Белый камень в глубине колодца (Семейная сага, 18+)

 » Глава 7. «В лесу родилась Ляночка»

Последнее утро уходящего года выдалось серым и сумрачным. За окном гнездились бурые, разжиревшие тучи, грозя то ли проснежиться дождем, то ли пролиться снегом.
Дубровин открыл глаза, смачно зевнул и уставился в сумрак хмуро и немигающе, как филин. Искал пыльные, советские еще электронные часы с зелеными цифрами. Часы нашлись, зеленые линии не сразу, но сложились в 527. Олег вспомнил, что у него сегодня выходной, и зарылся обратно в подушку.
Встал Дубровин уже глубоко за полдень. Умылся, привычно ощупал нос (тот хоть и болел меньше, но любил отекать по утрам и менять цвет до оттенка спелой сливы), оделся, сжевал на ходу парочку бутербродов и отправился раздавать подарки. Ларке – халат и банные тапочки (в ноябре купил, не пропадать же добру), Втуле – подарочный набор юного алкоголика: красиво упакованная коробка, а в ней – маленькие, с одеколон, бутылочки разномастного элитного пойла, которые Олег привез из Лондона.
Лара, несмотря на вечерний рейс до Еревана, потратила полчаса на изъявления восторгов и попытки впихнуть в Олега остатки диетической «оливьешки», которая в саму Манукян уже не лезла, но выбрасывать было жалко.
Паша бессовестно дрых, обняв руками подушку и пуская слюни в наволочку, поэтому открывала Дубровину очередная Пашина Люся, обернутая полотенцем, как голубец листом капусты, силиконовая кукла.
– Че звонишь так рано? – зевнула она. – Ты кто вообще?
– Дед Мороз в пальто. С Новым годом, Люся! – Олег вручил кукле подарок и отдал честь.
– Я как бы Илона, но спасибо. – Блондинка встряхнула коробку, прислушалась. Полотенце съехало, явив миру гимн пластической хирургии и бабской глупости.– Там что, бокалы?
– Духи, – серьезно сказал Олег. – Французские. Наслаждайтесь, а я пошел.
– Паше что-нибудь передать? – смягчилась Люся-Илона, поправляя полотенце.
– Поздравь его с праздником. Кстати, – Дубровин завертел головой в поисках опознавательных знаков, но увидел только криво прилепленную над зеркалом гирлянду и сувенирный колпак Санты на вешалке, – куда вы дели бабушку? Агнесса Юрьевна, душа моя, вы живы?!
– Олежка пришел! Олеженька мой! – гаркнули из дальней комнаты. – Олежа, забери меня отсюда! К тебе хочу! Павел!!! Отдай меня обратно!
Блондинка покрутила пальцем у виска. В спальне Втула, судя по звукам, ударился лысой башкой о прикроватную тумбочку, а хихикающий Олег презентовал Агнессе Юрьевне упаковку новых, на этот раз красных и желтых, бигуди, чмокнул старушку в сухую щеку и отбыл восвояси.

