rodema:
Evelina писал(а):
Перевод: Evelina
Редактирование: kerryvaya
Редактирование: kerryvaya
Девочки, спасибо огромное за новую главу!!
Дейзи не сдается, но и Себастьян тоже... Кто кого, в итоге, "победит" в работе, мне кажется, понятно, но не представляю, как Себ начнет что-то делать...
marus:
Девочки, спасибо за перевод. Ну и упрямая же Дейзи. Вот так сила воли. Эвермор еще сам не знает, что уже проиграл,
Suoni:
Не удалось Себастьяну умиротвориться в дали от Лондона, в сельской местности.
Сбежал от Дейзи, а она тут как тут. 
Evelina, kerryvaya, спасибо за главу!
Tamata:
Очень захватывающее чтиво! Девчата, спасибо большое за перевод
, я с нетерпением жду продолжения.
Evelina:
» Глава 8
Перевод: EvelinaРедактирование: kerryvaya
Глава 8
Треклятый мой роман вгоняет меня в холодный пот.
Гюстав Флобер
− Должно быть, вам просто необходим чай. – Леди Матильда потянулась за чайником, изысканной фарфоровой вещицей, расписанной розовыми бутонами еще в прошлую эпоху. – Спорить с Эвермором – довольно пугающее занятие, − проговорила она, наливая светлый китайский чай в хрупкую чашечку того же сервиза. – Особенно когда он не намерен уступать. После такого любому нужно подкрепиться. Сахар? – уточнила она, берясь за щипцы.
Дейзи кивнула:
− Да, будьте добры. Два кусочка. И лимон.
Добавив в чашку требуемые ингредиенты, леди Матильда помешала чай крохотной серебряной ложечкой.
− Надеюсь, мой племянник был не слишком груб?
− Не груб, вовсе нет. Хотя особой радости при виде меня тоже явно не испытал. Кстати говоря, спасибо вам, − добавила она, беря чашку, − за то, что послали экипаж встретить меня с поезда. Я так понимаю, лорд Марлоу уже объяснил вам ситуацию?
Пожилая дама кивнула.
− Марлоу сейчас в Торки и несколько дней назад навестил меня вместе с женой. Я поняла, что вы подруга виконтессы?
− Да, мэм. Мы с леди Марлоу знакомы уже много лет.
− Чудесная женщина, и превосходный писатель. Знаете, ведь только что вышел ее второй роман. Верно, что вы тоже начинающий писатель, мисс Меррик?
− Да, мэм. – И помолчав, Дейзи добавила: − В доме не найдется комнатки, где я смогла бы работать? Впрочем, подошла бы и моя спальня, но…
− Ваша спальня? О нет, дорогая, это исключено. Ведь там даже нет письменного стола, только туалетный столик. Могу предложить воспользоваться библиотекой. – Леди Матильда махнула рукой в сторону соседнего помещения, прямо за спиной у Дейзи. – Здесь недалеко, в ней вы найдете несколько отличных больших столов. Да к тому же, там много света.
Дейзи обернулась через плечо, но высокие двери орехового дерева позади нее были закрыты, скрывая от взгляда расположенную за ними комнату. Она вновь обратилась к хозяйке:
− А разве ваш племянник сам не пользуется этой комнатой?
− Для творчества, вы имеете в виду? О, нет. У Себастьяна имеется собственный кабинет, хотя не сказать, чтобы он много писал в Эверморе. Его отца, моего покойного племянника, всегда огорчали литературные амбиции сына. Ладно бы еще сочинительство служило ему хобби, но отец полагал, что во главу угла Себастьяну должно ставить свое положение как будущего графа Эвермора. Себастьяна же, напротив, не устраивало писать просто для развлечения. Он хотел, чтобы его книги печатались, и по этому поводу бессчетное множество раз ссорился с отцом.
Дейзи понимающе кивнула.
− Моя сестра точно такая же. Ее заботит только проза жизни.
− Ах да, Марлоу упоминал о вашей сестре. Ее, должно быть, беспокоит, что вы путешествуете через всю страну одна, да еще и останавливаетесь у посторонних.
