Лиза Клейпас "Дорога на Рейншедоу"

filchik: 16.04.12 22:02

Упс, пропустила начало выкладки.

СПАСИБО!!!

...

Medik: 17.04.12 09:48

Спасибо большое за перевод этой книги. Очень люблю этого автора.

...

SOLAR: 17.04.12 11:01

Evelina, Москвичка, Фройляйн, огромное спасибо за очень интересное начало в прекрасном переводе!!!!!

...

Малина Вареньевна: 17.04.12 11:18

Ура! Вот и начало!!!
И какое начало! Вот прям с первой главы и платочки для рыданий достала.

Девочки, спасибо! Перевод прекрасный!!!

...

Irysya: 17.04.12 14:04

Evelina, Москвичка, Фройляйн, спасибо за перевод 1 главы!
Обожаю Клейпас!Эта будет с элементами фантастики.
Родители несправедливы с дочерьми.То ли еще будет.

...

Лёка-а: 18.04.12 08:43

Спасибо, спасибо, спасибо!!!
Только первая глава, а уже столько эмоций вызывает!!! А это означает, что хороший автор и прекрасный перевод!

...

m-a-r-i: 18.04.12 22:53

Большое спасибо. Начало очень увлекательное.

...

мелонхолия: 19.04.12 10:23

Начало действительно бесподобно.Спасибо огромное.

...

-Inna-: 19.04.12 22:51

Evelina Москвичка Фройляйн спасибо!
Очень трогательное начало. Печальная история о детстве Люси.
Одинокая маленькая девочка. Я полна сочувствия.
Обиды и разочарования детства стимулируют развитие фантазии.
Чего уж там таиться, себя помню в таком возрасте. Страшно хотелось,
чтобы мой котенок никогда не вырастал, умел говорить и навсегда остался моим другом.
Удивительно ли, что чарующий мир стекла так очаровал малышку?!..

...

Margarisha: 20.04.12 10:25

Evelina, Москвичка, Фройляйн огромное спасибо за перевод.

...

reborn: 21.04.12 21:44

Спасибо за прекрасное начало! Ждем продолжения!

...

bash: 23.04.12 13:46

Восхитительная глава
Девочки спасибо за перевод

...

