Карта ролевой игры "Детектив "Ограбление века""

— Ну что, сволочь столичная, знакомиться будем?
— Чем обязаны, Настасья Филипповна? Вы, я слышу, основательно датая? Поскандалить изволите или так, от чистого сердца?
...
— Так кто ж не знает? Все знают, самый первый в столице рукоблуд.

Из открытого кабриолета вслед несется улюлюканье. Посылаю поцелуй губами совсем разошедшимся к утру крошкам. Машу рукой Джорджу, ловлю колючий взгляд Джека за рулем. Шутовски откланиваюсь компании.
- Ричи, не пропадай, бродяга!!
- Люблю тебя, кисуль! - а вот это Лора.
Поправляю воротник рубашки, пропахшей сигаретным дымом и парфюмом лялек с прошлой ночи.
Почтальон перехватил меня в дверях вчера вечером. Ухмыляюсь, стукнув подковкой дверного молотка. Разве могу я пропустить поругание младшего кузена?
Следую за слугой в гостиную.
Ухмыляюсь братцу:
- Пусег, Лондон гудит. Тебя сдают в рабство? - смотрю, как холодно щурится Макс в ответ. - Аромат свободы так сладок и приятен, - напеваю, проходя мимо.
Мизансцена. Как всегда. Все что-то перетирают, а в мыслях активно делят денюжки дядюшки.
Взгляд задерживается на резко выпрямившейся спине с худыми плечами. Скользит вверх к темному затылку с прилизанными волосами.
- Арчи, - выласкивая имя. - а ты все ублажаешь?
Не дождавшись ответа, пригибаюсь к ручке Элеоноры.
- Элли, сияешь, как и всегда. Как здоровье дядюшки?

Комиссариат славного города Лондона.

"У меня всегда была слабость к мужчинам в форме.
А у меня всегда к ним какая-то твердость..." (с)

Плюхнувшись на диван рядом с Элей и схомячив кексик, я быстренько понял, что из-под скорбного влияния семейки надо срочно тикать. Впрочем, как всегда не безуспешно и делал.
За обедом стало ясно, что кроме шпилек в задницу ловить в кругу семьи нечего, новостей пока нет. Памятуя о вежливости и стараясь не слишком широко зевать от скуки, поднялся в гостевую, в которой всегда оставались мои вещи, сменил одежду, накинул куртку поверх футболки. Выбраться в город и тусануть в Сохо решил ближе к утру.

Дежурному в участке перипетии и распития той бурной ночи объяснял путано и не слишком доходчиво. Как девица оказалась не одетой? Так на ней же были чулки. Как бутылка треснула о череп барона Эр? Ну она так шла цветом к его височкам.
Сижу в допросной, как потенциальному виконту по маме дали закурить сигарету. Дымлю, релаксую, жду когда Бэзила отправят меня вызволять.
Дверь распахивается, на стол передо мной с размаху швыряют дело.
Смотрю на рыжую бестию, медленно опускаясь взглядом к узлу клетчатой рубашки, затянутому на животе.
- Цыпа, если ты хочешь меня запугать, - лыблюсь, глядя в глаза. - То предупреждаю сразу, к наручникам я млятски не равнодушен.

Как раз пуговки на рубашке застегивал, малыш вовремя подоспел.
Поднялся, в душе с болью прощаясь с гостеприимными полисменами и полисвуменшами.
- Любишь сверху, Арчик? - улыбаюсь, потирая мочку уха. - Такой властный тоон, - поправил узенький темный галстучек, аккуратист.
Если в спину мне и полетели проклятия, я их уже не расслышал.
Дом стоял на ушах. Прислуга по стойке смирно, дядюшка охал и возлежал в кресле в шелковом халате с оторочкой.
Поблагодарил дядю Йосю за чудесное спасение. Очередное. Дядя Йося просто волшебник!
Воззрился на представителей порядка.
- А вас, комиссар, и тут и там передают!

Ухмыльнувшись на предыдущее замечание, принимаю стакан с виски, поблагодарив кивком Бэзила за то, что принес.
- Мало ли, комиссар, у меня, может, тяга. К лазурному. Синему с зеленью, - смотрю в подернутые похмельной дымкой глаза и со вкусом отпиваю виски.
- Элечка, так ты в курсе что украли?

— Шелдон, ты — высокомерный засранец. С какого перепуга я должен делать что-то приятное для тебя?
— Ну… чтобы попасть на иудейские небеса!

Порой я всерьез понимаю, почему дядюшка неизменно поддерживает переписку с тетей Цилей: корни иногда взывают слишком сильно!
Мало мне было этого тонкокостного недоразумения в машине по дороге домой, один взгляд на вечно красные губы которого наводил на мысль вспомнить о совсем уж далеких предках и вести себя не совсем как маменька учила. Так еще и месье комиссар испытывает мое терпение архангельское.