Заботы Люси главным образом сосредоточились на том обстоятельстве, что сестра будет жить в одном доме с мужчиной со скандальной репутацией. Но Дейзи сочла лучшим об этом не упоминать.
− Как только леди Марлоу заверила сестру, что, оставаясь здесь, я могу рассчитывать на вас в качестве компаньонки, тревоги ее тут же улеглись, − вместо этого пояснила Дейзи, гордясь своей тактичностью.
− Я счастлива оказать вам эту услугу, дорогая. Могу лишь надеяться, что Марлоу прав, и вы сумеете помочь моему племяннику в работе. Хотя, должна признаться, не завидую вам в вашем деле. Себастьян славный мальчик, но притом темпераментный и зачастую весьма несговорчивый в том, что касается его трудов. Он художник. И очень напоминает мне его деда, моего брата. Генри был поэтом и обладал точно такими же качествами.
Дейзи не была уверена, что Эвермор такой уж славный мальчик, каким его описала леди Матильда, но определения «темпераментный» и «несговорчивый» казались вполне справедливыми.
− Себастьян, − продолжала леди Матильда, − всегда поступает лишь по своему усмотрению, так что ему чрезвычайно сложно принять чью-то помощь, пусть даже он и нуждается в ней. Он всегда был таким. Гордым, как дьявол. Особенно в отношении его книг. – Она рассмеялась. – Помню, как он впервые показал мне написанную им историю… кажется, ему тогда было одиннадцать… о, вот было шуму, стоило мне предложить, чтобы вместо колдуна главным героем стал обычный мальчик. Да что там, он не меньше недели перечислял мне все причины, по которым это не годится. И представьте только мое удивление, когда выяснилось, что он очень близко к сердцу принял мой совет и переписал рассказ с учетом моих предложений.
− Вы можете мне что-нибудь посоветовать, мэм?
На мгновение она призадумалась.
− Марлоу считает, что последние его книги не дотягивают до уровня прежних работ. Говорит, в них не хватает души. Полагаю, вы тоже согласны с сим утверждением?
− Да, именно.
− Вот и мне так кажется. – Помолчав секунду, леди Матильда продолжила: − Марлоу считает, что вы привнесете в творчество Себастьяна некое вдохновение, недоступное нам с виконтом. И раз уж вы знакомы с Себастьяном совсем недавно, то сможете быть объективнее, нежели кто-то из нас.
− Надеюсь на это, леди Матильда.
− Я очень привязана к племяннику, мисс Меррик, и уже давно беспокоюсь о нем. Он изменился, пожив за границей. Не знаю почему. Он принялся писать с головокружительной быстротой и в результате создал немало произведений, но вот качество их пострадало. Он все реже стал писать домой, а потом и вовсе забросил письма. Я знаю, произошло нечто ужасное, но не понимаю, что именно. Конечно, все эти годы из Италии до меня доходили некоторые слухи, но… − Она умолкла. – Неважно. Вы просите совета? Мой совет: всегда говорите ему то, что действительно думаете. Не пытайтесь быть доброй и подсластить пилюлю. Он тут же видит насквозь подобный вздор.
− У меня имеются недостатки, мэм, − печально ответила Дейзи, − но лесть не в их числе.
Пожилая дама окинула ее проницательным взором.
− Несомненно, поэтому Марлоу и выбрал для этой работы вас. Если мой племянник уважает ваши суждения, он прислушается к ним, даже если станет спорить до хрипоты. Так что, если считаете, что правы, стойте на своем до конца. Не позволяйте запугать себя или спровадить вон.
− Он уже попытался это сделать. Но безуспешно.
− Хорошо. А вы, я вижу, крепкий орешек. Что ж, в таком случае следует подготовиться к неприятностям, дорогая. Чувствую, грядет буря.
Дейзи вспомнила взгляд Эвермора – как от негодования глаза его темнели до стального цвета грозовых облаков − и не смогла с ней не согласиться.