Фройляйн: 25.04.12 20:57

 » Глава 2

Перевод - Evelina
Редактура - Москвичка
Вычитка - Фройляйн


Глава 2

– Мне сложно доверять людям, – как-то раз, спустя недолгое время после знакомства, призналась Люси Кевину.
Заключив её в объятия, он прошептал:
– Но ко мне ведь это не относится, правда?
Прожив с Кевином Пирсоном два года, Люси до сих пор не могла поверить в свою удачу. Он был всем, о чём она только могла мечтать, мужчиной, понимавшим ценность маленьких жестов, таких как выращивание любимых цветов Люси на переднем дворике их съёмного дома, или звонок посреди дня, просто так, без повода. Он был общительным человеком, и частенько вытаскивал Люси из мастерской, чтобы сходить на вечеринку или поужинать с друзьями.
Непреходящая одержимость работой порядком подпортила её предыдущие отношения. И хотя она создавала множество произведений искусства: мозаику, светильники, и даже небольшие предметы мебели, больше всего ей нравилось делать витражи. Прежде Люси никогда не встречала мужчину, который увлекал её хотя бы вполовину так же сильно, как работа. В результате художник из неё вышел куда лучший, нежели подруга. Но Кевин разрушил сложившиеся устои. Он научил Люси чувственности, доверию, вместе они разделили мгновения, когда ей казалось, что в жизни у неё не было человека ближе. Правда, даже тогда между ними сохранялось маленькое, но непреодолимое расстояние, удерживавшее их от попыток вызнать друг у друга самые сокровенные тайны.
Свежий апрельский ветерок скользнул сквозь приоткрытое окно в переоборудованный гараж. Мастерская Люси была оснащена всевозможными орудиями её ремесла: монтажный стол со встроенной горелкой, паяльная установка, стеллажи для листового стекла и муфельная печь. Яркая мозаичная стеклянная вывеска снаружи изображала женский силуэт на старомодной деревянной качели на небесном фоне. Вытравленная ниже надпись «Долети до звезды» была выполнена позолоченным шрифтом с завитушками.
От расположенной неподалеку гавани Фрайдей-Харбор доносились отголоски бодрой перебранки чаек и рёва прибывающих паромов. Несмотря на то, что остров Сан-Хуан являлся частью штата Вашингтон, казалось, он принадлежал совершенно иному миру. Он находился под защитой дождевой тени[1] Олимпийских гор, и потому, даже если Сиэтл укутывало серой пеленой мороси, остров продолжал греться в лучах солнечного света. Остров, покрытый буйно разросшимися пихтовыми и сосновыми лесами, был заключён в оправу из пляжей, протянувшихся по всему побережью. По весне и осени над ровной морской гладью то и дело вздымались клубы водных брызг там, где стаи китов-косаток преследовали лососевые косяки.
Люси бережно раскладывала и перекладывала кусочки стекла, прежде чем наклеить их на столешницу, покрытую тонким слоем скрепляющего раствора. Мозаичный набор представлял собой мешанину из пляжного и муранского[2] стекла, миллефиори[3] и ломаной китайской мозаики, окружавшую завитки гранёного стекла. Она готовила Кевину подарок ко дню рождения – стол с витиеватым узором, так восхитивший его на одном из её набросков.
Поглощённая работой, Люси напрочь позабыла про ланч. Где-то в разгар дня в двери, постучавшись, вошёл Кевин.
– Привет, – широко улыбнулась ему Люси, накрывая мозаику куском ткани, чтобы Кевин не увидел работу раньше времени. – Что ты здесь делаешь? Не хочешь съесть где-нибудь по сэндвичу? Я жутко проголодалась.
Но Кевин не ответил. С застывшим лицом, он старательно избегал встречаться с ней взглядом.
– Нам нужно поговорить, – произнёс он.
– О чём?
Он издал вздох, выдавший его неуверенность.
– Это всё не для меня.
Видя по выражению его лица, что дела действительно плохи, Люси вся похолодела.
– Что... что не для тебя?
– Мы. Наши отношения.
От изумления её сознание захлестнула паника, напрочь лишив способности связно думать. Потребовалось несколько мгновений, прежде чем Люси удалось собраться с мыслями.
– Дело не в тебе, – оправдывался Кевин. – Я хочу сказать, ты замечательная. Надеюсь, ты мне веришь. Но в последнее время, этого было недостаточно. Нет... я неверно выразился. Скорее мне тебя слишком много. Словно во мне не хватает места, словно бы я переполнен. Ну как тебе объяснить?
Люси ошарашено уставилась на разрозненные кусочки стекла на рабочем столе. Если она сосредоточится на чём-то ином, на чём угодно, только не на Кевине, если она не станет слушать его, то может быть, он не станет продолжать.