--------
По радио крутили что-то новогодне-бодрое, и Дубровин, следя за дорогой, немелодично подпевал певице. Природа, щедро одарив Татьяну Петровну и вполне сносно – Владимира Алексеевича, на их великовозрастном отпрыске отыгралась по полной, и петь Олегу было строго противопоказано. Даже в душе, даже в караоке под водочку. Он и не пел обычно, однако праздничным энтузиазмом заразился. Этот энтузиазм был повсюду: в снежинках на лобовом стекле «Тойоты», в разрисованных витринах и баннерах, даже в слегка безумных человеческих волнах, разбивающихся о торговые центры и супермаркеты.
На светофоре образовалась пробка. Барабаня пальцами по рулю и гнусавя бессмертный «Happy New Year», Дубровин от нечего делать глазел по сторонам. Троллейбус, за которым он полз от самой Астраханской, причалил к остановке. Выбравшаяся из троллейбуса сутуловатая фигура показалась Олегу смутно знакомой, и он потер переносицу. Словно почувствовав угрозу в адрес своей драгоценной горбатой персоны, нос заныл.
– С наступающим, Иляна Романовна, – буркнул Дубровин. – Желаю найти под елочкой тихий, покладистый характер.
Ляна Кудряшова одернула черную «аляску» и, сунув руки в карманы, скрылась за дверью кондитерской. На сладенькое потянуло? Или это для Динки?
Загорелся зеленый, Олегу засигналили. Пришлось смириться и ползти дальше.
Второй раз он заметил Ляну у свадебного бутика. Та осторожно шагала по скользкому тротуару, намотав на запястье ручки белого пакета. В пакете угадывался торт.
Светофор был как нельзя кстати. Дубровин опустил стекло.
– Иляна Романовна, вас подвезти?
Ляна вздрогнула, но быстро нашла глазами «Тойоту» и с явным удовольствием показала Олегу средний палец. Дубровин в ответ пожал плечами и отвернулся. На нет и суда нет.
Она запрыгнула в машину буквально за секунду до зеленого сигнала. Хлопнула дверью, стянула с головы лыжную шапочку и демонстративно стряхнула с нее снег.
– Опять к Динке, убивец? Не надоело?
– И вам доброго дня, – не поддался на провокацию Олег. – Печку прибавить или так сойдет? Вы вроде не замерзли.
– Заботливый какой, – умилилась Ляна. Темные кудри торчали во все стороны, только ворон приглашай. – Понял, что с Динки взятки гладки, и решил ограничиться прощальным вечером поэзии? Ты меня удивляешь. – Она протянула руки к теплому воздуху и поежилась. Все-таки перчатки без пальцев – сугубо осенний, пижонский вариант перчаток. – Как там твое бедное больное сердце, не беспокоит? Уйти в расцвете больше не тянет? А вот это зря.
Олег раздраженно выдохнул и сбавил скорость. Рассказала, значит. Как на духу.
– Откуда в тебе столько желчи, а?
– Я холерик, по статусу положено, – парировала Ляна. – А ты меня к тому же еще и бесишь. Проблемы с памятью? Могу подсказать чудесное средство. Берешь скипидар...
– Иди ты в жопу, – огрызнулся Дубровин. – Ни слова больше не скажу. Довезу молча.
Ляна нахохлилась. Неужели стыдно стало? Нужно запомнить этот день!
– Ладно, проехали. В честь праздника, так уж и быть, держи мое королевское «спасибо» и полминуты молчания, прежде чем я навсегда тебя покину.
– Очень любезно с вашей стороны, госпожа! – не удержался Олег.
– Кажется, ты обещал молчать. – Она придержала на коленях норовивший съехать пакет. – Ладно, ладно, не пыхти, кису кис, пису пис. Спасибо, что подвез. По этим скользким колдобинам я бы три часа добиралась... О-о, – Ляна присвистнула, заметив экскаватор и раскуроченный вдоль и поперек тротуар, – да ты мой спаситель! Поцеловать тебя, что ли, в знак глубочайшей признательности?
– Обойдусь, – проворчал Олег.
– Обойдешься, – легко согласилась Кудряшова.
Срок действия пропуска на больничную стоянку истек, Олегу пришлось втискиваться напротив въезда, между двумя занесенными снегом «жигулями».
– Прошу на выход, Ваше Величество. – Он не стал глушить мотор.
– Сервис на высшем уровне. – Ляна криво усмехнулась и почесала шрам на левой щеке.– Может, поговорим серьезно?
– Если только без членовредительства.
– Да кому он сдался, твой ч... Все, теперь точно серьезно, – она вздохнула. – Исчезни из Динкиной жизни, очень прошу. Не звони, не карауль, не таскай ей медведей в мешке. Не знаю, за коим лядом она тебе сдалась. Правда, не знаю. Деньги еще вчера пришли, оперативно сработал, молоток.
– Почему у вас все упирается в деньги? – недоумевал Дубровин. Рука сама повернула ключ, и Красотка перестала фыркать. – Что у тебя, что у нее.
– Вот видишь, какие мы алчные. А ты альтруист, тебе должно быть противно.
– Да при чем здесь?!..
Взгляд Ляны перестал быть скептическим. Теперь она смотрела на Дубровина спокойно и понимающе. Как мама, как доктор, как умудренная опытом старуха Надин. И заговорила так же:
– Олег, – Ляна впервые назвала его по имени, – моей сестре восемнадцать лет. Она с горем пополам закончила девять классов и только в прошлом году узнала, откуда берутся дети. Мы стараемся не зацикливаться на этом, но она другая. Чудес не бывает. Динка никогда не бросится тебе на шею, не растает от комплиментов. Она существует... как бы тебе объяснить?.. автономно от этого мира. Делает изо дня в день одно и то же, готовит одно и то же, ходит одним и тем же путем. Ее счастье – в этом постоянстве. А ты свалился как снег на голову и считаешь себя благородным рыцарем. Не бросил? До больницы довез? Умничка, мальчик, держи конфетку! Да если бы не ты... Чего ты ухмыляешься?
– По-моему, ты все-таки зациклилась, – сказал Дубровин с улыбкой.
Она поперхнулась воздухом.
– Это я зациклилась?!
– Ага. Если тебя кто-то кинул, это не значит, что надо запирать сестру в четырех стенах и запрещать людям дышать на нее. Своей опекой ты только хуже делаешь. Дина у тебя как под конвоем, это неправильно. Она не сможет всю жизнь просидеть у вас под крылышком.
– Дубровин, откуда тебе знать...
– Неоткуда, – согласился он, – и я не лезу в ваш уклад. Просто подумай об этом.
– Вот и не лезь! – Ляна рывком распахнула дверь. Коробка с тортом жалобно хрустнула в ее руках. – Счастливо оставаться!
– Будь здорова, – сказал Олег захлопнутой двери.
Та продолжала дрожать от злости и обиды.