Любопытство – опасная вещь. Оно сгубило кошку. Вероятно, это оно побуждает мотыльков лететь к огню, и из-за него падают в колодцы дети. Движимый им, любой здравомыслящий писатель идет на безумные поступки: к примеру, читает отзывы на свои пьесы и письма с поправками к книгам.
Себастьян уставился на перетянутую бечевкой рукопись на траве неподалеку, зная, что пожалеет, если поддастся любопытству. И тем не менее, страстно желая узнать, что же там написала мисс Меррик.
Граф нагнулся вперед, отчего гамак, в котором он лежал, опасно накренился, но с такого расстояния все равно не смог прочитать письмо. Он вытянул шею и скосил глаза, но и так не смог разобрать напечатанные слова. Не выдержав, он вновь сел.
Как бы там ни было, какое дело ему до ее мнения? Несостоявшаяся писательница, разъяренный критик… может, и редактор из нее никакой. Его ни капли не интересует, что она имеет ему сказать.
Себастьян вновь склонился, опершись локтями о колени. Она заявила, что у истории впечатляющий замысел, но едва ли ее слова пролили хоть какой-то свет. Черт, да он написал роман двадцать лет назад. Он уже даже не помнил, какой там был замысел. И все же ему безудержно хотелось выяснить, что она решила изменить.
Эвермор уставился на рукопись, покусывая ноготь большого пальца, любопытство в нем боролось со здравым смыслом.
Как ни крути, лучше было бы выбросить письмо в пруд, велеть ей убираться ко всем чертям и телеграфировать Гарри в Торки, что он не станет менять ни слова.
Но что делать, если Гарри заупрямится и продолжит поддерживать мисс Меррик в ее бессмысленных попытках? Себастьян подумал обо всех письмах с замечаниями, отправленных Гарри в Италию, обо всех редакторских правках, что он тогда отказался внести и обо всех опасениях, выказанных Гарри касательно ухудшающегося качества его работ. Он вспомнил тот день в «Марлоу Паблишинг», когда Гарри осыпал его упреками, и понял, что терпение издателя подошло к концу.
Себастьян уставился на рукопись, его начинало мутить. Он не мог позволить себе юридическую битву с «Марлоу Паблишинг», но и выполнить то, что от него требовали, тоже не мог.. Не в его силах вернуться назад. Невозможно создавать книги исключительно силой воли. Это слишком тяжело, слишком болезненно и изматывающее.
Но какой у него выбор? В Италии, в наркотическом тумане его тамошнего существования, так просто было забыть об обязательствах. В отдаленной части швейцарских Альп несложно было отрицать ответственность. Но здесь, в доме предков, рядом с любимой тетушкой все это было непросто и нелегко. Он загнан в угол, не в состоянии дальше убегать от суровых реалий своего положения, жалеет, что вообще вернулся домой.
Что вы собираетесь теперь делать?
Треклятый вопрос Дейзи Меррик вновь эхом раздался в голове, и Себастьян поднял глаза, вперив невидящий взгляд сквозь воды пруда, мельницу и лес позади.
Его пьесу закрыли. Если и Марлоу решит не платить за книгу, он еще больше погрязнет в долгах. Опустится до того, что начнет занимать у друзей. У Филиппа, к примеру, или Сент-Сайреса. Его гордость взбунтовалась при мысли о жизни за их счет, подобно какому-то жалкому дальнему родственнику. Должен же быть иной выход.
Себастьян вновь обратил внимание на пачку бумаги. И предположил, что с него не убудет, если он по крайней мере прочитает письмо. Возможно, изменения, что она хочет внести, не стоят потраченной на их описание бумаги. Возможно, невзирая на все заверения в краткости, ее письмо вовсе не было сжатым, а напротив, расписывало на десяти страницах несколько мелких, легко поправимых недостатков.
Приблизившись к рукописи, Эвермор опустился на траву и вытянул письмо – все двенадцать страниц − из-под бечевы. Вероятно, он об этом пожалеет, подумал Себастьян, и принялся читать.
Через пять минут он отшвырнул письмо, его опасения о состоятельности мисс Меррик как редактора полностью подтвердились. Она спятила, если полагает, что он внесет столь значительные изменения. С тем же успехом она могла потребовать с него совершенно новую книгу.