– ... в этом вопросе нужно быть предельно, предельно честным, чтобы, в конечном счёте, не оказаться подлецом. Никто не должен быть подлецом. Это так изматывает, Люс, постоянно убеждать тебя, что я по уши в этих отношениях, совсем как ты. Если ты лишь на минутку поставишь себя на моё место, то поймешь, почему мне нужно немного отдохнуть от этого. От нас.
– Но ты ведь не отдохнуть хочешь. – Люси рассеянно нащупала резец по стеклу и обмакнула его кончик в масло. – Ты порываешь со мной. – Она не могла в это поверить. Даже услышав свой голос, произносящий эти слова, она всё равно не могла в них поверить. Используя в качестве направляющей треугольную линейку, она процарапывала на кусочке стекла бороздки, едва ли понимая, что делает.
– Видишь, как раз об этом я и говорю. Эти нотки в твоём голосе. Я знаю, о чём ты думаешь. Ты всегда боялась, что я тебя брошу, и теперь, когда я это делаю, ты решила, что с самого начала была права. Но тогда всё было иначе. – Кевин замолчал, наблюдая, как она зажимает размеченное стекло в щипцы. Нажатие опытной руки, и лист стекла раскололся ровно по намеченной линии. – Я не говорю, что это твоя вина. Я лишь пытаюсь сказать, что это и не моя вина тоже.
Люси с чрезмерной осторожностью опустила щипцы и стекло на стол. Её не покидало ощущение падения, хотя она сидела совершенно неподвижно. Неужели она была такой дурочкой, раз так поражена? Какие знаки она упустила? Почему оказалась настолько слепа?
– Ты говорил, что любишь меня, – выдавила она, и почувствовала досаду от того, как жалко прозвучали эти слова.
– Я вправду любил тебя. До сих пор люблю. Поэтому мне так нелегко. Мне больно не меньше твоего. Надеюсь, ты это понимаешь.
– У тебя кто-то есть?
– Даже если и так, это не имеет никакого отношения к моему решению взять паузу в наших отношениях.
Люси услышала собственный голос, с надрывом произнёсший:
– Ты говоришь «взять паузу» так, словно решил выйти выпить кофе с рогаликами. Но это не пауза. Это навсегда.
– Так и знал, что ты будешь вне себя. Знал, что ситуация получится тупиковая.
– А какой ещё она могла оказаться, кроме как тупиковой?
– Мне жаль. Мне правда жаль. Сколько раз ты хочешь, чтобы я это повторил? Я не мог бы сожалеть сильнее, чем жалею сейчас. Я сделал всё, что в моих силах, и мне жаль, что для тебя этого было недостаточно. Нет, я понимаю, что ты никогда не говорила, будто я недостаточно хорош, но я это знал. Потому как, чтобы я ни делал, мне так и не удавалось побороть твою неуверенность. И, в конце концов, мне пришлось признать тот факт, что наши отношения не для меня. Весёлого в этом мало, поверь мне. Если тебе станет легче, я чувствую себя настоящим дерьмом. – Встретившись с непонимающим взглядом Люси, Кевин резко выдохнул. – Послушай, есть нечто такое, что тебе лучше узнать от меня, нежели от кого-то другого. Когда я осознал, что в наших отношениях наступил кризис, мне необходимо было с кем-то об этом поговорить. Я обратился... к другу. И чем больше времени мы проводили вместе, тем ближе становились. Никто из нас к этому не стремился. Всё просто случилось само собой.
– Ты начал встречаться с другой? Даже раньше, чем мы расстались?
– Эмоционально я с тобой уже расстался. Просто не успел тебе об этом сказать. Знаю, мне стоило повести себя иначе. Но дело в том, что мне нужно двигаться в этом новом направлении. Так будет лучше для нас обоих. Обстоятельство, которое делает наш разрыв столь нелёгким для всех, включая меня, заключается в том, что девушка, с которой я сейчас встречаюсь... близка тебе.
– Близка мне? Ты имеешь в виду кого-то из моих подруг?
– Вообще-то... я говорю об Элис.
Всю её кожу стянуло, как всякий раз, когда, чудом не упав, продолжаешь чувствовать жгучий всплеск адреналина. Люси не могла вымолвить ни слова.
– Она предвидела такой поворот событий, не больше, чем я, – проговорил Кевин.
Моргнув, Люси сглотнула.
– Какого поворота событий? Ты... ты встречаешься с моей сестрой? Ты в неё влюблён?
– Я не предполагал, что так произойдёт.
– Ты с ней спал?
Ответом ей было пристыженное молчание.
– Убирайся, – выговорила она.
– Хорошо. Но ты ведь не станешь винить её за...
– Убирайся, убирайся! – Люси услышала достаточно. Она не вполне понимала, что собирается сделать дальше, но определенно не хотела, чтобы Кевин при этом присутствовал.
Он направился к выходу из мастерской.
– Обсудим это позже, после того, как у тебя будет возможность хорошенько всё обдумать, ладно? Потому что я хочу, чтобы мы остались друзьями. Вот только, Люс... Элис совсем скоро собирается переехать ко мне. Так что тебе нужно подыскать какое-нибудь жилье.
