о моем одиночестве все больше одолевали меня. Пустая постель меня раздражала так, что я даже не мог в ней находиться. Бесцельно я бродил по дому и попытался взять в руки кисть, но через некоторое время с досады сорвал холст с той мешаниной, что вышла из-под моей руки. Мне было необходимо какое-то вдохновение, чтобы творить, и я не мог его найти в той круговерти, что окружала меня. Оставив попытки уснуть, я собрался и ранним утром входил в палаццо Раньеров, где меня ждала моя работа. Я шел по зале, к которой приложил свою руку, вложив немало усилий, и гулкий стук моих шагов отдавался в пустоте помещения. Поднявшись по стропилам к потолку, я лег на них и стал расписывать потолок.

- Работаю, Марко, - я на секунду оторвался от расписывания потолка и снова углубился в работу.

- Подожди, неудобно разговаривать с высоты, - я спустился со стропил и вытер руки тряпкой, вдруг почувствовав легкое головокружение. Я понял, что проголодался, плюс бессонная ночь. Работать на высоте было сегодня несколько опасно. - Закончу, думаю, через пару недель, если все пойдет хорошо. Оценишь работу? Я выполнил твой замысел, как считаешь?

- Благодарю, Марко, - я оперся на его руку и потер лоб, - не беспокойся. Обычная для меня бессонная ночь в поисках Музы. Какой-то смутный образ преследует меня, но я никак не могу его уловить. Вчера среди гостей что-то такое промелькнуло, как видение из прошлого, но эта девушка никак не могла быть тут, поскольку ее уже нет в живых. Прости, я говорю чушь, но вчера после приема в палаццо я не спал всю ночь и вдруг изобразил призрака из прошлого на холсте. Это так странно...

- Синьор Жанлуиджи, приятно познакомиться, - я поклонился подошедшему синьору. - Серджио ди Каччо.

- Благодарю за доверие, но все же хочется, чтобы ваша семья была довольна работой в целом.

- Это одна из моих любимых картин, - я вспомнил тот закат и те чувства, что испытывал, когда писал ее: та неизбывная тоска, что передалась в оттенках сизого и серого, и то яростное негодование багряного оттенка... - Вы живете в Венеции, синьор Романелло?

- Я говорю о юной блондинке, что так похожа на одну девушку из моего прошлого. Я не думаю, что ты мог бы мне перечислить всех блондинок на приеме. Или? - я улыбнулся такому предположению и с интересом посмотрел на Марко.

- Он у меня дома. Я могу принести его завтра.

- Я и не думала, что все будет так просто, - я с грустью посмотрел на расписной потолок, потерянный в своих мыслях.

- Договорились. До встречи, Марко.

- Нет, что Вы? Просто каждая картина связана с каким-то эмоциями. Вы любуетесь явлением природы и красотами Венеции, для меня же это воспоминания, и не всегда они счастливые. Нет, я родился во Флоренции, но Венеция стала моим домом. Этот город нельзя не любить. А Вы по каким делам прибыли в наш города? Кстати, Вы не против пойти позавтракать?