В памяти всплыло ее лицо с прелестными золотистыми веснушками и бирюзовыми глазами. Он как-то должен убедить ее бросить эту глупую затею с исправлениями, опубликовать книгу в теперешнем виде и выплатить ему деньги. Но как?
Себастьян решил, что можно прибегнуть к подкупу, предложить ей долю своего гонорара, если она оставит рукопись как есть. Но тут же отмел эту мысль. Если бы ее прельщали деньги, она б одобрила книгу и уже получила свое жалование.
Можно стать таким несговорчивым и сварливым, насколько возможно, но граф подозревал, что и это не сработает. Мисс Меррик не пугливый маленький кролик. Она достаточно упряма, чтобы выстоять, несмотря на самые воинственные попытки выпроводить ее.
Где-то в отдалении зазвонили церковные колокола, вырвав Себастьяна из размышлений. Что толку гадать об этом сейчас. Чтобы решить, как лучше всего настроить мысли мисс Меррик на нужный лад, придется сперва поближе с ней познакомиться, и сегодня представляется отличная для этого возможность. Себастьян поднял рукопись и направился обратно к дому, дабы переодеться к ужину.
Если бы Дейзи сочиняла роман, где действие разворачивается в загородном графском поместье, то этот дом вряд ли был бы похож на Эвермор-Хаус. Она бы нарисовала в воображении нечто роскошное, с позолоченными потолками, ворсистыми обоями и мебелью, сплошь увешанной бахромой из бархатных шариков. Но Эвермор был совершенно иным.
Он представлял собой добротное трехэтажное строение из скучного красного кирпича и серого камня, обставленное скорее удобно, нежели изысканно. Мраморные каминные полки отделаны незамысловатой резьбой, стены украшены простыми обоями, белой лепниной и пейзажами в позолоченных рамах – и нигде ни намека на бахрому из бархатных шариков. Это был очаровательный дом, элегантный, но непретенциозный, и совершенно не вязавшийся с представлениями Дейзи об аристократии.
Еще до ее тринадцатилетия нортумберлендский сквайр потерял свои земли из-за глубокой любви к картам, полного неумения играть и еще более глубокого пристрастия к выпивке, так что Дейзи выросла далекой от сельской жизни.
Недостаток роскоши в доме тем не менее с лихвой возмещался нарядностью сада. Из любого окна, включая ее собственное, можно было насладиться июнем во всей его красе. Из ее спальни открывался вид на цветочный островок в окружении широких газонов. В вечерних сумерках пурпурные розы, голубые побеги дельфиниума, бледно-зеленые веточки манжетки и белые соцветия маргариток казались особенно яркими.
Ее взор миновал лужайку. В отдалении виднелась мельница с каменными стенами и соломенной крышей. Дейзи могла разглядеть пруд с ивовыми деревьями и даже гамак, но мужчины, которого она оставила рядом с ним, уже не было, и, должно быть, в десятый раз после возвращения в дом, девушка понадеялась, что поступила правильно.
После разговора с Люси около недели тому назад, Дейзи долго и напряженно размышляла, каким должен быть ее следующий шаг. В конце концов, пришлось признать, что она несет обязательства: во-первых, перед Марлоу как перед нанимателем, во-вторых, перед собой и своим личным чувством достоинства, а в-третьих, как она уже начинала понимать, перед своим подопечным. Обязательство это, Дейзи полагала, во многом походило на врачебный долг, поскольку требовало от нее в первую очередь не навредить. Она понимала, что уже переступила эту черту своей разгромной рецензией. И хотя не жалела о высказанном мнении, однако сознавала, что должна была предугадать действие, которое окажут ее слова на Эвермора. Дейзи отвела взгляд от мельницы и понадеялась, что сегодняшний шантаж не принесет больше вреда, нежели пользы.