Люси не ответила. Застыв от потрясения, она не двигалась ещё несколько минут после его ухода.
С горечью она размышляла, что же так её удивило. Порядок оставался прежним. Элис всегда получала всё, чего бы ни пожелала, брала всё, что ей было нужно, никогда не задумываясь о последствиях. Каждый член семьи Маринн ставил Элис на первое место, включая и саму Элис. Её запросто можно было возненавидеть, если бы не находившая порой на Элис меланхолия вкупе с ранимостью, так похожие на отголоски тихой грусти их матери. Люси постоянно обнаруживала себя в роли заботливой сестры: платила за обед, когда они куда-то шли, давала деньги в долг, который никогда не выплачивался, и одалживала одежду и обувь, которые никогда не возвращались.
Элис была умна и умела чётко выражать свои мысли, но ей всегда было трудно доводить начатое до конца. Она часто меняла работу, оставляла невыполненными планы, разрывала отношения прежде, чем они успевали к чему-то привести. Первое впечатление о ней всегда было блестящим – сексуальная, харизматичная и весёлая – но она быстро избавлялась от людей, по всей видимости, неспособная выносить обычное повседневное общение, составлявшее основу любых взаимоотношений.
В течение полутора лет Элис работала младшим сценаристом в многосерийной мыльной опере, которую показывали днём. Дольше той она ни на одной работе не задержалась. Жила в Сиэтле, время от времени наведываясь в Нью-Йорк на встречу с главными сценаристами, чтобы обсудить развитие всего сюжета. Люси познакомила её с Кевином, и изредка они выбирались куда-нибудь вместе, но Элис никогда не выказывала какого бы то ни было интереса к нему. Люси наивно не подозревала, что заимствование принадлежавших ей вещей дойдёт до кражи её парня.
Как завязались отношения между Кевином и Элис? Кто сделал первый шаг? Неужели Люси столь надоедлива, что Кевин предпочел от неё сбежать? Если это не его вина, как тот заявил, тогда это её вина, верно? Должна же в этом быть хоть чья-то вина.
Она крепко зажмурила глаза, пытаясь не уступить горячему натиску слёз.
Как можно думать о том, что причиняет такую боль? Как быть с воспоминаниями, чувствами, стремлениями, ставшими вдруг беспризорными.
Пошатываясь, Люси побрела к своему старомодному трёхскоростному велосипеду, прислонённому около дверей. Это был винтажный бирюзовый «Швинн» с расписанной цветами корзиной на руле. Она дотянулась до шлема, висевшего на крючке возле двери, и выкатила велосипед наружу.
На прохладный весенний день опустился туман, верхушки дугласовских пихт пронзали лёгкую, словно мыльная пена, облачную дымку. Обнажённые руки Люси покрылись гусиной кожей, когда ветерок влажной прохладой пробрался ей под футболку. Она ехала, не разбирая дороги, пока не сгорели ноги и не заболело в груди. Она остановилась у поворота, узнав тропу, ведущую к бухте на западном побережье острова. Люси покатила велосипед по неровной дорожке и наконец достигла линии крутых утёсов из выветренного красного базальта с вкраплениями чистого известняка. Внизу на пляже вороны и чайки расхватывали то, что оставил после себя отлив.
Некогда коренные обитатели острова, племена прибрежных сэлишей сетями собирали урожай устриц, лосося и моллюсков. Они верили, что в изобилии водившаяся в проливе пища – дар некой женщины, давным-давно вышедшей замуж за море. Как-то раз, когда она купалась, море приняло облик красивого, влюблённого в неё мужчины. И стоило отцу девушки нехотя дать своё согласие на брак, как та со своим возлюбленным навсегда исчезла в морских глубинах. С тех пор море в благодарность посылало островитянам богатые урожаи.
Эта история всегда нравилась Люси, её завораживала сама идея столь всеобъемлющей любви, что хочется в ней раствориться. Бросив ради неё всё. Но то был романтический образ, существовавший лишь в живописи, музыке или же литературе. Не имеющий ничего общего с настоящей жизнью.
По меньшей мере, для неё.
Опустив подножку велосипеда, Люси сняла шлем и направилась вниз, к раскинувшемуся пляжу. Местность была каменистой и неровной, пятачки серого песка щетинились плáвником. Она медленно брела, пытаясь сообразить, что делать. Кевин хотел, чтобы она съехала с квартиры. За один день она лишилась дома, парня и сестры.
Облака сгущались, опускаясь всё ниже, заслоняя исчезающие лучики солнечного света. В отдалении грозовая туча поливала океан дождём, потоки которого шевелились, подобно газовому тюлю над окном. Над водой взметнулся ворон, кончики его чёрных крыльев топорщились, словно вылепленные из перьев пальцы, когда он, оседлав восходящий воздушный поток, понёсся в сторону острова. Шторм надвигался... ей бы уйти и подыскать убежище. Вот только Люси никак не могла придумать, куда ей направиться.