В синих глазиках жажда алкоголя (банальная) сменяется оной же крови (а вот это интереснее), по крайней мере, вспыхивают они завораживающе. Так завораживающе, что стакан уходит из рук раньше, чем успеваю за это высказать.
Засунув руки поглубже в карманы, наблюдаю за тем как резко запрокидывает голову достопочтенный страж, отчего резко очерчивается кадык на бледном горле. Ручка так и чешется продемонстрировать, какой мальчик хороший. Уговариваю лапу не ровнять чужую и к тому же такую симметричную челюсть.
Гашу секундное сожаление: не о скоммунизженном виски (хотя тоже бида-бида) - о том, что стакашку мне так и не вернули. Странная мысль.
Потираю шею, вдруг ощутив, как ее заламывает.

Резко оборачиваюсь. Потемневший взгляд Арчика тут же становится ангельски невинным, прям-таки сочащимся благодатью.
Дурдом на колесиках, все дядюшкино влияние. Старый безумец.
Не к обеду будет помянут, дядюшка тут же начинает звание отрабатывать.
По знаку перехватываю стопочку на полпути ко рту Арчика.
- Пойдем, пупсик, дядюшка созывает генштаб.
Пупсик, кажется, вот-вот взнегодует. Потому мягко придерживаю его под белу рученьку, конвоируя в Гостиную.
По пути останавливаюсь у комнаты Пии, выстукиваю шифр из детства.
- Рядовой, подъем! На борту пожар!

Сейчас будет свежак!
Свежак! Свежатина! Свежеликатес!

Я обожаю свою сестрицу! Я говорил? Не разобрал, за что больше: за ее судорожно бегающий взгляд при виде алкоголя или за мнущие высокое жабо темного платьица пальчики при виде стада мужиков.
И то, и другое всегда поднимало мне настроение в этом склепе.

Сжав зубы и стараясь подавить приступы истерического хохота с видом мученика страдающего за веру, а не от колик в животе, сползаю на пол у стены рядом с Пией. Наблюдаю за манипуляциями Арчика, от кряхтящего дядюшки взгляд переходит к комиссару, вот же ш чин его офицерский, мы все значит стираем дорогую ткань о не менее дорогой ковер, а егошество англиканец!

- Срам, срам, срам, - пою на ухо сестрице, воздев глаза к потолку.

- стыд и срааам непослушным католичкам!

- Гореть тебе на жаровне адской грешница мелкая!

- Кто по комнаааате шастал в одних корсете и панталончиках??

- ой горееееть.

- и кстати, как поживает хосе?

Сестрица только поводит плечиком и шикает на меня, поднимаясь перед комиссаром.

Причмокиваю, демонстрируя правоту сестрицы. Хосефито не даст соврать, губами владею в совершенстве дааа.

Меня опрашивать нужным не считают, по всему и так видать, что морда бандитская. Аж обидно, что брюлики не крал.
Дядюшка, схватившись за сердце и за вернувшегося арчика, объявляет, что хочет перед смертью побыть один и обдумать дела свои грешные.
Мы дружно оставляем дядюшку с сигарами и мыслями о его шекелях.
На вечер объявляют танцы.
Тащу Пию, несмотря на бешеное скрытое сопротивление, в центр зала. Пора вжарить рока в этой дыре.
Щелкаю пальцами:
- Любезный, пасадобль нам.
Взгляд сестрицы "сдохни, грешный, да без покаяния!" игнорирую со сладчайшей улыбкой.
Лапы скользят по спине и притягивают к себе за обтянутую темным крепом попу. На лице Пии всякая богобоязненность сменяется гневом Архангела Михаила с мечом сияющим аки гнев Божий. А затем руки будто силясь отпихнуть мягко ложатся на плечи.
Коррида, бой с быком, пыхтит от злости сестренка не хуже маленького буйвола, но в глазах такие бесенята смешинок, что улыбаюсь ей в ответ широко и искренне. Шаги. Она задевает, я наступаю, она уклоняется, я реву. Ай, как я неаккуратно наступил на подол робы. Шовчик пошел в разрез по стройной ножке, которую тут же закинул себе на бедро под ритм.
Пиа закатила глазки, для всех явно псалом читает да как саданула мне коленом. Аж в глазах потемнело.

Велели изготавливаться к осмотру. Пока не тела. Был огорчен, лечился по методу дяди Йозефа.
Осмотрел комнату, собрал все использованные презервативы. Задумался, снова гармонично раскидал по периметру. Собьем полисменов со следа.
Уставился на фото Арчика на тумбочке, тьфу, дяди Йози с Арчиком на спинкой кресла. Прикрыл рамочку, положив фотографией вниз.
Почесывая пресс, спустился в столовую. В воздухе витал легкий аромат романтики. Душа требовала траха. Соображения конспирации и отсутствие попцов поблизости не позволяли заняться делом, хоть сколько-нибудь достойным джентльмена.
С тоски решил хряпнуть кофе.