Поздно сомневаться, решила Дейзи. Если граф выведет ее на чистую воду и откажется исправлять книгу, это будет его выбор, и только Марлоу станет решать, принять книгу или же отказаться издавать ее в таком виде. Дейзи получит вознаграждение при любом раскладе. Марлоу сам ее в этом заверил. В письме она изложила свое мнение как можно тактичнее. Если Эвермор откажется вносить изменения, она будет свободна от обязательств и отправится домой, зная, что сделала все возможное.
Почему бы вам всем не оставить меня в покое?
Дейзи вспомнила его отчаянный, сердитый голос, и осознание того, что она сделала все возможное, перестало казаться таким уж утешением.
В дверь тихонько поскреблись, и, отвернувшись от окна, Дейзи увидела строгого вида служанку в сером ситцевом платье, накрахмаленном переднике и чепце, вошедшую в комнату с кувшином горячей воды и стопкой белоснежных полотенец.
− Меня зовут Элисон, мисс, я горничная, − объявила служанка, положив полотенца и наливая горячую воду в таз на малахитовой столешнице умывального столика. – Миледи велела прислуживать вам, поскольку вы не привези из Лондона собственную горничную.
− О, но… − Дейзи вовремя прикусила язык, чуть не признавшись, что у нее никогда в жизни не было горничной. Она напомнила себе, что вовсе не обязательно признаваться в таких вещах едва знакомой женщине. – Благодарю, мисс Элисон, − вместо этого произнесла она. – Я ценю вашу помощь.
Если горничная и посчитала эту сцену странной, то была слишком вышколена, чтобы выказать удивление.
− Я распаковала ваши вещи, мисс. Голубое шелковое платье я отправила в прачечную для глажки, а юбки повесила в гардеробе. Надеюсь, вы не против?
− Нет, разумеется, − повернув голову, Дейзи потрясенно оглядывала упомянутый гардероб. Этот предмет мебели сохранился с прошлого века, когда дамы носили кринолины, а на платье требовалось шесть ярдов ткани. Ее три юбки из тонкой летней шерсти и полдюжины блуз выглядели удручающе несоразмерными с зияющей пропастью шкафа.
− Остальные вещи в туалетном столике, − продолжила Элисон, вновь обратив на себя внимание Дейзи. – А вашу маленькую кожаную папку я положила прямо возле него. Когда ваш вечерний наряд будет готов, я немедленно его вам принесу. А покамест, если вам что-то понадобится, мисс, просто позвоните. Сонетка здесь, у кровати.
Посмотрев на украшенный кисточкой шнур из золотистого шелка, висевший возле простой кровати с пологом на четырех столбиках, Дейзи кивнула.
− Вижу. Во сколько здесь подают ужин?
− В восемь, мисс. Первый гонг прозвучит за полчаса, чтобы гости могли начать собираться в гостиной.
Совсем как на Литтл-Рассел-стрит. Дейзи улыбнулась этой мысли, ибо во всех прочих отношениях ничто здесь не напоминало ей прозаичную благородную нищету меблированных комнат в Холборне.– А завтрак?
− В восемь утра в столовой на буфет выставляют подогретые блюда, и гости могут угощаться. Если, конечно, вы не желаете, чтобы вам подали завтрак в комнату. Леди часто предпочитают завтракать у себя.
− Нет, Элисон, благодарю. Я спущусь к завтраку.
− Хорошо, мисс. – Горничная присела в реверансе и удалилась, закрыв за собой дверь.
Дейзи воспользовалась горячей водой, чтобы смыть дорожную пыль, надела свежее нижнее белье и чулки и уселась за туалетный столик, где горничная уже разложила ее черепаховую щетку, гребень и зеркало. Она распустила волосы, расчесала их, затем свернула и заколола в тугой непокорный шиньон на затылке, но отражение в зеркале не принесло ей удовлетворения. Плохо, что нельзя надевать на ужин шляпку, подумала она, состроив рожицу. Для обладателей морковного цвета волос просто обязаны были сделать исключение.
Я имею в виду, что вы очаровательная красотка с восхитительными волосами, изящной попкой и неистощимым запасом дерзостей.