Сквозь солоноватый туман она разглядела зелёное мерцание среди камешков и наклонилась, чтобы поднять блестящий предмет. Бутылки, выброшенные с кораблей в открытом море, порой дробило, прибивало к берегу, и отшлифовывало волнами и песком в матовую гальку.
Зажав кусочек морского стекла в руке, она вглядывалась в воду, вновь нахлынувшую на побережье неспокойным покрывалом. Океан был тёмно-лиловым, цвета обиды, сожалений и глубочайшего одиночества. Худшее в том, что, будучи обманутой, как она, теряешь веру в себя. Единожды ошибившись, уже никогда ни в чём не будешь до конца уверен.
Кулак обожгло, словно опутало огнём. Почувствовав странную ёрзающую щекотку в ладони, она машинально разжала пальцы. Морское стекло исчезло. Вместо него на ладони сидела бабочка и расправляла радужные голубые крылышки. За мгновение до того, как ей затрепетать в полёте, полыхнуло голубым неземным светом, и бабочка упорхнула в поисках укрытия.
Губы Люси дрогнули в мрачной улыбке.
Ни единой душе она не признавалась в том, что может сотворить со стеклом. Временами, когда ей доводилось испытывать сильные эмоции, кусочки стекла, к которым она прикасалась, превращались в живых созданий или, по крайней мере, в на удивление убедительные иллюзии: всегда маленькие, всегда мимолётные. Люси тщетно силилась понять, как и почему это происходит, пока не прочла цитату Эйнштейна – о том, что можно жить так, как будто чудес не бывает, либо как будто всё в этом мире является чудом. И тогда она поняла: неважно, назовёт она свой дар феноменом молекулярной физики, или же волшебством, оба определения будут верными, да и в любом случае, слова здесь не имеют никакого значения.
Невесёлая улыбка Люси угасла совсем, стоило ей увидеть, что бабочка исчезла.
Бабочка символизировала принятие каждого нового этапа в жизни. Не терять веры, когда всё вокруг меняется.
«Не в этот раз», – подумала она, ненавидя свой дар, то одиночество, на которое он её обрекал.
Краем глаза она заметила бульдога, трусившего у самой кромки воды. Следом за ним шагал темноволосый незнакомец, чей встревоженный взгляд был прикован к Люси.
Один вид его мгновенно поселил в ней чувство неловкости. Мужчина обладал крепким телосложением человека, привыкшего зарабатывать на жизнь, трудясь на свежем воздухе. И что-то в нём неуловимо наводило на мысль, что ему знакома жизнь в не самых мягких её проявлениях. При других обстоятельствах Люси, возможно, восприняла бы всё иначе, но сейчас её совершенно не прельщала перспектива оказаться на пляже наедине с ним.
Она направилась к тропе, ведущей обратно к дороге. Мельком взглянув через плечо, она обнаружила, что незнакомец последовал за ней. По её нервам молнией пронесся сигнал «полный вперёд». Но стоило ускорить шаг, как носок кроссовки провалился в выветренный базальт. Потеряв равновесие, она пролетела вперёд и упала на землю, приняв удар на руки.
Ошеломлённая, Люси пыталась прийти в себя. К тому времени, как ей, наконец, удалось подняться на ноги, мужчина уже успел её догнать. Ловя ртом воздух, она обернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, но растрепавшиеся волосы отчасти закрывали ей обзор.
– Аккуратнее, ладно? – отрывисто бросил он.
Люси откинула волосы с глаз и принялась настороженно его разглядывать. Зелёно-голубые глаза ярко выделялись на загорелом лице. Он был потрясающим, сексуальным, и обладал изрядной долей грубоватой привлекательности. И хотя на вид ему было не больше тридцати, лицо его носило печать зрелости, свойственной человеку, привыкшему самому заботиться о себе.
– Вы меня преследовали, – выпалила Люси.
– Вовсе нет. Но так случилось, что эта тропа – единственная, ведущая обратно к дороге, а мне бы хотелось добраться до своего грузовика прежде, чем разразится гроза. Так что, если не возражаете, либо пошевеливайтесь, либо отойдите с дороги.
Люси посторонилась и изобразила сардонический жест, приглашавший его проследовать вперёд:
– Не позволяйте мне вас задерживать.
Взгляд незнакомца упал на её руки с пятнами крови, собравшейся на сгибах пальцев. Падая, она порезала верхнюю часть ладони о край камня. Он нахмурился:
– У меня есть аптечка скорой помощи в грузовике.
– Ерунда, – отмахнулась Люси, хотя порез нещадно пульсировал. Она вытерла капающую кровь о джинсы. – Я в порядке.