--------
Он уже забыл, каково это – встречать праздник в кругу семьи. И, отказавшись от приглашения Втулы «побаловаться снегурочками», Дубровин ничуть не жалел. Оно того стоило.
Красивая мама в компании соседки напротив что-то резала, крошила и оформляла на кухне. Отец с соседом в шапке Снегурочки (белые косы то и дело окунались в соус, но сосед этого не замечал) смотрел «Иронию судьбы» так пристально, будто видел впервые.
Олег с Кларой на плече уничтожал фруктовую нарезку. Ручная Клара время от времени спускалась на стол и ходила по скатерти, поклевывая кольца для салфеток. Новоприбывший кенарь Карл отходил от шока в новой клетке. Теперь он знал, что такое уставшая от одиночества женщина, и даже чирикнуть боялся.
– Феминизм – страшная сила. – Олег посадил канарейку на палец и пошел на кухню. – Мам, теть Люб, вам помочь?
– Отнеси на стол, пожалуйста. – Пухлая, сдобная тетя Люба вручила ему блюдо с сельдью «под шубой». – Тань, утку пора доставать, а то пересушится!
– Сейчас. – Татьяна Петровна в синем концертном платье, которое по-прежнему прекрасно на ней сидело, и фартуке искала прихватку. – Олег, принеси с лоджии большую кастрюлю, там оливье. И банку с компотом, лучше черешневым. Я в графин налью... Ой, канапе достать забыли!
– Мама, ну куда нам столько? – Дубровин пересадил птичку на плечо и, помимо селедки, взял салатницу с «мимозой».
– Вот завтра проснешься голодным и узнаешь!
– Завтра я проснусь тихим и пьяным, – негромко, чтобы мама не слышала, возразил Олег и, как заправский официант, понес блюда к столу.
Заметив, что конец гирлянды некрасиво свисает с елки, Дубровин сел на корточки, поправил. Деревце было маленькое, почти игрушечное и местами откровенно лысое. Какое нашли. Спохватились-то в последний момент.
В кармане джинсов завозился телефон. Втулкин собственной персоной.
– Еще не соскучился в своем доме престарелых? – Пашин голос перекликался с музыкой и женским смехом. – Да, Машуня, она настоящая. Можешь на зуб попробовать, только не уколись! Блин, вот дура...
Женский смех стал громче.
– Втула, не искушай. К вам я не поеду. – Олег уселся рядом с елкой и взглянул в окно, где набухали первые робкие искры салютов.
– Зря! У меня тут такие снегурки, на любой вкус и цвет. Потом поздно будет, Роща. – У Паши что-то громко дзинькнуло. – Кстати, мерси за подарок! Мы уже опробовали. Подваливай, свой вручу.
– Давай послезавтра.
– Скучный ты, Олег Владимирович, – пожаловался Паша. – Фиг с тобой, развлекай пенсионеров. С Новым, короче!
Втула отключился. Олег кое-как поднялся с пола, чудом не опрокинув елочку.
Телевизор нагло слил «Иронию судьбы» и выдал картинку с торжествующим президентом. Отец и сосед дядя Толя вышли из комы.
– Таня, Люба, скорей за стол! – рявкнул дядя Толя, бывший генерал, но такой же пухлый и сдобный, как тетя Люба, только с усами.
Пока «пенсионеры» внимали проникновенной речи, Олег отправлял эсэмэски. Глупая традиция, но традиция же. Отмечая нужные контакты из списка, Дубровин запнулся на «Кудряшовых». Соригинальничать или стандартную отправить?
Бабуля все-таки назвала свою цену. Божескую, на самом деле, но затянуть пояс потуже все равно придется. Об аварии так никто и не узнал, и мама по-прежнему ругает двери, глядя на многострадальный Олегов нос... Бог с ним, с носом. Что писать-то?
Дубровин решительно стер стандартное новогоднее «Зимним белым покрывалом...» и, подумав, набрал: «Поздравляю с праздником! Желаю здоровья, счастья и чтобы все ваши мечты сбылись». Остальные эсэмэски пошли по конвейеру.
– С Новым годом! – сказал президент.
Куранты на Красной площади забили полночь.