Дейзи вспомнила язвительные слова Себастьяна Гранта и хотя понимала, что этот мужчина не имеет никакого права разглядывать ее попку, по всей видимости, не могла вызвать в себе должного негодования. Дотронувшись до волос, она намотала на палец выбившийся завиток. Он назвал ее волосы восхитительными.
С болезненной ясностью она вспомнила, как безжалостно дразнили ее соседские девчонки, как часто дети обзывали ее «каланчой», «конопатой» и «морковной головой».
Она понимала, что Себастьян Грант заносчивый, упрямый человек, в котором больше гордости, нежели ума, и ей не стоит придавать хоть какое-то значение его мнениям. Да и не то чтобы его реплика задумывалась как комплимент. И все же никто прежде не называл волосы Дейзи восхитительными.
Она вспомнила, что он чуть не поцеловал ее в тот день. А что, если б он это сделал? Если б подхватил ее на руки и прикоснулся к ней губами. Представляя эту картину, Дейзи ощутила легкий сладостный трепет. За всю жизнь, прожитую под бдительным оком сестры, Дейзи всего лишь раз поцеловали – ей было четырнадцать, когда она испытала жуткое разочарование от быстрого влажного прикосновения губ сына деревенского рыбника. Она прижала палец к губам, подозревая, что поцелуй Себастьяна Гранта оказался бы чем-то совершенно иным. Не зря же он пользуется опасной славой среди женщин. Вернулась служанка, вырвав виновато вздрогнувшую Дейзи из грез. Она резко опустила руку, стоило Элисон торопливо войти со свежевыглаженным вечерним нарядом из голубого шелка. Горничная затянула ей корсет, помогла надеть облегающее платье, застегнуть пуговки на спине и справиться с огромными, до локтя, буфами на рукавах. Дейзи скользнула в черные лайковые туфельки и уже натягивала белые шелковые перчатки, когда прозвучал гонг.
− Как раз вовремя, Элисон, − похвалила она горничную. – Благодарю вас.
Невозмутимая горничная не улыбнулась, но Дейзи показалось, что та тем не менее довольна комплиментом.
− Вы только не опоздайте к ужину, мисс, − произнесла она, напоследок подтянув перчатку и удовлетворенно кивнув. – Суп остынет.
Дейзи направилась к двери, но остановилась. До ужина еще четверть часа. Она успеет отнести письменные принадлежности в библиотеку и приготовить все к завтрашнему дню.
Она прихватила кожаную папку и спустилась на первый этаж в элегантную, отделанную в багряных и зеленых тонах гостиную, где они с леди Матильдой пили днем чай, и обнаружила, что, по всей видимости, явилась к ужину первой, поскольку комната оказалась пуста. Двойные двери в библиотеку были открыты, и сквозь дверной проем виднелись стены, уставленные полками с книгами. Как чудесно писать в окружении работ других авторов. Что может быть более вдохновляющим?
Дейзи вошла в библиотеку, и взгляд сразу же упал на прекрасный, украшенный затейливой резьбой секретер в центре солнечно-желтой комнаты. Это, как она тут же поняла, ее стол. Дейзи положила папку на покоившееся на полированной поверхности пресс-папье, открыла ее и извлекла оттуда рукопись и пачку чистой бумаги. Она заметила, что на столе стоял письменный набор с наполненной чернильницей и двумя отточенными страусиными перьями. С минуту она зачарованно разглядывала их и даже вытащила одно из серебряной подставки, чтобы получше рассмотреть, но в конце концов решила, что предпочитает пользоваться собственными. Дейзи вынула деревянную коробочку с обычными гусиными перьями и вставочками и поместила ее на пресс-папье. Закрыв портфель, она поставила его на пол и со счастливым вздохом пробежалась пальцами по гладкой поверхности стола. Ей не терпелось приступить к работе.
Негромкое покашливание за спиной подсказало Дейзи, что она в комнате не одна. Обернувшись, она обнаружила, что позади возник лорд Эвермор. Одетый к ужину в черный вечерний костюм с белой льняной рубашкой, он стоял возле одной из ниш с книжными полками с открытой книгой в руке. Свет газового рожка мерцал в его черных волосах и отразился от серебряной запонки, когда граф, зажав пальцем нужную страницу, закрыл книгу и поклонился.