– Зажмите её другой рукой, – посоветовал мужчина. Оглядев её, он сжал губы. – Я провожу вас.
– Зачем?
– На случай, если вы снова упадёте.
– Я не собираюсь падать.
– Тропинка крутая. А судя по тому, что я только что видел, вы не особо твёрдо стоите на ногах.
Люси издала недоверчивый смешок.
– Вы самый... Я... Мы даже не знакомы.
– Сэм Нолан. Я живу у бухты Фолс-Бей. – Он замолчал, когда небеса разразились зловещим раскатом грома. – Пойдёмте.
– Вам бы не мешало поработать над своими навыками общения с людьми, – проворчала Люси. Но не стала возражать, когда он пошёл рядом с ней по неровной тропе.
– Не отставай, Рэнфилд, – крикнул Сэм бульдогу, который тащился следом, сопя и издавая апоплексические хрипы.
– Вы постоянно живёте на острове? – поинтересовалась Люси.
– Да. Родился и вырос здесь. А вы?
– Только последнюю пару лет. И может быть, скоро уеду, – мрачно добавила она.
– Новая работа?
– Нет. – Хотя не в привычках Люси было распространяться о своей лично жизни, некий безрассудный порыв побудил её пояснить: – Меня только что бросил парень.
Сэм покосился на неё.
– Сегодня?
– Около часа назад.
– Уверены, что всё кончено? Может, это просто ссора.
– Уверена, – откликнулась Люси. – Он меня обманывал.
– Значит, туда ему и дорога.
– Даже не станете его защищать? – цинично спросила Люси.
– Почему я должен защищать такого парня?
– Потому что он мужчина, а мужчины, очевидно, просто не могут не обманывать. Так уж вы устроены. Какой-то биологический императив.
– Чёрта с два. Настоящий мужчина не станет обманывать. Если хочешь уйти к другой, сперва нужно расстаться. И никаких исключений. – Не останавливаясь, они шли по тропе. Тяжёлые капли дождя забарабанили по земле со всё нарастающей силой. – Почти пришли, – проговорил Сэм. – Рука до сих пор кровоточит?
Люси осторожно ослабила давление пальцев и взглянула на сочащийся кровью порез.
– Уже меньше.
– Если вскоре не перестанет, пожалуй, потребуется пара швов. – От таких слов она запнулась, и ему пришлось схватить её за локоть, дабы не дать упасть. Заметив, что девушка побледнела, Сэм спросил:
– Вам никогда не накладывали швы?
– Нет, и я бы предпочла и сейчас без этого обойтись. У меня трипанофобия.
– И что же это? Боязнь иголок?
– Ха-ха. Вам ведь это кажется глупым?
Он покачал головой, губы его тронула слабая улыбка.
– У меня фобия похуже.
– Какая же?
– Строго секретная.
– Пауки? – предположила она. – Боязнь высоты? Боязнь клоунов?
Его улыбка стала шире, сверкнув краткой ослепительной вспышкой.
– Даже близко не то.
Они достигли поворота, и он убрал руку с её локтя и, подойдя к потрёпанному голубому пикапу, открыл дверцу и принялся рыться внутри. Бульдог неуклюже доплёлся до грузовичка и сел, следя за хозяином взглядом сквозь множество складок и морщин на морде.
Люси ждала неподалёку, исподтишка наблюдая за Сэмом. Сильное худощавое тело под поношенным выцветшим хлопком футболки, джинсы чуть свободно сидят на бёдрах. Обычный образ для мужчин этого края, в своём роде несгибаемых, твёрдых как скала. Северо-западное побережье Тихого океана прежде населяли исследователи, пионеры и солдаты, никогда не знавшие, когда придёт корабль с продовольствием. Они выживали на том, что могли добыть в океане и в горах. Только своеобразный сплав твёрдости и юмора помог тем мужчинам пережить голод, холод, болезни, нападения врагов и периоды почти смертной скуки. И до сих пор в их потомках видны черты тех людей, что жили в первую очередь по законам природы, а уж потом – по законам общества.
– Вы должны рассказать, – не отставала Люси. – Нельзя просто заявить, что ваша фобия хуже моей, а потом оставить меня ломать голову.
Он извлёк белую пластиковую коробочку с красным крестом. Достав из аптечки обеззараживающую салфетку, он зубам надорвал пакетик.
– Дайте руку, – велел он. Она замешкалась, но, в конце концов, подчинилась. Он осторожно сжимал руку Люси, посылая электрические разряды по её нервам, заставляя остро сознавать жар и силу находящегося так близко от неё мужского тела. У Люси перехватило дыхание, стоило ей заглянуть в эти ярко-голубые глаза. В некоторых мужчинах это просто есть, нечто необыкновенное, что запросто сбивает с ног, только дай ему волю.
– Будет жечь, – предупредил он и принялся осторожными движениями вытирать порез.
Дыхание с присвистом вырвалось через её стиснутые зубы, когда она почувствовала жжение от антисептика.