--------
Динка смотрела в окно. За окном что-то усиленно взрывалось, а молодежь со всей больницы махала бенгальскими огнями и провожала уходящий год восторженными воплями. Кто-то, не стесняясь, целовался, но в основном вопили, прыгали и тыкали пальцами в небо, как дети.
– Хочу на улицу, – мечтательно вздохнула Динка.
– К этим придуркам, что ли?
Голос Ляны прозвучал невнятно: она закусывала шампанское мандарином.
– Нет. Гулять всю ночь, пока город спит. – Динка нехотя отвернулась от окна и села обратно на кровать, поджав под себя ноги в шерстяных носках.
– Сегодня город точно будет бодрствовать. Хошь? – Ляна протянула сестре кружку с шампанским. – Чуть-чуть можно.
– Не надо, голова будет болеть. И тебе много не надо.
– Уговорила. – Ляна отставила пустую на треть бутылку и примостилась рядом с сестрой. Обняла, погладила по плечу. Динка, как в детстве, уткнулась бы ей в шею, только гипс здорово мешал. – Послезавтра тебя выписывают.
– Я знаю... Можно мандаринку?
Динка смотрела, как грубые пальцы сестры очищают мандарин. Кожура лопалась с тихим хрупом, и на ней выступали пахучие горьковатые капельки, совсем крошечные и почти незаметные. Ляна разделила цитрус на дольки и сунула в рот одну. Скривилась:
– Кислый, как ты любишь.
Динка ела мандарин, Ляна ковыряла ложечкой остатки торта и удаляла бестолковые эсэмэски от знакомых. Очередное послание удалила с особым чувством. Поучать он ее взялся, сволочь! Решил, что со стороны виднее. Да что он понимает?!
Ляна сама не знала, чем ее так раздражал Олег. Ясно же, что Динка его простила. И не отморозок вроде, а вполне добропорядочный козел. Отвечает за свои поступки.
«Он ее зацепил, Динку, – сообразила Ляна. – Как она про него рассказывала – вспомнить тошно. Олег Владимирович то, Олег Владимирович се... Раньше такой чести удостаивался только Паганини. Вот как он это сделал, а? И как ей только в голову взбрело ему позвонить?»
– Динь, а давай, когда ты выйдешь, по шмотью пройдемся? – предложила Ляна. – Купим тебе что-нибудь, а то ходить не в чем. Кофты на локтях попротирались.
– Давай лучше заплатим за все сразу: за воду, за газ, за свет.
– Так мы уже! Придешь домой, а дома все есть. Я просто хочу нормальный подарок тебе сделать. Полезный. Может, курсы какие-нибудь оплатим?
– Какие курсы? – испугалась Динка. – Зачем курсы?
– Ну, маникюра, допустим. Самые короткие, для расширения горизонтов, – спешно добавила Ляна. – Не век же тебе в библиотеке сидеть... Да, ты права, дурацкая затея. Проехали.
«Выкуси, Дубровин, – удовлетворенно подумала она. – Даже у меня не получилось».
– Динь, – Ляна сделала хитрое лицо и поставила коробку с тортом на тумбочку, – а давай нашу, новогоднюю?
Сестры обнялись и запели вполголоса:

В лесу родилась Ляночка, в лесу она росла.
Зимой и летом стройная, зеленая была...