− Добрый вечер, мисс Меррик, − с улыбкой произнес он.
Улыбка эта несколько озадачила Дейзи. Она направилась к графу, разглядывая по мере приближения его лицо, но не заметила в его выражении ничего, кроме приятной, приличествующей джентльмену учтивости и задалась вопросом, читал ли он вообще ее письмо. И уже хотела выяснить сей вопрос, но все же, хоть и с трудом, сумела обуздать любопытство.
− Что вы читаете? – спросила вместо этого она, остановившись прямо перед ним.
Эвермор приподнял томик, и она смогла прочитать напечатанное на простом переплете название.
− «Шропширский парень», − прочитала она, − Альфред Эдвард Хаусман. – Дейзи подняла глаза. – Никогда не слышала об этой книге. Это роман?
Себастьян покачал головой:
− Нет. Стихи.
Она покосилась на него.
− Вы читаете стихи?
− Не стоит так удивляться, мисс Меррик. Все английские мальчики изучают поэзию в школе.
− Но далеко не всем она нравится, − парировала Дейзи. – К тому же, − добавила она, изучающее глядя на него, − если бы при нашей первой встрече меня спросили, относитесь ли вы к мужчинам, читающим стихи, я бы ответила нет. Честно говоря, мне показалось, вы вообще не похожи на писателя.
− Какое же занятие, по-вашему, мне подошло бы?
Дейзи рассмеялась.
− Я подумала, что вам пристало сплавляться по Гангу, исследовать Америку или искать подобные приключения.
− Как-то я провел лето на перевале Большой Сен-Бернар, где взбирался с монахами-августинцами по Пеннинским Альпам. Мы спали в палатках, а воду и пищу тащили на закорках. Это считается?
− Боже правый, а печатную машинку вы тоже несли на закорках?
Что-то мелькнуло в его серых глазах, нечто опасное, пошатнувшее былую доброжелательность.
− В этом не было нужды, − отрезал граф. – Я не писал в Альпах.
Глядя ему в глаза, Дейзи решила, что пора сменить тему беседы.
− Вы читаете стихи, а писать их когда-нибудь пробовали?
− Боже упаси, − ответил Себастьян, изобразив такой ужас, что Дейзи не удержалась от смеха. – Читать стихи мне нравится гораздо больше, чем писать их, − признался он. – Уверен, публика мне за это благодарна. А вам нравится поэзия?
− Не знаю, − честно ответила Дейзи. – Я всегда предпочитала романы. И не увлекалась особо стихами.
− Это преступление. – Себастьян поднял руку с книгой, его темные ресницы опустились, когда он устремил взор на страницу:
«Терзают сердце слёзы,
Лишь вспомню о друзьях:
О девах, губки – розы,
Стремительных парнях.
Где реки быстротечны,
Могилы тех ребят;
В полях девчонки вечно
Средь роз увядших спят».
− Невероятно грустно. И все же, стихотворение прекрасно.
− Что ж, если вы так считаете, скажите об этом Марлоу. Может, он купит следующий сборник этого парня. Этот, как я понимаю, Хаусман опубликовал за свой счет после того, как несколько издателей ему отказали.
− В самом деле? Как думаете, почему стихи не приняли?
− Кто знает? – Он закрыл книгу и повернулся, чтобы поставить ее обратно на полку. – Нет смысла гадать о причинах. Они не имеют значения.
− Не имеют значения? – Дейзи не верила своим ушам. – Вы же сами автор, как можно такое говорить? Если бы вам отказали, неужели вы бы не хотели знать почему?
− Не особо.
− Но ведь полезно знать причину отказа?
Эвермор вновь повернулся к ней.
− Для чего?
− Разумеется, чтобы в следующий раз не оплошать. Чтобы чему-то научиться.
− А, мы опять вернулись к старому.
Его тон, снисходительный и немного насмешливый, огорчил ее.
− Мне нравится верить, что любой из нас способен стать лучше, − пояснила Дейзи, многозначительно глядя на него.