Люси тихонько ждала, гадая, зачем какому-то незнакомцу так беспокоиться о ней. Когда его голова склонилась над её ладонью, она заворожённо уставилась на густые каштановые пряди волос такого насыщенного каштанового оттенка, что они казались почти чёрными.
– Учитывая сложившиеся обстоятельства, вы неплохо держитесь, – донёсся до Люси ворчливый голос.
– Мы говорим о моей руке или о расставании?
– О расставании. Большинство женщин сейчас бы рыдали навзрыд.
– Просто я ещё не отошла от шока. Вот следующим этапом как раз будут рыдания и рассылка гневных сообщений всем знакомым. Затем мне захочется вновь и вновь обсуждать эти отношения, до тех пор, пока все мои друзья не начнут меня избегать. – Люси понимала, что трещит, как сорока, но ничего не могла с собой поделать. – И в заключение, я сделаю короткую стрижку, которая выставит меня далеко не в выгодном свете, и накуплю множество дорогущих туфель, которые в жизни не стану носить.
– У парней всё гораздо проще, – проговорил Сэм. – Мы просто напиваемся пива, ходим несколько дней небритыми и покупаем какую-нибудь приспособу.
– Имеете в виду... что-то, вроде тостера?
– Нет, что-нибудь неимоверно шумное. Наподобие пневмомашины для сдувания опавших листьев или бензопилы. Это так умиротворяет.
Его заявление вызвало у неё мимолетную, неохотную улыбку.
Ей нужно прийти домой и обдумать тот факт, что жизнь её теперь разительно отличается от того, чем она была, когда Люси проснулась сегодня утром. Как ей вернуться в дом, который они с Кевином так старательно создавали вместе? Она не сможет сидеть за кухонным столом на шатком стуле, который они пытались починить бессчетное количество раз, и слушать тиканье винтажных часов в форме чёрной кошки с хвостом-маятником, что Кевин подарил ей на двадцатипятилетие. Их кухонная утварь была беспорядочным собранием несочетавшихся друг с другом вилок, ложек и ножей, купленных в антикварных лавках. Кухонные принадлежности с чудесными именами. Как восторгались они каждому найденному сокровищу – вилке «Король Эдуард», ложке «Весенний вальс». Нынче же каждый предмет в этом доме превратился в очередное напоминание о неудавшихся отношениях. Как ей теперь взглянуть на это убийственное скопление вещей?
Сэм наложил ей на руку липкий пластырь.
– Думаю, о швах вам беспокоиться не придётся, – произнёс он. – Кровь почти остановилась. – Он удерживал её руку лишь на долю секунды дольше необходимого, прежде чем отпустить. – Как вас зовут?
Люси покачала головой, тень улыбки ещё не исчезла с её лица.
– Сперва скажите, какая у вас фобия.
Он внимательно посмотрел на неё. Дождь к этому времени усилился, дождевые капельки сверкали на её коже, густые локоны, отяжелев, потемнели и разделились.
– Арахисовое масло, – признался он.
– Почему? – удивлённо спросила она. – У вас аллергия?
Сэм покачал головой.
– Всё дело в том, как оно прилипает к нёбу.
Она бросила на него скептический взгляд.
– Это настоящая фобия?
– Абсолютно. – Он склонил голову, изучая её своими потрясающими глазами. Люси поняла, что он ждёт, когда она назовет своё имя.
– Люси, – сказала она.
– Люси. – В его голосе зазвучали новые, мягкие нотки, когда он спросил: – Вы не хотите отправиться куда-нибудь и поговорить? Может, выпьем кофе?
Люси поразилось тому, насколько неодолимым оказался соблазн согласиться. Но она понимала, что стоит ей пойти с этим большим, привлекательным незнакомцем, всё закончится слезами и жалобами на свою жалкую личную жизнь. В благодарность за его доброту, она лучше убережёт его от такой участи.
– Спасибо, но мне действительно нужно идти, – с чувством отчаяния и полной безнадёжности ответила она.
– Могу я хотя бы подвезти вас до дома? Можно положить ваш велосипед в багажник пикапа.
Горло словно свело судорогой. Она покачала головой и, развернувшись, пошла прочь.
– Я живу в конце Рейншедоу-роуд, – крикнул ей вдогонку Сэм. – В винограднике на Фолс-Бей. Заходите как-нибудь в гости, я открою бутылку вина. И мы поговорим, о чём вы только захотите. – Он помолчал. – В любое время.
Люси бросила через плечо унылую улыбку:
– Спасибо, но я не могу взваливать это на вас.
Она подошла к велосипеду, подняла подножку и перекинула одну ногу.
– Почему же нет?
– Парень, который только что порвал со мной... вначале он был совсем как вы. Добрый и очаровательный. Все они вначале похожи на вас. Но заканчивается всё всегда одинаково. А я больше не желаю через это проходить.
Люси покатилась сквозь дождь, брызговики прочерчивали бороздки в размягченной земле. И пусть она знала, что он смотрит вслед, всё равно не позволила себе обернуться.