Родилась Ляна действительно в лесу, семнадцатого января – на целый месяц раньше срока. Лянины родители жили тогда в деревеньке в Тверской области, дороги замело – не проехать, разве что на санях, по снегу. А сани одни на всю деревню, и те с главой администрации неизвестно где катаются.
Лянина мама Даша, Дария Артуровна, сказала: «Не поеду, застрянем. Тут рожать буду».
Папа сказал: «Сама не родишь, предлежание неправильное. Поедем».
Анфиса Руслановна, Дашина мама, ничего не сказала, только ругалась.
Что делать? Поехали на дедовой «копейке», застряли в перелеске. Папа вместе с прихваченным из деревни богатырем Васютой безуспешно толкал легковушку. Пока вытолкали, Ляна успела родиться, ей бабушка Анфиса помогла. А Лянина мама до больницы так и не доехала. Не успела.
Растила Ляну бабушка Анфиса. Убитый горем папа вернулся в родной город, встретил там Динкину маму Карину, женился и приехал за Ляной аж через десять лет. Приехал, потому что бабушка Анфиса умерла от пневмонии и растить Ляну было больше некому.
Ляна не любит об этом вспоминать, но песню зачем-то переделала и однажды спела перед гостями Динкиной мамы. Трехлетней Динке песня очень понравилась, она даже в ладоши захлопала, вот только мама отчего-то разозлилась и поставила Ляну носом в угол. Ляна в ответ подлила ей в дорогое лавандовое масло папиных чернил. Бедная мама от них стала злая и фиолетовая, а угол Ляне – почти родным.

--------
Ляна спала, растянувшись на Динкиной кровати. От шампанского ее всегда клонит в сон.
Динка сидела на стуле, разбирала пакет с вязанием и мечтала, как свяжет Симочке жилет – такой же, как подарила Ляне, только крючком и маленький. У нее как раз оставалась пряжа. Повезло, что жилет для сестры закончила еще в ноябре: сломанная рука помогать здоровой отказывалась.
– Динка, тебе спать не пора? – В палату заглянула молоденькая медсестра Галя.
Вместо ответа Динка показала крючком на Ляну. Шампанское и прочие запрещенные безобразия они с сестрой предусмотрительно спрятали под кроватью.
– Можно она немного полежит?
– Хорошо, – чуть помедлив, разрешила Галя, – но только недолго. И так все отделение на ушах, вы у нас самые тихие.
– Праздник же. – Динка смотрела на пряжу на своих коленях и не смотрела на Галю.
– Стихийное бедствие, а не праздник, – проворчала Галя. Динка заметила, что медсестры, оставленные на дежурство в новогоднюю ночь, ворчат чаще обычных. – Свет выключаю.
Галя ушла. Динка (в темноте она видела неплохо, уж точно лучше Гали) убрала крючок и пряжу в пакет и зевнула. Спать хотелось нестерпимо, но будить Ляну было жалко. Тогда Динка усадила Симочку на покрывало и взяла телефон – посмотреть на Паганини. Взяла и вспомнила, как говорила с Олегом Владимировичем. Интересно, где он сейчас? Чем занимается? Отмечает праздник или спит, как Ляна?
Телефон зажужжал, и на экране появился нераспечатанный конверт от неизвестного номера. Чужих писем Динка не читала, поэтому нажала на красную трубочку, и конверт с экрана исчез.
Ляна жаловалась, что ее достали эти пустые новогодние стишата. Человек берет мобильник, находит в интернете первые попавшиеся рифмы, где есть слова «новый», «год» и «поздравляю», и отправляет их всем номерам адресной книжки без исключения. Динка не понимала, что в этом плохого. И «С Новым годом, Олег Владимирович!» писала абсолютно искренне. Одной рукой получалось медленно и неудобно, но, когда буквы закончились, Динке было вдвойне радостно: у нее получилось!
Ответного сообщения она не ждала. С чего Олегу вспоминать о них? Надин официально, как выразилась Ляна, отпустила ему грехи. Да и откуда ему знать, что пишет именно Динка? Телефон общий, а она не подписывалась.
Желтый конверт от «Дубровин-сволочь» доказал обратное:

«Спасибо, Дина! Поправляйтесь скорей».

 » Коллаж "Новогодний"

Спойлер

by ANnneta