− А если он не хочет становиться лучше? Если он вполне доволен собой таким, как есть.
Дейзи, не впечатлившись, фыркнула.
− Человек не должен никогда довольствоваться тем, что есть. Каждому следует стремиться к совершенству.
Взгляд Эвермора скользил по ее лицу с открытостью, которую она сочла обескураживающей.
− Господи, − едва заметно улыбнувшись, пробормотал он, − как же вы молоды.
− Молода? Мне двадцать восемь!
− О, конечно, в таком случае вы отстали от меня всего лишь на какое-то десятилетие. И уже впали в маразм. Признаю ошибку. – Его улыбка стала шире, образовав смеющиеся морщинки в уголках глаз. – Это все веснушки, они ввели меня в заблуждение.
Дейзи раздраженно вздохнула.
− Не дразните меня веснушками! Ненавижу их. Как бы я хотела, чтобы существовало косметическое средство, способное их вывести. Или по крайней мере скрыть.
− Что? – Он потрясенно уставился на нее. – И зачем, во имя всего святого, вам понадобилось их скрывать? Все равно, что желать спрятать прелестный нос или красивые ноги!
Она нахмурилась, озадаченная тем, что граф смотрел на нее, как на сумасшедшую, в то время когда сам, по всей видимости, выжил из ума.
− Но ведь никому не нравятся веснушки. Они некрасивые.
− Чушь. Очевидно, что вы и понятия не имеете о женской красоте. Предположу, что вы вдобавок еще мечтаете о голубых, как у ребенка, глазах, − насмешливо добавил он, − золотистых волосах и губах, подобных бутону розы.
С легкой завистью Дейзи вспомнила сестру.
− Да, − призналась она. – Не без этого.
− Тогда вы сами не понимаете, что несете. Что неудивительно, − добавил Себастьян. – Это обычное для вас дело. Если наступит день, когда вы скажете нечто дельное, я рухну от потрясения.
Дейзи разглядывала его профиль, сомневаясь, чувствовать ей себя польщенной или же оскорбленной.
− Воистину вы самый несносный человек из всех! – вскричала она. – То делаете комплимент, то следом тут же оскорбляете.
− Женщины скрывают веснушки. – Эвермор, все так же не сводя глаз с книжной полки, покачал головой. – Господи, помилуй. Что будет дальше? Марксисты в правительстве?
− Боже, Себастьян, − донесся от двери голос. – Обсуждать марксизм? Ты же знаешь, перед ужином никаких разговоров о политике.
Они обернулись и увидели леди Матильду, входившую в библиотеку, шурша черной шелковой тафтой. Остановившись в дверях, она огорченно воззрилась на племянника.
− Ты даже не налил мисс Меррик шерри? И впрямь, где твои манеры?
Эвермор поклонился и побрел в гостиную на поиски шерри, а Матильда обратилась к Дейзи:
− Мой племянник обычно не бывает столь неучтив. Вы должны его простить.
Дейзи коснулась щеки кончиками пальцев, все еще потрясенная тем, что граф считает ее веснушки красивыми.
− Здесь нечего прощать, − пробормотала она. – Совершенно.
Suoni:
Evelina писал(а):
«Терзают сердце слёзы,
Лишь вспомню о друзьях:
О девах, губки – розы,
Стремительных парнях.
Где реки быстротечны,
Могилы тех ребят;
В полях девчонки вечно
Средь роз увядших спят».
− Невероятно грустно. И все же, стихотворение прекрасно
Лишь вспомню о друзьях:
О девах, губки – розы,
Стремительных парнях.
Где реки быстротечны,
Могилы тех ребят;
В полях девчонки вечно
Средь роз увядших спят».
− Невероятно грустно. И все же, стихотворение прекрасно
Согласна. Красиво и грустно.
Evelina писал(а):
Если наступит день, когда вы скажете нечто дельное, я рухну от потрясения.
Как бы раньше не рухнул , от веснушек Дейзи.
Перевод: Evelina
Редактирование: kerryvaya
Спасибо за главу! Очень интересная, перевод отличный!