___________________

[1] ДОЖДЕВАЯ ТЕНЬ – засушливая область на подветренной стороне горного хребта. Конденсация и выпадение осадков происходит обычно на наветренном склоне.

[2] В Италии есть остров Мура́но (итал. Murano), один из крупных островов Венецианской лагуны, давший имя драгоценному стеклу, известному также и как венецианское.
Когда-то бенедиктинские монахи решили делать особые стеклянные сосуды для своего знаменитого ликёра. Их способ, объединившись с традициями венецианских стеклодувов, стал основой производства муранского стекла. Вскоре ремесло стало настолько прибыльным и популярным, а стеклодувов в Венеции стало так много, что в 1291 году городской совет решил вынести мастерские по производству украшений на остров Мурано, чтобы уберечь секреты мастеров от конкурентов и избавиться от пожаров, которые могли быть вызваны раскаленными горнами мастеров. Стеклодувы получили неслыханные привилегии, их дочерям даже не возбранялось сочетаться браком с венецианцами голубых кровей. Но вот выезд с острова был строжайше запрещён. Впрочем, некоторые тайны всё равно были раскрыты – так, Людовик XVI сумел заполучить рецептуру изготовления зеркал.
Любое изделие из венецианского стекла уникально, потому что абсолютно уникально и само стекло. Это высокое искусство, плоды которого несут в себе тепло человеческого дыхания и прикосновение рук. Всё здесь изготавливается вручную: мастер набирает жидкое стекло на грушевидный конец специальной трубки и начинает дуть в неё, придавая изделию нужную форму. Существует огромное разнообразие способов декорирования стекла: стеклянная вить или филигрань, техника пулегозо, кракелаж и многие другие. Таким образом, мастера получают очень гладкое и чистое стекло, при желании цветное или прозрачное, с будто «кипящими» пузырьками внутри или мелкими трещинками снаружи.

[3] Миллефиори (букв. с ит. "mille fiori" - «тысяча цветов») – вид мозаичного (непрозрачного) стекла, характеризуемого особенными декоративными рисунками. Известное ещё древним римлянам, а потом забытое, это стекло было возрождено в XIX веке всё теми же муранскими мастерами.

...

Riika: 25.04.12 21:35

Спасибо огромное за продолжение!!!!!

...

janemax: 25.04.12 22:12

Evelina, Москвичка, Фройляйн, благодарю за интересную главу! Отличный перевод!!!

...