- Плесни мне, Элюшка, - некстати вспомнил обычное соотношение коньяк-кофе по утрам. - Сахар жалеть не надо.

Светоч дядюшкиного небосклона тоже почтил смертных своим присутствием.

Взгляд зацепился за томик, оставленный на столе. Комиссару пусть рассказывает, что Йейтса почитывает.
Отхлебнув кофе и максимально воспитано причмокнув, обернулся к Арчибальду:
- Ну что друг мой Баля, мой дражайший гетеросексуальный кузен уже повесился от несовместимости ваших мозгов или еще пока пыхтит?
В ожидании ответа воспитанные люди смотрят на собеседника, вот и я беззастенчиво жрал Балю глазами от тонкого галстучка, нырнувшего под карминного цвета жилет, до песочных брюк. Взгляд цепанулся за зеленый горошек фанфаронских носков. Хоть кто-то разделяет мою страсть. Ради последнего пришлось поставить стул на две ножки, рискованно накренив.

Обернулся к комиссару, не узнаю его в гриме.
- Ну кто же будет чинить господину Вилмору препятствия, - скосил правый глаз на Элю. - все же просто жаждут быть у него первыми, - протянул я.
Арчи как-то непривычно громко хлюпнул чаем.
- Закашлялся, душа моя? - обернулся похлопать по спинке, решил пощадить костлявенького.

Простим горячке юных лет
И юный жар и юный бред!


Резко поставив стул на все ножки, продолжаю улыбаться кузену с кузиной. Балюша играется, Балюшина попа мне еще ответит.

- И тебе, братик, доброго здоровьичка, - лучезарно улыбаюсь младшему, игнорирующему мою далеко не самую маленькую тушу. Выглядит кузен неважнецки хмельным. С детства объяснял, не умеешь пить - кушай кашку.

Только хмыкнул, истинные чувства романтиков всегда нагоняли на меня невытрахиваемую тоску. То ли дело Бренди.

Разбавляю кофе своим любимым сиропом.

смерть от скуки - самая бесчеловечная


- Элечка, не могу судить, мне на жизнь с женщиной бренди не напастись.

Обнюхать пирог на предмет героина нет ни малейшей возможности, приходится откусывать так. Тут же ощущаю как некто, не будем показывать десертной ложечкой, дает мне под столом по лодыжке. Проглотив вставший комом кусок, продолжаю демонстрировать труды Бартика по отбеливанию зубьев семейства.
- Баля, дорогуша, а мне давеча в теннис-клубе твой однокурсник так в красках описывал, как ты хорош в шортецах, - ай-ай, как же я так оговорился, - Как отлично держишь ракетку! Стесняюсь усомниться, но брешуть, наверное?
Погонять Балю прям руки чешутся. За все труды его на благо Родины.

Верь сам в себя наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них.

"Безлюдное место. Актерский состав тот же: Арчи, полубездыханная Мэля, ящик виски".

Шныряю по дому в поисках этого измотавшего меня (так и быть, совру, что только на корте) прохвоста.
Открываю очередную дверь.
- Арчик, - выговариваю сквозь зубы, глядя на Балю, размахивающего платком размером с шатровое полотно над девицей-детективом. - не время кадрить женщин и оказывать гуманитарку! - под локоток вывожу упирающегося и тихо шипящего горе-вора, счастье-афериста из комнаты. Впечатываю в стену.
- Ты что ж творишь, пупсик?! - шепчу в губы, прожигая в ответ на взгляд, полный презрения. - Приезжаю я из Биарицца и нахожу тебя мурчащим на руках у дядюшки?! И все из-за одной старой кошелки, на деньжатки которой мы, между прочим, тебе купили дизайнерские заколки для галстучков!
- Валим отсюда, Баля, пока мышеловка не захлопнулась на твоей очаровательной заднице, - убеждаясь снова, что даже после долгой разлуки "лапа" и "очаровательная задница" идеально подходят друг другу.
Веду прижатого к бочку и активно костерящего меня на ходу Арчика к гаражу.
При виде выезжающего Корвета Арчик резко клацает зубками, забывая о каком-либо негодовании.
- Йозик в курсе?! - наконец выдает обретший дар речи, когда мы отъезжаем добрую милю от поместья.
Ухмыляюсь, сузив глаза.
- Поймал меня за руку, когда тырил это, - в ладонь Арчи скользит бриллиантовый браслет. - Благословил самолично. Утирал слезы, причитал, что давно его так не нае...не радовали.

- И да, заколки твои галстучные я упаковал.